На кухне всё сырое, и дрова в том числе. Теоретически, процесс растопки печи мне был известен, как это, с одной спички. Но у меня ничего не получалось: спички гасли, газеты, напиханные в топку вспыхивали и затухали, сырые дрова только шипели. Эксперименты с типом, формой, размером поджигаемого материала провалились. Опрыскивание одеколоном не помогло, только мокрым сеном запахло, а потом кончились спички. Скоро будить повара – печь холодная, как у меня на душе, в предчувствии надвигающегося позора.
Сергей открыл дверцу, пошевелил угли, подбросил полено и продолжал:
– Что спасло меня и завтрак? Это дружба. Совершенно в отчаянии я пошёл будить Фикуса. Да, именно того дядю Фикуса, который здесь несколько дней назад разливал шампанское. Он спросонья послал меня, а когда разобрался в ситуации, оделся, в ливень через весь лагерь пришёл на кухню. И, о чудо! с первого чирка бензиновой зажигалки затопил печь. Снабдив меня устными инструкциями, он пошёл досыпать. А я будить повара, у которого каша и подгорела. Но лучше такая, чем ни какой.
Кира дотронулась до тёплой печи и с улыбкой сказала:
–Теперь ловко у Вас получается.
– Научился уже.
– И рассказчик Вы неплохой.
– Ой, Кира, двух слов, как правило, связать не могу. Это я перед Вами хорохорюсь... Понравиться хочу!
– Это Вам с легкостью удалось.
Уже без улыбки, она быстро поднялась, приняла у Сергея чашку, и, под тихое дребезжание чайных ложечек, ушла в кухню.
Сергей не смотрел ей вслед, а смотрел на огонь, бушующий в глубине топки. «Зачем я её распаляю? Девочка и так не на шутку запала. И что мне делать с этим? Не тупи, мы люди взрослые. Близость возможна, ещё вчера, в больнице, было ясно, но... неизбежна ли. Она ведь будет ждать, чем я заполню последующую пустоту, и надеяться, что это будет любовь. А я в ответ: «Спокойной ночи, дорогие товарищи! До новых встреч!» Нет, лучше оказаться первой сволочью, сказав, не доводя до постели, «расстанемся друзьями», чем, с тошнотворным «останемся друзьями», стать последней сволочью, взяв предложенное в торопливой незрелой страсти. Девочке будет очень больно.
Ах, как жаль! Что-то цепляет меня в её облике, в манере говорить, смотреть... Если честно, я растерян, я вдруг в избытке получаю то, что доставалось мне по крохам совсем от другого человека... Наташа, я не выдержу... Кира, я не могу...»
Сергей обеими руками, попеременно и шумно, похлопал по своим щекам, последним движением изобразил удар в челюсть и, поднявшись со скамеечки, решительно зашагал на кухню.
– Кира, умыться бы мне.
Она молча, оставив две чашки плавать в пенном тазике, промокнула руки о полотенце, перекинутое через плечо, слегка чиркнув о донышко, зачерпнула ковшиком из ведра холодную воду и медленно вылила её в рукомойник. Так же не проронив ни слова, вернулась к чашкам. Сергей снял очки и стал обильно брызгать себе на лицо, преувеличенно фыркая и через раз попадая сложенными ладонями по пляшущей пипке. Затем повернулся и, изображая слепого, нащупал полотенце на плече Киры. Она перестала греметь посудой, замерла, покуда он тыкался лбом в её шею, затем засмеялась и спросила:
– Вы в котором часу обычно обедаете, а, Сергей Анатольевич?
– В любом.
Обстановка разрядилась
– Тогда... – Кира взглянула на настенные ходики – тогда, через час-полтора. Если можно... – она показала мизинчиком на пустое ведро.
– Понял... Сделаем...
За чередой простых занятий: он – расчистил дорожку к колодцу, воды натаскал, дровишек порубил, сбегал к себе на участок; она – тоже что-то чистила, резала, варила, носилась с веником по дому, что-то проветривала и трясла на снег; они – плотненько так пообедали, навели порядок и … устали – ах, да, быстро стемнело.
