На Беркута вдруг накатило ледяное спокойствие. Это был миг, когда возмущение от немыслимой расправы над человеком, совершённой прямо у него на глазах, понимание, что, возможно, его собственной жизни сейчас придёт конец, привело его к катарсису. Внезапному озарению, пониманию ранее недоступной сути стоявшей перед ним нечисти, скачкообразному возрастанию силы ведьмака. Это было не просто испытание на стоическое преодоление трудностей, это был итоговый экзамен на право жить.
*
Порой, когда люди хотят метафорически подчеркнуть максимальный холод, они называют его "арктический". И то правда, Арктика - самое холодное место, хорошо знакомое людям. На Земле. Но в природе Вселенной есть гораздо более холодные места, и родственную связь с теми самыми местами чувствовал сейчас Беркут. Стать, словно обитатель планеты Нептун, ещё более холодным в душе, чем монстр перед ним... Возможно, если бы ведьмак раздумывал, то счёл бы, что это не самый лёгкий способ победить. Но сейчас оружие выбрал не разум - инстинкт.
- Говоришь, ты хозяин этой земли? - спросил он, угрожающе делая шаг навстречу монстру, обжигая его внеземным холодом, - Ошибаешься. Я! Здесь! Хозяин!
Неизвестно как получилось, что рык Беркута - ничем не вооружённого, физически очень слабого слабого в сравнении с монстром существа, прозвучал гораздо более громко и значительно.
Монстр невольно попятился.
- Стоять, бояться! - приказал Беркут.
Чудовище больше не смогло сопротивляться его воле и замерло, как было - на четырёх конечностях.
Ведьмак спокойно подошёл к нему сбоку и крепко взялся за мех - одной рукой на загривке, другой на спине.
- Объяснить тебе замысел бога, тварь? - задумчиво спросил он, глядя не вниз, на монстра, а вперёд перед собой, - Дело в том, что изначально бог создал человека для того, чтобы он населял землю и управлял ею. И даже если этот человек наделал ошибок, если порой действует во вред и земле, и самому себе; даже если, ведомый своими страхами, невольно порождает чудовищ вроде тебя - не тебе менять главный завет Создателя, тварь. И когда ты возгордился, стал думать о своём незыблемом главенстве, перехитрил и победил всех, уверился в своей силе и вечной власти, не встречая серьёзного отпора... когда ты стал помехой в этом замысле - знаешь, что случается? Тебя уничтожают. Человек сметает тебя со своего пути как досадившую ему букашку.
С этими словами Беркут встряхнул монстра, рванув его за сжатую в кулаках шерсть. Но мысленно он встряхивал не тело. Он вытряхивал, вырывал из этого тела то, что заменяло монстру душу - жизнь, вложенную в него людьми, жившими на севере очень давно и боявшимися смертоносных опасностей, таящихся в больших снежных сугробах. Но больше здесь нет тех людей, а главное, их страхов тоже нет. Значит, этот зажившийся на свете монстр тем более должен перестать существовать.
- Развоплотись, нечисть, и не возвращайся в этот мир никогда, - сказал он, по-прежнему не глядя на рухнувшую в снег тушу, ясно понимая, что говорит скорее по привычке, чем в силу необходимости.
Потом он подошёл к Святославу и приложил пальцы к его шее. Пульс, хоть и слабый, но был. Он взял трос снегохода и перетянул им обрывок ноги. Отметил, что на морозе крови вытекло не очень много. Беркут сходил и поднял улетевшую в сторону оторванную ногу Свята и поднёс её к телу товарища.
- Тэкс, - попросил он, - Мне нужен сиртя, отец Миры. Очень нужен. Срочно.
Сиртя не заставил себя долго ждать.
- Ты хочешь, чтобы я помог этому человеку? - сразу понял он, - Но я не помогаю обычным людям, ведьмак. У них своя жизнь, свои опасности и риски в этой жизни.
- Он пострадал не от обычных опасностей, созданных природой или другими людьми, - возразил Беркут, - Его ранила нечисть. Та, о которой он ничего не знал, к созданию которой непричастен - ни он, ни его предки. Та, которая жила на этой земле, за которой вы, духи предков, вроде как приглядываете.
