А после, медленно помотав головой, как та колхозная лошадь, я резко встаю, быстро сгребаю все вещи в сумку и, нырнув в темноту коридора, торопливо стучу каблуками к далекому пятну света, что льется из общего холла. К свету долгожданной свободы...
Но смутная тревога так и не утихла. Пугает любая мелочь – странный силуэт, случайное движение. Нервы как струна натянуты. Поэтому стараюсь не оглядываться по сторонам и уж тем более не всматриваться во тьму. Хочется зажмуриться и с закрытыми глазами преодолеть ставшим вдруг бесконечным коридор…
Но так я рискую навернуться и грохнуться на пол!
Вокруг стоит оглушающая тишина, даже мухи больше не слышно. Наверное, смогла вылететь через форточку или села где-то, устав метаться по темному офису…
Но затишье было обманным. В лоб ударяется что-то мягкое, колючее и шершавое. Я взвизгиваю и судорожно размахиваю одной рукой перед собой, а другой хватаюсь за сердце, которое чуть не выпрыгнуло из груди. И перестаю паниковать только когда осознаю, что это всего лишь муха в темноте ударилась об меня.
Тьфу, вот зараза проклятая! Вспомнила про нее на свою голову! Даже не услышала ее жужжание. Стелсовая муха, муха-ниндзя…
Но, в конце концов, если не считать небольшую аварию с назойливым насекомым, то можно сказать, что столь пугающий путь был благополучно преодолен: никакая хтоническая хтонь не напала из-за угла, а жаль – лучше бы напала и прекратила мои страдания…
Однако, в зеркале лифта я все-таки умудряюсь до усрачки испугаться собственного отражения, потому что совсем вылетело из головы, что дурацкое зеркало сделано почему-то не на входе в лифт, а где-то сбоку, и к тому же еще почти до пола кабины.
Поэтому, когда я, вся всклокоченная и трясущаяся как от лихорадки, скороговоркой тараторю охраннику, что надо выключить свет в кабинете, а после предательски дрогнувшей рукой швыряю ключи так сильно, что они улетают на пол, его лицо говорит само за себя. Уставившись на меня как на умалишенную, охранник ставит закорючку, что задержавшаяся на работе благополучно покинула ее, и вразвалочку уходит проверять этаж.
А я, больше не теряя ни секунды, выскакиваю из здания, вся вспотевшая и запыхавшаяся, и обнаруживаю, что на улице давно и безнадежно опустились глубокие сумерки. Хотя чего я ожидала увидеть в девять вечера – полуденное небо?
Солнце уже закатилось за горизонт. Вдали, в просвете между силуэтами домов, что подпирают небо, виднеется, как растворяется, тускнеет и гаснет красноватый закат, кровью окрасивший плоские, бесформенные, рваные тучи.
Несмотря на то, что приближается ночь, духота меньше не становится. Хотя это и не удивительно, ведь уже начало лета, и, как назло, до спасительного отпуска еще так далеко-далеко — целых три месяца! Три месяца страданий в душном офисе…
Я плетусь до автобусной остановки. Уже позднее время для общественного транспорта. Он после девяти ездит с большими интервалами, поэтому теперь либо стой, как дурак, и жди, когда приедет нужный автобус, либо пешком иди. Но выбор очевиден, поэтому в томительном ожидании вяло копаюсь в телефоне, листаю мемы…
Легкий, горячий ветерок всколыхивает волосы, и завитушки накрывают мне лицо, как нитяные шторы.
Я сердито отбрасываю их за плечо и вытираю пот с лица.
Зной в этом году накрыл город слишком резко, слишком внезапно. И теперь тяжело привыкнуть, ведь весь май было достаточно прохладно, что уже весьма и весьма странно. Обычно жара здесь, на юге, начинается сразу в конце весны и иногда продолжается почти до середины осени.
Климат словно сошел с ума…
Когда приехал автобус, я уже изнывала от жары, что только усиливала головную боль, от которой выступали слезы. Оказавшись внутри, я сажусь у окна и прижимаюсь ноющей головой к спасительной прохладе стекла. Прикрываю глаза, и до конца пути лишь изредка слегка приоткрываю их и сквозь ресницы проверяю – не проехала ли случайно свою остановку.
