Не знаю, что она собиралась сделать, но даже угрозы закончить не смогла, так как в этот момент на нее обрушился настоящий водопад.
— Спасибо, Сэл, — поблагодарила я, не оборачиваясь.
— Не за что, — отозвался друг. — Али, ты как?
На девушку было жалко смотреть: поникшие плечи, ссутулившаяся спина, с облепивших лицо волос капала вода.
— Алатти, — я убрала заслон и подошла к ней. — Перестань, не надо.
— Ну, Али! — хором заныли подоспевшие девчонки.
— Нам очень жаль, — продолжила я, — но нашей вины в этом нет.
— Я знаю, — всхлипнула она. — А моя, Гал? Моя вина в этом есть? Я же старалась. Училась. Все задания сдавала даже раньше срока. Практику.
— Поговори с Эвилом, он же…
— Что — он? Первые месяцы обхаживал, только бы я на его курс перешла. А когда перешла… — она снова всхлипнула. — Когда перешла, он мне говорит… Говорит, гореть каждая спичка горазда. Представляешь? Я — спичка! Он, значит, Буревестник, — кивнула она на Сэла, — а я — спичка!
— Хоры бы тебя драли, Най, с твоими россказнями, — пробурчал водник, зло поглядывая на брата.
— Конечно! Теперь я во всем виноват! Эвил игнорирует лучшую ученицу курса, обзывается почем зря, а виноват… Слушай, Алатти, — хлопнул он вдруг себя по лбу, — а давай мы тебе другое прозвище придумаем?
— А толку?
— Ну, будешь ты не спичкой, будешь…
— Свечкой! — рявкнула она. — Они тоже гореть горазды.
— Али, не заводись! — прикрикнула на нее я. — Кому нужны эти дурацкие прозвища? А насчет ускоренного курса я с наставником поговорю, пусть разберется.
— Плохая идея, — вклинилась Риса. — Эвил ее и так невзлюбил, а если Медведь ему что-нибудь скажет, решит, что Алатти руководству жаловалась.
— Да, Гал, не надо, — согласилась сникшая огневичка. — Я как-нибудь сама. Пусть и подольше, но выучусь, никуда не денусь.
— Зачем подольше? — опять вмешалась полуэльфка. — Переходи к нам на боевую! У нас много адептов Огня. А тебя Гейнра с радостью возьмет, еще и спасибо скажет, если сама придешь. И на «ускоренном» будешь со мной в паре заниматься, раз уж этот обормот меня бросает.
— Правда, Ал, — поддержал подругу «обормот», — если Эвил тебя не ценит, переводись к нам! Боевая магия — то, что надо!
— Не получится, - вздохнула Алатти. - Переводы еще в мае прошли. Кто мне бумаги на выгулках подпишет?
— Как кто? Медведь.
Али пробормотала что-то с сомнением.
— Захочет-захочет! — усмехнулась расслышавшая ее слова Риса. — Иначе мы возьмем в плен его любимую ученицу и будем мучить, пока он не согласится.
— Это кто меня в плен возьмет, остроухая? — уперла я руки в боки. — Да вас всех не хватит меня поймать.
— Сейчас посмотрим! — бросились на меня подружки.
Парни скромно остались в сторонке: все-таки кататься с девчонками по песку в одном нижнем белье и полотенцах было бы несколько неприлично.
— Мы ее схватили! — сообщила им спустя пару минут Милара, вцепившись в мое запястье.
— Это хорошо, — обрадовался Най. — Тащите к костру — угли как раз дошли.
— Ты чего? — возмутился Сэллер. — Там же одни кости!
Спасибо, Сэл. Ты — настоящий друг.
— У нас нормальное мясо есть.
А когда уже развесили над жаркими углями нормальное мясо, Алатти жалобно пролепетала:
— Я все равно хочу прозвище.
— Без проблем! — среагировал Найар. — Будешь… Будешь Огоньком!
— Огоньком? — поджала она губки. — Сэл будет Буревестником, а я каким-то Огоньком?
— Нет, ну снова! — схватился за голову помянутый водник.
— Или Вспышкой, — поправился Най. — Вспышкой лучше?
— Нет.
— Пламенем? Пожаром? Огненным вихрем?
— Нет. Нет. Нет.
