Боюсь – все что доступно моему пониманию мне сообщено прямым текстом, а также прямо и намеками втиснуто в мою глупую голову, которая никак не обретет покоя.
Как я завидую, скажем Дорогушину, который ту, прошлую, эту посмертную и, уверен следующую жизнь проживет ни в чем не сомневаясь и печалясь только по своим, сугубо мелким поводам.
Ирина заметила мой отсутствующий вид, который невозможно было скрыть. После обеда, который усугубил волшебное влияние звуков, от коих я впадал в некую прострацию и совсем раскисал. Подозреваю, что таким «Макаром» из меня выдавливалась отрава, накопленная за годы и бережно сохраняемая в подкорке, там, куда разуму доступа нет.
Ирина тоже, была чем-то озабочена, необычно задумчива и невнимательна, что ей не свойственно.
Посмотрев друг на друга, благо мы уже научились видеть желания и понимать другого без слов, кивнули и поцеловавшись дружеским поцелуем разошлись, каждый в свою сторону.
Я направился домой, мне хотелось побывать в солнечном краю, в котором предстоит родиться и жить. Хотя, подумал, тебе еще этот солнечный рай надоест и захочешь ты Петербургской слякоти, но тут же осознал – нет, для тебя сей тропический мир и климат будет единственно родным и, как сегодня ты не помнишь, где жил, каким был и с кем общался, допустим в женском воплощении два века назад, так завтра не вспомнишь ты о том, что есть на свете город, названный именем Святого Петра и довелось тебе живать в его мерзком, но таком родном климате.
57
Домашний волшебный экран перенес меня к моей будущей семье и к радости своей увидел родителей своих, мирно почивавших на семейном ложе, без присутствия поблизости неких третьих лиц, чье наличие так смущало меня и беспокоило.
По информации, которую на данный момент мне удалось получить, те люди, которые возлежат передо мной, снимаемые, какой пассаж, некоей тайной камерой или, что там может быть за технология, о существовании которой они и не подозревают, так вот, эти люди являются моими родителями, сам я, то есть мое тело, пребывает в виде эмбриона в матке этой самой красавицы, а папа Педро, хотя смущает меня его некая тщедушность, все равно обаятелен, а главное добр и порядочен.
Пока все спят, решил я пройтись по дому, познакомится, так сказать. На веранде и в гостиной я бывал, имел счастье осматривать холл и столовую.
Заботливый гид провел меня по коридорам, посмотрел я на папин кабинет и библиотеку, в совершенно несвойственном современному дому стиле, библиотека – со шкафами из мореного дуба с расстекловкой, это здесь-то в знойной стране, где дуб, пожалуй, дороже палисандра, глубокими покойными креслами и огромными древними напольными часами с боем и горящим медью маятником.
Кабинет – нечто среднее между будуаром и салоном, на то, что это кабинет указывала только зона в углу и антикварным письменным столом и бюро красного дерева, на одном из них, располагался современный экран компьютера, который не спрячешь, вся же остальная техника была убрана от посторонних глаз, дабы не нарушать стиля.
Все остальное пространство большого помещения занимали канапе, козетки, маленькие креслица и столики на гнутых ножках, горки с редким фарфором и, напротив с древней керамикой выделявшихся на фоне зашитых штофом стен и больших окон, современных, но выполненных в стиле XVIII века.
Какое смешение вкусов, подумал я себе. Современная вилла, модные и практичные интерьеры, мебель и вдруг, такой посыл в далекое прошлое. Что-то, папочка мой у тебя в голове?
Гид, неожиданно нырнул в еще одну спальню, в которую, конечно заглянуть мне очень хотелось, но повода там побывать не находилось, а попросить, неловко.
Однако, тот кто позволяет узреть то, чего, казалось бы, увидеть нельзя, так же легко считывает и наши желания, которые мы сами от себя прячем, таим и он же демонстрирует нам свои возможности в такой полной мере, что ничтожество наше вопиет и может только смирится с неизбежным.
