Пришлось заняться маникюром. И, кстати, это даже к лучшему – когда Союз вошёл в плотные слои капиталистически-феодальной атмосферы и осколочно-фугасным образом прекратил своё существование, у неё уже были навыки и клиентура. В лихие девяностые это здорово помогло – бедствовать, как многим, не пришлось.
За неделю до Нового Года Болт зашёл к ней. Прошлый раз в этом доме ему всучили целую кастрюлю котлет. Болт отпирался, но взял, когда Тоня обожгла его тяжёлым взглядом и сказала:
– Обижусь!
Чтобы не возвращать кастрюлю пустой, он не придумал ничего оригинального, просто купил и засыпал в неё два с половиной килограмма шоколадных конфет «Кара-Кум».
Дверь открыла Света. Она была в бигудях и в Тонином халатике, который правильнее было бы назвать передником, поскольку задник отсутствовал. Со спины, под поясом, завязанным бантиком, напоминавшем по форме стрекозу – только трусики. Увидев Болта, она смущённо поздоровалась, и боком, прижимаясь к стене, упорхнула в комнату. Однако стрекозу на ягодицах утаить от Болта ей не удалось. «Хороша, шельма!» – невольно подумал Болт, провожая взглядом рыжую.
– А, Тихон Вячеславович! Ну, здравствуй! Заходи на кухню, не смущай мне Светку.
– Я смущаю? Это кто кого ещё смущает! Держи!
Тихон протянул хозяйке холщовую сумку.
– Что это?
– Кастрюля твоя. Спасибо, котлетки отменные!
– Ты их чего, назад принёс?
– Зачем? Все съел!
– А почему кастрюля тяжёлая?
– Она же железная. Железо всегда тяжёлое!
Тихон проследил, как Тоня достала из сумки кастрюлю, как сняла с неё крышку, заглянула внутрь. Ему показалось, что она не в духе.
– Конфеты. Понятно. Спасибо.
– Тонь, у тебя всё хорошо?
– Ну, придётся пить чай, раз конфеты.
– Так фатально – «Придётся пить чай!» А есть варианты лучше?
В коридор выбежал оглядывающийся и улыбающийся от предвкушения драйва Тошка, следом за ним выскочила Света. Уже в свитере с воротником под горло и в длинной клетчатой юбке из плотного сукна. Она накинула платок прямо на бигуди, сунула ноги в сапоги – вжжик-вжжик – быстро застегнула на них молнии, накинула пальто и, не застегнувшись, заглянула в кухню:
– Тось, я пошла!
– Куда? Чай попьём!
– Не хочу. До свидания, Тихон Вячеславович!
– А коклюшки?
– Дома сниму, потом занесу.
– Сожжёшь гриву, дурочка, тебе же химию смывать пора!
– Я быстро! – и закрыла за собой дверь.
Щёлкнул подпружиненный ригель английского замка.
Тошка, лелеявший надежду, что его выведут на прогулку, перестал вертеть хвостом, опустил его в грустную позицию, понюхал косяк входной двери и вернулся в комнату.
– Взяла она фиксатор или нет, не знаю!
– Что это с ней? – перевёл взгляд с коридора на Антонину Тихон.
– А ты не знаешь?
– Нет.
– И не догадываешься!
– Ты о чём?
– И между вами ничего нет, да?
– Тоня! – Тихон активно помотал головой, при этом губы его издали некое подобие лошадиного фырканья. – Мне двадцать шесть, я преподаватель в институте. Ей семнадцать, она студентка. У тебя есть логарифмическая линейка? Давай отнимем её возраст от моего. Что получится? Так, значит... двадцать шесть… Девять! Тоня, девять лет разница, о чём ты говоришь!
– Ей завтра восемнадцать, она сегодня химию у меня делала на своё совершеннолетие…
– Ладно, пускай будет восемь разницы, хотя двадцать шесть мне тоже не вчера стукнуло. Ты мне что инкриминируешь? – Тихон сказал это и стал ждать ответа, или хоть какой реакции, уставившись при этом в пустой, свободный от всего участок рабочей стенки кухни, где у большинства его знакомых висели разделочные доски под Хохлому, абсолютно нефункциональные фарфоровые поварёшки из Гжели или стоял на торце Жостовский поднос.
