– Да, а я? Что насчёт меня? Я не живу? – скривился черноволосый.
– Верно. Не живешь. Ты существуешь. Ты… меня добаюкаешь? В прошлый раз мне понравилось. Или хочешь, мы вместе залезем в утробу. Как брат и сестра.
– Ещё чего, – фыркнул черноволосый, снова принимаясь копать землю.
– Ну как знаешь, – присела на небольшой камень девушка.
– Дать тебе молока и меда? – буркнул мужчина, не прерывая своей трудоёмкой однообразной работы. – Может, хлеба? Или рыбы?
Девушка задумалась, с интересом рассматривая черноволосого:
– Я не очень голодна. Пить хочу. Наверное, мне нужна вода, но её тут нет.
– Пока нет.
– А это изменится? Земля такая сухая и пустынная… просто выжженная пустыня.
– Однажды да, всё поменяется, – уклончиво произнёс мужчина. – Когда-нибудь ПОТОМ. Правда, ты этого не увидишь. А может, это зависит лишь от точки зрения. Вот ты видишь пустыню. Я вижу редкой красоты затерянный в сердце пустынь сад. Рыба видит тут свою смерть. Бактерия – жизнь. Взгляни на эти земли моими глазами. Я мыслю перспективами. Даже в самом жутком месте можно сотворить уголок сказочной красоты, в который будет стремиться чья-то душа. Кто-то даже посчитает это раем. Настоящим Эдемом.
– А можно вопрос?
– Валяй.
– Откуда ты берёшь рыбу? Тут же нигде нет воды.
– Рыбачу отлично. Места нужно знать.
– Шутишь. Опять шутишь. Не хочешь со мной всерьёз говорить.
– Я не могу тебе объяснить то, что нельзя изложить языком фактов. Ты просто не поймёшь. Ну пусть будет так: беру из воздуха. А в воздухе есть всё, что нужно для жизни. Тебе молока или рыбы?
– Да, я хочу молока. Если можно. Но только его. Буквально чуть-чуть. Просто губы промочить. Глупо много пить и есть, если собираешься долго и сладко спать.
Напившись, девушка забралась в полосатые красно-белые тряпки, свисающие со столба, и принялась там устраиваться поудобнее. Вернее, не столба. В этот раз деревянная структура напоминала перевернутый равнобедренный треугольник.
– Умница. Нежадная. Спи, – принялся качать импровизированную колыбель черноволосый, отбросив в сторону свою лопату. – Уложу тебя спать на веки вечные, как положено. Как настоящий любящий родитель.
– Сделай это. Сам. Своими руками.
– Помощников у меня, как видишь, нет.
– Это ты так считаешь.
– Я ошибаюсь?
– Просто не хочешь оценить полноты всей картины. Пока. Горе и гнев слепят твои глаза. Поэтому ты кое в чём не прав, – зевнула девушка.
– В чём именно? В том, что тут однажды будет настоящий рай? Считаешь меня утопистом?
– Может, и рай, а может, и ад. Может, и то и другое одновременно, в этом-то и фишка. Как ты там говорил? Каждый видит здесь что-то своё, и это людей пугает. Ведь каждому по вере будет дадено. Кто-то увидит в тебе Бога, а кто-то узрит дьявола. Но ты – это просто ты. Всё остальное – вопросы личных именований, комплексов и страхов.
– К чему ты клонишь?
– Ты не мой родитель. И это здорово. Не хочу, чтобы ты был моим отцом, хоть ты и ведёшь себя именно, как отец.
Черноволосый вздрогнул и отпустил импровизированную колыбель. Тканевый мешок с сонной девушкой сам собой тихонько покачивался, пока мужчина в ужасе на него глядел.
– Ты не понимаешь, что говоришь, юная душа, – еле слышно прошептал он. – Я хороший отец. Очень хороший. Любящий. Думаешь, это легко… так. Своими руками. Любимых чад отправлять в бесконечное путешествие, из которого нет возврата?
– А я и не спорю, – охотно согласилась девушка. – Я не хотела тебя оскорбить, Качающий Колыбель Жизни. Ты великий отец отцов. Но, увы, не мой. У меня их много, они разные… были и будут. Но никто из них не ты.
– Ты бредишь. Разговариваешь в полудрёме. Как некогда это делал наш светловолосый друг. И ты просишь невозможного.
