Народ замер, на лицах просителей отразилась тяжелая мыслительная деятельность, им не привычная. Похоже, вопрос об оплате в эти мозги не заходил. Действительно, а зачем? Ведь предыдущих собак крыльями наградили бесплатно.
Именно это и попытался донести до меня самый смелый, а заодно и самый наглый мужик.
Я прищурилась. Мужик побледнел.
— Наградили, говоришь? — медовым голоском произнесла я. Говорила медленно, без спешки – так лучше дойдет. — А хочешь, милок, я и тебя сейчас крыльями награжу? Большими, черными? Совершенно бесплатно? Будешь своим сельчанам удачу приносить.
Народ дружно грохнул от смеха. Мужик цветом лица слился с воздухом. Надо же, какой впечатлительный попался.
— Ты, любезный, ведьму не зли, — вмешался отсмеявшийся к тому моменту чернокнижник. — А то все вы тут через несколько минут собаками станете. С крыльями. Хотите удачу — платите за нее.
Угроза ожидаемо подействовала.
— Мы это, — пробормотал тот излишне говорливый мужик, не пожелавший заполучить себе крылья, — мы пойдем лучше. Прощевай, матушка ведьма. Звиняй, коли что не так было.
Пара минут — и мы с чернокнижником остались во дворе наедине.
— Вот кого надо брать с собой для вывода бесенят, — фыркнула я, повернувшись к нему, — ты кого угодно заболтаешь.
В глазах чернокнижника появились и исчезли смешинки.
— Я всего лишь забочусь о местном народе, — сообщил этот зараза, — о его популяции.
— Угу, — хмыкнула я. — И потому по русалкам бегаешь.
— А ты ревнуешь, что ли? — вкрадчиво поинтересовался чернокнижник.
Моя челюсть сама собой отвалилась и хлопнулась на землю, прямо в пыль.
Я что делаю?! Да он с ума сошел, что ли?!
Чернокнижник тем временем резко притянул меня к себе, обнял и впился в губы требовательным поцелуем.
Я оцепенела, правда, на несколько секунд всего, потом дернулась. Куда там. Этот гад держал крепко. Ладно. На войне как на войне.
Мой каблук прошелся по ноге чернокнижника. Подействовало. Меня отпустили.
— В следующий раз оторву все выступающие части тела, — пригрозила я, остервенело вытирая губы.
Вот же сволочь, а.
— Люблю женщин с огоньком, — ухмыльнулся чернокнижник.
Я в ответ скрутила фигу, повернулась и направилась в дом.
Не знаю, что или кого любил чернокнижник, а я вот обожала своего домового. Пока суть да дело, Гришка приготовил и первое, и второе, и третье. Так что можно было садиться за стол и есть. Обедать, наверное. Хотя время плавно двигалось к вечеру. Но что для меня время, когда я хочу есть?
Так что я, довольная, плюхнулась на лавку и требовательно посмотрела на своего кормильца. Он проворчал что-то про ведьм-обжор, которых проще прибить, чем прокормить, но выставил на стол и борщ, и окрошку на квасе, и гречневую кашу, и сырники, и холодный компот в кувшине.
Я традиционно пропустила ворчание мимо ушей, взялась за ложку и принялась уничтожать борщ. Со сметаной, естественно.
Через пару-тройку минут ко мне присоединились остальные дармоеды — мелкие, чернокнижник и Васька.
Мы довольно быстро умяли все, что было на столе. Шесть голодных ртов — это не одна я, которой можно было готовить раз в два дня. Эту мысль я прочла в глазах Гришки. Он явно не был рад прибавлению любителей поесть.
Ну а после еды мы наконец-то разошлись по комнатам. Нам всем нужен был отдых. Я, конечно, сильно сомневалась, что трое малолетних обормотов дадут мне нормально отдохнуть. Но хоть пару часиков урвать нужно было – привести в порядок и тело, и мысли.
Полежу, обдумаю то, что случилось во дворе. Ведь не просто так чернокнижника потянуло со мной целоваться. Что-то за этим стоит. Вот только что? К чему фактически незнакомому мужику ко мне лезть?