Антонина, неглупая, уже обжигавшаяся женщина, смотрела на дно хрустальной салатницы, куда минуту назад были пересыпаны из кастрюли алавердышные конфеты. Она молчала и вертела в руках одну из них, будто пыталась прочесть в каком городе и на какой фабрике её сделали. Она думала. Думала о вере в людей. Всего час назад сестра убедила её в том, что Тихон, который уже почти свой, в смысле – почти мой, оказывается, чуть ли не сватается к сестре! И ведь гладко всё изложила – некоторые темы их бесед ранее слышала от Тихона, многое совпадало! А теперь Тихон вполне достоверно разыгрывает удивление и даже обиделся. Не доверять ему сложно, да и не хочется. Но кто-то из двоих обязательно врёт, это ежу понятно!
– Тоня! – Прервал напряжённое молчание Болт. – Чай будем?
– Да, поставь, пожалуйста.
– Корче так… – Болт поставил на плиту чайник и стал озираться. – А спички где?
– Наверное, в комнате, Света брала.
Тихон сходил за спичками и продолжил:
– Короче, ты можешь мне верить, можешь не верить, дело твоё. Не знаю, что тебе наговорила сестрёнка, у неё фантазия богатая. Не знаю и знать не хочу. Мне это не нужно! – Болт прокашлялся и продолжил. – Мне, если честно, вообще ничего не нужно!
Тошка запрыгнул на соседний табурет, покрутился на нём, пытаясь свернуться калачиком, но площадка была маловата. В итоге пёс примостился на нём, положив передние лапы и голову Болту на колени.
– Болтинов! – Тоня первый раз назвала Тихона по фамилии, и это резануло слух. – Может коньячку?
Новый год – искусственный праздник, если задуматься. Просто лишний повод поесть оливье и промочить горло. Подумаешь, у календаря случилась днюха, и он пригласил всю планету в гости, ай-я-яй! Детям в радость, весь привлечённый антураж для них – ёлка с блестками, бенгальские огни, щедрый на подарки дед и взрослая тётя с гипертрофированной косой, наряженная во всё девчачье. Позже, уже в школе, премиум-пакетом идут зимние каникулы. А когда тебе уже за двадцать с гаком, краски этого зимнего карнавала тускнеют. Без медикаментозного стимулирования вернуть им прежнюю сочность удаётся очень немногим.
Серёга Галкин в начале декабря получил ключи от однокомнатной квартиры. Отпрашиваясь с работы, он спешно оформлял документы, закупал стройматериалы, немудрёную мебель. Очень хотел успеть въехать до Нового Года. Квартира находилась на противоположном краю города, и встречаться стали реже. К тому же за него взялась Светка. Вроде мелкая хохотушка, а нашла болезненные места и держала их крепко в кулачке! Серёга остепенился, всюду таскался за ней, как бычок с кольцом в носу за верёвкой хозяина.
С Инной всё схлопнулось. Она теперь всецело посвятила себя семье. Ладно, держим кулаки. Муж завязал с водкой, а Вова подрос рассудком и однажды спросил: «Мама, а ты больше не будешь гулять с любовником?» – «Каким любовником, сы?ночка?» – «С тем, который был вожатым второго отряда у нас в лагере». Болт узнал об этом от самой Инны, когда они случайно оказались рядом в одной очереди за мандаринами и потом шли вместе до пешеходного перехода.
С Тоней получилось неловко. Хорошая она, но душа не лежит, хоть убей! А раз так, то не следует дурачить себя и женщину. Он собирался поздравить её первого января, приготовил презент – набор маникюрных инструментов и пять дефицитных дизайнерских пузырьков лака для ногтей разного цвета с блёстками в единой упаковке. А однажды увидел из автобуса её с каким-то мужиком. Не поленился, вышел на остановке и проследил. Мужик довёл её до дома. Они постояли ещё какое-то время возле подъезда, видимо прощались, но в итоге оба зашли в дом. «Ну, и хорошо, бог вам в помощь!» – подумал Болт и вернулся на остановку.
– Как настроение, Болтинов? – неожиданно окликнул его тридцать первого в семь вечера знакомый женский голос, когда он был в пяти шагах от входа в свой подъезд.
