Да уж, росинка. Лайэнэ рассмеялась. Скорее росянка, растение, приманивающее глупых насекомых и поедающее их…
Когда советник попросил принять его и в самых почтительных выражениях спросил, не будет ли хозяин Хинаи против его брака с Майэрин из Дома Аэмара, Тагари, хоть был сердит на Энори, удивился настолько, что забыл о прежнем недовольстве.
- Это не шутка?
- Разве я могу шутить с такими вещами…
- Но почему ты сперва не поговорил со мной?
- Кайто завел речь о браке – я не думал, что он серьезно. Однако его отец не против, и я пришел к вам…
Тагари смерил советника внимательным взглядом. Кажется, недавний урок воздействие оказал – Энори выглядел послушным любому слову, в голосе было только почтение и словно бы неуверенность в себе. Конечно, такую возможность получаешь не каждый день… и только от генерала зависит, осуществится ли она.
Дом Аэмара… не слишком приятные люди, но, пока Энори верен, он сможет повернуть всю их силу на благо Хинаи. Неплохо, в дни, когда Дом Нэйта норовит в глотку вцепиться.
- Не пренебрегай своими обязанностями, и, быть может, - он подчеркнул эти слова, – я не сочту это неосуществимым.
- Одно я могу сказать уже сейчас, - откликнулся Энори, и выглядел желающим загладить все оплошности разом. – Ждите сильных дождей и наводнения из-за них - примерно через одну луну, или самую малость позже. Горные речки в Эннэ выйдут из берегов… Подобного по силе не было давно – пусть укрепляют, что можно.
- Только гнева Хозяина рек нам и не хватало, - мрачно обронил генерал, а советник его шагнул в тень и казался теперь силуэтом; черная с незначительными белыми вкраплениями одежда почти сливалась с темнотой глубоких складок на густо-лиловой оконной занавеси. И это было неожиданно неприятно, словно в комнату явился призрак.
Предупреждение о грядущем наводнении было столь важно, что Тагари простил своего легкомысленного советника; когда горные реки выходят из берегов, это влечет за собой жертвы и разрушения, а месяца достаточно, чтобы беда не застала врасплох. Только отнести дары в Храмы Лощины, чтобы не напал никто, пока люди заняты укреплениями. Всерьез такая работа силы не подорвет, но труднее будет отбиться...
Повеселевший, он явился к брату, который уже встал с постели.
- Это пойло оказалась на диво мерзким, - пожаловался Кэраи. – Я думал, отравы в крови уже не осталось, но рано обрадовался – вчера она вновь о себе напомнила. Скверная выдалась ночь...
- Такое бывает перед выздоровлением, - отметил брат. – А что говорит Микеро?
- Остерегается делать выводы. Но я надеюсь, прав ты, а он просто чересчур подозрителен.
Тагари выругался вполголоса, упомянув и обеих девушек, и их родню.
- У меня бы они уже…
- Я ждал чего-то подобного, - откликнулся брат. – Не знал только, через кого. Заказчика не знаю до сих пор. Предпочел наблюдать и дальше. И по следу того парня, кстати, направил людей – но оказалось поздно; мои остолопы его потеряли, а он хорошо знает леса. Может, и от людей Макори уйдет.
Упоминание о лесах напомнило Тагари о цели визита, и он рассказал про грядущий разлив. Кэраи поверил – в вопросах гнева стихий Энори не ошибался, тут стоило отдать ему должное. Уже и при самом Кэраи сбылось предсказание о граде и пылевой буре.
Тагари упомянул и про желание советника прочнее устроить свою судьбу. Брат усмехнулся, будто услышал нечто чрезвычайно забавное:
- Неплохо для внука смотрителя моста. Надеюсь, ты согласия не дашь?
- Почему нет? Он давно на равных знается с родовитой молодежью Хинаи, пусть получит законный повод для этого... конечно, если перестанет устраивать подобное тому, что было с этой девицей.
- Ты с ума сошел?
Тагари воззрился на брата, который обычно был образцом вежливости.
- Не думаю, что подобный брак нанесет ущерб одному из старейших Домов!
