В дружном хохоте собравшихся явственно звучало облегчение - случившееся было позади, пережито, и оставалось только вспоминать о нём в одном ряду с другими охотничьими "легендами". А ещё Беркут чувствовал, что отношение офицеров к нему изменилось - они стали держать его за равного. За того, вместе с кем пройдена серьёзная (по мирным временам) передряга. За того, кого больше не надо излишне опекать и на кого они сами могут положиться в трудный момент. За своего.
*
Человек, как известно, предполагает, а бог располагает. Активность майора Воробьёвой, которую она проявила ещё в бытность свою капитаном, возымела последствия. В ответ на её запрос о поведении и психическом состоянии призывника Тимура Кудинова, который она выслала столичному военкому, пришло указание отправить солдата на новое место службы, в самое удалённое и безлюдное место из возможных на Новой Земле. Одновременно с этим было удовлетворено и прошение самой Воробьёвой о переводе в Москву.
Эти приказы никого не обрадовали, мягко говоря. Командир военной части был искренне обескуражен.
- Что же вы, майор, убегаете, оставляете нас на произвол суровых условий службы - без опытного делопроизводителя, без психолога? Без своей красоты, наконец?
- Я убегала от Бородько, товарищ полковник, - ответила Марина, промаргиваясь от слёз, наполнивших глаза, - Он мне угрожал увольнением по компрометирующим обстоятельствам, если я буду за арестованного Кудинова вступаться... Потом надеялась, что мне откажут в переводе. Не писать же было новый рапорт, что я передумала.
- Вот, кстати, и Кудинова тоже приказано отправить туда, куда Макар телят не гонял. На вертолётную стоянку.
- Там же... на тысячу вёрст полтора человека всего, - ошарашенно проговорила Воробьёва.
Полковник только вздохнул.
- Подготовьте все дела к сдаче, - грустно сказал он.
- Ты уже знаешь? - спросил Беркут в тот же вечер, стоя в уютной квартирке, уставленной цветами в горшках.
- Знаю, мой хороший, - хлюпнула носом Марина, прижавшись к груди солдата, - Это всё я виновата. Разослала запросы о тебе, вот нас с тобой в разные стороны и разгоняют. Меня в Москву переводят, тебя - на край земли.
- Москва - это не смертельно, - ободряюще улыбнулся Беркут, - Да и мне хорошо бы тамошние места проверить. А то здесь в последнее время я только служу как обычный солдат.
- Беркут, ты что, совсем не расстраиваешься?
- Расстраиваюсь. Очень не хочется расставаться ни с тобой, ни с ребятами, ни с товарищами офицерами.
- Меня только одно успокаивает - тебе служить осталось не так много, - призналась вдруг Марина, - Мы же с тобой встретимся в Москве, когда ты закончишь службу?
- Встретимся, конечно. Если ты этого хочешь, - погладил Беркут кудрявую голову Марины.
- Хочу.
Беркут не стал напоминать женщине её требование не воспринимать их отношения всерьёз, которое она высказывала когда-то. А также её уверенность, что любовь себе можно запретить. Он вроде как и запретил себе, а вот в Марине уже засомневался. Иначе почему сегодня на её глаза то и дело наворачиваются слёзы, руки обнимают его так нежно и порывисто, а губы то и дело ищут прикосновений?
К новому месту службы снабжённый добрыми напутствиями и пожеланиями Беркут летел на вертолёте в более-менее погожий день, когда ветер был слабым. Среди коробок с продуктами и вещами, выделенных интендантской службой для маленького коллектива, лежали аж три заполненные вещами сумки, принадлежащие лично Беркуту. Помимо домашних пирожков и шарфа, которыми его одарила Марина, были там и два укутанных полотенцами горшка с цветами. От неё же, понятное дело. По совету Романыча Беркут купил в магазине военной части новые крепкие ботинки, свитер, рукавицы, сигареты и всякие вкусняшки вроде шоколадных батончиков. Там, дескать, магазина нет, а новых сослуживцев надо бы чем-то порадовать.
