Но самый "шик" был тогда, когда их шеф-повар, за глаза называемый "Сашок", уставал отдыхать за пределами кухни и вставал посередине. Он важно надувал и без того изрядно пухлые щёки, начальственно хмурил брови, укладывал скрещённые спереди руки на пузо и надолго так застывал. Тогда работники ножа и черпака, вежливо соблюдая субординацию, вынуждены были буквально протискиваться между колегами и кухонным оборудованием.
Вот и сейчас Сашок глыбой возвышался на своём любимом месте. Михаил понёс кастрюлю с рассольником на стол с готовыми блюдами, двигаясь не менее осторожно, чем сапёр на своей работе. Навстречу ему двинулся каскадёр по духу - поварёнок Ваня.
- Аййй! - взвизгнул Ваня, прикоснувшийся-таки локтем к горячей кастрюле, - Да какого хрена ты тут своей кастрюлей размахался?
- Моя кастрюля - хочу и размахиваю, - сдавленным от тяжести ноши голосом огрызнулся Михаил. Ну не мог же он промолчать в ответ, если у него позади уже несколько лет работы в этом кафе, а Ваня только учится профессии повара.
Поставив наконец свой тяжелоатлетический снаряд на положенное место, Михаил посмотрел на сотрудников. Ваня, к счастью, пострадал несильно, вон он уже готовит новый каскадёрский трюк по проскакиванию между нервно рубящей зелень Ниной и плитой, на которой скворчат и брызгают маслом в открытой сковороде отбивные. Остальные коллеги тоже двигались несколько дёрганно, поругиваясь друг с другом, и только познавшая дзен кореянка Лена на дальнем столе невозмутимо крутила колбаски будущих роллов.
Михаил вышел через черный ход в маленький дворик и прислонился к стене дома, рискуя запачкать свою белую поварскую форму. Не в первый уже раз накатило знакомое наверное каждому человеку желание уехать куда-нибудь далеко-далеко.
"Устал", подумал Михаил, "Сейчас бы оказаться там, где красивый дом, нет начальства и где мне встретилась бы нормальная девушка. Ага, номальная - это значит красивая, умная, и при этом скромная и добрая. И чтобы хотела именно меня". Михаил успел грустно посмеяться над своим мечтанием, когда почувствовал, что стена, на которую он опирался, будто бы подалась назад. Он не удержался и упал... вверх, потом в сторону, потом какая-то сила закружила его так, что он совсем перестал чувствовать своё тело.
Очнулся Михаил в каком-то заснеженном овраге. Он с трудом приподнялся и оперся плечом на большой камень. Встать не получилось. Рядом находились обломки деревянной конструкции, похожей на старинную карету, мёртвая лошадь с неестественно загнутой головой, из-под лошади неподвижно торчали ноги человека, обутые в облезлые сапоги, а из-за "кареты" была видна чья-то рука, периодически пытающаяся схватиться за землю.
- Эй... - прохрипел Михаил, - кто здесь есть... помогите.
В ответ раздалось какое-то невнятное бормотание с той стороны, где была видна двигающаяся рука.
Михаил решил проверить, целы ли у него самого ноги-руки и в недоумении уставился на своё тело. Длинные ноги, одетые в кожаные штаны, коричневые сапоги по колено, полы какой-то матерчатой то ли куртки, то ли плаща, вымазанная в земле белая рубашка закрывала живот... более подтянутый живот, чем был у Михаила. Он осторожно поднял руку и провёл ладонью по голове и по лицу. Светлые волосы, гораздо длиннее, чем обычно носимая им стрижка, черты лица тоже явно другие, не его.
"Ерунда какая-то творится. Эпидерсия, блин" - ничего иного Михаил заключить не смог. Он попытался вспомнить то, что было до его появления здесь. Рассольник сварил, Сашок в центре кухни, Ваня обжёгся, задний двор, мечта оказаться далеко, провал... Стоп. Мечта. Это так несбыточные мечты сбываются, что ли? Может, сейчас на помощь ещё придёт умница-красавица со словами "Миша, я ваша навеки"? Не помешало бы. А его другая внешность значит, что он - это больше не он, хотя и остался собой... Михаил почувствовал, что запутался, и решил действовать по обстоятельствам, пока у него не будет больше данных для обдумывания.
Он ещё раз попытался подняться, но удалось лишь встать на карачки и подползти к человеку, скрытому от глаз обломками кареты. Там обнаружился мужчина лет пятидесяти, с окровавленной головой и сломанной левой рукой, из которой торчал обломок кости.