С этой мыслью я улеглась на постель и уставилась в потолок. Что-то произошло раньше, о чем мне не удосужились рассказать? Или этот гад с самого начала собирался за мной приударить, еще когда только появился здесь по заданию бабушки? Конечно, внучка Темной Леди — это не деревенская или городская дура без состояния и связей. Тут и статус, и деньги, и…
В груди неприятно заныло сердце.
Здрасьте, приехали. Я что, умудрилась втюриться в этого наглеца? Неприступная я, у которой и мужика-то нормального на Земле не было? Правда, что ли?
Сердце не переставало ныть, утверждая, что да, правда, его хозяйка сохнет по черному магу. Совершенно глупый шаг, но он уже сделан. И теперь мне предстоит страдать и ревновать этого гада.
Прелесть. Просто прелесть. Он, значит, смотрит на меня как на наследницу приличного состояния, которое потом без стеснения можно будет прибрать к рукам, а я… Идиотка безмозглая.
Да, Маринка, пора, пора тебе голову лечить. Жаль, здесь психологи с психотерапевтами не водятся. Или уже сразу к психиатру? Чтобы таблеточки назначит и рубашку смирительную на всякий пожарный выдал? Умница, че уж там. Довела себя до ручки.
Не знаю, сколько времени я так пролежала, костеря себя на чем свет стоит, мысленно, правда, но пришла в себя от нерешительного стука в дверь.
— Войдите, — с трудом сдержав появившееся в груди раздражение, откликнулась я.
Вот же… Даже полежать в тишине и покое не дают! Не дом, блин, а самый настоящий проходной двор!
Дверь открылась, на пороге появилась смущенная Света. Так… Что-то я заранее ничего хорошего от нее не жду… Иначе зачем она будет трепетать ресничками, изображая из себя полную невинность? Актриса, чтоб ее!
— Марин, — просяще начала она, тихим голосочком, и я напряглась еще сильнее, мысленно прикидывая, что могло произойти, пока я отдыхала. Землетрясение? Нашествие демонов? Потоп? — а мы Светлую ночь сегодня будем праздновать? Будем же, да? Ну пожалуйста. Ну Марин…
Я напрягла память, чтобы постараться понять, чего именно от меня хотят. Светлой ночью среди крестьян назывался праздник солнцестояния в этом мире. Но вот откуда внучка Темной Леди об этом знает, если она никогда не появлялась наверху? Из книг? Или успел рассказать кто-то местный?
— Зачем? — спросила я. И губы Светы сразу же искривились. Явно реветь собралась, чтобы на нервы мне сильней подействовать. — Я не отказываю. Пока. Я понять хочу. Всего лишь. Зачем вам, внукам Темной Леди, отмечать вполне человеческий, крестьянский праздник Светлой ночи?
— Так это же весело! — патетично воскликнула Света. — Можно ночью у костра посидеть, попрыгать через него, хороводы поводить.
Ясно, книги. Вряд ли в реальности эти обормоты когда-нибудь прыгали через костер или водили хороводы.
— А еще можно спать не ложиться, — иронично поддела я сестру. Та мгновенно надулась. — Ладно, не куксись. Будет вам Светлая ночь. Когда там темнеет? Через полтора-два часа? Вот как стемнеет, так и пойдем в деревню — праздновать. А пока брысь отсюда. Я полежать, отдохнуть от вас, хочу.
Светка, довольная обещанием, закрыла дверь с другой стороны. Я снова осталась одна в спальне.
Светлая ночь… Вот только ее мне и не хватало для полного счастья. И так ясно, что чернокнижник попытается мне досадить, а значит, будет флиртовать с молоденькими крестьянками и прыгать с ними через костер. С его-то магией через огонь он и сам перелетит, и партнершу перетащит. А мне сидеть за столом с другими крестьянами и наблюдать за этим непотребством.
Вот же гадство! Я его, похоже, ревную. Я? Его?! Да чтоб их всех куда подальше! Настроение и так было никакое, а теперь вообще ухудшилось. Хоть из дома не выходи. Какая, блин, теперь Светлая ночь?!