- Хочешь заставить меня почувствовать себя виноватым? - насмешливо улыбнулся сиртя, - Так же, как этот человек непричастен к здешней нечисти, мы непричастны к живущим здесь людям. Ты верно заметил - мы приглядываем за этой землёй. Не за людьми, которые приходят и даже не живут здесь долго.
- Мы можем быть сопричастны всему на земле, - возразила Мира, появившаяся из-за спины отца, - если захотим. Мне Беркут песню читал.
Ведьмак благодарно посмотрел на девушку.
- Хорошую песню? - развеселился вдруг мужчина-сиртя, заметив этот взгляд и посмотрев на дочь.
- Хорошую. Только её пока никто не пел... как фугу.
Мужчина поднял глаза к небу со слабо видимыми здесь звёздами. Потом вздохнул и сказал:
- Приложи ногу к месту отрыва от тела.
Через несколько десятков секунд он выпрямился.
- Человек будет долго спать. Отвези его домой. И согрей - он почти замёрз.
Благодарностей, как и прежде, сиртя ждать не стал, внезапно исчезнув, за секунду до исчезновения дочери.
И снова Беркут вёз бессознательного товарища на своём снегоходе, торопясь спасти его жизнь. Втаскивал его в дом самостоятельно - Бецкий и Эхтибор всё ещё рыбачили, а он срезал путь и не проезжал мимо них. Уложил Святослава на кровать, раздел, растёр ему грудь и спину до покраснения кожи, одел в сухую чистую одежду. Укутал двумя одеялами и оставил спать.
Нужно было съездить, поискать второй снегоход, пока его не занесло, и он обязательно это сделает. Вот только приляжет ненадолго...
Вернувшиеся рыбаки долго пытались добудиться обоих солдат, но те не реагировали. Лишь Беркут пробормотал что-то про то, что Святослав будет жить, и ногу ему вернули. Тут Эхтибор поднял с пола одежду Свята и округлив от ужаса глаза, показал старшине оторванную окровавленную штанину.
Бецкий в панике кинулся осматривать тела обоих солдат, и только убедившись в том, что они целы, понял - ему необходимо закрыться в своей комнате, включить видео с фильмом "Белое солнце пустыни" и напиться. Вот прямо сейчас самое время.
Эхтибор, в свою очередь, не понимал - то ли он теперь остался в непривычной для себя роли главного и единственного боеспособного (а точнее, трудоспособного) солдата в отряде, то ли он тоже больной и должен продолжать своё лечение покоем и сном. Выбрал второе. Но сегодняшний улов предварительно сложил в холодное место у выхода из барака - не пропадать же добру.
*
Беркут выспался первым. Посмотрел на часы - давно наступило время завтракать, но все в доме спали. Эхтибор, заслышав шум вставшего с постели Беркута, только отвернулся к стене и натянул одеяло на ухо, Свят спал (вполне ожидаемо), Бецкий... ну, тоже не впервой. Беркут перекусил на кухне хлебом с холодной варёной рыбой, расчистил выход из барака, сходил в ангар за канистрой с горючим, захватил лопату, а потом сел на снегоход. Надо было сделать то, что не сделал вчера.
Кружила метель, но заблудиться Беркут не боялся. Не с его помощником.
- Тэкс, показывай дорогу ко вчерашнему монстру.
Тело монстра пришлось откапывать, но Беркут решил не оставлять его - незачем кому-то из людей натыкаться на загадочные останки "снежного человека". Прогорела крупная тварь не до золы или отдельных угольков, так что Беркуту пришлось разбить лопатой и разбросать обгорелые и уже неопознаваемые её части в разные стороны. Потом отправил Тэкса на поиски второго снегохода. Помощник улетел, а Беркут сидел и слушал сегодняшнюю музыку ветра.