— Искрой? — осмелилась предложить я. — У нас… Там где я жила так говорили: «Из искры возгорится пламя».
— Красиво, — согласилась Алатти. — Мне нравится. Можно даже на гербе написать.
— Кто еще хочет прозвище и девиз, пока у Галлы вдохновенье не прошло? — громогласно вопросил неугомонный Найар Кантэ.
— Я! — выкрикнула Вришка.
— Тебе зачем, Рыжая? — удивился Ферт. — Ты же Рыжая — чем не прозвище?
— А ты… ты… — надулась целительница.
— А я буду Фертраном Молниеносным!
Откуда, будучи в одних портках, он вытащил метательный нож, осталось для нас загадкой, но просвистев по воздуху, узкое лезвие на треть вошло в стволдерева, как раз над головой Дана.
— Ты будешь Фертраном Мертвым, если сделаешь это еще раз — угрюмо пообещал тот.
— Тогда ты будешь Данвеем Мстительным.
— Ридо! Я буду Рисой Засветившей Тебе В Глаз, если ты от нас не отстанешь.
Удивительно, Риса всегда воспринимает нападки на Дана, как на саму себя. Говорит это «нас», как будто они, и правда, одно целое.
А нас больше нет, Ил…
Эн-Ферро возвратился домой под вечер и с удивлением узнал от Маризы, что Галла отправилась на пикник со школьными приятелями.
— Это недалеко, на нашем пляже.
У них и свой пляж есть, поразился мужчина. Видимо, там они и пропадают, пока он возится на чердаке или занимается с Ласси.
То, что названая сестренка нашла общий язык с его названой женой (интересно звучит — названая жена!) радовало само по себе. А то, что девочка выбралась наконец-то с друзьями, и вовсе казалось чудом. Особенно, если помнить какой сегодня день.
— Недалеко, говоришь? — переспросил он у Маризы. — Я тогда схожу, посмотрю.
А посмотреть было на что.
Не напрягая обычное зрение, силясь рассмотреть мелькающие у костра силуэты, магистр Пилаг переключился на магическое.
Дар к дару тянется, говорил он когда-то Иоллару. Так и есть. Стержень, несомненно, Галла. Сильнейшая. Ее аура изобиловала нервными изумрудными сполохами — девочке все еще плохо. Но она молодец, держится, не сдается. Ярким пламенем во тьме пылала Алатти — огневичка. Одинаково ровным бирюзовым светом сияли два водника. Искрящее серебряными звездами лиловое пятнышко — девчонка-ясновидящая. Плавные переливы голубого и розового — полукровки-универсалы, у парня явное смещение к стихии Огня, у девушки легкое к Воздуху. Нежно-зеленый — цвет жизни — это их целительница, шустрая племянница тэра герцога…
А это что такое? То есть, кто?
Лайс сконцентрировался на заинтересовавшей его ауре. Интересно… Ох, как интересно! А если это в придачу тот, о ком он подумал, так и вовсе презабавная история получится. Может, это Галчонка развлечет?
Эн-Ферро ненадолго задержал взгляд на насыщенном изумрудном свечении, еще раз мысленно похвалил сестренку за стойкость и пожелал ей удачи.
— А если что, то я рядом, — произнес он вслух.
У костра, откуда доносилось нестройное и не очень трезвое пение его наверняка не услышали…
Галла
Самой не верилось, что прошел целый месяц. Или всего лишь месяц - как посмотреть. С одной стороны все еще так свежо в памяти и так болезненно, а с другой — столько всего случилось уже без него.
Без него обосновались в нашем доме Мариза с сыном, и на старом диванчике, на котором когда-то засыпало мое солнце, ворочается теперь по ночам, сбивая простыни, маленький хвостатый волшебник.
Без него наступило лето. Дохнуло горячим зноем, раскалило прибрежный песок и пыльную проселочную дорогу, по которой я добиралась до школы.