- Меня не столько интересует, почему Энори захотел этого союза, сколько то, почему согласились Аэмара, то есть господин Тори, который по жадности и расчетливости переплюнет любого маки. У меня есть основания подозревать его как минимум в воровстве, не говоря о взятках... Когда у девицы из-под носа уводят жениха, а та еще поощряет соперницу - как мы такую дурочку назовем?
- О чем ты?
- Ты всерьез хочешь позволить ему заручиться поддержкой на стороне? Когда твое положение непрочно, а эти самые Аэмара будут рады ухватиться за любую возможность, дабы тебя свалить?
- Они трусы, - подумав, хмуро сказал Тагари.
- Это верно. Потому и постараются остаться в тени – до момента, который сочтут удобный. Очнись, наконец! Помимо границ есть и другая война!
- У меня пока нет причин отказать. Ты сам бы сказал – за ними нужно присматривать. Поглядим...
Майэрин окликнула Кайто, когда тот в конюшне наблюдал, как седлают коня. Юноша удивился – женщины редко заглядывали сюда, особенно старшая из сестер, которая остерегалась собственной тени, не то что здоровенных злых жеребцов.
Конюх, поклонившись, с любопытством исподтишка поглядывал на юную хозяйку, хотя и продолжал возиться со скакуном Кайто.
- Чего ты здесь делаешь? – не больно-то дружелюбно спросил брат; не хватало еще, чтобы его сестру рассматривали, будто какую-нибудь служанку!
- Я тебя всюду искала, - начала та оправдываться, и попятилась, выходя из конюшни. Кайто последовал за ней.
- Ну, что тебе надо?
- Я искала тебя, а ты не появлялся дома, и теперь на охоту…
- Вот же девчонки! Ясней говорить не способна?
- Я его боюсь, - глухо сказала Майэрин, и брат сразу понял, о ком она. Досаду ощутил – все разболтали.
- Э, брось! Давно ли?
- Раньше я о нем и не думала, мы ведь почти не виделись. Но хотя бы ты помоги мне. Мне он кажется человеком, способным на что угодно.
- Ну например? - Кайто говорил вяло, его раздражала глупость сестры.
- Не знаю.
- Хоть придумай что правдоподобное! Например, превратит тебя в тушканчика полевого... у него мозгов и то больше, - Кайто потянулся, мотнул головой. - Шла бы ты поэтов своих читать. Если отец все-таки передумает, то уж никак из-за твоих глупых страхов!
Он вскочил в седло и легким галопом поскакал по направлению к воротам. Майэрин смотрела ему вслед.
- Ну ты и дууурочка, - протянулся-пропел сзади голосок средней сестры, - Я бы согласилась, не думая. Может, сейчас у вас не сложится, а потом, через пару лет, отец меня отдаст? Смотри, еще будешь жалеть.
Старшая подобрала юбку и побежала прочь, едва не сбив сестру по дороге.
Нээле измучилась ждать новостей, может, поймали уже? Кто поручится, что еще нет? Ей расскажут, когда сочтут нужным. В иной миг начинала верить, что и впрямь дар провидения у нее, только еще не разбужен, и пыталась увидеть, отчаянно, словно тонула и тянулась к спасительной ветке. Но если что и возникало перед глазами, так лишь цветные пятна от напряжения. Всего пару раз почудилось что-то большее, колыхнулись перед глазами белокрыльник, осока, да пахнуло сладковатой болотной прелью и сыростью.
Нээле не могла понять, что это значит, надеялась лишь, что друг ее не нашел свою погибель в болоте.
Девушка старалась не думать о грустном, о страшном, вообще ни о чем не думать; листочек розы оторвала, пыталась свернуть, как сворачивают листы бумаги – сделать лодочку, или птицу. Пальцы скучали по работе – привыкла держать иглу каждый день.