Во время перелёта возле Беркута неожиданно нарисовался Тэкс и оповестил, что рядом с ними летит знакомая нечисть.
- Что за... О!
В оконце летающей машины заглянул огромный глаз.
- Никак сам Иститок пожаловал? - насмешливо спросил его Беркут.
- Ты ведь не будешь меня развоплощать, ведьмак? - прогрохотал в его голове вопрос.
- Не буду, если ты перестанешь так громко говорить. А так вроде вреда от тебя нет особого.
- Я тоже так подумал. Раз ты всех спрашиваешь, что плохого они делают людям, то на меня у тебя нет причины сердиться.
- Ну так ты, надеюсь, доложил духам предков, что люди потихоньку убирают за собой?
- Недостаточно хорошо убирают, - неподкупно резюмировал глаз.
- Ничего, скоро и в посёлке появится установка для уничтожения мусора.
- Посмотрим, - снисходительно пообещал Иститок и уплыл.
- Посмотри, посмотри, - посмеялся ему вслед Беркут.
Эта встреча неожиданно развеяла минорное настроение, которое владело им до сих пор. Как будто отрыв ото всех, с кем у него успели образоваться связи и добрые отношения, не был таким уж фатальным. Вон, даже нечисть заглядывает по знакомству.
Когда Беркут вышел из приземлившегося вертолёта, он увидел неподалёку два строения - крытый жестью полукруглый ангар и небольшое одноэтажное здание барачного типа. Оттуда к ним направлялось несколько фигур - тепло, не по зимней ещё погоде одетый в бушлат пожилой мужчина и два солдата за ним. Эти солдаты тянули за собой большие фанерные ящики, уставленные на широкие колёсики.
Пока мужчина переговаривался с пилотом и сопровождавшим Беркута прапорщиком, солдаты привычно начали складывать в эти ящики прибывший груз.
- А ты чего стоишь, новенький? - хрипло крикнул на Беркута мужчина в бушлате, - Бери груз и тащи в дом!
Беркут схватил все свои сумки, повесил их на плечи, а в руки взял один из мешков с крупой. В дом, так в дом.
В большой прихожей, похожей на склад, до потолка громоздились стеллажи, уставленные коробками и мешками. Сюда солдаты выкладывали привезённый в тележках груз. Беркут добавил свой мешок и спросил ближайшего солдата:
- Куда мне пристроить свои сумки?
Этот солдат не ответил, а посмотрел на второго.
- Пошли, - деловито кивнул тот, - Я - Святослав, можно Свят. А он - Эхтибор.
- Я - Тимур. Можно - Беркут.
- А ты как, сирота или проштрафился? Других сюда не присылают.
- Сирота. Который проштрафился ещё до призыва, - ухмыльнулся Беркут.
- Ясно. Эхтибора не обижать, понял?
- И не думал никого обижать. Ни Эхтибора, ни тебя, ни того пожилого дядьку.
- Дядьку - можно. Когда напьётся, как скотина. Вот сюда кидай свои сумки. Это твоя койка будет.
*
Осмотреться как следует удалось только после разгрузки вертолёта. Внутри барака было хорошо натоплено и по-своему даже уютно. Казарма (а на самом деле спальня) для солдат была небольшой, метров четырнадцати по площади, комнатой с положенными по уставу койками, тумбочками, а также неуставными журнальным столиком, полкой и диванчиком. Беркуту понравились пара небольших окон с тройными рамами - он, оказывается, уже отвык от помещений, из которых открывается вид на поверхность земли. На подоконники этих окон он сразу водрузил цветочные горшки.
- Мне обещали, что этот цветок зацветёт зимой, - пояснил он.
- Де-декабрист, - определил растение Эхтибор.
