В принципе, а чего они сами ждали, вечно поучая меня и не спрашивая, чего же я сам хочу на самом деле?
Я не хотел сидеть в душном офисе, как в стеклянной коробке, занимаясь строительным бизнесом отца. Меня тошнило от этого, я задыхался в этих стеклянных четырех стенах, где все взгляды устремлены в мониторы компьютеров, бесконечный стук пальцев по клавиатуре, бьющий по мозгам, гам и жужжание людских голосов, доводило до бешенства. Я задыхался там, но никто не слышал меня, не думал, чего же я хочу на самом деле.
Когда-то я заикнулся о своих желаниях. Мне было лет шестнадцать. Мне нравилось творить собственными руками. Иногда, я так успокаивал себя, рисуя пространства комнат, заполняя их красивой мебелью, придуманной в моей голове, раскрашивая стены в подходящие тона, а потом по возможности отображая это все на компьютере. Я творил сам и мне нравилось мое увлечение, пока отец не увидел, чем я занимаюсь и не поднял меня на смех, кидая мне слова, что это девичье увлечение рисовать картинки, а его сын этой ерундой заниматься не будет. Тогда я психанул, порвал все то, что было мной нарисовано. Я ждал одобрения, а получил пощечину и смех. После, я больше не рисовал. Никогда.
Отец силой запихнул меня в университет финансов и был очень горд тем, что я пошел по его стопам. Но гордость длилась недолго и все закончилось диким скандалом, когда меня отчислили с первого курса, чему я был несказанно рад. Я ощущал себя там чужим.
Я ощущал себя чужим везде. Поэтому я скрывался, обрастая бесами, которые плодились внутри меня, заслоняя меня от этого мира. Мира моих родителей, живущих за масками, какой-то именно им понятной правильности, мира друзей, которые в удовольствие проводили время, нюхая наркоту и обливаясь алкоголем на шумных танцполах московских клубом и лаундж баров.
Я вливался в эту массу и становился отчужденным и холодным ко всему. Так я спасался, мое сердце постепенно становилось камнем, бездушие покрывало его, словно я был Каем из детской сказки про снежную королеву. Только так я мог жить, только так и жил, до сих пор боясь снять со своего сердца спасительное оцепенение и холодность, потому что знал и боялся, что прошлое, которое резануло меня, может вылезти и тогда я сойду с ума. Тогда выход один — окно или безумие.
Стукнув по столу ладонью, я вышел из раздумий и набрал номер Никиты, который торчал мне деньги.
Длинные гудки медленно лились мне в ушную раковину, пока я не плюнул на это неблагодарное дело и не скинул вызов.
Покрутив телефон в раздумьях, решил набрать своему знакомому Владу. Через пару гудков, на другом конце провода раздался бодрый голос.
- Какие люди, думал куда ты пропал?
Влад присвистнул, ожидая моего ответа.
- Были дела. - Я поморщился ненавидя отвечать на вопросы, тем более Влада, который другом-то мне и не был. Так, кое-какой знакомый. -Я тут подумал, хочу поучаствовать в забеге. Какие ставки?
- Сто штук.
Прикинув сумму наличности на моей карте, я слегка поморщился, осознавая, что сто штук, это в принципе все, что у меня осталось и решил рискнуть.
- По рукам. Когда забег?
- Сегодня, ближе к двенадцати часам встречаемся на Кутузовском проспекте, недалеко от дома Вовы Питерцева. Наличку сразу перед забегом, можешь мне передать. Я буду там в это время.
- Меня это устраивает. Сколько человек побежит?
- Планируют десять, ты одиннадцатый. На месте разберемся, кто приедет, а кто просто в уши заливал.
- Процент от победы делим как обычно? -уточнил я.
- Да, ты знаешь братан, своих не обижаем.
- Тогда, до встречи.
Я положил трубку, нервно перебирая костяшками пальцев. Мне нужно выиграть, иначе мне придется идти к отцу, преклоняя перед ним колени и чувствуя себя беспомощным сынком или связываться с наркотой, во что я совершенно не хотел встревать.