Вчера, не смотря на скорбную дату, мне удалось отвлечься от грустных мыслей в кругу друзей, погрузиться в их мечты и проникнуться их надеждами. Сначала мы обсуждали летние курсы и убеждали наших охочих до приключений мальчишек проявить разумность и отказаться от затеи с путешествием. Потом, после продолжительной и уморительной речи Ная, в которой он расписывал преимущества дорожных приключений перед сидением в душных классах, уже все вместе собирались отправиться к Северным горам и дойти аж до Карского разлома, дабы раз и навсегда заткнуть эту демоническую нору. После сидели, глядя на гаснущие угли и зажигающиеся в небе звезды, и Ферт, в котором до этого дня никто не подозревал подобных талантов, красивым, хорошо поставленным голосом пел древние эльфийские баллады. И не нужно было в совершенстве знать саальге, чтобы понять, о чем говорилось в тех песнях…
А сегодня я ехала в школу и не могла унять сумасшедший стук сердца, отдающийся дрожью во всем теле при мысли о том, что мне предстоит увидеть. Но я сама попросила наставника показать мне запись. Я хочу увидеть ее, любимый, и может быть тогда смогу до конца поверить в то, что тебя больше нет.
Было бы странно, если бы Медведь не предпринял попытку сделать вид, что забыл о своем обещании, но он именно так и поступил. В кабинете меня ждала кипа книг и рисунков, и после короткого приветствия маг с ходу принялся рассказывать мне об обрядах рейланских племен.
— Наставник, вы собирались показать мне запись, — невежливо перебила я.
— Ах да…
- Вы ее не принесли? – к такому я тоже была готова.
— Принес. Но думал, мы посмотрим ее после урока.
— Лучше сейчас.
— Хорошо. Стоит задернуть шторы.
Как скажете. Я махнула рукой, и металлические кольца прозвенели по карнизу, растягивая на всю ширину подоконника тяжелые коричневые портьеры.
— А чай ты, должно быть, кипятишь взглядом, — усмехнулся не успевший дойти до окна волшебник.
— Нет. Чай я кипячу на огне. В школу езжу верхом. А стираные вещи сушу на бельевой веревке во дворе. И лекцию о неразумном использовании магии в быту помню хорошо.
Медведь ответил осуждающим взглядом, но упрек не достиг цели: натянувшиеся в ожидании нервы не способствовали ведению вежливых разговоров.
— Кристалл, наставник.
Камень тихо стукнул о столешницу.
— Запись неразборчива, и у тебя не так много опыта в работе с подобными артефактами, так что спрашивай, если ято-то не поймешь.
— Простите, тэр Марко, но можно я просмотрю ее сама?
— Галла…
— Пожалуйста.
Скрипнула дверь, и я осталась одна в полумраке учительского кабинета. Долго сидела, сжимая в руке последние минуты жизни моего солнца. А затем раскрыла ладонь, и потянулась к заточенной в кристалле памяти…
— Что ты сделала? — переспросил магистр Багур.
— Вырезала кусок в самом конце и перезаписала картинку, — тэсс Лона повторила сказанное ранее более доступными для понимания словами.
— Разве это возможно?
— В мире иллюзий все возможно, даже изменить ход записанных событий. Но я ничего не меняла. Взрыв. Пожар. Умерли люди. Умер колдун. Эльф, — чародейка вздохнула, — тоже умер. Только быстро…
Традиция встречаться по утрам в примыкающем к школьной лечебнице кабинете Мары существовала у наставников с незапамятных времен. Делились последними новостями, обсуждали домашние дела и рабочие проблемы. Даже Медведь иногда посещал эти сборища, ведь такого вкусного чая, как тот, что заваривала целительница из собственноручно отобранных трав, не найти во всем Кармоле.
— А тебе не показалось… — тэсс Девина настороженно обежала взглядом присутствующих и подманила иллюзионистку пальцем.
Лона отставила чашку и подошла к провидице.
— Тебе не показалось, — зашептала ей та, — что с этой записью уже что-то не так?
— Что именно?
— Не знаю. Что-то. Это дело не дает мне покоя. Я с самого начала не могу ничего увидеть наверняка. Еще после первого нападения я пыталась построить прогноз, но… Ничего не видно! Даже после обряда. Я и на кладбище ходила. И к посольству после пожара. И эльфа того видела, когда он еще был жив. Никаких защит, но совершенно непроницаемый. Я и Галлу не вижу. Совсем. И все это мне не нравится. Что-то здесь явно не так.
Когда подобные сомнения выказывает глава отделения прорицателей, стоит отнестись к ее словам серьезно.
— Вы говорили тэру Марко?