Таимое от самого себя, жгучее желание увидеть, так схожую с моей юношеской любовью девушку считано было с моей подкорки и выполнено, не по-щучьему, а по моему велению.
Интересная технология, если так можно говорить о сверхъестественном. Сейчас, наблюдая за кузиной, или кем там она мне будет приходится? Свояченица? Сноха?
С леденящим сердце ужасом осознавал - каждый из нас живущих в том или этом мире, может быть застигнут в какой угодно тайный и интимный момент нашей жизни, когда мы и мысли не допускаем в том, что нас могут увидеть, мало увидеть, показать в разных ракурсах, со всех сторон со стереозвуком и объемным изображением и, не удивлюсь если и с ароматами.
Полная иллюзия присутствия, если честно, хотелось спрятаться.
Она не спала. Лежала на спине, в прохладном кондиционированном помещении в неясном свете огромного матового шара, исполняющего функцию ночника на довольно широкой, но отнюдь не огромной, как у родителей кровати на черной шелковой простыне откинув тонкое одеяло. На ней была ярко желтая пижама, состоящая из двух предметов маленьких шортов и топа-майки на широких бретелях, коротком не закрывающем живота.
Глаза прикрыты, губы приоткрыты, руки на груди, поглаживают ее, юную, но уже хорошо развитую. Сначала нежно, сквозь тонкую ткань выделяются набухающие соски, которые пальчики в начале нащупав начинают легко щекотать, затем теребить, потом пощипывать.
Руки приподнимают топ и похожие на изюминки соски крепкие и светло-коричневые выделяются в ореоле окружий пока еще не темных, а розоватых на вершинах упругой, даже с виду груди.
Теперь руки, накрыв груди, которые не помещаются в ладонях начинают их мять, сначала ласково потом все сильнее и сильнее, я ловлю себя на том, что поморщился, как от боли, хочется шлепнуть по этим рукам, терзающим такое нежное тело. Взглянув на лицо понимаю, что они не причиняют ей боли, а усилия пальцев, пропускающих меж себя упругую массу, доставляют сладкое удовольствие настолько явное, что губы начинают что-то тихо шептать, я смотрю на суфлер, а он мне сообщает – стоны наслаждения. Ну это-то и без перевода понятно.
Руки тискают грудь, зажимая пальцами соски, она колышется от усилий, но фактура ее настолько плотна, что она не меняет формы и все так же устремлена вверх.
Вздохнула, отерла раскрасневшееся лицо руками, медленно опустила руки на талию и пробежала пальцами по широкой резинке штанишек. Просунула большие пальцы под нее и чуть-чуть приспустила, на нежной коже обозначилась красная полоска, по которой пальчики тоже прошлись.
Снова вздохнула, вернула руки на грудь, и крепко сжала.
Опять глубокий вздох, руки переместились на пояс, левая проникла под резинку и пошла вглубь, ноги приподнимаются, сгибаются колени, легкий стон, не требующий расшифровки.
Движение руки в глубине вниз – вверх, вниз – вверх. Бедра сжимаются и расходятся, начинаются встречные движения телом навстречу руке.
Увлажненная рука выходит наружу, пальцы обеих рук берутся за резинку и спускают шорты вниз, обнажая тщательно выбритый, а скорее всего освобожденный от растительности при помощи современных методов пах с узкой полоской темно-русых волос шириной в пару сантиметров и длиной в пару дюймов.
Теперь руки, наложенные одна на другую, начинают медленно надавливать и отпускать зону где волосы оставлены, не отрываясь и не прекращая поступательных движений они как бы ввинчиваются в тело, а тело в такт движется навстречу рукам.
Темп ускоряется, вместе с ним дыхание и стоны, сопровождаемые вскриками и междометиями, переходят в неистовый танец, который после двух-трех быстрых толчков, разражается вскриком и руки от жестоких нажатий, вдруг снова переходят к поглаживаниям, сходят одна с другой, гладят промежность, снова уделяют внимание груди и снова паху.