Я привык к легким деньгам. Я был гордым мудаком и не отрицал этого.
Одеваясь на встречу с отцом, на которую я все-таки решил поехать, дабы послушать, что он хочет мне предложить, я думал о Карине.
Я снова потянулся к телефону. Мои пальцы заскользили по сенсорной клавиатуре, быстро набивая сообщение.
«Малыш, у меня есть кое-какие дела. Не встречу тебя сегодня. Вечером увидимся».
Сообщение быстро улетело, а я довольный собой, быстро натянул джинсы, утепленную черную кофту на молнии и накинул кожаную куртку, не забыв надеть на голову шапку, любимого черного цвета.
Прогревая машину, я всматривался в дорогу, которая покрывалась снегом все больше и больше и медленно затягивался сигаретой.
Я вздрогнул от входящего звонка на телефоне. На экране высветилось имя «Анабель». Это была моя сестра. Почему мою сестру назвали Анабель, я никогда не задумывался. Видимо мама насмотрелась старых любовных фильмов во время беременности или быть может, родители хотели показать свою аристократичность, вдруг взявшуюся ниоткуда.
- Вы сегодня сговорились, видимо, - сказал я, отвечая на телефонный звонок и выруливая по скользкой снежной дороге, в сторону офиса отца.
- Папа?тебе позвонил?
У сестры была галочка называть родителей папа? и мама?, с ударением на последний слог. Где она этого нахваталась не ясно, но я уже давно привык к ее причудам, так как она с детства привыкла себя считать голубых кровей.
- Он самый.
- Он очень ругался на тебя вчера, ходил с красным лицом, что на него не похоже. Обычно он не сторонник показывать свои эмоции, - Анабель вздохнула, - я соскучилась по тебе братец. Ты не приезжаешь, не звонишь.
- Я был занят.
- Пожалуйста не смеши меня. Боюсь спросить, чем? Тусовками и высокими путанами? Ты хоть помнишь, что мы собирались в Сочи, покататься на лыжах на пару дней, во время праздников или ты уже забыл?
- Нет, я помню, про то что мы собирались.
Я лгал, я действительно забыл.
- Не ври, думаешь я тебя не знаю? Хотя бы там я увижу тебя, про то что, ждать ли тебя на новый год или не ждать, я уже даже не спрашиваю.
- Ты сама знаешь ответ.
- Знаю и все же продолжаю надеяться на новогодний или рождественский ужин, в кругу семьи. Мама испечет пирог, свой фирменный с яблоками, посидим вместе. Мама и папа, я и Серж, ты и Лилия.
Я поморщился.
- Мама уже давно не печет пироги, этим занимается ее домработница, а Лилит это уже прошлое.
- Я в это не поверю. Она больше всего подходила тебе, вот правда. Статная, красивая. Если поругались, помиритесь, вот увидишь. - Анабель не изменяла себе в своей уверенности, поэтому убедить ее в чем-то было невозможно. - Или ты познакомился с кем-то и скрываешь от своей любимой сестры? Признавайся братец!
- От тебя невозможно скрыть. Да, есть кое-кто, больше говорить ничего не буду.
- Ну ты и засранец, я так умру от желания все узнать. Обещай, что все-таки мы встретимся на новогодние праздники, я жду подробностей при встрече, а еще лучше увидеть ту, с которой ты встречаешься. Это случайно не Рита?
- Нет, как ты могла предположить такое? - я поморщился, вспоминая девчонку, которая долго бегала за мной и порядком надоела своим приставанием.
- Не знаю, потому что от тебя можно ждать чего угодно. Но ты меня хоть убей, кроме Лилит, я больше никого с тобой не вижу. Мне кажется, только она может приструнить твои позывы к активным похождениям и коллекционированием высоких каблуков. В ней есть стержень.
- Ани, мне нужно отключиться. Кое-какие дела. Давай поговорим попозже.
- И в этом всем мой брат, ничего не рассказывает, остается инкогнито, из которого хрен что вытянешь.