– А ты отрицаешь очевидное.
– Я не... Качающий...
– Опять вопросы именования? Я субъективна? – хохотнула девушка.
– Никто не может быть объективным.
– Даже высшее существо?
– Даже тот, кого вы в вашей людской терминологии называете Творцом и Богом. Поэтому да, и ты, и я – мы оба субъективны. Просто смирись.
– И всё же ты не прав. Не все дети Творца уходят в великое Ничто, равно как и в новую жизнь. Я же вернулась. Вернулась, хотя не должна была. Прямо как кошка.
– У кошки девять жизней. Им позволительно.
– Вот и подумай о том, почему так происходит. Говорят, лишь кошке Великий Создатель показал путь в Рай после изгнания оттуда первых людей. Святой Власий не даст соврать, – сказала девушка, прежде чем окончательно уснуть.
– Преподобный иеромонах Нектарий Оптинский, последний великий старец Оптиной пустыни, считал, что первыми в рай из всех зверей войдут именно кошки. Такова милость Божья, – тихо проговорил черноволосый. – Священнослужитель утверждал, что все кошки попадают в рай на небесах после смерти, что Бог даровал им такую возможность в знак признательности за спасение всех тварей во время Великого Потопа. На ковчеге одна из суетливых мышей собралась сделать дыру в деревянных опорах конструкции, но мудрая кошка заметила опасность и остановила злодейку. С тех пор кошкам дарована возможность попасть в рай.
Но девушка ему ничего не ответила, так как крепко спала.
Ночью черноволосый пел свои самые красивые песни этому странному полосатому тканевому мешку. Примерно в пять утра он и почувствовал, и увидел, как в спальнике привычно появилась пуповина, и горько заплакал: это означало, что странная девушка снова станет маленькой, а потом примерно через сутки исчезнет. Второй раз переживать её потерю мужчина не хотел. Это было больно.
Однако с утра девушки в мешке не оказалось.
Три дня мужчина ожесточённо копал ямы, будто ничего важнее в его жизни не происходило. Как будто в этом и есть главный смысл жизни. Ямы, лопата и он.
Изредка черноволосый подходил к еле заметно шевелящимся подвешенным к столбам мешкам, которых становилось всё больше и больше, поглаживая и ощупывая плачущих и напуганных людей внутри, иногда даже что-то им успокаивающе напевая. Но ни в одном из спальников не было той, которую он так отчаянно искал.
И тогда на бурые равнины опустилась великая беспросветная тьма. Тьма, у которой не было ни начала, ни конца. Тьма, которой радовались лишь вечно голодные пожиратели душ.
Потеряшка вновь объявилась лишь на седьмые сутки. В воскресенье.
– И сказал Бог, что это хорошо, – проворчал черноволосый мужчина, распрямляя усталую спину. – Закончив творение мира за шесть дней, благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих. И снова здравствуй. Какими судьбами? Ах, да. Ты же ищешь вокзал.
– А мы знакомы? Простите, я не очень хорошо вас вижу в этой темноте... Но ваш голос...
– Знакомы. И очень хорошо. Я тебя добаюкивал. Можно не выкать, не настолько я и стар.
– А как меня зовут?
– Никак. И меня никак. Тут ни у кого нет имени. Все одинаковые.
– Вот как. Мы никто, и звать нас никак. И мы не можем друг друга видеть, зато можем осязать. Ни пола, ни возраста, ни социального статуса, ни национальности. Интересное понятие о равноправии.
Черноволосый улыбнулся. В воздухе заметно посветлело и потеплело, и некогда чёрные равнины ненадолго превратились в золотисто-розовые, прежде чем стать привычно грязно-бурыми. Всего лишь на краткий миг, но именно так и было.
– Лао-Цзы утверждал так, – произнёс мужчина. – Сказал Дао — не сказал ничего. Промолчал о Дао – выразил пустоту. Назвал имя – обрёк имя на смерть. Поэтому тут не стоит называть имён. Это плохо может закончиться.
Девушка задумалась, рассматривая своего собеседника:
– И всё же это как-то неверно. Имя должно быть у всех и всего. Лао-Цзы – великий мудрец, это бесспорно. Но он явно говорил это не о пустынных бурых землях.
– Ну хорошо. То, что нас окружает – это свет, а то, что ушло – тьма.
