— Наверное, — пробормотала я, разом вспомнив всех тех, кого мы потеряли за годы войны.
— Был бы вам премного благодарен, — поклонился он. — Но, боюсь, пока не получится. Сначала вам нужно встретиться с хозяином.
— Тогда не будем откладывать, — я залпом допила вино. – Ведите.
Мы шли по закругляющемуся коридору, мимо темных окон и закрытых дверей, ни разу никуда не спустившись и не поднявшись. По всем законам природы это означало, что мы ходим кругами, но законы природы в этом месте, как я уже поняла, не действовали.
— Где мы? – спросила я человека, назвавшегося Истманом.
— Нигде. И никогда…
Коридор не желал заканчиваться.
— Вы уверены, что мы идем в правильном направлении?
Взгляд зацепился за юный побег розы в широком глиняном горшке, примостившийся у стены. Молодая листва, розоватые веточки. На горшке – длинная трещина в форме молнии.
— Я знаю, что надо идти, — ответил мне провожатый, не сбавляя шага. – И тогда мы придем куда хотим. Но, наверное, я не очень хочу встречаться с хозяином. А вы?
— Мне нужно его увидеть. Вы… Должно быть, вы не туда идете.
— Хорошо, — безропотно согласился мужчина. – Пойдем другой дорогой.
Он попросту развернулся и двинулся в обратную сторону.
…С увядшего розового куста облетали последние потемневшие лепестки. Горшок с трещиной-молнией покрылся пылью…
Башня нигде. Башня никогда.
Посреди бесконечного коридора выросла резная дверь.
Истман, если это действительно был он, остановился, пропуская меня вперед.
Замедлив шаг лишь на миг, я распахнула невесомые створки и очутилась в пустом округлом зале. С развешанных по стенам полотен на меня глядели люди и эльфы. Незнакомые и знакомые. Обойдя помещение по кругу, я узнала королеву Аэрталь, надменного черноволосого мага, ненадолго задержалась у портрета Велерины и остановилась у картины, на которой маленькие эльфы, девочка и мальчик, играют с крылатой лошадкой. Кто-то меняется с возрастом, а кого-то не так уж сложно узнать на детских портретах.
— Тут не хватает еще одного ребенка, ведь так? – приведший меня сюда человек остался за дверью, но мой вопрос был обращен не к нему.
Лесная Фея, когда-то не позволившая Велерине убить своего брата, была весьма непредусмотрительна… И при встрече я ей это припомню.
— Мне всегда было сложно рисовать самого себя, — негромко сказали за моей спиной. – Да и зачем, когда можно взглянуть в зеркало?
Длинные золотистые волосы, голубые льдинки глаз. Эльф стоял, небрежно опершись на маленький столик, которого минуту назад тут не было, как и его самого.
— Вы нарисовали все эти картины?
— У меня для этого достаточно времени. Хочешь взглянуть на последнюю работу?
Яркие, еще не высохшие краски. Карминовые губы, серо-голубые глаза. Отблескивают золотом собранные в изящную прическу волосы, а бледную кожу оттеняет черный шелк открытого платья.
— Несколько отличается от оригинала, — критически оценил свое творение эльф. – Но я увидел ее именно такой.
Я тоже видела ее такой. Во сне.
— Рейнали.
Я почти не удивилась, словно догадывалась обо всем с самого начала. Но с этой скрытной принцессой мне будет, о чем поговорить. Если выберусь…
— Мой муж тоже любит рисовать, — начала я нерешительно, и эльф расхохотался над моей грубой уловкой.
— Ему ведь хватит для этого одной руки?
— Думаю, да.
Не хотелось повышать голос, угрожать и требовать, не хотелось с кулаками наброситься на хозяина, а точнее — пленника странной башни. Не тот случай.
Фрагменты мозаики, несколько раз перемешавшись, легли, как надо, и я уже знала, зачем я тут.
— Хочешь послушать сказку? – предложил эльф.
— О Велерине и Повелителе Времени? Я слышала ее совсем недавно.
— Нет. Это будет другая история.
Каждое его слово – минута жизни для Лара. А может, и год. Или век… Пусть говорит.
