Да и не рано я с работы вернулась, уже шесть вечера…
Мое лицо искажает досадливая гримаса, но тут же сменяю ее на очередную вымученную, вежливую улыбку.
И да, наконец, я осознала, что меня смущает.
Несмотря на открытую почти нараспашку дверь, я не чувствую никаких ароматов из соседской квартиры, да и сама соседка не пахнет кислым молочным старческим запахом, какой можно было бы ожидать от нее из-за преклонного возраста.
Ко всему прочему из квартиры не доносится никаких звуков – ни бурчания телевизора, ни гудения вентиляции, ни журчания воды – ничего, абсолютная мертвая тишина, которую разбивают лишь звуки наших голосов да шуршание одежды на теле.
Но ответа, что послужило причиной столь необъяснимого физического феномена, нет. Хотя не сказать, что прям совсем запаха от самой соседки нет. От старушки тянет чем-то странным, очень знакомым…
— Я уволилась, — отвечаю кратко, добавляя в голос побольше строгости и всем своим видом демонстрируя, что тема закрыта, подробностей не будет, и что я не намерена обсуждать свой уход с работы ни с кем в принципе.
— Ох, лихонько. Все-таки вынудили, да? — шепотом спрашивает Тамара Петровна сочувственно, участливо. Фальши в ее голосе не слышится, но от слов соседки все равно становится погано на душе. — Вот ведь… Не должны мы нести бремя чужих ошибок, не должны. Это несправедливо, не считаешь?
— Эм, да, вы правы, это несправедливо, — также тихо соглашаюсь я, не понимая, с чем вообще соглашаюсь-то.
Мое лицо искажает досадливая гримаса, но тут же сменяю ее на очередную вымученную, вежливую улыбку.
И да, наконец, я осознала, что меня смущает.
Несмотря на открытую почти нараспашку дверь, я не чувствую никаких ароматов из соседской квартиры, да и сама соседка не пахнет кислым молочным старческим запахом, какой можно было бы ожидать от нее из-за преклонного возраста.
Ко всему прочему из квартиры не доносится никаких звуков – ни бурчания телевизора, ни гудения вентиляции, ни журчания воды – ничего, абсолютная мертвая тишина, которую разбивают лишь звуки наших голосов да шуршание одежды на теле.
Но ответа, что послужило причиной столь необъяснимого физического феномена, нет. Хотя не сказать, что прям совсем запаха от самой соседки нет. От старушки тянет чем-то странным, очень знакомым…
— Я уволилась, — отвечаю кратко, добавляя в голос побольше строгости и всем своим видом демонстрируя, что тема закрыта, подробностей не будет, и что я не намерена обсуждать свой уход с работы ни с кем в принципе.
— Ох, лихонько. Все-таки вынудили, да? — шепотом спрашивает Тамара Петровна сочувственно, участливо. Фальши в ее голосе не слышится, но от слов соседки все равно становится погано на душе. — Вот ведь… Не должны мы нести бремя чужих ошибок, не должны. Это несправедливо, не считаешь?
— Эм, да, вы правы, это несправедливо, — также тихо соглашаюсь я, не понимая, с чем вообще соглашаюсь-то.