Мужчина посмотрел на Михаила мутным взглядом и облегчённо выдохнул:
- Майкл... юалайв.
После этого мужчина закрыл глаза и больше не двигался. Небольших познаний в английском языке хватило, чтобы понять, что этот мужчина отметил, что Михаил жив, а также то, что он опознал новую внешность Михаила как "Майкл". Заговорить с этим мужчиной по-русски наверняка было бы, скажем так, неправильно. И, скорее всего, не только с ним. Наверняка, этот Майкл тоже говорил по-английски. Нда, засада. Что ж, придётся вспомнить пословицу, согласно которой молчание - золото.
Как Майкл-Михаил выбирался из оврага - то отдельная песня. Она исполнялась им кряхтя, поскуливая и с мысленным выкрикиванием всех известных ругательств. Уже когда его голова показалась над кромкой оврага, он сумел заметить, что по тянущейся рядом дороге неспешно трюхает какой-то ослик, запряженный в тележку с сидящим в ней мужичком.
- Хелп! - крикнул Михаил так громко, как смог. И снова сорвался вниз. Темнота.
Вот уже седьмой день Михаил лежал в постели. Довольно пышной, надо сказать. На протяжении всех этих дней он был окружён со всех сторон подушечками на кровати и какими-то людьми вокруг неё, охающими, ахающими, заламывающими руки и говорившими исключительно по-английски. Он в ответ иногда говорил отрывочные слова или короткие фразы из знакомых слов, таких как "пить", "в туалет", "дайте мне", "я хочу спать", и тому подобные. Если ему задавали вопросы, которых он не понимал, Михаил просто отмалчивался или говорил "я не помню". Последняя фраза порождала новые серии охов, ахов и заламывания рук.
Тело его поначалу представляло собой один сплошной синяк с вкраплением ссадин и нещадно болело. В принципе, уже на третий день Михаил смог бы вставать и потихоньку передвигаться самостоятельно, но он решил уступить явным ожиданиям окружающих его людей и вылёживать в постели и дальше. На самом деле обусловлено это было прежде всего его желанием побольше освоиться в незнакомой среде.
Так, Михаил понял, что скорбная пожилая женщина, к которой все остальные относились с явным почтением и называли "леди", была матерью Майкла. Один раз в день заходивший к нему мужчина с обвисшими щеками и саквояжем в руке явно был доктором, который обращался к Михаилу словом "виконт" и выражением, которое Михаил сначала ошибочно перевёл для себя как "ваше превосходительство". Перед доктором Михаил активнее всего изображал амнезию, так как понимал, что именно в его в руках находится право вынести диагноз, который поможет ему "легализовать" незнание окружающих реалий.
Основной "сиделкой" при Михаиле был некий дядька, к которому другие обращались по имени Том. Оставаясь наедине с Томом, Михаил пытался практиковаться в местном варианте английского языка, для вида полуприкрыв глаза, дабы, если что не так, его неуверенное бормотание могло бы сойти за сонный бред. Дядька услужливо старался отвечать или комментировать его слова... в меру своего понимания, конечно. Например, вопрос Михаила "какой у нас капитал?", заданный им где-то на шестой день своего возлежания, Том ответил, что их столица - город Йорк. И добавил, что страна, в которой они имеют счастье проживать, называется королевство Бригантия. На вопрос о языке, на котором они говорят, Том ответил "Так... бриттский, конечно".
Из этих бесед с Томом и наблюдения за окружающим, Михаил заключил, что его, очевидно, занесло не в прошлое, а в какой-то другой мир или реальность, что, в сущности, для него одно и то же. Он проанализировал уровень технического прогресса, который был ему виден на данный момент, и определил соответствие примерно середине девятнадцатого века. Но в его родном мире к этому времени Англия была Англией со столицей в Лондоне, а не какой-то Бригантией со столицей в Йорке. Он попросил принести ему географический атлас, нашёл Бригантию на месте известной ему Англии, Пруссию в виде нескольких то ли княжеств, то ли объёдинённых королевств. На месте Франции и Бельгии тут значилась Галлия... На месте России был союз Московского царства и Сибирии.
