Он видел, что граф возится с замком. Что Грегори, что лжелакей утверждают, что одежда дамы находилась в значительном беспорядке. Если бы они выходили из спальни, логичнее было бы вначале привести себя в порядок и лишь затем вываливаться в коридор.
- Граф Черри, постойте, - запыхавшаяся Селия догнала его на нижних ступенях. – Постойте. Я вспомнила, на кого похожа дама на рисунке. На мою дальнюю родственницу. Эжени Бадауд. Она с матерью сейчас в Лидоне. Я видела их на балу в Винг-хаусе.
Лорд-наблюдатель тепло поблагодарил девушку и направился к выходу. Ну что же, сегодняшний вечер не сказать что прошел впустую, он был заполнен в высшей мере странными чудесами. Во всей сложившейся ситуации радовало только одно. Огэст никаких глупостей не совершает. Уже который день сидит в своих покоях и готовится к встрече с невестой, на встречу с которой поедет в сопровождении очень даже приличного кортежа и с замечательной охраной.
На крыльце особняка Динтонов к лорду-наблюдателю подскочил невзрачный мужичонка и быстро-быстро что-то зашептал ему в ухо. Лорд изменился в лице. Рассек воздух тростью и ринулся в карету.
Лорду Палмсбери потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что к замершим в галерее присоединились дальние родственницы его покойной супруги – Карнеилла и Эжени Бадауд. Обе были одеты скромно и даже сообразно своему возрасту, что в случае с Карнеиллой само по себе было удивительно. Мать, видимо, что-то говорила дочери, пыталась её в чем-то убедить, но неожиданная встреча оборвала разговор на полуслове.
Высокие арочные окна вдоль одной стены галереи позволяли солнечным лучам беспрепятственно врываться внутрь и заливать светом всё её немалое пространство. Свет был неумолим, он не только освещал галерею и людей, в ней находящихся, он выискивал и подчеркивал мелкие детали и черточки, превращая реальность в странный полубредовый сон.
Замысловатая резьба на лакированных дверях и стенных панелях. Принц, замерший напротив своих покоев. Растерянность и легкое недовольство в его глазах. Принцесса с усталостью и обреченностью во взгляде. Тяжеловатый ридикюль, свисающий с запястья безвольно опущенной руки. Пара служащих отеля и свита Гердты, состоящая из растерянных фрейлин, пары сосредоточенных гвардейцев и решительной статс-дамы, опирающейся на парасоль с истерзанными рюшами. Глубокие морщины на лице маркизы Блайнской и злое ехидство в её же взоре. Не менее глубокие морщины на лице Карнеиллы и полыхающие ненавистью глаза её дочери. «Кого из нас она так ненавидит? И за что?» - мысленно задался вопросами лорд Палмсбери, увидев горящие злобой глаза Эжени. Вообще столь явное и бурное проявление эмоций на этом маленьком и, как правило, безучастном личике шокировало его едва ли не больше, чем внезапная встреча.
- Ты-ы-ы! – проревела Эжени, раздирая воцарившуюся тишину, но не отрывая взгляда от принца.
- Девочка, стой! – просипела Карнеилла. – Остановись, прошу!
Лорд Палмсбери с нарастающим ужасом видел, как оплывает женское лицо, на глазах превращаясь в уродливую маску. Как меняется форма черепа. Как лоб становится узким и низким, брови срастаются и превращаются в валик, который нависает над маленькими, но по-прежнему пылающими ненавистью, спрятавшимися вглубь глазками, челюсть, наоборот, становится гораздо крупнее и выдвигается вперед. Шея, плечи, руки резко раздаются вширь, при этом, насколько можно судить, нижняя часть тела остается в своих прежних пропорциях. И вот уже на месте обычной, невзрачной женщины стоит ужасное существо в платье, с разошедшимся по шву воротом и треснувшими рукавами.
- Сы-ы-ын у-у-убийцы-ы-ы! Ненавижу-у-у! – провыло существо, срываясь с места на последнем звуке.