Несмотря на позднее время, из-за дорожных пробок я оказалась на месте, когда уже было почти одиннадцать вечера.
Двери автобуса за спиной с грохотом захлопываются, а я поспешно цокаю по асфальту до дома, плутая по лабиринтам из полутемных улиц, проулков, скверов, и рассеянно рассуждаю: забежать ли по дороге в круглосуточный магазин за вкусняшками или обойтись обычной едой из холодильника.
Но дилемма решается быстро. Заглянув в очередной раз в телефон, я обнаруживаю, что уже двенадцатый час! Етижи-пассатижи! Ведь завтра рано вставать на работу, к тому же с утра надо написать рецензию на роман…
Пытаюсь ускориться, но каблуки далеко не спортивная обувь. Тем более каждый шаг отдается острой болью в голове.
«Похоже мигрень сегодня решила мучить меня всю ночь… А если заснуть из-за нее не удастся?» — Такие мрачные, пророческие мысли крайне неприятны и только усиливают как телесные, так и моральные страдания. Ведь уже не в первый раз голову терзает адская боль... По опыту знаю, сколько мучений сегодня предстоит, и таблетки снова почти ничем не помогут.
Я напряженно щурюсь, стараясь в полумраке разглядеть путь. Ведь только упасть мне не хватало для полного счастья!
От слабого, слегка фиолетового, а оттого мертвенного света новых флюоресцентных фонарей глаза слезятся гораздо сильнее, чем от экрана компьютера.
Так и хочется все эти гениальные программы с энергосбережением засунуть в задницу тому, кто их придумал и заменил нормальные желтые лампы накаливания на эти «фитолампы». Наверняка это было сделано для того, чтобы можно было безвозмездно пилить выделяемый на них бюджет…
Вокруг почти не осталось прохожих, только парочка человек вдали куда-то спешат. Но безлюдные улицы совершенно не пугают. Тревожное настроение, странное смутное беспричинное беспокойство, что холодным червячком целый день копошилось на краю сознания, так и осталось в офисном здании, на работе, где ему и место!
Неожиданно каблук попадает в незаметную трещинку на тротуаре. Нога неловко подгибается, из-за чего спотыкаюсь и лечу вперед. Но равновесие чудом удается удержать, хотя по инерции все же пришлось пробежать несколько метров прежде, чем получилось вернуть телу былую устойчивость.
Я останавливаюсь, чтобы отдышаться, и несколько раз стучу носком туфли по асфальту. Ступня глухо ноет, стоит только ей шевельнуть. Лодыжку потянула похоже…
Сегодня все против меня! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Просто-напросто последняя капля!
От бодрости из-за воодушевления и облегчения, что несет собой конец рабочего дня, не осталось и следа. Вечно подавленная усталость вырывается на свободу, накатывает волной и приносит за собой лишь безысходность и тоску.
Живу-верчусь, как белка в колесе, бегаю по кругу, как в ловушке, из которой никогда не выбраться, из которой нет и не было выхода...
Как в безмолвной молитве, я поднимаю голову и смотрю на небо, которое ручейком вьется среди многоэтажек. Небеса были бы бескрайними, если бы не здания, закрывающие их почти полностью. Между слегка оранжеватыми тучами, что подсвечены огнями ночного города, точками мерцают тусклые редкие звезды.
Но прежде, чем я нашла знакомое созвездие, взгляд невольно зацепился за луну между облаками, что кажется такой незнакомой, неестественной. Но, может, я ее просто давно не видела…
Даже вспомнить не могу, когда я в последний раз изучала небо так долго и основательно без какой-либо цели. Любовалась им, а не кидала случайный взгляд, чтобы узнать погоду на улице.
