— Ваш ужин.
Густой низкий голос механа-охранника прозвучал в положенное время, и если бы не противный скрежет железа, можно было бы вообразить, что находишься в роскошном номере отеля.
Локер медленно поднялся со своей узкой койки, торопиться некуда — до двери всего пара шагов.
— Чем сегодня угощает шеф-повар?
Механоид не ответил. Шутки он, конечно, не понимал, и в разговоры с заключенными не вступал. Но Локер упорно шутил с ним каждый день, чтоб совсем уж не одичать. Лязгнула дверца, заключенный снова остался один.
Поставил на стол контейнер, повернулся к кровати. Извлек из-под подушки расческу, пригладил волосы, расправил смявшийся воротник, вымыл руки. А уж после распаковал ужин и приступил к трапезе.
Следить за собой при любых обстоятельствах — в этом один из секретов самоуважения и успеха в обществе. Так внушала ему в далеком детстве гувернантка, и надо отдать ей должное, вдолбила эту науку очень прочно. Вот он и повторял привычный ритуал хорошо воспитанного человека, когда никакой пользы от этого уже не было. Ведь все его общество — это отражение в оконном стекле да механический страж. Слава Равновесию, теперь здесь почти не осталось големов! Големов Локер боялся панически. Но и без них было несладко.
Сначала, оказавшись в Каррине, он все не мог смириться, и ждал, что с минуты на минуту дверь его камеры распахнется и на пороге появится Вильфор. Уж он-то сумеет вытащить отсюда кого угодно!
Но дни шли за днями, Вильфор не появлялся, и надежда неумолимо покидала Локера. Он понял — на этот раз никто ему помогать не станет. Это расплата за излишнюю самоуверенность. Он вел собственную игру, рисковую, многоплановую. И проиграл.
Теперь Локером овладела подавленность, а за ней пришло безразличие. Он валялся на узкой койке, бессмысленно таращился в высокий беленый потолок, почти перестал спать. Только впадал в какое-то странное забытьё, где все становилось текучим, подвижным, и он словно видел далеко за стенами Каррина.
Мелькали нарядные огни сангрийских улиц, белые паруса вздымались над янтарными бортами новенького клипера, цветок гибискуса падал в подставленную ладонь, сверкали кровавые рубины и прозрачные алмазы, жемчуг обвивал тонкую шею, шелестели атлас и бархат, звенел женский смех, звучала музыка...
А потом приходил в себя и видел вокруг одно и то же — стул, кровать, умывальник, прикрученный к полу стол. Если узнику вздумается расшибить себе голову, целители вернут несчастному здоровье весьма болезненными способами и вновь водворят в ту же камеру. А если целить будет уже нечего — беднягой займутся некроманты. Покидать этот мир без разрешения Королевского Суда заключенным Каррина не рекомендуется.
Маленькая камера, десять шагов в длину, четыре в ширину, с узким, как бойница окошком, откуда было видно море, небо и кусочек скалы, была теперь его миром. Надолго ли? На этот счет его оставили в неведении. «До особого распоряжения Ее Величества Королевы» — вот и все, что сочли нужным сообщить господа из Тайного Корпуса, оставляя его в стенах Каррина. Когда это было? Три месяца назад? Четыре? Казалось, прошла целая вечность...
Записи, которые Локер решился вести вчера, оказались хорошим способом скрасить тоскливое одиночество. Заключенный с удивлением поймал себя на том, что нетерпеливо поглядывает на сложенные аккуратной стопкой исписанные листы. А ведь в других обстоятельствах он вряд ли нашел бы время для подобного занятия! Как говорили древние: ищи хорошее даже на дне океана отчаяния, и тогда он покажется тебе мелкой лужицей ...
Отломил кусок мягкой овсяной лепешки, обмакнул в густой мясной соус. Еда не слишком изысканная, но вполне сносная. Будь он узником Каррина не в нынешние просвещенные времена, а лет эдак семьдесят назад, спал бы на голых досках и питался несъедобной баландой, мечтая изловить крысу и попробовать мяса.