– О! Привет! С наступающим тебя, Риток!
– Праздновать ещё не начал?
– Да нет пока. Стёкл как трезвышко!
– А где встречать будешь?
– Дома.
– Один или в гости ждёшь кого?
– Как получится, вопрос ещё на стадии решения.
– Что ж так долго решаешь? Можно и опоздать.
– Куда опоздать, Рита?
– Куда-нибудь, тебе виднее куда. Может получиться, что всюду опоздаешь.
– Успеем!
– Ну, смотри, а то заходи. Чего-чего, а скучать я тебе не дам.
– Даже так? Звучит заманчиво, надо подумать.
– Думай, но не долго, мне нужно знать, как стол сервировать.
– Был тут один план. Если сорвётся – зайду.
– Ага! Значит, я у тебя запасным вариантом прохожу? – Гринёва повернулась спиной и пошла к своему подъезду.
Никаких планов у Болта не было, соврал он однокласснице. Просто хотел посмотреть «Голубой огонёк», выпить дядь-Витиного самогона и отоспаться. По гостям он планировал первого пройтись.
– Рита!
Соседка сделала ещё три шага и только после неспешно обернулась. Молча смотрела на Болта. Но было понятно, о чём она молчала.
– А у тебя гостей много будет?
– Вот за это не переживай, у меня трёхкомнатная квартира, родители уйдут к бабушке. Места всем хватит.
– Хорошо... – Болт не знал, что ещё сказать и пауза затянулась на долгие три секунды.
– Так ты придёшь или нет? Если тебе мои гости мешать будут, мы их тоже можем отправить к бабушке. Только к другой.
– Приду. В первом часу. Мне ещё надо успеть зайти тут к одному человечку, – снова соврал Болт.
– Ладно, жду. Поздравляй свою человечку!
В почтовом ящике, всякий раз встречающем мимолётный взгляд Тихона тремя тёмными отверстиями, что-то изменилось – сегодня левое было чуть светлее. Неужели письмо? Ключа с собой Болт не носил. А если бы и был ключ, то сейчас не до почты, он торопился. Срочно было нужно домой. Ну, просто очень срочно! Вбежал, преодолевая каждый лестничный пролёт в три шага – через две на пятую ступень. Ключи от квартиры сначала не хотели выбираться из брюк, цеплялись бородками за саржу кармана, как окунёк за рыболовную сеть, потом отказывались лезть в скважину… Пока справлял малую нужду и прокручивал в голове свежие впечатления, пока ставил на газ чайник и открывал форточки, забылось. Осталось только ощущение какой-то неисполненности, незавершённости.
Включил телевизор. Сразу попал в атмосферу праздника, вытеснившую из эфира обычные монотонные доклады о ходе социалистических соревнований, о подключении нового месторождения к экспортному газопроводу «Перегной – Кумары – Лужгород». Популярные певцы Афанасий Бизон, Ричард Гриль, Тигран Лещан и Белла Кирпичёва исполняли свои самые забойные шлягеры. А между песнями с неестественным воодушевлением и напускным пафосом украшенные мишурой улыбчивые люди, держа в руках бокалы с шампанским, скоренько рапортовали стране об успехах своих производственных коллективов в уходящем году. Завершали они свои заявления обязательно под конфетти, серпантин или хлопушку.
«Что-то я ещё хотел успеть!» – постоянно свербило в голове. Он подошёл к телевизору и стал перещёлкивать каналы. Из двенадцати фиксированных частот, жёстко заложенных в колебательные контуры переключателя телевизионных каналов, в родном городе Тихона использовалась только одна, на которой транслировался сигнал Центрального Телевидения. Сколько не крути ручку переключателя, на всех остальных – только белый шум рябью на экране и ровное шипение в динамике. А в Венгрии было семь! Тихон сделал полный оборот ручки и вернулся на ЦТ. Он подошёл к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. Стоял так долго, но так и не вспомнил, что же ещё хотел сделать.
Шёл снег. Хорошо, когда на Новый Год снег, правильно это, по-нашему, по-христиански. В Венгрии его не было.
– О, какие люди! Ты же говорил – после двенадцати. Или я салют пропустила, уже январь на дворе?