Комната "дядьки" - на самом деле старшины и командира их маленького отряда по фамилии Бецкий - располагалась отдельно и представляла по стилю смесь охотничьей избы с видеосалоном. Посреди прикреплённых к стенам чучельных голов северных зверей в ней был установлен большой плазменный телевизор, подсоединённый к старому японскому видеомагнитофону, в который заряжались видеокассеты. Раритет своего рода. А сами кассеты во множестве уставляли целую торцевую стену барака.
В "прихожей" помимо полок для продуктов, стоял ранее незамеченный Беркутом столик с рацией. Ещё в бараке имелись просторная кухня, она же столовая, "баня", она же прачечная, туалет и чулан, он же генераторная и котельная. В принципе, тут имелось всё необходимое для автономного проживания небольшой группы.
В отдельно стоящем ангаре, как сказали Беркуту, хранилось топливо для вертолётов и генератора да какая-то техника. Собственно, эта "точка" и существовала для того, чтобы здесь в случае надобности могли сесть и дозаправиться военные вертолёты, патрулирующие эти места, оберегая их от проникновения извне.
Обязанностями военнослужащих тут было всего лишь поддерживать вертолётную площадку в состоянии пригодности для такой посадки.
- Сейчас кончается сезон, когда делать почти нечего было, - объяснял старшина, - Но начинается зима, и нам иной раз приходится сутками разгребать снег с площадки, потому что ветер тут же заносит её снова.
Сам старшина был контрактником с многолетним стажем. Что уж заставило взрослого мужчину поселиться и жить в таком суровом уединённом месте, никому в группе известно не было. Тут он умудрялся ставить бражку и гнать самогон, а когда выпивал слишком много, то повторял:
- Я вам - не простой человек, мы, Бецкие, из графьёв!
Впрочем, аристократическое происхождение не мешало старшине наравне с солдатами нагружать тележки снегом и вывозить его с расчищаемой площадки. Когда он был в настроении и в состоянии это делать, конечно.
Всё это рассказал Беркуту Святослав. Сам Свят ранее служил по призыву на материке в Архангельской области, и там у него случился какой-то конфликт, о котором он рассказывать не хотел. В результате его, как "проштрафившегося", отправили служить сюда. Армейский стаж его был ещё меньше, чем у Беркута.
Точно такой же срок службы был за плечами и у Эхтибора. Этот парень, как уже догадался Беркут, был сиротой, и тот, кто дал новорожденному такое восточное имя, наверное, не хотел сделать ему ничего плохого. Но сделал. Потому что Эхтибор был заикой, и, называя своё имя, неизменно представлялся как "Э-эхтибор", что, как правило, вызывало смех. Поэтому он старался вообще говорить мало. Если прибавить, увы, типичную для воспитанников детских домов социальную запущенность, то в результате парень казался ещё и несколько слабоумным.
Весной, перед началом наступления тепла, расчищенный снег солдатам было велено собирать в кастрюли и растаивать дома, а потом замораживать кубиками и оставлять храниться. Оказалось, что снег этот считается здесь "чистым" и вода, в которую он превращается, годится к питью. Потом, дескать, снег будет "грязным", годным лишь на мытьё да на стирку. Летом воду для хозяйственных нужд брали из речки, а сейчас она замерзала. Никакого централизованного водопровода здесь, понятное дело, не было.
Уживчивость и добрый характер Беркута скоро развеяли настороженность сослуживцев. Те гостинцы, которые он привёз с собой - пирожки, сигареты и шоколадки, были встречены на "ура". Особенно шоколадки - изрядную долю положенного в рацион служащих сахара Бецкий изводил на самогон, и мальчишки стосковались по сладкому. В свободное время Беркут принялся вырезать из обломка мамонтового бивня фигурки членов отряда - такими, какими видел их на расчистке. Эхтибора это привело в неописуемый восторг, он постоянно что-то беззвучно шептал, глядя на узнаваемый ссутулившийся от ветра силуэт Бецкого с торчащими из-под шапки седыми нестрижеными патлами, высокого и широкоплечего Свята, толкающего широкий "скребок", и собственную тщедушную фигурку, тянущую тележку, гружёную снегом.