— Тебе никогда не казалось странным, что дети Леса так не похожи друг на друга? В волосах одних сияет золото, у других – лунное серебро. Третьи черноглазы и черноволосы. Разве столь сильные отличия могли проявиться в народе, зародившемся под одним солнцем? Нет. Первые эльфы пришли на Тар из других миров. Из трех разных миров. Эта легенда потерялась в веках, но я помню. И мне известно наверняка, что это правда: отец говорил мне, а он знал об этом как никто, ведь это он привел их сюда…
Рассказчик искал недоверия в моем взгляде, а нашел лишь улыбку и продолжил с легким удивлением:
— Он привел на Тар три рода светорожденных, и из каждого рода взял себе жену. Может, по очереди, а может, и сразу трех. Знаю только, что каждая из них родила ему ребенка. И знаю, что ни одна не пережила этих родов. Такова была плата: пришельцы не могли долго жить под новым небом, и уходили, оставляя его своим потомкам. Мы были первыми детьми, родившимися в этом мире. Первыми, кто принял и разделил его силу. Талли, я и Лест. Лестеллан. Маленький подлиза. Любимчик Аэрталь. Когда наш отец… Знаешь, кем был наш отец? Он был богом. Кто еще мог пройти границы миров?
Думаю, он был проводником. Но вслух я ничего не сказала.
— Боги не живут среди смертных, и однажды он ушел. Талли была уже взрослой, и могла позаботиться о нас… Она была…
На секунду мне показалось, что сейчас случится то самое, то, чему я так и не придумала названия, и меня накроет волной чужих воспоминаний. Всего лишь секунду его голос был живым и наполненным чувствами. К сестре, к брату, к бросившему их отцу…
— Впрочем, о чем это я? – оборвал он сам себя. – Это ведь уже не важно. Ни то, откуда мы пришли. Ни то, куда уйдем. Мы – первые, вот о чем я хотел сказать. Сильнейшие. Дети забытого бога. Может быть, сами боги. И это — вся сказка…
Я обернулась на картину и так и осталась стоять, чувствуя, что снова осталась одна.
Через минуту скрипнула дверь.
— Лорд Тэриан хочет выйти отсюда, — сказал человек, считавший себя Каэрским императором. – Хочет, чтобы вы открыли ему дверь и вывели за Черту. Если вы этого не сделаете, он убьет вашего мужа.
— А если сделаю, мир станет похож на эту башню.
— Да, — не спорил он. – Хотите еще вина?
Утраченная конечность формировалась с трудом, с болью. Для нее не хватало сил, не хватало клочков тумана, на которые рассыпалось его тело. Но нужно было постараться. Вырвать немного, вернуть сначала абрис, наполнить контур материей. Вспомнить, каково это иметь пальцы. Каково шевелить ими, касаться струн, перебирать волосы любимой, гладить нежную щечку дочери…
Восстановление заняло время, и на это время Сумрак выпал из реальности.
Короткое возвращение в мир ознаменовалось обрывками чужой беседы. Туманом стелясь по траве, он прислушался к знакомым голосам и мысленно улыбнулся. Он не знал, с чего начался этот разговор и кто его начал, но порадовался его спокойному течению и теплоте отдельных фраз. Прислушиваться не стал, снова сосредоточившись на руке…
— Он перехватил меня в лесу и привел в свой дом.
— Най рассказывал. Говорил, ты плакала, когда вернулась. Проклинала эльфов.
— Было дело. Мама никогда не говорила, что ушла из-за него. Он сам признался, что практически выгнал их с отцом. Если бы не это, они сейчас были бы в Лар’эллане, были бы живы.
— До сих пор на него злишься?
— Нет… Злится он на себя сам. Даже жаль его. А он дал мне вот что.
Этот медальон Сэл уже видел. Но стоило Авелии коснуться крышки, как скромная безделушка превратилась в ювелирный шедевр.
— Все-таки серебро, — улыбнулся он, вспоминая, как набросился на нее тогда у реки.
И портрет внутри теперь был другим: с невероятной точностью прорисованные черты, живые краски.
— Эльфийская работа. Иллюзию дед наводил, даже в Пустошах держится. И сумку он делал. Тоже работает. Такие вещи только эльфы могут. Замыкают источник внутри, и связь никогда не обрывается.