За ней, как за виновницей побега, могли придти в любой час, и боялась этого, и почти надеялась, что придут. Нээле не была возле ворот городской стражи, но ее могли видеть прохожие, хоть и редкие на рассвете. Пыталась представить, как выглядела со стороны – богатое платье, но накидка прикрывает голову и плечи… прикрывала, пока не слетела с волос, а она и не подумала вновь поднять. Серо было вокруг, утренние сумерки, пронизанные рыжим, уже тускнеющим светом ночных фонарей. Вроде мимо прошли горожане, торопясь приступить к делам, или запоздалые гуляки возвращались домой – она уже ни в чем не была уверена.
Беглеца уже наверняка ищут, и, если случайный свидетель видел с ним женщину… сколько времени понадобится, чтобы ее узнали? Не будут же свидетеля этого водить по всем домам. Но и не понадобится, шептал ей на ухо чей-то ехидный голосок. Не считай дураком Макори Нэйта, он первым делом подумает на тебя. За тобой вечно столько шума остается, и какая еще девушка так резво кочует из одного богатого дома в другой?
…Ее – их - видел и охранник дома господина генерала, открывавший ворота.
А Энори отдавал бумагу, и караульные на входе его пропускали. Кем бы он ни был, подкупить всю городскую стражу он не сумеет.
Ему нравилось ее дразнить, пересказывая и сплетни о розысках виновных, и настоящий ход следствия. Будто и вовсе не опасался – не за жизнь свою, это понятно, но хоть за доброе имя в глазах приятелей и покровителя.
Вот и снова – услышала быстрые легкие шаги за дверью, и между ними и тем, как появился в комнате, считай, и мига не прошло.
- Дрожишь? – спросил он таким легким тоном, что ей стало обидно. Но Энори тут же прибавил умиротворяющее:
- Успокойся наконец, никто тебя не тронет и про тебя не вспомнит. Я обещаю. Тебе довольно?
- Это чары? – спросила, когда уже были в дороге, и она сидела в носилках, чувствуя себя камешком, по ошибке попавшим в драгоценную шкатулку. – Или твои цветы?
- Если и чары, то созданные природой… я всего лишь помог всем причастным увидеть одно и то же, а потом большую часть позабыть. Многие могли бы, если б дали себе труд научиться.
- Простые люди?
- Могут же монахи в монастырях, и фокусники, и шарлатаны, рассказывающие о судьбе. Они зачастую вышли из самых низов.
. Говорить ему, похоже, не хотелось. Шел подле носилок, где везли ее, и молчал. Сквозь приоткрытую занавеску она видела – люди вокруг замирали, низко кланялись. Он не обращал на них внимания. Сопроводил в домик, где Нээле предстояло отныне жить, пока что-нибудь не изменится, и то ли судьба выпустит из-под крылышка, то ли разожмет когти
- Что дальше? – спросила она, и Энори не ответил. Дождался, пока Нээле довезут до крыльца и та покинет носилки, занял ее место и оставил девушку размышлять, о чем ей заблагорассудится.
И теперь она была почти оправдана… и даже почти свободна. Небольшой, вполне уютно обставленный дом, пара слуг-мужчин и молчаливая женщина – и все, похоже, доносили о каждом ее шаге.
Нээле улыбалась всем, готовая ждать, сколько понадобится. День тянулся, плотный и тусклый, словно след от улитки.
Крутила на запястье дорогое украшение.
Перед тем, как она покинула дом генерала, Энори подарил Нээле браслет: серебро и горный хрусталь, цепочка цветов-бессмертников. Какое там подарил… надел на руку и застегнул. Не выбрасывать же… А страшно было. Считай, приняла драгоценный дар, и жизнь друга – тоже подарок, и ее вроде как оправдание. Теперь-то что? За просто так почти нищим девочкам ценности не преподносят.
Дом господина Кэраи казался теперь светлой мечтой. Тогда, несмотря на страх за другого, был человек, по-своему добрый к ней, и, как ни странно, довольно понятный. Он хотел блага родной провинции; а чего хочет Энори?
