– Я, как и большинство моих коллег, считаю: вы должны дать возможность высказаться обеим сторонам. Это же одно из основных правил вашего ток-шоу, – возмущенно заявила она.
Поддержка?! От Мэйн?! Вот это новость! Впрочем, такую позицию Терезы не так уж и сложно объяснить. У нее ведь достаточно эксклюзивной информации обо мне и этом деле. Следовательно, чем сильнее резонанс, который вызовет передача, тем большая популярность ожидает и ее канал.
Ангелина Врайтс кивнула в ответ на слова журналистки, а директор корпорации, наоборот, так поморщился, будто ему в рот сунули лимон. Ну понятно: будь его воля, он бы тут же заставил меня замолчать, при чем желательно навсегда. Может, именно так он и поступил с Хопкинсом?
– Итак, леди Беннет, прошу! – поторопила меня Ангелина Врайтс.
И я заговорила. Сначала совсем неуверенно, и сама чувствуя, как у меня немного подрагивает голос. Однако стоило только немного успокоиться, и речь полилась уже более плавно без лишних пауз. Я рассказала и о молодом ученом, и о тех небезопасных изменениях в составе препарата, которые он обнаружил.
– … не сумев убедить корпорацию отказаться от своего решения, Кевин обратился к Питеру Хопкинсу в надежде, что тот разберется в ситуации.
– Вы хотите сказать, что сенатор поверил какому-то мальчишке, еще даже не заработавшему имя в научных кругах? – возмутился тот самый ученый в очках.
– Да! – твердо ответила я: – Ведь он предоставил доказательства, и сейчас вы тоже можете с ними ознакомиться.
Вся студия словно замерла от такого неожиданного поворота, а я поспешила воспользоваться моментом:
– Взгляните на экран.
Дальше уже сработали Димитрий и Джоанна.
Окно с видом на ночной город растаяло, уступая место химическим формулам и цифрам, ряды которых растянулись во всю стену. Конечно, обычным зрителям они говорили не больше, чем древнекитайские иероглифы, но вот ученые не могли отвести от них взглядов.
Я видела, как по мере ознакомления и обсуждения все больше вытягиваются их лица. Наконец один из них осторожно высказал общее мнение:
– Эти материалы требуют более глубокого изучения. Пока же производство препарата с новым составом действительно нужно приостановить.
– Да что вы несете?! – возмутился мистер Деверо: – Как вы можете всерьез воспринимать ничем непроверенные факты?!
– Вот мы и предлагаем все досконально изучить.
После этих слов в студии поднялся невообразимый шум, и в этот момент мой внутренний вирт ожил, а в крохотном динамике раздался знакомый голос Джоанны:
– Не хотела тебя отвлекать от настолько важного дела, как ток-шоу, – с сарказмом проговорила она, – но теперь, когда все заняты друг другом, я могу соединить тебя с Верноном. Кажется, он уже несколько раз пытался выйти с тобой на связь.
– Так чего же ты медлишь? – возмущенно прошептала я.
Неужели он наконец вспомнил что-то важное?! А через несколько секунд в динамике раздался уже взволнованный голос Лоули:
– Узнал! Я его узнал!
Сердце на миг замерло, а затем заколотилось с бешенной силой.
– Кто он? – нет не проговорила, а скорее выдохнула я, чувствуя, как все сжимается внутри от сильнейшего напряжения.
– Помнишь, я говорил: это очень образованный, начитанный человек? И он несколько раз цитировал кого-то из известных то ли писателей, то ли историков. Так вот генеральный директор «Долголетия» повторил точь-в-точь одну из тех цитат!
Хм, а ведь в таком случае все сходится: и огромные финансовые потери в случае обнародования информации, и личная заинтересованность в сокрытии правды, и умение красиво говорить, и даже его начитанность. «Значит Дуглас…», – эхом пронеслось у меня в голове и замерло где-то в районе сердца черным булыжником. Как же все банально и очевидно!
Воздух в комнате внезапно загустел. Мне показалось, я поворачиваюсь к директору «Долголетия» слишком медленно, хотя, уверена, на самом деле это длилось лишь секунду-две не более. Он сидел в кресле уже не такой спокойный, как прежде, но и паники в его взгляде не было. Скорее расчетливость и холодный интерес. Да, наверняка этот человек сейчас просчитывал варианты дальнейшего развития событий. Но вряд ли они включали его полное разоблачение.