Для Киры, за несколько часов проведённых вместе в одном доме, острота от нахождения её наедине с Сергеем постепенно смягчилась, уступила ровному, но твёрдому чувству, что так и должно только быть, другое невозможно, не нужно. За простыми, общими занятиями, она увидела своё счастье. Если бы только...
Свет в доме был погашен, гостиная же освещалась лишь небольшим ночником у кресла-качалки, да тлеющими головешками в печи. Кира и Сергей сидели по разным сторонам дивана. Пауза.
Сергей, отстукивая по подлокотнику какой-то медленный рваный ритм, смотрел то в тёмное окно, то на пытающуюся в полумраке вязать Киру.
– Ехать пора, – произнёс он. Кира оторвалась от вязания:
– Вас ждут?
– Да. Мама.
– Мама, да, конечно... Я только пару-тройку рядов закончу.
Спицы в её руках вовсе перестали шевелиться. Сергей заметил это:
– Не торопитесь, надо ещё, чтобы печка прогорела.
Неожиданно резко Кира поднялась. Клубок шерсти упал на пол и покатился, разматываясь, к розетке с дровами. Кира, едва ли не бегом, устремилась за ним, наклонилась и... Она выбрала берёзовое полено, открыла им чугунную щеколду и ловко бросила его в груду углей. Всё, сделано, часа полтора она отвоевала. Но мало, как мало...
Кира сникла, заложила руки за спину, ладонями прикасаясь к тёплой кирпичной стене, с отчаянной безнадёжностью смотрела в сторону Сергея, но мимо его лица.
Он улыбнулся и пальцами показал Кире :
– Ещё два надо. А я позвоню, предупрежу, что... задерживаюсь.
Горячая сладкая волна прокатилась вдоль спины – как быстро нагревается печь!
25
… Оказывается, им очень хотелось поговорить. Собственно, только сейчас настал подходящий момент для откровений.
О своём детстве Кира говорила мало, но сердечно. Она была желанным ребёнком и росла в дружной семье, постоянно чувствуя любовь и заботу родителей. Папа и мама, как казалось маленькой девочке Кире, никогда не ссорились...
…Внезапно мобильник завибрировал, забился мелкой дрожью на деревянной столешнице, сползая к краю стола. Погружённый в воспоминания, Сергей не сразу это увидел, но успел его подхватить, едва не сбросив вызов. Совершенно незнакомый номер невольно настраивал на скептически- осторожный лад, однако, Сергей, мельком взглянув на часы, было около девяти вечера, ответил: «Слушаю!»
26
… И мы часто все вместе, втроём, ходили на прогулки: смотрели на пароходики на Неве, зверюшек кормили в зоопарке, зимой на ледяные горки, летом купаться на залив. Папа часто сажал меня к себе на плечи, и я познавала мир сверху, с высоты его роста. Плавно покачиваясь, я любила смотреть по сторонам, рассказывая маленькой маме где-то внизу о чём-то интересном увиденном. Она, по обыкновению шедшая чуть впереди нас с отцом, оборачивалась, улыбалась мне, махала рукой. А когда папа возвращал меня на землю, всегда целовала, как после разлуки. Было весело – папа умел создавать хорошее настроение, и только однажды, мне это врезалось в память, мама очень погрустнела, когда я задала наивный детский вопрос:
– Почему ты меня целуешь часто, а папу нет?
– Разве? – ответила мама и поцеловала сердитого папу.
Ну, вот. Дальше была школа, поступление в институт. Хотела стать журналистом, но... Но на третьем курсе познакомилась с парнем, своим ровесником, приехавшим в большой город из провинции, откуда-то с Алтая и влюбилась по самые уши. Никого не слушала: ни расстроенную маму, ни всегда соглашающегося с ней отца – скоропалительно выскочила замуж. Ребёнок...
Кира замолчала, не решаясь продолжать, но слово было сказано и Сергею предстояло узнать о ней больше.
– Ребёнок... – осторожно напомнил Сергей.
– Да, родился сын. Алёша.... Он был слабый, много болел... Я разрывалась между ним и институтом. А муж... К семейной жизни он был готов ещё меньше меня и интересовался лишь моей стипендией.