Но луна действительно странная, необычная. Сегодня она чересчур яркая, да так, что глазам больно. Прямо как маленькое солнце, даже серых пятен на лунном диске не видно – от сплошных лучей белесого света невольно слезы выступают…
Но тут из-за соседней тучи выходит луна… Уже вполне знакомая, такая, какой я ее помню…
Стоп! Еще одна?!
Я замираю, как изваяние, не в силах осознать увиденное. Потрясение пробирается по венам, комком сжимает сердце и отдается в груди глухой тоскливой болью. Внутри все сжимается от неправильности происходящего, от странного, смутного предчувствия беды и ее неотвратимости, неизбежности. Даже привычное желание, рефлекс современного человека: достать телефон и начать снимать столь необъяснимый феномен – угасло, так и не возникнув.
На небе две луны! Две! Не одна! Две! И совсем не похоже на гало, на ложную луну! Ведь оба светила больше не закрыты тучами, они одного размера и расположены слишком далеко друг от друга, чтобы это можно было объяснить таким редким атмосферным явлением, как парселена.
Да… Да что вообще происходит?!
Но любоваться невероятным природным явлением долго не получается. Из состояния шока меня выдергивает нечто неожиданное. Боковым зрением замечаю, как вдруг под ноги метнулось что-то темное.
— Ай! — В ужасе взвизгиваю я, рефлекторно отпрыгиваю в сторону и роняю сумку с плеча. Чертыхнувшись, торопливо наклоняюсь, чтобы поднять ее с земли, отряхиваю пыль и внимательно всматриваюсь в полумрак.
Что это было? Какое-то животное?
Тут возле ног мелькает молнией опять что-то. Но на этот раз я замечаю, что это действительно какое-то маленькое, взъерошенное животное, которое несется сломя голову так, что сливается с окружением расплывчатым пятном, и не понять, кто это – собака, кошка, крупная крыса.
Оно стремглав бежит, стелется по тротуару зигзагами, появляясь и пропадая в свету фонарей, мелькая, как на замедленной съемке. Я растерянно слежу за хаотичными, дергаными движениями животного, которое, добежав до поворота вместо того, чтобы повернуть за угол…
Вдруг со всего размаха ударяется о стену! В лоб! Да так, что мне показалось, будто послышался хруст костей.
От увиденного, да и услышанного болезненно екает в груди, а живот сводит от отвращения. Я поспешно бегу туда и вижу издалека, как зверек вертится, изгибается колесом, трепыхается, перебирает лапками, открывает и закрывает пасть, но не издает ни единого звука. От этого безмолвия мороз по коже. По его тельцу пробегают волны судороги, с каждой секундой все более частые.
Я останавливаюсь на расстоянии, не рискуя приблизиться. Вдруг это какой-то вирус вроде бешенства?
Наконец, зверек в последний раз изгибается кольцом в приступе дрожи и затихает, обмякает. Под ним растекается темное пятно, что блестит, трепещет, дрожит при призрачном свете фонаря, и увеличивается с каждой секундой все больше и больше.
Я осторожно, медленно, шаг за шагом приближаюсь, напряженная как струна, готовая броситься прочь, если замечу хоть малейшее движение.
Но животное не шевелится, а я, подойдя ближе, понимаю, что это всего лишь кошка. Молоденькая, еще только подросток, черно-белая, пушистая, со смешным пятнышком на груди в виде сердечка.
И она что… умерла?
Честно говоря, я в первый раз в жизни вижу, чтобы животное убилось об стену. В прямом смысле этого слова! Произошедшее шокировало меня гораздо больше, чем две луны на небе.
С запозданием приходит понимание, что судороги, свидетелем которых я стала, были предсмертной агонией. Из всех отверстий кошки – из ушей, носа, рта и из-под хвоста продолжает вытекать кровь, которая лужей собирается вокруг нее. Вся шерсть на тельце животного уже свалялась и намокла.
Я бессознательно отступаю от мертвой кошки под свет фонаря, поближе к столбу и стискиваю виски. Голова от боли раскалывается, пульсирует, с каждой секундой становится все хуже и хуже…
Растерянность, недоумение, ступор, боль – лишают трезвого рассудка. Страх, который должен быть заставить меня бежать без оглядки домой, в спасительную квартиру, был полностью погребен под ними, как под грудой камней.