— Ты похожа на мать. — В другой раз Буревестник заинтересовался бы спецификой эльфийских артефактов, но не сейчас.
— Нет, — девушка покачала головой. – Кая была похожа. Это она была маленькой принцессой, а я… Я всегда была волчонком. Но теперь осталась только я.
Авелия закрыла медальон и спрятала его под рубашку.
— Ты не должен идти в Башню, — вернулась она к тому, с чего начала разговор. – Не потому что мешаешь мне, а потому…
— Вель, я понимаю. Но и ты пойми, не пойти я не могу. Да и сгожусь на что-нибудь.
Спорить она не стала. Позволила обнять себя, потерлась носом о колючую щетину.
— Я тебе не говорил, хотел после… Поедешь со мной в Марони? Там есть школа, ты училась бы, а я…
Девушка медленно отстранилась.
— Извини. Я не могу ничего тебе обещать.
— Почему?
— Я уже дала слишком много обещаний.
Лар растянулся на траве и смотрел на небо. Рука пекла огнем. Но она была. Тонкая кисть со скрюченными пальцами, с морщинистой серой кожей и мягкими розовыми ногтями. Ничего, это временно.
Прислушался к негромкому разговору присевшей неподалеку парочки, удовлетворенно кивнул. Нет времени на обиды. Жизнь слишком коротка, особенно человеческая, и у этих двоих нет в запасе тысячелетий. Может быть, у них и лишнего дня нет.
— Есть предложения? – спросил он, одевшись и подойдя поближе.
— Во-первых, нужно дать знать Галле, что ты уже не в плену и жив, — сказала Вель. — Это развяжет ей руки. Но в Башне любой из нас может стать заложником.
— Кто такой заложник? – наморщила носик Лара. Тин и дети не замедлили присоединиться к военному совету.
Дэви зашептал ей что-то на ухо, и девочка нахмурилась.
— Нас не поймают. Папу – тоже. Вель умеет менять пространство. Остаются Тин и Сэл. — Сумрак с трудом узнавал в этом рассудительном малыше своего сына, и от этого становилось немного не по себе.
Но мальчик был прав.
— Тин, ты ведь не любишь войны?
— Когда это не мои войны – да. Но пока ты возвращал себе руку, ше’эллана рассказала мне одну старую историю. Ты же знаешь, как я люблю истории?
— Сэл?
— Я иду, и это не обсуждается. Если попадусь — забудьте, делайте то, что должны.
— Я хотел сказать то же самое, — поддержал Тин-Тивилир. – Мне страшно умирать, но я получил жизнь за обещание избавить этот мир от зла Башни, и если не сумею помочь, без сожалений отдам то, чего не заслужил.
— Это все-таки его Башня и его сила, — заговорила Вель. – И если я не смогу… Я найду способ избавить вас от выбора.
— Значит, в Башню? – Иоллар обвел взглядом свою маленькую армию.
— В Башню, — подтвердила Лара, беря за руку брата.
Авелия подняла земли сэрро прадеда, огляделась и вдруг схватила Сэллера за рукав.
— О, боги, что это?
Буревестник обернулся туда, куда был направлен встревоженный взгляд, и в следующий миг тяжелая рукоять сабли ударила его в затылок.
— Прости.
Вель опустилась на колени рядом с парнем, перевернула на спину, коснулась губами лба. Подумав, сняла медальон и вложила в его ладонь.
— В Башню, — сказала она уверенно, оборачиваясь к ошарашенной этим происшествием компании.
Эния
В этом Мире Гвейна Рошан еще не бывал: тут, как и на Таре, действовал запрет на вход для драконов, и у Разрушителя Границ не было причин его нарушать. Сегодня старик сам провел его.
— Здесь это было.
Нереальной красоты дворец из белого с отливом в голубой камня, словно его построили из осколков облаков: такой же воздушный и зыбкий. Яркая зелень сада резко контрастировала с казавшимися невесомыми стенами, витые башенки упирались в небо длинными шпилями, высокие окна отражали солнечный свет, а черепица на крыше отливала перламутром, будто чешуя гигантского карпа. Воистину сказочное место… было когда-то. Теперь тут витал дух пустоты и уныния.
