Сергей Рыжков.
Все персонажи данного произведения
являются вымышленными и не имеют
никакого отношения к реально существующим
людям. Все совпадения случайны.
И некая верховная рука
В чьей воле все? кончины и отсрочки
Раздвинув над толпою облака
Выкрадывает нас поодиночке…
Вот он в гробу. Вот он в могильной яме…
Переменив прописку и родство,
Он с ангелами топчет звездный гравий…
Леонид Филатов «Високосный год».
И ПО-ПРЕЖНЕМУ, ЛЮБЛЮ КОФЕ
РОМАН-ФАНТАЗИЯ С РАЗМЫШЛЕНИЯМИ И ЭРОТИЧЕСКИМИ МОМЕНТАМИ
1.
Странное ощущение. Ничем не сопровождающийся полет. Полет это движение, в земном понятии - это ветер, звук, неприятные или напротив приятные ощущения, вибрация. Здесь же ничего. Сознание полета, не более того. Ни тебе ветерка, даже пейзаж не меняется. Пастельных тонов, где цвета перетекают один в другой невидимо для глаза, дымчатая труба, сотканная из очень плотных, похожих на облака пластов, явно неземного происхождения. Гравитации нет. Звуков нет. Запахов нет. Только свет, который не то чтобы виден, а скорее угадывается впереди. Очень странное ощущение. Состояние покоя в полете. И сознание чего - то величавого. Что происходит со мной? Но кто я? Сознание не может оформить мысль. Я - это я. Не более того. Ни имени, ни племени, ни рода. Одно большое «Я». Ощущения времени тоже нет. Давно я здесь лечу? Куда? Зачем? Движение ровное, без толчков и ускорений. А может быть, я не движусь? Движется труба, внутри которой я нахожусь? Нет, это я лечу…
Как птица? У птицы крылья, а у меня руки… Руки? Где руки? Боже мой, рук нет! Ноги…их тоже нет... Тела нет. «И не удивительно - возникает мысль, я же умер.
Все! Я все вспомнил!
Когда мою единственную внучку, в гладком белом платье, самую красивую девушку в мире, под руку повел к алтарю чужой мальчишка. Мурашки, со спины, перебрались в затылок, в висках вдруг заломило, и в ушах появились пробки, ноги послабели. Я глубоко вдохнул, пахнущий ладаном воздух, перекрестился на лик Богородицы. Ломота в висках,
сменилась испариной. В груди что-то лопнуло, как будто мыльный пузырь. Боли не было. Было сознание начала конца.
После церемонии, я, сославшись на усталость, поехал домой.
Уяснив для себя, что час пробил. Боялся я одного, омрачить смертью радость девочки.
Когда в шестьдесят семь ты становишься дедом, имеешь возможность держать на руках нового человека, который знает и еще помнит тайну рождения человеческого существа, который пришел к нам из бытия, ЭТО ли не радость? Прижать к сердцу младенца, кровь -
от крови твоей, растворяешься в нем, отдавая все силы свои, всю мощь, сознания на защи-
ту его. Нет радости больше для живого. Чем увидеть во внуках продолжение свое. Твоя прожитая жизнь кажется мелкой и ненужной, покуда сознание нужности твоей малому су-
ществу не дает тебе сил новых, мощных, светлых. Потому очень не хотелось мне умереть в день свадьбы. Пусть она порадуется. Таинство брака стоит в одном ряду с рождением и смертью. Недаром церковь освящает только эти три события.
Провалявшись неделю в постели, бодрым видом своим, стараясь ввести в заблуждение лекарей. Которые, надобно сказать, мало что соображают в смерти. Оттянув час проща-
ния, как можно дальше. В шестом часу пополудни я усоп. По правде сказать, мне было очень любопытно знать. А что там? После того, как воздух покинул мои легкие, а новую порцию вдохнуть, я не сумел. Голова закружилась, как при погружении в глубокий сон... Но, я тут же проснулся.
