Они разговорились, были весьма довольны общением друг с другом, но пришла пора прощаться. Может быть на месяц, полгода, год, потому что Наталия так решила:
– Ты иди уже. И... приходить сюда не нужно. Извини... Ну, не вздыхай. Правда, есть кому за мной приглядывать.
– Ты популярна...
– Не ревнуй, – Наташа погрозила. – Дочка не поехала в санаторий, а внук и... в общем, уже там.
– Правильная у тебя дочка.
– Слишком даже. Она ведь знает... про нас и о-очень не одобряет... А объяснять я никому ничего не буду. Она не звонила тебе?
– По поводу?
– Ну повод всегда можно найти. Например, наша летняя встреча.
– Извини, не сдержался. Но мне показалось...
– Тебе показалось, что мне не больно... А дочери – наоборот, и думаю, что ей очень хотелось тебе кое-что сказать.
– Это невозможно, мы не обменивались номерами телефонов.
– Нет, значит... Я видела твой номер на имя «Сергей». Вчера. И стёрла его от греха... Наговорит сгоряча...
– Молодая она... Странно, я о ней ничего не знаю, да и видел ещё девочкой, с тобой вдвоём, случайно. А зовут... забыл.
– Её зовут...
– Наталия Ивановна!
Дверь резко, со стуком в стену открылась. На пороге стояла медсестра, держась за штангу капельницы.
– Наталия Ивановна, простите. Процедуры...
21
– Пани Лиза не довольна моей работой? – пожилая женщина, мастер маникюра популярного салона Martina, что находился в двух шагах от «обрусевшего» этой зимой отеля Slavia, неспешно убирала свои замысловатые инструменты: щипчики, пилочки, ножнички. При этом снисходительно поглядывала на клиентку. «Похоже, она не узнаёт свои ногти, хотя это чудо приходит ко мне уже не в первый раз и могла бы отвыкнуть от того ужаса... Правда, лак был отменным, очевидно, подарок, но работа... форма.... длина.... В России, наверно думают что ноги и ногти должны быть одной длины... А я ей сегодня классику, «линию улыбки» свою никем неповторимую...»
– Ну, я прямо не знаю... коротко как-то...А это точно по-французски?
«По-французски бывает мясо, а это французский маникюр».
– Не сомневайтесь, пани Лиза.
А та, всё ещё поглядывая на свои растопыренные пальцы, не застегнув мутоновый полушубок – отель рядом – выбежала на улицу. Дверной колокольчик за ней звякнул, а мастер пошла мыть руки.
Девушка была приметной, но в ней всё слегка не попадало то в цвет, то в стиль: на свою фигуру, отвечающую всем надуманным современным стандартам женской привлекательности, она одевала тренды текущего сезона, не задумываясь, насколько, к примеру, высокие зимние сапоги уместны с низко открытым третьем размером, или, гармонично сочетаются принты короткой юбки и шейного платка. Основное правило красоты, красоты по жизни, в понятиях девушки Лизы – это дорогой известный лейбл, оплаченный не ею.
За тугой и щедрый кошелёк Лиза цепко ухватилась полгода назад, когда приятель-программист, давний её воздыхатель, но воспринимаемый ею не более чем, как промежуточный вариант, помогающий окончательно забыть прошлую семнадцатилетнюю деревенскую жизнь, привёл её на небольшой корпоративчик. Там Лиза сразу заприметила немолодого вальяжного мужчину, явно начальника, и сделала всё возможное, чтобы оказаться рядом с ним за столом. Тот быстро, что называется, «поплыл».
Лиза, не строящая планов долгосрочных отношений, старательно играла роль страстно влюблённой девушки, провинциалки, далёкой от соблазнов большого города, которая вынуждена подчиниться свалившейся на неё счастливым образом возможности испробовать все эти соблазны. Не виноватая я, ты сам меня нашёл. Она удачно примерила на себя шкурку невинной овечки, и при этом, ловко, не навязчиво как-то, управляла гормонами, разыгравшимися у мужика – радостно предоставившего её нескромным желаниям содержимое своей кредитной карты, начальника лаборатории, Александра Павловича. Сашули. Шесть удачных месяцев: подарки, рестораны, снова подарки... Ещё в постель не ложиться бы...