— Да. И ему, и этому азгарскому дознавателю. Мы даже запись просматривали вместе, но так и не разобрались. А ты точно ничего не заметила?
— Нет, — передернула плечами иллюзионистка.
— Старею, наверное, — вздохнула провидица, разворачиваясь к сидящим за столом коллегам. — Мара, милая, у тебя нет лекарства от тяжких старческих дум?
— Есть, — улыбнулась целительница. — Но его я держу для себя. А вам, моя дорогая, нужно другое средство. Гират, ты не принесешь тэсс Девине своей настойки? Гира-ат!
— Да, что? — встрепенулся рассеянный полуэльф. — Настойки? Конечно, сейчас.
— А что это с нашим мальчиком? — спросила Гейнра, когда травник вышел из комнаты. — Он часом не приболел?
— Знаете, — Мара покосилась на закрытую дверь, — Гират ничего не говорит, но мне кажется, он тяжело переживает эти события. Когда ребят похитили, он так сокрушался, что не был в тогда в школе и ничем не сумел помочь. А после поджога посольства несколько дней ходил как неживой.
— Да, я помню, — поморщилась Лона. — На него смотреть было страшно.
— Эльфийская кровь, — заключил тэр Багур. — За своих переживает…
— Кто здесь переживает? — Гират вернулся, держа в руке бутылку из темного стекла.
— Гейнра переживает, что Эвил еще не вернулся, — наскоро соврал наставник водников. — Со следующей длани начинаются летние курсы, а его все еще нет.
— Не волнуйтесь, тэсс Гейнра, — повернулся к молодой наставнице полуэльф, — тэр Эвил успеет вовремя. А для вас у меня есть замечательное средство от тревог.
Он откупорил бутылку, и Багур, принюхавшись, первым подставил чашку, предварительно испарив из нее остатки чая.
Галла
Я больше не стану плакать, солнце мое. Сегодня я пролила столько слез, сколько у иных не случалось за целую жизнь. Сначала в школе, когда смотрела, как тает в огне пожара твоя жизнь. Потом в дороге. После — здесь, на нашей полянке, куда свернула, чтобы не заявляться домой с красными глазами и распухшим носом. Приехала сюда и разрыдалась еще сильнее, увидев, как вымахала трава на утоптанном когда-то пятачке. Но я больше не стану плакать, любимый.
А траву можно снова вытоптать.
Я вынула меч. Сняла, чтобы не мешал, пояс с ножнами.
— Только руку не сильно отводи, теряешь время и открываешься во время замаха. А когда выпад делаешь, немного отклоняйся назад и в сторону…
Я помню, родной. Я все сделаю правильно.
…Свистит по воздуху меч. Сталь клинка отбивает яркие лучи света, и скачут по нашей полянке десятки солнечных зайчиков. Топчут вместе со мной противную траву, что разрослась здесь, словно на неухоженной могиле. А завтра я опять приду, и послезавтра…
— Этот танец тяжело танцевать одной.
Я развернулась на голос, выставив вперед меч. В тени дерева стояла лафия.
— Говорю, этот танец тяжело танцевать одной, чародейка.
— Одной вообще тяжело.
— Я знаю, что случилось с твоим эльфом. Мне жаль.
— Жаль, что так и не затащила его в кусты?
— Нет. Просто жаль. Мне нравилось приходить сюда и смотреть на вас, вон оттуда, — она указала на густую крону высокого клена. — Это было красиво.
Я почувствовала, как вспыхнули щеки.
— Очень красиво, — повторила лафия, растягивая слова. — Вы светились. Даже когда всего лишь танцевали с этими железками.
— Я сейчас тебя этой железкой ткну, нежить беспардонная!
— Ну и ткни, если легче станет. Меч у тебя, поди, не серебряный.
Уходить она не собиралась.
— Что тебе от меня надо? — я опустила оружие.
— Ничего. Живу я теперь здесь, к таким как ты поближе.
— Это с какой еще радости?
— Не от радости, - шмыгнула носом майла. - Опасно в лесу стало. Темных много появилось. Ты скажи своим, чародейка, это же по их части, темные-то. Пусть прогонят их. Тогда и я назад в чащу переберусь.
Сказав это, она зайцем сиганула за ближайший куст, только листочки вздрогнули.