Первый в Совете с тоской взглянул на дворец, но повел гостя в другую сторону, прочь от затейливой решетки ворот, уже покрывшейся ржавчиной. Свернул на тропинку, уходившую под утес, туда, где шумело теплое море и, прихрамывая, прошел по мокрым от набегавших волн камням к входу в укромный грот.
Темный проем был занавешен защитными чарами. Гвейн коснулся рукой невидимых штор и открыл проход. Внутри хлопнул в ладоши, зажигая под гулкими сводами отнюдь не магический свет, а десяток люминесцентных ламп. Обширное пространство грота было когда-то облагорожено, маленький ручеек отведен в искусственное русло, и вода теперь наполняла неглубокий бассейн у стены, радом с которым расположилась удобная скамья. В центре пещеры, на прямоугольном, гладко обтесанном камне, стоял какой-то стеклянный ящик, а от него тянулись к сверкающему пульту десятки гибких трубочек.
Подойдя поближе, Рошан растерянно застыл. Наверное, такое мог придумать лишь тот, кого называли сказочником.
— В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный… — это было первое, что вспомнилось.
Под толщей защитного стекла лежала молодая женщина. Половину лица закрывала кислородная маска, к венам на обнаженных руках по пластиковым трубкам подавалась розоватая жидкость, более толстая трубка, частично скрытая белой простыней и прикрепленная где-то в области брюшины — наверное, полостной катетер, а к телу в разных местах были подсоеденены электроды.
— Насос вентилирует легкие, — бесцветным голосом начал Гвейн. – Электрические импульсы стимулируют работу сердца и мышечный тонус, чтобы предотвратить атрофию. Внутривенно вводится питательный состав. Метаболизм замедлен, как при коматозном состоянии…
— Но зачем?!
— Я не хотел ее убить. Только ребенка. Но ты сам видел, как эти дети цепляются за жизнь. Они отбирают ее у своих матерей.
— Но тело? Ты же понимаешь, что она мертва?
— Она мертва, — отрешенно признал старик. – А тело живо. Даже мозг. Но он пуст, как кристалл со стертой записью. Реагирует на раздражители, принимает сигналы рецепторов. Но рефлексов, даже простейших, нет…
— Зачем? – снова повторил Рошан, пытаясь сосчитать, сколько веков пролежало тут не живое и не мертвое тело Дэрии.
— Я пытался ее спасти. А потом… Потом просто не смог отключить оборудование. Думал, после. Когда Кадм вернул бы ее. Я дал ему кровь…
— Почему бы тебе не сделать этого сейчас?
— Не смогу. Сам не смогу. Потому и привел тебя сюда. Об этом месте никто больше не знает. Когда меня не станет… похорони ее. Но только когда меня не станет. И, Рошан…
— Что?
— Как ты думаешь, клоны наследуют души оригиналов? Я к тому, что если Кир встретился в Запределье со своей Ольгой, есть ли у меня шанс встретиться с моей Дэрией? Хотя вряд ли она будет мне рада…
Тин-Тивилир взобрался по опущенному крылу и устроился в основании драконьей шеи. Сумрак застыл в нерешительности: странно было думать, что не он подхватит на руки своих малышей, а они станут нести его. Почувствовав его неуверенность, дракон подцепил Иоллара лапой и забросил себе за спину. Сгруппировавшись в последний момент, тот сумел не упасть и удержаться позади тэвка. Авелия ухватилась за предложенную полудемоном руку и через секунду уже сидела между мужчинами. Мельком обернулась туда, где лежал в траве Сэл.
— Он поймет, — Лар положил руку на плечо девушки, — и простит.
— Если будет, кого.
Дракон оттолкнулся от земли и взмыл ввысь. Седоки не испытывали страха: какая-то сила надежно удерживала их во время полета, не позволяя упасть, а широкие крылья шевелились легко и плавно, не доставляя неудобств, словно летел дракон не за счет этих взмахов, а благодаря все той же неведомой силе.
Солнце в последний раз ослепило яркой вспышкой и пропало за куполом кармана. Прорыва Сумрак не почувствовал – лишь то, как напряглась, выпрямив спину, сидевшая впереди Вель.