Дышалось легко, я откуда - то сверху увидел спину и склоненную голову жены. Загля-
нув через ее плечо я увидел свое дряхлое тело, восьмидесяти - шестилетнего старика с
ввалившимися щеками и закрытыми глазами. Женщина, делившая со мной ложе и кров, последние пятьдесят лет жизни, тихо плакала. Слезы ее падали на мой покрытый седой
щетиной подбородок. Она их зачем - то вытирала. Я хотел ее приободрить, сказать пару слов о том, что я не весь умер, что я здесь. Но ничего не успел. Вихрь подхватил меня, сознание угасло и вот тоннель, в котором я лечу навстречу самой большой тайне мирозда-
ния.
То, или скорее тот, кто меня там ждет не опасен, я точно не испытываю страха перед ним. Скорее радость, как при встрече с родными и любимыми. И очень странное ощущение дежа вю. Со мною такое уже было. Только не в этой жизни.
Удивителен этот полет. Ничего не отвлекает от воспоминаний. Интересно, а, сколько мне сейчас лет? Я отчетливо помню себя ребенком. С самыми радостными мгновениями
в объятиях мамы, бабушки или отца. Подростком - жадно познающим мир в его разнообразии. Юношей - встретившим чувственные удовольствия, проснувшийся инстинкт пола.
Мужчиной - стремящимся создать, сохранить, укрепить дом, семью, полного сил и надежд. Старца - переоценивающего свою жизнь, отбросившего все, по мнению много прожившего человека, мелкое и неважное. Понявшего мелочность материального и глубину духовного.
Вспоминалось, как в молодости очень хотелось научиться хватать гвозди именно из того ящика, где хранятся те, которыми звезды приколачивают к небу.
Это умение дается трудом великим, или везением невероятным.
Умение это спасает от бед неминучих, или приносит беды великие.
Порою возносит на вершину власти и славы, но опасно непредсказуемостью своею. Может в порошок стереть без остатка. Возвеличить может, может в бездну столкнуть. Одарит вдруг, радость посулит. И тут же окутает мраком, страхом повеет.
Богатством поманит, роскошью развратит, слезы, и кровь близких взамен потребует, что куда больнее слез своих и жальче крови собственной. Радостью, светом, солнцем, смехом ребенка, улыбкой младенца наградит, беззубым ртом старца оборотится, слезами старухи одинокой.
Умение это, чревато последствиями непредсказуемыми. Чем чище помыслы человека, чем ближе к Богу он, тем легче нести ему бремя тяжелое, почти неподъемное для души темной.
Когда рука твоя тянется к месту, где хранятся те гвозди, которыми звезды
приколачивают к небу, подумай, не стоит ли отдернуть руку и быстро-быстро спрятать ее за спину.
Я руку удержал, не то, чтобы боялся, но почему-то не хотел этого, лишен был желания обязательно выделится.
Тоннель постепенно расширился, перейдя в огромный зал, а, впрочем, потолка и стен я
так и не видел, только все тот же неяркий туман окружал меня. Он, кажется, был рядом,
но отодвигался, как полоса горизонта, при попытке приблизиться к нему. Очень яркий, но почему – то, не ослепляющий свет исходил из центра.
Не хотелось отводить глаз от этого света, он как будто пульсировал, чуть разгораясь или утихая. Состояние блаженства, наступившее в этот момент, в жизни аналогов не име- ет. Передать его нет никакой возможности. Это можно только испытать, а испытав - осоз-
нать. Вдруг я почувствовал, что меня внимательно рассматривают, причем рассматривают
досконально и скрупулезно. Не только снаружи, но и изнутри. Я усмехнулся, вспомнив, что тела, не имею, а коли так, то и смотреть не на что. Но изучение продолжалось. Тот, кто это делал, относился ко мне благожелательно, как добрый доктор. И вдруг мне был
задан вопрос. Нет, я не услышал голоса, голос возник во мне. Спрашивали мое имя. Я ответил. Так же неслышно. Спросили, не держит ли меня что - ни будь на Земле. Я заплакал, вспомнив про жену, сына, дочь, любимую внучку. Но ответил нет, разумом понимая, что старостью своей доставлю им только лишние хлопоты. У них своя жизнь. Моя миссия закончена. Я старался сделать для них все что мог.