Сестра положила трубку, а я с облегчением вздохнул. Я любил ее, но в своих расспросах она была просто невыносима и в своих умозаключениях тоже. Видимо, это семейное и каждый из членов моей семьи, всегда знал лучше, что лучше для меня. Я же, под призмой их понимания, ничего не понимал по жизни и был не умельцем.
Я припарковал машину, на одной из стоянок Moscow City и хлопнув дверью, вышел из теплой машины.
Снег превращался, в какой-то обезумевший снежный буран, который колотил по лицу острыми шипами колючих снежинок.
Поднявшись на лифте на нужный этаж, меня встретила улыбающаяся секретарша. Ее рот растянулся в шикарной улыбке и белые зубы, на контрасте с яркой красной помадой, казались еще белее.
- Кирилл, добрый день. Давно тебя не было видно. - Секретарша еще шире улыбнулась, хотя куда уже шире и встала, слегка одергивая узкую юбку черного цвета. - Я сообщу Сергею Игоревичу, что ты пришел.
Секретарша модельной походкой, виляя всеми своими аппетитными формами, пошла вглубь коридора, где располагался кабинет моего отца. Что-то внутри меня неприятно екнуло, и я вспомнил, что Карина не отправила мне никакого ответного сообщения.
Я достал телефон из кармана куртки. Покрутил его в руках и сунул снова в карман, успокаивая себя, что она на учебе и ей некогда отвечать на мои сообщения.
Секретарша вернулась, продолжая улыбаться. Я тоже улыбнулся ей, почему-то представляя, как она лежит в моей постели, раскидывая по моей кровати волосы и не только и также активно улыбается. Я был кабелем, а может это просто остатки моего кабелиного характера, которые постепенно истончались, потому что мечтал я только о Карине, как о фарфоровой вазе, как об ангеле, спустившимся на землю, которого надо было оберегать и ценить каждое мгновение, проведенное с ней.
В кабинет отца, я прошел следом за секретаршей, которая услужливо уточнила, о желании выпить кофе. Я попросил кофе и соорудить мне какой-нибудь незамысловатый бутерброд.
Я не завтракал, если, конечно, чашку крепкого кофе можно назвать завтраком, но мой желудок был не согласен, с этим утверждением. Секретарша, которую звали Полина, кивнула и стуча каблуками, быстро ретировалась под недовольным взглядом отца.
Отец деловито восседал в кожаном кресле светло-коричневого цвета и медленно крутил ручку. Его взгляд был усталым, видимо давал о себе знать конец года и сдача новых проектов, которые нужно было успеть подготовить к нужным срокам.
Под его глазами залегли морщины и казались еще глубже, с момента, когда я его видел последний раз. Но выглядел он, как обычно идеально. Серый костюм сидел с иголочки, рубашка выглядела белее, белоснежной улыбки секретарши Полины. Галстук был развязан и висел на вешалке, предназначенной для пиджака. Я не был похож на отца. Он был стройным и высоким, я высоким, но более коренастым. На лицо я был похож на мать и цветом глаз пошел в нее.
Отец оглядел меня взглядом, будто я был не его сыном, а бомжом, изрядно надоевшем ему своим поведением и попрошайничеством.
- Думал ты не приедешь.
Отец откинулся на спинку стула, хотел что-то сказать, но тут в кабинет вошла Полина, неся поднос с дымящимися чашками кофе и бутербродом впечатляющих размеров, украшенным помидорами и зеленью, так искусно, как будто Полина была не секретаршей, а шеф-поваров в ресторане.
Я, не стесняясь поблагодарил ее и проводил ее длинные ноги долгим взглядом, зная, как это выбесит моего отца.
Потянувшись к подносу, я отхлебнул кофе и жадно откусил от бутерброда, бросив взгляд на родителя.
- Я слушаю твои предложения папа?, - проговорил я, с полным ртом и на манер своей сестры, которая называла родителей, делая ударение на последний слог.
Отец поморщился, видя, как я жадно ем бутерброд. Наверно я делал это специально, чтобы вывести его еще больше.
- Я думал, живя отдельно, ты хоть как-то повзрослеешь, а ты все такой же мальчишка, которому ничего не нужно.