– Могу уйти, если я не прав.
– Куда уйти, Заходи! А это что? – спросила она Болта, впуская в квартиру.
– Ёлка, её можно с чем-то перепутать?
– Вижу, что ёлка. И даже с игрушками! Но зачем? У меня уже есть, вон она, – Рита показала на стенку, в зеркалах которой отражались мигающие огоньки ёлочной гирлянды.
– Но у тебя одна.
– Не одна! У меня ещё на кухне, на холодильнике маленькая – смотри!
– Ну, хорошо, две. А комнат у тебя три, правильно?
– Болтинов, ты всегда был таким!
– Каким – таким?
– Баламутом! Задумчивым баламутом.
– Да? Ладно, потом обсудим. У тебя компот или морс есть?
Ёлочка образовалась случайно. В холодильнике имелись все ингредиенты для оливье и шубы: кастрюля с картохой, заранее сваренной, в другой кастрюльке – свекла и морковка. В начале десятого сел резать. Набрался мусор, который мог источать непраздничные ароматы – особенно селёдочные потроха. Решил, что логичнее будет, нарушив мамину примету – не выносить мусор на ночь, всё же избавиться от него в старом году. «Один раз – не Аль-Катрас! – подумал на этот счёт Болт. – В другой раз послушаюсь маму, не сегодня».
Тихон набросил куртку, подхватил ведро и направился к мусорным бакам. На обратном пути ему навстречу попался незнакомый мужик лет сорока. Наверное, новый жилец какой-то. Судя по одежде – трико, свитер и тапки на босу ногу – направлялся он туда, откуда возвращался Болт. В одной руке – обувная коробка, из которой торчал старый веник, в другой – маленькая, высотой не больше метра, ёлочка.
– Парень, тебе ёлка не нужна? – сказал он, поравнявшись с Тихоном. Дяденька явно был навеселе – видимо, для проведения плановой операции «Новый Год» он прошёл процедуру пероральной премедикации.
– Сколько?
– Одна.
– Стоит сколько?
– Нисколько! Так отдаю. Лишняя.
– Так я не могу.
– Ну, не можешь – тогда выбрасываю.
– Стой! Ты где-то здесь живёшь?
Мужик назвал квартиру напротив Ритиной.
– Давай. Буду должен, а пока спасибо!
Пожали руки, поздравили друг друга с наступающим и разошлись.
В подъезде, неся в одной руке ёлку, а в другой – пустое ведро, Болт снова заметил, что в почтовом ящике что-то лежит. «Наверное открытку прислали... Так вот, что я весь вечер пытался вспомнить!» – дошло до него. Открытка оказалась оторванным от газеты клочком бумаги. «Что за шутки, блин горелый! – расстроился Болт. – Нашли место для мусора!» Он уже было собрался выбросить бумажку в ведро, но заметил, на белом поле газетного обрывка рукописную строку карандашом. В подъезде лампочки горели не на каждом этаже, освещение было настолько скудным, что новому человеку, ищущему нужную квартиру, приходилось подсвечивать номера на дверях спичками. Зашёл в квартиру и прочёл: «Т. В. Зайдите в квартиру… С. Е.» Номер квартиры был написан неразборчиво и Тихон перебирал варианты: 16, 76, 10, 70. Не нужно иметь ума лопату, чтобы понять, кому принадлежат инициалы адресанта «С. Е.» Квартира, в которую отсылала записка, тоже легко вычислялась – методом логических исключений – баба Лида была соседкой по этажу.
– Лидия Григорьевна, с наступающим! Здоровья Вам! Мне тут записку оставили…
– Да-да, Тиша, с наступающим! Тебе тут ящик принесли… Всех благ, самое главное – это здоровье! Где же я его дела, не знаю!... И хорошую невесту найти тебе в новом году! Вот эта девушка, которая приходила, очень мне понравилась! Ты обрати на неё внимание. Ну, куда же она, зараза, делась!.. Да, я знаю, о чём говорю, ты не смейся! Смеётся тот, кто смеётся последним, эта пословица не зря народом придумана! Она к пожилым очень уважительно относится! Вот же бестолочь! А красавица какая! Склероз одолел! – под этот речитатив баба Лида успела открыть и закрыть ящик в тумбочке прихожей, сходить на кухню, в комнату, в ванную, только на балкон не вышла.