Полученный диплом в посткризисной стране работы не гарантировал. Журналисткой я так и не стала.
Я сидела дома, получая мизерное пособие, муж сидел у меня на шее, не желая и не умея работать. Фактически, две семьи, в одиночку, содержал мой отец, у которого, к счастью, служебный рост и зарплата прогрессировали в экспериментальной лаборатории некоего номерного предприятия. Я бы терпела, не решилась... Но мама... Естественно, она переживала, но кроме переживаний, она воспринимала мой неудачный брак, как собственную непростительную ошибку. Муж, будто он безнадёжно больной зуб, должен быть удалён. Помню, она задала мне вопрос, хочу ли я видеть Алёшку в образе его отца? Я представила: мне стало больно за него и страшно за ещё не родившихся внуков. «Вот и ответ» – сказала мама. Её взвешенный, прагматичный подход к семейным отношениям, считаю, спас меня. Развод, не без трений, состоялся и муж исчез из моей жизни. Где он сейчас, что он, как он – меня не интересует.
– Так, ли?
– Как на духу... Пылкая влюблённость не смогла стать любовью... Её пепел давно развеялся... К счастью...
Сергей подумал, что нужно смягчить Кире болезненные воспоминания.
– Понятно, Smoke on the Water, – без намёка на английский акцент произнёс он.
– Хорошо сказали... В смысле фразы...
– Не я... Это... Это для людей моего возраста...
– Бросьте, Сергей Анатольевич. Smoke on the Water – музыка для людей любого поколения с хорошим вкусом. А я знаю ещё несколько достойных вещей.
К удивлению Сергея, Кира начала перечислять не только названия известных групп, но и названия их убойных хитов. По-английски, правильно...
– И со своим возрастом, Сергей Анатольевич, не кокетничайте: мужчине к лицу любой возраст, если женщина видит в нём мужчину без трёх «х»: хамства, холуйства и … и на выбор.
– Да, Кира, умыли Вы меня. Я просто восхищён Вами.
– Пусть и английский язык Вас не удивляет: у меня в активе ещё французский и итальянский... немного, – Кира остановилась, перевела дух и уже спокойнее продолжала:
– Это моя неожиданная способность к иностранным языкам вкупе с журналистским образованием оказалась спасательным кругом после развода. Случайно, по просьбе одной знакомой я помогла ей с переводом какой-то статьи. Получилось удачно, появились заказы. Сейчас тружусь референтом в фирме, филиале крупной международной корпорации. Парфюм, гигиена...
– Я слышу в Вашем голосе нотки неудовлетворённости. Кира, Вы успешная женщина, как это, make yourself, сын – сколько ему, десять? одиннадцать? – хорошие отношения с родителями. В чём дело? Боюсь спросить конкретнее...
– Вы угадали... Хотя всё лежит на поверхности... Давайте я сварю нам по чашечке кофе?
Они перешли в кухню. Кира где-то щёлкнула выключателем, и низко висящий на столом плетёный абажур высветил круг, словно этим ограничил тему беседы.
Кофе заструил свой аромат из чашек, что стояли рядом, совсем близко, и дымки , переплетаясь в причудливом танце, уносились под абажур.
После продолжительной паузы, настойчивее оказалась Кира:
– Так есть ли муж? Тот, о котором неудобно говорить в автомобиле?
– Сдаюсь. Расскажу.
И он рассказал, не упоминая имён, несколько эпизодов давней истории, довольно скупо, вдруг понимая, что эта скупость не только для того, чтобы пощадить чувства мотивированной слушательницы, а от того, что это и есть точное определение взаимоотношений, его и Наталии.
Услышанное для Киры стало неприятным открытием: она была готова к рассказу, пусть о бурном, но скоротечном романе, заранее всё великодушно прощая, но чтобы эти неестественные отношения длились десятилетиями...