Узник поежился. Хорошо, что эта варварская эпоха уже в прошлом. При прежних порядках ему уже давно вынесли бы приговор, привели в исполнение, и носились бы в пространстве Либриума частицы, бывшие некогда темноволосым красавцем и любимцем дам! Именем Алой Чаши — развоплотили бы Локера Вейнарда за все хорошее, что он в этой жизни успел сделать. А успел он многое.
Локер достал из контейнера закупоренную бутылочку, прочитал надпись на этикетке. Выбор был невелик: чай черный, чай с лимоном, кофе. А раньше к ужину он предпочитал бокал розового вина... Подчеркнул ногтем выбранную надпись, свинтил крышечку из тонкого белого металла, налил в чашку кофейный напиток. Запах был почти настоящий, он даже зажмурился, представляя себя на террасе «Кафе дю Шартье» с чашечкой их фирменного кофе! Напиток богов! Теперь приходится пить эту бурду, которая с хорошим кофе имеет столько же общего, сколько герцогский мобиль новейшей конструкции и крестьянская таратайка для разбрасывания навоза по огороду!
Откуда у него страсть к комфорту и красивым вещам, дорогим винам и шелковым рубашкам? Может, из-за того, что подростком частенько ночевал на полу вповалку с другими танцорами убогой труппы? А вечером, нацепив яркие тряпки, выступал перед разодетой в бархат и атлас публикой? Он ненавидел их от души, завидовал блеску их бриллиантов, мечтал быть богатым и беззаботным, а не плясать за жалкие гроши.
А может, виноваты родители, так некстати испортившие его детство богемными привычками и фальшивой роскошью? Наверное, вкус к закулисным интригам, эффектным позам и неожиданным появлениям от них. Кто знает, каким он мог стать, не будь его мать знаменитой балетной примадонной, а отец — известным оперным певцом?
Их брак напоминал качели, они ошеломляюще громко ссорились и расходились, с битьем зеркал и посуды, с разбрасыванием вещей и клятвами никогда больше не приближаться друг к другу. А через время уже позировали репортерам, обнимая сынишку и изображая счастливое семейство. Сына они извлекали из задних комнат своих постоянно меняющихся апартаментов именно для таких случаев. В остальное время его поручали прислуге, не забывая заваливать дорогими подарками, которые были нужны мальчику примерно так же, как жабе цилиндр. Хотя, если жаба помешана на импозантности, как его отец — все возможно.
В какой-то момент они оба уехали на очередные гастроли, при этом отец понадеялся, что за сыном присмотрит мать, а мать, вероятно, просто о нем не вспомнила. Но зла на них он не держал. Нет. Отец привил ему любовь к музыке, а от матери он унаследовал чудесные темные волосы, чарующую улыбку и тот самый взгляд, за который ее прозвали Южной Сильфидой. Они очень трогательно горевали потом, в театральном мире ходили легенды, что их сын был похищен пиратами и вывезен из Сангры, чтобы стать принцем Подводного мира — известно ведь, что русалки любят человеческих мужчин.
Локера смешила эта версия, рожденная под влиянием оперных и балетных либретто. Его родители настолько принадлежали театру, что действительность за пределами сцены их интересовала мало, к тому же оба были крайне непрактичны.
Им проще было поверить в эту сказку, чем заняться поисками сына. Эпидемия лихорадки восемьдесят восьмого, выкосившая половину северных провинций, унесла их обоих, и теперь что толку гадать, как все могло бы быть...
Кофе кончился, Локер даже не заметил, как допил его. Аккуратно сложил тарелку и бутылочку в контейнер, тот негромко загудел, постепенно бледнея, и через минуту исчез.
А руки уже сами тянулись к чистой стопке бумаги и заправленному темно-зелеными чернилами перу. Перо было из той, прежней жизни, с надписью «Отель дю Креллон» золотыми буковками — из сувениров, что вручают постояльцам дорогие заведения.
С легкой улыбкой Локер перечитал последний из исписанных накануне листов.