Вот и поездка на новогодние праздники в Чехию, была задумана и тщательно подготовлена Лизой давно. Она хотела откусить побольше от сладкого европейского пирога, насладиться красивой жизнью по полной программе, возможно, найти новые варианты. Во всяком случае, вернуться с солидным багажом впечатлений и полными чемоданами с распродаж. А после, чувствуя нарастающую нестабильность в их отношениях и мелеющий ручеёк поступлений, Лиза намеревалась разорвать связь, о существовании которой, без сомнений, узнает жена этого болвана. Пусть сам выкручивается как хочет. К сожалению, придётся отказаться от халявной зарплаты и уволиться из его помойной ямы.
– Сашуля, милый, я пришла!
22
На следующий день, 5 января – в подаренный государством выходной день – Сергей, по договорённости с Кирой, подъехал к главному входу больницы в начале одиннадцатого утра. Перед поездкой на дачу она хотела навестить мать, а от предложения Сергея встретиться около её дома и вместе проехать до больницы, отказалась. Почему? Может быть, жила совсем рядом или адрес светить не хотела, без особого интереса думал он. Отказ нисколько не расстроил Сергея, он просто хотел быть любезным.
Другое дело – Кира. Она боялась представить, как они вместе войдут в палату к маме: у Киры всё будет написано на лице, мать сразу догадается, а Сергей…Vicinus vulgaris, т.е. сосед обыкновенный. Глупая, неловкая сцена. Нет-нет, рано. После поездки. Или когда-нибудь.
Но скорее всего, Сергей вообще к её маме не пойдёт (кто она ему?), а с обеспокоенным выражением на бледном лице прямиком направится к неизвестной женщине, без сомнений, к женщине, и выйдет преувеличенно общительным, готовым делиться своей радостью с Кирой, как с любым другим посторонним человеком. Это было бы непереносимо.
Нет, не холодная вежливость нужна ей, не соседская любезность. Огонь от двух поленьев новогодней печки будто зажёг в ней что-то, что годами не разгоралось, тлело и едва не погасло. И Кира уже не могла обойтись без этого тепла, твёрдо зная, с кем его делить.
«Как странно, – думала она, выходя из больничной палаты и аккуратно прикрывая дверь, – странно и непривычно иметь от мамы свой женский секрет. Словно я с ней вровень встала. Да. Да! Во мне, я чувствую это, появилось нечто, настолько тайное и хрупкое, что до поры до времени говорить об этом даже с самыми близкими людьми невозможно. Нельзя, чтобы случайным словом или неосторожным взглядом не разрушить. Советы, чужой опыт… Бесполезное, пустое! Мама, милая мама – с болью в сердце Новый год! – как верны были твои слова: только мне решать. И я смогла».
Кира слабо улыбнулась.
...Первые робкие искры пробуждающейся любви едва были не погублены безраздельно властвующим в её душе недоверием. Этот выстраданный жизненный принцип надёжно защищал её от кипящего молока, но не давал вдоволь напиться родниковой воды. Казалось, и в этот раз механизм привычно сработает против внешних обстоятельств в пользу Киры, только сейчас она была ему не союзница. С каждым набранным словом в той ночной СМСске недоверие разрушалось, освобождая и обновляя Киру.
Она не могла тогда, вот так просто, лечь спать, уснуть. Меряя шагами пустоту ночного дома, Кира отчаялась понять, какое мгновение оказалось решающим. В голове кружились картинки, звучали голоса, фейерверк... Полчаса простого разговора... Так не бывает... Бывает...