– Это вы убили Хопкинса! – не спрашивая, а утверждая, проговорила я и взглянула прямо ему в глаза.
Мне казалось, в тот момент я перешагнула какой-то внутренний рубеж, за которым больше не было страха и нерешительности.
Не знаю, чего я ждала от Дугласа. Возможно, гневного выпада или полного отрицания. Но получила в ответ:
– А вы далеко пойдете! Ловко же вам удалось сначала из какой-то никчемной любовницы стать чуть ли не защитницей всех обманутых, а теперь из убийцы вы решили переквалифицироваться в прокурора?
И вот за эту презрительную насмешливость, нет, не ко мне, но к человеческой жизни я возненавидела его еще сильнее.
– Вы застрелили сенатора, потому что он стал угрозой процветанию «Долголетия»! – слова вырвались с такой яростью, будто по венам у меня сейчас струился кипяток.
Этот человек отнял у меня друга и обвинил в собственном преступлении. Я жаждала справедливости! И готова была ради этого идти до конца! Но и Дуглас не собирался так просто признаваться в содеянном.
– Да с чего вы вообще взяли, что это сделал я?! – уже без былой насмешливости возмутился он.
– Вы потеряете слишком многое, если производство и продажа препарата будут приостановлены, да еще и на неопределенный срок.
– То есть вы обвиняете меня в убийстве только лишь потому, что я – один из акционеров «Долголетия»?! Но тогда, следуя вашей недологике, так можно обвинить и мистера Фостера, и миссис Деверо, и многих других, кто вложил сбережения в этот бизнес и теперь получает прибыль.
– У меня есть свидетель! – коротко оборвала его я.
– Хотите сказать, кто-то видел, как я убивал сенатора?! – вполне искренне удивился Дуглас.
– Не совсем… но ведь и список совершенных вами преступлений этим не ограничивается. Да, когда ваши дороги пересеклись, свидетель был немного не в себе, ведь вы тоже собирались его убить, однако он запомнил ваш голос, манеру разговора и эту вашу любовь к цитированию классиков. Одну из фраз вы в точности повторили и в прошлый раз перед привязанным к стулу Верноном Лоули.
– Да мало ли у кого голоса похожи?! – возмутился Дуглас: – А классики… вы думаете, у меня есть время их читать? Да мой день расписан по минутам, или, по-вашему, легко руководить огромной корпорацией?! Что же касается всяких там цитат… ну услышал пару дней назад интересные высказывания от давнего знакомого, вот и запомнились. Да вот же мистер Картер и подтвердит! Ведь это с ним я и встречался тогда на счет ток-шоу.
Картер?! Слова Дугласа прекрасно расслышала не только я, но и вся студия, и теперь ее внимание сосредоточилось на давнем друге Хопкинса. Впрочем, это его ничуть не смутило. Картер выглядел как всегда немного грустным и задумчивым:
– Хм… «к классикам относят авторов, которых еще цитируют, но уже не читают», – философски заметил он, глядя на меня: – Да, я действительно предпочитаю именно такие книги. У меня на острове собрана большая библиотека. Ах, какое это чудо мой остров – рай по сравнению с городскими джунглями.
– Да, ваш островок – отличное местечко, – поддержал его и Дуглас: – Я даже хотел выкупить его у вас, когда трастовый фонд, в который вы так неосмотрительно вложились, рухнул.
– Увы, но эта ошибка стоила мне приличных денег, – признался Картер: – Да и сейчас все совсем непросто.
– Хм… а ведь любая финансовая потеря, даже такая небольшая, как стоимость ноль восьмых процентов акций «Долголетия», и вам все же пришлось бы продать ваш кусочек рая, – задумчиво проговорил директор корпорации.
