носившая гордое название «Андроповка», по имени правящего генсека в чьи времена появилась в продаже, также известная в кругах работяг под именем «Коленвал», поскольку буквы на этикетке располагались не прямо, а вразнобой.
Портвейны, это гордое имя носили плодово- ягодные производные по вкусу и качеству, как утверждали люди знающие хуже самого дрянного «Порто», носившие звучные имена – «Агдам», «Хирса». «Аргвета» или просто номера - №13, №33, №72, №777, среди портвейнов стояло несколько бутылок с напитками под названием «Южное», Вермут красный и Красное крепкое, игнорировавшиеся в свое время даже завзятыми алкашами, как питье совершенно неудобоваримое и при значительном потреблении сбивающее с ног и отшибающее память. Удивительно, но эти бутылки тоже были початы, значит нашлись любители и у этого изыска.
Заметив, сквозь чад меня Дорогушин, бросив ненужный инструмент вскочил и бросился мне на шею, сбивчиво объясняя, что, в последний день решил вспомнить свою комсомольскую юность, поездки в колхоз «на картошку» и создал, как витиевато он выразился имитацию полевого стана, где вечерами, после трудового дня молодежь проводила досуг.
- «Ну что же» - пробормотал я.
- «Досуг удался на славу».
- «Я знал сто тебе понлавится» - искренне произнес провожаемый.
- «Смотли, здесь все свои» - широким жестом хозяин обвел присутствующих.
И действительно, многих присутствующих я, шапочно, но знал, хотя и не всех ожидал здесь увидеть, например, Сашу в костюме-тройке или Христофора. Само-собой среди присутствующих был Дорогушин младший с подругой Резедой, простивший отца и теперь искренне сопереживавший папаше, не желающему возвращаться в мир земной. На почетном ящике сидела соратница Толяна по здешней жизни, известная под именем Колобочек вкупе со своей сестрой близнецом, обе разомлевшие и покрасневшие от духоты и выпитого, но зорко поглядывающие по сторонам и не забывающие одергивать короткие юбки так и норовившие подняться на недопустимую высоту. Было еще несколько субьектов, хорошо знавших Толяна, но незнакомых мне по прошлой жизни, хотя, возможно, я просто их не узнал.
Веселье было в разгаре. Трезвых не было. Для того, чтобы влиться в дружный споенный коллектив, требовалось «догнать» присутствующих в плане потребленного. Однако, вливать в себя то, что в изобилии предлагалось совсем не хотелось и, даже понимая, что здоровье беречь здесь не для кого, привычки прошлого не оставляли.
- «Послушай, Толян» - произнес я хозяину на ухо, дабы не обидеть гостей со вкусом вкушавших предлагаемый ассортимент.
- «Нет ли у тебя чего попроще, не из настолько далекого прошлого, коньяк, виски»?
Дорогушин не обиделся, а повел меня в кухню, где показал стоящую в шкафчике початую, но заботливо заткнутую пластиковой пробочкой бутылку армянского коньяка с тремя звездочками на кольяретке.
- «Вот, Колобосек у меня любит, юмашку плопустить» - и смахнул набежавшую слезу.
Дабы не провоцировать гостей на вопросы, я налил себе в граненый стакан граммов сто пятьдесят крепкого напитка, надеясь, что присутствующие не разберут в полумраке подмены портвейна на коньяк и не осудят меня.
В комнате, едва мы появились зазвучали тосты с пожеланиями Дорогушину в новой реинкарнации счастья и успехов, стаканы сдвинулись в едином порыве, я присоединился и отпив из емкости половину закусил соленым огурчиком. Несмотря на то, что закуска не была подходящей огурец оказался вкусным и мягко протолкнул дубоватый коньячок в пищевод.