В пекущей голове мечутся лихорадочные, обрывочные мысли: «Из-за чего? Что произошло?»
Но прежде, чем удается прийти в себя и решить, что делать дальше, неожиданно мир взрывается…
Взрывается болью такой силы, какой в жизни никогда не испытывала. Перед глазами вспыхивает яркий белый свет. Судорожно хватаюсь за голову. Такое чувство, что мозг кипит, плавится, а я падаю в бездну…
…Неужели я умираю? Нет! Нет! Не хочу!..
Я медленно прихожу в себя мокрой, дрожащей. После нескольких томительным мгновений понимаю, что стою на четвереньках и судорожно царапаю асфальт ногтями снова и снова, которые уже изломались в кровь. Колени и ладони саднят, но это ощущение далекое, словно все происходит не со мной, не с моим телом, а с кем-то другим.
Голова потяжелела, онемела от тупой ноющей боли. Дыхание прерывистое, поверхностное. Во рту соленый привкус словно я наглоталась морской воды. В ушах гудит, звенит, будто трансформаторную будку в них засунули.
Запоздало приходит страх, от адреналина содрогается и сводит все тело… А это значит, что я жива! Жива…
С трудом сажусь, на ощупь нахожу сумку и стискиваю ее. Вслепую безуспешно пытаюсь одернуть задравшуюся юбку. Перед глазами плывут, вспыхивают белесые пятна, но постепенно, сквозь слезы я начинаю различать все вокруг.
Я нахожусь на той же улице, под тем же фонарем с фиолетовым светом, где умерла кошка. Сквозь шум в ушах различаю, как испуганно лают и воют собаки вдалеке, исступленно, истерично сигналят припаркованные машины, чьи-то еле слышные стоны и неразборчивое бормотание…
Невольно поднимаю глаза на небо, и дыхание перехватывает: на небе, ослепляя, вспыхивают, гаснут, пляшут, разворачиваются и переплетаются ярко-зеленые, изумрудные, голубые, пурпурные полосы, вспышки и столбы, а тучи на глазах дробятся на части, истончаются и исчезают.
Это что, самое настоящее северное сияние? Раньше я видела его только на фотографиях и никогда в живую. Но почему оно вообще возникло в южном регионе?
Теперь уже на полностью безоблачном небе за разноцветными занавесом авроры огромным синеватым пятном полыхает вторая луна, которая почти затмила настоящую. Она, как огромный спрут, пульсирует, выбрасывает лучи. Вокруг нее подрагивает и трепещет пурпурный ореол.
Но даже когда все тело дрожит и содрогается от непонятного приступа боли, мозг продолжает суетливо работать и выуживает из закромов памяти поверхностные знания, отчего внутренности скручивает от пугающего осознания…
Это сверхновая звезда. Она взорвалась. Взорвалась слишком близко к планете и стала буквально второй луной.
Но как зовут звезду, что прожектором пульсирует на ночном небе, понятия не имею. Является ли она Бетельгейзе или названа как-то по-другому – ответа у меня на это нет.
Хотя какая разница! Разве сейчас имя сверхновой имеет хоть какое-то значение?
Я хватаюсь за столб фонаря, пытаюсь встать, но голову будто молотом ударяет. Изо рта вырывается тихий стон, который смешивается с хрипом. Грудь сводит в спазме. Я кашляю не в силах остановится, изнутри выходит мокрота…
Нет! Не она! Не мокрота! В ужасе рассматриваю темно-красный сгусток на ладони, из носа тоже начинает течь струйками багряная кровь. Теплые капли срываются с подбородка и с глухим стуком ударяются об асфальт.
В панике дышу сипло, воздуха не хватает, в легких булькает.
Я истекаю кровью и не знаю, как ее остановить. Ужас пронзает до кончиков пальцев. Холод колючими мурашками растекается по конечностям. Чудится будто из меня с каждой красной каплей покидает жизнь.