– Звучит очень красиво и правильно. Давай тогда дадим и друг другу имена.
– Давай. Я поезд, ты Сочи.
– Не понимаю. Это какая-то шутка, да? – нахмурилась девушка.
– А тебе не надо в Сочи? – ответил вопросом на вопрос мужчина.
– Мне нужно на вокзал, – напомнила девушка. – Причём тут поезда и Сочи?
– А ты не знаешь, где расположен твой вокзал? – с лёгкой издёвкой произнёс мужчина, откладывая в сторону лопату.
– Ты же не должен сегодня работать.
– Почему?
– Выходной.
– А с каких пор труд стал наказуем? Это ведь не грех, чего не скажешь о безделье и лени.
– Так то труд. А ты… ерундой страдаешь. Висюльки блестящие собираешь и в кучку складываешь.
– Это тебе кажется. Любое действие порождает целую цепь важных событий, которых ты просто не в силах осознать. Может, эти предметы роскоши блокируют некогда тучные пашни. Может, озаряют мою унылую жизнь сиянием прежних блистательных юных лет. Иногда приятно покопаться в личном прошлом. А может, я просто неудачно шучу перед красивой девушкой.
– Не считаю, что это шутка, хоть и не вся правда. И мне почему-то кажется, тут сейчас должна быть большая безбрежная вода, а не эта сухая твердь.
– Я не Всеотец. И мой мир со всеми его созданиями иной. Не мир людей. Мир бурых равнин, унылых и заброшенных. Никому не нужный и в целом не интересный. Потому что жить тут трудно, а хочется весело и легко. Труд у людей нынче не в почёте. Хочется – щёлк! – и сразу всё готово под ключ. Но так не бывает, если ты только не продал душу дьяволу.
– Ну хорошо, давай перефразирую. Какая цель этих твоих нелепых раскопок?
– А у моих действий должна быть цель?
– Должна. Ты кажешься мне очень разумным существом.
– Вода.
– Что?
– Я непонятно объяснил? Мне нужна вода.
– Зачем?
– Ты же сама сказала ещё в своё первое своё появление, что нуждаешься в воде. И даже сейчас говорила о воде. Вообще-то это странно.
– Почему странно? Вода – это жизнь.
– В прошлый раз ты утверждала, что ты кошка, у которой девять жизней. А кошки не любят воду.
– Я не кошка. Мы изначально неправильно поняли друг друга. Я просто охарактеризовала личную черту характера, а не давала описание реально существующего животного. Это метафора. Аллегория. Шутка.
Черноволосый улыбнулся:
– Теперь ты, наконец, понимаешь меня. Мы на одной волне. А значит, можем нормально общаться.
– Имя глупо, потому что нужно судить не по имени, а по сути?
– Верно. Ни по статусу, ни по деньгам, а именно по делам. Так что ты тут видишь? Расскажи.
Мужчина обвёл широким жестом бурую равнину.
– Я вижу засохшую яблоню в самом центре.
– Верно. Я хочу, чтобы она плодоносила. А для этого нужна вода. Много воды. Когда я её найду…
– А если не найдёшь?
– Найду. Обязательно найду. Вода омоет эти сухие земли, и тут заплодоносит дивный сад. Как встарь.
– Императорские планы у тебя, как я погляжу. Но такой труд займёт не одно столетие.
– А я никуда не спешу. Впереди целая вечность.
– Вечность – это очень долго даже для тебя. Давай я хоть немного тебе помогу.
Вместо ответа мужчина протянул девушке лопату и показал направление.
Жара. Невыносимая жара.
Колючки и гнус.
Тяжёлая однообразная работа.
Абсолютная тишина, если не брать в расчёт звяканья лопат и шорох ссыпаемой земли.
– Устала? – ближе к полночи заговорил мужчина.
– Глупо утверждать, что нет, – облокотилась на рукоять девушка. – Но тут иное. Меня ждёт вокзал. Родня. Это… тянет.
– Никто тебя не ждёт. Я тебе и в прошлый раз это объяснял, но ты меня не слышишь. Не хочешь слышать.
– И всё же мне пора. Но я рада, что хоть немного помогла тебе. Скажи… а этот… гм… светловолосый… он тоже помогал?
– И да, и нет. Он же считал, что мы обычные «чёрные копатели».