Михаил часто задумывался о том, почему или зачем он попал именно сюда, именно в это время. И вывод его почти всегда был связан с тем воспоминанием о мыслях, которые он чётко "проговорил" в своей голове, прежде чем его перенесло. Он просил отсутствие начальства - и судя по всему, его над ним тут не было. Он просил красивый дом - ну, возможно, это он и есть. Ещё мечтал о девушке... которой, правда, пока не наблюдалось. У Михаила складывалось ощущение, будто он выиграл в какой-то немыслимо редкой лотерее, которую разыграли высшие силы между мечтающими людьми. Да ещё совпало так, что настоящий виконт Майкл, очевидно, погиб в "аварии" с каретой - дерьмо иногда случается - а душа Михаила, будучи сразу перенесённой в его тело, как будто реанимировала его. И если версия причины попадания Михаила в этот мир близка к правильной, значит, скорее всего, у него нет никакой особой миссии, так попал он сюда не "зачем", а "почему".
Нужно было решить, что ему делать со всем этим. Плюнуть на "выигрыш в лотерею" от высших сил, уехать в Московию, и устроиться там на работу поваром в какую-нибудь едальню? Это значило бы упорно идти к тому, от чего ушёл, или его "ушли" по его же собственному искреннему желанию.
Но в характере Михаила не было склонности к безделью или сибаритству. Он был сиротой с одиннадцати лет, и рос в интернате. Периодически дающая о себе знать бронхиальная астма вынудила получить билет рядового запаса без службы в Армии. И после обучения профессии повара Михаил много трудился. Частное кафе, в котором он работал последние годы, обеспечивало занятость всех поваров с одиннадцати часов утра и до двадцати трёх часов вечера, с редкими выходными, во время которых больше всего хотелось просто отоспаться. Иногда случалось вывести ту или другую девушку - чаще всего одну из официанток его кафе - в кино или, в редком случае, в театр. Растеряв за эти годы почти всех интернатовских друзей, Михаил как-то не обзавёлся новыми, а приятельские отношения, которые он поддерживал с коллегами, не породили особо сильных привязанностей.
Теперь Михаил решил, что ему нужно как-то усилить свою адаптацию в мире, в который он попал. Он приказал принести ему что-то почитать, и был снабжён несколькими газетами, а также развлекательной книгой о жизни и приключениях молодого баронета. Эта книга явилась для него неоценимым источником знаний построения диалогов в среде аристократов, статусных обращений, основного мировоззрения в этом обществе и многого другого. Постепенно Михаил осмелел и спрашивал у Тома, как называется тот или иной предмет или действие, просил пояснить, что значит какое-нибудь употребленное Томом или написанное слово.
На седьмой день Михаил почувствовал, что дальше он просто не может валяться в постели, его выздоровевшие мышцы требовали физической нагрузки. Явившемуся доктору Михаил заявил, что желает окончательно встать с постели, разрешение на что сразу же получил.
Первым делом его отвели проведать отца. Тот мужчина, которого Михаил видел возле разбитой кареты, оказался графом Оддбэем, отцом Майкла Оддбэя. Состояние его здоровья оставалось тяжёлым. Как пояснил доктор, граф получил серьёзную травму головы и до сих пор пребывал в коме.
Матушка Майкла, леди Эстер Оддбэй, постоянно подносила к глазам шёлковый платочек, хотя слёз в её глазах уже не было. Собственно, каждый раз, когда Михаил делал что-то не так, как "прежний" Майкл, платочек неизменно подносился к глазам графини. А поскольку "не так" делал Михаил практически всё, платочек графини прочно поселился возле её глаз.
Михаил сказал графине, что помнит, что видел на дороге возле оврага мужичка с телегой, и спросил, не он ли спас их с отцом. Получив от неё подтверждение, он поинтересовался, наградили ли его спасителя.
- Конечно, Майкл, как же иначе? Я выделила денег и ему, и семье нашего кучера, который погиб в том овраге.
Через несколько дней потянулись посетители. Навестить Майкла и засвидетельствовать сочувствие графине в связи с болезнью её мужа пожелали многие знатные люди столицы. Все они уже заранее знали о том, что виконт Оддбэй почти потерял память.
"О, нет, в уме виконт, к счастью, не повредился, но всё же, знаете ли, изъясняется он несколько странно" - таково было общее мнение света после серии посещений. С лёгкой руки какого-то острослова к нему приклеилось прозвище "оддбол".