Карнеилла заломила руки и застыла, изображая из себя памятник отчаянью и безысходности.
Всё, что происходило потом, виделось лорду Палмсбери крайне замедленным. Словно секунды вдруг тоже раздались вширь и стали длиться столько, сколько до этого длились минуты. Существо бежало, словно продираясь сквозь тягучий кисель, ступая тяжело, сотрясаясь на каждом шаге всем телом и сотрясая всю видимую часть галереи до дребезжащих в окнах стекол. Каждый шаг монстра отдавался дрожью паркета и ощущался позвоночником.
Насколько бы медленными ни казались послу движения монстра, остальные - двигались ещё медленнее. Очень медленно оборачивались маркиза и принцесса, неспешно отступали с дороги Эжени фрейлины, чрезвычайно плавно тянули оружие на свет божий гвардейцы. Огэст крайне неторопливо и в высшей степени выразительно открывал рот, очевидно, чтобы озвучить один из весьма важных и уместных вопросов: «Что здесь происходит?» или «Да как вы смеете?».
Да и сам лорд чувствовал, что вязнет в этих распухших мгновениях, придавивших, опутавших его. Что он опаздывает, опаздывает давно. С того момента, как ему поручили эту миссию. Но теперь вместе с ним опаздывают и его спутники. К чему были эти чудесные спасения от нелепых опасностей, если всё закончится так? Если всё затопчет несуразное существо, явившееся из его, лорда Палмсбери, прошлого. «И Виктор в этот раз не успел», - подумалось послу. Желание остановить неумолимо рвущуюся к цели тушу было так велико, что вместо того, чтобы отступить с её дороги, посол сделал шаг вперед. И тотчас же отлетел к стене, сметенный мощью и скоростью. Дыхание его сбилось, боль разлилась по всему телу, мир закружился вокруг, вызывая приступ тошноты, зато время вернулось к нормальному ритму и окружающие стали двигаться с привычной скоростью.
Меркнущее сознание успело отметить, что его порыв так и не остановил чудовище, лишь слегка сбил его темп. В тот же миг Диана огласила все помещение визгом, на столь высокой ноте, что многострадальные стекла в окнах стали дребезжать сильнее, а сгущающийся перед глазами посла туман на пару мгновений отступил. Существо сбилось с темпа окончательно, потеряло скорость и вновь стало оплывать, возвращая себе очертания женской фигуры. Эжени продолжала двигаться к цели, но уже не столь стремительно. Маркиза сноровисто выставила парасоль, ставя подножку, и женщина в изодранном платье попросту рухнула к ногам принца, продолжая что-то вопить о ненависти и рычать угрозы.
Последнее, что увидел посол перед тем, как окончательно уплыть в беспамятство, – это карающий ридикюль принцессы, который со свистом рассек воздух и по широкой дуге звучно впечатался в затылок распростертой у ног принца особы.
Вой и крики оборвались.
В глазах принца мелькнуло что-то похожее на восхищение.
Сознание лорда Палмсбери померкло.
Время летело, мелькали дни. Казалось, ещё вчера все ждали окончания весны, а сегодня вдруг оказалось, что миновала середина лета. Ритания сходила с ума, Лидон бился в истерике, а в особняке на Беркли-сквер царили тишина и спокойствие. Изредка случались визиты, которые баламутили это сонное царство, но именно что изредка, да и не надолго. Общество помнило, что Динтоны в трауре, общество осознавало, что в особняке двое пострадавших, обществу было не до провинциалов.
Столицу сотрясали зрелища и слухи! Там и без Динтонов было на что посмотреть и что обсудить. Въезд невесты принца в столицу, торжества в честь предстоящей свадьбы, само венчание. Гердта въехала в Лидон на вороной лошадке, рядом с ней красовался Огэст на белом коне. Первые метры чета проделала в полнейшей тишине, а затем их искупали в овациях, засыпали цветами, признаниями в любви и заверениями в верности.