– То есть он видел в ваших совместных действиях банальное желание лёгкой наживы, – понятливо кивнула головой девушка.
– Да. Но незадолго до своего ухода он всё осознал. Всё-таки я с самого начала правильно выбрал себе помощника. Я… безумно скучаю по нему, но уважаю его непростой выбор. Он умница. Точно знал, что сделал и зачем. Это не трусость и бегство, как мне казалось поначалу. Пить хочешь?
– Да, – созналась девушка.
– Молока?
– Зачем спрашиваешь, если лучше меня знаешь, что у тебя в рюкзаке только оно.
– Неправда. Есть ещё отличное креплёное вино, – улыбнулся краешком рта мужчина.
– Нельзя мне вино.
– Верно. Ты юная душа. Пей молоко, детка.
– И ложись в колыбель спать?
– А вот этого не надо. Оставайся тут… вне мешка. На этой бурой равнине. Мне кажется, мы отлично поладим.
– Будем вместе добаюкивать людей? – понятливо кивнула головой девушка.
– Лучше, когда это делаю двое, поверь. Нормальному ребёнку нужны оба родителя. Папа и мама. Даже самый лучший отец не справится с тем, что должны объяснять двое. И это не папа и дядя или дедушка и отец.
Девушка задумалась.
– Это неправильно.
– Что неправильно? Помогать людям? Или делать это вдвоём?
– Неправильно мне оставаться тут. Так не должно быть. Я должна выйти из тьмы к сумраку, а оттуда – к свету. Пройти муки рождения. Прожить жизнь. И уйти на покой.
– В Рай, который уничтожен, потому что люди считают его глупой сказкой? Сомнительный покой.
– Ты понимаешь, о чём я. Не валяй дурака.
– Я предлагаю тебе то, что много-много тысячелетий не предлагал никому. Даже мой недавний спутник… это иное. Всё дело в нюансах, понимаешь?
– Повторюсь: то, что ты предлагаешь, неправильно.
– Неправильно уходить к тем, кто тебя не ценит. Я знаю, о чём говорю.
Девушка мягко улыбнулась:
– Ты такой мудрый, но не понимаешь простых вещей. Тут… можно жить. Вернее, существовать. Но на этом всё.
– Тут вскоре будет рай. Не тот, что был. Намного краше. Я многое переосмыслил. И знаю, как можно его улучшить.
– Охотно верю. Но меня ждут родители.
– Родители, которые тебя из раза в раз предают и уничтожают, как личность. Вот там… с ними… ты была счастлива? Нет, верно? Иначе бы ты не сбежала ко мне. Тебе со мной хорошо. Так почему ты не хочешь остаться? Насовсем?
– Потому что не всегда самое простое решение верное. Мой путь тернист, но он ведёт к свету.
– Когда-то я рассуждал, как ты. Но это неправда.
– Ты просто устал, – сочувственно произнесла девушка. – Люди извратили твои идеи. Уничтожили любимый сад. И снова, и снова требуют от тебя безвозмездно что-то ещё, даже не пытаясь решать проблемы самостоятельно. Именно требуют, а не смиренно молят. А если ты им не помогаешь, они всячески хулят и проклинают тебя. А ведь в их проблемах не ты виноват, а они сами. Не всегда прямая помощь или ответ на конкретный вопрос – это решение всех проблем. Иногда лучше не помочь, чем помочь.
– Ты права. Дать, к примеру, денег алкашу, даже если он сильно в них нуждается, – это не помощь. Потому что он потратит их на алкоголь. Алкоголь, который в конечном итоге его убьёт. Правильнее будет сделать другое, но зависимый человек не посчитает мои действия, равно как и действия неравнодушных людей, помощью. Поэтому меня будут проклинать. По факту я же не помог так, как изначально просили.
– Я не знаю, смогла бы на твоём месте… так. Это тяжело.
– Ты поняла, кто я?
– Сложно не понять. Мне тебя жаль. Я бы хотел облегчить твою участь. Но я простой человек, а не высшее существо.
– Ты просто меня боишься, признайся честно.
– Нет. Дело вообще не в этом. Пока мне быть тут… неправильно.
– Ты очень мудрая юная душа, я так тебе скажу. Что ж… я подожду. Уверен, рано или поздно мы поймём друг друга. Когда ты подрастёшь.
– А мы уже поняли. Но ты не хочешь поступить правильно.