- Это было грубо, - я отпил от чашки с кофе и посмотрел на отца, - ты знаешь, мне даже захотелось обидеться, но я не буду, потому что ничего другого от тебя не ожидал.
- Зато я ожидал и продолжал надеяться, что ты остепенишься, наконец, но вижу, что этого можно не ждать. После тех событий, связанных сам знаешь с чем, у тебя совсем сорвало крышу. Тебя надо было отправить на принудительное лечение, но я пожалел твою мать, а надо было не слушать и делать все-по-своему, может быть и выросло тогда бы из тебя, что-то путевое.
Слова отца ударили под дых и тяжесть прошлого нависла над нами, как тяжелая дождевая туча, готовая в любой момент пролиться скандалом.
Ответь ему. Покажи, что он не имеет права тебя унижать. Кто он такой? Да, что он может знать? Ударь его.
Зачесалась рука и я сжал ее в кулак, пряча под столом. Я ощутил, как зрачки наполняются чернотой, которая распространялась по глазам, с ужасающей скоростью. Я прерывисто вздохнул и с улыбкой, на которую был способен, посмотрел на отца.
- Тебе не стоило сейчас это произносить.
- А что вообще можно тебе сказать, дабы не задеть тонкие нити твоей души и твою нежную творческую организацию?
– Отец, я пришел не слушать лекции о том, какой я плохой. Ты думаешь я не знаю твое отношение ко мне? Нас связывает только то, что ты дал материал для моего рождения. Я давно забыл, как это чувствовать себя сыном.
Повисла тишина.
Тяжелая. Густая.
Стук часов громко раздавался в кабинете. Стрелка натужно ползла по циферблату, отдаваясь в голове звонким четким ударом. На секунду, между стуками часов, у отца слетела маска с лица. Только на секунду я увидел отца, которым он был раньше, когда играл со мной в конструктор и гонял мяч во дворе нашего дома, где мы раньше жили. Внутри защемило. Вдруг показалось, что он меня обнимет, прижмет к себе и я обнимусь с ним, как когда-то в детстве, но на лицо снова наползла маска равнодушия и деланной строгости и тот отец, которого я любил, скрылся под личиной жесткой и не терпящей возражений личности.
- Как я ранее сказал тебе по телефону, дойная корова, в лице меня, завершает раздавать бесплатное молоко, - отец снова деланно покрутил красивую серебряную ручку, - поэтому, у нас в офисе освобождается место менеджера-консультанта. Это хорошая должность, которая позволит тебе активно влиться в рабочий процесс, набить скажем так руку, для более высоких должностей и побед по карьерной лестнице. Так как ты знаешь, как я отношусь ко всему тому, что падает в руки просто так и мне не важно сын ты мне или не сын, я буду спрашивать с тебя по полной. Ты будешь хорошо зарабатывать, тем более тебе уже пора заканчивать валять дурака. Пришло время становиться взрослым.
- И делать все то, что я тебе скажу. Так как все решения, которые принимаю я, являются правильными и не терпят отказа, - закончил я за отца, чувствуя, как во мне нарастает гнев. - Но зная, что ты мне скажешь, я решил все-таки прийти к тебе не с пустыми руками, а с предложением, так сказать, встречным.
Отец неодобрительно покосился на меня, но промолчал, ожидая того, что я скажу.
- Конечно, может быть ты помнишь, как я любил рисовать, как чувствовал предметы и видел то, что не видели другие. Так вот, - я прочистил горло и продолжил, - ты не хотел бы открыть в своей компании, для начала небольшой отдел, где я смог бы творить проекты по дизайну интерьеров, которые ты в дальнейшем, мог бы предлагать своим клиентам. Ты строишь, я вношу свою лепту, делая проекты и согласовывая их с клиентами. Как ты смотришь на это?
Я замолчал, ожидая ответа отца, на что тот хмыкнул.
- Как ты представляешь это возможным, когда у тебя нет образования в этой сфере. Что ты сможешь делать, ничего в этом не соображая? Не сравнивая свои рисунки со взрослой жизнью.
Я закусил губу, готовый в любой момент взорваться, а еще лучше отвесить ему в челюсть, даже не смотря что человек в кресле, сидящий напротив меня мой отец.