А когда-то все было гораздо проще… удобный стул у окна, журчанье маленького фонтанчика неподалеку, приглушенные смешки подруг…
Попросила служанку принести полотно и нитки, только игла двигалась будто в чужих руках, любимое, единственное прежде дело стало тяжкой повинностью. Узор на полотне возникал какой-то недобрый, словно переплетенные жадные пасти, разинутые в ожидании добычи. Вышивала до темноты, не обращая внимания, что видит нити все хуже, пока не осознала – нет уже сил делать то, что радости не приносит. Вышивка, полная красок и особой изысканной легкости принадлежала прежней Нээле, которая мечтала о тихой жизни, робела при встречах с мужчинами и для которой пройти пару кварталов было едва ли не подвигом.
Со вздохом она отложила потяжелевшую ткань. Перебралась в кровать, погасила лампу, но так и не легла. Сидела, обхватив руками колени. Если еще и мастерство ее оставит, к чему девушка будет пригодна?
Ей померещился чужой человек в комнате, он будто стоял за занавесью. Надо было крикнуть, позвать служанку, но Нээле так испугалась, что не могла шевелиться. От скрытого складками силуэта исходила давящая угроза, и ей опять вспомнились холмы, та страшная пара… А фигура за тканью двинулась, вроде бы подняла руку – что-то блеснуло, будто полоска стали. Только тогда девушка издала полузадушенный писк.
Почудилось, будто Энори появился в дверном проеме – но не сказал ничего, и в руках его были цветы. Стоял и смотрел, а комната наполнялась розоватым туманом, который темнел, становился плотнее, и на всех предметах начинали мерцать крохотные звездочки. Фигура и его, и незнакомца начала мерцать, расплываться перед глазами.
Это же сон, догадалась девушка.
Нээле снилось, что она летит куда-то на огромном цветке – солнце было все ближе, от жара начала болеть голова, и плавились лепестки. Понимая, что это сон, она захотела проснуться, но не могла, и лишь с ужасом ждала приближения светила, которое становилось то золотой птицей, то огромным костром, то лицом со множеством сияющих глаз. Почувствовав, что задыхается, умирает, собрала все силы и соскользнула с лепестка в бездну.
Обнаружила себя полулежащей на кушетке, а рядом, на полу, брошена была охапка полуувядших цветов – розы, лилии, какие-то еще незнакомые, и те, похожие на черные орхидеи – с десяток стеблей сверху. Их узнала и в темноте. И ее саму усыпали стебли, словно невесту. Только не красные, как бывает на свадьбах, а все те же – черные вперемешку с белыми колокольчиками. Чудовищно болела голова. Нээле с трудом поднялась, сгребла часть цветов, выбросила в окно – запах их, сладкий, уже содержал в себе умирание. Неужели она пробыла без сознания пару дней? Быть того не может...
Нээле зажгла свечу, глянула на себя в зеркальце. Темные круги под глазами, но волосы почти не растрепались. Оглядела платье – ни складочки лишней. Что произошло?
- Милая, с вами ничего не случилось? – сунулась в дверь голова прислужницы. За женщиной маячил силуэт одного из приставленных к дому мужчин.
- Встала-таки! А то напугала. Стемнело совсем, и ни звука – я глянул – лежит, словно мертвая, - прогудел он. И осекся, заметив те цветы, что не успела поднять Нээле.
Девушка с трудом поднялась – пустота нахлынула, стала невыносимой. До сих пор ощущался жар, опаливший лицо. И в воздухе едва различимо не то звенели, не то шептались тысячи голосов.
- Принесите холодной воды – мне надо умыться.
Вода не помогла, и она вышла на улицу, подставила лицо ветерку. Уже светало. Растения на клумбе неподалеку были примяты, будто там протащили что-то большое и тяжелое.
Но тех цветов, что усыпали ее в комнате, здесь не росло.
Стрела взлетела вверх по дуге, гудящий выдох тетивы заглушен был порывом ветра, он подбросил стрелу еще выше, развернул острием к земле и бросил вниз, не дав долететь до мишени. И снова стих.
Раздосадованный стрелок опустил лук.
Флаги реяли длинными узкими языками и, напротив, похожие на поднятый рукав, одним концом прикрепленный к древку. Оставалось надеяться, что ветру надоест эта игра – ударять хлестким порывом в самый неподходящий миг и невинно стихать.