– Верно, и я никак не мог этого допустить, – вдруг признался Картер: – «Люди, которые преуспевают в этом мире, не ленятся и ищут нужные им обстоятельства, а если их не находят, то создают их». Это сказал великий Бернард Шоу. Не читали его «Дом, где разбиваются сердца» или «Пигмалион»? А жаль… – и Картер покачал головой. – Ну а я вот уже не смогу без своей коллекции. Люблю, знаете ли, вечерами сидеть в плетеном кресле. У меня как раз с террасы открывается чудный вид на залив, – его лицо сделалось каким-то мечтательным. – А закат… Вы знаете, какие на моем острове закаты? Здесь в Лондоне или в Париже никогда таких не увидишь… Ну разве я мог лишиться всего этого? Разве я мог позволить изгнать себя из собственного рая?! Но Питер же у нас – борец за справедливость! – в его словах зазвучала горечь. – Ради нее он даже собирался уничтожить собственное детище – корпорацию «Долголетие». Нет, он бы ни за что не пожалел и мой остров, для которого малейшее финансовое потрясение стало бы фатальным. Увы, но «люди часто понимают боль только тех, кто кричит и истекает кровью». В этом я полностью разделяю мнение Бернарда Вебера.
А мне вспомнилось, как он уже когда-то говорил эти слова только при совершенно других обстоятельствах. Но тогда я даже подумать не могла, что все обернется именно так.
– … поверьте, это дурацкий характер Питера виноват в том, что у меня не осталось другого выхода, – между тем продолжал Картер: – И я совершенно не мог позволить, чтобы он умер от рук наемного убийцы, все же мы столько лет дружили. Да и не впустил бы он чужака в свой дом. Нет-нет, не думайте, что я как-то оправдываю свой поступок, только хочу, чтобы вы поняли: для меня это не просто земля, это нечто намного большее! Это место, с которым я настолько сроднился, что, если лишусь его, всегда буду чувствовать себя неполноценным калекой.
– Значит, вы застрелили Хопкинса только лишь чтобы не утратить своей комфортной жизни?! – уточнила я, чувствуя, как внутри все горит и взвивается огненными протуберанцами.
– Леди Александра, вы так ничего и не поняли… – с грустью проговорил Картер: – Я убил Питера не ради комфорта или куска земли, но ради своего дома!
Его слова всколыхнули новую волну боли за лицемерие, за предательство, за смерть. Она словно наполнила мои вены кипящей магмой из самого центра души, и я заговорила медленно, будто впечатывая каждое слово в чужое сознание:
– Как вы посмели так поступить?!
Картер ответил без малейших признаков раздражения или злости, лишь с какой-то бесконечной усталостью:
– “Deus me veritate mea judicat, non maledico hominum caecorum”, что означает «пусть Бог осудит меня по правде моей, а не по злословию других».
– Перестаньте паясничать! Сначала вы застрелить Хопкинса, потом охотились за мной, приговорили к смерти несчастного Вернона Лоули, убрали с дороги Ястребов, как ненужных свидетелей – знаете, желание сохранить свой дом совершенно не оправдывает вас. Но теперь вы понесете справедливое наказание!
Картер вздохнул:
– Дорогая леди Беннет, неужели вы наивно полагаете, что я не учел варианта моего разоблачения в этой студии? Нет, эта история еще не окончена. Но будьте уверены, я завершу ее достойно, даже с подходящими такому случаю фейерверками.
– Что вы имеете в виду?! – нахмурилась я.
И Хопкинс с прежней доброжелательностью продолжил объяснение:
– Знаете, а ведь в инфосеть ваши доказательства так и не попали. Трансляция была остановлена в тот самый момент, когда вы только упомянули «Долголетие».
– Не понимаю, и чего вы этим добились? – удивилась я: – Свидетелей вашего признания и так полная студия, а информация о махинациях корпорации все равно попадет в сеть.
– А здесь вы еще раз ошибаетесь, – Картер взглянул на меня с легким превосходством: – Я признался во всем вовсе не для того, чтобы сесть в тюрьму.
– Неужели вы думаете, что ваши поступки останутся безнаказанными?!
У меня в голове не укладывалось, как после таких тяжких преступлений можно еще на что-то надеяться?!
– И снова не угадали, – добродушно проговорил Картер, но затем его голос будто заледенел: – Я хочу вообще стереть весь этот эфир с истории Земли.
– Ну-ну, по-моему, это уже слишком! – возмутилась Ангелина Врайтс: – Вы не сможете сохранить в тайне такую сенсационную новость, даже если подкупите каждого, кто сейчас сидит в этой студии.