Беркут предупредил товарищей, что он частенько разговаривает "с умным человеком" - то есть сам с собой, чтобы, мол, они не удивлялись, если такое услышат. А ещё аккуратно поспрашивал, не было ли здесь такого, что можно было бы назвать "паранормальным".
- У-у, полным-полно! - заявил пожилой старшина, - Вот взять, хотя бы, полярное сияние. Почему оно то разноцветное, то зелёное, то бирюзовое, а? Никто не знает! Причём бирюзовое бывает очень редко, и тогда я сам, вот этими глазами, видел людей, которые становятся в хоровод и танцуют. Такие, знаешь, все одетые по-летнему, девки с лентами вот так по головам завязанными и сквозь них метель видна. Прозрачные они как бы, получается. Вот сколько раз было бирюзовое сияние - столько раз эти хороводы свои и заводили.
Свят за спиной Бецкого красноречиво щёлкнул себе по горлу - мол, под этим делом и не такие черти померещатся. Но Беркут принял к сведению. Повязанную таким манером ленту он видел на одной знакомой блондинке в летнем голубом платье.
- А плохого ничего не случалось? - спросил он, - Чтобы погиб кто-то или пропал?
Но тут старшина замкнулся и сразу вдруг вспомнил то, о чём вообще вспоминал редко - что они в армии.
- Отставить разговорчики! Иди в баню, рядовой, мыла нам натри на стирку!
В этом Беркут был профессионалом.
*
Иногда для счастья человеку надо очень мало. Вот, к примеру, не сыплется снег с неба и не дует сильный ветер - и маленькому воинству вертолётной стоянки в такой редкий день выпадает то самое маленькое счастье.
- Солдат спит - служба идёт! - объявил довольный Свят и с размаху опустил голову на подушку.
Эхтибор отбывал свою очередь наряда по кухне, откуда уже доносился вкусный запах зажарки для борща, а старшина позвал Беркута помочь ему принести из ангара топливо для генератора.
Внутри ангара стояло множество бочек. У одной стены, как пояснил Бецкий, пустые, у другой - полные. Пустых, конечно, было больше. Беркут подумал о том, что неизвестно, когда прибудет сюда прессовочная машина и увезёт металлический лом. Старшина тем временем поставил возле одной из бочек с топливом старое ведро и сунул один конец шланга в отверстие бочки. Всосал оттуда воздух и, отплёвываясь, опустил свободный конец в ведро. А Беркут с любопытством подошёл к чему-то, накрытому чехлом из плёнки. Поднял этот чехол и восхищённо выдохнул:
- Вау!
Там стояли и блестели незамутнённой новизной два снегохода, похожие на мотоциклы.
- Не радуйся, они не на ходу, - проворчал подошедший Бецкий.
- А почему?
- Да никто не знает, почему. Заводиться - заводятся, а ехать - не едут. Кто только не пытался разобраться, в чём дело... И пилоты смотрели, и солдаты из разных призывов, а толку нет. Запчасти к ним привезли, а инструкции потеряли где-то. Уж третий год так стоят. А ты как, не специалист по машинам, случайно?
- Нет, увы, я тоже не специалист, - с сожалением опустил чехол Беркут.
- Ну тогда хватай вон вёдра и тащи в дом, - буркнул старшина, обнаруживая порушенную тайную надежду.
Наверняка с прибытием каждого нового солдата надежда в нём оживает. Вот и Беркут тоже невольно заразился - вид новеньких снегоходов не выходил у него из головы.
- Тэкс, может, ты у нас специалист, а? - тихо пошутил он, - Разберёшься, почему снегоходы не едут?
Помощник промолчал и полетел на традиционный осмотр территории. Наверное, Беркут забыл привить ему чувство юмора, когда создавал личность.