Отваливаемый вновь прослезился и подхватил зазвучавшие из допотопного кассетного магнитофона слова песни из юности – «Любовь, комсомол и весна», утер нос рукавом тельника и подойдя ко мне тихонько сказал,
- «Палысь, ты уж не блосай Колобоська, она без меня плопадет» -взглянув на него я осознал, что говорит он искренне и, конечно пообещал ему присмотреть за подругой. Зачем разочаровывать человека, очевидно он считает, что без него она будет страдать и убиваться. Ну-ну как же, и остановил себя – а что ты о ней знаешь? Может быть и в самом деле будет страдать.
- «Присмотрю» - сказал я Толяну вполне серьезно и допил коньяк.
Внутри потеплело, лица присутствующих стали видится более четко. Пошел на кухню в шкафчик за новой порцией, отметив себе – надо спросить хозяина или лучше хозяйку нет ли где еще бутылочки, поняв, что этим не кончится.
Песни сменились танцами, меня выбрала сестра-близнец Колобочка имени которой никак не мог вспомнить, что-то нетрадиционное – Рената, Илона – Валерия, осенило меня. Стало легче, неловко как-то спрашивать имя девушки, с которой тебя недавно познакомили.
В медленно-томном танце под мелодию щемяще знакомую и такую же древнюю как я сам, но по счастью неопределяемую памятью, партнерша прижималась ко мне, было приятно. Пахла она чем-то неожиданно пряным, но не горьким и не резким от тела исходило жаркое тепло, но запаха пота, который мог испортить все впечатление не ощущалось. Тело под руками, ощущаемое сквозь тонкую ткань было упругим, горячим и сухим. На вид она казалась довольно рыхлой, а на ощупь, что удивительно нет. Сначала меня взволновал только запах исходящий от нее, а потом, когда я ощутил его тактильно и тело, столь близкое и горячее. По привычке, аккуратно стал ощупывать тело пытаясь угадать какое белье носит и носит ли вообще что-либо под одеждой девушка по имени Валерия. Белье было, но немного и присутствовало оно лишь фрагментарно. На спине ощущалась полоска лифчика, узкая и без застежки, значит застегивается впереди, отметил я себе от трусиков поясок и только, значит стринги, понял я.
Мелодия все тянулась и тянулась, я все возбуждался и возбуждался. Что-то меня звало к ней, очевидно те самые феромоны, которые манят мужиков и выбивают из них остатки разума. Я, некстати вспомнил ее с еще не исчезнувшими следами недавнего оргазма на лице, когда Боря выводил ее из кустов в «Райский сад», а Боря, несмотря на свою Би-сущность, знал толк и в женщинах тоже.
Ко мне или к ней, лихорадочно перебирал я немногочисленные варианты или прямо здесь, но здесь, похоже негде. Пусть сама решает.
- «Валерия» - сдавленно прошептал я в самое ухо. Она, понятливо провела мне по спине рукой и прихлопнула, как припечатала.
- «Валерия – моя сестра, а я Света» - как я мог так облажаться, перепутать имена, теперь все пропало, опять вечер впустую.
Но Света, нисколько не смутившись продолжила,
- «Нас часто путают, я привыкла. Ты что-то хотел предложить»?
- «Да-да» - начал я заикаясь.
- «Может прогуляемся»? – что-то более глупое трудно было придумать.
Девушка, понимающе усмехнулась и ответила, как будто умела читать мысли.
- «К тебе или ко мне»? – Как школьник, потупив глаза и даже, кажется покраснев шепнул.
- «К тебе» - сам не знаю почему выбрал я чужой дом, наверное, не мог себе представить такую девушку в своей, практически, холостяцкой квартире.
Я подошел к хозяину и тихонько сказал, что отойду на время, он, посмотрев на мою спутницу поднял глаза вверх и со вздохом и пониманием кивнул.
Взявшись за руки, мы вышли в ночь. Звуки рояля вдалеке стихли или, скорее не были слышны, погоду делали звуки, исходящие из распахнутых окон дома Дорогушина. Светлана шла молча, небыстро, опустив голову и чему-то слегка улыбаясь, чему-то своему.
Я далек был от мысли, что улыбается она в предвкушении близкого со мной общения.
41.