Глава 13
Когда советник попросил принять его и в самых почтительных выражениях спросил, не будет ли хозяин Хинаи против его брака с Майэрин из Дома Аэмара, Тагари, хоть был сердит на Энори, удивился настолько, что забыл о прежнем недовольстве.
- Это не шутка?
- Разве я могу шутить с такими вещами…
- Но почему ты сперва не поговорил со мной?
- Кайто завел речь о браке – я не думал, что он серьезно. Однако его отец не против, и я пришел к вам…
Тагари смерил советника внимательным взглядом. Кажется, недавний урок воздействие оказал – Энори выглядел послушным любому слову, в голосе было только почтение и словно бы неуверенность в себе. Конечно, такую возможность получаешь не каждый день… и только от генерала зависит, осуществится ли она.
Дом Аэмара… не слишком приятные люди, но, пока Энори верен, он сможет повернуть всю их силу на благо Хинаи. Неплохо, в дни, когда Дом Нэйта норовит в глотку вцепиться.
- Не пренебрегай своими обязанностями, и, быть может, - он подчеркнул эти слова, – я не сочту это неосуществимым.
- Одно я могу сказать уже сейчас, - откликнулся Энори, и выглядел желающим загладить все оплошности разом. – Ждите сильных дождей и наводнения из-за них - примерно через одну луну, или самую малость позже. Горные речки в Эннэ выйдут из берегов… Подобного по силе не было давно – пусть укрепляют, что можно.
- Только гнева Хозяина рек нам и не хватало, - мрачно обронил генерал, а советник его шагнул в тень и казался теперь силуэтом; черная с незначительными белыми вкраплениями одежда почти сливалась с темнотой глубоких складок на густо-лиловой оконной занавеси. И это было неожиданно неприятно, словно в комнату явился призрак.
Предупреждение о грядущем наводнении было столь важно, что Тагари простил своего легкомысленного советника; когда горные реки выходят из берегов, это влечет за собой жертвы и разрушения, а месяца достаточно, чтобы беда не застала врасплох. Только отнести дары в Храмы Лощины, чтобы не напал никто, пока люди заняты укреплениями. Всерьез такая работа силы не подорвет, но труднее будет отбиться...
Повеселевший, он явился к брату, который уже встал с постели.
- Это пойло оказалась на диво мерзким, - пожаловался Кэраи. – Я думал, отравы в крови уже не осталось, но рано обрадовался – вчера она вновь о себе напомнила. Скверная выдалась ночь...
- Такое бывает перед выздоровлением, - отметил брат. – А что говорит Микеро?
- Остерегается делать выводы. Но я надеюсь, прав ты, а он просто чересчур подозрителен.
Тагари выругался вполголоса, упомянув и обеих девушек, и их родню.
- У меня бы они уже…
- Я ждал чего-то подобного, - откликнулся брат. – Не знал только, через кого. Заказчика не знаю до сих пор. Предпочел наблюдать и дальше. И по следу того парня, кстати, направил людей – но оказалось поздно; мои остолопы его потеряли, а он хорошо знает леса. Может, и от людей Макори уйдет.
Упоминание о лесах напомнило Тагари о цели визита, и он рассказал про грядущий разлив. Кэраи поверил – в вопросах гнева стихий Энори не ошибался, тут стоило отдать ему должное. Уже и при самом Кэраи сбылось предсказание о граде и пылевой буре.
Тагари упомянул и про желание советника прочнее устроить свою судьбу. Брат усмехнулся, будто услышал нечто чрезвычайно забавное:
- Неплохо для внука смотрителя моста. Надеюсь, ты согласия не дашь?
- Почему нет? Он давно на равных знается с родовитой молодежью Хинаи, пусть получит законный повод для этого... конечно, если перестанет устраивать подобное тому, что было с этой девицей.
- Ты с ума сошел?
Тагари воззрился на брата, который обычно был образцом вежливости.
- Не думаю, что подобный брак нанесет ущерб одному из старейших Домов!