Вместо утешения, со стороны задающего вопросы, возникло, как на экране, в мозгу, изображение моего дома. С сидящими фигурами близких мне людей, тихо разговариваю-
щих обо мне. Бальзамом сердцу моему было то, что никто из них не упрекал меня, ни за что. Все были серьезны, но сдержаны. Только внучка тихонько плакала, уткнувшись в плечо своего молодого мужа. «Храни вас Христос» тихо прошептал я. Изображение раста-
яло.
Расспрашивающий продолжил неслышную беседу со мной. В моем воображении возникали картины из моей жизни. За некоторые из них мне было стыдно и больно. Некоторыми эпизодами, я мог бы гордится. Они шли бесконечной чередой с младенчества до старости. По всякому эпизоду, я получал комментарий. Иногда лестный, иногда ироничный. Но неизбежно доброжелательный. Даже стыдные с моей точки зрения поступки, оправдывались обстоятельствами. Или просто прощались мне. Так родитель прощает любые проступки своему ребенку. Над моими проблемами собеседник подтрунивал, но не зло, а с сочувствием. Так родитель прощает любые проступки своему ребенку.
Я совсем было, раскис, погрязнув в воспоминаниях, как внезапно картины прекратились. Поняв, что беседа закончена, мне захотелось узнать приговор.
Не грезил в жизни о райских кущах, тем не менее, не совершал в жизни смертных грехов, а потому надеялся на снисхождение.
«Разбора полетов», к моему удивлению, не последовало. Я перенесся, или вернее помещение трансформировалось в некое подобие офиса. И я понял, что уже обладаю телом - телом мужчины, таким я был, наверное, лет в тридцать.
Сидел в кресле в центре зала. Где-то слева, над моей головой, на парящем в пространстве подиуме за овальным столом сидела группа людей, чьих лиц я не видел, слов не слышал, но точно знал, что беседуют они обо мне. Мне видны были только высокие спинки кресел, которые скрывали даже затылки. Внезапно, один из собеседников, сидящих ближе всех ко мне, повернул кресло и, наклонившись, взглянул из-за спинки на меня. Я опешил. Это был я. Вернее человек обладал моим лицом. Человек подмигнул мне и вновь скрылся.
Я попытался встать и мне это легко удалось. Ведь я был молодым и полным сил. На мне было одето некое подобие черного комбинезона из эластичной, плотно облегающей тело ткани. Беседующие не обращали на меня никакого внимания.
Вошла девушка или молодая женщина и протянула мне планшет размером с ладонь с темным экраном. Который «ожил», попав ко мне в руки. Девушка пояснила, указывая на экран – здесь указан ваш адрес, дверь открывается прикосновением, здесь же изложены все ваши данные, в том числе личный код. Через него вы свяжетесь со своим куратором сразу по прибытии на место проживания. И, глядя на мой открывшийся для произнесения вопросов рот, закончила – от него вы получите всю интересующую вас информацию. Вас встретят и проводят.
Девушка улыбнулась и вышла.
Я оглянулся, парящий подиум исчез, никого. Направившись в ту сторону, куда ушла девушка, я оказался перед дверью. Створки бесшумно раздвинулись и выпустили меня в сад. Цветы, деревья. Все очень похоже на землю. А где же я? Сев на стоящую возле цветущего куста скамейку, я попытался осознать, что произошло.
2.
«Сынок» - окликнул кто-то меня. Я резко оглянулся. В метре от меня стоял мой отец. Это был он. Только очень молодой. Таким он был в моем детстве. Сейчас мы с ним были примерно ровесниками. Я вскочил, обнял его. Он тряс меня за плечи, улыбался и повторял – «Ну вот и дождался».
- «А где мама?» - спросил я совсем по-детски.
- «Мама уже вернулась, очень ждала тебя, но ее позвали раньше, ты ее встречал, просто не узнал, она твоя внучка!»