Когда я через час вышла в горницу в обычном сарафане, мелкие уже изнывали от нетерпения. Они нарядились в непонятную одежду, то ли балахоны, то дли длинные широкие штаны и рубашки, и ерзали на лавке, все трое. Им явно было скучно и хотелось как можно быстрей сбежать в деревню.
А вот чернокнижника почему-то нигде не наблюдалось. Что ж, оно и к лучшему. Наверное. В любом случае, пока я не застукаю его с поличным, с какой-то девкой на сеновале, накручивать себя не буду. Не буду, я сказала!
— Марин, — отвлек меня от спора с самой собой Димка, — а ты так пойдешь?
— А как надо? — удивилась я.
Первый раз слышу, чтобы на Светлую ночь кто-то специально наряжался. Ну, кроме этой троицы.
— Так написано же, что крестьяне всегда украшают себя, — авторитетно сообщила Светка.
— Чем? — еще больше запуталась я. Чем, ну вот чем может украсить себя среднестатистический крестьянин в Светлую ночь? Разве что фингалом на пол-лица. Так это «украшение» на любой праздник появляется. — И где написано?
Возле печки хрюкнул от смеха Гришка. Угу, ему смешно, а мне тут с этими недорослями разбираться.
Мелочь между тем заподозрила что-то неладное, переглянулась между собой. И ответил Димка:
— В книгах написано. У бабушки.
— Да? — совершенно искренне изумилась я.
Кто и когда успел написать такую откровенную чушь, а затем вложить ее в головы этих малолетних обормотов?
Чисто конское ржание уже не сдерживавшегося Гришки сбивало с роли, но я заставила себя говорить серьезно.
Мелочь снова переглянулась. Интересно, они мысли друг друга читают или таким образом ищут поддержки перед лицом злобной старшей сестры?
— Мы неправильно оделись? — убито спросила Света.
Ее энтузиазм потух. И теперь она выглядела расстроенной.
— Почему же, — пожала я плечами, — в целом нормально. Ночью вас все равно никто не увидит…
Я не договорила — на крыльце послышались торопливые шаги, дверь резко распахнулась, ударившись о стенку, и порог решительно перешагнул чернокнижник. Рядом с ним по воздуху плыл обездвиженный парень лет пятнадцати-восемнадцати в не особо чистой крестьянской одежде, вихрастый и явно испуганный. И что происходит, блин?
— Вот, — чернокнижник обвиняюще ткнул пальцем в зависшего над полом парня, — именно он наложил недавно проклятие на помещицу, Елизавету Павловну. Слуга ее.
Я пришла в откровенное замешательство. Смотрела на парня и никак не могла прийти в себя. В каком смысле наложил проклятие? Обычный крестьянин? Да откуда у него сила?! А знания кто ему дал?!
— А как ты узнал? — поинтересовался Степка, тоже внимательно разглядывавший «находку».
— Русалки рассказали, — мерзко ухмыльнулся чернокнижник и с явным намеком посмотрел в мою сторону.
Похоже, мне на что-то намекали. Ну, или прямо говорили о том, что якобы знаем только мы оба. Вот только проблема в том, что я знать не знало, что нужно от меня чернокнижнику. Да и, если честно говорить, знать не желала.
А потому…
Я сделала вид, что не поняла его многозначительного взгляда, и вопросительно выгнула бровь.
— А я-то тут при чем? Порча с барыни снята. Зачем было приводить его, — кивок в сторону парня, — в мой дом?
— У меня почти пуст резерв, израсходовал при погоне, — последовал исчерпывающий ответ, — а этого обязательно надо порталом отправить в чертоги Темной Леди. Прямо сейчас.
Парень резко спал с лица, слившись цветом с воздухом. Испуг сквозил в каждой черточке, в каждой части тела. Наделал дел, а теперь резко осознал, к чему это привело. И умирать парню явно не хотелось. Как же, такой молодой, он и пожить толком не успел еще. Чуть ли не с рождения в услужении ходил. Но наложенная «заморозка» не давала возможности ни сопротивляться, ни орать, ни как-то объясниться. А потому все, что ему оставалось, — это беспомощно хлопать ресницами.
— Русалки уверены в своей правоте? — уточнила я.