*
Человек, как известно, предполагает, а бог располагает. Активность майора Воробьёвой, которую она проявила ещё в бытность свою капитаном, возымела последствия. В ответ на её запрос о поведении и психическом состоянии призывника Тимура Кудинова, который она выслала столичному военкому, пришло указание отправить солдата на новое место службы, в самое удалённое и безлюдное место из возможных на Новой Земле. Одновременно с этим было удовлетворено и прошение самой Воробьёвой о переводе в Москву.
Эти приказы никого не обрадовали, мягко говоря. Командир военной части был искренне обескуражен.
- Что же вы, майор, убегаете, оставляете нас на произвол суровых условий службы - без опытного делопроизводителя, без психолога? Без своей красоты, наконец?
- Я убегала от Бородько, товарищ полковник, - ответила Марина, промаргиваясь от слёз, наполнивших глаза, - Он мне угрожал увольнением по компрометирующим обстоятельствам, если я буду за арестованного Кудинова вступаться... Потом надеялась, что мне откажут в переводе. Не писать же было новый рапорт, что я передумала.
- Вот, кстати, и Кудинова тоже приказано отправить туда, куда Макар телят не гонял. На вертолётную стоянку.
- Там же... на тысячу вёрст полтора человека всего, - ошарашенно проговорила Воробьёва.
Полковник только вздохнул.
- Подготовьте все дела к сдаче, - грустно сказал он.
- Ты уже знаешь? - спросил Беркут в тот же вечер, стоя в уютной квартирке, уставленной цветами в горшках.
- Знаю, мой хороший, - хлюпнула носом Марина, прижавшись к груди солдата, - Это всё я виновата. Разослала запросы о тебе, вот нас с тобой в разные стороны и разгоняют. Меня в Москву переводят, тебя - на край земли.
- Москва - это не смертельно, - ободряюще улыбнулся Беркут, - Да и мне хорошо бы тамошние места проверить. А то здесь в последнее время я только служу как обычный солдат.
- Беркут, ты что, совсем не расстраиваешься?
- Расстраиваюсь. Очень не хочется расставаться ни с тобой, ни с ребятами, ни с товарищами офицерами.
- Меня только одно успокаивает - тебе служить осталось не так много, - призналась вдруг Марина, - Мы же с тобой встретимся в Москве, когда ты закончишь службу?
- Встретимся, конечно. Если ты этого хочешь, - погладил Беркут кудрявую голову Марины.
- Хочу.
Беркут не стал напоминать женщине её требование не воспринимать их отношения всерьёз, которое она высказывала когда-то. А также её уверенность, что любовь себе можно запретить. Он вроде как и запретил себе, а вот в Марине уже засомневался. Иначе почему сегодня на её глаза то и дело наворачиваются слёзы, руки обнимают его так нежно и порывисто, а губы то и дело ищут прикосновений?
К новому месту службы снабжённый добрыми напутствиями и пожеланиями Беркут летел на вертолёте в более-менее погожий день, когда ветер был слабым. Среди коробок с продуктами и вещами, выделенных интендантской службой для маленького коллектива, лежали аж три заполненные вещами сумки, принадлежащие лично Беркуту. Помимо домашних пирожков и шарфа, которыми его одарила Марина, были там и два укутанных полотенцами горшка с цветами. От неё же, понятное дело. По совету Романыча Беркут купил в магазине военной части новые крепкие ботинки, свитер, рукавицы, сигареты и всякие вкусняшки вроде шоколадных батончиков. Там, дескать, магазина нет, а новых сослуживцев надо бы чем-то порадовать.
Во время перелёта возле Беркута неожиданно нарисовался Тэкс и оповестил, что рядом с ними летит знакомая нечисть.
- Что за... О!
В оконце летающей машины заглянул огромный глаз.
- Никак сам Иститок пожаловал? - насмешливо спросил его Беркут.
- Ты ведь не будешь меня развоплощать, ведьмак? - прогрохотал в его голове вопрос.