– Даже не думал заниматься таким бесперспективным делом! – хмыкнул он: – Нет, у меня есть более действенный способ, который решит сразу все проблемы.
– И какой же? – с подозрением переспросила у него ведущая.
– Я уничтожу эту студию.
Как же легко и спокойно он об этом сказал. Словно убийство стольких людей для него больше ничего не значило.
– Надеюсь, вы сейчас так неудачно пошутили? – поспешно проговорила Ангелина Врайтс.
– Нет! И если это вас хоть немного утешит, то во взрыве помещения, наполненного людьми, я, как и любой другой нормальный человек, не вижу ничего хорошего, но, к сожалению, обстоятельства требуют именно такого решения.
– Постойте! Но ведь в таком случае вы взлетите на воздух вместе с нами! – засомневалась я.
Картер совсем не напоминал самоубийцу.
– О, нет, надеюсь, меня ожидает долгая и спокойная жизнь, а в зале присутствует лишь моя голограмма.
И я поняла, что основное правило ток-шоу все же было сегодня нарушено.
– Я все продумал и заранее разместил взрывное устройство в этой студии, – проговорил Картер.
– Это вам так просто с рук не сойдет! Главное управление полиции во всем разберется! – рявкнул майор Костас, но, несмотря на гневный тон, в его взгляде уже проскальзывала паника.
– Ничего ваша полиция не успеет! А после во всем обвинят леди Беннет. Согласитесь, это будет наиболее логично. Порицаемая всеми, совершившая столь ужасные преступления… Никого не удивит, что она пойдет на все, только бы спастись от полного бесчестия.
От его слов в моей груди словно разверзлась пропасть. Да, этот человек все продумал, но не учел лишь одного: возможностей моих друзей. И пока Ангелина Врайтс пыталась успокоить студию и уверить всех, что это какая-то мистификация, в динамике раздался голос Джоанны:
– Ты действительно удивляешься, за что я порой так сильно ненавижу людей?
Но Боже мой, даже несмотря на смысл фразы, как же я обрадовалась знакомому голосу.
– Ты можешь не допустить взрыва?
Однако ответ программы обескуражил своей неожиданностью.
– А зачем? – совершенно спокойно проговорила она: – Запись этой передачи у меня есть, несмотря на все старания Картера. А из эпицентра взрыва тебя вынесет один из моих робот за считанные секунды. Для его аккумуляторов никакое обесточивание медиа-центра – не проблема.
– Постой! А как же остальные?! Они ведь погибнут!
– И что с того?! Люди меня не интересуют!
– Но так ведь нельзя! – в отчаянии прошептала я, хотя внутри в тот момент все кричало от несогласия: – Конечно, мы, люди, порой ошибаемся и не всегда потом гордимся своими поступками, но ведь и твои создания не идеальны. Они тоже порой ломаются, и в них сбиваются программы.
– Ну и что с того? В таких случаях их просто ремонтируют, а если нужно, то и перепрограммируют, – в ее ответе прозвучало скрытое недовольство, но я и не подумала отступать.
– А ты только представь, если бы это было невозможно.
– Не понимаю!
– Иногда в нас, людях, проявляются не самые лучшие качества, и нет на свете такого мастера, который бы подчинил нас, лишь подкрутив пару каких-нибудь винтиков. Но мы боремся со своими внутренними демонами, успешно или не очень. Так что не стоит нас считать такими уж безнадежными.
Поддержка?! От Мэйн?! Вот это новость! Впрочем, такую позицию Терезы не так уж и сложно объяснить. У нее ведь достаточно эксклюзивной информации обо мне и этом деле. Следовательно, чем сильнее резонанс, который вызовет передача, тем большая популярность ожидает и ее канал.
Ангелина Врайтс кивнула в ответ на слова журналистки, а директор корпорации, наоборот, так поморщился, будто ему в рот сунули лимон. Ну понятно: будь его воля, он бы тут же заставил меня замолчать, при чем желательно навсегда. Может, именно так он и поступил с Хопкинсом?
– Итак, леди Беннет, прошу! – поторопила меня Ангелина Врайтс.
И я заговорила. Сначала совсем неуверенно, и сама чувствуя, как у меня немного подрагивает голос. Однако стоило только немного успокоиться, и речь полилась уже более плавно без лишних пауз. Я рассказала и о молодом ученом, и о тех небезопасных изменениях в составе препарата, которые он обнаружил.