Как, впрочем, и все здесь дом Светланы оказался неподалеку. В один из дней, проходя неподалеку, я обратил на него внимания и сразу же «окрестил» «Шале». Что такое «шале», я не знаю, но этот дом напоминал мне то, что в моем воображении числилось как «шале» - приземистое здание, значительной площади с огромными окнами, которых было почти не видно под выступами крытой черепицей крыши которая нависала над ними выступая на два-три метра от фасада.
Благодаря этому, как мне казалось в помещении всегда было сумрачно и, возможно, даже сыро. К низкому, всего в две ступени крыльцу мы и подошли. Открыв дверь прикосновением руки Светлана посторонилась и пропустила меня вперед. Войдя в огромный холл, в котором действительно царил полумрак, но тут же вспыхнул свет заливший весь низкий потолок, я был поражен стильным интерьером, в отличии от домика Дорогушина, в котором обитала ее единоутробная сестра это был дом с претензией на изыск и шок одновременно. Помещение напоминало студию, только очень-очень большую, пространство было поделено на зоны низкими диванами, стеклянными на металлической основе стеллажами с книгами и стоящими между ними предметами, назвать которые безделушками у меня не поворачивался язык, скорее это были произведения искусства, насколько необычно и даже изысканно они выглядели. Также пространство делилось прозрачными, практически невидимыми, а где-то напротив непроницаемыми занавесами, некоторые были распахнуты и их края лежали на мебели, другие плотно сдвинуты.
Светлана в своей короткой юбке и облегающей блузке смотрелась здесь инородным предметом, как, впрочем, и я в своем цвета хаки комбезе и тапочках.
Усмехнувшись моему шоку и извинившись, все-таки она умела читать мысли, девушка скрылась за одним из занавесов и спустя пару минут вышла оттуда босая в ниспадающей потоком, слепяще-блестящей тунике до середины колена, которая скрывала ее довольно полные бедра и другие особенности фигуры, дефектами, которые назвать я бы поостерегся.
Свет потолка стал менее ярким. Подняв голову понял, то что я принял за светильники было огромным экраном, на который в данный момент транслировалось небо, облака прикрыли солнце, потому и потемнело. В одной из стен было огромное зеркало, бронзового оттенка. но не сплошное, а составленное из множества небольших размером с лист бумаги формата А 4 скрепленных узкими металлическими полосками из старой или имитирующего старую бронзу металла.
Светлана подошла к нему, мельком взглянула на себя и рукой поправила высоко поднятые волосы на затылке, остальное, очевидно ее устроила и подойдя ко мне и протянув руки толи спросила, толи объявила – кофе.
Я по-прежнему люблю кофе и протолкнув в себя, глотательным движением возникший от шока, увиденного ком, кивнул. Хозяйка повернулась и подойдя к одному из занавесов легко его подвинула, открыв зону кухни.
Не нужно быть проницательным, чтобы понять, готовкой на кухне не занимались. Так – гренки, омлет, сандвич. А вот кофемашина была хороша. Как будто из старых французских фильмов, профессиональная, похоже, что и на самом деле старинная пузатая, с медной трубкой капучинатора, двухрожковая-эспрессо с тяжеленными медными ручками, глубокими загрузочными чашками холдера, и рычагами для подачи воды. Она смотрела на меня большим стеклянным глазом манометра с подрагивающей в центре на границе с красной зоной стрелкой.
Я не удержался и погладил аппарат по теплому боку. Рядом торчала, такая же древняя труба гриндера - кофемолки. Кофе был отменным, не знаю, что за сорт, но запах имел изумительный. Очевидно бленд – хороший купаж. Это я почувствовал, когда открыл крышку банки дабы насыпать зерна для помола, размолотый кофе пахнул еще вкуснее. Аккуратно, стараясь на просыпать, я подставил холдер под контейнер для помола и дважды потянул за дозатор. Аппарат отмерял мне положенные два раза по шесть грамм порошка, слегка спрессовав порошок, вращательным движением вставив его в латунную головку, подставил по обе стороны две чашки-демитассе объемом 88 миллилитров из толстого фарфора, стоящие перевернутыми на верхней решетке машины и потому прогретыми и нажал рычаг бойлера вниз. Выждав положенные 25 секунд поднял рычаг, дождался, когда холдер отдаст последние капли и выставил чашки на блюдца.