Неровные, неритмичные порывы воздуха беспрепятственно пролетали в высоте, ниже задевали за вершины и бока сопок, ещё ниже - поднимали с сугробов охапки соприкасающихся друг с другом снежинок, и всё это звучало, дудело и звенело по-своему, вместе образуя огромный симфонический оркестр. Сам снег звучит по-разному, в зависимости от температуры воздуха. В слабые холода звук выходит шуршащим, похожим на шёпот. Но чем сильнее мороз, тем более звонко поют снежинки, сталкиваясь и ломаясь своими микроскопическими иголочками.
- Ты слушаешь фугу ветра? - спросила появившаяся рядом Мира.
- Угу, - кивнул Беркут, улыбнувшись, - Но вообще-то, кроме фуги, существует много других музыкальных форм.
- В другой раз расскажешь. Может быть, - неожиданно сказала девушка.
Беркут внимательно посмотрел на неё.
- Что с тобой? Ты плачешь? - удивился он, - Тебе что, жалко этого монстра, которого я убил?
- Нет, Туунбак был противный. Убивал людей для удовольствия и складывал их мёртвые части по-разному. Никто не сумел его убить до тебя, хотя многие пытались.
- Тогда почему у тебя слёзы в глазах?
- Переживаю из-за тебя.
- А что со мной?
- Папа говорит, что ты, скорей всего, исчезнешь. Уже скоро.
- Мира... Я же тебе рассказывал про армию. Меня прислали сюда только на один год, и скоро я, действительно, уеду отсюда.
"Хотя почему-то не хочется" - неожиданно понял Беркут.
- Ты ничего не понимаешь! - крикнула Мира, - А должен понять и решить! Сам!
После этого девушка сразу исчезла. Что он должен понять?
- Тэкс, ты не знаешь, что я должен понять и решить, по мнению Миры? - спросил Беркут уже некоторое время назад вернувшегося помощника.
- Нет, не знаю. Но думаю, что об этом, по мнению Миры, ты тоже сам должен догадаться, - ответил тот.
- Логично, - усмехнулся Беркут и завёл мотор, - Показывай путь.
Дома Эхтибор взволнованно пожаловался Беркуту, что Святослав не просыпается, и ему, Эхтибору, страшно.
- Т-ты пропал, в-все спят и спят...
- Не бойся. Святу надо восстановить силы.
- У-у него одежда п-порвана и в крови.
- Засунь в стиралку. Только замочи сначала в негорячей воде. Как высохнет после стирки, зашьём.
Беркут увидел устремлённый на него требовательный взгляд Эхтибора. Не такого ответа ждал от него товарищ.
- Не спрашивай, - сказал он, - Свят проснётся, сам расскажет. Если захочет. Лучше обед сготовь, а я на расчистку.
- Ваше благоро-одие, госпожа чужби-ина... - раздалось хриплое пение из соседней комнаты.
- Ну вот, а ты говорил - все спят, - улыбнулся Беркут.
Одиночество правило бал для Марины Воробьёвой. Незнакомый и раздражающе недружный коллектив, в котором пышным цветом цвели самые плохие черты характера незабвенного полковника Бородько, необходимость хранить тайну того, что она узнала и поняла, плюс эта беременность, которую она то хотела немедленно прервать, то, наоборот, заливалась слезами от жалости к себе и будущему ребёночку, привычное осознание себя плохой матерью для уже существующего сына, особенно обострившееся в последнее время... "Типичная лабильность психики беременной женщины" - поставила она сама себе диагноз.
В свободное время Марина продолжала сверять разные данные, ездить, встречаться с людьми - собирать пазл из разгадок, связанных с Беркутом и Тимуром Кудиновым. Но теперь она уже знала, понимала основную картину происходящего, и отдельные кусочки пазла собирала просто так, по инерции и для того, чтобы занять себя делом. Она уже выяснила, что ежегодная начальственная проверка прибудет на Новую Землю дней за десять до окончания срока службы её солдата, и выхлопотала для себя разрешение присоединиться к этой комиссии. Даже если бы не смогла выхлопотать - всё равно поехала бы к любимому. Она должна быть рядом и сообщить ему то, что его, возможно, убьёт. Но пусть лучше это сделает она, чем кто-то другой, ведь иначе он погибнет наверняка.