Громкий стон где-то впереди заставляет отвлечься от собственных страданий. Напряженно всматриваюсь в сторону источника звука.
Но смутная тревога так и не утихла. Пугает любая мелочь – странный силуэт, случайное движение. Нервы как струна натянуты. Поэтому стараюсь не оглядываться по сторонам и уж тем более не всматриваться во тьму. Хочется зажмуриться и с закрытыми глазами преодолеть ставшим вдруг бесконечным коридор…
Но так я рискую навернуться и грохнуться на пол!
Вокруг стоит оглушающая тишина, даже мухи больше не слышно. Наверное, смогла вылететь через форточку или села где-то, устав метаться по темному офису…
Но затишье было обманным. В лоб ударяется что-то мягкое, колючее и шершавое. Я взвизгиваю и судорожно размахиваю одной рукой перед собой, а другой хватаюсь за сердце, которое чуть не выпрыгнуло из груди. И перестаю паниковать только когда осознаю, что это всего лишь муха в темноте ударилась об меня.
Тьфу, вот зараза проклятая! Вспомнила про нее на свою голову! Даже не услышала ее жужжание. Стелсовая муха, муха-ниндзя…
Но, в конце концов, если не считать небольшую аварию с назойливым насекомым, то можно сказать, что столь пугающий путь был благополучно преодолен: никакая хтоническая хтонь не напала из-за угла, а жаль – лучше бы напала и прекратила мои страдания…
Однако, в зеркале лифта я все-таки умудряюсь до усрачки испугаться собственного отражения, потому что совсем вылетело из головы, что дурацкое зеркало сделано почему-то не на входе в лифт, а где-то сбоку, и к тому же еще почти до пола кабины.
Поэтому, когда я, вся всклокоченная и трясущаяся как от лихорадки, скороговоркой тараторю охраннику, что надо выключить свет в кабинете, а после предательски дрогнувшей рукой швыряю ключи так сильно, что они улетают на пол, его лицо говорит само за себя. Уставившись на меня как на умалишенную, охранник ставит закорючку, что задержавшаяся на работе благополучно покинула ее, и вразвалочку уходит проверять этаж.
А я, больше не теряя ни секунды, выскакиваю из здания, вся вспотевшая и запыхавшаяся, и обнаруживаю, что на улице давно и безнадежно опустились глубокие сумерки. Хотя чего я ожидала увидеть в девять вечера – полуденное небо?
Солнце уже закатилось за горизонт. Вдали, в просвете между силуэтами домов, что подпирают небо, виднеется, как растворяется, тускнеет и гаснет красноватый закат, кровью окрасивший плоские, бесформенные, рваные тучи.
Несмотря на то, что приближается ночь, духота меньше не становится. Хотя это и не удивительно, ведь уже начало лета, и, как назло, до спасительного отпуска еще так далеко-далеко — целых три месяца! Три месяца страданий в душном офисе…
Я плетусь до автобусной остановки. Уже позднее время для общественного транспорта. Он после девяти ездит с большими интервалами, поэтому теперь либо стой, как дурак, и жди, когда приедет нужный автобус, либо пешком иди. Но выбор очевиден, поэтому в томительном ожидании вяло копаюсь в телефоне, листаю мемы…
Легкий, горячий ветерок всколыхивает волосы, и завитушки накрывают мне лицо, как нитяные шторы.
Я сердито отбрасываю их за плечо и вытираю пот с лица.
Зной в этом году накрыл город слишком резко, слишком внезапно. И теперь тяжело привыкнуть, ведь весь май было достаточно прохладно, что уже весьма и весьма странно. Обычно жара здесь, на юге, начинается сразу в конце весны и иногда продолжается почти до середины осени.
Климат словно сошел с ума…
Когда приехал автобус, я уже изнывала от жары, что только усиливала головную боль, от которой выступали слезы. Оказавшись внутри, я сажусь у окна и прижимаюсь ноющей головой к спасительной прохладе стекла. Прикрываю глаза, и до конца пути лишь изредка слегка приоткрываю их и сквозь ресницы проверяю – не проехала ли случайно свою остановку.