— Был бы вам премного благодарен, — поклонился он. — Но, боюсь, пока не получится. Сначала вам нужно встретиться с хозяином.
— Тогда не будем откладывать, — я залпом допила вино. – Ведите.
Мы шли по закругляющемуся коридору, мимо темных окон и закрытых дверей, ни разу никуда не спустившись и не поднявшись. По всем законам природы это означало, что мы ходим кругами, но законы природы в этом месте, как я уже поняла, не действовали.
— Где мы? – спросила я человека, назвавшегося Истманом.
— Нигде. И никогда…
Коридор не желал заканчиваться.
— Вы уверены, что мы идем в правильном направлении?
Взгляд зацепился за юный побег розы в широком глиняном горшке, примостившийся у стены. Молодая листва, розоватые веточки. На горшке – длинная трещина в форме молнии.
— Я знаю, что надо идти, — ответил мне провожатый, не сбавляя шага. – И тогда мы придем куда хотим. Но, наверное, я не очень хочу встречаться с хозяином. А вы?
— Мне нужно его увидеть. Вы… Должно быть, вы не туда идете.
— Хорошо, — безропотно согласился мужчина. – Пойдем другой дорогой.
Он попросту развернулся и двинулся в обратную сторону.
…С увядшего розового куста облетали последние потемневшие лепестки. Горшок с трещиной-молнией покрылся пылью…
Башня нигде. Башня никогда.
Посреди бесконечного коридора выросла резная дверь.
Истман, если это действительно был он, остановился, пропуская меня вперед.
Замедлив шаг лишь на миг, я распахнула невесомые створки и очутилась в пустом округлом зале. С развешанных по стенам полотен на меня глядели люди и эльфы. Незнакомые и знакомые. Обойдя помещение по кругу, я узнала королеву Аэрталь, надменного черноволосого мага, ненадолго задержалась у портрета Велерины и остановилась у картины, на которой маленькие эльфы, девочка и мальчик, играют с крылатой лошадкой. Кто-то меняется с возрастом, а кого-то не так уж сложно узнать на детских портретах.
— Тут не хватает еще одного ребенка, ведь так? – приведший меня сюда человек остался за дверью, но мой вопрос был обращен не к нему.
Лесная Фея, когда-то не позволившая Велерине убить своего брата, была весьма непредусмотрительна… И при встрече я ей это припомню.
— Мне всегда было сложно рисовать самого себя, — негромко сказали за моей спиной. – Да и зачем, когда можно взглянуть в зеркало?
Длинные золотистые волосы, голубые льдинки глаз. Эльф стоял, небрежно опершись на маленький столик, которого минуту назад тут не было, как и его самого.
— Вы нарисовали все эти картины?
— У меня для этого достаточно времени. Хочешь взглянуть на последнюю работу?
Яркие, еще не высохшие краски. Карминовые губы, серо-голубые глаза. Отблескивают золотом собранные в изящную прическу волосы, а бледную кожу оттеняет черный шелк открытого платья.
— Несколько отличается от оригинала, — критически оценил свое творение эльф. – Но я увидел ее именно такой.
Я тоже видела ее такой. Во сне.
— Рейнали.
Я почти не удивилась, словно догадывалась обо всем с самого начала. Но с этой скрытной принцессой мне будет, о чем поговорить. Если выберусь…
— Мой муж тоже любит рисовать, — начала я нерешительно, и эльф расхохотался над моей грубой уловкой.
— Ему ведь хватит для этого одной руки?
— Думаю, да.
Не хотелось повышать голос, угрожать и требовать, не хотелось с кулаками наброситься на хозяина, а точнее — пленника странной башни. Не тот случай.
Фрагменты мозаики, несколько раз перемешавшись, легли, как надо, и я уже знала, зачем я тут.
— Хочешь послушать сказку? – предложил эльф.
— О Велерине и Повелителе Времени? Я слышала ее совсем недавно.
— Нет. Это будет другая история.
Каждое его слово – минута жизни для Лара. А может, и год. Или век… Пусть говорит.