Столица безумствовала. Все те, кто еще недавно шептался и хихикал по углам, теперь во всеуслышание заявляли, что Матиасу повезло, после его ухода трон окажется в надежных руках. Газеты наперебой печатали портреты Гердты, один краше другого. И в полный рост, и на коне, и даже эскиз руки Эверелия, на котором Гердта стояла в одеждах древних воительниц, одной рукой прижимая к себе пухлый том с математическими символами на обложке, а другой – раскручивая кистень на длинной цепи. Надпись под портретом гласила «Ударим знаниями по необразованности». Самой модной прической сезона стали косы, уложенные короной вокруг головы. Лидонские модницы срочно отращивали волосы, а некоторые довольствовались накладными.
Лорд-наблюдатель окончательно забыл, что такое сон и еда. После побега его высочества в Уайт он едва ли не за руку принца водил, выпуская его из виду лишь изредка и только убедившись, что в его отсутствие за Огэстом присмотрят ничуть не хуже, чем при нем. Принц вел себя на удивление прилично. Оставшиеся до свадьбы дни ходил задумчивый, рассеянный и выглядел слегка оглушенным.
Поглазеть на венчание собралось столько народа, что зарегистрировали несколько несчастных случаев, к счастью обошлось без летальных исходов. К храму Гердта и Огест добирались порознь, а из храма ехали вместе в открытом экипаже, который медленно и величественно продвигался по городу. Из толпы в новобрачных летели цветы и зерно, и то и другое глухо шлепалось о защитный купол и скатывалось на мостовую, но людей это не останавливало, и они продолжали броски до тех пор, пока новобрачные не скрылись за дворцовыми воротами.
Лорд-наблюдатель разрывался между принцем и обеспечением безопасности во время свадебных торжеств. Наведывался в камеры к арестантам, как к тем, которых привезла принцесса, так и к тем, которых арестовали после событий в Уайте. Урывками читал сказки о фейри. В основном это были ничем не заинтересовавшие его новоделы, но в трех необычайно старых томах с пожелтевшими хрусткими листами были собраны по-настоящему любопытные истории. Одну из этих трех книг, вместе с сопроводительным письмом от молодого графа и пояснительной запиской от леди Марии, прислали из поместья Динтонов.
Динтонов лорд-наблюдатель тоже навещал. Не слишком регулярно, но пару вечеров для визитов выкроил. Беседовал с обитателями особняка, пытался разговорить Кити, Селию и даже мисс Грин. Навещал своего друга.
Лорд Палмсбери сильно пострадал во время покушения на его нашкодившее и сбежавшее из-под охраны высочество. Ушибы, сотрясение мозга, множественные переломы. Он две недели приходил в себя в Уайте и лишь затем с величайшими предосторожностями и почестями был доставлен в Лидон, на Беркли-сквер. Из особняка посол отправил прошение в отставку, с посыльным получил сообщение о том, что его прошение удовлетворено.
На фоне свадебной шумихи новости о некоторых перестановках в высших эшелонах власти прошли незамеченными. Одного из министров сместили, каких-то заместителей уволили, несколько человек арестовали, пару служб переподчинили, три - реорганизовали. Кого это могло взволновать, если повсюду гремели свадебные фейерверки, а в мастерской у одной известной модистки две леди устроили драку из-за отреза шелка?
Но всё эти баталии прошли стороной от особняка на Беркли-сквер. Из-за траура Динтоны не принимали участия ни в одном светском мероприятии, лорд Палмсбери уклонился от них под предлогом травмы. Леди Анна иногда жалела, что не смогла присутствовать на свадебной церемонии, но имела в виду не церемонию Огэста и Гердты, а свадьбу дочери своей лучшей подруги, баронессы Госип. Елена и её избранник обвенчались незадолго до наследника ританской короны, а затем тихо и без особого шума отбыли в свадебное путешествие. Аделаида навестила подругу, они долго говорили, много плакали, но в конце концов пришли к выводу, что обе вполне счастливы.