Я не хотел сидеть в душном офисе, как в стеклянной коробке, занимаясь строительным бизнесом отца. Меня тошнило от этого, я задыхался в этих стеклянных четырех стенах, где все взгляды устремлены в мониторы компьютеров, бесконечный стук пальцев по клавиатуре, бьющий по мозгам, гам и жужжание людских голосов, доводило до бешенства. Я задыхался там, но никто не слышал меня, не думал, чего же я хочу на самом деле.
Когда-то я заикнулся о своих желаниях. Мне было лет шестнадцать. Мне нравилось творить собственными руками. Иногда, я так успокаивал себя, рисуя пространства комнат, заполняя их красивой мебелью, придуманной в моей голове, раскрашивая стены в подходящие тона, а потом по возможности отображая это все на компьютере. Я творил сам и мне нравилось мое увлечение, пока отец не увидел, чем я занимаюсь и не поднял меня на смех, кидая мне слова, что это девичье увлечение рисовать картинки, а его сын этой ерундой заниматься не будет. Тогда я психанул, порвал все то, что было мной нарисовано. Я ждал одобрения, а получил пощечину и смех. После, я больше не рисовал. Никогда.
Отец силой запихнул меня в университет финансов и был очень горд тем, что я пошел по его стопам. Но гордость длилась недолго и все закончилось диким скандалом, когда меня отчислили с первого курса, чему я был несказанно рад. Я ощущал себя там чужим.
Я ощущал себя чужим везде. Поэтому я скрывался, обрастая бесами, которые плодились внутри меня, заслоняя меня от этого мира. Мира моих родителей, живущих за масками, какой-то именно им понятной правильности, мира друзей, которые в удовольствие проводили время, нюхая наркоту и обливаясь алкоголем на шумных танцполах московских клубом и лаундж баров.
Я вливался в эту массу и становился отчужденным и холодным ко всему. Так я спасался, мое сердце постепенно становилось камнем, бездушие покрывало его, словно я был Каем из детской сказки про снежную королеву. Только так я мог жить, только так и жил, до сих пор боясь снять со своего сердца спасительное оцепенение и холодность, потому что знал и боялся, что прошлое, которое резануло меня, может вылезти и тогда я сойду с ума. Тогда выход один — окно или безумие.
Стукнув по столу ладонью, я вышел из раздумий и набрал номер Никиты, который торчал мне деньги.
Длинные гудки медленно лились мне в ушную раковину, пока я не плюнул на это неблагодарное дело и не скинул вызов.
Покрутив телефон в раздумьях, решил набрать своему знакомому Владу. Через пару гудков, на другом конце провода раздался бодрый голос.
- Какие люди, думал куда ты пропал?
Влад присвистнул, ожидая моего ответа.
- Были дела. - Я поморщился ненавидя отвечать на вопросы, тем более Влада, который другом-то мне и не был. Так, кое-какой знакомый. -Я тут подумал, хочу поучаствовать в забеге. Какие ставки?
- Сто штук.
Прикинув сумму наличности на моей карте, я слегка поморщился, осознавая, что сто штук, это в принципе все, что у меня осталось и решил рискнуть.
- По рукам. Когда забег?
- Сегодня, ближе к двенадцати часам встречаемся на Кутузовском проспекте, недалеко от дома Вовы Питерцева. Наличку сразу перед забегом, можешь мне передать. Я буду там в это время.
- Меня это устраивает. Сколько человек побежит?
- Планируют десять, ты одиннадцатый. На месте разберемся, кто приедет, а кто просто в уши заливал.
- Процент от победы делим как обычно? -уточнил я.
- Да, ты знаешь братан, своих не обижаем.
- Тогда, до встречи.
Я положил трубку, нервно перебирая костяшками пальцев. Мне нужно выиграть, иначе мне придется идти к отцу, преклоняя перед ним колени и чувствуя себя беспомощным сынком или связываться с наркотой, во что я совершенно не хотел встревать.
Я привык к легким деньгам. Я был гордым мудаком и не отрицал этого.