В самом деле, а вдруг ошиблись или нарочно оговорили невиновного? Мало ли, какие у них к нему счеты. Может, он рыбу у них из озера ворует. Кто их, местных, знает. Я никогда не вникала (да и, если честно, не желала вникать) в многочисленные распри деревенских и нечисти.
Чернокнижник резко взмахнул рукой, и в воздухе появились одна за другой две картинки — я увидела сначала ЕлизаветПалну, что-то недовольно высказывавшую парню в своей гостиной, а затем и его самого, уже в небольшом лесочке, недалеко от имения помещицы, дрожавшего от обиды и негодования. Появился звук, слышимость была отвратной. Но слова древнего проклятия, то и дело срывавшиеся с губ парня, услышать и распознать можно было.
Да, теперь сомнений точно не оставалось: передо мной находился самый настоящий умелый проклятийник. И его действительно следовало как можно скорей отправить к Темной Леди. Пусть она уже разбирается в своих чертогах, откуда у парня смертоносный дар и как много зла было сделано с его помощью.
Сама открыть портал я не могла — сил не хватало. Пришлось обращаться к помощи амулета, выданного бабушкой.
Мы втроем вышли во двор, я сжала в кулаке амулет, представила в подробностях тронный зал, тот самый, в котором впервые встретилась со зловещей Темной Леди, и портал открылся сам собой.
Чернокнижник вместе с парнем исчезли внутри, портал схлопнулся.
Я повернулась и направилась в дом.
Пора было идти развлекать малолеток.
Светлую ночь по традиции праздновали все: и люди, и другие расы, и нечисть. И потому после захода солнца благоразумному человеку лучше было бы не высовывать нос из дома. Если русалка в речке за деревней не защекочет или леший в лесу не закружит, то по голове бутылкой от недовольного пьяницы соседа всегда можно схлопотать. Но кто и когда видел среди крестьян благоразумных людей? Правильно, не было их отродясь. Все они жили, как боги на душу положат. Не заморачивались насчет будущего или возможной опасности в «буйные» праздники.
Потому народ развлекался как мог, когда выдавалась свободная от хозяйства минутка. Кто за столом песни горланил, кто стенка на стенку шел, силушку молодецкую показывая, себе и другим кости ломая, кто подпаливал штаны и не только, прыгая раз за разом через костер. Были даже особо дурные — шли, прилично так выпив, в лес – искать дурман-траву. Якобы помогает отлично от бессонницы.
Не знаю, что им там помогало конкретно от бессонницы, а вот встреча со злым лешим способствовала развитию мышц. На ногах. Во время бега. Правда, леший еще и не всех отпускал. За некоторыми обалдуями приходилось идти мне, утром. Их семьи, потеряв кормильцев, шли на поклон ко мне, а я уже — в лес.
Мелкие лешего видели, встречей с ним впечатлились и искать дурман-траву не пошли. За столом сидеть вместе со взрослыми, слушать «сказки» о многочисленных якобы подвигах им было рано. А потому мы пошли все вчетвером на окраину деревни, туда, где жгли костры и орали песни.
Во поле берёза стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли-люли, стояла,
Люли-люли, стояла.
Некому берёзу заломати,
Некому кудряву заломати.
Люли-люли, заломати.
Люли-люли, заломати1, -
— неслось с одной стороны.
Во саду ли, в огороде
Девица гуляла,
Невеличка, круглоличка,
Румяное личко.
За ней ходит, за ней бродит
Удалой молодчик,
Он и звал красну девицу
В сыр бор по груздочки2, —
— отвечали с другой.
Захотела меня мать
За Ивана отдать:
Нейду, нейду, маменька,
Нейду, не подумаю;
У Ивана в саду яма,
Завсегда я буду тамо.
Захотела меня мать
За Степана отдать:
Не йду, не йлу, маменька,
Не йду, не подумаю;
У Степана три стакана,
Завсегда я буду пьяна3,
— сообщали с третьей.
Я только головой покачала. Похоже, праздник был в самом разгаре. Еще немного, полчаса-час, и начнут в костры сигать. А мне потом полдеревни от ожогов лечить.
Зато мелкие воодушевились. Все трое. Аж напряглись, как гончая, почуявшая зайца. Ну да, когда столько лет под землей живешь в одиночестве, считай, света белого не видишь, любому развлечению рад будешь.