– Простите, Сергей Анатольевич, Вы дурак. Женщина Вас не любит. Возможно, она думает иначе, но, точно хочет, чтобы и Вы так думали. В своей причастности к Вашей... преданности, она видит, как бы противовес, прочным, но не совсем искренним отношениям в семье. Мне жаль эту женщину– её разум не в ладу с сердцем.
– Так всё-таки в её сердце любовь есть.
– Не обольщайтесь – любви не пристало выбирать.
«Какая я правильная и категоричная! А что было бы со мной и c кем бы я была сейчас, не заболей мама. Однако, соперница очень серьёзна, если Сергей до сих пор в неё влюблён, словно юноша, а она ведь далеко не девочка. Надо как-то познакомиться», – подумала Кира и произнесла вслух:
– Шаткий мир может внезапно рухнуть и не факт, что Ваша знакомая исправит давнюю ошибку. Судя по Вашим словам, у неё дети, даже внуки... А если они не поймут, осудят? Вот возьмите хотя бы меня...
Кира поняла двусмысленность фразы и быстро продолжила:
– Я кое-что знаю про свою маму. И очень не одобряю...
27
Сергей поднимался на антресольный этаж. Он чувствовал на себе взгляд, но только подойдя к дверям маленькой комнатки, он облокотился на перила и пропел вниз: «Спать, спать, по палатам... »
Кира молча ушла в одну из смежных с гостиной спален, плотно закрыв за собой дверь.
Сергей вошёл в комнату её сына. Печная труба являлась частью стены, и здесь было достаточно тепло. Но масляный обогреватель тоже был включен. Спасибо за заботу, девочка.
Сергей сел за письменный стол, поигрался с настольной лампой, то включая, то выключая её, оставил гореть. В комнате также обнаружился невысокий шкаф с картонной коробкой наверху, через разорванный край которой были видны старые игрушки, больше не востребованные повзрослевшим мальчиком, но заботливо протёртые от пыли мамой или бабушкой. Увлечения сегодняшнего дня выдавали книги о приключениях хоббитов, в одной из которых закладкой служила сложенная вчетверо страница из мужского журнала, да плакат на стене с пацанами в мешковатых джинсах. Под плакатом свежеперестеленная кровать настойчиво звала лечь и уснуть, оставляя позади трудный день.
Но Сергея больше интересовала фоторамка, занимавшая почётное место в середине стола. Он включил гаджет. На экране появилось, снятое крупным планом, лицо парнишки. Алёша взял от матери, пожалуй, только брови в разлёт и тонкую переносицу, а заметно раскосые глаза – очевидно, от отца. Во всём остальном – гены десятков поколений.
Следующее фото: он и крупный мужчина, оба в ярких спортивных комбинезонах, с лыжами в руках на снежном склоне. Внук и дедушка.
Следующее фото: дача. Кира на переднем плане, в лёгкой домашней маечке, перед банками с вареньем, с улыбкой пробует на вкус сироп из большой деревянной ложки. Кадр немного портит на заднем плане фигура женщины не в фокусе. Наверно, её мать.
Дальше. Опять дача. Фото в полный рост: в первом ряду Алёша и, едва ли не ниже его ростом, Кира. За внуком стоит его дед – загорелое правильное лицо, внушительные залысины, но взгляд немного в сторону. За Кирой, положив обе ладони ей на плечи, – среднего роста крепыш, в обвисшей футболке, единственный чернявый в этой блондинистой компании, с недружелюбными глазами и широкой улыбкой. Скорее всего, фотографировала Кирина мама.
Дальше. А вот дальше не получилось. Фото, схожее по композиции с предыдущим, мелькнуло на экране и он погас. Аккумулятор, похоже, разрядился.
Сергей поискал зарядное устройство, но не нашёл его. Что же делать? Ему очень хотелось продолжить просмотр: во- первых, кто же этот тип, не блондин, так вольно придерживающий Киру за плечи? Про него сегодня не упоминалось. Брат? С негритянской шевелюрой. Маловероятно. Во-вторых, на маму хотелось бы взглянуть.
«Сходить что ли к машине за зарядкой от видеорегистратора?... Вот мне приспичило!»