К утру эйфория закончилась: пришёл страх. Нежданно-негаданно дорога её жизни разделилась на две: одна из них, вроде как, продолжение старой, ровная, предсказуемая и... скучная; другая начинается с подъёма, обещающего только неизвестность. Ей необходимо выбрать, выбрать для начала куда идти спать: в комнату с Фёдором или на пустой диван в гостиной. Она не знала. Она застряла на перекрёстке – пошла и легла в родительской каморке, прижавшись к спящей матери.
Этот извечный женский страх перемен не покидал Киру несколько дней, убивал неокрепшее чувство, и она понимала, что столь долго ожидаемая и желанная поездка в санаторий с надёжным Фёдором, означала бы её полную капитуляцию.
«А может всё к лучшему? И пример тридцатипятилетнего брака моих родителей лишь подтверждает правоту выбора, сделанного когда-то мамой в пользу отца. Доброжелательность, уважение, ответственность, баланс интересов – это ли не цель любой женщины. Любимы и счастливы в семье должны быть дети, а я и была таким ребёнком... Значит, надо забыть, забыть и ехать. Алёшка с Фёдором сойдутся поближе, подружатся, всё наладится. Почему же мне тогда плакать хочется?... И что сейчас происходит с мамой?»
… Сергей увидел Киру. Она, согреваясь от снега и ветра, прохаживалась под козырьком главного входа, между колон с отвалившимися кафельными плитками. Только сейчас, при свете дня и вблизи, Сергей мог внимательно и с пристрастием её рассмотреть.
Кира была действительно небольшого роста, даже, миниатюрна, но девочкой- подростком не казалась. В ней всё было женственным, органичным. Под короткой курткой-аляской угадывалась безупречная осанка и вполне явственно обозначалась грудь, а облегающие джинсы смотрелись на зависть иным моделям. Её движения были не суетливы, размеренны: несколько шагов, плавный разворот на носках меховых полусапожек, секунда неподвижности, снова грациозный шаг. Весьма любезно мужскому взору. А вот она сняла варежку, рука поправила под капюшоном светлую чёлку...
Сергей дал два отрывистых гудка – ближе было не подъехать. Кира его заметила, остановилась, приветственно покрутила ладошкой и, подхватив стоящую у одной из колон спортивную сумку, поспешила к машине, балансируя на скользких ступенях.
– Доброе утро, Сергей Анатольевич!
– Осторожно, осторожно! Здравствуйте, Кира! – Сергей вышел к ней навстречу. – Садитесь, пожалуйста. А сумочку Вашу, позвольте, я в багажник. Ого! Вы дрова из города возите?
– Не сегодня... Это так, перекусим.
Они засмеялись, разом преодолевая первоначальное смущение, заняли свои места, и машина тронулась.
23
Казалось бы, международный терминал, встречающие и провожающие, прилетающие и отбывающие – это люди солидные, обеспеченные. Платная парковка забита личными автомобилями, такси не успевают увозить клиентов. Ну кому может понадобится общественный транспорт, в виде автобуса тринадцатого маршрута? Так нет, понадобился. Автобус, переполненный гражданами иностранных государств и родного Отечества, чемоданами и сумками с одинаковыми бирками «LED», уминая дверями висящих на подножке и надрывая дизель, нехотя отъехал в сторону города.
Тётенька-кондуктор, привыкшая к подобной обстановке в салоне, бесцеремонно протискиваясь сквозь толпу, собирала деньги родному управлению на развитие инфраструктуры, на содержание администрации, детского лагеря, пансионата на тёплом море, ну и на зарплату себе, конечно, всё ближе подбиралась к Александру Павловичу. Сколько стоит проезд он не знал – ни к чему это, если не вылезаешь из-за руля собственной машины: на работу, в супермаркет с женой, на дачу с семьёй и... разные, в общем, поездки.
– У Вас, что?
Александр Павлович протянул мятую тысячерублёвую купюру.
– А что, мельче нет? Вы, гражданин, в автобусе едите, а не яхту покупаете.