Пролог 2
Несмотря на позднее время, из-за дорожных пробок я оказалась на месте, когда уже было почти одиннадцать вечера.
Двери автобуса за спиной с грохотом захлопываются, а я поспешно цокаю по асфальту до дома, плутая по лабиринтам из полутемных улиц, проулков, скверов, и рассеянно рассуждаю: забежать ли по дороге в круглосуточный магазин за вкусняшками или обойтись обычной едой из холодильника.
Но дилемма решается быстро. Заглянув в очередной раз в телефон, я обнаруживаю, что уже двенадцатый час! Етижи-пассатижи! Ведь завтра рано вставать на работу, к тому же с утра надо написать рецензию на роман…
Пытаюсь ускориться, но каблуки далеко не спортивная обувь. Тем более каждый шаг отдается острой болью в голове.
«Похоже мигрень сегодня решила мучить меня всю ночь… А если заснуть из-за нее не удастся?» — Такие мрачные, пророческие мысли крайне неприятны и только усиливают как телесные, так и моральные страдания. Ведь уже не в первый раз голову терзает адская боль... По опыту знаю, сколько мучений сегодня предстоит, и таблетки снова почти ничем не помогут.
Я напряженно щурюсь, стараясь в полумраке разглядеть путь. Ведь только упасть мне не хватало для полного счастья!
От слабого, слегка фиолетового, а оттого мертвенного света новых флюоресцентных фонарей глаза слезятся гораздо сильнее, чем от экрана компьютера.
Так и хочется все эти гениальные программы с энергосбережением засунуть в задницу тому, кто их придумал и заменил нормальные желтые лампы накаливания на эти «фитолампы». Наверняка это было сделано для того, чтобы можно было безвозмездно пилить выделяемый на них бюджет…
Вокруг почти не осталось прохожих, только парочка человек вдали куда-то спешат. Но безлюдные улицы совершенно не пугают. Тревожное настроение, странное смутное беспричинное беспокойство, что холодным червячком целый день копошилось на краю сознания, так и осталось в офисном здании, на работе, где ему и место!
Неожиданно каблук попадает в незаметную трещинку на тротуаре. Нога неловко подгибается, из-за чего спотыкаюсь и лечу вперед. Но равновесие чудом удается удержать, хотя по инерции все же пришлось пробежать несколько метров прежде, чем получилось вернуть телу былую устойчивость.
Я останавливаюсь, чтобы отдышаться, и несколько раз стучу носком туфли по асфальту. Ступня глухо ноет, стоит только ей шевельнуть. Лодыжку потянула похоже…
Сегодня все против меня! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Просто-напросто последняя капля!
От бодрости из-за воодушевления и облегчения, что несет собой конец рабочего дня, не осталось и следа. Вечно подавленная усталость вырывается на свободу, накатывает волной и приносит за собой лишь безысходность и тоску.
Живу-верчусь, как белка в колесе, бегаю по кругу, как в ловушке, из которой никогда не выбраться, из которой нет и не было выхода...
Как в безмолвной молитве, я поднимаю голову и смотрю на небо, которое ручейком вьется среди многоэтажек. Небеса были бы бескрайними, если бы не здания, закрывающие их почти полностью. Между слегка оранжеватыми тучами, что подсвечены огнями ночного города, точками мерцают тусклые редкие звезды.
Но прежде, чем я нашла знакомое созвездие, взгляд невольно зацепился за луну между облаками, что кажется такой незнакомой, неестественной. Но, может, я ее просто давно не видела…
Даже вспомнить не могу, когда я в последний раз изучала небо так долго и основательно без какой-либо цели. Любовалась им, а не кидала случайный взгляд, чтобы узнать погоду на улице.
Но луна действительно странная, необычная. Сегодня она чересчур яркая, да так, что глазам больно. Прямо как маленькое солнце, даже серых пятен на лунном диске не видно – от сплошных лучей белесого света невольно слезы выступают…
Но тут из-за соседней тучи выходит луна… Уже вполне знакомая, такая, какой я ее помню…
Стоп! Еще одна?!