- Меня не столько интересует, почему Энори захотел этого союза, сколько то, почему согласились Аэмара, то есть господин Тори, который по жадности и расчетливости переплюнет любого маки. У меня есть основания подозревать его как минимум в воровстве, не говоря о взятках... Когда у девицы из-под носа уводят жениха, а та еще поощряет соперницу - как мы такую дурочку назовем?
- О чем ты?
- Ты всерьез хочешь позволить ему заручиться поддержкой на стороне? Когда твое положение непрочно, а эти самые Аэмара будут рады ухватиться за любую возможность, дабы тебя свалить?
- Они трусы, - подумав, хмуро сказал Тагари.
- Это верно. Потому и постараются остаться в тени – до момента, который сочтут удобный. Очнись, наконец! Помимо границ есть и другая война!
- У меня пока нет причин отказать. Ты сам бы сказал – за ними нужно присматривать. Поглядим...
***
Майэрин окликнула Кайто, когда тот в конюшне наблюдал, как седлают коня. Юноша удивился – женщины редко заглядывали сюда, особенно старшая из сестер, которая остерегалась собственной тени, не то что здоровенных злых жеребцов.
Конюх, поклонившись, с любопытством исподтишка поглядывал на юную хозяйку, хотя и продолжал возиться со скакуном Кайто.
- Чего ты здесь делаешь? – не больно-то дружелюбно спросил брат; не хватало еще, чтобы его сестру рассматривали, будто какую-нибудь служанку!
- Я тебя всюду искала, - начала та оправдываться, и попятилась, выходя из конюшни. Кайто последовал за ней.
- Ну, что тебе надо?
- Я искала тебя, а ты не появлялся дома, и теперь на охоту…
- Вот же девчонки! Ясней говорить не способна?
- Я его боюсь, - глухо сказала Майэрин, и брат сразу понял, о ком она. Досаду ощутил – все разболтали.
- Э, брось! Давно ли?
- Раньше я о нем и не думала, мы ведь почти не виделись. Но хотя бы ты помоги мне. Мне он кажется человеком, способным на что угодно.
- Ну например? - Кайто говорил вяло, его раздражала глупость сестры.
- Не знаю.
- Хоть придумай что правдоподобное! Например, превратит тебя в тушканчика полевого... у него мозгов и то больше, - Кайто потянулся, мотнул головой. - Шла бы ты поэтов своих читать. Если отец все-таки передумает, то уж никак из-за твоих глупых страхов!
Он вскочил в седло и легким галопом поскакал по направлению к воротам. Майэрин смотрела ему вслед.
- Ну ты и дууурочка, - протянулся-пропел сзади голосок средней сестры, - Я бы согласилась, не думая. Может, сейчас у вас не сложится, а потом, через пару лет, отец меня отдаст? Смотри, еще будешь жалеть.
Старшая подобрала юбку и побежала прочь, едва не сбив сестру по дороге.
***
Нээле измучилась ждать новостей, может, поймали уже? Кто поручится, что еще нет? Ей расскажут, когда сочтут нужным. В иной миг начинала верить, что и впрямь дар провидения у нее, только еще не разбужен, и пыталась увидеть, отчаянно, словно тонула и тянулась к спасительной ветке. Но если что и возникало перед глазами, так лишь цветные пятна от напряжения. Всего пару раз почудилось что-то большее, колыхнулись перед глазами белокрыльник, осока, да пахнуло сладковатой болотной прелью и сыростью.
Нээле не могла понять, что это значит, надеялась лишь, что друг ее не нашел свою погибель в болоте.
Девушка старалась не думать о грустном, о страшном, вообще ни о чем не думать; листочек розы оторвала, пыталась свернуть, как сворачивают листы бумаги – сделать лодочку, или птицу. Пальцы скучали по работе – привыкла держать иглу каждый день.