– Верно. Не живешь. Ты существуешь. Ты… меня добаюкаешь? В прошлый раз мне понравилось. Или хочешь, мы вместе залезем в утробу. Как брат и сестра.
– Ещё чего, – фыркнул черноволосый, снова принимаясь копать землю.
– Ну как знаешь, – присела на небольшой камень девушка.
– Дать тебе молока и меда? – буркнул мужчина, не прерывая своей трудоёмкой однообразной работы. – Может, хлеба? Или рыбы?
Девушка задумалась, с интересом рассматривая черноволосого:
– Я не очень голодна. Пить хочу. Наверное, мне нужна вода, но её тут нет.
– Пока нет.
– А это изменится? Земля такая сухая и пустынная… просто выжженная пустыня.
– Однажды да, всё поменяется, – уклончиво произнёс мужчина. – Когда-нибудь ПОТОМ. Правда, ты этого не увидишь. А может, это зависит лишь от точки зрения. Вот ты видишь пустыню. Я вижу редкой красоты затерянный в сердце пустынь сад. Рыба видит тут свою смерть. Бактерия – жизнь. Взгляни на эти земли моими глазами. Я мыслю перспективами. Даже в самом жутком месте можно сотворить уголок сказочной красоты, в который будет стремиться чья-то душа. Кто-то даже посчитает это раем. Настоящим Эдемом.
– А можно вопрос?
– Валяй.
– Откуда ты берёшь рыбу? Тут же нигде нет воды.
– Рыбачу отлично. Места нужно знать.
– Шутишь. Опять шутишь. Не хочешь со мной всерьёз говорить.
– Я не могу тебе объяснить то, что нельзя изложить языком фактов. Ты просто не поймёшь. Ну пусть будет так: беру из воздуха. А в воздухе есть всё, что нужно для жизни. Тебе молока или рыбы?
– Да, я хочу молока. Если можно. Но только его. Буквально чуть-чуть. Просто губы промочить. Глупо много пить и есть, если собираешься долго и сладко спать.
Напившись, девушка забралась в полосатые красно-белые тряпки, свисающие со столба, и принялась там устраиваться поудобнее. Вернее, не столба. В этот раз деревянная структура напоминала перевернутый равнобедренный треугольник.
– Умница. Нежадная. Спи, – принялся качать импровизированную колыбель черноволосый, отбросив в сторону свою лопату. – Уложу тебя спать на веки вечные, как положено. Как настоящий любящий родитель.
– Сделай это. Сам. Своими руками.
– Помощников у меня, как видишь, нет.
– Это ты так считаешь.
– Я ошибаюсь?
– Просто не хочешь оценить полноты всей картины. Пока. Горе и гнев слепят твои глаза. Поэтому ты кое в чём не прав, – зевнула девушка.
– В чём именно? В том, что тут однажды будет настоящий рай? Считаешь меня утопистом?
– Может, и рай, а может, и ад. Может, и то и другое одновременно, в этом-то и фишка. Как ты там говорил? Каждый видит здесь что-то своё, и это людей пугает. Ведь каждому по вере будет дадено. Кто-то увидит в тебе Бога, а кто-то узрит дьявола. Но ты – это просто ты. Всё остальное – вопросы личных именований, комплексов и страхов.
– К чему ты клонишь?
– Ты не мой родитель. И это здорово. Не хочу, чтобы ты был моим отцом, хоть ты и ведёшь себя именно, как отец.
Черноволосый вздрогнул и отпустил импровизированную колыбель. Тканевый мешок с сонной девушкой сам собой тихонько покачивался, пока мужчина в ужасе на него глядел.
– Ты не понимаешь, что говоришь, юная душа, – еле слышно прошептал он. – Я хороший отец. Очень хороший. Любящий. Думаешь, это легко… так. Своими руками. Любимых чад отправлять в бесконечное путешествие, из которого нет возврата?
– А я и не спорю, – охотно согласилась девушка. – Я не хотела тебя оскорбить, Качающий Колыбель Жизни. Ты великий отец отцов. Но, увы, не мой. У меня их много, они разные… были и будут. Но никто из них не ты.
– Ты бредишь. Разговариваешь в полудрёме. Как некогда это делал наш светловолосый друг. И ты просишь невозможного.
– А ты отрицаешь очевидное.