Михаил "заново" познакомился со своими юными миловидными кузинами Стаси и Вирдж Миллефрай, а также со своими приятелями, в числе которых были сыновья герцога Крэйбонга Брайан и Питер. Последний даже намекнул Михаилу на какие-то совместные похождения по женской части, что весьма обрадовало виконта.
- Неплохо было бы повторить, - сказал он с тайной надеждой, - А то обидно, что я не помню самого интересного. Вдруг какая-нибудь девица заявит, что я обещал на ней жениться, а я даже не помню, был ли с ней близок и понравилось ли мне.
Питер расхохотался:
- Ты поскорее выздоравливай, начинай посещать приёмы и все девушки будут наши.
Майкл удивил матушку своим желанием обучиться навыкам, которыми ранее владел, в частности, танцам и верховой езде. Он со всем старанием и тщательностью впитывал новые для себя знания и умения.
- Ну держись, Бригантия, я иду! - воскликнул он через месяц.
"Надеюсь, на этот раз со мной никакой аварии не приключится, а то я только начал привыкать к новой жизни", подумал Михаил, покачиваясь в карете, "Хотя этот шарабан с нарисованным гербом двигается так медленно, словно где-то установлен дорожный знак, запрещающий развивать скорость в городе свыше двадцати километров в час". Впрочем, возможно и действительно было на этот счёт какое-нибудь высокое установление.
Напротив него на скамейке сидела графиня, заполнив своей пышной юбкой почти всё пространство кареты. Первое приглашение на приём, которое леди Эстер и Майкл решили принять, чтобы выйти в свет после случившегося несчастья, было приглашением к герцогу Крэйбонгу. Во-первых, это был самый знатный человек после короля, и не принять приглашение было бы дипломатически невыгодно. Во-вторых, Михаил не хотел начинать выходы в свет в совершенно незнакомое общество, а предпочёл снова встретится с Крэйбонгами Брайаном и Питером, ведь на этом-то приёме они уж наверняка будут. Как следовало из витиеватого текста приглашения, герцог желает впервые представить свету свою юную дочь. Ну а в-третьих, Михаилу было интересно взглянуть на вращавшихся в свете молодых женщин и, если повезёт, решить назревающую потребность завести необременительную интрижку с одной из них.
К мечте встретить свою единственную умницу-красавицу-скромницу Михаил не то чтобы не возвращался, а просто... отодвинул её в конец желаемого в перспективе обозримого будущего. У него и без того образовалось слишком много серьёзных планов и обязанностей, требующих его внимания.
Как выяснилось,
Вот и сейчас Сашок глыбой возвышался на своём любимом месте. Михаил понёс кастрюлю с рассольником на стол с готовыми блюдами, двигаясь не менее осторожно, чем сапёр на своей работе. Навстречу ему двинулся каскадёр по духу - поварёнок Ваня.
- Аййй! - взвизгнул Ваня, прикоснувшийся-таки локтем к горячей кастрюле, - Да какого хрена ты тут своей кастрюлей размахался?
- Моя кастрюля - хочу и размахиваю, - сдавленным от тяжести ноши голосом огрызнулся Михаил. Ну не мог же он промолчать в ответ, если у него позади уже несколько лет работы в этом кафе, а Ваня только учится профессии повара.
Поставив наконец свой тяжелоатлетический снаряд на положенное место, Михаил посмотрел на сотрудников. Ваня, к счастью, пострадал несильно, вон он уже готовит новый каскадёрский трюк по проскакиванию между нервно рубящей зелень Ниной и плитой, на которой скворчат и брызгают маслом в открытой сковороде отбивные. Остальные коллеги тоже двигались несколько дёрганно, поругиваясь друг с другом, и только познавшая дзен кореянка Лена на дальнем столе невозмутимо крутила колбаски будущих роллов.
Михаил вышел через черный ход в маленький дворик и прислонился к стене дома, рискуя запачкать свою белую поварскую форму. Не в первый уже раз накатило знакомое наверное каждому человеку желание уехать куда-нибудь далеко-далеко.
"Устал", подумал Михаил, "Сейчас бы оказаться там, где красивый дом, нет начальства и где мне встретилась бы нормальная девушка. Ага, номальная - это значит красивая, умная, и при этом скромная и добрая. И чтобы хотела именно меня". Михаил успел грустно посмеяться над своим мечтанием, когда почувствовал, что стена, на которую он опирался, будто бы подалась назад. Он не удержался и упал... вверх, потом в сторону, потом какая-то сила закружила его так, что он совсем перестал чувствовать своё тело.