Экстаз оргазма затихает. Постанывания, потягивания, лень, истома, штанишки подтянуты вверх, лиф опущен вниз, стриженая девичья головка, ложится боком на подушку, рука подтягивает одеяло и прикрывает тело, глаза закрываются, а ночника она не гасит, детская боязнь темноты. Уснула.
Ну что же, подумал я, у каждого своя методика способствовать засыпанию. Дом, более-менее осмотрен, время познакомится с ним и его обитателями будет, то, что мама спит в объятиях папы меня устроило и успокоило.
Осталось понять, с какой целью был мне подброшен, не подберу другого слова этот эротический опус.
Надобно признаться он произвел на меня впечатление, не столько талантом изложения, сколько откровенностью описания нескромных сцен и довольно успешными попытками проникновения в мир переживаний героев, описанных настолько подробно, что не приходится сомневаться, что где-то автор опирался на собственные переживания и ощущения, а где-то описывал подлинные впечатления героев с их собственных слов.
Честно говоря, я прочел записки с интересом, большое внимание к ним проявила Ирина.
Однако, мне неясна дальнейшая судьба этого произведения, что должен буду предпринять я? Опубликовать? Размножить и распространить? Уничтожить, как крамолу?
Ведь зачем-то, кто-то принес рукопись к моим ступеням? А так как мне, доподлинно известно, что просто так здесь ничего не случается, значит смысл во всем этом есть и мне предстоит понять, какой?
Пока, раздумывая варил себе кофе и думал, с кем бы посоветоваться. Не так много знакомых, а тем более друзей было у меня здесь и кои были, уже далече и ничего, кроме как посоветоваться с Егором Седовым мне в голову не приходило.
Не с бабушкой же обсуждать сей секс-опус, хотя бабушка – человек умудренный опытом и могла бы дать дельный совет. Но вспомнив, что грамоте бабуля так и не выучилась, а читать произведение ей вслух я никогда не решусь, да у меня горло спазмом перекроет. Так, что выбор не велик.
Я не бывал в клубе со времен обсуждения возможности прощения, вернее сказать осознания того, что все религии считают смертным грехом и, имея свое мнение, не всегда совпадающее с мнением оппонентов, держал себе за правило не влезать со своими умозрениями в попытках перетянуть кого-то на свою сторону.
Может быть кто-то со мной не согласится, но это мое мнение, и я имею на него право. И приятно мне было, что оно близко было с мнением моей бабушки.
Решившись, думал нагрянуть в клуб без предупреждения, благо заседали они там каждый день, хотя темы, как успел я заметить не всегда были высокими.
Потому решил связаться с Егором, дабы не сделать свое появление неожиданно странным.
Аппарат, динькнув показал мне лицо Егора, сидящего в покойном кресле с бокалом чего-то золотистого в руках. На лице блаженство.
- «Здравствуй Егорушка» - пропел я ласково.
- «Здоров ли»?
Расплывшееся довольное лицо Егора не требовало ответа, но он таки промолвил –
- «Спасибо, дорогой, здоров и тебе не болеть».
- «Видишь ли Егор, попал ко мне, неким загадочным образом некий», - тут я замялся, не зная, как сей опус обозначить. Подумал, так и назвал – опус.
Далее. Кратко изложил я товарищу историю появления у меня рукописи и, вкратце пересказал суть. Очень друг мой заинтересовался, я бы даже сказал возбудился и просил срочно тащить произведение, он так и сказал «произведение» к нему, подумал и добавил, можно будет в клубе дискуссию устроить.
Заглянув через волшебный экран прямо в очи Седова, я посоветовал ему, прежде чем выносить и обсуждать сначала самому прочесть.
Он согласился, и мы договорились встретится в клубе.
Ну что же, решил я, осталась ерунда зайти к Ирине за рукописью, заодно и ее мнением поинтересуюсь, она девушка интеллектуальная и темы соответствующие должны быть ей близки и понятны.