Я сел, мгновенно все поняв.
Вот она тайна. Вот в чем выражается бессмертие души. В вечном повторении. Не зря говорят – повториться в своих детях и внуках.
Из оцепенения меня вывел голос отца,
- «Пойдем, у нас с тобой мало времени».
Мы шли по неширокой аллее, которая вывела нас в город или вернее населенный пункт. Пункт, как пункт, только безликий. Дома невысокие в один, два, максимум три этажа и зелень. Больше похоже на курортный поселок где-то на юге. Тепло, солнечно, но не жарко. Людей почти не видно, если и встречаются, идут не спеша, по одному, по двое. О чем-то беседуют.
Пока мы шли, отец расспрашивал меня о детях, о внучке. Как они живут, чем занимаются? Его совершенно не интересовал их, так называемый, материальный уровень. То, к чему мы так стремимся в жизни, материальный достаток здесь никакой роли не играл.
Отец коротко объяснил мне, что человек, заработавший на Земле много денег, но не имевший духовных интересов, здесь был никому не интересен.
Как поведал мне отец, здесь с нетерпением ждали людей, проявивших себя в земной жизни талантами. В искусстве, в обыденной жизни, что зовется жизнью святой, в благотворительности, в защите прав, свобод. Бескорыстных врачей, спасающих жизни, миссионеров, проповедующих добро…талантливых писателей, ученых, актеров…
Я рассказал отцу все, что мог вспомнить о делах, поступках его наследников. Он очень радовался, когда узнал, что внучка пытается писать короткие рассказы. Что она любит природу, держит дома кота и собаку, с которыми возится, как с детьми.
Он радостно потирал руки, хохотал над смешными историями, которые я вспоминал.
Мы подошли к небольшому двухэтажному коттеджу. Отец остановился, попросил меня взять в руки планшет и сверил цифровой код с цифрами на фасаде здания. Подвел меня и велел дотронуться ладонью до двери. Дверь бесшумно открылась. Мы вошли внутрь.
Холл, он же гостиная. Спальня и кухня. Все так, как я люблю. Все привычно. Как будто я сам обустраивал этот дом.
«Нравится?» - спросил отец. «Очень»- не соврал я. Он кивнул, - «Я знал, что тебе понравится, здесь и будешь жить». Он подошел к экрану, вмонтированному в стену, дотронулся, экран «ожил».
-«Сюда введешь код для выхода на куратора. Он ответит на все твои вопросы. Послушай, а после моей смерти ты понял, что я выходил с тобой на связь?»
- «Понял» - ответил я,
- «Это было во сне, я с тобой, как будто, говорил по телефону, ты сказал всего несколько слов, что у тебя все-все хорошо… и пропал. Я тут же проснулся и отчетливо понял, что это был не сон, а реальная беседа, но в тот же момент я вспомнил, что тебя нет. Вот тогда, я получил последнее доказательство существование «загробной жизни. Значит можно выйти на связь с живыми?»
Отец смутился.
– «Можно, но не нужно. Я тогда уговорил куратора дать мне минуту контакта, вообще-то такое не приветствуется, но мне позволили. Больно сильно я переживал, что ушел от вас так неожиданно».
Действительно неожиданно, для всех нас, но не для себя. После смерти отца выяснилось, что он закончил все свои дела. Ничего не завершенного не осталось. Значит, он знал и готовился.
В свой последний день он, живя на даче, съездил на станцию и зарядил газовый баллон, «закатал» несколько банок огурцов, приготовил обед, истопил баню, помылся, лег спать и. обеспокоил жену и внучку только последним звонком по мобильному, из соседней комнаты, когда понял, что уходит. Они вошли, он увидел их, выдохнул и… закрыл глаза навсегда. И они, две его самые любимые женщины, просидели всю ночь у остывающего тела, успокаивая друг друга. Бабушка, поняв, что муж умер, боялась напугать внучку и говорила, что он потерял сознание, а внучка, поняв истину еще раньше бабушки, поддерживала эту ложь, боясь того, что осознание смерти деда, убьет бабушку.