- Не буду, если ты перестанешь так громко говорить. А так вроде вреда от тебя нет особого.
- Я тоже так подумал. Раз ты всех спрашиваешь, что плохого они делают людям, то на меня у тебя нет причины сердиться.
- Ну так ты, надеюсь, доложил духам предков, что люди потихоньку убирают за собой?
- Недостаточно хорошо убирают, - неподкупно резюмировал глаз.
- Ничего, скоро и в посёлке появится установка для уничтожения мусора.
- Посмотрим, - снисходительно пообещал Иститок и уплыл.
- Посмотри, посмотри, - посмеялся ему вслед Беркут.
Эта встреча неожиданно развеяла минорное настроение, которое владело им до сих пор. Как будто отрыв ото всех, с кем у него успели образоваться связи и добрые отношения, не был таким уж фатальным. Вон, даже нечисть заглядывает по знакомству.
Когда Беркут вышел из приземлившегося вертолёта, он увидел неподалёку два строения - крытый жестью полукруглый ангар и небольшое одноэтажное здание барачного типа. Оттуда к ним направлялось несколько фигур - тепло, не по зимней ещё погоде одетый в бушлат пожилой мужчина и два солдата за ним. Эти солдаты тянули за собой большие фанерные ящики, уставленные на широкие колёсики.
Пока мужчина переговаривался с пилотом и сопровождавшим Беркута прапорщиком, солдаты привычно начали складывать в эти ящики прибывший груз.
- А ты чего стоишь, новенький? - хрипло крикнул на Беркута мужчина в бушлате, - Бери груз и тащи в дом!
Беркут схватил все свои сумки, повесил их на плечи, а в руки взял один из мешков с крупой. В дом, так в дом.
В большой прихожей, похожей на склад, до потолка громоздились стеллажи, уставленные коробками и мешками. Сюда солдаты выкладывали привезённый в тележках груз. Беркут добавил свой мешок и спросил ближайшего солдата:
- Куда мне пристроить свои сумки?
Этот солдат не ответил, а посмотрел на второго.
- Пошли, - деловито кивнул тот, - Я - Святослав, можно Свят. А он - Эхтибор.
- Я - Тимур. Можно - Беркут.
- А ты как, сирота или проштрафился? Других сюда не присылают.
- Сирота. Который проштрафился ещё до призыва, - ухмыльнулся Беркут.
- Ясно. Эхтибора не обижать, понял?
- И не думал никого обижать. Ни Эхтибора, ни тебя, ни того пожилого дядьку.
- Дядьку - можно. Когда напьётся, как скотина. Вот сюда кидай свои сумки. Это твоя койка будет.
*
Осмотреться как следует удалось только после разгрузки вертолёта. Внутри барака было хорошо натоплено и по-своему даже уютно. Казарма (а на самом деле спальня) для солдат была небольшой, метров четырнадцати по площади, комнатой с положенными по уставу койками, тумбочками, а также неуставными журнальным столиком, полкой и диванчиком. Беркуту понравились пара небольших окон с тройными рамами - он, оказывается, уже отвык от помещений, из которых открывается вид на поверхность земли. На подоконники этих окон он сразу водрузил цветочные горшки.
- Мне обещали, что этот цветок зацветёт зимой, - пояснил он.
- Де-декабрист, - определил растение Эхтибор.
Комната "дядьки" - на самом деле старшины и командира их маленького отряда по фамилии Бецкий - располагалась отдельно и представляла по стилю смесь охотничьей избы с видеосалоном. Посреди прикреплённых к стенам чучельных голов северных зверей в ней был установлен большой плазменный телевизор, подсоединённый к старому японскому видеомагнитофону, в который заряжались видеокассеты. Раритет своего рода. А сами кассеты во множестве уставляли целую торцевую стену барака.