Если бы я только знал, насколько близки…
58
«Третья была просто симпатичной девочкой. Среднего роста, русые волосы длиной по плечи, миловидное лицо, изящная фигурка, для своего возраста вполне себе оформившаяся».
Именно так, практически не поправляя тайного автора описана мною одна из участниц веселого квартета девушек. Мне и голову не могло прийти, что речь идет о моей близкой, в грядущем мире подруге.
Подойдя к домику Ирины, я почувствовал какое-то беспокойство, нет у меня не было сомнений в том, что эта, местами довольно откровенная и даже фривольная штучка, будет воспринята неадекватно и вызовет смущение у подруги. За время нашего короткого знакомства и близкого с ней общения мне приходилось выслушивать от нее иногда довольно пикантные подробности из ее биографии, о которых она повествовала безо всякого смятения в отличии от меня, которого такие интимные нюансы иногда вводили в краску.
Было подозрительно тихо. Я вошел, умышленно задев головой и плечом эмалированный таз, висящий в «сенях», дабы он, бухнув, сообщил о моем прибытии. Тихо.
В ретро гостиной, в антикварном кресле-кровати, подогнув под себя ноги сидела зареванная и пьяненькая Ирина.
- «Явился, предатель».
Конечно, от общения с девушкой я был готов ждать чего угодно, но «предатель». Я начал бешено перебирать в голове свои последние поступки дабы угадать чем и как я ее предал.
Однако в укор себе ничего не мог поставить, напротив - помогал мамашу устраивать, встречал, казалось бы, чего еще надо?
При всем том, в наличии и слезы и сопли, и слюни и во всем виновен, кажется я, а она так и заходится.
Сел на подлокотник, протянул руку, получил по руке, хорошо, не по роже.
Подождал, когда всхлипы утихнут.
- «Как ты мог. Предатель. Я тебе поверила, а ты, сука», - еще не вечер, но уже не томно…
- «Что случилось? Ты внятно сказать можешь, без слюней»?
Она швырнула в меня рукописью.
- «Ты знал. Ты специально это сделал. Тебе мамаша рассказала» - выдала она все сентенции залпом.
Подняв страницы, закапанные слезами, спросил-
- «Давай по порядку. О чем я знал или как ты считаешь узнал от твоей матери»?
- «А откуда ты узнал обо мне и моих подругах? Да еще, гад подробненько так все расписал. Подглядывал, сволочь».
Так, начинает проясняться.
- «Ты в ком-то из персонажей узнала себя»?
- «А то, ты не знаешь. Специально мне подсунул, читай, мол, все про тебя известно» - и она завыла с новой силой.
- «А тебе не приходило в голову, что это художественное произведение и автор, к которому я не имею никакого отношения, хотя, не скрою, хотел бы познакомиться, все это выдумал или, скажем так, услышав историю по своему ее интерпретировал?
Не приходило тебе в твою дурную и пьяную голову, что с мамашей твоей, я и том мире не знался лет двадцать, а здесь свиделся пару дней назад. К тому же она так отвлечена и развлечена Христофором, что себя не каждый день помнит, не то что кому-то пересказывает истории, о которых, мне почему-то так кажется, не имеет понятия, вряд ли та ей что-то рассказывала.
С чего ты взяла, что она знает о твоих юношеских» - тут я замялся,
- «Как бы помягче выразится, увлечениях? А теперь, утри сопли и отвечай по порядку».
Ирина шмыгнула носом, но подтертые слезы больше не текли.
Глотнула джина, прямо из горлышка, закашлялась, злобно на меня взглянула, мол я пожалел и сбивчиво начала –
- «Была у нас в школе компания девчонок. Мы с первого класса вместе учились. Дружили то парами, то по трое, сходились, расходились, росли, потом я сдружилась с девочкой, которая в рукописи выписана, как главарь, потом к нам присоединилась еще пара и стали мы дружить вчетвером, нам нравилось, что в классе нас побаивались, даже мальчишки, потому, что в случае чего мы могли и отлупить кого хочешь.
