Слушал его – и не верил, слишком равнодушно отзвучали слова. Не делано – доводилось встречать такое, когда человек пытается скрыть свои чувства, но тогда и речь выходит неестественно-ровно. Да хватит уже думать о нем, как о человеке! Знаешь ведь, но все равно он обводит тебя вокруг пальца, как малыша.
Выслушав, ничего не ответил. Повернулся идти обратно.
- Я тебя умнее считал, - равнодушие чуточку треснуло. – Спроси хотя бы настоятеля Эн-Хо. Он тоже обманщик? Или просто невежественный?
- Тебе-то это зачем? – Лиани снова не выдержал, как несколько ночей назад. Снова ответил.
- Я отличаюсь… от других таких же, сам и создал это отличие. Но если меня пытаться убить любым другим оружием - вернусь таким, как они, во всяком случае, на долгое время. Потеряю все, что было значимо. Может, и сам его уничтожу. На это я не готов.
- Иными словами, ты все равно хочешь повернуть дело так, как удобней тебе.
- Конечно, - откликнулся голос, ровный, будто прозрачный. – С чего бы этому измениться?
- Что ж, будь уверен, если ты не врешь, здесь наши пожелания совпали.
- Так иди, их обрадуй… ведь не удержишься.
Показалось - на миг будто иней покрыл черные иглы, но то был дымок от палочки
- Я ничего тебе не обещаю, - сказал Энори тихо и зло. – Только даю вам шанс. Попробуйте воспользоваться им.
***
Кэраи так и не узнал, кто их выдал – то ли многочисленные шпионы Аэмара, то ли Иэра, то ли еще кто; любой корзинщик на углу, улыбчивый лоточник в предместьях, безобидная с виду старушка, вышедшая на деревенскую площадь погреться на солнышке могли оказаться совсем не теми, кем выглядели.
Его задержали на дороге, охрана, даже если бы он позволил, не могла бы сопротивляться двадцати солдатам. Но в Осорэи его доставили чуть ли не с почетом; над воротами поднимались уже другие знамена и у стражников были другие знаки. Он принял это естественно, словно смену времен года.
Их родовое гнездо, дом Тагари предсказуемо занял новый глава Хинаи. Он мог бы Кэраи понравиться, встреться они иначе. Старше лет на десять, живой, с приятным смуглым лицом, Ясая выглядел неглупым и уверенным. Он смотрел вокруг со смесью любопытства и настороженности, как новосел, еще не уверенный, по душе ли ему новое обиталище. Он понимал, что от него требуется послужить некой прослойкой между тем, что было и тем, что будет, подготовить тут почву и передать дела – и, разумеется, он надеялся укрепиться – или выслужиться – настолько, чтобы остаться.
Родом из Окаэры, имеющий там крепкие связи, но не из правящей семьи, он долго жил в Столице и был наилучшей кандидатурой. При таком назначенце две соседних провинции точно не вступят в союз, но и сил у него довольно, не сожрут местные.
Пленника своего он встретил почти по дружески, и позволил вернуться в дом-«ракушку», разумеется, под надежной охраной. И время от времени навещал.
Ясая любил беседы на отвлеченные темы, и не изменил своей привычке даже сейчас, на новом месте и в непростых обстоятельствах. Впрочем, Кэраи давно знал, что эта черта вовсе не означает слабости духа или ума. C ним обращались учтиво, с особой снисходительной мягкостью, иногда присущей победителям. Ясая много расспрашивал, и Кэраи ясно было, каковы полномочия и поручение нового ставленника – тут не ошибся бы даже новорожденный котенок.
Книги ему приносили, но не приборы для письма, на всякий случай. И не выпускали из комнат. Но он и не делал попыток связаться с кем-то за стенами дома.
О смерти брата он уже знал.
Знал и о том, что Лайэнэ вернулась домой, ее не стали задерживать.
Нэйта… пока их – за немалую мзду - якобы простили, лишь держа под присмотром, но он бы не спешил радоваться такому прощению. Вскоре они станут нужны, чтобы свалить на их дом остатки того, что не выльется на них с братом.