Контролёр сквозь бумажку посмотрела на тусклую лампу освещения, намереваясь разоблачить в Александре Павловиче фальшивомонетчика, и продолжала бухтеть, отсчитывая сдачу:
– Вот дам сейчас мелочью... триста пятьдесят, четыреста... возись тут с одним... семьсот, восемьсот... за эту зарплату, да в гробу я... девятьсот двадцать, тридцать... поднимите десять рублей.... так, держите девятьсот семьдесят пять рублей и билетик. Готовим за проезд!
Александр Павлович молча сунул ворох купюр с пригоршней мелочи в карман зимней кожаной куртки – связываться не хотелось, настроение не то. «Стерва, – подумал он о тётке-контролёре, – Стерва и б...ть». Это уже о любовнице.
...Когда это началось? С год назад, когда Александр Павлович, успешный руководитель серьёзной лаборатории, уважаемый человек, праздновал пятидесятилетний юбилей? Нет, пожалуй, раньше. Всё по пословице: седина куда-то, по рёбрам кто-то. Он стал замечать у себя неожиданно возросший интерес к дамам, а вокруг него, вдруг многократно, увеличилось количество сексапильных красоток. Безусловно, его всегда, как нормального мужика, высокого блондина, пусть не спортивного кроя, но привыкшего к физическим нагрузкам дачного строительства, с простоватыми, но правильными чертами лица, не могли не волновать стройные ножки-круглые коленки, выставленные на показ каждому, и кокетливые улыбки, персональные для него. Но это максимум позволительной вольности для женатого по любви, семейного человека. И вдруг эта паранойя... Мини-юбки отодвигали в сторону всю накопившуюся в нём добродетельную скуку, вырезы на блузках вызывали рефлекс слюноотделения. Взглядом он бессовестно раздевал своих молоденьких, да и не только, сотрудниц, кассирш в магазинах, вещательниц прогноза погоды на телевидении. А ещё ведь есть интернет в рабочем кабинете... Он стыдился своего повторного полового созревания, но, вопросом «почему?» сильно не озадачивался. Откуда ему было знать, как там с этим делом у женатых мужиков под пятьдесят? Может так и надо... А значит, вновь и вновь испытывая восторг от полноты и сочности жизни, не мог отказаться от маленьких шалостей. Бьющая через край сексуальная энергия настойчиво требовала объект приложения.
Поэтому так легко закрутился роман, когда рядом с Александром Павловичем на очередной корпоративной попойке случайно села жгучая брюнетка Лиза. Она казалась наивной, доверчивой, ничем не испорченной девушкой, а он сам себе – гуру разврата. Отношения развивались стремительно: белый танец, робкий поцелуй и... задний диван автомобиля. Девочка быстро училась, вскоре, сама давала уроки... Впечатлённый любовник основательно отблагодарил: Лиза была зачислена в штат лаборатории, но на работу ей ходить... не обязательно.
Так они прокувыркались полгода. А в начале декабря Лиза законючила: хочу отметить Новый год в Чехии. Александр Павлович справедливо забеспокоился, ведь, одно дело рестораны, подарки, валяние в койке – всё это на родной земле. Здесь есть возможность оправдать перед женой свои поздние приходы домой (классические совещания), денежные затруднения (понимаешь, премии срезали), отсутствие семейного секса (это самое простое – его жена никогда первой не проявляла подобную инициативу, да и было уж когда, не вспомнить). Совсем другое дело, придумать правдоподобную, убедительную историю не только для жены, но и для дочери, внука – куда делся дедушка с традиционного семейного праздника. Александр Павлович активно воспротивился Лизиной идее, но быстро «сдулся», почувствовав в голосе девушки угрожающие нотки банального шантажа, мол, бедные, бедные жёны. Ему пришлось выдумать неотложную командировку к партнёрам в город Воронеж и выпросить у своего подчинённого, действительно там побывавшего, магнитик на холодильник с видами на красоты города, в качестве доказательства своей лояльности.
А в результате печальный итог – позор на всю Чехию, позор на весь питерский аэропорт с громогласным выяснением отношений, средний палец отъезжающему такси и давка в автобусе.