Одеваясь на встречу с отцом, на которую я все-таки решил поехать, дабы послушать, что он хочет мне предложить, я думал о Карине.
Я снова потянулся к телефону. Мои пальцы заскользили по сенсорной клавиатуре, быстро набивая сообщение.
«Малыш, у меня есть кое-какие дела. Не встречу тебя сегодня. Вечером увидимся».
Сообщение быстро улетело, а я довольный собой, быстро натянул джинсы, утепленную черную кофту на молнии и накинул кожаную куртку, не забыв надеть на голову шапку, любимого черного цвета.
Прогревая машину, я всматривался в дорогу, которая покрывалась снегом все больше и больше и медленно затягивался сигаретой.
Я вздрогнул от входящего звонка на телефоне. На экране высветилось имя «Анабель». Это была моя сестра. Почему мою сестру назвали Анабель, я никогда не задумывался. Видимо мама насмотрелась старых любовных фильмов во время беременности или быть может, родители хотели показать свою аристократичность, вдруг взявшуюся ниоткуда.
- Вы сегодня сговорились, видимо, - сказал я, отвечая на телефонный звонок и выруливая по скользкой снежной дороге, в сторону офиса отца.
- Папа?тебе позвонил?
У сестры была галочка называть родителей папа? и мама?, с ударением на последний слог. Где она этого нахваталась не ясно, но я уже давно привык к ее причудам, так как она с детства привыкла себя считать голубых кровей.
- Он самый.
- Он очень ругался на тебя вчера, ходил с красным лицом, что на него не похоже. Обычно он не сторонник показывать свои эмоции, - Анабель вздохнула, - я соскучилась по тебе братец. Ты не приезжаешь, не звонишь.
- Я был занят.
- Пожалуйста не смеши меня. Боюсь спросить, чем? Тусовками и высокими путанами? Ты хоть помнишь, что мы собирались в Сочи, покататься на лыжах на пару дней, во время праздников или ты уже забыл?
- Нет, я помню, про то что мы собирались.
Я лгал, я действительно забыл.
- Не ври, думаешь я тебя не знаю? Хотя бы там я увижу тебя, про то что, ждать ли тебя на новый год или не ждать, я уже даже не спрашиваю.
- Ты сама знаешь ответ.
- Знаю и все же продолжаю надеяться на новогодний или рождественский ужин, в кругу семьи. Мама испечет пирог, свой фирменный с яблоками, посидим вместе. Мама и папа, я и Серж, ты и Лилия.
Я поморщился.
- Мама уже давно не печет пироги, этим занимается ее домработница, а Лилит это уже прошлое.
- Я в это не поверю. Она больше всего подходила тебе, вот правда. Статная, красивая. Если поругались, помиритесь, вот увидишь. - Анабель не изменяла себе в своей уверенности, поэтому убедить ее в чем-то было невозможно. - Или ты познакомился с кем-то и скрываешь от своей любимой сестры? Признавайся братец!
- От тебя невозможно скрыть. Да, есть кое-кто, больше говорить ничего не буду.
- Ну ты и засранец, я так умру от желания все узнать. Обещай, что все-таки мы встретимся на новогодние праздники, я жду подробностей при встрече, а еще лучше увидеть ту, с которой ты встречаешься. Это случайно не Рита?
- Нет, как ты могла предположить такое? - я поморщился, вспоминая девчонку, которая долго бегала за мной и порядком надоела своим приставанием.
- Не знаю, потому что от тебя можно ждать чего угодно. Но ты меня хоть убей, кроме Лилит, я больше никого с тобой не вижу. Мне кажется, только она может приструнить твои позывы к активным похождениям и коллекционированием высоких каблуков. В ней есть стержень.
- Ани, мне нужно отключиться. Кое-какие дела. Давай поговорим попозже.
- И в этом всем мой брат, ничего не рассказывает, остается инкогнито, из которого хрен что вытянешь.
Сестра положила трубку, а я с облегчением вздохнул. Я любил ее, но в своих расспросах она была просто невыносима и в своих умозаключениях тоже. Видимо, это семейное и каждый из членов моей семьи, всегда знал лучше, что лучше для меня. Я же, под призмой их понимания, ничего не понимал по жизни и был не умельцем.