Как же он был молод, наивен, неопытен! Прошло столько лет... сколько же? Неужели пятнадцать? Время изменило его, юношеская мягкость черт исчезла, в рисунке губ появилась жесткая ироничная складочка, скулы выступили резче, но синие глаза при необходимости могли все так же взять в плен. И даже лучше. Опыт украшает мужчину, говаривала веселая Жанин, обучая его первым премудростям любви в этих самых стенах, а кому, как не ей разбираться в подобных вещах?
Итак. С чего все началось?
Дверь конторы Вильфора распахнулась перед солидным пожилым мужчиной, я определил его как судовладельца. Сангра – не только столица королевства, но и крупный порт, и хозяев целых флотилий тут хватает. Тощий клерк почтительно придержал дверь, судовладелец важно прошествовал внутрь и скрылся в прохладе юридического логова. А я остался вдыхать раскаленный воздух столичных улиц. Найти контору не составило никакого труда – в самом центре, престижный деловой район, вывеска, увенчанная короной. Но входить было пока рано. Я еще не устроился, а указание Вильфора звучало достаточно ясно. Поэтому прятался в тени большого платана, рассматривал высокие занавешенные изнутри окна конторы и размышлял. С чего начать?
Голод уже утолил – просто прошелся по шумному припортовому рынку, пробуя у торговок то колбасу, то сыр, то большие синие сливы и сладкий виноград. Теперь предстояло решить вопрос с ночлегом. А еще лучше – с местом постоянного обитания. И я совершенно не собирался жить где-то под мостом. Нет, не для того Вильфор дрессировал меня целых два года. Неторопливо перебирая различные варианты, я грыз краснобокое яблоко и разглядывал прохожих.
По тенистому бульвару прогуливались нарядно одетые дамы под кружевными зонтиками и мужчины в светлых костюмах. К сожалению, моя белая рубашка помята и нуждается в стирке, а темно-серые брюки не очень соответствуют эдакой жаре. Вещи вполне приличные, просто я провел в них по милости Вильфора неделю в Каррине и переодеться, понятное дело, никто потом не предложил. Выгляжу как парень из хорошей семьи, попавший в переделку. Из этого и надо исходить.
Темноволосая девушка в легком белом платье, очень хорошенькая, прошла мимо с двумя болонками на поводке. Собачонки тянули сворки в разные стороны, бросались за каждой встречной кошкой и шарахались от мобилей с истерическим лаем.
В Сангре хватает уличной шпаны с наметанным глазом на ошалевших провинциалов. В толпе мелькнули двое подростков, один срезал у девушки часики, другой полез в карман ее юбки за кошельком. Она почувствовала и закричала, мальчишка оттолкнул девушку, и я понял что сейчас она окажется прямо на мостовой, под колесами огромного трицикла. Это был один из лучших прыжков в моей жизни. Я прыгнул прямо с места к краю тротуара, выдергивая падающую девушку назад, но тут в дело вмешались ее болонки. Не оценили оказанной их хозяйке помощи, набросились с лаем, спутали ноги поводком, и я рухнул с тротуара под заливистый лай собак и громкие гудки клаксонов. Дутые пневматические шины остановились в каком-то полудюйме от головы, щекой проехался по мостовой, и судя по хохоту мгновенно собравшихся зевак, выглядел в итоге весьма комично.
- Что ты там разлегся? – орал сверху владелец трицикла. – Сходи к целителю, пусть тебе зрение поправит!
Ему вторила пассажирка, худая дама под кружевным зонтиком:
- Спасу от этих провинциалов нет! Лезут под колеса, дикари!
Я бы рассказал, что думает о них обоих, и в весьма красочных выражениях, но меня опередили: милая девушка, по чьей вине я теперь был похож на пугало, бесстрашно выступила в мою защиту:
- Как вам не стыдно? Человека едва не сбили, где же сочувствие? Вы должны оплатить ему лечение и чистку костюма! Немедленно сообщите адрес, по которому он сможет прислать счет. А я запишу номер вашего экипажа!