… Когда Александр Павлович вышел из метро, уже стемнело.
– Ты иди уже. И... приходить сюда не нужно. Извини... Ну, не вздыхай. Правда, есть кому за мной приглядывать.
– Ты популярна...
– Не ревнуй, – Наташа погрозила. – Дочка не поехала в санаторий, а внук и... в общем, уже там.
– Правильная у тебя дочка.
– Слишком даже. Она ведь знает... про нас и о-очень не одобряет... А объяснять я никому ничего не буду. Она не звонила тебе?
– По поводу?
– Ну повод всегда можно найти. Например, наша летняя встреча.
– Извини, не сдержался. Но мне показалось...
– Тебе показалось, что мне не больно... А дочери – наоборот, и думаю, что ей очень хотелось тебе кое-что сказать.
– Это невозможно, мы не обменивались номерами телефонов.
– Нет, значит... Я видела твой номер на имя «Сергей». Вчера. И стёрла его от греха... Наговорит сгоряча...
– Молодая она... Странно, я о ней ничего не знаю, да и видел ещё девочкой, с тобой вдвоём, случайно. А зовут... забыл.
– Её зовут...
– Наталия Ивановна!
Дверь резко, со стуком в стену открылась. На пороге стояла медсестра, держась за штангу капельницы.
– Наталия Ивановна, простите. Процедуры...
21
– Пани Лиза не довольна моей работой? – пожилая женщина, мастер маникюра популярного салона Martina, что находился в двух шагах от «обрусевшего» этой зимой отеля Slavia, неспешно убирала свои замысловатые инструменты: щипчики, пилочки, ножнички. При этом снисходительно поглядывала на клиентку. «Похоже, она не узнаёт свои ногти, хотя это чудо приходит ко мне уже не в первый раз и могла бы отвыкнуть от того ужаса... Правда, лак был отменным, очевидно, подарок, но работа... форма.... длина.... В России, наверно думают что ноги и ногти должны быть одной длины... А я ей сегодня классику, «линию улыбки» свою никем неповторимую...»
– Ну, я прямо не знаю... коротко как-то...А это точно по-французски?
«По-французски бывает мясо, а это французский маникюр».
– Не сомневайтесь, пани Лиза.
А та, всё ещё поглядывая на свои растопыренные пальцы, не застегнув мутоновый полушубок – отель рядом – выбежала на улицу. Дверной колокольчик за ней звякнул, а мастер пошла мыть руки.
Девушка была приметной, но в ней всё слегка не попадало то в цвет, то в стиль: на свою фигуру, отвечающую всем надуманным современным стандартам женской привлекательности, она одевала тренды текущего сезона, не задумываясь, насколько, к примеру, высокие зимние сапоги уместны с низко открытым третьем размером, или, гармонично сочетаются принты короткой юбки и шейного платка. Основное правило красоты, красоты по жизни, в понятиях девушки Лизы – это дорогой известный лейбл, оплаченный не ею.
За тугой и щедрый кошелёк Лиза цепко ухватилась полгода назад, когда приятель-программист, давний её воздыхатель, но воспринимаемый ею не более чем, как промежуточный вариант, помогающий окончательно забыть прошлую семнадцатилетнюю деревенскую жизнь, привёл её на небольшой корпоративчик. Там Лиза сразу заприметила немолодого вальяжного мужчину, явно начальника, и сделала всё возможное, чтобы оказаться рядом с ним за столом. Тот быстро, что называется, «поплыл».
Лиза, не строящая планов долгосрочных отношений, старательно играла роль страстно влюблённой девушки, провинциалки, далёкой от соблазнов большого города, которая вынуждена подчиниться свалившейся на неё счастливым образом возможности испробовать все эти соблазны. Не виноватая я, ты сам меня нашёл. Она удачно примерила на себя шкурку невинной овечки, и при этом, ловко, не навязчиво как-то, управляла гормонами, разыгравшимися у мужика – радостно предоставившего её нескромным желаниям содержимое своей кредитной карты, начальника лаборатории, Александра Павловича. Сашули. Шесть удачных месяцев: подарки, рестораны, снова подарки... Ещё в постель не ложиться бы...