Да, видать не только у меня проблемы — весь мир непонятно куда катится, раз уж лесная нежить стала рядом с магами селиться.
— Спасибо, Сэл, — поблагодарила я, не оборачиваясь.
— Не за что, — отозвался друг. — Али, ты как?
На девушку было жалко смотреть: поникшие плечи, ссутулившаяся спина, с облепивших лицо волос капала вода.
— Алатти, — я убрала заслон и подошла к ней. — Перестань, не надо.
— Ну, Али! — хором заныли подоспевшие девчонки.
— Нам очень жаль, — продолжила я, — но нашей вины в этом нет.
— Я знаю, — всхлипнула она. — А моя, Гал? Моя вина в этом есть? Я же старалась. Училась. Все задания сдавала даже раньше срока. Практику.
— Поговори с Эвилом, он же…
— Что — он? Первые месяцы обхаживал, только бы я на его курс перешла. А когда перешла… — она снова всхлипнула. — Когда перешла, он мне говорит… Говорит, гореть каждая спичка горазда. Представляешь? Я — спичка! Он, значит, Буревестник, — кивнула она на Сэла, — а я — спичка!
— Хоры бы тебя драли, Най, с твоими россказнями, — пробурчал водник, зло поглядывая на брата.
— Конечно! Теперь я во всем виноват! Эвил игнорирует лучшую ученицу курса, обзывается почем зря, а виноват… Слушай, Алатти, — хлопнул он вдруг себя по лбу, — а давай мы тебе другое прозвище придумаем?
— А толку?
— Ну, будешь ты не спичкой, будешь…
— Свечкой! — рявкнула она. — Они тоже гореть горазды.
— Али, не заводись! — прикрикнула на нее я. — Кому нужны эти дурацкие прозвища? А насчет ускоренного курса я с наставником поговорю, пусть разберется.
— Плохая идея, — вклинилась Риса. — Эвил ее и так невзлюбил, а если Медведь ему что-нибудь скажет, решит, что Алатти руководству жаловалась.
— Да, Гал, не надо, — согласилась сникшая огневичка. — Я как-нибудь сама. Пусть и подольше, но выучусь, никуда не денусь.
— Зачем подольше? — опять вмешалась полуэльфка. — Переходи к нам на боевую! У нас много адептов Огня. А тебя Гейнра с радостью возьмет, еще и спасибо скажет, если сама придешь. И на «ускоренном» будешь со мной в паре заниматься, раз уж этот обормот меня бросает.
— Правда, Ал, — поддержал подругу «обормот», — если Эвил тебя не ценит, переводись к нам! Боевая магия — то, что надо!
— Не получится, - вздохнула Алатти. - Переводы еще в мае прошли. Кто мне бумаги на выгулках подпишет?
— Как кто? Медведь.
Али пробормотала что-то с сомнением.
— Захочет-захочет! — усмехнулась расслышавшая ее слова Риса. — Иначе мы возьмем в плен его любимую ученицу и будем мучить, пока он не согласится.
— Это кто меня в плен возьмет, остроухая? — уперла я руки в боки. — Да вас всех не хватит меня поймать.
— Сейчас посмотрим! — бросились на меня подружки.
Парни скромно остались в сторонке: все-таки кататься с девчонками по песку в одном нижнем белье и полотенцах было бы несколько неприлично.
— Мы ее схватили! — сообщила им спустя пару минут Милара, вцепившись в мое запястье.
— Это хорошо, — обрадовался Най. — Тащите к костру — угли как раз дошли.
— Ты чего? — возмутился Сэллер. — Там же одни кости!
Спасибо, Сэл. Ты — настоящий друг.
— У нас нормальное мясо есть.
А когда уже развесили над жаркими углями нормальное мясо, Алатти жалобно пролепетала:
— Я все равно хочу прозвище.
— Без проблем! — среагировал Найар. — Будешь… Будешь Огоньком!
— Огоньком? — поджала она губки. — Сэл будет Буревестником, а я каким-то Огоньком?
— Нет, ну снова! — схватился за голову помянутый водник.
— Или Вспышкой, — поправился Най. — Вспышкой лучше?
— Нет.
— Пламенем? Пожаром? Огненным вихрем?
— Нет. Нет. Нет.
— Искрой? — осмелилась предложить я. — У нас… Там где я жила так говорили: «Из искры возгорится пламя».