Кроме лорда-наблюдателя и баронессы Госип про Динтонов не забывала и баронесса Промпт. Она очень сдала за последнее время, злые языки шептались за её спиною, что и вовсе опустилась. Игнорировала светскую жизнь, одевалась непродуманно, причесывалась небрежно, была бледна, веки её опухли от бесконечных слез. Первое время она пыталась падать на колени перед леди Анной, умоляла простить её, буквально посыпала голову пеплом, кричала, что никогда и никому из людей больше доверять не сможет, разве что – самым близким. Поскольку широкой общественности не было объявлено о роли покойного графа и его гостьи в случившемся с Кити, баронесса рыдала и винила себя за то, что произошло с племянницей, жалела её, леди Анну, но более всего жалела себя. Страдала. Во время третьего её визита Селия, видя усталость тетки, обреченно взирающей на гостью, рискнула навлечь на себя гнев баронессы и предложила навестить Догги.
- Догги? – недоуменно переспросила Миранда.
- Да, тот самый пес, что спас вас, - пояснила Селия, сияя чрезвычайно радостной и демонстративно наивной улыбкой.
- Ах да, - нерешительно кивнула баронесса, несколько мгновений подумала, пожевала губами и, видимо, решившись на что-то, резко встала и, величественно кивнув, произнесла: - Отведите меня к моему спасителю! Я больше не могу доверять людям, но это наичистейшее существо достойно доверия!
Наичистейшее существо первым делом изгваздало юбки посетительниц в пыли и обслюнявило им руки. Леди Миранда удивительно философски отнеслась к подобному обращению. И даже робко почесала пса за ухом. Каждый последующий визит к Динтонам она заканчивала на заднем дворе, разговаривая, угощая и даже играя с Догги. Старый пес посматривал на гостью снисходительно и млел от внимания. Из-за непрекращающихся забот и дел обитатели особняка не слишком радовали его посещениями.
В конце концов, когда Кити и лорд Палмсбери окончательно встали на ноги, в особняке заговорили о переезде, а леди Миранда заговорила о том, что желает забрать своего ангела-хранителя к себе. Селия немного посомневалась в разумности этого шага, но, чуть пристальнее посмотрев на эту парочку со стороны, одобрила такое решение. Догги переехал к баронессе.
Единственное развлечение, которое было доступно Динтонам в Лидоне до отъезда – это ежедневный моцион в Грин-парке. Даже не развлечение, скорее они выполняли предписание доктора Пиллета по процедурам, направленным на скорейшую реабилитацию Кити. Долгие прогулки на свежем воздухе, положительные эмоции, родные и любящие люди вокруг.
Чаще всего гуляли компанией: Кити и мисс Грин, Лизи, Селия и Грегори. Во время первой такой прогулки они мельком видели барона Бэдгера с сестрой и матерью. Семейства раскланялись и разошлись по разным аллейкам.
Кити наслаждалась каждым шагом, улыбалась солнцу, встречным прохожим, шалящим ребятишкам и их нянькам. Мисс Грин и Селия хлопотали вокруг неё, поддерживали под локоток, пытались увести в тень с солнцепека. Лизи вначале наблюдала за сестрой сияющими глазами, но после мимолетной встречи с Бэдгерами заметно приуныла и стала отставать.
- Что случилось, малышка? – обеспокоился Грегори. – Чего скисла? Натерла ногу? Хочешь вернуться домой? Позвать остальных?
- Нет! Что ты! – всполошилась Лизи и, кивнув на хихикающих сестру и кузину, добавила: – Посмотри на них. Разве можно прерывать это счастье? У меня просто немного разболелась голова. Наверное, от солнца.
- Тогда давай посидим немного в тени, - предложил брат.
С этим Лизи охотно согласилась. Они устроились на небольшой скамеечке. Девушка хмурилась, иногда шевелила губами, как будто вела неслышный разговор с невидимым собеседником, бросала взгляды то на родных, то в ту сторону, где скрылся молодой барон и его родственницы. Грегори искоса наблюдал за сестрой. Молчал. Ждал.