Очнулся Михаил в каком-то заснеженном овраге. Он с трудом приподнялся и оперся плечом на большой камень. Встать не получилось. Рядом находились обломки деревянной конструкции, похожей на старинную карету, мёртвая лошадь с неестественно загнутой головой, из-под лошади неподвижно торчали ноги человека, обутые в облезлые сапоги, а из-за "кареты" была видна чья-то рука, периодически пытающаяся схватиться за землю.
- Эй... - прохрипел Михаил, - кто здесь есть... помогите.
В ответ раздалось какое-то невнятное бормотание с той стороны, где была видна двигающаяся рука.
Михаил решил проверить, целы ли у него самого ноги-руки и в недоумении уставился на своё тело. Длинные ноги, одетые в кожаные штаны, коричневые сапоги по колено, полы какой-то матерчатой то ли куртки, то ли плаща, вымазанная в земле белая рубашка закрывала живот... более подтянутый живот, чем был у Михаила. Он осторожно поднял руку и провёл ладонью по голове и по лицу. Светлые волосы, гораздо длиннее, чем обычно носимая им стрижка, черты лица тоже явно другие, не его.
"Ерунда какая-то творится. Эпидерсия, блин" - ничего иного Михаил заключить не смог. Он попытался вспомнить то, что было до его появления здесь. Рассольник сварил, Сашок в центре кухни, Ваня обжёгся, задний двор, мечта оказаться далеко, провал... Стоп. Мечта. Это так несбыточные мечты сбываются, что ли? Может, сейчас на помощь ещё придёт умница-красавица со словами "Миша, я ваша навеки"? Не помешало бы. А его другая внешность значит, что он - это больше не он, хотя и остался собой... Михаил почувствовал, что запутался, и решил действовать по обстоятельствам, пока у него не будет больше данных для обдумывания.
Он ещё раз попытался подняться, но удалось лишь встать на карачки и подползти к человеку, скрытому от глаз обломками кареты. Там обнаружился мужчина лет пятидесяти, с окровавленной головой и сломанной левой рукой, из которой торчал обломок кости.
Мужчина посмотрел на Михаила мутным взглядом и облегчённо выдохнул:
- Майкл... юалайв.
После этого мужчина закрыл глаза и больше не двигался. Небольших познаний в английском языке хватило, чтобы понять, что этот мужчина отметил, что Михаил жив, а также то, что он опознал новую внешность Михаила как "Майкл". Заговорить с этим мужчиной по-русски наверняка было бы, скажем так, неправильно. И, скорее всего, не только с ним. Наверняка, этот Майкл тоже говорил по-английски. Нда, засада. Что ж, придётся вспомнить пословицу, согласно которой молчание - золото.
Как Майкл-Михаил выбирался из оврага - то отдельная песня. Она исполнялась им кряхтя, поскуливая и с мысленным выкрикиванием всех известных ругательств. Уже когда его голова показалась над кромкой оврага, он сумел заметить, что по тянущейся рядом дороге неспешно трюхает какой-то ослик, запряженный в тележку с сидящим в ней мужичком.
- Хелп! - крикнул Михаил так громко, как смог. И снова сорвался вниз. Темнота.
Глава 2
Вот уже седьмой день Михаил лежал в постели. Довольно пышной, надо сказать. На протяжении всех этих дней он был окружён со всех сторон подушечками на кровати и какими-то людьми вокруг неё, охающими, ахающими, заламывающими руки и говорившими исключительно по-английски. Он в ответ иногда говорил отрывочные слова или короткие фразы из знакомых слов, таких как "пить", "в туалет", "дайте мне", "я хочу спать", и тому подобные. Если ему задавали вопросы, которых он не понимал, Михаил просто отмалчивался или говорил "я не помню". Последняя фраза порождала новые серии охов, ахов и заламывания рук.
Тело его поначалу представляло собой один сплошной синяк с вкраплением ссадин и нещадно болело. В принципе, уже на третий день Михаил смог бы вставать и потихоньку передвигаться самостоятельно, но он решил уступить явным ожиданиям окружающих его людей и вылёживать в постели и дальше. На самом деле обусловлено это было прежде всего его желанием побольше освоиться в незнакомой среде.