— Красиво, — согласилась Алатти. — Мне нравится. Можно даже на гербе написать.
— Кто еще хочет прозвище и девиз, пока у Галлы вдохновенье не прошло? — громогласно вопросил неугомонный Найар Кантэ.
— Я! — выкрикнула Вришка.
— Тебе зачем, Рыжая? — удивился Ферт. — Ты же Рыжая — чем не прозвище?
— А ты… ты… — надулась целительница.
— А я буду Фертраном Молниеносным!
Откуда, будучи в одних портках, он вытащил метательный нож, осталось для нас загадкой, но просвистев по воздуху, узкое лезвие на треть вошло в стволдерева, как раз над головой Дана.
— Ты будешь Фертраном Мертвым, если сделаешь это еще раз — угрюмо пообещал тот.
— Тогда ты будешь Данвеем Мстительным.
— Ридо! Я буду Рисой Засветившей Тебе В Глаз, если ты от нас не отстанешь.
Удивительно, Риса всегда воспринимает нападки на Дана, как на саму себя. Говорит это «нас», как будто они, и правда, одно целое.
А нас больше нет, Ил…
Эн-Ферро возвратился домой под вечер и с удивлением узнал от Маризы, что Галла отправилась на пикник со школьными приятелями.
— Это недалеко, на нашем пляже.
У них и свой пляж есть, поразился мужчина. Видимо, там они и пропадают, пока он возится на чердаке или занимается с Ласси.
То, что названая сестренка нашла общий язык с его названой женой (интересно звучит — названая жена!) радовало само по себе. А то, что девочка выбралась наконец-то с друзьями, и вовсе казалось чудом. Особенно, если помнить какой сегодня день.
— Недалеко, говоришь? — переспросил он у Маризы. — Я тогда схожу, посмотрю.
А посмотреть было на что.
Не напрягая обычное зрение, силясь рассмотреть мелькающие у костра силуэты, магистр Пилаг переключился на магическое.
Дар к дару тянется, говорил он когда-то Иоллару. Так и есть. Стержень, несомненно, Галла. Сильнейшая. Ее аура изобиловала нервными изумрудными сполохами — девочке все еще плохо. Но она молодец, держится, не сдается. Ярким пламенем во тьме пылала Алатти — огневичка. Одинаково ровным бирюзовым светом сияли два водника. Искрящее серебряными звездами лиловое пятнышко — девчонка-ясновидящая. Плавные переливы голубого и розового — полукровки-универсалы, у парня явное смещение к стихии Огня, у девушки легкое к Воздуху. Нежно-зеленый — цвет жизни — это их целительница, шустрая племянница тэра герцога…
А это что такое? То есть, кто?
Лайс сконцентрировался на заинтересовавшей его ауре. Интересно… Ох, как интересно! А если это в придачу тот, о ком он подумал, так и вовсе презабавная история получится. Может, это Галчонка развлечет?
Эн-Ферро ненадолго задержал взгляд на насыщенном изумрудном свечении, еще раз мысленно похвалил сестренку за стойкость и пожелал ей удачи.
— А если что, то я рядом, — произнес он вслух.
У костра, откуда доносилось нестройное и не очень трезвое пение его наверняка не услышали…
Галла
Самой не верилось, что прошел целый месяц. Или всего лишь месяц - как посмотреть. С одной стороны все еще так свежо в памяти и так болезненно, а с другой — столько всего случилось уже без него.
Без него обосновались в нашем доме Мариза с сыном, и на старом диванчике, на котором когда-то засыпало мое солнце, ворочается теперь по ночам, сбивая простыни, маленький хвостатый волшебник.
Без него наступило лето. Дохнуло горячим зноем, раскалило прибрежный песок и пыльную проселочную дорогу, по которой я добиралась до школы.