Да у нее и Вильфор мог бы поучиться! Пока обескураженный таким напором водитель что-то мямлил в ответ, я выбрался на тротуар, безжалостно отодрал одну болонку от своей штанины, поймал за шкирку и прижал локтем вторую.
Нетерпеливые гудки клаксонов и решительность девушки заставили водителя трицикла отступить, движение возобновилось, мимо с грохотом и стуком покатили повозки, экипажи, паровые мобили.
- Простите… вы сильно расшиблись? - спросила, смущаясь, хозяйка кудрявых скандалисток. - Благодарю за помощь, я совсем растерялась. Лолли и По обычно очень послушны. Я – Кэти. Кэти Чэнс.
- Я – Локер. Кажется, все в порядке... ничего не сломано.
- Я чувствую себя ужасно неловко. У вас щека в крови. И рука…
На самом деле, вид был жалкий. Правая штанина ниже колена превратилась в серую лапшу, левую после столкновения с мостовой тоже нельзя было назвать целой. Изгрызенная болонкой ладонь болела, и горела ободранная щека. Глаз заплыл, окружающее виделось слегка мутновато. - Пустяки…Заживет как-нибудь… - я попытался небрежно отмахнуться.
- Нет уж! - решительно проговорила Кэти. – Я чувствую себя виноватой. Вы живете где-нибудь поблизости?
- Жил здесь в детстве, а потом осиротел и меня забрали родственники из провинции. Семейство барона Неттель. Я у них воспитывался, а теперь приехал в Сангру вступать в наследство. Добирался паровым экспрессом, устал и уснул в дороге. А когда проснулся – оказалось, что деньги, документы и даже чемодан с одеждой украли… Вот как у тебя часы.
И развел руками с самым опечаленным видом. Кэти немедленно преисполнилась сочувствия:
- Бедненький! А как же ты теперь?
На «ты» перешли как-то легко и незаметно. Кэти вряд ли воспитывалась в дорогом пансионе, там учат держать аристократическую дистанцию, было в ней что-то простое, и это воодушевило меня не меньше, чем голодный желудок.
- Мне бы только недельку продержаться. За это время родственники пришлют копии документов, подтверждающих мою личность, мне исполнится восемнадцать, и в тот же день я вступлю в наследство. От родителей мне достался небольшой капитал – тысяч пятьдесят, или что-то около того, - сказал он скромно, точно признаваясь в чем-то не совсем благовидном, - И еще особнячок в пригороде. Все это имущество находится под опекой суда, пока я не достигну совершеннолетия.
Кэти оживилась:
- Через неделю? Тогда поживи эту неделю у нас!
И видя мою нерешительность, потянула за рукав с самым просительным видом:
- Ну пожалуйста! Мне тут так скучно – я никого не знаю, папа вечно пропадает по делам, а мама так занята обстановкой нашего нового дома, что ей совсем не до меня. Ты покажешь мне Сангру… Соглашайся, а? И вообще, из-за меня твоя единственная одежда испорчена. Куда ты в таком виде? Первый же констебль за бродяжничество упечет.
- Но удобно ли это? – я старательно изобразил колебания, внутренне ликуя. – Что скажут твои родные, ведь у меня даже документов нет.
- Ах, они не станут возражать, особенно когда узнают, что ты родственник барона… как его там? Только надеюсь, и ты потом, когда станешь богатым наследником, не забудешь, кто приютил тебя в Сангре, - смеясь, ответила Кэти.
Так я обрел пристанище на ближайшую неделю. И пристанище весьма комфортабельное, как сразу отметил про себя, едва переступив порог особняка на Цветной Набережной.
То, что Кэти жила в таком месте, уже характеризовало семейство Чэнсов как людей небедных и со вкусом. На Набережной часто устраиваются художники, в надежде продать свои картины. Очень красивая, яркая, Набережная - излюбленное место прогулок столичных жителей и дома на ней стоят немало.
Как удалось узнать по дороге из рассказа Кэти, ее отец занимался оптовой торговлей и имел несколько торговых судов.