За неделю до Нового Года Болт зашёл к ней. Прошлый раз в этом доме ему всучили целую кастрюлю котлет. Болт отпирался, но взял, когда Тоня обожгла его тяжёлым взглядом и сказала:
– Обижусь!
Чтобы не возвращать кастрюлю пустой, он не придумал ничего оригинального, просто купил и засыпал в неё два с половиной килограмма шоколадных конфет «Кара-Кум».
Дверь открыла Света. Она была в бигудях и в Тонином халатике, который правильнее было бы назвать передником, поскольку задник отсутствовал. Со спины, под поясом, завязанным бантиком, напоминавшем по форме стрекозу – только трусики. Увидев Болта, она смущённо поздоровалась, и боком, прижимаясь к стене, упорхнула в комнату. Однако стрекозу на ягодицах утаить от Болта ей не удалось. «Хороша, шельма!» – невольно подумал Болт, провожая взглядом рыжую.
– А, Тихон Вячеславович! Ну, здравствуй! Заходи на кухню, не смущай мне Светку.
– Я смущаю? Это кто кого ещё смущает! Держи!
Тихон протянул хозяйке холщовую сумку.
– Что это?
– Кастрюля твоя. Спасибо, котлетки отменные!
– Ты их чего, назад принёс?
– Зачем? Все съел!
– А почему кастрюля тяжёлая?
– Она же железная. Железо всегда тяжёлое!
Тихон проследил, как Тоня достала из сумки кастрюлю, как сняла с неё крышку, заглянула внутрь. Ему показалось, что она не в духе.
– Конфеты. Понятно. Спасибо.
– Тонь, у тебя всё хорошо?
– Ну, придётся пить чай, раз конфеты.
– Так фатально – «Придётся пить чай!» А есть варианты лучше?
В коридор выбежал оглядывающийся и улыбающийся от предвкушения драйва Тошка, следом за ним выскочила Света. Уже в свитере с воротником под горло и в длинной клетчатой юбке из плотного сукна. Она накинула платок прямо на бигуди, сунула ноги в сапоги – вжжик-вжжик – быстро застегнула на них молнии, накинула пальто и, не застегнувшись, заглянула в кухню:
– Тось, я пошла!
– Куда? Чай попьём!
– Не хочу. До свидания, Тихон Вячеславович!
– А коклюшки?
– Дома сниму, потом занесу.
– Сожжёшь гриву, дурочка, тебе же химию смывать пора!
– Я быстро! – и закрыла за собой дверь.
Щёлкнул подпружиненный ригель английского замка.
Тошка, лелеявший надежду, что его выведут на прогулку, перестал вертеть хвостом, опустил его в грустную позицию, понюхал косяк входной двери и вернулся в комнату.
– Взяла она фиксатор или нет, не знаю!
– Что это с ней? – перевёл взгляд с коридора на Антонину Тихон.
– А ты не знаешь?
– Нет.
– И не догадываешься!
– Ты о чём?
– И между вами ничего нет, да?
– Тоня! – Тихон активно помотал головой, при этом губы его издали некое подобие лошадиного фырканья. – Мне двадцать шесть, я преподаватель в институте. Ей семнадцать, она студентка. У тебя есть логарифмическая линейка? Давай отнимем её возраст от моего. Что получится? Так, значит... двадцать шесть… Девять! Тоня, девять лет разница, о чём ты говоришь!
– Ей завтра восемнадцать, она сегодня химию у меня делала на своё совершеннолетие…
– Ладно, пускай будет восемь разницы, хотя двадцать шесть мне тоже не вчера стукнуло. Ты мне что инкриминируешь? – Тихон сказал это и стал ждать ответа, или хоть какой реакции, уставившись при этом в пустой, свободный от всего участок рабочей стенки кухни, где у большинства его знакомых висели разделочные доски под Хохлому, абсолютно нефункциональные фарфоровые поварёшки из Гжели или стоял на торце Жостовский поднос.
Антонина, неглупая, уже обжигавшаяся женщина, смотрела на дно хрустальной салатницы, куда минуту назад были пересыпаны из кастрюли алавердышные конфеты. Она молчала и вертела в руках одну из них, будто пыталась прочесть в каком городе и на какой фабрике её сделали. Она думала. Думала о вере в людей. Всего час назад сестра убедила её в том, что Тихон, который уже почти свой, в смысле – почти мой, оказывается, чуть ли не сватается к сестре! И ведь гладко всё изложила – некоторые темы их бесед ранее слышала от Тихона, многое совпадало! А теперь Тихон вполне достоверно разыгрывает удивление и даже обиделся. Не доверять ему сложно, да и не хочется. Но кто-то из двоих обязательно врёт, это ежу понятно!
– Тоня! – Прервал напряжённое молчание Болт. – Чай будем?
– Да, поставь, пожалуйста.
– Корче так… – Болт поставил на плиту чайник и стал озираться. – А спички где?
– Наверное, в комнате, Света брала.
Тихон сходил за спичками и продолжил:
– Короче, ты можешь мне верить, можешь не верить, дело твоё. Не знаю, что тебе наговорила сестрёнка, у неё фантазия богатая. Не знаю и знать не хочу. Мне это не нужно! – Болт прокашлялся и продолжил. – Мне, если честно, вообще ничего не нужно!
Тошка запрыгнул на соседний табурет, покрутился на нём, пытаясь свернуться калачиком, но площадка была маловата. В итоге пёс примостился на нём, положив передние лапы и голову Болту на колени.
– Болтинов! – Тоня первый раз назвала Тихона по фамилии, и это резануло слух. – Может коньячку?
Глава 20. СОСЕДКА
Новый год – искусственный праздник, если задуматься. Просто лишний повод поесть оливье и промочить горло. Подумаешь, у календаря случилась днюха, и он пригласил всю планету в гости, ай-я-яй! Детям в радость, весь привлечённый антураж для них – ёлка с блестками, бенгальские огни, щедрый на подарки дед и взрослая тётя с гипертрофированной косой, наряженная во всё девчачье. Позже, уже в школе, премиум-пакетом идут зимние каникулы. А когда тебе уже за двадцать с гаком, краски этого зимнего карнавала тускнеют. Без медикаментозного стимулирования вернуть им прежнюю сочность удаётся очень немногим.
Серёга Галкин в начале декабря получил ключи от однокомнатной квартиры. Отпрашиваясь с работы, он спешно оформлял документы, закупал стройматериалы, немудрёную мебель. Очень хотел успеть въехать до Нового Года. Квартира находилась на противоположном краю города, и встречаться стали реже. К тому же за него взялась Светка. Вроде мелкая хохотушка, а нашла болезненные места и держала их крепко в кулачке! Серёга остепенился, всюду таскался за ней, как бычок с кольцом в носу за верёвкой хозяина.
С Инной всё схлопнулось. Она теперь всецело посвятила себя семье. Ладно, держим кулаки. Муж завязал с водкой, а Вова подрос рассудком и однажды спросил: «Мама, а ты больше не будешь гулять с любовником?» – «Каким любовником, сы?ночка?» – «С тем, который был вожатым второго отряда у нас в лагере». Болт узнал об этом от самой Инны, когда они случайно оказались рядом в одной очереди за мандаринами и потом шли вместе до пешеходного перехода.
С Тоней получилось неловко. Хорошая она, но душа не лежит, хоть убей! А раз так, то не следует дурачить себя и женщину. Он собирался поздравить её первого января, приготовил презент – набор маникюрных инструментов и пять дефицитных дизайнерских пузырьков лака для ногтей разного цвета с блёстками в единой упаковке. А однажды увидел из автобуса её с каким-то мужиком. Не поленился, вышел на остановке и проследил. Мужик довёл её до дома. Они постояли ещё какое-то время возле подъезда, видимо прощались, но в итоге оба зашли в дом. «Ну, и хорошо, бог вам в помощь!» – подумал Болт и вернулся на остановку.
– Как настроение, Болтинов? – неожиданно окликнул его тридцать первого в семь вечера знакомый женский голос, когда он был в пяти шагах от входа в свой подъезд.
– О! Привет! С наступающим тебя, Риток!
– Праздновать ещё не начал?
– Да нет пока. Стёкл как трезвышко!
– А где встречать будешь?
– Дома.
– Один или в гости ждёшь кого?
– Как получится, вопрос ещё на стадии решения.
– Что ж так долго решаешь? Можно и опоздать.
– Куда опоздать, Рита?
– Куда-нибудь, тебе виднее куда. Может получиться, что всюду опоздаешь.
– Успеем!
– Ну, смотри, а то заходи. Чего-чего, а скучать я тебе не дам.
– Даже так? Звучит заманчиво, надо подумать.
– Думай, но не долго, мне нужно знать, как стол сервировать.
– Был тут один план. Если сорвётся – зайду.
– Ага! Значит, я у тебя запасным вариантом прохожу? – Гринёва повернулась спиной и пошла к своему подъезду.
Никаких планов у Болта не было, соврал он однокласснице. Просто хотел посмотреть «Голубой огонёк», выпить дядь-Витиного самогона и отоспаться. По гостям он планировал первого пройтись.
– Рита!
Соседка сделала ещё три шага и только после неспешно обернулась. Молча смотрела на Болта. Но было понятно, о чём она молчала.
– А у тебя гостей много будет?
– Вот за это не переживай, у меня трёхкомнатная квартира, родители уйдут к бабушке. Места всем хватит.
– Хорошо... – Болт не знал, что ещё сказать и пауза затянулась на долгие три секунды.
– Так ты придёшь или нет? Если тебе мои гости мешать будут, мы их тоже можем отправить к бабушке. Только к другой.
– Приду. В первом часу. Мне ещё надо успеть зайти тут к одному человечку, – снова соврал Болт.
– Ладно, жду. Поздравляй свою человечку!
В почтовом ящике, всякий раз встречающем мимолётный взгляд Тихона тремя тёмными отверстиями, что-то изменилось – сегодня левое было чуть светлее. Неужели письмо? Ключа с собой Болт не носил. А если бы и был ключ, то сейчас не до почты, он торопился. Срочно было нужно домой. Ну, просто очень срочно! Вбежал, преодолевая каждый лестничный пролёт в три шага – через две на пятую ступень. Ключи от квартиры сначала не хотели выбираться из брюк, цеплялись бородками за саржу кармана, как окунёк за рыболовную сеть, потом отказывались лезть в скважину… Пока справлял малую нужду и прокручивал в голове свежие впечатления, пока ставил на газ чайник и открывал форточки, забылось. Осталось только ощущение какой-то неисполненности, незавершённости.
Включил телевизор. Сразу попал в атмосферу праздника, вытеснившую из эфира обычные монотонные доклады о ходе социалистических соревнований, о подключении нового месторождения к экспортному газопроводу «Перегной – Кумары – Лужгород». Популярные певцы Афанасий Бизон, Ричард Гриль, Тигран Лещан и Белла Кирпичёва исполняли свои самые забойные шлягеры. А между песнями с неестественным воодушевлением и напускным пафосом украшенные мишурой улыбчивые люди, держа в руках бокалы с шампанским, скоренько рапортовали стране об успехах своих производственных коллективов в уходящем году. Завершали они свои заявления обязательно под конфетти, серпантин или хлопушку.
«Что-то я ещё хотел успеть!» – постоянно свербило в голове. Он подошёл к телевизору и стал перещёлкивать каналы. Из двенадцати фиксированных частот, жёстко заложенных в колебательные контуры переключателя телевизионных каналов, в родном городе Тихона использовалась только одна, на которой транслировался сигнал Центрального Телевидения. Сколько не крути ручку переключателя, на всех остальных – только белый шум рябью на экране и ровное шипение в динамике. А в Венгрии было семь! Тихон сделал полный оборот ручки и вернулся на ЦТ. Он подошёл к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. Стоял так долго, но так и не вспомнил, что же ещё хотел сделать.
Шёл снег. Хорошо, когда на Новый Год снег, правильно это, по-нашему, по-христиански. В Венгрии его не было.
– О, какие люди! Ты же говорил – после двенадцати. Или я салют пропустила, уже январь на дворе?
– Могу уйти, если я не прав.
– Куда уйти, Заходи! А это что? – спросила она Болта, впуская в квартиру.
– Ёлка, её можно с чем-то перепутать?
– Вижу, что ёлка. И даже с игрушками! Но зачем? У меня уже есть, вон она, – Рита показала на стенку, в зеркалах которой отражались мигающие огоньки ёлочной гирлянды.
– Но у тебя одна.
– Не одна! У меня ещё на кухне, на холодильнике маленькая – смотри!
– Ну, хорошо, две. А комнат у тебя три, правильно?
– Болтинов, ты всегда был таким!
– Каким – таким?
– Баламутом! Задумчивым баламутом.
– Да? Ладно, потом обсудим. У тебя компот или морс есть?
Ёлочка образовалась случайно. В холодильнике имелись все ингредиенты для оливье и шубы: кастрюля с картохой, заранее сваренной, в другой кастрюльке – свекла и морковка. В начале десятого сел резать. Набрался мусор, который мог источать непраздничные ароматы – особенно селёдочные потроха. Решил, что логичнее будет, нарушив мамину примету – не выносить мусор на ночь, всё же избавиться от него в старом году. «Один раз – не Аль-Катрас! – подумал на этот счёт Болт. – В другой раз послушаюсь маму, не сегодня».
Тихон набросил куртку, подхватил ведро и направился к мусорным бакам. На обратном пути ему навстречу попался незнакомый мужик лет сорока. Наверное, новый жилец какой-то. Судя по одежде – трико, свитер и тапки на босу ногу – направлялся он туда, откуда возвращался Болт. В одной руке – обувная коробка, из которой торчал старый веник, в другой – маленькая, высотой не больше метра, ёлочка.
– Парень, тебе ёлка не нужна? – сказал он, поравнявшись с Тихоном. Дяденька явно был навеселе – видимо, для проведения плановой операции «Новый Год» он прошёл процедуру пероральной премедикации.
– Сколько?
– Одна.
– Стоит сколько?
– Нисколько! Так отдаю. Лишняя.
– Так я не могу.
– Ну, не можешь – тогда выбрасываю.
– Стой! Ты где-то здесь живёшь?
Мужик назвал квартиру напротив Ритиной.
– Давай. Буду должен, а пока спасибо!
Пожали руки, поздравили друг друга с наступающим и разошлись.
В подъезде, неся в одной руке ёлку, а в другой – пустое ведро, Болт снова заметил, что в почтовом ящике что-то лежит. «Наверное открытку прислали... Так вот, что я весь вечер пытался вспомнить!» – дошло до него. Открытка оказалась оторванным от газеты клочком бумаги. «Что за шутки, блин горелый! – расстроился Болт. – Нашли место для мусора!» Он уже было собрался выбросить бумажку в ведро, но заметил, на белом поле газетного обрывка рукописную строку карандашом. В подъезде лампочки горели не на каждом этаже, освещение было настолько скудным, что новому человеку, ищущему нужную квартиру, приходилось подсвечивать номера на дверях спичками. Зашёл в квартиру и прочёл: «Т. В. Зайдите в квартиру… С. Е.» Номер квартиры был написан неразборчиво и Тихон перебирал варианты: 16, 76, 10, 70. Не нужно иметь ума лопату, чтобы понять, кому принадлежат инициалы адресанта «С. Е.» Квартира, в которую отсылала записка, тоже легко вычислялась – методом логических исключений – баба Лида была соседкой по этажу.
– Лидия Григорьевна, с наступающим! Здоровья Вам! Мне тут записку оставили…
– Да-да, Тиша, с наступающим! Тебе тут ящик принесли… Всех благ, самое главное – это здоровье! Где же я его дела, не знаю!... И хорошую невесту найти тебе в новом году! Вот эта девушка, которая приходила, очень мне понравилась! Ты обрати на неё внимание. Ну, куда же она, зараза, делась!.. Да, я знаю, о чём говорю, ты не смейся! Смеётся тот, кто смеётся последним, эта пословица не зря народом придумана! Она к пожилым очень уважительно относится! Вот же бестолочь! А красавица какая! Склероз одолел! – под этот речитатив баба Лида успела открыть и закрыть ящик в тумбочке прихожей, сходить на кухню, в комнату, в ванную, только на балкон не вышла.