Сергей спустился вниз, стараясь не тревожить молодую женщину, проскользнул мимо закрытой двери в темную прихожую. Зачем он потащил с собой фоторамку, Сергей не понял, но возвращаться не хотелось. Пришлось набросить чью-то нащупанную и снятую с вешалки телогрейку просто на плечи и в таком виде выйти на мороз.
Сергей открыл дверцу, пошевелил угли, подбросил полено и продолжал:
– Что спасло меня и завтрак? Это дружба. Совершенно в отчаянии я пошёл будить Фикуса. Да, именно того дядю Фикуса, который здесь несколько дней назад разливал шампанское. Он спросонья послал меня, а когда разобрался в ситуации, оделся, в ливень через весь лагерь пришёл на кухню. И, о чудо! с первого чирка бензиновой зажигалки затопил печь. Снабдив меня устными инструкциями, он пошёл досыпать. А я будить повара, у которого каша и подгорела. Но лучше такая, чем ни какой.
Кира дотронулась до тёплой печи и с улыбкой сказала:
–Теперь ловко у Вас получается.
– Научился уже.
– И рассказчик Вы неплохой.
– Ой, Кира, двух слов, как правило, связать не могу. Это я перед Вами хорохорюсь... Понравиться хочу!
– Это Вам с легкостью удалось.
Уже без улыбки, она быстро поднялась, приняла у Сергея чашку, и, под тихое дребезжание чайных ложечек, ушла в кухню.
Сергей не смотрел ей вслед, а смотрел на огонь, бушующий в глубине топки. «Зачем я её распаляю? Девочка и так не на шутку запала. И что мне делать с этим? Не тупи, мы люди взрослые. Близость возможна, ещё вчера, в больнице, было ясно, но... неизбежна ли. Она ведь будет ждать, чем я заполню последующую пустоту, и надеяться, что это будет любовь. А я в ответ: «Спокойной ночи, дорогие товарищи! До новых встреч!» Нет, лучше оказаться первой сволочью, сказав, не доводя до постели, «расстанемся друзьями», чем, с тошнотворным «останемся друзьями», стать последней сволочью, взяв предложенное в торопливой незрелой страсти. Девочке будет очень больно.
Ах, как жаль! Что-то цепляет меня в её облике, в манере говорить, смотреть... Если честно, я растерян, я вдруг в избытке получаю то, что доставалось мне по крохам совсем от другого человека... Наташа, я не выдержу... Кира, я не могу...»
Сергей обеими руками, попеременно и шумно, похлопал по своим щекам, последним движением изобразил удар в челюсть и, поднявшись со скамеечки, решительно зашагал на кухню.
– Кира, умыться бы мне.
Она молча, оставив две чашки плавать в пенном тазике, промокнула руки о полотенце, перекинутое через плечо, слегка чиркнув о донышко, зачерпнула ковшиком из ведра холодную воду и медленно вылила её в рукомойник. Так же не проронив ни слова, вернулась к чашкам. Сергей снял очки и стал обильно брызгать себе на лицо, преувеличенно фыркая и через раз попадая сложенными ладонями по пляшущей пипке. Затем повернулся и, изображая слепого, нащупал полотенце на плече Киры. Она перестала греметь посудой, замерла, покуда он тыкался лбом в её шею, затем засмеялась и спросила:
– Вы в котором часу обычно обедаете, а, Сергей Анатольевич?
– В любом.
Обстановка разрядилась
– Тогда... – Кира взглянула на настенные ходики – тогда, через час-полтора. Если можно... – она показала мизинчиком на пустое ведро.
– Понял... Сделаем...
За чередой простых занятий: он – расчистил дорожку к колодцу, воды натаскал, дровишек порубил, сбегал к себе на участок; она – тоже что-то чистила, резала, варила, носилась с веником по дому, что-то проветривала и трясла на снег; они – плотненько так пообедали, навели порядок и … устали – ах, да, быстро стемнело.
Для Киры, за несколько часов проведённых вместе в одном доме, острота от нахождения её наедине с Сергеем постепенно смягчилась, уступила ровному, но твёрдому чувству, что так и должно только быть, другое невозможно, не нужно. За простыми, общими занятиями, она увидела своё счастье. Если бы только...