Густой низкий голос механа-охранника прозвучал в положенное время, и если бы не противный скрежет железа, можно было бы вообразить, что находишься в роскошном номере отеля.
Локер медленно поднялся со своей узкой койки, торопиться некуда — до двери всего пара шагов.
— Чем сегодня угощает шеф-повар?
Механоид не ответил. Шутки он, конечно, не понимал, и в разговоры с заключенными не вступал. Но Локер упорно шутил с ним каждый день, чтоб совсем уж не одичать. Лязгнула дверца, заключенный снова остался один.
Поставил на стол контейнер, повернулся к кровати. Извлек из-под подушки расческу, пригладил волосы, расправил смявшийся воротник, вымыл руки. А уж после распаковал ужин и приступил к трапезе.
Следить за собой при любых обстоятельствах — в этом один из секретов самоуважения и успеха в обществе. Так внушала ему в далеком детстве гувернантка, и надо отдать ей должное, вдолбила эту науку очень прочно. Вот он и повторял привычный ритуал хорошо воспитанного человека, когда никакой пользы от этого уже не было. Ведь все его общество — это отражение в оконном стекле да механический страж. Слава Равновесию, теперь здесь почти не осталось големов! Големов Локер боялся панически. Но и без них было несладко.
Сначала, оказавшись в Каррине, он все не мог смириться, и ждал, что с минуты на минуту дверь его камеры распахнется и на пороге появится Вильфор. Уж он-то сумеет вытащить отсюда кого угодно!
Но дни шли за днями, Вильфор не появлялся, и надежда неумолимо покидала Локера. Он понял — на этот раз никто ему помогать не станет. Это расплата за излишнюю самоуверенность. Он вел собственную игру, рисковую, многоплановую. И проиграл.
Теперь Локером овладела подавленность, а за ней пришло безразличие. Он валялся на узкой койке, бессмысленно таращился в высокий беленый потолок, почти перестал спать. Только впадал в какое-то странное забытьё, где все становилось текучим, подвижным, и он словно видел далеко за стенами Каррина.
Мелькали нарядные огни сангрийских улиц, белые паруса вздымались над янтарными бортами новенького клипера, цветок гибискуса падал в подставленную ладонь, сверкали кровавые рубины и прозрачные алмазы, жемчуг обвивал тонкую шею, шелестели атлас и бархат, звенел женский смех, звучала музыка...
А потом приходил в себя и видел вокруг одно и то же — стул, кровать, умывальник, прикрученный к полу стол. Если узнику вздумается расшибить себе голову, целители вернут несчастному здоровье весьма болезненными способами и вновь водворят в ту же камеру. А если целить будет уже нечего — беднягой займутся некроманты. Покидать этот мир без разрешения Королевского Суда заключенным Каррина не рекомендуется.
Маленькая камера, десять шагов в длину, четыре в ширину, с узким, как бойница окошком, откуда было видно море, небо и кусочек скалы, была теперь его миром. Надолго ли? На этот счет его оставили в неведении. «До особого распоряжения Ее Величества Королевы» — вот и все, что сочли нужным сообщить господа из Тайного Корпуса, оставляя его в стенах Каррина. Когда это было? Три месяца назад? Четыре? Казалось, прошла целая вечность...
Записи, которые Локер решился вести вчера, оказались хорошим способом скрасить тоскливое одиночество. Заключенный с удивлением поймал себя на том, что нетерпеливо поглядывает на сложенные аккуратной стопкой исписанные листы. А ведь в других обстоятельствах он вряд ли нашел бы время для подобного занятия! Как говорили древние: ищи хорошее даже на дне океана отчаяния, и тогда он покажется тебе мелкой лужицей ...
Отломил кусок мягкой овсяной лепешки, обмакнул в густой мясной соус. Еда не слишком изысканная, но вполне сносная. Будь он узником Каррина не в нынешние просвещенные времена, а лет эдак семьдесят назад, спал бы на голых досках и питался несъедобной баландой, мечтая изловить крысу и попробовать мяса.