Как я завидую, скажем Дорогушину, который ту, прошлую, эту посмертную и, уверен следующую жизнь проживет ни в чем не сомневаясь и печалясь только по своим, сугубо мелким поводам.
Ирина заметила мой отсутствующий вид, который невозможно было скрыть. После обеда, который усугубил волшебное влияние звуков, от коих я впадал в некую прострацию и совсем раскисал. Подозреваю, что таким «Макаром» из меня выдавливалась отрава, накопленная за годы и бережно сохраняемая в подкорке, там, куда разуму доступа нет.
Ирина тоже, была чем-то озабочена, необычно задумчива и невнимательна, что ей не свойственно.
Посмотрев друг на друга, благо мы уже научились видеть желания и понимать другого без слов, кивнули и поцеловавшись дружеским поцелуем разошлись, каждый в свою сторону.
Я направился домой, мне хотелось побывать в солнечном краю, в котором предстоит родиться и жить. Хотя, подумал, тебе еще этот солнечный рай надоест и захочешь ты Петербургской слякоти, но тут же осознал – нет, для тебя сей тропический мир и климат будет единственно родным и, как сегодня ты не помнишь, где жил, каким был и с кем общался, допустим в женском воплощении два века назад, так завтра не вспомнишь ты о том, что есть на свете город, названный именем Святого Петра и довелось тебе живать в его мерзком, но таком родном климате.
57
Домашний волшебный экран перенес меня к моей будущей семье и к радости своей увидел родителей своих, мирно почивавших на семейном ложе, без присутствия поблизости неких третьих лиц, чье наличие так смущало меня и беспокоило.
По информации, которую на данный момент мне удалось получить, те люди, которые возлежат передо мной, снимаемые, какой пассаж, некоей тайной камерой или, что там может быть за технология, о существовании которой они и не подозревают, так вот, эти люди являются моими родителями, сам я, то есть мое тело, пребывает в виде эмбриона в матке этой самой красавицы, а папа Педро, хотя смущает меня его некая тщедушность, все равно обаятелен, а главное добр и порядочен.
Пока все спят, решил я пройтись по дому, познакомится, так сказать. На веранде и в гостиной я бывал, имел счастье осматривать холл и столовую.
Заботливый гид провел меня по коридорам, посмотрел я на папин кабинет и библиотеку, в совершенно несвойственном современному дому стиле, библиотека – со шкафами из мореного дуба с расстекловкой, это здесь-то в знойной стране, где дуб, пожалуй, дороже палисандра, глубокими покойными креслами и огромными древними напольными часами с боем и горящим медью маятником.
Кабинет – нечто среднее между будуаром и салоном, на то, что это кабинет указывала только зона в углу и антикварным письменным столом и бюро красного дерева, на одном из них, располагался современный экран компьютера, который не спрячешь, вся же остальная техника была убрана от посторонних глаз, дабы не нарушать стиля.
Все остальное пространство большого помещения занимали канапе, козетки, маленькие креслица и столики на гнутых ножках, горки с редким фарфором и, напротив с древней керамикой выделявшихся на фоне зашитых штофом стен и больших окон, современных, но выполненных в стиле XVIII века.
Какое смешение вкусов, подумал я себе. Современная вилла, модные и практичные интерьеры, мебель и вдруг, такой посыл в далекое прошлое. Что-то, папочка мой у тебя в голове?
Гид, неожиданно нырнул в еще одну спальню, в которую, конечно заглянуть мне очень хотелось, но повода там побывать не находилось, а попросить, неловко.
Однако, тот кто позволяет узреть то, чего, казалось бы, увидеть нельзя, так же легко считывает и наши желания, которые мы сами от себя прячем, таим и он же демонстрирует нам свои возможности в такой полной мере, что ничтожество наше вопиет и может только смирится с неизбежным.