Я припарковал машину, на одной из стоянок Moscow City и хлопнув дверью, вышел из теплой машины.
Снег превращался, в какой-то обезумевший снежный буран, который колотил по лицу острыми шипами колючих снежинок.
Поднявшись на лифте на нужный этаж, меня встретила улыбающаяся секретарша. Ее рот растянулся в шикарной улыбке и белые зубы, на контрасте с яркой красной помадой, казались еще белее.
- Кирилл, добрый день. Давно тебя не было видно. - Секретарша еще шире улыбнулась, хотя куда уже шире и встала, слегка одергивая узкую юбку черного цвета. - Я сообщу Сергею Игоревичу, что ты пришел.
Секретарша модельной походкой, виляя всеми своими аппетитными формами, пошла вглубь коридора, где располагался кабинет моего отца. Что-то внутри меня неприятно екнуло, и я вспомнил, что Карина не отправила мне никакого ответного сообщения.
Я достал телефон из кармана куртки. Покрутил его в руках и сунул снова в карман, успокаивая себя, что она на учебе и ей некогда отвечать на мои сообщения.
Секретарша вернулась, продолжая улыбаться. Я тоже улыбнулся ей, почему-то представляя, как она лежит в моей постели, раскидывая по моей кровати волосы и не только и также активно улыбается. Я был кабелем, а может это просто остатки моего кабелиного характера, которые постепенно истончались, потому что мечтал я только о Карине, как о фарфоровой вазе, как об ангеле, спустившимся на землю, которого надо было оберегать и ценить каждое мгновение, проведенное с ней.
В кабинет отца, я прошел следом за секретаршей, которая услужливо уточнила, о желании выпить кофе. Я попросил кофе и соорудить мне какой-нибудь незамысловатый бутерброд.
Я не завтракал, если, конечно, чашку крепкого кофе можно назвать завтраком, но мой желудок был не согласен, с этим утверждением. Секретарша, которую звали Полина, кивнула и стуча каблуками, быстро ретировалась под недовольным взглядом отца.
Отец деловито восседал в кожаном кресле светло-коричневого цвета и медленно крутил ручку. Его взгляд был усталым, видимо давал о себе знать конец года и сдача новых проектов, которые нужно было успеть подготовить к нужным срокам.
Под его глазами залегли морщины и казались еще глубже, с момента, когда я его видел последний раз. Но выглядел он, как обычно идеально. Серый костюм сидел с иголочки, рубашка выглядела белее, белоснежной улыбки секретарши Полины. Галстук был развязан и висел на вешалке, предназначенной для пиджака. Я не был похож на отца. Он был стройным и высоким, я высоким, но более коренастым. На лицо я был похож на мать и цветом глаз пошел в нее.
Отец оглядел меня взглядом, будто я был не его сыном, а бомжом, изрядно надоевшем ему своим поведением и попрошайничеством.
- Думал ты не приедешь.
Отец откинулся на спинку стула, хотел что-то сказать, но тут в кабинет вошла Полина, неся поднос с дымящимися чашками кофе и бутербродом впечатляющих размеров, украшенным помидорами и зеленью, так искусно, как будто Полина была не секретаршей, а шеф-поваров в ресторане.
Я, не стесняясь поблагодарил ее и проводил ее длинные ноги долгим взглядом, зная, как это выбесит моего отца.
Потянувшись к подносу, я отхлебнул кофе и жадно откусил от бутерброда, бросив взгляд на родителя.
- Я слушаю твои предложения папа?, - проговорил я, с полным ртом и на манер своей сестры, которая называла родителей, делая ударение на последний слог.
Отец поморщился, видя, как я жадно ем бутерброд. Наверно я делал это специально, чтобы вывести его еще больше.
- Я думал, живя отдельно, ты хоть как-то повзрослеешь, а ты все такой же мальчишка, которому ничего не нужно.
- Это было грубо, - я отпил от чашки с кофе и посмотрел на отца, - ты знаешь, мне даже захотелось обидеться, но я не буду, потому что ничего другого от тебя не ожидал.