Вздохнув в очередной раз, девушка посмотрела на брата и встретила внимательный, всепонимающий взгляд. Смутилась. Потупилась. Дотронулась носком туфельки до камешка на дорожке и, крепко зажмурившись, спросила:
- Граф Черри, постойте, - запыхавшаяся Селия догнала его на нижних ступенях. – Постойте. Я вспомнила, на кого похожа дама на рисунке. На мою дальнюю родственницу. Эжени Бадауд. Она с матерью сейчас в Лидоне. Я видела их на балу в Винг-хаусе.
Лорд-наблюдатель тепло поблагодарил девушку и направился к выходу. Ну что же, сегодняшний вечер не сказать что прошел впустую, он был заполнен в высшей мере странными чудесами. Во всей сложившейся ситуации радовало только одно. Огэст никаких глупостей не совершает. Уже который день сидит в своих покоях и готовится к встрече с невестой, на встречу с которой поедет в сопровождении очень даже приличного кортежа и с замечательной охраной.
На крыльце особняка Динтонов к лорду-наблюдателю подскочил невзрачный мужичонка и быстро-быстро что-то зашептал ему в ухо. Лорд изменился в лице. Рассек воздух тростью и ринулся в карету.
***
Лорду Палмсбери потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что к замершим в галерее присоединились дальние родственницы его покойной супруги – Карнеилла и Эжени Бадауд. Обе были одеты скромно и даже сообразно своему возрасту, что в случае с Карнеиллой само по себе было удивительно. Мать, видимо, что-то говорила дочери, пыталась её в чем-то убедить, но неожиданная встреча оборвала разговор на полуслове.
Высокие арочные окна вдоль одной стены галереи позволяли солнечным лучам беспрепятственно врываться внутрь и заливать светом всё её немалое пространство. Свет был неумолим, он не только освещал галерею и людей, в ней находящихся, он выискивал и подчеркивал мелкие детали и черточки, превращая реальность в странный полубредовый сон.
Замысловатая резьба на лакированных дверях и стенных панелях. Принц, замерший напротив своих покоев. Растерянность и легкое недовольство в его глазах. Принцесса с усталостью и обреченностью во взгляде. Тяжеловатый ридикюль, свисающий с запястья безвольно опущенной руки. Пара служащих отеля и свита Гердты, состоящая из растерянных фрейлин, пары сосредоточенных гвардейцев и решительной статс-дамы, опирающейся на парасоль с истерзанными рюшами. Глубокие морщины на лице маркизы Блайнской и злое ехидство в её же взоре. Не менее глубокие морщины на лице Карнеиллы и полыхающие ненавистью глаза её дочери. «Кого из нас она так ненавидит? И за что?» - мысленно задался вопросами лорд Палмсбери, увидев горящие злобой глаза Эжени. Вообще столь явное и бурное проявление эмоций на этом маленьком и, как правило, безучастном личике шокировало его едва ли не больше, чем внезапная встреча.
- Ты-ы-ы! – проревела Эжени, раздирая воцарившуюся тишину, но не отрывая взгляда от принца.
- Девочка, стой! – просипела Карнеилла. – Остановись, прошу!
Лорд Палмсбери с нарастающим ужасом видел, как оплывает женское лицо, на глазах превращаясь в уродливую маску. Как меняется форма черепа. Как лоб становится узким и низким, брови срастаются и превращаются в валик, который нависает над маленькими, но по-прежнему пылающими ненавистью, спрятавшимися вглубь глазками, челюсть, наоборот, становится гораздо крупнее и выдвигается вперед. Шея, плечи, руки резко раздаются вширь, при этом, насколько можно судить, нижняя часть тела остается в своих прежних пропорциях. И вот уже на месте обычной, невзрачной женщины стоит ужасное существо в платье, с разошедшимся по шву воротом и треснувшими рукавами.
- Сы-ы-ын у-у-убийцы-ы-ы! Ненавижу-у-у! – провыло существо, срываясь с места на последнем звуке.
Карнеилла заломила руки и застыла, изображая из себя памятник отчаянью и безысходности.