Я замираю, как изваяние, не в силах осознать увиденное. Потрясение пробирается по венам, комком сжимает сердце и отдается в груди глухой тоскливой болью. Внутри все сжимается от неправильности происходящего, от странного, смутного предчувствия беды и ее неотвратимости, неизбежности. Даже привычное желание, рефлекс современного человека: достать телефон и начать снимать столь необъяснимый феномен – угасло, так и не возникнув.
На небе две луны! Две! Не одна! Две! И совсем не похоже на гало, на ложную луну! Ведь оба светила больше не закрыты тучами, они одного размера и расположены слишком далеко друг от друга, чтобы это можно было объяснить таким редким атмосферным явлением, как парселена.
Да… Да что вообще происходит?!
Но любоваться невероятным природным явлением долго не получается. Из состояния шока меня выдергивает нечто неожиданное. Боковым зрением замечаю, как вдруг под ноги метнулось что-то темное.
— Ай! — В ужасе взвизгиваю я, рефлекторно отпрыгиваю в сторону и роняю сумку с плеча. Чертыхнувшись, торопливо наклоняюсь, чтобы поднять ее с земли, отряхиваю пыль и внимательно всматриваюсь в полумрак.
Что это было? Какое-то животное?
Тут возле ног мелькает молнией опять что-то. Но на этот раз я замечаю, что это действительно какое-то маленькое, взъерошенное животное, которое несется сломя голову так, что сливается с окружением расплывчатым пятном, и не понять, кто это – собака, кошка, крупная крыса.
Оно стремглав бежит, стелется по тротуару зигзагами, появляясь и пропадая в свету фонарей, мелькая, как на замедленной съемке. Я растерянно слежу за хаотичными, дергаными движениями животного, которое, добежав до поворота вместо того, чтобы повернуть за угол…
Вдруг со всего размаха ударяется о стену! В лоб! Да так, что мне показалось, будто послышался хруст костей.
От увиденного, да и услышанного болезненно екает в груди, а живот сводит от отвращения. Я поспешно бегу туда и вижу издалека, как зверек вертится, изгибается колесом, трепыхается, перебирает лапками, открывает и закрывает пасть, но не издает ни единого звука. От этого безмолвия мороз по коже. По его тельцу пробегают волны судороги, с каждой секундой все более частые.
Я останавливаюсь на расстоянии, не рискуя приблизиться. Вдруг это какой-то вирус вроде бешенства?
Наконец, зверек в последний раз изгибается кольцом в приступе дрожи и затихает, обмякает. Под ним растекается темное пятно, что блестит, трепещет, дрожит при призрачном свете фонаря, и увеличивается с каждой секундой все больше и больше.
Я осторожно, медленно, шаг за шагом приближаюсь, напряженная как струна, готовая броситься прочь, если замечу хоть малейшее движение.
Но животное не шевелится, а я, подойдя ближе, понимаю, что это всего лишь кошка. Молоденькая, еще только подросток, черно-белая, пушистая, со смешным пятнышком на груди в виде сердечка.
И она что… умерла?
Честно говоря, я в первый раз в жизни вижу, чтобы животное убилось об стену. В прямом смысле этого слова! Произошедшее шокировало меня гораздо больше, чем две луны на небе.
С запозданием приходит понимание, что судороги, свидетелем которых я стала, были предсмертной агонией. Из всех отверстий кошки – из ушей, носа, рта и из-под хвоста продолжает вытекать кровь, которая лужей собирается вокруг нее. Вся шерсть на тельце животного уже свалялась и намокла.
Я бессознательно отступаю от мертвой кошки под свет фонаря, поближе к столбу и стискиваю виски. Голова от боли раскалывается, пульсирует, с каждой секундой становится все хуже и хуже…
Растерянность, недоумение, ступор, боль – лишают трезвого рассудка. Страх, который должен быть заставить меня бежать без оглядки домой, в спасительную квартиру, был полностью погребен под ними, как под грудой камней.