— Тебе никогда не казалось странным, что дети Леса так не похожи друг на друга? В волосах одних сияет золото, у других – лунное серебро. Третьи черноглазы и черноволосы. Разве столь сильные отличия могли проявиться в народе, зародившемся под одним солнцем? Нет. Первые эльфы пришли на Тар из других миров. Из трех разных миров. Эта легенда потерялась в веках, но я помню. И мне известно наверняка, что это правда: отец говорил мне, а он знал об этом как никто, ведь это он привел их сюда…
Рассказчик искал недоверия в моем взгляде, а нашел лишь улыбку и продолжил с легким удивлением:
— Он привел на Тар три рода светорожденных, и из каждого рода взял себе жену. Может, по очереди, а может, и сразу трех. Знаю только, что каждая из них родила ему ребенка. И знаю, что ни одна не пережила этих родов. Такова была плата: пришельцы не могли долго жить под новым небом, и уходили, оставляя его своим потомкам. Мы были первыми детьми, родившимися в этом мире. Первыми, кто принял и разделил его силу. Талли, я и Лест. Лестеллан. Маленький подлиза. Любимчик Аэрталь. Когда наш отец… Знаешь, кем был наш отец? Он был богом. Кто еще мог пройти границы миров?
Думаю, он был проводником. Но вслух я ничего не сказала.
— Боги не живут среди смертных, и однажды он ушел. Талли была уже взрослой, и могла позаботиться о нас… Она была…
На секунду мне показалось, что сейчас случится то самое, то, чему я так и не придумала названия, и меня накроет волной чужих воспоминаний. Всего лишь секунду его голос был живым и наполненным чувствами. К сестре, к брату, к бросившему их отцу…
— Впрочем, о чем это я? – оборвал он сам себя. – Это ведь уже не важно. Ни то, откуда мы пришли. Ни то, куда уйдем. Мы – первые, вот о чем я хотел сказать. Сильнейшие. Дети забытого бога. Может быть, сами боги. И это — вся сказка…
Я обернулась на картину и так и осталась стоять, чувствуя, что снова осталась одна.
Через минуту скрипнула дверь.
— Лорд Тэриан хочет выйти отсюда, — сказал человек, считавший себя Каэрским императором. – Хочет, чтобы вы открыли ему дверь и вывели за Черту. Если вы этого не сделаете, он убьет вашего мужа.
— А если сделаю, мир станет похож на эту башню.
— Да, — не спорил он. – Хотите еще вина?
Утраченная конечность формировалась с трудом, с болью. Для нее не хватало сил, не хватало клочков тумана, на которые рассыпалось его тело. Но нужно было постараться. Вырвать немного, вернуть сначала абрис, наполнить контур материей. Вспомнить, каково это иметь пальцы. Каково шевелить ими, касаться струн, перебирать волосы любимой, гладить нежную щечку дочери…
Восстановление заняло время, и на это время Сумрак выпал из реальности.
Короткое возвращение в мир ознаменовалось обрывками чужой беседы. Туманом стелясь по траве, он прислушался к знакомым голосам и мысленно улыбнулся. Он не знал, с чего начался этот разговор и кто его начал, но порадовался его спокойному течению и теплоте отдельных фраз. Прислушиваться не стал, снова сосредоточившись на руке…
— Он перехватил меня в лесу и привел в свой дом.
— Най рассказывал. Говорил, ты плакала, когда вернулась. Проклинала эльфов.
— Было дело. Мама никогда не говорила, что ушла из-за него. Он сам признался, что практически выгнал их с отцом. Если бы не это, они сейчас были бы в Лар’эллане, были бы живы.
— До сих пор на него злишься?
— Нет… Злится он на себя сам. Даже жаль его. А он дал мне вот что.
Этот медальон Сэл уже видел. Но стоило Авелии коснуться крышки, как скромная безделушка превратилась в ювелирный шедевр.
— Все-таки серебро, — улыбнулся он, вспоминая, как набросился на нее тогда у реки.
И портрет внутри теперь был другим: с невероятной точностью прорисованные черты, живые краски.
— Эльфийская работа. Иллюзию дед наводил, даже в Пустошах держится. И сумку он делал. Тоже работает. Такие вещи только эльфы могут. Замыкают источник внутри, и связь никогда не обрывается.