Свет в доме был погашен, гостиная же освещалась лишь небольшим ночником у кресла-качалки, да тлеющими головешками в печи. Кира и Сергей сидели по разным сторонам дивана. Пауза.
Сергей, отстукивая по подлокотнику какой-то медленный рваный ритм, смотрел то в тёмное окно, то на пытающуюся в полумраке вязать Киру.
– Ехать пора, – произнёс он. Кира оторвалась от вязания:
– Вас ждут?
– Да. Мама.
– Мама, да, конечно... Я только пару-тройку рядов закончу.
Спицы в её руках вовсе перестали шевелиться. Сергей заметил это:
– Не торопитесь, надо ещё, чтобы печка прогорела.
Неожиданно резко Кира поднялась. Клубок шерсти упал на пол и покатился, разматываясь, к розетке с дровами. Кира, едва ли не бегом, устремилась за ним, наклонилась и... Она выбрала берёзовое полено, открыла им чугунную щеколду и ловко бросила его в груду углей. Всё, сделано, часа полтора она отвоевала. Но мало, как мало...
Кира сникла, заложила руки за спину, ладонями прикасаясь к тёплой кирпичной стене, с отчаянной безнадёжностью смотрела в сторону Сергея, но мимо его лица.
Он улыбнулся и пальцами показал Кире :
– Ещё два надо. А я позвоню, предупрежу, что... задерживаюсь.
Горячая сладкая волна прокатилась вдоль спины – как быстро нагревается печь!
25
… Оказывается, им очень хотелось поговорить. Собственно, только сейчас настал подходящий момент для откровений.
О своём детстве Кира говорила мало, но сердечно. Она была желанным ребёнком и росла в дружной семье, постоянно чувствуя любовь и заботу родителей. Папа и мама, как казалось маленькой девочке Кире, никогда не ссорились...
…Внезапно мобильник завибрировал, забился мелкой дрожью на деревянной столешнице, сползая к краю стола. Погружённый в воспоминания, Сергей не сразу это увидел, но успел его подхватить, едва не сбросив вызов. Совершенно незнакомый номер невольно настраивал на скептически- осторожный лад, однако, Сергей, мельком взглянув на часы, было около девяти вечера, ответил: «Слушаю!»
26
… И мы часто все вместе, втроём, ходили на прогулки: смотрели на пароходики на Неве, зверюшек кормили в зоопарке, зимой на ледяные горки, летом купаться на залив. Папа часто сажал меня к себе на плечи, и я познавала мир сверху, с высоты его роста. Плавно покачиваясь, я любила смотреть по сторонам, рассказывая маленькой маме где-то внизу о чём-то интересном увиденном. Она, по обыкновению шедшая чуть впереди нас с отцом, оборачивалась, улыбалась мне, махала рукой. А когда папа возвращал меня на землю, всегда целовала, как после разлуки. Было весело – папа умел создавать хорошее настроение, и только однажды, мне это врезалось в память, мама очень погрустнела, когда я задала наивный детский вопрос:
– Почему ты меня целуешь часто, а папу нет?
– Разве? – ответила мама и поцеловала сердитого папу.
Ну, вот. Дальше была школа, поступление в институт. Хотела стать журналистом, но... Но на третьем курсе познакомилась с парнем, своим ровесником, приехавшим в большой город из провинции, откуда-то с Алтая и влюбилась по самые уши. Никого не слушала: ни расстроенную маму, ни всегда соглашающегося с ней отца – скоропалительно выскочила замуж. Ребёнок...
Кира замолчала, не решаясь продолжать, но слово было сказано и Сергею предстояло узнать о ней больше.
– Ребёнок... – осторожно напомнил Сергей.
– Да, родился сын. Алёша.... Он был слабый, много болел... Я разрывалась между ним и институтом. А муж... К семейной жизни он был готов ещё меньше меня и интересовался лишь моей стипендией.
Полученный диплом в посткризисной стране работы не гарантировал. Журналисткой я так и не стала.