В пекущей голове мечутся лихорадочные, обрывочные мысли: «Из-за чего? Что произошло?»
Но прежде, чем удается прийти в себя и решить, что делать дальше, неожиданно мир взрывается…
Взрывается болью такой силы, какой в жизни никогда не испытывала. Перед глазами вспыхивает яркий белый свет. Судорожно хватаюсь за голову. Такое чувство, что мозг кипит, плавится, а я падаю в бездну…
…Неужели я умираю? Нет! Нет! Не хочу!..
Я медленно прихожу в себя мокрой, дрожащей. После нескольких томительным мгновений понимаю, что стою на четвереньках и судорожно царапаю асфальт ногтями снова и снова, которые уже изломались в кровь. Колени и ладони саднят, но это ощущение далекое, словно все происходит не со мной, не с моим телом, а с кем-то другим.
Голова потяжелела, онемела от тупой ноющей боли. Дыхание прерывистое, поверхностное. Во рту соленый привкус словно я наглоталась морской воды. В ушах гудит, звенит, будто трансформаторную будку в них засунули.
Запоздало приходит страх, от адреналина содрогается и сводит все тело… А это значит, что я жива! Жива…
С трудом сажусь, на ощупь нахожу сумку и стискиваю ее. Вслепую безуспешно пытаюсь одернуть задравшуюся юбку. Перед глазами плывут, вспыхивают белесые пятна, но постепенно, сквозь слезы я начинаю различать все вокруг.
Я нахожусь на той же улице, под тем же фонарем с фиолетовым светом, где умерла кошка. Сквозь шум в ушах различаю, как испуганно лают и воют собаки вдалеке, исступленно, истерично сигналят припаркованные машины, чьи-то еле слышные стоны и неразборчивое бормотание…
Невольно поднимаю глаза на небо, и дыхание перехватывает: на небе, ослепляя, вспыхивают, гаснут, пляшут, разворачиваются и переплетаются ярко-зеленые, изумрудные, голубые, пурпурные полосы, вспышки и столбы, а тучи на глазах дробятся на части, истончаются и исчезают.
Это что, самое настоящее северное сияние? Раньше я видела его только на фотографиях и никогда в живую. Но почему оно вообще возникло в южном регионе?
Теперь уже на полностью безоблачном небе за разноцветными занавесом авроры огромным синеватым пятном полыхает вторая луна, которая почти затмила настоящую. Она, как огромный спрут, пульсирует, выбрасывает лучи. Вокруг нее подрагивает и трепещет пурпурный ореол.
Но даже когда все тело дрожит и содрогается от непонятного приступа боли, мозг продолжает суетливо работать и выуживает из закромов памяти поверхностные знания, отчего внутренности скручивает от пугающего осознания…
Это сверхновая звезда. Она взорвалась. Взорвалась слишком близко к планете и стала буквально второй луной.
Но как зовут звезду, что прожектором пульсирует на ночном небе, понятия не имею. Является ли она Бетельгейзе или названа как-то по-другому – ответа у меня на это нет.
Хотя какая разница! Разве сейчас имя сверхновой имеет хоть какое-то значение?
Я хватаюсь за столб фонаря, пытаюсь встать, но голову будто молотом ударяет. Изо рта вырывается тихий стон, который смешивается с хрипом. Грудь сводит в спазме. Я кашляю не в силах остановится, изнутри выходит мокрота…
Нет! Не она! Не мокрота! В ужасе рассматриваю темно-красный сгусток на ладони, из носа тоже начинает течь струйками багряная кровь. Теплые капли срываются с подбородка и с глухим стуком ударяются об асфальт.
В панике дышу сипло, воздуха не хватает, в легких булькает.
Я истекаю кровью и не знаю, как ее остановить. Ужас пронзает до кончиков пальцев. Холод колючими мурашками растекается по конечностям. Чудится будто из меня с каждой красной каплей покидает жизнь.
Громкий стон где-то впереди заставляет отвлечься от собственных страданий. Напряженно всматриваюсь в сторону источника звука.