За ней, как за виновницей побега, могли придти в любой час, и боялась этого, и почти надеялась, что придут. Нээле не была возле ворот городской стражи, но ее могли видеть прохожие, хоть и редкие на рассвете. Пыталась представить, как выглядела со стороны – богатое платье, но накидка прикрывает голову и плечи… прикрывала, пока не слетела с волос, а она и не подумала вновь поднять. Серо было вокруг, утренние сумерки, пронизанные рыжим, уже тускнеющим светом ночных фонарей. Вроде мимо прошли горожане, торопясь приступить к делам, или запоздалые гуляки возвращались домой – она уже ни в чем не была уверена.
Беглеца уже наверняка ищут, и, если случайный свидетель видел с ним женщину… сколько времени понадобится, чтобы ее узнали? Не будут же свидетеля этого водить по всем домам. Но и не понадобится, шептал ей на ухо чей-то ехидный голосок. Не считай дураком Макори Нэйта, он первым делом подумает на тебя. За тобой вечно столько шума остается, и какая еще девушка так резво кочует из одного богатого дома в другой?
…Ее – их - видел и охранник дома господина генерала, открывавший ворота.
А Энори отдавал бумагу, и караульные на входе его пропускали. Кем бы он ни был, подкупить всю городскую стражу он не сумеет.
Ему нравилось ее дразнить, пересказывая и сплетни о розысках виновных, и настоящий ход следствия. Будто и вовсе не опасался – не за жизнь свою, это понятно, но хоть за доброе имя в глазах приятелей и покровителя.
Вот и снова – услышала быстрые легкие шаги за дверью, и между ними и тем, как появился в комнате, считай, и мига не прошло.
- Дрожишь? – спросил он таким легким тоном, что ей стало обидно. Но Энори тут же прибавил умиротворяющее:
- Успокойся наконец, никто тебя не тронет и про тебя не вспомнит. Я обещаю. Тебе довольно?
- Это чары? – спросила, когда уже были в дороге, и она сидела в носилках, чувствуя себя камешком, по ошибке попавшим в драгоценную шкатулку. – Или твои цветы?
- Если и чары, то созданные природой… я всего лишь помог всем причастным увидеть одно и то же, а потом большую часть позабыть. Многие могли бы, если б дали себе труд научиться.
- Простые люди?
- Могут же монахи в монастырях, и фокусники, и шарлатаны, рассказывающие о судьбе. Они зачастую вышли из самых низов.
. Говорить ему, похоже, не хотелось. Шел подле носилок, где везли ее, и молчал. Сквозь приоткрытую занавеску она видела – люди вокруг замирали, низко кланялись. Он не обращал на них внимания. Сопроводил в домик, где Нээле предстояло отныне жить, пока что-нибудь не изменится, и то ли судьба выпустит из-под крылышка, то ли разожмет когти
- Что дальше? – спросила она, и Энори не ответил. Дождался, пока Нээле довезут до крыльца и та покинет носилки, занял ее место и оставил девушку размышлять, о чем ей заблагорассудится.
И теперь она была почти оправдана… и даже почти свободна. Небольшой, вполне уютно обставленный дом, пара слуг-мужчин и молчаливая женщина – и все, похоже, доносили о каждом ее шаге.
Нээле улыбалась всем, готовая ждать, сколько понадобится. День тянулся, плотный и тусклый, словно след от улитки.
Крутила на запястье дорогое украшение.
Перед тем, как она покинула дом генерала, Энори подарил Нээле браслет: серебро и горный хрусталь, цепочка цветов-бессмертников. Какое там подарил… надел на руку и застегнул. Не выбрасывать же… А страшно было. Считай, приняла драгоценный дар, и жизнь друга – тоже подарок, и ее вроде как оправдание. Теперь-то что? За просто так почти нищим девочкам ценности не преподносят.
Дом господина Кэраи казался теперь светлой мечтой. Тогда, несмотря на страх за другого, был человек, по-своему добрый к ней, и, как ни странно, довольно понятный. Он хотел блага родной провинции; а чего хочет Энори?