Часто Марина мысленно разговаривала с Беркутом, объясняла ему то, что выяснила, каждый раз профессионально и тщательно подбирая новый тон, слова, доводы. Но, как только она заставляла себя не лгать самой себе, любой вариант разговора приводил её к пониманию - любимый не останется с ней. Не захочет.
Хотя, если уж быть предельно честной, не факт, что он остался бы с ней в любом случае, даже без знания того, что скоро узнает. Вправе ли она была заставлять Беркута принять желаемое для неё решение, шантажируя его будущим ребёнком, играя на его доброте? Если бы он любил её так, как она - его, тогда, наверное, у неё был бы шанс. Но - увы...
Что будет, если... когда она ему всё откроет? Что она может сделать для любимого, помимо выражения своей любви к нему - вот о чём пора подумать. Может ли случиться, что его волшебный дар ведьмака сыграет свою роль и даст им тот самый шанс? Ей оставалось только надеяться на это.
*
Святослав очнулся только через сутки, когда все спали. Сначала он судорожно ощупал себя, убедился, что всё с его ногой в порядке, а потом тихо позвал:
- Беркут, ты здесь?
- М?
- Скажи, что с нами было? Я помню всё чётко, но ведь это неправда?
Беркут вздохнул. Вот не привык он заранее продумывать разговоры. Принципиальная честность предполагала и искренность.
- Свят, ты сам реши, что правда, что нет.
- Мне привиделось, будто огромное чудище оторвало мне ногу. Но нога на месте. И я не помню, как оказался дома. Я сам приехал или это ты меня привёз?
- Я. Ты потерял сознание от шока.
- Беркут, а почему у тебя глаза светятся? - шёпотом спросил Святослав, - Тут правда ты, настоящий, или я умер?
- Блин. Пошли на кухню, поговорим.
Там Беркут плотно закрыл дверь, включил свет, насыпал в чайник кусочки заготовленного льда и заварил чай для товарища, тревожно ожидающего ответов.
- Потому что я - ведьмак, - сказал он наконец, - Такое у меня случается с глазами, чтобы я мог видеть в темноте. Ты спрашиваешь, что там случилось? Я могу тебе рассказать то, что видел я. На нас напало чудовище по имени Туунбак, порождение страхов древних людей, когда-то живших на этой земле. Этот монстр оторвал тебе ногу, и я его убил. Потом попросил местных... ну, считай, эльфов, и они зарастили твою рану.
Святослав нервно рассмеялся.
- Хочешь, чтобы я сошёл с ума, поверив во всю эту мистику?
- Нет. Поэтому я тебе сразу сказал - сам решай, во что тебе верить, чтобы сохранить в порядке разум и психику. Главное, что ты должен знать - такого больше не повторится. Монстр уничтожен, и он был единственным.
- Как же ты его уничтожил? - скептически спросил Святослав.
- Ударил своей силой ведьмака и вытряхнул из него жизнь.
- Почему же ты сразу этого не сделал, а велел мне стрелять из ракетницы и уезжать?
- Потому что не мог. Тогда у меня ещё не хватало силы. Но когда я увидел, что он сделал с тобой, сила моего дара резко возросла и я смог с ним расправиться.
- Значит, это благодаря мне ты стал сильнее?
- Благодаря тому, что с тобой случилось, - поправил Беркут и зевнул.
- Как удобно... а может, ты специально меня подставил, чтобы стать сильнее?
Беркут с укором посмотрел на Свята.
- Если вспомнишь, я тебя с самого начала уговаривал не ездить за мной, предупреждал, что там опасность.
- Да, помню... Но получается, что если бы я не поехал, тот монстр убил бы тебя?
- Возможно.
Свят надолго задумался. Беркут очень хотел спать, и уже собирался сказать об этом.
- В общем, ты мне должен за спасение твоей жизни, - вдруг сказал Святослав, резюмируя свои размышления, - Чтобы я теперь не рехнулся и пережил душевную травму, сделай кое-что для меня.