Я сидела дома, получая мизерное пособие, муж сидел у меня на шее, не желая и не умея работать. Фактически, две семьи, в одиночку, содержал мой отец, у которого, к счастью, служебный рост и зарплата прогрессировали в экспериментальной лаборатории некоего номерного предприятия. Я бы терпела, не решилась... Но мама... Естественно, она переживала, но кроме переживаний, она воспринимала мой неудачный брак, как собственную непростительную ошибку. Муж, будто он безнадёжно больной зуб, должен быть удалён. Помню, она задала мне вопрос, хочу ли я видеть Алёшку в образе его отца? Я представила: мне стало больно за него и страшно за ещё не родившихся внуков. «Вот и ответ» – сказала мама. Её взвешенный, прагматичный подход к семейным отношениям, считаю, спас меня. Развод, не без трений, состоялся и муж исчез из моей жизни. Где он сейчас, что он, как он – меня не интересует.
– Так, ли?
– Как на духу... Пылкая влюблённость не смогла стать любовью... Её пепел давно развеялся... К счастью...
Сергей подумал, что нужно смягчить Кире болезненные воспоминания.
– Понятно, Smoke on the Water, – без намёка на английский акцент произнёс он.
– Хорошо сказали... В смысле фразы...
– Не я... Это... Это для людей моего возраста...
– Бросьте, Сергей Анатольевич. Smoke on the Water – музыка для людей любого поколения с хорошим вкусом. А я знаю ещё несколько достойных вещей.
К удивлению Сергея, Кира начала перечислять не только названия известных групп, но и названия их убойных хитов. По-английски, правильно...
– И со своим возрастом, Сергей Анатольевич, не кокетничайте: мужчине к лицу любой возраст, если женщина видит в нём мужчину без трёх «х»: хамства, холуйства и … и на выбор.
– Да, Кира, умыли Вы меня. Я просто восхищён Вами.
– Пусть и английский язык Вас не удивляет: у меня в активе ещё французский и итальянский... немного, – Кира остановилась, перевела дух и уже спокойнее продолжала:
– Это моя неожиданная способность к иностранным языкам вкупе с журналистским образованием оказалась спасательным кругом после развода. Случайно, по просьбе одной знакомой я помогла ей с переводом какой-то статьи. Получилось удачно, появились заказы. Сейчас тружусь референтом в фирме, филиале крупной международной корпорации. Парфюм, гигиена...
– Я слышу в Вашем голосе нотки неудовлетворённости. Кира, Вы успешная женщина, как это, make yourself, сын – сколько ему, десять? одиннадцать? – хорошие отношения с родителями. В чём дело? Боюсь спросить конкретнее...
– Вы угадали... Хотя всё лежит на поверхности... Давайте я сварю нам по чашечке кофе?
Они перешли в кухню. Кира где-то щёлкнула выключателем, и низко висящий на столом плетёный абажур высветил круг, словно этим ограничил тему беседы.
Кофе заструил свой аромат из чашек, что стояли рядом, совсем близко, и дымки , переплетаясь в причудливом танце, уносились под абажур.
После продолжительной паузы, настойчивее оказалась Кира:
– Так есть ли муж? Тот, о котором неудобно говорить в автомобиле?
– Сдаюсь. Расскажу.
И он рассказал, не упоминая имён, несколько эпизодов давней истории, довольно скупо, вдруг понимая, что эта скупость не только для того, чтобы пощадить чувства мотивированной слушательницы, а от того, что это и есть точное определение взаимоотношений, его и Наталии.
Услышанное для Киры стало неприятным открытием: она была готова к рассказу, пусть о бурном, но скоротечном романе, заранее всё великодушно прощая, но чтобы эти неестественные отношения длились десятилетиями...
– Простите, Сергей Анатольевич, Вы дурак. Женщина Вас не любит. Возможно, она думает иначе, но, точно хочет, чтобы и Вы так думали. В своей причастности к Вашей... преданности, она видит, как бы противовес, прочным, но не совсем искренним отношениям в семье. Мне жаль эту женщину– её разум не в ладу с сердцем.
– Так всё-таки в её сердце любовь есть.