- Зато я ожидал и продолжал надеяться, что ты остепенишься, наконец, но вижу, что этого можно не ждать. После тех событий, связанных сам знаешь с чем, у тебя совсем сорвало крышу. Тебя надо было отправить на принудительное лечение, но я пожалел твою мать, а надо было не слушать и делать все-по-своему, может быть и выросло тогда бы из тебя, что-то путевое.
Слова отца ударили под дых и тяжесть прошлого нависла над нами, как тяжелая дождевая туча, готовая в любой момент пролиться скандалом.
Ответь ему. Покажи, что он не имеет права тебя унижать. Кто он такой? Да, что он может знать? Ударь его.
Зачесалась рука и я сжал ее в кулак, пряча под столом. Я ощутил, как зрачки наполняются чернотой, которая распространялась по глазам, с ужасающей скоростью. Я прерывисто вздохнул и с улыбкой, на которую был способен, посмотрел на отца.
- Тебе не стоило сейчас это произносить.
- А что вообще можно тебе сказать, дабы не задеть тонкие нити твоей души и твою нежную творческую организацию?
– Отец, я пришел не слушать лекции о том, какой я плохой. Ты думаешь я не знаю твое отношение ко мне? Нас связывает только то, что ты дал материал для моего рождения. Я давно забыл, как это чувствовать себя сыном.
Повисла тишина.
Тяжелая. Густая.
Стук часов громко раздавался в кабинете. Стрелка натужно ползла по циферблату, отдаваясь в голове звонким четким ударом. На секунду, между стуками часов, у отца слетела маска с лица. Только на секунду я увидел отца, которым он был раньше, когда играл со мной в конструктор и гонял мяч во дворе нашего дома, где мы раньше жили. Внутри защемило. Вдруг показалось, что он меня обнимет, прижмет к себе и я обнимусь с ним, как когда-то в детстве, но на лицо снова наползла маска равнодушия и деланной строгости и тот отец, которого я любил, скрылся под личиной жесткой и не терпящей возражений личности.
- Как я ранее сказал тебе по телефону, дойная корова, в лице меня, завершает раздавать бесплатное молоко, - отец снова деланно покрутил красивую серебряную ручку, - поэтому, у нас в офисе освобождается место менеджера-консультанта. Это хорошая должность, которая позволит тебе активно влиться в рабочий процесс, набить скажем так руку, для более высоких должностей и побед по карьерной лестнице. Так как ты знаешь, как я отношусь ко всему тому, что падает в руки просто так и мне не важно сын ты мне или не сын, я буду спрашивать с тебя по полной. Ты будешь хорошо зарабатывать, тем более тебе уже пора заканчивать валять дурака. Пришло время становиться взрослым.
- И делать все то, что я тебе скажу. Так как все решения, которые принимаю я, являются правильными и не терпят отказа, - закончил я за отца, чувствуя, как во мне нарастает гнев. - Но зная, что ты мне скажешь, я решил все-таки прийти к тебе не с пустыми руками, а с предложением, так сказать, встречным.
Отец неодобрительно покосился на меня, но промолчал, ожидая того, что я скажу.
- Конечно, может быть ты помнишь, как я любил рисовать, как чувствовал предметы и видел то, что не видели другие. Так вот, - я прочистил горло и продолжил, - ты не хотел бы открыть в своей компании, для начала небольшой отдел, где я смог бы творить проекты по дизайну интерьеров, которые ты в дальнейшем, мог бы предлагать своим клиентам. Ты строишь, я вношу свою лепту, делая проекты и согласовывая их с клиентами. Как ты смотришь на это?
Я замолчал, ожидая ответа отца, на что тот хмыкнул.
- Как ты представляешь это возможным, когда у тебя нет образования в этой сфере. Что ты сможешь делать, ничего в этом не соображая? Не сравнивая свои рисунки со взрослой жизнью.
Я закусил губу, готовый в любой момент взорваться, а еще лучше отвесить ему в челюсть, даже не смотря что человек в кресле, сидящий напротив меня мой отец.