– Я не... Качающий...
– Опять вопросы именования? Я субъективна? – хохотнула девушка.
– Никто не может быть объективным.
– Даже высшее существо?
– Даже тот, кого вы в вашей людской терминологии называете Творцом и Богом. Поэтому да, и ты, и я – мы оба субъективны. Просто смирись.
– И всё же ты не прав. Не все дети Творца уходят в великое Ничто, равно как и в новую жизнь. Я же вернулась. Вернулась, хотя не должна была. Прямо как кошка.
– У кошки девять жизней. Им позволительно.
– Вот и подумай о том, почему так происходит. Говорят, лишь кошке Великий Создатель показал путь в Рай после изгнания оттуда первых людей. Святой Власий не даст соврать, – сказала девушка, прежде чем окончательно уснуть.
– Преподобный иеромонах Нектарий Оптинский, последний великий старец Оптиной пустыни, считал, что первыми в рай из всех зверей войдут именно кошки. Такова милость Божья, – тихо проговорил черноволосый. – Священнослужитель утверждал, что все кошки попадают в рай на небесах после смерти, что Бог даровал им такую возможность в знак признательности за спасение всех тварей во время Великого Потопа. На ковчеге одна из суетливых мышей собралась сделать дыру в деревянных опорах конструкции, но мудрая кошка заметила опасность и остановила злодейку. С тех пор кошкам дарована возможность попасть в рай.
Но девушка ему ничего не ответила, так как крепко спала.
Ночью черноволосый пел свои самые красивые песни этому странному полосатому тканевому мешку. Примерно в пять утра он и почувствовал, и увидел, как в спальнике привычно появилась пуповина, и горько заплакал: это означало, что странная девушка снова станет маленькой, а потом примерно через сутки исчезнет. Второй раз переживать её потерю мужчина не хотел. Это было больно.
Однако с утра девушки в мешке не оказалось.
Три дня мужчина ожесточённо копал ямы, будто ничего важнее в его жизни не происходило. Как будто в этом и есть главный смысл жизни. Ямы, лопата и он.
Изредка черноволосый подходил к еле заметно шевелящимся подвешенным к столбам мешкам, которых становилось всё больше и больше, поглаживая и ощупывая плачущих и напуганных людей внутри, иногда даже что-то им успокаивающе напевая. Но ни в одном из спальников не было той, которую он так отчаянно искал.
И тогда на бурые равнины опустилась великая беспросветная тьма. Тьма, у которой не было ни начала, ни конца. Тьма, которой радовались лишь вечно голодные пожиратели душ.
Глава 8. Потеряшка
Потеряшка вновь объявилась лишь на седьмые сутки. В воскресенье.
– И сказал Бог, что это хорошо, – проворчал черноволосый мужчина, распрямляя усталую спину. – Закончив творение мира за шесть дней, благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих. И снова здравствуй. Какими судьбами? Ах, да. Ты же ищешь вокзал.
– А мы знакомы? Простите, я не очень хорошо вас вижу в этой темноте... Но ваш голос...
– Знакомы. И очень хорошо. Я тебя добаюкивал. Можно не выкать, не настолько я и стар.
– А как меня зовут?
– Никак. И меня никак. Тут ни у кого нет имени. Все одинаковые.
– Вот как. Мы никто, и звать нас никак. И мы не можем друг друга видеть, зато можем осязать. Ни пола, ни возраста, ни социального статуса, ни национальности. Интересное понятие о равноправии.
Черноволосый улыбнулся. В воздухе заметно посветлело и потеплело, и некогда чёрные равнины ненадолго превратились в золотисто-розовые, прежде чем стать привычно грязно-бурыми. Всего лишь на краткий миг, но именно так и было.
– Лао-Цзы утверждал так, – произнёс мужчина. – Сказал Дао — не сказал ничего. Промолчал о Дао – выразил пустоту. Назвал имя – обрёк имя на смерть. Поэтому тут не стоит называть имён. Это плохо может закончиться.
Девушка задумалась, рассматривая своего собеседника:
– И всё же это как-то неверно. Имя должно быть у всех и всего. Лао-Цзы – великий мудрец, это бесспорно. Но он явно говорил это не о пустынных бурых землях.
– Ну хорошо. То, что нас окружает – это свет, а то, что ушло – тьма.