Всё, что происходило потом, виделось лорду Палмсбери крайне замедленным. Словно секунды вдруг тоже раздались вширь и стали длиться столько, сколько до этого длились минуты. Существо бежало, словно продираясь сквозь тягучий кисель, ступая тяжело, сотрясаясь на каждом шаге всем телом и сотрясая всю видимую часть галереи до дребезжащих в окнах стекол. Каждый шаг монстра отдавался дрожью паркета и ощущался позвоночником.
Насколько бы медленными ни казались послу движения монстра, остальные - двигались ещё медленнее. Очень медленно оборачивались маркиза и принцесса, неспешно отступали с дороги Эжени фрейлины, чрезвычайно плавно тянули оружие на свет божий гвардейцы. Огэст крайне неторопливо и в высшей степени выразительно открывал рот, очевидно, чтобы озвучить один из весьма важных и уместных вопросов: «Что здесь происходит?» или «Да как вы смеете?».
Да и сам лорд чувствовал, что вязнет в этих распухших мгновениях, придавивших, опутавших его. Что он опаздывает, опаздывает давно. С того момента, как ему поручили эту миссию. Но теперь вместе с ним опаздывают и его спутники. К чему были эти чудесные спасения от нелепых опасностей, если всё закончится так? Если всё затопчет несуразное существо, явившееся из его, лорда Палмсбери, прошлого. «И Виктор в этот раз не успел», - подумалось послу. Желание остановить неумолимо рвущуюся к цели тушу было так велико, что вместо того, чтобы отступить с её дороги, посол сделал шаг вперед. И тотчас же отлетел к стене, сметенный мощью и скоростью. Дыхание его сбилось, боль разлилась по всему телу, мир закружился вокруг, вызывая приступ тошноты, зато время вернулось к нормальному ритму и окружающие стали двигаться с привычной скоростью.
Меркнущее сознание успело отметить, что его порыв так и не остановил чудовище, лишь слегка сбил его темп. В тот же миг Диана огласила все помещение визгом, на столь высокой ноте, что многострадальные стекла в окнах стали дребезжать сильнее, а сгущающийся перед глазами посла туман на пару мгновений отступил. Существо сбилось с темпа окончательно, потеряло скорость и вновь стало оплывать, возвращая себе очертания женской фигуры. Эжени продолжала двигаться к цели, но уже не столь стремительно. Маркиза сноровисто выставила парасоль, ставя подножку, и женщина в изодранном платье попросту рухнула к ногам принца, продолжая что-то вопить о ненависти и рычать угрозы.
Последнее, что увидел посол перед тем, как окончательно уплыть в беспамятство, – это карающий ридикюль принцессы, который со свистом рассек воздух и по широкой дуге звучно впечатался в затылок распростертой у ног принца особы.
Вой и крики оборвались.
В глазах принца мелькнуло что-то похожее на восхищение.
Сознание лорда Палмсбери померкло.
Глава 34
Время летело, мелькали дни. Казалось, ещё вчера все ждали окончания весны, а сегодня вдруг оказалось, что миновала середина лета. Ритания сходила с ума, Лидон бился в истерике, а в особняке на Беркли-сквер царили тишина и спокойствие. Изредка случались визиты, которые баламутили это сонное царство, но именно что изредка, да и не надолго. Общество помнило, что Динтоны в трауре, общество осознавало, что в особняке двое пострадавших, обществу было не до провинциалов.
Столицу сотрясали зрелища и слухи! Там и без Динтонов было на что посмотреть и что обсудить. Въезд невесты принца в столицу, торжества в честь предстоящей свадьбы, само венчание. Гердта въехала в Лидон на вороной лошадке, рядом с ней красовался Огэст на белом коне. Первые метры чета проделала в полнейшей тишине, а затем их искупали в овациях, засыпали цветами, признаниями в любви и заверениями в верности.