Сейчас он располагал лишь крохами информации, и по случайным фразам – требовалось отделять истинные от намеренных оговорок, иногда по ответам на прямые и косвенные вопросы, иногда по голосам в коридоре он выстраивал картину того, что происходило не только в провинции, но и в стране. Это оказалось не так уж сложно, в чем-то даже удобно: с событиями и связями между ними ему всегда было проще, чем с людьми.
Во всяком случае, он теперь находился в своем доме, хотя от него убрали всех прежних слуг, и Ариму тоже. Но тот был жив, находился где-то в городе.
Спустя пару недель наконец подул новый ветер, нежеланный, но ожидаемый. Видимо, все, что хотел, Ясая уже разузнал. Он и на сей раз не стал вызывать Кэраи к себе, явился сам. Это теперь был не разговор, а допрос, с двумя секретарями, записывающими каждое слово. Но Кэраи позволили не стоять на коленях все это время, как преступнику, а просто сесть и отвечать – невиданная милость; кажется, благосклонность нового главы провинции и впрямь была искренней.
Ясая выглядел великолепно в темно-фиолетовом плотном шелке, с черным нижним одеянием и черно-золотой тонкой отделкой. И лишь кольца с изумрудами, как знак цвета его Дома. А рукава уже носили более широкие, чем год назад, Ясая знает новую моду, он был в Столице совсем недавно…
Вся эта мишура лезла в голову, пока отвечал на вопросы, но не мешала, не отвлекала, а напротив, неожиданно успокаивала.
О, ему было, что вменить! Ожидаемо он, старавшийся удержать равновесие между старым образом мира и новым, вышел виновным во множестве промахов и преступлений. Что ж, нечего было пытаться сидеть на двух стульях. Ему, конечно, припомнили и движение караванов мимо Хинаи, словно это он напал на ее границы. Борьба с незаконной торговлей во время войны выглядела у них жаждой наживы, деньгами, без доли Столице положенными в собственную казну, а не поддержкой крестьян из разоренных деревень – на эти средства люди получали зерно. И налога Хинаи выплачивала меньше, чем следовало - то-то его подняли как раз ко времени, когда позарез были нужны средства на армию. Разумеется, и оставлять Осорэи во время войны не следовало. И якобы пытаться собрать войска в Ожерелье – тут он только рукой махнул, не подставлять же Рииши.
И, как и ожидал, поездка в Мелен обернулась изменой – за спиной Солнечного он сговаривался о военном союзе. После такого не оправдаться. А при другом раскладе подобный союз назвали бы разумной мерой - подними Тагари свои войска...
Обвинить его в отказе убить брата они не могли - ну так обвинили в совместной подготовке мятежа.
Рухэй же и вовсе словно не бывало.
Печально-торжественное выражение лица Ясая как бы гласило: мы оба все понимаем, но… Да, мы оба все понимаем. И еще немного поиграем по правилам, которых никогда не соблюдал Тагари, но к которым сам Кэраи привык в Столице. Какое-то время произносить слова, которых от него ждут, и вести себя так, будто все, что сейчас происходит – один большой ритуал, где важнее всего не ошибиться даже в мелочи и сохранить лицо.
Не думал, что сам будет фигуркой в такой игре, но, во всяком случае, правила он давно изучил, и они в чем-то удобны. Не надо думать, как поступить и что можно сказать, а что лучше оставить при себе.
Наконец все вопросы кончились, и его отвели обратно в покои. Он наконец-то вздохнул с облегчением, оставшись один. Сбросил тяжелый шелк верхнего одеяния, вытащил из прически золотую заколку с камнями, от которой начала болеть голова – теперь волосы держались на второй, тоненькой, а больше на честном слове. Посидел какое-то время, наслаждаясь тишиной и тем, что ничего говорить не нужно. Потом подошел к окну – в его покоях даже ставни-решетки оставили открытыми, и охрана внизу не надоедала глазу. Это тоже входило в правила, он не пытается бежать, а его якобы не охраняют. Хотя попробуй, высунься из окна больше, чем надо… сразу появится пара крепких охранников в черно-зеленых головных повязках.