Именно это и попытался донести до меня самый смелый, а заодно и самый наглый мужик.
Я прищурилась. Мужик побледнел.
— Наградили, говоришь? — медовым голоском произнесла я. Говорила медленно, без спешки – так лучше дойдет. — А хочешь, милок, я и тебя сейчас крыльями награжу? Большими, черными? Совершенно бесплатно? Будешь своим сельчанам удачу приносить.
Народ дружно грохнул от смеха. Мужик цветом лица слился с воздухом. Надо же, какой впечатлительный попался.
— Ты, любезный, ведьму не зли, — вмешался отсмеявшийся к тому моменту чернокнижник. — А то все вы тут через несколько минут собаками станете. С крыльями. Хотите удачу — платите за нее.
Угроза ожидаемо подействовала.
— Мы это, — пробормотал тот излишне говорливый мужик, не пожелавший заполучить себе крылья, — мы пойдем лучше. Прощевай, матушка ведьма. Звиняй, коли что не так было.
Пара минут — и мы с чернокнижником остались во дворе наедине.
— Вот кого надо брать с собой для вывода бесенят, — фыркнула я, повернувшись к нему, — ты кого угодно заболтаешь.
В глазах чернокнижника появились и исчезли смешинки.
— Я всего лишь забочусь о местном народе, — сообщил этот зараза, — о его популяции.
— Угу, — хмыкнула я. — И потому по русалкам бегаешь.
— А ты ревнуешь, что ли? — вкрадчиво поинтересовался чернокнижник.
Моя челюсть сама собой отвалилась и хлопнулась на землю, прямо в пыль.
Я что делаю?! Да он с ума сошел, что ли?!
Чернокнижник тем временем резко притянул меня к себе, обнял и впился в губы требовательным поцелуем.
Я оцепенела, правда, на несколько секунд всего, потом дернулась. Куда там. Этот гад держал крепко. Ладно. На войне как на войне.
Мой каблук прошелся по ноге чернокнижника. Подействовало. Меня отпустили.
— В следующий раз оторву все выступающие части тела, — пригрозила я, остервенело вытирая губы.
Вот же сволочь, а.
— Люблю женщин с огоньком, — ухмыльнулся чернокнижник.
Я в ответ скрутила фигу, повернулась и направилась в дом.
Глава 29
Не знаю, что или кого любил чернокнижник, а я вот обожала своего домового. Пока суть да дело, Гришка приготовил и первое, и второе, и третье. Так что можно было садиться за стол и есть. Обедать, наверное. Хотя время плавно двигалось к вечеру. Но что для меня время, когда я хочу есть?
Так что я, довольная, плюхнулась на лавку и требовательно посмотрела на своего кормильца. Он проворчал что-то про ведьм-обжор, которых проще прибить, чем прокормить, но выставил на стол и борщ, и окрошку на квасе, и гречневую кашу, и сырники, и холодный компот в кувшине.
Я традиционно пропустила ворчание мимо ушей, взялась за ложку и принялась уничтожать борщ. Со сметаной, естественно.
Через пару-тройку минут ко мне присоединились остальные дармоеды — мелкие, чернокнижник и Васька.
Мы довольно быстро умяли все, что было на столе. Шесть голодных ртов — это не одна я, которой можно было готовить раз в два дня. Эту мысль я прочла в глазах Гришки. Он явно не был рад прибавлению любителей поесть.
Ну а после еды мы наконец-то разошлись по комнатам. Нам всем нужен был отдых. Я, конечно, сильно сомневалась, что трое малолетних обормотов дадут мне нормально отдохнуть. Но хоть пару часиков урвать нужно было – привести в порядок и тело, и мысли.
Полежу, обдумаю то, что случилось во дворе. Ведь не просто так чернокнижника потянуло со мной целоваться. Что-то за этим стоит. Вот только что? К чему фактически незнакомому мужику ко мне лезть?