Узник поежился. Хорошо, что эта варварская эпоха уже в прошлом. При прежних порядках ему уже давно вынесли бы приговор, привели в исполнение, и носились бы в пространстве Либриума частицы, бывшие некогда темноволосым красавцем и любимцем дам! Именем Алой Чаши — развоплотили бы Локера Вейнарда за все хорошее, что он в этой жизни успел сделать. А успел он многое.
Локер достал из контейнера закупоренную бутылочку, прочитал надпись на этикетке. Выбор был невелик: чай черный, чай с лимоном, кофе. А раньше к ужину он предпочитал бокал розового вина... Подчеркнул ногтем выбранную надпись, свинтил крышечку из тонкого белого металла, налил в чашку кофейный напиток. Запах был почти настоящий, он даже зажмурился, представляя себя на террасе «Кафе дю Шартье» с чашечкой их фирменного кофе! Напиток богов! Теперь приходится пить эту бурду, которая с хорошим кофе имеет столько же общего, сколько герцогский мобиль новейшей конструкции и крестьянская таратайка для разбрасывания навоза по огороду!
Откуда у него страсть к комфорту и красивым вещам, дорогим винам и шелковым рубашкам? Может, из-за того, что подростком частенько ночевал на полу вповалку с другими танцорами убогой труппы? А вечером, нацепив яркие тряпки, выступал перед разодетой в бархат и атлас публикой? Он ненавидел их от души, завидовал блеску их бриллиантов, мечтал быть богатым и беззаботным, а не плясать за жалкие гроши.
А может, виноваты родители, так некстати испортившие его детство богемными привычками и фальшивой роскошью? Наверное, вкус к закулисным интригам, эффектным позам и неожиданным появлениям от них. Кто знает, каким он мог стать, не будь его мать знаменитой балетной примадонной, а отец — известным оперным певцом?
Их брак напоминал качели, они ошеломляюще громко ссорились и расходились, с битьем зеркал и посуды, с разбрасыванием вещей и клятвами никогда больше не приближаться друг к другу. А через время уже позировали репортерам, обнимая сынишку и изображая счастливое семейство. Сына они извлекали из задних комнат своих постоянно меняющихся апартаментов именно для таких случаев. В остальное время его поручали прислуге, не забывая заваливать дорогими подарками, которые были нужны мальчику примерно так же, как жабе цилиндр. Хотя, если жаба помешана на импозантности, как его отец — все возможно.
В какой-то момент они оба уехали на очередные гастроли, при этом отец понадеялся, что за сыном присмотрит мать, а мать, вероятно, просто о нем не вспомнила. Но зла на них он не держал. Нет. Отец привил ему любовь к музыке, а от матери он унаследовал чудесные темные волосы, чарующую улыбку и тот самый взгляд, за который ее прозвали Южной Сильфидой. Они очень трогательно горевали потом, в театральном мире ходили легенды, что их сын был похищен пиратами и вывезен из Сангры, чтобы стать принцем Подводного мира — известно ведь, что русалки любят человеческих мужчин.
Локера смешила эта версия, рожденная под влиянием оперных и балетных либретто. Его родители настолько принадлежали театру, что действительность за пределами сцены их интересовала мало, к тому же оба были крайне непрактичны.
Им проще было поверить в эту сказку, чем заняться поисками сына. Эпидемия лихорадки восемьдесят восьмого, выкосившая половину северных провинций, унесла их обоих, и теперь что толку гадать, как все могло бы быть...
Кофе кончился, Локер даже не заметил, как допил его. Аккуратно сложил тарелку и бутылочку в контейнер, тот негромко загудел, постепенно бледнея, и через минуту исчез.
А руки уже сами тянулись к чистой стопке бумаги и заправленному темно-зелеными чернилами перу. Перо было из той, прежней жизни, с надписью «Отель дю Креллон» золотыми буковками — из сувениров, что вручают постояльцам дорогие заведения.
С легкой улыбкой Локер перечитал последний из исписанных накануне листов.