- Приделанной на место ноги недостаточно? - прищурился с улыбкой Беркут.
- Нет. Может, она и не была оторвана, а ты гипнозом внушил мне такие воспоминания. И я обречён всю жизнь мучиться этим вопросом, если ты не выполнишь мою просьбу.
*
Порой, когда люди хотят метафорически подчеркнуть максимальный холод, они называют его "арктический". И то правда, Арктика - самое холодное место, хорошо знакомое людям. На Земле. Но в природе Вселенной есть гораздо более холодные места, и родственную связь с теми самыми местами чувствовал сейчас Беркут. Стать, словно обитатель планеты Нептун, ещё более холодным в душе, чем монстр перед ним... Возможно, если бы ведьмак раздумывал, то счёл бы, что это не самый лёгкий способ победить. Но сейчас оружие выбрал не разум - инстинкт.
- Говоришь, ты хозяин этой земли? - спросил он, угрожающе делая шаг навстречу монстру, обжигая его внеземным холодом, - Ошибаешься. Я! Здесь! Хозяин!
Неизвестно как получилось, что рык Беркута - ничем не вооружённого, физически очень слабого слабого в сравнении с монстром существа, прозвучал гораздо более громко и значительно.
Монстр невольно попятился.
- Стоять, бояться! - приказал Беркут.
Чудовище больше не смогло сопротивляться его воле и замерло, как было - на четырёх конечностях.
Ведьмак спокойно подошёл к нему сбоку и крепко взялся за мех - одной рукой на загривке, другой на спине.
- Объяснить тебе замысел бога, тварь? - задумчиво спросил он, глядя не вниз, на монстра, а вперёд перед собой, - Дело в том, что изначально бог создал человека для того, чтобы он населял землю и управлял ею. И даже если этот человек наделал ошибок, если порой действует во вред и земле, и самому себе; даже если, ведомый своими страхами, невольно порождает чудовищ вроде тебя - не тебе менять главный завет Создателя, тварь. И когда ты возгордился, стал думать о своём незыблемом главенстве, перехитрил и победил всех, уверился в своей силе и вечной власти, не встречая серьёзного отпора... когда ты стал помехой в этом замысле - знаешь, что случается? Тебя уничтожают. Человек сметает тебя со своего пути как досадившую ему букашку.
С этими словами Беркут встряхнул монстра, рванув его за сжатую в кулаках шерсть. Но мысленно он встряхивал не тело. Он вытряхивал, вырывал из этого тела то, что заменяло монстру душу - жизнь, вложенную в него людьми, жившими на севере очень давно и боявшимися смертоносных опасностей, таящихся в больших снежных сугробах. Но больше здесь нет тех людей, а главное, их страхов тоже нет. Значит, этот зажившийся на свете монстр тем более должен перестать существовать.
- Развоплотись, нечисть, и не возвращайся в этот мир никогда, - сказал он, по-прежнему не глядя на рухнувшую в снег тушу, ясно понимая, что говорит скорее по привычке, чем в силу необходимости.
Потом он подошёл к Святославу и приложил пальцы к его шее. Пульс, хоть и слабый, но был. Он взял трос снегохода и перетянул им обрывок ноги. Отметил, что на морозе крови вытекло не очень много. Беркут сходил и поднял улетевшую в сторону оторванную ногу Свята и поднёс её к телу товарища.
- Тэкс, - попросил он, - Мне нужен сиртя, отец Миры. Очень нужен. Срочно.
Сиртя не заставил себя долго ждать.
- Ты хочешь, чтобы я помог этому человеку? - сразу понял он, - Но я не помогаю обычным людям, ведьмак. У них своя жизнь, свои опасности и риски в этой жизни.
- Он пострадал не от обычных опасностей, созданных природой или другими людьми, - возразил Беркут, - Его ранила нечисть. Та, о которой он ничего не знал, к созданию которой непричастен - ни он, ни его предки. Та, которая жила на этой земле, за которой вы, духи предков, вроде как приглядываете.