Столица безумствовала. Все те, кто еще недавно шептался и хихикал по углам, теперь во всеуслышание заявляли, что Матиасу повезло, после его ухода трон окажется в надежных руках. Газеты наперебой печатали портреты Гердты, один краше другого. И в полный рост, и на коне, и даже эскиз руки Эверелия, на котором Гердта стояла в одеждах древних воительниц, одной рукой прижимая к себе пухлый том с математическими символами на обложке, а другой – раскручивая кистень на длинной цепи. Надпись под портретом гласила «Ударим знаниями по необразованности». Самой модной прической сезона стали косы, уложенные короной вокруг головы. Лидонские модницы срочно отращивали волосы, а некоторые довольствовались накладными.
Лорд-наблюдатель окончательно забыл, что такое сон и еда. После побега его высочества в Уайт он едва ли не за руку принца водил, выпуская его из виду лишь изредка и только убедившись, что в его отсутствие за Огэстом присмотрят ничуть не хуже, чем при нем. Принц вел себя на удивление прилично. Оставшиеся до свадьбы дни ходил задумчивый, рассеянный и выглядел слегка оглушенным.
Поглазеть на венчание собралось столько народа, что зарегистрировали несколько несчастных случаев, к счастью обошлось без летальных исходов. К храму Гердта и Огест добирались порознь, а из храма ехали вместе в открытом экипаже, который медленно и величественно продвигался по городу. Из толпы в новобрачных летели цветы и зерно, и то и другое глухо шлепалось о защитный купол и скатывалось на мостовую, но людей это не останавливало, и они продолжали броски до тех пор, пока новобрачные не скрылись за дворцовыми воротами.
Лорд-наблюдатель разрывался между принцем и обеспечением безопасности во время свадебных торжеств. Наведывался в камеры к арестантам, как к тем, которых привезла принцесса, так и к тем, которых арестовали после событий в Уайте. Урывками читал сказки о фейри. В основном это были ничем не заинтересовавшие его новоделы, но в трех необычайно старых томах с пожелтевшими хрусткими листами были собраны по-настоящему любопытные истории. Одну из этих трех книг, вместе с сопроводительным письмом от молодого графа и пояснительной запиской от леди Марии, прислали из поместья Динтонов.
Динтонов лорд-наблюдатель тоже навещал. Не слишком регулярно, но пару вечеров для визитов выкроил. Беседовал с обитателями особняка, пытался разговорить Кити, Селию и даже мисс Грин. Навещал своего друга.
Лорд Палмсбери сильно пострадал во время покушения на его нашкодившее и сбежавшее из-под охраны высочество. Ушибы, сотрясение мозга, множественные переломы. Он две недели приходил в себя в Уайте и лишь затем с величайшими предосторожностями и почестями был доставлен в Лидон, на Беркли-сквер. Из особняка посол отправил прошение в отставку, с посыльным получил сообщение о том, что его прошение удовлетворено.
На фоне свадебной шумихи новости о некоторых перестановках в высших эшелонах власти прошли незамеченными. Одного из министров сместили, каких-то заместителей уволили, несколько человек арестовали, пару служб переподчинили, три - реорганизовали. Кого это могло взволновать, если повсюду гремели свадебные фейерверки, а в мастерской у одной известной модистки две леди устроили драку из-за отреза шелка?
Но всё эти баталии прошли стороной от особняка на Беркли-сквер. Из-за траура Динтоны не принимали участия ни в одном светском мероприятии, лорд Палмсбери уклонился от них под предлогом травмы. Леди Анна иногда жалела, что не смогла присутствовать на свадебной церемонии, но имела в виду не церемонию Огэста и Гердты, а свадьбу дочери своей лучшей подруги, баронессы Госип. Елена и её избранник обвенчались незадолго до наследника ританской короны, а затем тихо и без особого шума отбыли в свадебное путешествие. Аделаида навестила подругу, они долго говорили, много плакали, но в конце концов пришли к выводу, что обе вполне счастливы.