Таимое от самого себя, жгучее желание увидеть, так схожую с моей юношеской любовью девушку считано было с моей подкорки и выполнено, не по-щучьему, а по моему велению.
Интересная технология, если так можно говорить о сверхъестественном. Сейчас, наблюдая за кузиной, или кем там она мне будет приходится? Свояченица? Сноха?
С леденящим сердце ужасом осознавал - каждый из нас живущих в том или этом мире, может быть застигнут в какой угодно тайный и интимный момент нашей жизни, когда мы и мысли не допускаем в том, что нас могут увидеть, мало увидеть, показать в разных ракурсах, со всех сторон со стереозвуком и объемным изображением и, не удивлюсь если и с ароматами.
Полная иллюзия присутствия, если честно, хотелось спрятаться.
Она не спала. Лежала на спине, в прохладном кондиционированном помещении в неясном свете огромного матового шара, исполняющего функцию ночника на довольно широкой, но отнюдь не огромной, как у родителей кровати на черной шелковой простыне откинув тонкое одеяло. На ней была ярко желтая пижама, состоящая из двух предметов маленьких шортов и топа-майки на широких бретелях, коротком не закрывающем живота.
Глаза прикрыты, губы приоткрыты, руки на груди, поглаживают ее, юную, но уже хорошо развитую. Сначала нежно, сквозь тонкую ткань выделяются набухающие соски, которые пальчики в начале нащупав начинают легко щекотать, затем теребить, потом пощипывать.
Руки приподнимают топ и похожие на изюминки соски крепкие и светло-коричневые выделяются в ореоле окружий пока еще не темных, а розоватых на вершинах упругой, даже с виду груди.
Теперь руки, накрыв груди, которые не помещаются в ладонях начинают их мять, сначала ласково потом все сильнее и сильнее, я ловлю себя на том, что поморщился, как от боли, хочется шлепнуть по этим рукам, терзающим такое нежное тело. Взглянув на лицо понимаю, что они не причиняют ей боли, а усилия пальцев, пропускающих меж себя упругую массу, доставляют сладкое удовольствие настолько явное, что губы начинают что-то тихо шептать, я смотрю на суфлер, а он мне сообщает – стоны наслаждения. Ну это-то и без перевода понятно.
Руки тискают грудь, зажимая пальцами соски, она колышется от усилий, но фактура ее настолько плотна, что она не меняет формы и все так же устремлена вверх.
Вздохнула, отерла раскрасневшееся лицо руками, медленно опустила руки на талию и пробежала пальцами по широкой резинке штанишек. Просунула большие пальцы под нее и чуть-чуть приспустила, на нежной коже обозначилась красная полоска, по которой пальчики тоже прошлись.
Снова вздохнула, вернула руки на грудь, и крепко сжала.
Опять глубокий вздох, руки переместились на пояс, левая проникла под резинку и пошла вглубь, ноги приподнимаются, сгибаются колени, легкий стон, не требующий расшифровки.
Движение руки в глубине вниз – вверх, вниз – вверх. Бедра сжимаются и расходятся, начинаются встречные движения телом навстречу руке.
Увлажненная рука выходит наружу, пальцы обеих рук берутся за резинку и спускают шорты вниз, обнажая тщательно выбритый, а скорее всего освобожденный от растительности при помощи современных методов пах с узкой полоской темно-русых волос шириной в пару сантиметров и длиной в пару дюймов.
Теперь руки, наложенные одна на другую, начинают медленно надавливать и отпускать зону где волосы оставлены, не отрываясь и не прекращая поступательных движений они как бы ввинчиваются в тело, а тело в такт движется навстречу рукам.
Темп ускоряется, вместе с ним дыхание и стоны, сопровождаемые вскриками и междометиями, переходят в неистовый танец, который после двух-трех быстрых толчков, разражается вскриком и руки от жестоких нажатий, вдруг снова переходят к поглаживаниям, сходят одна с другой, гладят промежность, снова уделяют внимание груди и снова паху.