Светлана, с интересом наблюдала за моими манипуляциями и, увидев, что напиток готов указала мне низкий столик, на который успела положить две тканые салфетки. Сев напротив друг друга в стоящие у стола кресла, мы взяли чашки в руки и Света, вдруг вскинула голову,
- «Сахар»? – я покачал головой, погруженный в аромат исходящий от чашки.
- «Божественно» - не удержался я от восторга, допивая последние капли.
– «Откуда такая замечательная машина»? Девушка пожала плечами,
- «Когда-то я работала на похожей, но попроще, всегда мечтала иметь дома. Вот и исполнила мечту идиотки, хоть и на том свете».
- «Ты работала в торговле»? - удивился я.
- «А что тут странного, я из простых, это потом уж была женой олигарха».
И в ответ на мой изумленный взгляд, прибавила,
- «Да-да, мы с сестрицей почудили. Из грязи – в князи. Все мы там кем-то были, а тут...» - и вдруг грудным голосом затянула,
- «Я проститутка, я фея из бара, я черная моль, я летучая мышь, вино и мужчины – моя атмосфэра, привет, эмигранты – в свободный Париж» - и «сделала» ручкой.
- «Это ты к чему»?
Света поднялась и поцеловала меня в макушку.
- «Это я к тому, что здесь «этим» - она сделала акцент на последнем слове,
- «Занимаюсь не для заработка, а удовольствия для».
Она снова подошла к зеркалу и нажатием какого-то механизма опустила зазеркаленную часть стены, превратив ее в огромную кровать.
И указав на небольшую дверь добавила,
- «Душ там».
Действительно, весь в зеркальных стенах душ был за дверью, большая кабина, со всеми мыслимыми режимами подачи воды, пара и камерной музыки, в центре. Девушка любила поражать гостей.
После принятого душа, передо мной возникла проблема, в каком виде должен я возникнуть перед хозяйкой. Если «без ничего» - то мы не настолько знакомы, к тому же, если честно, свое, на данный момент хотя и довольно молодое тело, не мог считать настолько совершенным, дабы появлением своим в образе Аполлона, оказать какое-нибудь благоприятное воздействие на столь искушенную, а она без обиняков дала мне это понять, дамы. Напялить на чистое тело пыльный и пропахший Дорогушинскими гостями комбез не хотелось. А третьего не предложено, хотя я не любитель в гостях выходить к хозяйке в ее дезабилье, которое намеренно или нет частенько оказывается в мыльне и ни к чему, кроме курьезов не приводит. Но ничего похожего на халатик или пеньюар не было.
К тому же, довольно странный и, на мой взгляд слишком, для малознакомых людей откровенный разговор не поспособствовал увеличению моего, в недавнем еще времени вожделения и вид моего детородного органа не до конца готового к совокуплению, вряд ли впечатлит девушку. Обернуться полотенцем – банально, не в бане. Принял компромиссное решение, надел трусы, они хоть и не слишком свежие, у утра ношу, но опыт показывает, вид мужчины в трусах, многих женщин впечатляет, к тому же будет, что снять. А полотенце кинул на плечо, опустив его с тем расчетом, чтобы длинный край трусы прикрывал, оставляя интригу.
Открыв дверь, попал в совершенно новую атмосферу, облачное небо сменил звездный купол, из затемненных углов выплывали и обнимали тело чарующие звуки восточных мотивов усугубляемые пряными, но не резкими и не туманящими разума ароматами. Блестящий наряд хозяйки дома поблескивал в полумраке она сидела в углу большого дивана на котором стояла початая бутылка и два полных наполовину бокала, музыка перешла в более высокую тональность, кажется солировал инструмент, зовущийся циранопох или в просторечии дудук, но первое звучало торжественнее.
Портвейны, это гордое имя носили плодово- ягодные производные по вкусу и качеству, как утверждали люди знающие хуже самого дрянного «Порто», носившие звучные имена – «Агдам», «Хирса». «Аргвета» или просто номера - №13, №33, №72, №777, среди портвейнов стояло несколько бутылок с напитками под названием «Южное», Вермут красный и Красное крепкое, игнорировавшиеся в свое время даже завзятыми алкашами, как питье совершенно неудобоваримое и при значительном потреблении сбивающее с ног и отшибающее память. Удивительно, но эти бутылки тоже были початы, значит нашлись любители и у этого изыска.
Заметив, сквозь чад меня Дорогушин, бросив ненужный инструмент вскочил и бросился мне на шею, сбивчиво объясняя, что, в последний день решил вспомнить свою комсомольскую юность, поездки в колхоз «на картошку» и создал, как витиевато он выразился имитацию полевого стана, где вечерами, после трудового дня молодежь проводила досуг.
- «Ну что же» - пробормотал я.
- «Досуг удался на славу».
- «Я знал сто тебе понлавится» - искренне произнес провожаемый.
- «Смотли, здесь все свои» - широким жестом хозяин обвел присутствующих.
И действительно, многих присутствующих я, шапочно, но знал, хотя и не всех ожидал здесь увидеть, например, Сашу в костюме-тройке или Христофора. Само-собой среди присутствующих был Дорогушин младший с подругой Резедой, простивший отца и теперь искренне сопереживавший папаше, не желающему возвращаться в мир земной. На почетном ящике сидела соратница Толяна по здешней жизни, известная под именем Колобочек вкупе со своей сестрой близнецом, обе разомлевшие и покрасневшие от духоты и выпитого, но зорко поглядывающие по сторонам и не забывающие одергивать короткие юбки так и норовившие подняться на недопустимую высоту. Было еще несколько субьектов, хорошо знавших Толяна, но незнакомых мне по прошлой жизни, хотя, возможно, я просто их не узнал.
Веселье было в разгаре. Трезвых не было. Для того, чтобы влиться в дружный споенный коллектив, требовалось «догнать» присутствующих в плане потребленного. Однако, вливать в себя то, что в изобилии предлагалось совсем не хотелось и, даже понимая, что здоровье беречь здесь не для кого, привычки прошлого не оставляли.
- «Послушай, Толян» - произнес я хозяину на ухо, дабы не обидеть гостей со вкусом вкушавших предлагаемый ассортимент.
- «Нет ли у тебя чего попроще, не из настолько далекого прошлого, коньяк, виски»?
Дорогушин не обиделся, а повел меня в кухню, где показал стоящую в шкафчике початую, но заботливо заткнутую пластиковой пробочкой бутылку армянского коньяка с тремя звездочками на кольяретке.
- «Вот, Колобосек у меня любит, юмашку плопустить» - и смахнул набежавшую слезу.
Дабы не провоцировать гостей на вопросы, я налил себе в граненый стакан граммов сто пятьдесят крепкого напитка, надеясь, что присутствующие не разберут в полумраке подмены портвейна на коньяк и не осудят меня.
В комнате, едва мы появились зазвучали тосты с пожеланиями Дорогушину в новой реинкарнации счастья и успехов, стаканы сдвинулись в едином порыве, я присоединился и отпив из емкости половину закусил соленым огурчиком. Несмотря на то, что закуска не была подходящей огурец оказался вкусным и мягко протолкнул дубоватый коньячок в пищевод.
Отваливаемый вновь прослезился и подхватил зазвучавшие из допотопного кассетного магнитофона слова песни из юности – «Любовь, комсомол и весна», утер нос рукавом тельника и подойдя ко мне тихонько сказал,
- «Палысь, ты уж не блосай Колобоська, она без меня плопадет» -взглянув на него я осознал, что говорит он искренне и, конечно пообещал ему присмотреть за подругой. Зачем разочаровывать человека, очевидно он считает, что без него она будет страдать и убиваться. Ну-ну как же, и остановил себя – а что ты о ней знаешь? Может быть и в самом деле будет страдать.
- «Присмотрю» - сказал я Толяну вполне серьезно и допил коньяк.
Внутри потеплело, лица присутствующих стали видится более четко. Пошел на кухню в шкафчик за новой порцией, отметив себе – надо спросить хозяина или лучше хозяйку нет ли где еще бутылочки, поняв, что этим не кончится.
Песни сменились танцами, меня выбрала сестра-близнец Колобочка имени которой никак не мог вспомнить, что-то нетрадиционное – Рената, Илона – Валерия, осенило меня. Стало легче, неловко как-то спрашивать имя девушки, с которой тебя недавно познакомили.
В медленно-томном танце под мелодию щемяще знакомую и такую же древнюю как я сам, но по счастью неопределяемую памятью, партнерша прижималась ко мне, было приятно. Пахла она чем-то неожиданно пряным, но не горьким и не резким от тела исходило жаркое тепло, но запаха пота, который мог испортить все впечатление не ощущалось. Тело под руками, ощущаемое сквозь тонкую ткань было упругим, горячим и сухим. На вид она казалась довольно рыхлой, а на ощупь, что удивительно нет. Сначала меня взволновал только запах исходящий от нее, а потом, когда я ощутил его тактильно и тело, столь близкое и горячее. По привычке, аккуратно стал ощупывать тело пытаясь угадать какое белье носит и носит ли вообще что-либо под одеждой девушка по имени Валерия. Белье было, но немного и присутствовало оно лишь фрагментарно. На спине ощущалась полоска лифчика, узкая и без застежки, значит застегивается впереди, отметил я себе от трусиков поясок и только, значит стринги, понял я.
Мелодия все тянулась и тянулась, я все возбуждался и возбуждался. Что-то меня звало к ней, очевидно те самые феромоны, которые манят мужиков и выбивают из них остатки разума. Я, некстати вспомнил ее с еще не исчезнувшими следами недавнего оргазма на лице, когда Боря выводил ее из кустов в «Райский сад», а Боря, несмотря на свою Би-сущность, знал толк и в женщинах тоже.
Ко мне или к ней, лихорадочно перебирал я немногочисленные варианты или прямо здесь, но здесь, похоже негде. Пусть сама решает.
- «Валерия» - сдавленно прошептал я в самое ухо. Она, понятливо провела мне по спине рукой и прихлопнула, как припечатала.
- «Валерия – моя сестра, а я Света» - как я мог так облажаться, перепутать имена, теперь все пропало, опять вечер впустую.
Но Света, нисколько не смутившись продолжила,
- «Нас часто путают, я привыкла. Ты что-то хотел предложить»?
- «Да-да» - начал я заикаясь.
- «Может прогуляемся»? – что-то более глупое трудно было придумать.
Девушка, понимающе усмехнулась и ответила, как будто умела читать мысли.
- «К тебе или ко мне»? – Как школьник, потупив глаза и даже, кажется покраснев шепнул.
- «К тебе» - сам не знаю почему выбрал я чужой дом, наверное, не мог себе представить такую девушку в своей, практически, холостяцкой квартире.
Я подошел к хозяину и тихонько сказал, что отойду на время, он, посмотрев на мою спутницу поднял глаза вверх и со вздохом и пониманием кивнул.
Взявшись за руки, мы вышли в ночь. Звуки рояля вдалеке стихли или, скорее не были слышны, погоду делали звуки, исходящие из распахнутых окон дома Дорогушина. Светлана шла молча, небыстро, опустив голову и чему-то слегка улыбаясь, чему-то своему.
Я далек был от мысли, что улыбается она в предвкушении близкого со мной общения.
41.
Как, впрочем, и все здесь дом Светланы оказался неподалеку. В один из дней, проходя неподалеку, я обратил на него внимания и сразу же «окрестил» «Шале». Что такое «шале», я не знаю, но этот дом напоминал мне то, что в моем воображении числилось как «шале» - приземистое здание, значительной площади с огромными окнами, которых было почти не видно под выступами крытой черепицей крыши которая нависала над ними выступая на два-три метра от фасада.
Благодаря этому, как мне казалось в помещении всегда было сумрачно и, возможно, даже сыро. К низкому, всего в две ступени крыльцу мы и подошли. Открыв дверь прикосновением руки Светлана посторонилась и пропустила меня вперед. Войдя в огромный холл, в котором действительно царил полумрак, но тут же вспыхнул свет заливший весь низкий потолок, я был поражен стильным интерьером, в отличии от домика Дорогушина, в котором обитала ее единоутробная сестра это был дом с претензией на изыск и шок одновременно. Помещение напоминало студию, только очень-очень большую, пространство было поделено на зоны низкими диванами, стеклянными на металлической основе стеллажами с книгами и стоящими между ними предметами, назвать которые безделушками у меня не поворачивался язык, скорее это были произведения искусства, насколько необычно и даже изысканно они выглядели. Также пространство делилось прозрачными, практически невидимыми, а где-то напротив непроницаемыми занавесами, некоторые были распахнуты и их края лежали на мебели, другие плотно сдвинуты.
Светлана в своей короткой юбке и облегающей блузке смотрелась здесь инородным предметом, как, впрочем, и я в своем цвета хаки комбезе и тапочках.
Усмехнувшись моему шоку и извинившись, все-таки она умела читать мысли, девушка скрылась за одним из занавесов и спустя пару минут вышла оттуда босая в ниспадающей потоком, слепяще-блестящей тунике до середины колена, которая скрывала ее довольно полные бедра и другие особенности фигуры, дефектами, которые назвать я бы поостерегся.
Свет потолка стал менее ярким. Подняв голову понял, то что я принял за светильники было огромным экраном, на который в данный момент транслировалось небо, облака прикрыли солнце, потому и потемнело. В одной из стен было огромное зеркало, бронзового оттенка. но не сплошное, а составленное из множества небольших размером с лист бумаги формата А 4 скрепленных узкими металлическими полосками из старой или имитирующего старую бронзу металла.
Светлана подошла к нему, мельком взглянула на себя и рукой поправила высоко поднятые волосы на затылке, остальное, очевидно ее устроила и подойдя ко мне и протянув руки толи спросила, толи объявила – кофе.
Я по-прежнему люблю кофе и протолкнув в себя, глотательным движением возникший от шока, увиденного ком, кивнул. Хозяйка повернулась и подойдя к одному из занавесов легко его подвинула, открыв зону кухни.
Не нужно быть проницательным, чтобы понять, готовкой на кухне не занимались. Так – гренки, омлет, сандвич. А вот кофемашина была хороша. Как будто из старых французских фильмов, профессиональная, похоже, что и на самом деле старинная пузатая, с медной трубкой капучинатора, двухрожковая-эспрессо с тяжеленными медными ручками, глубокими загрузочными чашками холдера, и рычагами для подачи воды. Она смотрела на меня большим стеклянным глазом манометра с подрагивающей в центре на границе с красной зоной стрелкой.
Я не удержался и погладил аппарат по теплому боку. Рядом торчала, такая же древняя труба гриндера - кофемолки. Кофе был отменным, не знаю, что за сорт, но запах имел изумительный. Очевидно бленд – хороший купаж. Это я почувствовал, когда открыл крышку банки дабы насыпать зерна для помола, размолотый кофе пахнул еще вкуснее. Аккуратно, стараясь на просыпать, я подставил холдер под контейнер для помола и дважды потянул за дозатор. Аппарат отмерял мне положенные два раза по шесть грамм порошка, слегка спрессовав порошок, вращательным движением вставив его в латунную головку, подставил по обе стороны две чашки-демитассе объемом 88 миллилитров из толстого фарфора, стоящие перевернутыми на верхней решетке машины и потому прогретыми и нажал рычаг бойлера вниз. Выждав положенные 25 секунд поднял рычаг, дождался, когда холдер отдаст последние капли и выставил чашки на блюдца.
Светлана, с интересом наблюдала за моими манипуляциями и, увидев, что напиток готов указала мне низкий столик, на который успела положить две тканые салфетки. Сев напротив друг друга в стоящие у стола кресла, мы взяли чашки в руки и Света, вдруг вскинула голову,
- «Сахар»? – я покачал головой, погруженный в аромат исходящий от чашки.
- «Божественно» - не удержался я от восторга, допивая последние капли.
– «Откуда такая замечательная машина»? Девушка пожала плечами,
- «Когда-то я работала на похожей, но попроще, всегда мечтала иметь дома. Вот и исполнила мечту идиотки, хоть и на том свете».
- «Ты работала в торговле»? - удивился я.
- «А что тут странного, я из простых, это потом уж была женой олигарха».
И в ответ на мой изумленный взгляд, прибавила,
- «Да-да, мы с сестрицей почудили. Из грязи – в князи. Все мы там кем-то были, а тут...» - и вдруг грудным голосом затянула,
- «Я проститутка, я фея из бара, я черная моль, я летучая мышь, вино и мужчины – моя атмосфэра, привет, эмигранты – в свободный Париж» - и «сделала» ручкой.
- «Это ты к чему»?
Света поднялась и поцеловала меня в макушку.
- «Это я к тому, что здесь «этим» - она сделала акцент на последнем слове,
- «Занимаюсь не для заработка, а удовольствия для».
Она снова подошла к зеркалу и нажатием какого-то механизма опустила зазеркаленную часть стены, превратив ее в огромную кровать.
И указав на небольшую дверь добавила,
- «Душ там».
Действительно, весь в зеркальных стенах душ был за дверью, большая кабина, со всеми мыслимыми режимами подачи воды, пара и камерной музыки, в центре. Девушка любила поражать гостей.
После принятого душа, передо мной возникла проблема, в каком виде должен я возникнуть перед хозяйкой. Если «без ничего» - то мы не настолько знакомы, к тому же, если честно, свое, на данный момент хотя и довольно молодое тело, не мог считать настолько совершенным, дабы появлением своим в образе Аполлона, оказать какое-нибудь благоприятное воздействие на столь искушенную, а она без обиняков дала мне это понять, дамы. Напялить на чистое тело пыльный и пропахший Дорогушинскими гостями комбез не хотелось. А третьего не предложено, хотя я не любитель в гостях выходить к хозяйке в ее дезабилье, которое намеренно или нет частенько оказывается в мыльне и ни к чему, кроме курьезов не приводит. Но ничего похожего на халатик или пеньюар не было.
К тому же, довольно странный и, на мой взгляд слишком, для малознакомых людей откровенный разговор не поспособствовал увеличению моего, в недавнем еще времени вожделения и вид моего детородного органа не до конца готового к совокуплению, вряд ли впечатлит девушку. Обернуться полотенцем – банально, не в бане. Принял компромиссное решение, надел трусы, они хоть и не слишком свежие, у утра ношу, но опыт показывает, вид мужчины в трусах, многих женщин впечатляет, к тому же будет, что снять. А полотенце кинул на плечо, опустив его с тем расчетом, чтобы длинный край трусы прикрывал, оставляя интригу.
Открыв дверь, попал в совершенно новую атмосферу, облачное небо сменил звездный купол, из затемненных углов выплывали и обнимали тело чарующие звуки восточных мотивов усугубляемые пряными, но не резкими и не туманящими разума ароматами. Блестящий наряд хозяйки дома поблескивал в полумраке она сидела в углу большого дивана на котором стояла початая бутылка и два полных наполовину бокала, музыка перешла в более высокую тональность, кажется солировал инструмент, зовущийся циранопох или в просторечии дудук, но первое звучало торжественнее.