Теперь какое-то время никто не будет тревожить, но, может быть, одним разом все не ограничится. А дружеские с виду беседы с Ясая закончены, с преступниками, с изменниками трона не разговаривают за чашечкой вина.
Не знал, что именно его ждет, только одно – его смерть не будет публичной, на это никто не решится пойти, хоть его и не слишком-то любят на родине. Возможно, ему дадут выбрать, так иногда поступают. Он пока не был уверен, что хочет это обдумывать.
Издалека донеслась незатейливая мелодия флейты, мотив подхватила другая, тоном пониже, и вступил барабанчик. Потом запели, где-то на улице, а не в чужом саду, упрятанном за каменные стены. В богатом квартале веселиться на улице могли только в дни всенародных гуляний.
Не сразу вспомнил, какой был праздник. Ах, да… середина лета. В другие годы его отмечали куда веселее и ярче, но совсем отказаться от радости и развлечений люди не захотели и сейчас. А простым горожанам и вовсе нет разницы, война закончилась, это главное. К тому же Столица сейчас поможет деньгами провинции, а золотому ручью рады всегда.
Он надеялся, что Лайэнэ пошла на праздник, но опасался, что это не так.
Почудилось движение рядом, и Кэраи отвернулся от окна.
Краем глаза увидел, как по комнате проплыла тень, даже в бесплотности грузная. Айю, бессменный помощник, столь преданный делам провинции, что даже семьи не завел. Еще одна тень, коренастая, но подвижная появилась за ней. Таниера, командир Сосновой. А справа возник юный щеголь, и в смерти самонадеянный. Его отец сюда не пожаловал, да и странно было бы ждать, что он навестит дом бывшего врага. А вот Аори Нара пришел, и уселся в кресло – привык, что стоять из-за хромой ноги ему было тяжеловато.
Но Кэраи неотрывно глядел не на них, а на три фигуры в темном углу комнаты. Мощная, в доспехе – брата, а за ним старик с печальным и жестким лицом, будто вырезанным из дерева.
- Прости, отец, - сказал Кэраи. – Я не справился.
Третья тень молча покачала головой, будто не соглашаясь с ним, тихая и изящная. Мама всегда поддерживала и мужа, и сыновей.
Глава 20
Не слишком хорошее место выдалось для последнего ночлега. Тянуло сыростью – неподалеку был глубокий, залитый водой, недавними дождями овраг, над которым торчали, кривились еловые корни. Хоть и близко текла вода, на ночь ничего не набрали: по дороге не встретили родников, а тут не приблизиться к краю, шаг – и ухнет вниз глинистый пласт, усыпанный мертвыми иглами.
А после разговора вечернего даже монах не вышел бы из защищенного круга. Трудно ему дался давешний переход, если б не уроки, полученные в святых стенах, не смог бы отрешиться от боли и жара. Ладно хоть стрела разбойника оказалась без яда.
- Ты не знал о клинке в Эн-Хо? – спросил Лиани. Он тоже сейчас выглядел нездоровым, словно и его кровь стала слишком горячей для тела.
- Лишь о некой древней реликвии, и не о том, где именно она хранится. Нас, простых братьев, не посвящают в такие дела. – Но он сам указал на клинок… это странно.
- Мне тоже. Если это очередная игра Энори… И откуда бы знал?
- Он мог, все-таки жил в доме, где возможно достать любые сведения, - ответил брат Унно.
- Тогда он способен придумать и красивую сказку. На деле, может, рассчитывает спастись именно через этот клинок.
- Нет, - сказал монах, – гора Огай… нет, такие вещи не подделать, и они и вправду опасней всего для нечисти.
- Тогда, может быть, что-то нас ждет в пути…Он любит забавляться с людьми, думаю, любит и риск. Это было бы отличной забавой – дать нам надежду.