- Хочешь заставить меня почувствовать себя виноватым? - насмешливо улыбнулся сиртя, - Так же, как этот человек непричастен к здешней нечисти, мы непричастны к живущим здесь людям. Ты верно заметил - мы приглядываем за этой землёй. Не за людьми, которые приходят и даже не живут здесь долго.
- Мы можем быть сопричастны всему на земле, - возразила Мира, появившаяся из-за спины отца, - если захотим. Мне Беркут песню читал.
Ведьмак благодарно посмотрел на девушку.
- Хорошую песню? - развеселился вдруг мужчина-сиртя, заметив этот взгляд и посмотрев на дочь.
- Хорошую. Только её пока никто не пел... как фугу.
Мужчина поднял глаза к небу со слабо видимыми здесь звёздами. Потом вздохнул и сказал:
- Приложи ногу к месту отрыва от тела.
Через несколько десятков секунд он выпрямился.
- Человек будет долго спать. Отвези его домой. И согрей - он почти замёрз.
Благодарностей, как и прежде, сиртя ждать не стал, внезапно исчезнув, за секунду до исчезновения дочери.
И снова Беркут вёз бессознательного товарища на своём снегоходе, торопясь спасти его жизнь. Втаскивал его в дом самостоятельно - Бецкий и Эхтибор всё ещё рыбачили, а он срезал путь и не проезжал мимо них. Уложил Святослава на кровать, раздел, растёр ему грудь и спину до покраснения кожи, одел в сухую чистую одежду. Укутал двумя одеялами и оставил спать.
Нужно было съездить, поискать второй снегоход, пока его не занесло, и он обязательно это сделает. Вот только приляжет ненадолго...
Вернувшиеся рыбаки долго пытались добудиться обоих солдат, но те не реагировали. Лишь Беркут пробормотал что-то про то, что Святослав будет жить, и ногу ему вернули. Тут Эхтибор поднял с пола одежду Свята и округлив от ужаса глаза, показал старшине оторванную окровавленную штанину.
Бецкий в панике кинулся осматривать тела обоих солдат, и только убедившись в том, что они целы, понял - ему необходимо закрыться в своей комнате, включить видео с фильмом "Белое солнце пустыни" и напиться. Вот прямо сейчас самое время.
Эхтибор, в свою очередь, не понимал - то ли он теперь остался в непривычной для себя роли главного и единственного боеспособного (а точнее, трудоспособного) солдата в отряде, то ли он тоже больной и должен продолжать своё лечение покоем и сном. Выбрал второе. Но сегодняшний улов предварительно сложил в холодное место у выхода из барака - не пропадать же добру.
*
Беркут выспался первым. Посмотрел на часы - давно наступило время завтракать, но все в доме спали. Эхтибор, заслышав шум вставшего с постели Беркута, только отвернулся к стене и натянул одеяло на ухо, Свят спал (вполне ожидаемо), Бецкий... ну, тоже не впервой. Беркут перекусил на кухне хлебом с холодной варёной рыбой, расчистил выход из барака, сходил в ангар за канистрой с горючим, захватил лопату, а потом сел на снегоход. Надо было сделать то, что не сделал вчера.
Кружила метель, но заблудиться Беркут не боялся. Не с его помощником.
- Тэкс, показывай дорогу ко вчерашнему монстру.
Тело монстра пришлось откапывать, но Беркут решил не оставлять его - незачем кому-то из людей натыкаться на загадочные останки "снежного человека". Прогорела крупная тварь не до золы или отдельных угольков, так что Беркуту пришлось разбить лопатой и разбросать обгорелые и уже неопознаваемые её части в разные стороны. Потом отправил Тэкса на поиски второго снегохода. Помощник улетел, а Беркут сидел и слушал сегодняшнюю музыку ветра.
Неровные, неритмичные порывы воздуха беспрепятственно пролетали в высоте, ниже задевали за вершины и бока сопок, ещё ниже - поднимали с сугробов охапки соприкасающихся друг с другом снежинок, и всё это звучало, дудело и звенело по-своему, вместе образуя огромный симфонический оркестр. Сам снег звучит по-разному, в зависимости от температуры воздуха. В слабые холода звук выходит шуршащим, похожим на шёпот. Но чем сильнее мороз, тем более звонко поют снежинки, сталкиваясь и ломаясь своими микроскопическими иголочками.