Вот и поездка на новогодние праздники в Чехию, была задумана и тщательно подготовлена Лизой давно. Она хотела откусить побольше от сладкого европейского пирога, насладиться красивой жизнью по полной программе, возможно, найти новые варианты. Во всяком случае, вернуться с солидным багажом впечатлений и полными чемоданами с распродаж. А после, чувствуя нарастающую нестабильность в их отношениях и мелеющий ручеёк поступлений, Лиза намеревалась разорвать связь, о существовании которой, без сомнений, узнает жена этого болвана. Пусть сам выкручивается как хочет. К сожалению, придётся отказаться от халявной зарплаты и уволиться из его помойной ямы.
– Сашуля, милый, я пришла!
22
На следующий день, 5 января – в подаренный государством выходной день – Сергей, по договорённости с Кирой, подъехал к главному входу больницы в начале одиннадцатого утра. Перед поездкой на дачу она хотела навестить мать, а от предложения Сергея встретиться около её дома и вместе проехать до больницы, отказалась. Почему? Может быть, жила совсем рядом или адрес светить не хотела, без особого интереса думал он. Отказ нисколько не расстроил Сергея, он просто хотел быть любезным.
Другое дело – Кира. Она боялась представить, как они вместе войдут в палату к маме: у Киры всё будет написано на лице, мать сразу догадается, а Сергей…Vicinus vulgaris, т.е. сосед обыкновенный. Глупая, неловкая сцена. Нет-нет, рано. После поездки. Или когда-нибудь.
Но скорее всего, Сергей вообще к её маме не пойдёт (кто она ему?), а с обеспокоенным выражением на бледном лице прямиком направится к неизвестной женщине, без сомнений, к женщине, и выйдет преувеличенно общительным, готовым делиться своей радостью с Кирой, как с любым другим посторонним человеком. Это было бы непереносимо.
Нет, не холодная вежливость нужна ей, не соседская любезность. Огонь от двух поленьев новогодней печки будто зажёг в ней что-то, что годами не разгоралось, тлело и едва не погасло. И Кира уже не могла обойтись без этого тепла, твёрдо зная, с кем его делить.
«Как странно, – думала она, выходя из больничной палаты и аккуратно прикрывая дверь, – странно и непривычно иметь от мамы свой женский секрет. Словно я с ней вровень встала. Да. Да! Во мне, я чувствую это, появилось нечто, настолько тайное и хрупкое, что до поры до времени говорить об этом даже с самыми близкими людьми невозможно. Нельзя, чтобы случайным словом или неосторожным взглядом не разрушить. Советы, чужой опыт… Бесполезное, пустое! Мама, милая мама – с болью в сердце Новый год! – как верны были твои слова: только мне решать. И я смогла».
Кира слабо улыбнулась.
...Первые робкие искры пробуждающейся любви едва были не погублены безраздельно властвующим в её душе недоверием. Этот выстраданный жизненный принцип надёжно защищал её от кипящего молока, но не давал вдоволь напиться родниковой воды. Казалось, и в этот раз механизм привычно сработает против внешних обстоятельств в пользу Киры, только сейчас она была ему не союзница. С каждым набранным словом в той ночной СМСске недоверие разрушалось, освобождая и обновляя Киру.
Она не могла тогда, вот так просто, лечь спать, уснуть. Меряя шагами пустоту ночного дома, Кира отчаялась понять, какое мгновение оказалось решающим. В голове кружились картинки, звучали голоса, фейерверк... Полчаса простого разговора... Так не бывает... Бывает...
К утру эйфория закончилась: пришёл страх. Нежданно-негаданно дорога её жизни разделилась на две: одна из них, вроде как, продолжение старой, ровная, предсказуемая и... скучная; другая начинается с подъёма, обещающего только неизвестность. Ей необходимо выбрать, выбрать для начала куда идти спать: в комнату с Фёдором или на пустой диван в гостиной. Она не знала. Она застряла на перекрёстке – пошла и легла в родительской каморке, прижавшись к спящей матери.