Нээле вздрогнула. Ее губы чуть шевельнулись, впервые за долгое время произнося слова:
- Да… может быть. Но надежда… ты, как мне сказали, готов был дать ее даже твари из пояса…
- У тех, кто погиб из-за него, осталось в лучшем случае посмертие, и то не всегда… - тихо и жестко возразил молодой человек. - И даже если он почему-то решил умереть, и не врет на сей раз, это подарок для всей Хинаи. Но ответ сможет дать только настоятель Эн-Хо. Осталась эта ночь и полдня перехода… - он покосился на брата Унно: - Может, чуть больше, но в день уложимся. Если нам… Что с тобой? – вмиг оказался подле Нээле, заметив, как изменилось ее лицо. Показалось – еще чуть-чуть и девушка лишится чувств.
- Ничего, - прошептала она, отстраняясь от поддержки.
- Что-то не так? Ты знала его лучше нас – ждать еще какой-то ловушки? Знаешь, какой?
- Нет, я… просто я, оказывается, раньше не думала…
- О чем?
- Так…
Этой ночью они все трое не спали. Где-то неподалеку бродила смерть – в любом из возможных обликов. Разбойники ли, стихия, дикие звери… хотя они вряд ли, Энори не любит лесная хозяйка. И, наконец, самая страшная – в безобидном с виду человеческом облике. Завтра после полудня путники увидят ворота Эн-Хо, брат Унно даже после ранения шел достаточно быстро. Но он так устал, и выглядит плохо, думали молодые люди… а медлить нельзя.
Прислушивались, любой шорох старались понять и истолковать. Треснул сучок…Но нет, ничего. И опять ничего. За пару часов до рассвета стало совсем темно, и вновь их тревожили только лесные звуки, сейчас пугающие даже монаха.
Не говорили и шепотом, пока тишину не нарушила Нээле. Она сидела, не двигаясь, плотно обхватив руками колени, будто корень причудливо изогнулся.
- Кто-то из вас видел песочные часы когда-нибудь? – спросила она, удивив спутников и вопросом, и тем, что заговорила. Описала, чтобы стало понятней. Но оба только слышали о таких.
- Зачем же сейчас вспомнилась заморская диковинка? – у брата Унно даже рана не убавила любопытства, и, кажется, ночь для него слегка отступила. – И где довелось повстречать?
- Так… однажды смотрела на них. Был один день…
Нээле достала деревянную флягу:
- Выпейте, чтобы слушать и видеть лучше, и чтобы в сон не клонило.
- Какой уж тут сон… но ты бы легла сама, - Лиани взял флягу, отхлебнул пару глотков, передал брату Унно. И тот глотнул; в ином состоянии, может, и понял бы, что во фляге, сейчас ничего не заметил.
- Я лягу, как чуть посветлеет, - пообещала девушка. – Не хочу, чтобы во сне подстрелили, - и улыбнулась, показывая, что шутит, а не боится.
Питье быстро подействовало.
Нээле пристально смотрела на спящих. Если верно составила зелье… как было правильно рассчитать? Один просто выносливей многих и многих, другой обладает властью над собственным телом. А делала-то и вовсе для себя… Но нет, сон обоих глубок.
Что ж, горящие монастырские палочки защитят их.
Вздохнув, она поднялась.
Трудно было идти без света, почти наощупь, накалываясь на иглы веток лицом и руками. Сперва оглядывалась – за спиной, чуть успокаивая, тепло горели угли костра, но после их света лишь темней становилось, и смотреть назад перестала. Подле оврага ели чуть расступились, показалось небо в мохнатых тучах, полный месяц то ли очень быстро плыл через них, то ли они стремительно неслись мимо. А внизу не было ветра. Только она сама, ели и ночь.
Девушка присела возле оврага, прислушалась. Сердце колотилось как бешеное, неслось где-то там, высоко, с тучами, и так же рвалось на части.
…Может быть, это ложь, впереди очередная ловушка. А может, и нет, и она узнает это лишь в воротах Эн-Хо.
Свет чуть обозначил то, что она держала в руке, а потом всплеск, и невидимая вода забрала это. Сколько ни всматривалась, не смогла ничего увидеть. А потом ощутила, скорее угадала взгляд, будто паутинка легла на затылок и плечи.
Оглянулась – и почти умерла, сердце упало из туч и остановилось. Энори стоял от Нээле в двух шагах; кожа и одежда словно чуть светились, и потому вокруг него было еще темнее.