В "прихожей" помимо полок для продуктов, стоял ранее незамеченный Беркутом столик с рацией. Ещё в бараке имелись просторная кухня, она же столовая, "баня", она же прачечная, туалет и чулан, он же генераторная и котельная. В принципе, тут имелось всё необходимое для автономного проживания небольшой группы.
В отдельно стоящем ангаре, как сказали Беркуту, хранилось топливо для вертолётов и генератора да какая-то техника. Собственно, эта "точка" и существовала для того, чтобы здесь в случае надобности могли сесть и дозаправиться военные вертолёты, патрулирующие эти места, оберегая их от проникновения извне.
Обязанностями военнослужащих тут было всего лишь поддерживать вертолётную площадку в состоянии пригодности для такой посадки.
- Сейчас кончается сезон, когда делать почти нечего было, - объяснял старшина, - Но начинается зима, и нам иной раз приходится сутками разгребать снег с площадки, потому что ветер тут же заносит её снова.
Сам старшина был контрактником с многолетним стажем. Что уж заставило взрослого мужчину поселиться и жить в таком суровом уединённом месте, никому в группе известно не было. Тут он умудрялся ставить бражку и гнать самогон, а когда выпивал слишком много, то повторял:
- Я вам - не простой человек, мы, Бецкие, из графьёв!
Впрочем, аристократическое происхождение не мешало старшине наравне с солдатами нагружать тележки снегом и вывозить его с расчищаемой площадки. Когда он был в настроении и в состоянии это делать, конечно.
Всё это рассказал Беркуту Святослав. Сам Свят ранее служил по призыву на материке в Архангельской области, и там у него случился какой-то конфликт, о котором он рассказывать не хотел. В результате его, как "проштрафившегося", отправили служить сюда. Армейский стаж его был ещё меньше, чем у Беркута.
Точно такой же срок службы был за плечами и у Эхтибора. Этот парень, как уже догадался Беркут, был сиротой, и тот, кто дал новорожденному такое восточное имя, наверное, не хотел сделать ему ничего плохого. Но сделал. Потому что Эхтибор был заикой, и, называя своё имя, неизменно представлялся как "Э-эхтибор", что, как правило, вызывало смех. Поэтому он старался вообще говорить мало. Если прибавить, увы, типичную для воспитанников детских домов социальную запущенность, то в результате парень казался ещё и несколько слабоумным.
Частью такой вот колоритной команды и предстояло стать Беркуту. Сначала все отнеслись к нему настороженно - Бецкого волновало, не бузотёр ли и не кляузник ли новый солдат, Свята - не будет ли Беркут "качать права" как старослужащий, устанавливая дедовщину, а Эхтибор... Этот, наверное, опасался всего, до тех пор, пока практика не покажет, чего надо опасаться особенно сильно. То, что Беркут тоже, как и он сам, воспитывался в детдоме, совершенно не уменьшало этих опасений.
Весной, перед началом наступления тепла, расчищенный снег солдатам было велено собирать в кастрюли и растаивать дома, а потом замораживать кубиками и оставлять храниться. Оказалось, что снег этот считается здесь "чистым" и вода, в которую он превращается, годится к питью. Потом, дескать, снег будет "грязным", годным лишь на мытьё да на стирку. Летом воду для хозяйственных нужд брали из речки, а сейчас она замерзала. Никакого централизованного водопровода здесь, понятное дело, не было.
Уживчивость и добрый характер Беркута скоро развеяли настороженность сослуживцев. Те гостинцы, которые он привёз с собой - пирожки, сигареты и шоколадки, были встречены на "ура". Особенно шоколадки - изрядную долю положенного в рацион служащих сахара Бецкий изводил на самогон, и мальчишки стосковались по сладкому. В свободное время Беркут принялся вырезать из обломка мамонтового бивня фигурки членов отряда - такими, какими видел их на расчистке. Эхтибора это привело в неописуемый восторг, он постоянно что-то беззвучно шептал, глядя на узнаваемый ссутулившийся от ветра силуэт Бецкого с торчащими из-под шапки седыми нестрижеными патлами, высокого и широкоплечего Свята, толкающего широкий "скребок", и собственную тщедушную фигурку, тянущую тележку, гружёную снегом.