Все персонажи данного произведения
являются вымышленными и не имеют
никакого отношения к реально существующим
людям. Все совпадения случайны.
И некая верховная рука
В чьей воле все? кончины и отсрочки
Раздвинув над толпою облака
Выкрадывает нас поодиночке…
Вот он в гробу. Вот он в могильной яме…
Переменив прописку и родство,
Он с ангелами топчет звездный гравий…
Леонид Филатов «Високосный год».
И ПО-ПРЕЖНЕМУ, ЛЮБЛЮ КОФЕ
РОМАН-ФАНТАЗИЯ С РАЗМЫШЛЕНИЯМИ И ЭРОТИЧЕСКИМИ МОМЕНТАМИ
1.
Странное ощущение. Ничем не сопровождающийся полет. Полет это движение, в земном понятии - это ветер, звук, неприятные или напротив приятные ощущения, вибрация. Здесь же ничего. Сознание полета, не более того. Ни тебе ветерка, даже пейзаж не меняется. Пастельных тонов, где цвета перетекают один в другой невидимо для глаза, дымчатая труба, сотканная из очень плотных, похожих на облака пластов, явно неземного происхождения. Гравитации нет. Звуков нет. Запахов нет. Только свет, который не то чтобы виден, а скорее угадывается впереди. Очень странное ощущение. Состояние покоя в полете. И сознание чего - то величавого. Что происходит со мной? Но кто я? Сознание не может оформить мысль. Я - это я. Не более того. Ни имени, ни племени, ни рода. Одно большое «Я». Ощущения времени тоже нет. Давно я здесь лечу? Куда? Зачем? Движение ровное, без толчков и ускорений. А может быть, я не движусь? Движется труба, внутри которой я нахожусь? Нет, это я лечу…
Как птица? У птицы крылья, а у меня руки… Руки? Где руки? Боже мой, рук нет! Ноги…их тоже нет... Тела нет. «И не удивительно - возникает мысль, я же умер.
Все! Я все вспомнил!
Когда мою единственную внучку, в гладком белом платье, самую красивую девушку в мире, под руку повел к алтарю чужой мальчишка. Мурашки, со спины, перебрались в затылок, в висках вдруг заломило, и в ушах появились пробки, ноги послабели. Я глубоко вдохнул, пахнущий ладаном воздух, перекрестился на лик Богородицы. Ломота в висках,
сменилась испариной. В груди что-то лопнуло, как будто мыльный пузырь. Боли не было. Было сознание начала конца.
После церемонии, я, сославшись на усталость, поехал домой.
Уяснив для себя, что час пробил. Боялся я одного, омрачить смертью радость девочки.
Когда в шестьдесят семь ты становишься дедом, имеешь возможность держать на руках нового человека, который знает и еще помнит тайну рождения человеческого существа, который пришел к нам из бытия, ЭТО ли не радость? Прижать к сердцу младенца, кровь -
от крови твоей, растворяешься в нем, отдавая все силы свои, всю мощь, сознания на защи-
ту его. Нет радости больше для живого. Чем увидеть во внуках продолжение свое. Твоя прожитая жизнь кажется мелкой и ненужной, покуда сознание нужности твоей малому су-
ществу не дает тебе сил новых, мощных, светлых. Потому очень не хотелось мне умереть в день свадьбы. Пусть она порадуется. Таинство брака стоит в одном ряду с рождением и смертью. Недаром церковь освящает только эти три события.
Провалявшись неделю в постели, бодрым видом своим, стараясь ввести в заблуждение лекарей. Которые, надобно сказать, мало что соображают в смерти. Оттянув час проща-
ния, как можно дальше. В шестом часу пополудни я усоп. По правде сказать, мне было очень любопытно знать. А что там? После того, как воздух покинул мои легкие, а новую порцию вдохнуть, я не сумел. Голова закружилась, как при погружении в глубокий сон... Но, я тут же проснулся.