– Не обольщайтесь – любви не пристало выбирать.
«Какая я правильная и категоричная! А что было бы со мной и c кем бы я была сейчас, не заболей мама. Однако, соперница очень серьёзна, если Сергей до сих пор в неё влюблён, словно юноша, а она ведь далеко не девочка. Надо как-то познакомиться», – подумала Кира и произнесла вслух:
– Шаткий мир может внезапно рухнуть и не факт, что Ваша знакомая исправит давнюю ошибку. Судя по Вашим словам, у неё дети, даже внуки... А если они не поймут, осудят? Вот возьмите хотя бы меня...
Кира поняла двусмысленность фразы и быстро продолжила:
– Я кое-что знаю про свою маму. И очень не одобряю...
27
Сергей поднимался на антресольный этаж. Он чувствовал на себе взгляд, но только подойдя к дверям маленькой комнатки, он облокотился на перила и пропел вниз: «Спать, спать, по палатам... »
Кира молча ушла в одну из смежных с гостиной спален, плотно закрыв за собой дверь.
Сергей вошёл в комнату её сына. Печная труба являлась частью стены, и здесь было достаточно тепло. Но масляный обогреватель тоже был включен. Спасибо за заботу, девочка.
Сергей сел за письменный стол, поигрался с настольной лампой, то включая, то выключая её, оставил гореть. В комнате также обнаружился невысокий шкаф с картонной коробкой наверху, через разорванный край которой были видны старые игрушки, больше не востребованные повзрослевшим мальчиком, но заботливо протёртые от пыли мамой или бабушкой. Увлечения сегодняшнего дня выдавали книги о приключениях хоббитов, в одной из которых закладкой служила сложенная вчетверо страница из мужского журнала, да плакат на стене с пацанами в мешковатых джинсах. Под плакатом свежеперестеленная кровать настойчиво звала лечь и уснуть, оставляя позади трудный день.
Но Сергея больше интересовала фоторамка, занимавшая почётное место в середине стола. Он включил гаджет. На экране появилось, снятое крупным планом, лицо парнишки. Алёша взял от матери, пожалуй, только брови в разлёт и тонкую переносицу, а заметно раскосые глаза – очевидно, от отца. Во всём остальном – гены десятков поколений.
Следующее фото: он и крупный мужчина, оба в ярких спортивных комбинезонах, с лыжами в руках на снежном склоне. Внук и дедушка.
Следующее фото: дача. Кира на переднем плане, в лёгкой домашней маечке, перед банками с вареньем, с улыбкой пробует на вкус сироп из большой деревянной ложки. Кадр немного портит на заднем плане фигура женщины не в фокусе. Наверно, её мать.
Дальше. Опять дача. Фото в полный рост: в первом ряду Алёша и, едва ли не ниже его ростом, Кира. За внуком стоит его дед – загорелое правильное лицо, внушительные залысины, но взгляд немного в сторону. За Кирой, положив обе ладони ей на плечи, – среднего роста крепыш, в обвисшей футболке, единственный чернявый в этой блондинистой компании, с недружелюбными глазами и широкой улыбкой. Скорее всего, фотографировала Кирина мама.
Дальше. А вот дальше не получилось. Фото, схожее по композиции с предыдущим, мелькнуло на экране и он погас. Аккумулятор, похоже, разрядился.
Сергей поискал зарядное устройство, но не нашёл его. Что же делать? Ему очень хотелось продолжить просмотр: во- первых, кто же этот тип, не блондин, так вольно придерживающий Киру за плечи? Про него сегодня не упоминалось. Брат? С негритянской шевелюрой. Маловероятно. Во-вторых, на маму хотелось бы взглянуть.
«Сходить что ли к машине за зарядкой от видеорегистратора?... Вот мне приспичило!»
Сергей спустился вниз, стараясь не тревожить молодую женщину, проскользнул мимо закрытой двери в темную прихожую. Зачем он потащил с собой фоторамку, Сергей не понял, но возвращаться не хотелось. Пришлось набросить чью-то нащупанную и снятую с вешалки телогрейку просто на плечи и в таком виде выйти на мороз.