— Ты похожа на мать. — В другой раз Буревестник заинтересовался бы спецификой эльфийских артефактов, но не сейчас.
— Нет, — девушка покачала головой. – Кая была похожа. Это она была маленькой принцессой, а я… Я всегда была волчонком. Но теперь осталась только я.
Авелия закрыла медальон и спрятала его под рубашку.
— Ты не должен идти в Башню, — вернулась она к тому, с чего начала разговор. – Не потому что мешаешь мне, а потому…
— Вель, я понимаю. Но и ты пойми, не пойти я не могу. Да и сгожусь на что-нибудь.
Спорить она не стала. Позволила обнять себя, потерлась носом о колючую щетину.
— Я тебе не говорил, хотел после… Поедешь со мной в Марони? Там есть школа, ты училась бы, а я…
Девушка медленно отстранилась.
— Извини. Я не могу ничего тебе обещать.
— Почему?
— Я уже дала слишком много обещаний.
Лар растянулся на траве и смотрел на небо. Рука пекла огнем. Но она была. Тонкая кисть со скрюченными пальцами, с морщинистой серой кожей и мягкими розовыми ногтями. Ничего, это временно.
Прислушался к негромкому разговору присевшей неподалеку парочки, удовлетворенно кивнул. Нет времени на обиды. Жизнь слишком коротка, особенно человеческая, и у этих двоих нет в запасе тысячелетий. Может быть, у них и лишнего дня нет.
— Есть предложения? – спросил он, одевшись и подойдя поближе.
— Во-первых, нужно дать знать Галле, что ты уже не в плену и жив, — сказала Вель. — Это развяжет ей руки. Но в Башне любой из нас может стать заложником.
— Кто такой заложник? – наморщила носик Лара. Тин и дети не замедлили присоединиться к военному совету.
Дэви зашептал ей что-то на ухо, и девочка нахмурилась.
— Нас не поймают. Папу – тоже. Вель умеет менять пространство. Остаются Тин и Сэл. — Сумрак с трудом узнавал в этом рассудительном малыше своего сына, и от этого становилось немного не по себе.
Но мальчик был прав.
— Тин, ты ведь не любишь войны?
— Когда это не мои войны – да. Но пока ты возвращал себе руку, ше’эллана рассказала мне одну старую историю. Ты же знаешь, как я люблю истории?
— Сэл?
— Я иду, и это не обсуждается. Если попадусь — забудьте, делайте то, что должны.
— Я хотел сказать то же самое, — поддержал Тин-Тивилир. – Мне страшно умирать, но я получил жизнь за обещание избавить этот мир от зла Башни, и если не сумею помочь, без сожалений отдам то, чего не заслужил.
— Это все-таки его Башня и его сила, — заговорила Вель. – И если я не смогу… Я найду способ избавить вас от выбора.
— Значит, в Башню? – Иоллар обвел взглядом свою маленькую армию.
— В Башню, — подтвердила Лара, беря за руку брата.
Авелия подняла земли сэрро прадеда, огляделась и вдруг схватила Сэллера за рукав.
— О, боги, что это?
Буревестник обернулся туда, куда был направлен встревоженный взгляд, и в следующий миг тяжелая рукоять сабли ударила его в затылок.
— Прости.
Вель опустилась на колени рядом с парнем, перевернула на спину, коснулась губами лба. Подумав, сняла медальон и вложила в его ладонь.
— В Башню, — сказала она уверенно, оборачиваясь к ошарашенной этим происшествием компании.
Глава 11
Эния
В этом Мире Гвейна Рошан еще не бывал: тут, как и на Таре, действовал запрет на вход для драконов, и у Разрушителя Границ не было причин его нарушать. Сегодня старик сам провел его.
— Здесь это было.
Нереальной красоты дворец из белого с отливом в голубой камня, словно его построили из осколков облаков: такой же воздушный и зыбкий. Яркая зелень сада резко контрастировала с казавшимися невесомыми стенами, витые башенки упирались в небо длинными шпилями, высокие окна отражали солнечный свет, а черепица на крыше отливала перламутром, будто чешуя гигантского карпа. Воистину сказочное место… было когда-то. Теперь тут витал дух пустоты и уныния.