С этой мыслью я улеглась на постель и уставилась в потолок. Что-то произошло раньше, о чем мне не удосужились рассказать? Или этот гад с самого начала собирался за мной приударить, еще когда только появился здесь по заданию бабушки? Конечно, внучка Темной Леди — это не деревенская или городская дура без состояния и связей. Тут и статус, и деньги, и…
В груди неприятно заныло сердце.
Здрасьте, приехали. Я что, умудрилась втюриться в этого наглеца? Неприступная я, у которой и мужика-то нормального на Земле не было? Правда, что ли?
Сердце не переставало ныть, утверждая, что да, правда, его хозяйка сохнет по черному магу. Совершенно глупый шаг, но он уже сделан. И теперь мне предстоит страдать и ревновать этого гада.
Прелесть. Просто прелесть. Он, значит, смотрит на меня как на наследницу приличного состояния, которое потом без стеснения можно будет прибрать к рукам, а я… Идиотка безмозглая.
Да, Маринка, пора, пора тебе голову лечить. Жаль, здесь психологи с психотерапевтами не водятся. Или уже сразу к психиатру? Чтобы таблеточки назначит и рубашку смирительную на всякий пожарный выдал? Умница, че уж там. Довела себя до ручки.
Не знаю, сколько времени я так пролежала, костеря себя на чем свет стоит, мысленно, правда, но пришла в себя от нерешительного стука в дверь.
— Войдите, — с трудом сдержав появившееся в груди раздражение, откликнулась я.
Вот же… Даже полежать в тишине и покое не дают! Не дом, блин, а самый настоящий проходной двор!
Дверь открылась, на пороге появилась смущенная Света. Так… Что-то я заранее ничего хорошего от нее не жду… Иначе зачем она будет трепетать ресничками, изображая из себя полную невинность? Актриса, чтоб ее!
— Марин, — просяще начала она, тихим голосочком, и я напряглась еще сильнее, мысленно прикидывая, что могло произойти, пока я отдыхала. Землетрясение? Нашествие демонов? Потоп? — а мы Светлую ночь сегодня будем праздновать? Будем же, да? Ну пожалуйста. Ну Марин…
Я напрягла память, чтобы постараться понять, чего именно от меня хотят. Светлой ночью среди крестьян назывался праздник солнцестояния в этом мире. Но вот откуда внучка Темной Леди об этом знает, если она никогда не появлялась наверху? Из книг? Или успел рассказать кто-то местный?
— Зачем? — спросила я. И губы Светы сразу же искривились. Явно реветь собралась, чтобы на нервы мне сильней подействовать. — Я не отказываю. Пока. Я понять хочу. Всего лишь. Зачем вам, внукам Темной Леди, отмечать вполне человеческий, крестьянский праздник Светлой ночи?
— Так это же весело! — патетично воскликнула Света. — Можно ночью у костра посидеть, попрыгать через него, хороводы поводить.
Ясно, книги. Вряд ли в реальности эти обормоты когда-нибудь прыгали через костер или водили хороводы.
— А еще можно спать не ложиться, — иронично поддела я сестру. Та мгновенно надулась. — Ладно, не куксись. Будет вам Светлая ночь. Когда там темнеет? Через полтора-два часа? Вот как стемнеет, так и пойдем в деревню — праздновать. А пока брысь отсюда. Я полежать, отдохнуть от вас, хочу.
Светка, довольная обещанием, закрыла дверь с другой стороны. Я снова осталась одна в спальне.
Светлая ночь… Вот только ее мне и не хватало для полного счастья. И так ясно, что чернокнижник попытается мне досадить, а значит, будет флиртовать с молоденькими крестьянками и прыгать с ними через костер. С его-то магией через огонь он и сам перелетит, и партнершу перетащит. А мне сидеть за столом с другими крестьянами и наблюдать за этим непотребством.
Вот же гадство! Я его, похоже, ревную. Я? Его?! Да чтоб их всех куда подальше! Настроение и так было никакое, а теперь вообще ухудшилось. Хоть из дома не выходи. Какая, блин, теперь Светлая ночь?!
Глава 30
Когда я через час вышла в горницу в обычном сарафане, мелкие уже изнывали от нетерпения. Они нарядились в непонятную одежду, то ли балахоны, то дли длинные широкие штаны и рубашки, и ерзали на лавке, все трое. Им явно было скучно и хотелось как можно быстрей сбежать в деревню.