Дышалось легко, я откуда - то сверху увидел спину и склоненную голову жены. Загля-
нув через ее плечо я увидел свое дряхлое тело, восьмидесяти - шестилетнего старика с
ввалившимися щеками и закрытыми глазами. Женщина, делившая со мной ложе и кров, последние пятьдесят лет жизни, тихо плакала. Слезы ее падали на мой покрытый седой
щетиной подбородок. Она их зачем - то вытирала. Я хотел ее приободрить, сказать пару слов о том, что я не весь умер, что я здесь. Но ничего не успел. Вихрь подхватил меня, сознание угасло и вот тоннель, в котором я лечу навстречу самой большой тайне мирозда-
ния.
То, или скорее тот, кто меня там ждет не опасен, я точно не испытываю страха перед ним. Скорее радость, как при встрече с родными и любимыми. И очень странное ощущение дежа вю. Со мною такое уже было. Только не в этой жизни.
Удивителен этот полет. Ничего не отвлекает от воспоминаний. Интересно, а, сколько мне сейчас лет? Я отчетливо помню себя ребенком. С самыми радостными мгновениями
в объятиях мамы, бабушки или отца. Подростком - жадно познающим мир в его разнообразии. Юношей - встретившим чувственные удовольствия, проснувшийся инстинкт пола.
Мужчиной - стремящимся создать, сохранить, укрепить дом, семью, полного сил и надежд. Старца - переоценивающего свою жизнь, отбросившего все, по мнению много прожившего человека, мелкое и неважное. Понявшего мелочность материального и глубину духовного.
Вспоминалось, как в молодости очень хотелось научиться хватать гвозди именно из того ящика, где хранятся те, которыми звезды приколачивают к небу.
Это умение дается трудом великим, или везением невероятным.
Умение это спасает от бед неминучих, или приносит беды великие.
Порою возносит на вершину власти и славы, но опасно непредсказуемостью своею. Может в порошок стереть без остатка. Возвеличить может, может в бездну столкнуть. Одарит вдруг, радость посулит. И тут же окутает мраком, страхом повеет.
Богатством поманит, роскошью развратит, слезы, и кровь близких взамен потребует, что куда больнее слез своих и жальче крови собственной. Радостью, светом, солнцем, смехом ребенка, улыбкой младенца наградит, беззубым ртом старца оборотится, слезами старухи одинокой.
Умение это, чревато последствиями непредсказуемыми. Чем чище помыслы человека, чем ближе к Богу он, тем легче нести ему бремя тяжелое, почти неподъемное для души темной.
Когда рука твоя тянется к месту, где хранятся те гвозди, которыми звезды
приколачивают к небу, подумай, не стоит ли отдернуть руку и быстро-быстро спрятать ее за спину.
Я руку удержал, не то, чтобы боялся, но почему-то не хотел этого, лишен был желания обязательно выделится.
Тоннель постепенно расширился, перейдя в огромный зал, а, впрочем, потолка и стен я
так и не видел, только все тот же неяркий туман окружал меня. Он, кажется, был рядом,
но отодвигался, как полоса горизонта, при попытке приблизиться к нему. Очень яркий, но почему – то, не ослепляющий свет исходил из центра.
Не хотелось отводить глаз от этого света, он как будто пульсировал, чуть разгораясь или утихая. Состояние блаженства, наступившее в этот момент, в жизни аналогов не име- ет. Передать его нет никакой возможности. Это можно только испытать, а испытав - осоз-
нать. Вдруг я почувствовал, что меня внимательно рассматривают, причем рассматривают
досконально и скрупулезно. Не только снаружи, но и изнутри. Я усмехнулся, вспомнив, что тела, не имею, а коли так, то и смотреть не на что. Но изучение продолжалось. Тот, кто это делал, относился ко мне благожелательно, как добрый доктор. И вдруг мне был
задан вопрос. Нет, я не услышал голоса, голос возник во мне. Спрашивали мое имя. Я ответил. Так же неслышно. Спросили, не держит ли меня что - ни будь на Земле. Я заплакал, вспомнив про жену, сына, дочь, любимую внучку. Но ответил нет, разумом понимая, что старостью своей доставлю им только лишние хлопоты. У них своя жизнь. Моя миссия закончена. Я старался сделать для них все что мог.
Вместо утешения, со стороны задающего вопросы, возникло, как на экране, в мозгу, изображение моего дома. С сидящими фигурами близких мне людей, тихо разговариваю-
щих обо мне. Бальзамом сердцу моему было то, что никто из них не упрекал меня, ни за что. Все были серьезны, но сдержаны. Только внучка тихонько плакала, уткнувшись в плечо своего молодого мужа. «Храни вас Христос» тихо прошептал я. Изображение раста-
яло.
Расспрашивающий продолжил неслышную беседу со мной. В моем воображении возникали картины из моей жизни. За некоторые из них мне было стыдно и больно. Некоторыми эпизодами, я мог бы гордится. Они шли бесконечной чередой с младенчества до старости. По всякому эпизоду, я получал комментарий. Иногда лестный, иногда ироничный. Но неизбежно доброжелательный. Даже стыдные с моей точки зрения поступки, оправдывались обстоятельствами. Или просто прощались мне. Так родитель прощает любые проступки своему ребенку. Над моими проблемами собеседник подтрунивал, но не зло, а с сочувствием. Так родитель прощает любые проступки своему ребенку.
Я совсем было, раскис, погрязнув в воспоминаниях, как внезапно картины прекратились. Поняв, что беседа закончена, мне захотелось узнать приговор.
Не грезил в жизни о райских кущах, тем не менее, не совершал в жизни смертных грехов, а потому надеялся на снисхождение.
«Разбора полетов», к моему удивлению, не последовало. Я перенесся, или вернее помещение трансформировалось в некое подобие офиса. И я понял, что уже обладаю телом - телом мужчины, таким я был, наверное, лет в тридцать.
Сидел в кресле в центре зала. Где-то слева, над моей головой, на парящем в пространстве подиуме за овальным столом сидела группа людей, чьих лиц я не видел, слов не слышал, но точно знал, что беседуют они обо мне. Мне видны были только высокие спинки кресел, которые скрывали даже затылки. Внезапно, один из собеседников, сидящих ближе всех ко мне, повернул кресло и, наклонившись, взглянул из-за спинки на меня. Я опешил. Это был я. Вернее человек обладал моим лицом. Человек подмигнул мне и вновь скрылся.
Я попытался встать и мне это легко удалось. Ведь я был молодым и полным сил. На мне было одето некое подобие черного комбинезона из эластичной, плотно облегающей тело ткани. Беседующие не обращали на меня никакого внимания.
Вошла девушка или молодая женщина и протянула мне планшет размером с ладонь с темным экраном. Который «ожил», попав ко мне в руки. Девушка пояснила, указывая на экран – здесь указан ваш адрес, дверь открывается прикосновением, здесь же изложены все ваши данные, в том числе личный код. Через него вы свяжетесь со своим куратором сразу по прибытии на место проживания. И, глядя на мой открывшийся для произнесения вопросов рот, закончила – от него вы получите всю интересующую вас информацию. Вас встретят и проводят.
Девушка улыбнулась и вышла.
Я оглянулся, парящий подиум исчез, никого. Направившись в ту сторону, куда ушла девушка, я оказался перед дверью. Створки бесшумно раздвинулись и выпустили меня в сад. Цветы, деревья. Все очень похоже на землю. А где же я? Сев на стоящую возле цветущего куста скамейку, я попытался осознать, что произошло.
2.
«Сынок» - окликнул кто-то меня. Я резко оглянулся. В метре от меня стоял мой отец. Это был он. Только очень молодой. Таким он был в моем детстве. Сейчас мы с ним были примерно ровесниками. Я вскочил, обнял его. Он тряс меня за плечи, улыбался и повторял – «Ну вот и дождался».
- «А где мама?» - спросил я совсем по-детски.
- «Мама уже вернулась, очень ждала тебя, но ее позвали раньше, ты ее встречал, просто не узнал, она твоя внучка!»
Я сел, мгновенно все поняв.
Вот она тайна. Вот в чем выражается бессмертие души. В вечном повторении. Не зря говорят – повториться в своих детях и внуках.
Из оцепенения меня вывел голос отца,
- «Пойдем, у нас с тобой мало времени».
Мы шли по неширокой аллее, которая вывела нас в город или вернее населенный пункт. Пункт, как пункт, только безликий. Дома невысокие в один, два, максимум три этажа и зелень. Больше похоже на курортный поселок где-то на юге. Тепло, солнечно, но не жарко. Людей почти не видно, если и встречаются, идут не спеша, по одному, по двое. О чем-то беседуют.
Пока мы шли, отец расспрашивал меня о детях, о внучке. Как они живут, чем занимаются? Его совершенно не интересовал их, так называемый, материальный уровень. То, к чему мы так стремимся в жизни, материальный достаток здесь никакой роли не играл.
Отец коротко объяснил мне, что человек, заработавший на Земле много денег, но не имевший духовных интересов, здесь был никому не интересен.
Как поведал мне отец, здесь с нетерпением ждали людей, проявивших себя в земной жизни талантами. В искусстве, в обыденной жизни, что зовется жизнью святой, в благотворительности, в защите прав, свобод. Бескорыстных врачей, спасающих жизни, миссионеров, проповедующих добро…талантливых писателей, ученых, актеров…
Я рассказал отцу все, что мог вспомнить о делах, поступках его наследников. Он очень радовался, когда узнал, что внучка пытается писать короткие рассказы. Что она любит природу, держит дома кота и собаку, с которыми возится, как с детьми.
Он радостно потирал руки, хохотал над смешными историями, которые я вспоминал.
Мы подошли к небольшому двухэтажному коттеджу. Отец остановился, попросил меня взять в руки планшет и сверил цифровой код с цифрами на фасаде здания. Подвел меня и велел дотронуться ладонью до двери. Дверь бесшумно открылась. Мы вошли внутрь.
Холл, он же гостиная. Спальня и кухня. Все так, как я люблю. Все привычно. Как будто я сам обустраивал этот дом.
«Нравится?» - спросил отец. «Очень»- не соврал я. Он кивнул, - «Я знал, что тебе понравится, здесь и будешь жить». Он подошел к экрану, вмонтированному в стену, дотронулся, экран «ожил».
-«Сюда введешь код для выхода на куратора. Он ответит на все твои вопросы. Послушай, а после моей смерти ты понял, что я выходил с тобой на связь?»
- «Понял» - ответил я,
- «Это было во сне, я с тобой, как будто, говорил по телефону, ты сказал всего несколько слов, что у тебя все-все хорошо… и пропал. Я тут же проснулся и отчетливо понял, что это был не сон, а реальная беседа, но в тот же момент я вспомнил, что тебя нет. Вот тогда, я получил последнее доказательство существование «загробной жизни. Значит можно выйти на связь с живыми?»
Отец смутился.
– «Можно, но не нужно. Я тогда уговорил куратора дать мне минуту контакта, вообще-то такое не приветствуется, но мне позволили. Больно сильно я переживал, что ушел от вас так неожиданно».
Действительно неожиданно, для всех нас, но не для себя. После смерти отца выяснилось, что он закончил все свои дела. Ничего не завершенного не осталось. Значит, он знал и готовился.
В свой последний день он, живя на даче, съездил на станцию и зарядил газовый баллон, «закатал» несколько банок огурцов, приготовил обед, истопил баню, помылся, лег спать и. обеспокоил жену и внучку только последним звонком по мобильному, из соседней комнаты, когда понял, что уходит. Они вошли, он увидел их, выдохнул и… закрыл глаза навсегда. И они, две его самые любимые женщины, просидели всю ночь у остывающего тела, успокаивая друг друга. Бабушка, поняв, что муж умер, боялась напугать внучку и говорила, что он потерял сознание, а внучка, поняв истину еще раньше бабушки, поддерживала эту ложь, боясь того, что осознание смерти деда, убьет бабушку.