А когда-то все было гораздо проще… удобный стул у окна, журчанье маленького фонтанчика неподалеку, приглушенные смешки подруг…
Попросила служанку принести полотно и нитки, только игла двигалась будто в чужих руках, любимое, единственное прежде дело стало тяжкой повинностью. Узор на полотне возникал какой-то недобрый, словно переплетенные жадные пасти, разинутые в ожидании добычи. Вышивала до темноты, не обращая внимания, что видит нити все хуже, пока не осознала – нет уже сил делать то, что радости не приносит. Вышивка, полная красок и особой изысканной легкости принадлежала прежней Нээле, которая мечтала о тихой жизни, робела при встречах с мужчинами и для которой пройти пару кварталов было едва ли не подвигом.
Со вздохом она отложила потяжелевшую ткань. Перебралась в кровать, погасила лампу, но так и не легла. Сидела, обхватив руками колени. Если еще и мастерство ее оставит, к чему девушка будет пригодна?
Ей померещился чужой человек в комнате, он будто стоял за занавесью. Надо было крикнуть, позвать служанку, но Нээле так испугалась, что не могла шевелиться. От скрытого складками силуэта исходила давящая угроза, и ей опять вспомнились холмы, та страшная пара… А фигура за тканью двинулась, вроде бы подняла руку – что-то блеснуло, будто полоска стали. Только тогда девушка издала полузадушенный писк.
Почудилось, будто Энори появился в дверном проеме – но не сказал ничего, и в руках его были цветы. Стоял и смотрел, а комната наполнялась розоватым туманом, который темнел, становился плотнее, и на всех предметах начинали мерцать крохотные звездочки. Фигура и его, и незнакомца начала мерцать, расплываться перед глазами.
Это же сон, догадалась девушка.
Нээле снилось, что она летит куда-то на огромном цветке – солнце было все ближе, от жара начала болеть голова, и плавились лепестки. Понимая, что это сон, она захотела проснуться, но не могла, и лишь с ужасом ждала приближения светила, которое становилось то золотой птицей, то огромным костром, то лицом со множеством сияющих глаз. Почувствовав, что задыхается, умирает, собрала все силы и соскользнула с лепестка в бездну.
Обнаружила себя полулежащей на кушетке, а рядом, на полу, брошена была охапка полуувядших цветов – розы, лилии, какие-то еще незнакомые, и те, похожие на черные орхидеи – с десяток стеблей сверху. Их узнала и в темноте. И ее саму усыпали стебли, словно невесту. Только не красные, как бывает на свадьбах, а все те же – черные вперемешку с белыми колокольчиками. Чудовищно болела голова. Нээле с трудом поднялась, сгребла часть цветов, выбросила в окно – запах их, сладкий, уже содержал в себе умирание. Неужели она пробыла без сознания пару дней? Быть того не может...
Нээле зажгла свечу, глянула на себя в зеркальце. Темные круги под глазами, но волосы почти не растрепались. Оглядела платье – ни складочки лишней. Что произошло?
- Милая, с вами ничего не случилось? – сунулась в дверь голова прислужницы. За женщиной маячил силуэт одного из приставленных к дому мужчин.
- Встала-таки! А то напугала. Стемнело совсем, и ни звука – я глянул – лежит, словно мертвая, - прогудел он. И осекся, заметив те цветы, что не успела поднять Нээле.
Девушка с трудом поднялась – пустота нахлынула, стала невыносимой. До сих пор ощущался жар, опаливший лицо. И в воздухе едва различимо не то звенели, не то шептались тысячи голосов.
- Принесите холодной воды – мне надо умыться.
Вода не помогла, и она вышла на улицу, подставила лицо ветерку. Уже светало. Растения на клумбе неподалеку были примяты, будто там протащили что-то большое и тяжелое.
Но тех цветов, что усыпали ее в комнате, здесь не росло.
***
Стрела взлетела вверх по дуге, гудящий выдох тетивы заглушен был порывом ветра, он подбросил стрелу еще выше, развернул острием к земле и бросил вниз, не дав долететь до мишени. И снова стих.
Раздосадованный стрелок опустил лук.
Флаги реяли длинными узкими языками и, напротив, похожие на поднятый рукав, одним концом прикрепленный к древку. Оставалось надеяться, что ветру надоест эта игра – ударять хлестким порывом в самый неподходящий миг и невинно стихать.