Так, Михаил понял, что скорбная пожилая женщина, к которой все остальные относились с явным почтением и называли "леди", была матерью Майкла. Один раз в день заходивший к нему мужчина с обвисшими щеками и саквояжем в руке явно был доктором, который обращался к Михаилу словом "виконт" и выражением, которое Михаил сначала ошибочно перевёл для себя как "ваше превосходительство". Перед доктором Михаил активнее всего изображал амнезию, так как понимал, что именно в его в руках находится право вынести диагноз, который поможет ему "легализовать" незнание окружающих реалий.
Основной "сиделкой" при Михаиле был некий дядька, к которому другие обращались по имени Том. Оставаясь наедине с Томом, Михаил пытался практиковаться в местном варианте английского языка, для вида полуприкрыв глаза, дабы, если что не так, его неуверенное бормотание могло бы сойти за сонный бред. Дядька услужливо старался отвечать или комментировать его слова... в меру своего понимания, конечно. Например, вопрос Михаила "какой у нас капитал?", заданный им где-то на шестой день своего возлежания, Том ответил, что их столица - город Йорк. И добавил, что страна, в которой они имеют счастье проживать, называется королевство Бригантия. На вопрос о языке, на котором они говорят, Том ответил "Так... бриттский, конечно".
Из этих бесед с Томом и наблюдения за окружающим, Михаил заключил, что его, очевидно, занесло не в прошлое, а в какой-то другой мир или реальность, что, в сущности, для него одно и то же. Он проанализировал уровень технического прогресса, который был ему виден на данный момент, и определил соответствие примерно середине девятнадцатого века. Но в его родном мире к этому времени Англия была Англией со столицей в Лондоне, а не какой-то Бригантией со столицей в Йорке. Он попросил принести ему географический атлас, нашёл Бригантию на месте известной ему Англии, Пруссию в виде нескольких то ли княжеств, то ли объёдинённых королевств. На месте Франции и Бельгии тут значилась Галлия... На месте России был союз Московского царства и Сибирии.
Михаил часто задумывался о том, почему или зачем он попал именно сюда, именно в это время. И вывод его почти всегда был связан с тем воспоминанием о мыслях, которые он чётко "проговорил" в своей голове, прежде чем его перенесло. Он просил отсутствие начальства - и судя по всему, его над ним тут не было. Он просил красивый дом - ну, возможно, это он и есть. Ещё мечтал о девушке... которой, правда, пока не наблюдалось. У Михаила складывалось ощущение, будто он выиграл в какой-то немыслимо редкой лотерее, которую разыграли высшие силы между мечтающими людьми. Да ещё совпало так, что настоящий виконт Майкл, очевидно, погиб в "аварии" с каретой - дерьмо иногда случается - а душа Михаила, будучи сразу перенесённой в его тело, как будто реанимировала его. И если версия причины попадания Михаила в этот мир близка к правильной, значит, скорее всего, у него нет никакой особой миссии, так попал он сюда не "зачем", а "почему".
Нужно было решить, что ему делать со всем этим. Плюнуть на "выигрыш в лотерею" от высших сил, уехать в Московию, и устроиться там на работу поваром в какую-нибудь едальню? Это значило бы упорно идти к тому, от чего ушёл, или его "ушли" по его же собственному искреннему желанию.
Но в характере Михаила не было склонности к безделью или сибаритству. Он был сиротой с одиннадцати лет, и рос в интернате. Периодически дающая о себе знать бронхиальная астма вынудила получить билет рядового запаса без службы в Армии. И после обучения профессии повара Михаил много трудился. Частное кафе, в котором он работал последние годы, обеспечивало занятость всех поваров с одиннадцати часов утра и до двадцати трёх часов вечера, с редкими выходными, во время которых больше всего хотелось просто отоспаться. Иногда случалось вывести ту или другую девушку - чаще всего одну из официанток его кафе - в кино или, в редком случае, в театр. Растеряв за эти годы почти всех интернатовских друзей, Михаил как-то не обзавёлся новыми, а приятельские отношения, которые он поддерживал с коллегами, не породили особо сильных привязанностей.
Теперь Михаил решил, что ему нужно как-то усилить свою адаптацию в мире, в который он попал. Он приказал принести ему что-то почитать, и был снабжён несколькими газетами, а также развлекательной книгой о жизни и приключениях молодого баронета. Эта книга явилась для него неоценимым источником знаний построения диалогов в среде аристократов, статусных обращений, основного мировоззрения в этом обществе и многого другого. Постепенно Михаил осмелел и спрашивал у Тома, как называется тот или иной предмет или действие, просил пояснить, что значит какое-нибудь употребленное Томом или написанное слово.