– Звучит очень красиво и правильно. Давай тогда дадим и друг другу имена.
– Давай. Я поезд, ты Сочи.
– Не понимаю. Это какая-то шутка, да? – нахмурилась девушка.
– А тебе не надо в Сочи? – ответил вопросом на вопрос мужчина.
– Мне нужно на вокзал, – напомнила девушка. – Причём тут поезда и Сочи?
– А ты не знаешь, где расположен твой вокзал? – с лёгкой издёвкой произнёс мужчина, откладывая в сторону лопату.
– Ты же не должен сегодня работать.
– Почему?
– Выходной.
– А с каких пор труд стал наказуем? Это ведь не грех, чего не скажешь о безделье и лени.
– Так то труд. А ты… ерундой страдаешь. Висюльки блестящие собираешь и в кучку складываешь.
– Это тебе кажется. Любое действие порождает целую цепь важных событий, которых ты просто не в силах осознать. Может, эти предметы роскоши блокируют некогда тучные пашни. Может, озаряют мою унылую жизнь сиянием прежних блистательных юных лет. Иногда приятно покопаться в личном прошлом. А может, я просто неудачно шучу перед красивой девушкой.
– Не считаю, что это шутка, хоть и не вся правда. И мне почему-то кажется, тут сейчас должна быть большая безбрежная вода, а не эта сухая твердь.
– Я не Всеотец. И мой мир со всеми его созданиями иной. Не мир людей. Мир бурых равнин, унылых и заброшенных. Никому не нужный и в целом не интересный. Потому что жить тут трудно, а хочется весело и легко. Труд у людей нынче не в почёте. Хочется – щёлк! – и сразу всё готово под ключ. Но так не бывает, если ты только не продал душу дьяволу.
– Ну хорошо, давай перефразирую. Какая цель этих твоих нелепых раскопок?
– А у моих действий должна быть цель?
– Должна. Ты кажешься мне очень разумным существом.
– Вода.
– Что?
– Я непонятно объяснил? Мне нужна вода.
– Зачем?
– Ты же сама сказала ещё в своё первое своё появление, что нуждаешься в воде. И даже сейчас говорила о воде. Вообще-то это странно.
– Почему странно? Вода – это жизнь.
– В прошлый раз ты утверждала, что ты кошка, у которой девять жизней. А кошки не любят воду.
– Я не кошка. Мы изначально неправильно поняли друг друга. Я просто охарактеризовала личную черту характера, а не давала описание реально существующего животного. Это метафора. Аллегория. Шутка.
Черноволосый улыбнулся:
– Теперь ты, наконец, понимаешь меня. Мы на одной волне. А значит, можем нормально общаться.
– Имя глупо, потому что нужно судить не по имени, а по сути?
– Верно. Ни по статусу, ни по деньгам, а именно по делам. Так что ты тут видишь? Расскажи.
Мужчина обвёл широким жестом бурую равнину.
– Я вижу засохшую яблоню в самом центре.
– Верно. Я хочу, чтобы она плодоносила. А для этого нужна вода. Много воды. Когда я её найду…
– А если не найдёшь?
– Найду. Обязательно найду. Вода омоет эти сухие земли, и тут заплодоносит дивный сад. Как встарь.
– Императорские планы у тебя, как я погляжу. Но такой труд займёт не одно столетие.
– А я никуда не спешу. Впереди целая вечность.
– Вечность – это очень долго даже для тебя. Давай я хоть немного тебе помогу.
Вместо ответа мужчина протянул девушке лопату и показал направление.
Жара. Невыносимая жара.
Колючки и гнус.
Тяжёлая однообразная работа.
Абсолютная тишина, если не брать в расчёт звяканья лопат и шорох ссыпаемой земли.
– Устала? – ближе к полночи заговорил мужчина.
– Глупо утверждать, что нет, – облокотилась на рукоять девушка. – Но тут иное. Меня ждёт вокзал. Родня. Это… тянет.
– Никто тебя не ждёт. Я тебе и в прошлый раз это объяснял, но ты меня не слышишь. Не хочешь слышать.
– И всё же мне пора. Но я рада, что хоть немного помогла тебе. Скажи… а этот… гм… светловолосый… он тоже помогал?
– И да, и нет. Он же считал, что мы обычные «чёрные копатели».