А вот чернокнижника почему-то нигде не наблюдалось. Что ж, оно и к лучшему. Наверное. В любом случае, пока я не застукаю его с поличным, с какой-то девкой на сеновале, накручивать себя не буду. Не буду, я сказала!
— Марин, — отвлек меня от спора с самой собой Димка, — а ты так пойдешь?
— А как надо? — удивилась я.
Первый раз слышу, чтобы на Светлую ночь кто-то специально наряжался. Ну, кроме этой троицы.
— Так написано же, что крестьяне всегда украшают себя, — авторитетно сообщила Светка.
— Чем? — еще больше запуталась я. Чем, ну вот чем может украсить себя среднестатистический крестьянин в Светлую ночь? Разве что фингалом на пол-лица. Так это «украшение» на любой праздник появляется. — И где написано?
Возле печки хрюкнул от смеха Гришка. Угу, ему смешно, а мне тут с этими недорослями разбираться.
Мелочь между тем заподозрила что-то неладное, переглянулась между собой. И ответил Димка:
— В книгах написано. У бабушки.
— Да? — совершенно искренне изумилась я.
Кто и когда успел написать такую откровенную чушь, а затем вложить ее в головы этих малолетних обормотов?
Чисто конское ржание уже не сдерживавшегося Гришки сбивало с роли, но я заставила себя говорить серьезно.
Мелочь снова переглянулась. Интересно, они мысли друг друга читают или таким образом ищут поддержки перед лицом злобной старшей сестры?
— Мы неправильно оделись? — убито спросила Света.
Ее энтузиазм потух. И теперь она выглядела расстроенной.
— Почему же, — пожала я плечами, — в целом нормально. Ночью вас все равно никто не увидит…
Я не договорила — на крыльце послышались торопливые шаги, дверь резко распахнулась, ударившись о стенку, и порог решительно перешагнул чернокнижник. Рядом с ним по воздуху плыл обездвиженный парень лет пятнадцати-восемнадцати в не особо чистой крестьянской одежде, вихрастый и явно испуганный. И что происходит, блин?
— Вот, — чернокнижник обвиняюще ткнул пальцем в зависшего над полом парня, — именно он наложил недавно проклятие на помещицу, Елизавету Павловну. Слуга ее.
Я пришла в откровенное замешательство. Смотрела на парня и никак не могла прийти в себя. В каком смысле наложил проклятие? Обычный крестьянин? Да откуда у него сила?! А знания кто ему дал?!
— А как ты узнал? — поинтересовался Степка, тоже внимательно разглядывавший «находку».
— Русалки рассказали, — мерзко ухмыльнулся чернокнижник и с явным намеком посмотрел в мою сторону.
Похоже, мне на что-то намекали. Ну, или прямо говорили о том, что якобы знаем только мы оба. Вот только проблема в том, что я знать не знало, что нужно от меня чернокнижнику. Да и, если честно говорить, знать не желала.
А потому…
Я сделала вид, что не поняла его многозначительного взгляда, и вопросительно выгнула бровь.
— А я-то тут при чем? Порча с барыни снята. Зачем было приводить его, — кивок в сторону парня, — в мой дом?
— У меня почти пуст резерв, израсходовал при погоне, — последовал исчерпывающий ответ, — а этого обязательно надо порталом отправить в чертоги Темной Леди. Прямо сейчас.
Парень резко спал с лица, слившись цветом с воздухом. Испуг сквозил в каждой черточке, в каждой части тела. Наделал дел, а теперь резко осознал, к чему это привело. И умирать парню явно не хотелось. Как же, такой молодой, он и пожить толком не успел еще. Чуть ли не с рождения в услужении ходил. Но наложенная «заморозка» не давала возможности ни сопротивляться, ни орать, ни как-то объясниться. А потому все, что ему оставалось, — это беспомощно хлопать ресницами.
— Русалки уверены в своей правоте? — уточнила я.
В самом деле, а вдруг ошиблись или нарочно оговорили невиновного? Мало ли, какие у них к нему счеты. Может, он рыбу у них из озера ворует. Кто их, местных, знает. Я никогда не вникала (да и, если честно, не желала вникать) в многочисленные распри деревенских и нечисти.