Первый в Совете с тоской взглянул на дворец, но повел гостя в другую сторону, прочь от затейливой решетки ворот, уже покрывшейся ржавчиной. Свернул на тропинку, уходившую под утес, туда, где шумело теплое море и, прихрамывая, прошел по мокрым от набегавших волн камням к входу в укромный грот.
Темный проем был занавешен защитными чарами. Гвейн коснулся рукой невидимых штор и открыл проход. Внутри хлопнул в ладоши, зажигая под гулкими сводами отнюдь не магический свет, а десяток люминесцентных ламп. Обширное пространство грота было когда-то облагорожено, маленький ручеек отведен в искусственное русло, и вода теперь наполняла неглубокий бассейн у стены, радом с которым расположилась удобная скамья. В центре пещеры, на прямоугольном, гладко обтесанном камне, стоял какой-то стеклянный ящик, а от него тянулись к сверкающему пульту десятки гибких трубочек.
Подойдя поближе, Рошан растерянно застыл. Наверное, такое мог придумать лишь тот, кого называли сказочником.
— В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный… — это было первое, что вспомнилось.
Под толщей защитного стекла лежала молодая женщина. Половину лица закрывала кислородная маска, к венам на обнаженных руках по пластиковым трубкам подавалась розоватая жидкость, более толстая трубка, частично скрытая белой простыней и прикрепленная где-то в области брюшины — наверное, полостной катетер, а к телу в разных местах были подсоеденены электроды.
— Насос вентилирует легкие, — бесцветным голосом начал Гвейн. – Электрические импульсы стимулируют работу сердца и мышечный тонус, чтобы предотвратить атрофию. Внутривенно вводится питательный состав. Метаболизм замедлен, как при коматозном состоянии…
— Но зачем?!
— Я не хотел ее убить. Только ребенка. Но ты сам видел, как эти дети цепляются за жизнь. Они отбирают ее у своих матерей.
— Но тело? Ты же понимаешь, что она мертва?
— Она мертва, — отрешенно признал старик. – А тело живо. Даже мозг. Но он пуст, как кристалл со стертой записью. Реагирует на раздражители, принимает сигналы рецепторов. Но рефлексов, даже простейших, нет…
— Зачем? – снова повторил Рошан, пытаясь сосчитать, сколько веков пролежало тут не живое и не мертвое тело Дэрии.
— Я пытался ее спасти. А потом… Потом просто не смог отключить оборудование. Думал, после. Когда Кадм вернул бы ее. Я дал ему кровь…
— Почему бы тебе не сделать этого сейчас?
— Не смогу. Сам не смогу. Потому и привел тебя сюда. Об этом месте никто больше не знает. Когда меня не станет… похорони ее. Но только когда меня не станет. И, Рошан…
— Что?
— Как ты думаешь, клоны наследуют души оригиналов? Я к тому, что если Кир встретился в Запределье со своей Ольгой, есть ли у меня шанс встретиться с моей Дэрией? Хотя вряд ли она будет мне рада…
Тин-Тивилир взобрался по опущенному крылу и устроился в основании драконьей шеи. Сумрак застыл в нерешительности: странно было думать, что не он подхватит на руки своих малышей, а они станут нести его. Почувствовав его неуверенность, дракон подцепил Иоллара лапой и забросил себе за спину. Сгруппировавшись в последний момент, тот сумел не упасть и удержаться позади тэвка. Авелия ухватилась за предложенную полудемоном руку и через секунду уже сидела между мужчинами. Мельком обернулась туда, где лежал в траве Сэл.
— Он поймет, — Лар положил руку на плечо девушки, — и простит.
— Если будет, кого.
Дракон оттолкнулся от земли и взмыл ввысь. Седоки не испытывали страха: какая-то сила надежно удерживала их во время полета, не позволяя упасть, а широкие крылья шевелились легко и плавно, не доставляя неудобств, словно летел дракон не за счет этих взмахов, а благодаря все той же неведомой силе.
Солнце в последний раз ослепило яркой вспышкой и пропало за куполом кармана. Прорыва Сумрак не почувствовал – лишь то, как напряглась, выпрямив спину, сидевшая впереди Вель.