Экстаз оргазма затихает. Постанывания, потягивания, лень, истома, штанишки подтянуты вверх, лиф опущен вниз, стриженая девичья головка, ложится боком на подушку, рука подтягивает одеяло и прикрывает тело, глаза закрываются, а ночника она не гасит, детская боязнь темноты. Уснула.
Ну что же, подумал я, у каждого своя методика способствовать засыпанию. Дом, более-менее осмотрен, время познакомится с ним и его обитателями будет, то, что мама спит в объятиях папы меня устроило и успокоило.
Осталось понять, с какой целью был мне подброшен, не подберу другого слова этот эротический опус.
Надобно признаться он произвел на меня впечатление, не столько талантом изложения, сколько откровенностью описания нескромных сцен и довольно успешными попытками проникновения в мир переживаний героев, описанных настолько подробно, что не приходится сомневаться, что где-то автор опирался на собственные переживания и ощущения, а где-то описывал подлинные впечатления героев с их собственных слов.
Честно говоря, я прочел записки с интересом, большое внимание к ним проявила Ирина.
Однако, мне неясна дальнейшая судьба этого произведения, что должен буду предпринять я? Опубликовать? Размножить и распространить? Уничтожить, как крамолу?
Ведь зачем-то, кто-то принес рукопись к моим ступеням? А так как мне, доподлинно известно, что просто так здесь ничего не случается, значит смысл во всем этом есть и мне предстоит понять, какой?
Пока, раздумывая варил себе кофе и думал, с кем бы посоветоваться. Не так много знакомых, а тем более друзей было у меня здесь и кои были, уже далече и ничего, кроме как посоветоваться с Егором Седовым мне в голову не приходило.
Не с бабушкой же обсуждать сей секс-опус, хотя бабушка – человек умудренный опытом и могла бы дать дельный совет. Но вспомнив, что грамоте бабуля так и не выучилась, а читать произведение ей вслух я никогда не решусь, да у меня горло спазмом перекроет. Так, что выбор не велик.
Я не бывал в клубе со времен обсуждения возможности прощения, вернее сказать осознания того, что все религии считают смертным грехом и, имея свое мнение, не всегда совпадающее с мнением оппонентов, держал себе за правило не влезать со своими умозрениями в попытках перетянуть кого-то на свою сторону.
Может быть кто-то со мной не согласится, но это мое мнение, и я имею на него право. И приятно мне было, что оно близко было с мнением моей бабушки.
Решившись, думал нагрянуть в клуб без предупреждения, благо заседали они там каждый день, хотя темы, как успел я заметить не всегда были высокими.
Потому решил связаться с Егором, дабы не сделать свое появление неожиданно странным.
Аппарат, динькнув показал мне лицо Егора, сидящего в покойном кресле с бокалом чего-то золотистого в руках. На лице блаженство.
- «Здравствуй Егорушка» - пропел я ласково.
- «Здоров ли»?
Расплывшееся довольное лицо Егора не требовало ответа, но он таки промолвил –
- «Спасибо, дорогой, здоров и тебе не болеть».
- «Видишь ли Егор, попал ко мне, неким загадочным образом некий», - тут я замялся, не зная, как сей опус обозначить. Подумал, так и назвал – опус.
Далее. Кратко изложил я товарищу историю появления у меня рукописи и, вкратце пересказал суть. Очень друг мой заинтересовался, я бы даже сказал возбудился и просил срочно тащить произведение, он так и сказал «произведение» к нему, подумал и добавил, можно будет в клубе дискуссию устроить.
Заглянув через волшебный экран прямо в очи Седова, я посоветовал ему, прежде чем выносить и обсуждать сначала самому прочесть.
Он согласился, и мы договорились встретится в клубе.
Ну что же, решил я, осталась ерунда зайти к Ирине за рукописью, заодно и ее мнением поинтересуюсь, она девушка интеллектуальная и темы соответствующие должны быть ей близки и понятны.