На седьмой день Михаил почувствовал, что дальше он просто не может валяться в постели, его выздоровевшие мышцы требовали физической нагрузки. Явившемуся доктору Михаил заявил, что желает окончательно встать с постели, разрешение на что сразу же получил.
Первым делом его отвели проведать отца. Тот мужчина, которого Михаил видел возле разбитой кареты, оказался графом Оддбэем, отцом Майкла Оддбэя. Состояние его здоровья оставалось тяжёлым. Как пояснил доктор, граф получил серьёзную травму головы и до сих пор пребывал в коме.
Матушка Майкла, леди Эстер Оддбэй, постоянно подносила к глазам шёлковый платочек, хотя слёз в её глазах уже не было. Собственно, каждый раз, когда Михаил делал что-то не так, как "прежний" Майкл, платочек неизменно подносился к глазам графини. А поскольку "не так" делал Михаил практически всё, платочек графини прочно поселился возле её глаз.
Михаил сказал графине, что помнит, что видел на дороге возле оврага мужичка с телегой, и спросил, не он ли спас их с отцом. Получив от неё подтверждение, он поинтересовался, наградили ли его спасителя.
- Конечно, Майкл, как же иначе? Я выделила денег и ему, и семье нашего кучера, который погиб в том овраге.
Через несколько дней потянулись посетители. Навестить Майкла и засвидетельствовать сочувствие графине в связи с болезнью её мужа пожелали многие знатные люди столицы. Все они уже заранее знали о том, что виконт Оддбэй почти потерял память.
"О, нет, в уме виконт, к счастью, не повредился, но всё же, знаете ли, изъясняется он несколько странно" - таково было общее мнение света после серии посещений. С лёгкой руки какого-то острослова к нему приклеилось прозвище "оддбол".
Михаил "заново" познакомился со своими юными миловидными кузинами Стаси и Вирдж Миллефрай, а также со своими приятелями, в числе которых были сыновья герцога Крэйбонга Брайан и Питер. Последний даже намекнул Михаилу на какие-то совместные похождения по женской части, что весьма обрадовало виконта.
- Неплохо было бы повторить, - сказал он с тайной надеждой, - А то обидно, что я не помню самого интересного. Вдруг какая-нибудь девица заявит, что я обещал на ней жениться, а я даже не помню, был ли с ней близок и понравилось ли мне.
Питер расхохотался:
- Ты поскорее выздоравливай, начинай посещать приёмы и все девушки будут наши.
Майкл удивил матушку своим желанием обучиться навыкам, которыми ранее владел, в частности, танцам и верховой езде. Он со всем старанием и тщательностью впитывал новые для себя знания и умения.
- Ну держись, Бригантия, я иду! - воскликнул он через месяц.
Глава 3
"Надеюсь, на этот раз со мной никакой аварии не приключится, а то я только начал привыкать к новой жизни", подумал Михаил, покачиваясь в карете, "Хотя этот шарабан с нарисованным гербом двигается так медленно, словно где-то установлен дорожный знак, запрещающий развивать скорость в городе свыше двадцати километров в час". Впрочем, возможно и действительно было на этот счёт какое-нибудь высокое установление.
Напротив него на скамейке сидела графиня, заполнив своей пышной юбкой почти всё пространство кареты. Первое приглашение на приём, которое леди Эстер и Майкл решили принять, чтобы выйти в свет после случившегося несчастья, было приглашением к герцогу Крэйбонгу. Во-первых, это был самый знатный человек после короля, и не принять приглашение было бы дипломатически невыгодно. Во-вторых, Михаил не хотел начинать выходы в свет в совершенно незнакомое общество, а предпочёл снова встретится с Крэйбонгами Брайаном и Питером, ведь на этом-то приёме они уж наверняка будут. Как следовало из витиеватого текста приглашения, герцог желает впервые представить свету свою юную дочь. Ну а в-третьих, Михаилу было интересно взглянуть на вращавшихся в свете молодых женщин и, если повезёт, решить назревающую потребность завести необременительную интрижку с одной из них.
К мечте встретить свою единственную умницу-красавицу-скромницу Михаил не то чтобы не возвращался, а просто... отодвинул её в конец желаемого в перспективе обозримого будущего. У него и без того образовалось слишком много серьёзных планов и обязанностей, требующих его внимания.
Как выяснилось,