Вчера, не смотря на скорбную дату, мне удалось отвлечься от грустных мыслей в кругу друзей, погрузиться в их мечты и проникнуться их надеждами. Сначала мы обсуждали летние курсы и убеждали наших охочих до приключений мальчишек проявить разумность и отказаться от затеи с путешествием. Потом, после продолжительной и уморительной речи Ная, в которой он расписывал преимущества дорожных приключений перед сидением в душных классах, уже все вместе собирались отправиться к Северным горам и дойти аж до Карского разлома, дабы раз и навсегда заткнуть эту демоническую нору. После сидели, глядя на гаснущие угли и зажигающиеся в небе звезды, и Ферт, в котором до этого дня никто не подозревал подобных талантов, красивым, хорошо поставленным голосом пел древние эльфийские баллады. И не нужно было в совершенстве знать саальге, чтобы понять, о чем говорилось в тех песнях…
А сегодня я ехала в школу и не могла унять сумасшедший стук сердца, отдающийся дрожью во всем теле при мысли о том, что мне предстоит увидеть. Но я сама попросила наставника показать мне запись. Я хочу увидеть ее, любимый, и может быть тогда смогу до конца поверить в то, что тебя больше нет.
Было бы странно, если бы Медведь не предпринял попытку сделать вид, что забыл о своем обещании, но он именно так и поступил. В кабинете меня ждала кипа книг и рисунков, и после короткого приветствия маг с ходу принялся рассказывать мне об обрядах рейланских племен.
— Наставник, вы собирались показать мне запись, — невежливо перебила я.
— Ах да…
- Вы ее не принесли? – к такому я тоже была готова.
— Принес. Но думал, мы посмотрим ее после урока.
— Лучше сейчас.
— Хорошо. Стоит задернуть шторы.
Как скажете. Я махнула рукой, и металлические кольца прозвенели по карнизу, растягивая на всю ширину подоконника тяжелые коричневые портьеры.
— А чай ты, должно быть, кипятишь взглядом, — усмехнулся не успевший дойти до окна волшебник.
— Нет. Чай я кипячу на огне. В школу езжу верхом. А стираные вещи сушу на бельевой веревке во дворе. И лекцию о неразумном использовании магии в быту помню хорошо.
Медведь ответил осуждающим взглядом, но упрек не достиг цели: натянувшиеся в ожидании нервы не способствовали ведению вежливых разговоров.
— Кристалл, наставник.
Камень тихо стукнул о столешницу.
— Запись неразборчива, и у тебя не так много опыта в работе с подобными артефактами, так что спрашивай, если ято-то не поймешь.
— Простите, тэр Марко, но можно я просмотрю ее сама?
— Галла…
— Пожалуйста.
Скрипнула дверь, и я осталась одна в полумраке учительского кабинета. Долго сидела, сжимая в руке последние минуты жизни моего солнца. А затем раскрыла ладонь, и потянулась к заточенной в кристалле памяти…
— Что ты сделала? — переспросил магистр Багур.
— Вырезала кусок в самом конце и перезаписала картинку, — тэсс Лона повторила сказанное ранее более доступными для понимания словами.
— Разве это возможно?
— В мире иллюзий все возможно, даже изменить ход записанных событий. Но я ничего не меняла. Взрыв. Пожар. Умерли люди. Умер колдун. Эльф, — чародейка вздохнула, — тоже умер. Только быстро…
Традиция встречаться по утрам в примыкающем к школьной лечебнице кабинете Мары существовала у наставников с незапамятных времен. Делились последними новостями, обсуждали домашние дела и рабочие проблемы. Даже Медведь иногда посещал эти сборища, ведь такого вкусного чая, как тот, что заваривала целительница из собственноручно отобранных трав, не найти во всем Кармоле.
— А тебе не показалось… — тэсс Девина настороженно обежала взглядом присутствующих и подманила иллюзионистку пальцем.
Лона отставила чашку и подошла к провидице.
— Тебе не показалось, — зашептала ей та, — что с этой записью уже что-то не так?
— Что именно?
— Не знаю. Что-то. Это дело не дает мне покоя. Я с самого начала не могу ничего увидеть наверняка. Еще после первого нападения я пыталась построить прогноз, но… Ничего не видно! Даже после обряда. Я и на кладбище ходила. И к посольству после пожара. И эльфа того видела, когда он еще был жив. Никаких защит, но совершенно непроницаемый. Я и Галлу не вижу. Совсем. И все это мне не нравится. Что-то здесь явно не так.
Когда подобные сомнения выказывает глава отделения прорицателей, стоит отнестись к ее словам серьезно.
— Вы говорили тэру Марко?
— Да. И ему, и этому азгарскому дознавателю. Мы даже запись просматривали вместе, но так и не разобрались. А ты точно ничего не заметила?