Как же он был молод, наивен, неопытен! Прошло столько лет... сколько же? Неужели пятнадцать? Время изменило его, юношеская мягкость черт исчезла, в рисунке губ появилась жесткая ироничная складочка, скулы выступили резче, но синие глаза при необходимости могли все так же взять в плен. И даже лучше. Опыт украшает мужчину, говаривала веселая Жанин, обучая его первым премудростям любви в этих самых стенах, а кому, как не ей разбираться в подобных вещах?
Итак. С чего все началось?
Глава 2 «Антуанетта» и Кэти Чэнс
Дверь конторы Вильфора распахнулась перед солидным пожилым мужчиной, я определил его как судовладельца. Сангра – не только столица королевства, но и крупный порт, и хозяев целых флотилий тут хватает. Тощий клерк почтительно придержал дверь, судовладелец важно прошествовал внутрь и скрылся в прохладе юридического логова. А я остался вдыхать раскаленный воздух столичных улиц. Найти контору не составило никакого труда – в самом центре, престижный деловой район, вывеска, увенчанная короной. Но входить было пока рано. Я еще не устроился, а указание Вильфора звучало достаточно ясно. Поэтому прятался в тени большого платана, рассматривал высокие занавешенные изнутри окна конторы и размышлял. С чего начать?
Голод уже утолил – просто прошелся по шумному припортовому рынку, пробуя у торговок то колбасу, то сыр, то большие синие сливы и сладкий виноград. Теперь предстояло решить вопрос с ночлегом. А еще лучше – с местом постоянного обитания. И я совершенно не собирался жить где-то под мостом. Нет, не для того Вильфор дрессировал меня целых два года. Неторопливо перебирая различные варианты, я грыз краснобокое яблоко и разглядывал прохожих.
По тенистому бульвару прогуливались нарядно одетые дамы под кружевными зонтиками и мужчины в светлых костюмах. К сожалению, моя белая рубашка помята и нуждается в стирке, а темно-серые брюки не очень соответствуют эдакой жаре. Вещи вполне приличные, просто я провел в них по милости Вильфора неделю в Каррине и переодеться, понятное дело, никто потом не предложил. Выгляжу как парень из хорошей семьи, попавший в переделку. Из этого и надо исходить.
Темноволосая девушка в легком белом платье, очень хорошенькая, прошла мимо с двумя болонками на поводке. Собачонки тянули сворки в разные стороны, бросались за каждой встречной кошкой и шарахались от мобилей с истерическим лаем.
В Сангре хватает уличной шпаны с наметанным глазом на ошалевших провинциалов. В толпе мелькнули двое подростков, один срезал у девушки часики, другой полез в карман ее юбки за кошельком. Она почувствовала и закричала, мальчишка оттолкнул девушку, и я понял что сейчас она окажется прямо на мостовой, под колесами огромного трицикла. Это был один из лучших прыжков в моей жизни. Я прыгнул прямо с места к краю тротуара, выдергивая падающую девушку назад, но тут в дело вмешались ее болонки. Не оценили оказанной их хозяйке помощи, набросились с лаем, спутали ноги поводком, и я рухнул с тротуара под заливистый лай собак и громкие гудки клаксонов. Дутые пневматические шины остановились в каком-то полудюйме от головы, щекой проехался по мостовой, и судя по хохоту мгновенно собравшихся зевак, выглядел в итоге весьма комично.
- Что ты там разлегся? – орал сверху владелец трицикла. – Сходи к целителю, пусть тебе зрение поправит!
Ему вторила пассажирка, худая дама под кружевным зонтиком:
- Спасу от этих провинциалов нет! Лезут под колеса, дикари!
Я бы рассказал, что думает о них обоих, и в весьма красочных выражениях, но меня опередили: милая девушка, по чьей вине я теперь был похож на пугало, бесстрашно выступила в мою защиту:
- Как вам не стыдно? Человека едва не сбили, где же сочувствие? Вы должны оплатить ему лечение и чистку костюма! Немедленно сообщите адрес, по которому он сможет прислать счет. А я запишу номер вашего экипажа!