- Ты слушаешь фугу ветра? - спросила появившаяся рядом Мира.
- Угу, - кивнул Беркут, улыбнувшись, - Но вообще-то, кроме фуги, существует много других музыкальных форм.
- В другой раз расскажешь. Может быть, - неожиданно сказала девушка.
Беркут внимательно посмотрел на неё.
- Что с тобой? Ты плачешь? - удивился он, - Тебе что, жалко этого монстра, которого я убил?
- Нет, Туунбак был противный. Убивал людей для удовольствия и складывал их мёртвые части по-разному. Никто не сумел его убить до тебя, хотя многие пытались.
- Тогда почему у тебя слёзы в глазах?
- Переживаю из-за тебя.
- А что со мной?
- Папа говорит, что ты, скорей всего, исчезнешь. Уже скоро.
- Мира... Я же тебе рассказывал про армию. Меня прислали сюда только на один год, и скоро я, действительно, уеду отсюда.
"Хотя почему-то не хочется" - неожиданно понял Беркут.
- Ты ничего не понимаешь! - крикнула Мира, - А должен понять и решить! Сам!
После этого девушка сразу исчезла. Что он должен понять?
- Тэкс, ты не знаешь, что я должен понять и решить, по мнению Миры? - спросил Беркут уже некоторое время назад вернувшегося помощника.
- Нет, не знаю. Но думаю, что об этом, по мнению Миры, ты тоже сам должен догадаться, - ответил тот.
- Логично, - усмехнулся Беркут и завёл мотор, - Показывай путь.
Дома Эхтибор взволнованно пожаловался Беркуту, что Святослав не просыпается, и ему, Эхтибору, страшно.
- Т-ты пропал, в-все спят и спят...
- Не бойся. Святу надо восстановить силы.
- У-у него одежда п-порвана и в крови.
- Засунь в стиралку. Только замочи сначала в негорячей воде. Как высохнет после стирки, зашьём.
Беркут увидел устремлённый на него требовательный взгляд Эхтибора. Не такого ответа ждал от него товарищ.
- Не спрашивай, - сказал он, - Свят проснётся, сам расскажет. Если захочет. Лучше обед сготовь, а я на расчистку.
- Ваше благоро-одие, госпожа чужби-ина... - раздалось хриплое пение из соседней комнаты.
- Ну вот, а ты говорил - все спят, - улыбнулся Беркут.
Одиночество правило бал для Марины Воробьёвой. Незнакомый и раздражающе недружный коллектив, в котором пышным цветом цвели самые плохие черты характера незабвенного полковника Бородько, необходимость хранить тайну того, что она узнала и поняла, плюс эта беременность, которую она то хотела немедленно прервать, то, наоборот, заливалась слезами от жалости к себе и будущему ребёночку, привычное осознание себя плохой матерью для уже существующего сына, особенно обострившееся в последнее время... "Типичная лабильность психики беременной женщины" - поставила она сама себе диагноз.
В свободное время Марина продолжала сверять разные данные, ездить, встречаться с людьми - собирать пазл из разгадок, связанных с Беркутом и Тимуром Кудиновым. Но теперь она уже знала, понимала основную картину происходящего, и отдельные кусочки пазла собирала просто так, по инерции и для того, чтобы занять себя делом. Она уже выяснила, что ежегодная начальственная проверка прибудет на Новую Землю дней за десять до окончания срока службы её солдата, и выхлопотала для себя разрешение присоединиться к этой комиссии. Даже если бы не смогла выхлопотать - всё равно поехала бы к любимому. Она должна быть рядом и сообщить ему то, что его, возможно, убьёт. Но пусть лучше это сделает она, чем кто-то другой, ведь иначе он погибнет наверняка.
Часто Марина мысленно разговаривала с Беркутом, объясняла ему то, что выяснила, каждый раз профессионально и тщательно подбирая новый тон, слова, доводы. Но, как только она заставляла себя не лгать самой себе, любой вариант разговора приводил её к пониманию - любимый не останется с ней. Не захочет.