Беркут предупредил товарищей, что он частенько разговаривает "с умным человеком" - то есть сам с собой, чтобы, мол, они не удивлялись, если такое услышат. А ещё аккуратно поспрашивал, не было ли здесь такого, что можно было бы назвать "паранормальным".
- У-у, полным-полно! - заявил пожилой старшина, - Вот взять, хотя бы, полярное сияние. Почему оно то разноцветное, то зелёное, то бирюзовое, а? Никто не знает! Причём бирюзовое бывает очень редко, и тогда я сам, вот этими глазами, видел людей, которые становятся в хоровод и танцуют. Такие, знаешь, все одетые по-летнему, девки с лентами вот так по головам завязанными и сквозь них метель видна. Прозрачные они как бы, получается. Вот сколько раз было бирюзовое сияние - столько раз эти хороводы свои и заводили.
Свят за спиной Бецкого красноречиво щёлкнул себе по горлу - мол, под этим делом и не такие черти померещатся. Но Беркут принял к сведению. Повязанную таким манером ленту он видел на одной знакомой блондинке в летнем голубом платье.
- А плохого ничего не случалось? - спросил он, - Чтобы погиб кто-то или пропал?
Но тут старшина замкнулся и сразу вдруг вспомнил то, о чём вообще вспоминал редко - что они в армии.
- Отставить разговорчики! Иди в баню, рядовой, мыла нам натри на стирку!
В этом Беркут был профессионалом.
*
Иногда для счастья человеку надо очень мало. Вот, к примеру, не сыплется снег с неба и не дует сильный ветер - и маленькому воинству вертолётной стоянки в такой редкий день выпадает то самое маленькое счастье.
- Солдат спит - служба идёт! - объявил довольный Свят и с размаху опустил голову на подушку.
Эхтибор отбывал свою очередь наряда по кухне, откуда уже доносился вкусный запах зажарки для борща, а старшина позвал Беркута помочь ему принести из ангара топливо для генератора.
Внутри ангара стояло множество бочек. У одной стены, как пояснил Бецкий, пустые, у другой - полные. Пустых, конечно, было больше. Беркут подумал о том, что неизвестно, когда прибудет сюда прессовочная машина и увезёт металлический лом. Старшина тем временем поставил возле одной из бочек с топливом старое ведро и сунул один конец шланга в отверстие бочки. Всосал оттуда воздух и, отплёвываясь, опустил свободный конец в ведро. А Беркут с любопытством подошёл к чему-то, накрытому чехлом из плёнки. Поднял этот чехол и восхищённо выдохнул:
- Вау!
Там стояли и блестели незамутнённой новизной два снегохода, похожие на мотоциклы.
- Не радуйся, они не на ходу, - проворчал подошедший Бецкий.
- А почему?
- Да никто не знает, почему. Заводиться - заводятся, а ехать - не едут. Кто только не пытался разобраться, в чём дело... И пилоты смотрели, и солдаты из разных призывов, а толку нет. Запчасти к ним привезли, а инструкции потеряли где-то. Уж третий год так стоят. А ты как, не специалист по машинам, случайно?
- Нет, увы, я тоже не специалист, - с сожалением опустил чехол Беркут.
- Ну тогда хватай вон вёдра и тащи в дом, - буркнул старшина, обнаруживая порушенную тайную надежду.
Наверняка с прибытием каждого нового солдата надежда в нём оживает. Вот и Беркут тоже невольно заразился - вид новеньких снегоходов не выходил у него из головы.
- Тэкс, может, ты у нас специалист, а? - тихо пошутил он, - Разберёшься, почему снегоходы не едут?
Помощник промолчал и полетел на традиционный осмотр территории. Наверное, Беркут забыл привить ему чувство юмора, когда создавал личность.