Да у нее и Вильфор мог бы поучиться! Пока обескураженный таким напором водитель что-то мямлил в ответ, я выбрался на тротуар, безжалостно отодрал одну болонку от своей штанины, поймал за шкирку и прижал локтем вторую.
Нетерпеливые гудки клаксонов и решительность девушки заставили водителя трицикла отступить, движение возобновилось, мимо с грохотом и стуком покатили повозки, экипажи, паровые мобили.
- Простите… вы сильно расшиблись? - спросила, смущаясь, хозяйка кудрявых скандалисток. - Благодарю за помощь, я совсем растерялась. Лолли и По обычно очень послушны. Я – Кэти. Кэти Чэнс.
- Я – Локер. Кажется, все в порядке... ничего не сломано.
- Я чувствую себя ужасно неловко. У вас щека в крови. И рука…
На самом деле, вид был жалкий. Правая штанина ниже колена превратилась в серую лапшу, левую после столкновения с мостовой тоже нельзя было назвать целой. Изгрызенная болонкой ладонь болела, и горела ободранная щека. Глаз заплыл, окружающее виделось слегка мутновато. - Пустяки…Заживет как-нибудь… - я попытался небрежно отмахнуться.
- Нет уж! - решительно проговорила Кэти. – Я чувствую себя виноватой. Вы живете где-нибудь поблизости?
- Жил здесь в детстве, а потом осиротел и меня забрали родственники из провинции. Семейство барона Неттель. Я у них воспитывался, а теперь приехал в Сангру вступать в наследство. Добирался паровым экспрессом, устал и уснул в дороге. А когда проснулся – оказалось, что деньги, документы и даже чемодан с одеждой украли… Вот как у тебя часы.
И развел руками с самым опечаленным видом. Кэти немедленно преисполнилась сочувствия:
- Бедненький! А как же ты теперь?
На «ты» перешли как-то легко и незаметно. Кэти вряд ли воспитывалась в дорогом пансионе, там учат держать аристократическую дистанцию, было в ней что-то простое, и это воодушевило меня не меньше, чем голодный желудок.
- Мне бы только недельку продержаться. За это время родственники пришлют копии документов, подтверждающих мою личность, мне исполнится восемнадцать, и в тот же день я вступлю в наследство. От родителей мне достался небольшой капитал – тысяч пятьдесят, или что-то около того, - сказал он скромно, точно признаваясь в чем-то не совсем благовидном, - И еще особнячок в пригороде. Все это имущество находится под опекой суда, пока я не достигну совершеннолетия.
Кэти оживилась:
- Через неделю? Тогда поживи эту неделю у нас!
И видя мою нерешительность, потянула за рукав с самым просительным видом:
- Ну пожалуйста! Мне тут так скучно – я никого не знаю, папа вечно пропадает по делам, а мама так занята обстановкой нашего нового дома, что ей совсем не до меня. Ты покажешь мне Сангру… Соглашайся, а? И вообще, из-за меня твоя единственная одежда испорчена. Куда ты в таком виде? Первый же констебль за бродяжничество упечет.
- Но удобно ли это? – я старательно изобразил колебания, внутренне ликуя. – Что скажут твои родные, ведь у меня даже документов нет.
- Ах, они не станут возражать, особенно когда узнают, что ты родственник барона… как его там? Только надеюсь, и ты потом, когда станешь богатым наследником, не забудешь, кто приютил тебя в Сангре, - смеясь, ответила Кэти.
Так я обрел пристанище на ближайшую неделю. И пристанище весьма комфортабельное, как сразу отметил про себя, едва переступив порог особняка на Цветной Набережной.
То, что Кэти жила в таком месте, уже характеризовало семейство Чэнсов как людей небедных и со вкусом. На Набережной часто устраиваются художники, в надежде продать свои картины. Очень красивая, яркая, Набережная - излюбленное место прогулок столичных жителей и дома на ней стоят немало.
Как удалось узнать по дороге из рассказа Кэти, ее отец занимался оптовой торговлей и имел несколько торговых судов.