Хотя, если уж быть предельно честной, не факт, что он остался бы с ней в любом случае, даже без знания того, что скоро узнает. Вправе ли она была заставлять Беркута принять желаемое для неё решение, шантажируя его будущим ребёнком, играя на его доброте? Если бы он любил её так, как она - его, тогда, наверное, у неё был бы шанс. Но - увы...
Что будет, если... когда она ему всё откроет? Что она может сделать для любимого, помимо выражения своей любви к нему - вот о чём пора подумать. Может ли случиться, что его волшебный дар ведьмака сыграет свою роль и даст им тот самый шанс? Ей оставалось только надеяться на это.
*
Святослав очнулся только через сутки, когда все спали. Сначала он судорожно ощупал себя, убедился, что всё с его ногой в порядке, а потом тихо позвал:
- Беркут, ты здесь?
- М?
- Скажи, что с нами было? Я помню всё чётко, но ведь это неправда?
Беркут вздохнул. Вот не привык он заранее продумывать разговоры. Принципиальная честность предполагала и искренность.
- Свят, ты сам реши, что правда, что нет.
- Мне привиделось, будто огромное чудище оторвало мне ногу. Но нога на месте. И я не помню, как оказался дома. Я сам приехал или это ты меня привёз?
- Я. Ты потерял сознание от шока.
- Беркут, а почему у тебя глаза светятся? - шёпотом спросил Святослав, - Тут правда ты, настоящий, или я умер?
- Блин. Пошли на кухню, поговорим.
Там Беркут плотно закрыл дверь, включил свет, насыпал в чайник кусочки заготовленного льда и заварил чай для товарища, тревожно ожидающего ответов.
- Потому что я - ведьмак, - сказал он наконец, - Такое у меня случается с глазами, чтобы я мог видеть в темноте. Ты спрашиваешь, что там случилось? Я могу тебе рассказать то, что видел я. На нас напало чудовище по имени Туунбак, порождение страхов древних людей, когда-то живших на этой земле. Этот монстр оторвал тебе ногу, и я его убил. Потом попросил местных... ну, считай, эльфов, и они зарастили твою рану.
Святослав нервно рассмеялся.
- Хочешь, чтобы я сошёл с ума, поверив во всю эту мистику?
- Нет. Поэтому я тебе сразу сказал - сам решай, во что тебе верить, чтобы сохранить в порядке разум и психику. Главное, что ты должен знать - такого больше не повторится. Монстр уничтожен, и он был единственным.
- Как же ты его уничтожил? - скептически спросил Святослав.
- Ударил своей силой ведьмака и вытряхнул из него жизнь.
- Почему же ты сразу этого не сделал, а велел мне стрелять из ракетницы и уезжать?
- Потому что не мог. Тогда у меня ещё не хватало силы. Но когда я увидел, что он сделал с тобой, сила моего дара резко возросла и я смог с ним расправиться.
- Значит, это благодаря мне ты стал сильнее?
- Благодаря тому, что с тобой случилось, - поправил Беркут и зевнул.
- Как удобно... а может, ты специально меня подставил, чтобы стать сильнее?
Беркут с укором посмотрел на Свята.
- Если вспомнишь, я тебя с самого начала уговаривал не ездить за мной, предупреждал, что там опасность.
- Да, помню... Но получается, что если бы я не поехал, тот монстр убил бы тебя?
- Возможно.
Свят надолго задумался. Беркут очень хотел спать, и уже собирался сказать об этом.
- В общем, ты мне должен за спасение твоей жизни, - вдруг сказал Святослав, резюмируя свои размышления, - Чтобы я теперь не рехнулся и пережил душевную травму, сделай кое-что для меня.
- Приделанной на место ноги недостаточно? - прищурился с улыбкой Беркут.
- Нет. Может, она и не была оторвана, а ты гипнозом внушил мне такие воспоминания. И я обречён всю жизнь мучиться этим вопросом, если ты не выполнишь мою просьбу.