Этот извечный женский страх перемен не покидал Киру несколько дней, убивал неокрепшее чувство, и она понимала, что столь долго ожидаемая и желанная поездка в санаторий с надёжным Фёдором, означала бы её полную капитуляцию.
«А может всё к лучшему? И пример тридцатипятилетнего брака моих родителей лишь подтверждает правоту выбора, сделанного когда-то мамой в пользу отца. Доброжелательность, уважение, ответственность, баланс интересов – это ли не цель любой женщины. Любимы и счастливы в семье должны быть дети, а я и была таким ребёнком... Значит, надо забыть, забыть и ехать. Алёшка с Фёдором сойдутся поближе, подружатся, всё наладится. Почему же мне тогда плакать хочется?... И что сейчас происходит с мамой?»
… Сергей увидел Киру. Она, согреваясь от снега и ветра, прохаживалась под козырьком главного входа, между колон с отвалившимися кафельными плитками. Только сейчас, при свете дня и вблизи, Сергей мог внимательно и с пристрастием её рассмотреть.
Кира была действительно небольшого роста, даже, миниатюрна, но девочкой- подростком не казалась. В ней всё было женственным, органичным. Под короткой курткой-аляской угадывалась безупречная осанка и вполне явственно обозначалась грудь, а облегающие джинсы смотрелись на зависть иным моделям. Её движения были не суетливы, размеренны: несколько шагов, плавный разворот на носках меховых полусапожек, секунда неподвижности, снова грациозный шаг. Весьма любезно мужскому взору. А вот она сняла варежку, рука поправила под капюшоном светлую чёлку...
Сергей дал два отрывистых гудка – ближе было не подъехать. Кира его заметила, остановилась, приветственно покрутила ладошкой и, подхватив стоящую у одной из колон спортивную сумку, поспешила к машине, балансируя на скользких ступенях.
– Доброе утро, Сергей Анатольевич!
– Осторожно, осторожно! Здравствуйте, Кира! – Сергей вышел к ней навстречу. – Садитесь, пожалуйста. А сумочку Вашу, позвольте, я в багажник. Ого! Вы дрова из города возите?
– Не сегодня... Это так, перекусим.
Они засмеялись, разом преодолевая первоначальное смущение, заняли свои места, и машина тронулась.
23
Казалось бы, международный терминал, встречающие и провожающие, прилетающие и отбывающие – это люди солидные, обеспеченные. Платная парковка забита личными автомобилями, такси не успевают увозить клиентов. Ну кому может понадобится общественный транспорт, в виде автобуса тринадцатого маршрута? Так нет, понадобился. Автобус, переполненный гражданами иностранных государств и родного Отечества, чемоданами и сумками с одинаковыми бирками «LED», уминая дверями висящих на подножке и надрывая дизель, нехотя отъехал в сторону города.
Тётенька-кондуктор, привыкшая к подобной обстановке в салоне, бесцеремонно протискиваясь сквозь толпу, собирала деньги родному управлению на развитие инфраструктуры, на содержание администрации, детского лагеря, пансионата на тёплом море, ну и на зарплату себе, конечно, всё ближе подбиралась к Александру Павловичу. Сколько стоит проезд он не знал – ни к чему это, если не вылезаешь из-за руля собственной машины: на работу, в супермаркет с женой, на дачу с семьёй и... разные, в общем, поездки.
– У Вас, что?
Александр Павлович протянул мятую тысячерублёвую купюру.
– А что, мельче нет? Вы, гражданин, в автобусе едите, а не яхту покупаете.