Кроме лорда-наблюдателя и баронессы Госип про Динтонов не забывала и баронесса Промпт. Она очень сдала за последнее время, злые языки шептались за её спиною, что и вовсе опустилась. Игнорировала светскую жизнь, одевалась непродуманно, причесывалась небрежно, была бледна, веки её опухли от бесконечных слез. Первое время она пыталась падать на колени перед леди Анной, умоляла простить её, буквально посыпала голову пеплом, кричала, что никогда и никому из людей больше доверять не сможет, разве что – самым близким. Поскольку широкой общественности не было объявлено о роли покойного графа и его гостьи в случившемся с Кити, баронесса рыдала и винила себя за то, что произошло с племянницей, жалела её, леди Анну, но более всего жалела себя. Страдала. Во время третьего её визита Селия, видя усталость тетки, обреченно взирающей на гостью, рискнула навлечь на себя гнев баронессы и предложила навестить Догги.
- Догги? – недоуменно переспросила Миранда.
- Да, тот самый пес, что спас вас, - пояснила Селия, сияя чрезвычайно радостной и демонстративно наивной улыбкой.
- Ах да, - нерешительно кивнула баронесса, несколько мгновений подумала, пожевала губами и, видимо, решившись на что-то, резко встала и, величественно кивнув, произнесла: - Отведите меня к моему спасителю! Я больше не могу доверять людям, но это наичистейшее существо достойно доверия!
Наичистейшее существо первым делом изгваздало юбки посетительниц в пыли и обслюнявило им руки. Леди Миранда удивительно философски отнеслась к подобному обращению. И даже робко почесала пса за ухом. Каждый последующий визит к Динтонам она заканчивала на заднем дворе, разговаривая, угощая и даже играя с Догги. Старый пес посматривал на гостью снисходительно и млел от внимания. Из-за непрекращающихся забот и дел обитатели особняка не слишком радовали его посещениями.
В конце концов, когда Кити и лорд Палмсбери окончательно встали на ноги, в особняке заговорили о переезде, а леди Миранда заговорила о том, что желает забрать своего ангела-хранителя к себе. Селия немного посомневалась в разумности этого шага, но, чуть пристальнее посмотрев на эту парочку со стороны, одобрила такое решение. Догги переехал к баронессе.
Единственное развлечение, которое было доступно Динтонам в Лидоне до отъезда – это ежедневный моцион в Грин-парке. Даже не развлечение, скорее они выполняли предписание доктора Пиллета по процедурам, направленным на скорейшую реабилитацию Кити. Долгие прогулки на свежем воздухе, положительные эмоции, родные и любящие люди вокруг.
Чаще всего гуляли компанией: Кити и мисс Грин, Лизи, Селия и Грегори. Во время первой такой прогулки они мельком видели барона Бэдгера с сестрой и матерью. Семейства раскланялись и разошлись по разным аллейкам.
Кити наслаждалась каждым шагом, улыбалась солнцу, встречным прохожим, шалящим ребятишкам и их нянькам. Мисс Грин и Селия хлопотали вокруг неё, поддерживали под локоток, пытались увести в тень с солнцепека. Лизи вначале наблюдала за сестрой сияющими глазами, но после мимолетной встречи с Бэдгерами заметно приуныла и стала отставать.
- Что случилось, малышка? – обеспокоился Грегори. – Чего скисла? Натерла ногу? Хочешь вернуться домой? Позвать остальных?
- Нет! Что ты! – всполошилась Лизи и, кивнув на хихикающих сестру и кузину, добавила: – Посмотри на них. Разве можно прерывать это счастье? У меня просто немного разболелась голова. Наверное, от солнца.
- Тогда давай посидим немного в тени, - предложил брат.
С этим Лизи охотно согласилась. Они устроились на небольшой скамеечке. Девушка хмурилась, иногда шевелила губами, как будто вела неслышный разговор с невидимым собеседником, бросала взгляды то на родных, то в ту сторону, где скрылся молодой барон и его родственницы. Грегори искоса наблюдал за сестрой. Молчал. Ждал.
Вздохнув в очередной раз, девушка посмотрела на брата и встретила внимательный, всепонимающий взгляд. Смутилась. Потупилась. Дотронулась носком туфельки до камешка на дорожке и, крепко зажмурившись, спросила:
