Анна Васильевна вздохнула и отвела взгляд.
– Мама? – Тоня встревожилась, пытаясь отогнать нехорошее предчувствие. То самое, когда северный пушной зверёк подкрался незаметно и подбирается всё ближе.
– Мы не пойдём домой, – глухо и виновато ответила мать, не глядя на неё. – Ты теперь под их протекторатом и часть их семьи, как мне объяснили. И жить будешь с ними. Хотя бы пока, на время реабилитации и обучения.
– Что?! – Тоня отрицательно помотала головой, не веря услышанному. – И ты меня отдашь, им?
Она могла ждать подлости и предательства от кого угодно – парня, подружки, подружки брата, от приятелей, коллег, но только не от семьи. Не от мамы. Ноги подкосились, как от удара по сгибу колен. Тоня просто сползла на койку, как подкошенная. Маленькое чахлое деревце, срубленное одним ударом. Было трудно даже дышать. Она отстранённо подумала, как вовремя эта Элиа приглушила ей эмоции. Иначе мог и хватить удар. В ушах слегка шумело, а перед глазами все пыталось кружиться и плыть. Девушка вцепилась в мамину руку, как утопающий в соломинку, ещё надеясь, что это всё страшный сон или бред больного рассудка.
Мама прижала её к своей груди, как совсем маленького ребёнка. Тоня ощутила, как она всхлипнула и тут же украдкой утёрла слёзы. Нет, самый близкий и родной человек не смог бы её предать. ТАК не предают. Тоня остановила поток хаотичных мыслей и внезапно поняла, что маме ещё больней. У неё в прямом смысле сердце разрывалось от боли и страха за своего ребёнка, чувства беспомощности и вины. То, что ощутила Тоня на другой стороне связи, было в разы хуже того, что чувствовала она сама. Только легче от этого озарения не стало. Так же больно и тяжело, просто иначе.
– Доченька, я никому, ни за что и никогда тебя не отдала бы, – прошептала мама. И Тоня поняла, что это правда. Как режет ложь и лицемерие, она уже знала. – Вы с Сашкой – всё, что у меня осталось. И всё, что осталось от вашего отца. Ванькино продолжение, и характером – оба в него, вот же гены Савельевские, – женщина грустно улыбнулась, баюкая дочь, как когда-то давно. Когда она была маленькой, любимый – живым, и все они – просто счастливыми. – Тонь, моей материнской любви и родных стен не хватит, чтобы вылечить тебя. Я не представляю, как тебе помочь, что вообще нужно делать. Это не насморк и не ОРЗ, само не пройдёт. А они уже подняли тебя на ноги. И научить я тебя ничему не смогу. Я даже толком не поняла, к чему именно у тебя способности, какой дар. Но поняла, что тебе никто не желает зла и не хочет обидеть. Материнское сердце чует.
– Мама, не отдавай меня. Давай сбежим, – вырвалось у Тони.
– Куда? А главное, как? – мама опустила горький взгляд на дочкины ноги.
Действительно, как? Какой с неё бегун? От садовой улитки бы убежать. И та догонит и рожками забодает, потому что сильней. Даже если каким чудом и удастся сбежать с Кайласа – дальше что?
– Прости, это я на эмоциях ляпнула. Не подумавши, – Тоня пару раз медленно, глубоко вдохнула, усилием воли взяв себя в руки. – Они правы, мне нужно долечиться и учиться. Нужно встать на ноги и вернуться в универ. И бежать я не стану. Это трусливо, жалко, глупо и совсем свинство. Всё-таки я им благодарна.
Под «им» она имела в виду конкретного зеленоглазого сумеречного мага. Но маме откуда об этом знать.
Чтобы больше ничего лишнего не ляпнуть, Тоня предпочла есть. Удивительно, но аппетит от таких новостей никуда не исчез, а наоборот, усилился. Организму было до ржавого шурупа на её чувства, он просто хотел еды. А жевать и реветь одновременно не получалось, чему она была особенно рада. Нытьём и паникой ещё ни одна проблема не решалась. Тоня не собиралась жевать сопли, если можно жевать куриные рулетики, запечённые с грибами и сыром, тушёные овощи с дымком и хрустящие поджаристые бородинские гренки, запивая их густым и восхитительно горячим сырно-сливочным супом. Хотя бы голодом её морить не стали, уже неплохо. А если нормально, без истерик поговорить с Владиславом Викторовичем – может, и компьютер дадут. Это не мотоцикл, не каприз или роскошь, а средство обучения. Такую роскошь, как вылететь с бюджета и остаться без образования, она не могла себе позволить. Пусть она пока не сможет посещать универ, зато может учиться удалённо. И зарабатывать удалённо тоже может, ноги айтишнику для этого не нужны. Конечно, много она так не заработает и лечение не оплатит. Зато хотя бы не будет чувствовать себя никчёмной содержанкой и нахлебницей.
Тоне стало легче. Вместо полной неопределённости наметились планы, цели и пути их достижения, а пушистый полярный зверь стал не таким полярным, мрачным и глобальным, как казался. Главное, она жива и родные живы. А с остальным постепенно разберётся.
Тоня сосредоточенно доедала творожный десерт, когда из белой стены в палату шагнули трое. Растрёпанная и взволнованная Юля, мявшая в руках берет, в сопровождении бесстрастного, сдержанного Андрея. Позади парочки неприкаянно маячил похудевший, осунувшийся, потерянный Сашка. Серая, явно тюремная роба висела на нём, как на пугале. Тоня от неожиданности выронила ложку.
– Шурик! Явился, солнце красное, изолента синяя, – она в сердцах бросила в него ложкой и попала. – Ну иди сюда, алкаш ездовой, гад полосатый, шумахер недобитый. Добивать буду!
Брат заторможенно поднял ложку и шагнул вперёд, не решаясь поднять глаза на мать и сестру. Тоня никогда ещё не видела его таким. Пустым, постаревшим лет на тридцать, угасшим и сломленным. От парня осталась бледная тень и чувство вины. Похоже, осознал свои пьяные подвиги и их последствия. Даже Юлька, почти сестрёнка, знакомая с детства, смотрела на него сердито, с укором и плохо скрытой неприязнью. Если бы не присутствие Анны Васильевны, старшего архонта и больной подруги, импульсивная и острая на язычок Борисовна уже бы высказала этому гонщику-угонщику всё, что о нём думает. В деталях и пикантных подробностях, с перечислением всех известных и неизвестных науке видов рогатого скота. Но при такой аудитории стеснялась. Тоня заметила, как Андрей ласково, интимно взял её за руку, переплетая пальцы. Не такой он и хладнокровный, как с виду кажется. Между парочкой летели невидимые, но вполне осязаемые искры. Юлька зарделась и явно передумала ругаться. Они вместе? Уже встречаются? А этот любвеобильный мажор зря времени не терял. Для полного комплекта не хватало только зеленоглазого.
Старший архонт усмехнулся. Наверно, прочёл мысли. Тоня фыркнула и мысленно показала ему целую доску самых противных формул, с теоремой сверху.
Сашка замер в паре шагов от больничной койки, так и не решаясь поднять глаза на родных людей. Он выглядел, будто мечтал провалиться в преисподнюю или вернуться обратно в тюрьму. Как жить дальше, после того, что стало с его жизнью и что он натворил в ней сам, как смотреть в глаза сестре и матери, которым он принёс столько горя? Они-то простят. Сам себя никогда простить не сможет.
– Тонь, мама... простите, если можете, – глухо выдавил парень, разглядывая невидимые узоры на белом полу. – Никакие бабы не стоят... этого. Да вообще пропади они пропадом, и водка эта пропади, – при одном упоминании водки Сашку перекосило, а лицо позеленело, будто его вот-вот вывернет на этот стерильно-белый пол. – Сам себя ненавижу и презираю, жить не хочу. Но ради матери, ради сестры и памяти отца буду. В камере много времени на раздумья, да там больше и заняться нечем. В общем... я решил вернуться на службу, всё равно с меня больше никакого толка, одни беды. А военный я неплохой, по погонам лейтенант, хоть и по жизни дурак. В спасательной команде всегда найдётся дело. Какая разница, служить государству или иерархии, главное – я буду спасать жизни. Даже если спасу кота, уже не зря землю топтал. Того, что я уже наворотил, это не исправит. Но, может, хоть появится, за что себя уважать. И не думать каждую минуту, что родная сестра чуть не погибла из-за меня, что искалечил ей жизнь и она меня ненавидит.
О Любе он даже не вспомнил. Это больше не казалось важным. За эти неполных три дня, которые показались ему вечностью, парень повзрослел, даже постарел, на годы. От прежнего Сашки, влюблённого безбашенного парнишки-лейтенанта не осталось и следа. Перед Тоней и измученной матерью стоял незнакомый, замкнутый, заледеневший изнутри взрослый мужчина, полный боли, вины и мрачной решимости. Даже непоседа и хохотушка Юлька притихла и прижалась к Андрею.
– Баран ты, Сашка. Но ты же всё равно мой брат. Как я могу тебя ненавидеть? У нас с мамой никого больше нет, кроме друга друга и тебя. Ну, у меня Юлька ещё, а у мамы – только мы, – слёзы Тоня сдержала и засунула подальше, но голос всё равно предательски дрогнул. – Я разозлилась, испугалась, вот и хочется тебя треснуть, чтоб думал мозгами. Но не виню тебя, так получилось. Не со зла, по глупости, по ошибке. Я тоже могла поступить умнее. Его, например, позвать, – девушка бросила виноватый взгляд на Андрея. – Или... иначе остановить. У меня тоже было время подумать над своими ошибками. Но умные мысли обычно приходят, когда глупости уже сделаны. Ко всему подготовиться невозможно даже на экзаменах, а жизнь посложнее какой линейной алгебры или квантовой физики будет. И уроки у неё трудней. Никто не выучил алгебру или физику, чтоб ни единой ошибки не допустить. Все ошибаются, даже профессора и великие учёные, и ты ошибся, что теперь? С этим уже ничего не сделаешь. Только сделать выводы и жить дальше.
Сашка неуверенно поднял на сестру взгляд. Когда эта козявка успела вырасти...
– Жить дальше, – согласился он. – Только лучше и умней. Никаких больше пьянок, соплячьих выходок и девок.
В сторону алкоголя и женщин даже помыслить было противно. Противнее только собственная рожа. Но после Тонькиных слов на душе стало чуточку светлей и легче.
***
Едва Влад покинул палату и территорию больничного комплекса, с ним телепатически связался брат. Позывные Андрея отдавали махровой темпоральщиной, хроносдвигом и неприкрытой тревогой. Причём двойной. За ужика волновался не только брат, научивший человеческого детёныша плохому, но и какая-то девица. Старший подцепил тёлочку, ещё и таскается с ней по времени, как по бульвару? Батя его по головке не погладит... Да и непохоже это на солидного, непробиваемо-спокойного, даже чересчур правильного Андрея. Во всех смыслах положительного, насколько может быть положительным Тёмный.
Конечно, братец не жил монахом-отшельником и не чурался прекрасного пола, но его похождения ещё не доходили до степени наглости. Влад мысленно усмехнулся. Они будто поменялись местами: он сам мечется между больницей, универом и офисом, как мантикора с ошпаренным хвостом. Даже забывая пожрать, чего мантикоры никогда не забывают. А всегда серьёзный, ответственный брат совсем охренел: ворует артефакты, хулиганит во времени, прогуливает, забил на работу и пустился во все тяжкие. Прежде Влад непременно подколол бы братуху, но теперь слишком устал для такой ерунды. Ему, собственно, какое дело. Андрей – не его присвоенный, он брату не нянька и не дуэнья. Все мыслительные линии занимали совсем другие вещи. Он вкратце прокрутил Андрею последние события, передал координаты для перемещения и открыл портал до дома.
В первую очередь нужно подготовить нормальный жилой модуль для ужика. Не заселять же больного человека в какую-то конуру, без элементарных бытовых удобств. Хотя бы туалет и душ должен быть удобным и в шаговой доступности. И разумеется, никаких скользких полов, порогов и лестниц.
Он бы не заморачивался и заселил девчонку к себе. Удобно, комфортно. Присматривать за ней и заботиться было бы проще в разы. Пространства у него хватило бы развернуть секцию общежития на полсотни студентов, а не хватит – можно и расширить. Присутствие Тони его не раздражает, скорее наоборот. Без неё, вроде как, чего-то не хватает. Только как она отреагирует на такое сожительство? Менталистка ясно сказала, беречь малявочку от стрессов, а его паранормы взрослые боевики разумно опасаются. Грань эта дурацкая ещё следом таскается. Точнее, проявляется. Так-то она всегда рядом. Просто он таким родился, а человеку приятного мало. И что он сделает, если это неотъемлемая часть его Силы, его самого. Сумеречные связаны с Гранью, как долбаные русалки с водой, фениксы с огнём, йиннэн с лунным светом, а демоны с Инферно. С кем он вообще срезонирует, с такой энергетикой? И что с ним вообще творится, если такое на ум приходит? Брату позавидовал, что ли...
Влад вздохнул, очистил сознание от посторонних мыслей и принялся формировать отдельный жилой модуль рядом со своим.
Как долго Тоня будет здесь жить, он не представлял. В полях событий творился такой хаос, что сами иерархи с трудом разбирались в вероятностях. Поэтому архонт остановился на долговременном варианте. Зачем создавать времянку, если можно развернуть комфортную студию, с отдельным удобным санузлом, мини-кухней и уютной лоджией с видом на сад. Девчонке хотя бы не придётся мучительно тащить себя на общую кухню каждый раз, когда захочется заточить бутер или выпить чашечку кофе, а лоджия с живыми растениями, мягкими креслами, практичным столиком и красивой панорамой позволит гулять, дышать свежим воздухом и греться на весеннем солнышке, когда захочется. Пока ужик начнёт нормально ходить, самостоятельные прогулки ей недоступны. А ему не хотелось, чтобы она чувствовала себя, как в больнице, гостинице или тюрьме. Выдернуть девочку из привычной среды, от близких – уже стресс для неё. Даже если это хибара или съёмная квартира. Вряд ли она почувствует себя здесь дома, несмотря на все его старания, но что-то вроде санатория или курортного отеля сгодится.
Влад сначала хотел воссоздать роскошную обстановку класса люкс, в изысканном корсианском или альвиронском стиле, чтобы впечатлить неискушённую малявку, но передумал. Слишком чуждая среда. В таких палатах ему самому было бы не по себе. Между роскошью и уютом он выбрал уют, в максимально людском понимании. Ничего иномирного. Хватит с малышки магических светильников. Позже можно привязать стационарный портал и поставить тренажёры, как в реабилитационном центре. Только узнать у врачей, какие.
Спортзал в доме имелся, но рассчитанный на здоровых сильных магов, а не больных людей. Качалка, ринг, боевые иллюзоры и големы, бассейн, мамин пилон. Из всего этого счастья Тоне подойдёт разве что бассейн. Хотя, посмотреть на неё на пилоне не отказался бы... Мама иногда танцует бате приват, а они с Андреем по приколу пару раз подсмотрели. Пока маман не обнаружила следящий артефакт и не прикрыла эту лавочку, всыпав обоим конкретных чертей на ринге, а отец заставил колоть дрова. Вручную. Без магии. Физический труд надолго отбил у архонтов шпионские наклонности, но мамин танец того стоил. Вряд ли мелкая умеет так, но можно же научить. А фигурка у неё красивая. Стройная, гибкая. Грудь только маловата, но в целом выглядит гармонично. Гораздо лучше искусственных буферов, где силикона больше, чем живого женского тела. В памяти живо встала полуобнажённая Тоня, стыдливо натягивающая простыню. Будто для взора мага это помеха... Вот что за чушь в сферу сознания лезет? Это больной ребёнок, на что там смотреть и каким надо быть извращенцем.