Контролёр сквозь бумажку посмотрела на тусклую лампу освещения, намереваясь разоблачить в Александре Павловиче фальшивомонетчика, и продолжала бухтеть, отсчитывая сдачу:
– Вот дам сейчас мелочью... триста пятьдесят, четыреста... возись тут с одним... семьсот, восемьсот... за эту зарплату, да в гробу я... девятьсот двадцать, тридцать... поднимите десять рублей.... так, держите девятьсот семьдесят пять рублей и билетик. Готовим за проезд!
Александр Павлович молча сунул ворох купюр с пригоршней мелочи в карман зимней кожаной куртки – связываться не хотелось, настроение не то. «Стерва, – подумал он о тётке-контролёре, – Стерва и б...ть». Это уже о любовнице.
...Когда это началось? С год назад, когда Александр Павлович, успешный руководитель серьёзной лаборатории, уважаемый человек, праздновал пятидесятилетний юбилей? Нет, пожалуй, раньше. Всё по пословице: седина куда-то, по рёбрам кто-то. Он стал замечать у себя неожиданно возросший интерес к дамам, а вокруг него, вдруг многократно, увеличилось количество сексапильных красоток. Безусловно, его всегда, как нормального мужика, высокого блондина, пусть не спортивного кроя, но привыкшего к физическим нагрузкам дачного строительства, с простоватыми, но правильными чертами лица, не могли не волновать стройные ножки-круглые коленки, выставленные на показ каждому, и кокетливые улыбки, персональные для него. Но это максимум позволительной вольности для женатого по любви, семейного человека. И вдруг эта паранойя... Мини-юбки отодвигали в сторону всю накопившуюся в нём добродетельную скуку, вырезы на блузках вызывали рефлекс слюноотделения. Взглядом он бессовестно раздевал своих молоденьких, да и не только, сотрудниц, кассирш в магазинах, вещательниц прогноза погоды на телевидении. А ещё ведь есть интернет в рабочем кабинете... Он стыдился своего повторного полового созревания, но, вопросом «почему?» сильно не озадачивался. Откуда ему было знать, как там с этим делом у женатых мужиков под пятьдесят? Может так и надо... А значит, вновь и вновь испытывая восторг от полноты и сочности жизни, не мог отказаться от маленьких шалостей. Бьющая через край сексуальная энергия настойчиво требовала объект приложения.
Поэтому так легко закрутился роман, когда рядом с Александром Павловичем на очередной корпоративной попойке случайно села жгучая брюнетка Лиза. Она казалась наивной, доверчивой, ничем не испорченной девушкой, а он сам себе – гуру разврата. Отношения развивались стремительно: белый танец, робкий поцелуй и... задний диван автомобиля. Девочка быстро училась, вскоре, сама давала уроки... Впечатлённый любовник основательно отблагодарил: Лиза была зачислена в штат лаборатории, но на работу ей ходить... не обязательно.
Так они прокувыркались полгода. А в начале декабря Лиза законючила: хочу отметить Новый год в Чехии. Александр Павлович справедливо забеспокоился, ведь, одно дело рестораны, подарки, валяние в койке – всё это на родной земле. Здесь есть возможность оправдать перед женой свои поздние приходы домой (классические совещания), денежные затруднения (понимаешь, премии срезали), отсутствие семейного секса (это самое простое – его жена никогда первой не проявляла подобную инициативу, да и было уж когда, не вспомнить). Совсем другое дело, придумать правдоподобную, убедительную историю не только для жены, но и для дочери, внука – куда делся дедушка с традиционного семейного праздника. Александр Павлович активно воспротивился Лизиной идее, но быстро «сдулся», почувствовав в голосе девушки угрожающие нотки банального шантажа, мол, бедные, бедные жёны. Ему пришлось выдумать неотложную командировку к партнёрам в город Воронеж и выпросить у своего подчинённого, действительно там побывавшего, магнитик на холодильник с видами на красоты города, в качестве доказательства своей лояльности.
А в результате печальный итог – позор на всю Чехию, позор на весь питерский аэропорт с громогласным выяснением отношений, средний палец отъезжающему такси и давка в автобусе.
… Когда Александр Павлович вышел из метро, уже стемнело.