Если бы я только знал, насколько близки…
58
«Третья была просто симпатичной девочкой. Среднего роста, русые волосы длиной по плечи, миловидное лицо, изящная фигурка, для своего возраста вполне себе оформившаяся».
Именно так, практически не поправляя тайного автора описана мною одна из участниц веселого квартета девушек. Мне и голову не могло прийти, что речь идет о моей близкой, в грядущем мире подруге.
Подойдя к домику Ирины, я почувствовал какое-то беспокойство, нет у меня не было сомнений в том, что эта, местами довольно откровенная и даже фривольная штучка, будет воспринята неадекватно и вызовет смущение у подруги. За время нашего короткого знакомства и близкого с ней общения мне приходилось выслушивать от нее иногда довольно пикантные подробности из ее биографии, о которых она повествовала безо всякого смятения в отличии от меня, которого такие интимные нюансы иногда вводили в краску.
Было подозрительно тихо. Я вошел, умышленно задев головой и плечом эмалированный таз, висящий в «сенях», дабы он, бухнув, сообщил о моем прибытии. Тихо.
В ретро гостиной, в антикварном кресле-кровати, подогнув под себя ноги сидела зареванная и пьяненькая Ирина.
- «Явился, предатель».
Конечно, от общения с девушкой я был готов ждать чего угодно, но «предатель». Я начал бешено перебирать в голове свои последние поступки дабы угадать чем и как я ее предал.
Однако в укор себе ничего не мог поставить, напротив - помогал мамашу устраивать, встречал, казалось бы, чего еще надо?
При всем том, в наличии и слезы и сопли, и слюни и во всем виновен, кажется я, а она так и заходится.
Сел на подлокотник, протянул руку, получил по руке, хорошо, не по роже.
Подождал, когда всхлипы утихнут.
- «Как ты мог. Предатель. Я тебе поверила, а ты, сука», - еще не вечер, но уже не томно…
- «Что случилось? Ты внятно сказать можешь, без слюней»?
Она швырнула в меня рукописью.
- «Ты знал. Ты специально это сделал. Тебе мамаша рассказала» - выдала она все сентенции залпом.
Подняв страницы, закапанные слезами, спросил-
- «Давай по порядку. О чем я знал или как ты считаешь узнал от твоей матери»?
- «А откуда ты узнал обо мне и моих подругах? Да еще, гад подробненько так все расписал. Подглядывал, сволочь».
Так, начинает проясняться.
- «Ты в ком-то из персонажей узнала себя»?
- «А то, ты не знаешь. Специально мне подсунул, читай, мол, все про тебя известно» - и она завыла с новой силой.
- «А тебе не приходило в голову, что это художественное произведение и автор, к которому я не имею никакого отношения, хотя, не скрою, хотел бы познакомиться, все это выдумал или, скажем так, услышав историю по своему ее интерпретировал?
Не приходило тебе в твою дурную и пьяную голову, что с мамашей твоей, я и том мире не знался лет двадцать, а здесь свиделся пару дней назад. К тому же она так отвлечена и развлечена Христофором, что себя не каждый день помнит, не то что кому-то пересказывает истории, о которых, мне почему-то так кажется, не имеет понятия, вряд ли та ей что-то рассказывала.
С чего ты взяла, что она знает о твоих юношеских» - тут я замялся,
- «Как бы помягче выразится, увлечениях? А теперь, утри сопли и отвечай по порядку».
Ирина шмыгнула носом, но подтертые слезы больше не текли.
Глотнула джина, прямо из горлышка, закашлялась, злобно на меня взглянула, мол я пожалел и сбивчиво начала –
- «Была у нас в школе компания девчонок. Мы с первого класса вместе учились. Дружили то парами, то по трое, сходились, расходились, росли, потом я сдружилась с девочкой, которая в рукописи выписана, как главарь, потом к нам присоединилась еще пара и стали мы дружить вчетвером, нам нравилось, что в классе нас побаивались, даже мальчишки, потому, что в случае чего мы могли и отлупить кого хочешь.