– То есть он видел в ваших совместных действиях банальное желание лёгкой наживы, – понятливо кивнула головой девушка.
– Да. Но незадолго до своего ухода он всё осознал. Всё-таки я с самого начала правильно выбрал себе помощника. Я… безумно скучаю по нему, но уважаю его непростой выбор. Он умница. Точно знал, что сделал и зачем. Это не трусость и бегство, как мне казалось поначалу. Пить хочешь?
– Да, – созналась девушка.
– Молока?
– Зачем спрашиваешь, если лучше меня знаешь, что у тебя в рюкзаке только оно.
– Неправда. Есть ещё отличное креплёное вино, – улыбнулся краешком рта мужчина.
– Нельзя мне вино.
– Верно. Ты юная душа. Пей молоко, детка.
– И ложись в колыбель спать?
– А вот этого не надо. Оставайся тут… вне мешка. На этой бурой равнине. Мне кажется, мы отлично поладим.
– Будем вместе добаюкивать людей? – понятливо кивнула головой девушка.
– Лучше, когда это делаю двое, поверь. Нормальному ребёнку нужны оба родителя. Папа и мама. Даже самый лучший отец не справится с тем, что должны объяснять двое. И это не папа и дядя или дедушка и отец.
Девушка задумалась.
– Это неправильно.
– Что неправильно? Помогать людям? Или делать это вдвоём?
– Неправильно мне оставаться тут. Так не должно быть. Я должна выйти из тьмы к сумраку, а оттуда – к свету. Пройти муки рождения. Прожить жизнь. И уйти на покой.
– В Рай, который уничтожен, потому что люди считают его глупой сказкой? Сомнительный покой.
– Ты понимаешь, о чём я. Не валяй дурака.
– Я предлагаю тебе то, что много-много тысячелетий не предлагал никому. Даже мой недавний спутник… это иное. Всё дело в нюансах, понимаешь?
– Повторюсь: то, что ты предлагаешь, неправильно.
– Неправильно уходить к тем, кто тебя не ценит. Я знаю, о чём говорю.
Девушка мягко улыбнулась:
– Ты такой мудрый, но не понимаешь простых вещей. Тут… можно жить. Вернее, существовать. Но на этом всё.
– Тут вскоре будет рай. Не тот, что был. Намного краше. Я многое переосмыслил. И знаю, как можно его улучшить.
– Охотно верю. Но меня ждут родители.
– Родители, которые тебя из раза в раз предают и уничтожают, как личность. Вот там… с ними… ты была счастлива? Нет, верно? Иначе бы ты не сбежала ко мне. Тебе со мной хорошо. Так почему ты не хочешь остаться? Насовсем?
– Потому что не всегда самое простое решение верное. Мой путь тернист, но он ведёт к свету.
– Когда-то я рассуждал, как ты. Но это неправда.
– Ты просто устал, – сочувственно произнесла девушка. – Люди извратили твои идеи. Уничтожили любимый сад. И снова, и снова требуют от тебя безвозмездно что-то ещё, даже не пытаясь решать проблемы самостоятельно. Именно требуют, а не смиренно молят. А если ты им не помогаешь, они всячески хулят и проклинают тебя. А ведь в их проблемах не ты виноват, а они сами. Не всегда прямая помощь или ответ на конкретный вопрос – это решение всех проблем. Иногда лучше не помочь, чем помочь.
– Ты права. Дать, к примеру, денег алкашу, даже если он сильно в них нуждается, – это не помощь. Потому что он потратит их на алкоголь. Алкоголь, который в конечном итоге его убьёт. Правильнее будет сделать другое, но зависимый человек не посчитает мои действия, равно как и действия неравнодушных людей, помощью. Поэтому меня будут проклинать. По факту я же не помог так, как изначально просили.
– Я не знаю, смогла бы на твоём месте… так. Это тяжело.
– Ты поняла, кто я?
– Сложно не понять. Мне тебя жаль. Я бы хотел облегчить твою участь. Но я простой человек, а не высшее существо.
– Ты просто меня боишься, признайся честно.
– Нет. Дело вообще не в этом. Пока мне быть тут… неправильно.
– Ты очень мудрая юная душа, я так тебе скажу. Что ж… я подожду. Уверен, рано или поздно мы поймём друг друга. Когда ты подрастёшь.
– А мы уже поняли. Но ты не хочешь поступить правильно.