Чернокнижник резко взмахнул рукой, и в воздухе появились одна за другой две картинки — я увидела сначала ЕлизаветПалну, что-то недовольно высказывавшую парню в своей гостиной, а затем и его самого, уже в небольшом лесочке, недалеко от имения помещицы, дрожавшего от обиды и негодования. Появился звук, слышимость была отвратной. Но слова древнего проклятия, то и дело срывавшиеся с губ парня, услышать и распознать можно было.
Да, теперь сомнений точно не оставалось: передо мной находился самый настоящий умелый проклятийник. И его действительно следовало как можно скорей отправить к Темной Леди. Пусть она уже разбирается в своих чертогах, откуда у парня смертоносный дар и как много зла было сделано с его помощью.
Сама открыть портал я не могла — сил не хватало. Пришлось обращаться к помощи амулета, выданного бабушкой.
Мы втроем вышли во двор, я сжала в кулаке амулет, представила в подробностях тронный зал, тот самый, в котором впервые встретилась со зловещей Темной Леди, и портал открылся сам собой.
Чернокнижник вместе с парнем исчезли внутри, портал схлопнулся.
Я повернулась и направилась в дом.
Пора было идти развлекать малолеток.
Глава 31
Светлую ночь по традиции праздновали все: и люди, и другие расы, и нечисть. И потому после захода солнца благоразумному человеку лучше было бы не высовывать нос из дома. Если русалка в речке за деревней не защекочет или леший в лесу не закружит, то по голове бутылкой от недовольного пьяницы соседа всегда можно схлопотать. Но кто и когда видел среди крестьян благоразумных людей? Правильно, не было их отродясь. Все они жили, как боги на душу положат. Не заморачивались насчет будущего или возможной опасности в «буйные» праздники.
Потому народ развлекался как мог, когда выдавалась свободная от хозяйства минутка. Кто за столом песни горланил, кто стенка на стенку шел, силушку молодецкую показывая, себе и другим кости ломая, кто подпаливал штаны и не только, прыгая раз за разом через костер. Были даже особо дурные — шли, прилично так выпив, в лес – искать дурман-траву. Якобы помогает отлично от бессонницы.
Не знаю, что им там помогало конкретно от бессонницы, а вот встреча со злым лешим способствовала развитию мышц. На ногах. Во время бега. Правда, леший еще и не всех отпускал. За некоторыми обалдуями приходилось идти мне, утром. Их семьи, потеряв кормильцев, шли на поклон ко мне, а я уже — в лес.
Мелкие лешего видели, встречей с ним впечатлились и искать дурман-траву не пошли. За столом сидеть вместе со взрослыми, слушать «сказки» о многочисленных якобы подвигах им было рано. А потому мы пошли все вчетвером на окраину деревни, туда, где жгли костры и орали песни.
Во поле берёза стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли-люли, стояла,
Люли-люли, стояла.
Некому берёзу заломати,
Некому кудряву заломати.
Люли-люли, заломати.
Люли-люли, заломати1, -
— неслось с одной стороны.
Во саду ли, в огороде
Девица гуляла,
Невеличка, круглоличка,
Румяное личко.
За ней ходит, за ней бродит
Удалой молодчик,
Он и звал красну девицу
В сыр бор по груздочки2, —
— отвечали с другой.
Захотела меня мать
За Ивана отдать:
Нейду, нейду, маменька,
Нейду, не подумаю;
У Ивана в саду яма,
Завсегда я буду тамо.
Захотела меня мать
За Степана отдать:
Не йду, не йлу, маменька,
Не йду, не подумаю;
У Степана три стакана,
Завсегда я буду пьяна3,
— сообщали с третьей.
Я только головой покачала. Похоже, праздник был в самом разгаре. Еще немного, полчаса-час, и начнут в костры сигать. А мне потом полдеревни от ожогов лечить.
Зато мелкие воодушевились. Все трое. Аж напряглись, как гончая, почуявшая зайца. Ну да, когда столько лет под землей живешь в одиночестве, считай, света белого не видишь, любому развлечению рад будешь.