— Нет, — передернула плечами иллюзионистка.
— Старею, наверное, — вздохнула провидица, разворачиваясь к сидящим за столом коллегам. — Мара, милая, у тебя нет лекарства от тяжких старческих дум?
— Есть, — улыбнулась целительница. — Но его я держу для себя. А вам, моя дорогая, нужно другое средство. Гират, ты не принесешь тэсс Девине своей настойки? Гира-ат!
— Да, что? — встрепенулся рассеянный полуэльф. — Настойки? Конечно, сейчас.
— А что это с нашим мальчиком? — спросила Гейнра, когда травник вышел из комнаты. — Он часом не приболел?
— Знаете, — Мара покосилась на закрытую дверь, — Гират ничего не говорит, но мне кажется, он тяжело переживает эти события. Когда ребят похитили, он так сокрушался, что не был в тогда в школе и ничем не сумел помочь. А после поджога посольства несколько дней ходил как неживой.
— Да, я помню, — поморщилась Лона. — На него смотреть было страшно.
— Эльфийская кровь, — заключил тэр Багур. — За своих переживает…
— Кто здесь переживает? — Гират вернулся, держа в руке бутылку из темного стекла.
— Гейнра переживает, что Эвил еще не вернулся, — наскоро соврал наставник водников. — Со следующей длани начинаются летние курсы, а его все еще нет.
— Не волнуйтесь, тэсс Гейнра, — повернулся к молодой наставнице полуэльф, — тэр Эвил успеет вовремя. А для вас у меня есть замечательное средство от тревог.
Он откупорил бутылку, и Багур, принюхавшись, первым подставил чашку, предварительно испарив из нее остатки чая.
Галла
Я больше не стану плакать, солнце мое. Сегодня я пролила столько слез, сколько у иных не случалось за целую жизнь. Сначала в школе, когда смотрела, как тает в огне пожара твоя жизнь. Потом в дороге. После — здесь, на нашей полянке, куда свернула, чтобы не заявляться домой с красными глазами и распухшим носом. Приехала сюда и разрыдалась еще сильнее, увидев, как вымахала трава на утоптанном когда-то пятачке. Но я больше не стану плакать, любимый.
А траву можно снова вытоптать.
Я вынула меч. Сняла, чтобы не мешал, пояс с ножнами.
— Только руку не сильно отводи, теряешь время и открываешься во время замаха. А когда выпад делаешь, немного отклоняйся назад и в сторону…
Я помню, родной. Я все сделаю правильно.
…Свистит по воздуху меч. Сталь клинка отбивает яркие лучи света, и скачут по нашей полянке десятки солнечных зайчиков. Топчут вместе со мной противную траву, что разрослась здесь, словно на неухоженной могиле. А завтра я опять приду, и послезавтра…
— Этот танец тяжело танцевать одной.
Я развернулась на голос, выставив вперед меч. В тени дерева стояла лафия.
— Говорю, этот танец тяжело танцевать одной, чародейка.
— Одной вообще тяжело.
— Я знаю, что случилось с твоим эльфом. Мне жаль.
— Жаль, что так и не затащила его в кусты?
— Нет. Просто жаль. Мне нравилось приходить сюда и смотреть на вас, вон оттуда, — она указала на густую крону высокого клена. — Это было красиво.
Я почувствовала, как вспыхнули щеки.
— Очень красиво, — повторила лафия, растягивая слова. — Вы светились. Даже когда всего лишь танцевали с этими железками.
— Я сейчас тебя этой железкой ткну, нежить беспардонная!
— Ну и ткни, если легче станет. Меч у тебя, поди, не серебряный.
Уходить она не собиралась.
— Что тебе от меня надо? — я опустила оружие.
— Ничего. Живу я теперь здесь, к таким как ты поближе.
— Это с какой еще радости?
— Не от радости, - шмыгнула носом майла. - Опасно в лесу стало. Темных много появилось. Ты скажи своим, чародейка, это же по их части, темные-то. Пусть прогонят их. Тогда и я назад в чащу переберусь.
Сказав это, она зайцем сиганула за ближайший куст, только листочки вздрогнули.
Да, видать не только у меня проблемы — весь мир непонятно куда катится, раз уж лесная нежить стала рядом с магами селиться.