– … не сумев убедить корпорацию отказаться от своего решения, Кевин обратился к Питеру Хопкинсу в надежде, что тот разберется в ситуации.
– Вы хотите сказать, что сенатор поверил какому-то мальчишке, еще даже не заработавшему имя в научных кругах? – возмутился тот самый ученый в очках.
– Да! – твердо ответила я: – Ведь он предоставил доказательства, и сейчас вы тоже можете с ними ознакомиться.
Вся студия словно замерла от такого неожиданного поворота, а я поспешила воспользоваться моментом:
– Взгляните на экран.
Дальше уже сработали Димитрий и Джоанна.
Окно с видом на ночной город растаяло, уступая место химическим формулам и цифрам, ряды которых растянулись во всю стену. Конечно, обычным зрителям они говорили не больше, чем древнекитайские иероглифы, но вот ученые не могли отвести от них взглядов.
Я видела, как по мере ознакомления и обсуждения все больше вытягиваются их лица. Наконец один из них осторожно высказал общее мнение:
– Эти материалы требуют более глубокого изучения. Пока же производство препарата с новым составом действительно нужно приостановить.
– Да что вы несете?! – возмутился мистер Деверо: – Как вы можете всерьез воспринимать ничем непроверенные факты?!
– Вот мы и предлагаем все досконально изучить.
После этих слов в студии поднялся невообразимый шум, и в этот момент мой внутренний вирт ожил, а в крохотном динамике раздался знакомый голос Джоанны:
– Не хотела тебя отвлекать от настолько важного дела, как ток-шоу, – с сарказмом проговорила она, – но теперь, когда все заняты друг другом, я могу соединить тебя с Верноном. Кажется, он уже несколько раз пытался выйти с тобой на связь.
– Так чего же ты медлишь? – возмущенно прошептала я.
Неужели он наконец вспомнил что-то важное?! А через несколько секунд в динамике раздался уже взволнованный голос Лоули:
– Узнал! Я его узнал!
Сердце на миг замерло, а затем заколотилось с бешенной силой.
– Кто он? – нет не проговорила, а скорее выдохнула я, чувствуя, как все сжимается внутри от сильнейшего напряжения.
– Помнишь, я говорил: это очень образованный, начитанный человек? И он несколько раз цитировал кого-то из известных то ли писателей, то ли историков. Так вот генеральный директор «Долголетия» повторил точь-в-точь одну из тех цитат!
Хм, а ведь в таком случае все сходится: и огромные финансовые потери в случае обнародования информации, и личная заинтересованность в сокрытии правды, и умение красиво говорить, и даже его начитанность. «Значит Дуглас…», – эхом пронеслось у меня в голове и замерло где-то в районе сердца черным булыжником. Как же все банально и очевидно!
Воздух в комнате внезапно загустел. Мне показалось, я поворачиваюсь к директору «Долголетия» слишком медленно, хотя, уверена, на самом деле это длилось лишь секунду-две не более. Он сидел в кресле уже не такой спокойный, как прежде, но и паники в его взгляде не было. Скорее расчетливость и холодный интерес. Да, наверняка этот человек сейчас просчитывал варианты дальнейшего развития событий. Но вряд ли они включали его полное разоблачение.
– Это вы убили Хопкинса! – не спрашивая, а утверждая, проговорила я и взглянула прямо ему в глаза.
Мне казалось, в тот момент я перешагнула какой-то внутренний рубеж, за которым больше не было страха и нерешительности.
Не знаю, чего я ждала от Дугласа. Возможно, гневного выпада или полного отрицания. Но получила в ответ:
– А вы далеко пойдете! Ловко же вам удалось сначала из какой-то никчемной любовницы стать чуть ли не защитницей всех обманутых, а теперь из убийцы вы решили переквалифицироваться в прокурора?
И вот за эту презрительную насмешливость, нет, не ко мне, но к человеческой жизни я возненавидела его еще сильнее.
– Вы застрелили сенатора, потому что он стал угрозой процветанию «Долголетия»! – слова вырвались с такой яростью, будто по венам у меня сейчас струился кипяток.
Этот человек отнял у меня друга и обвинил в собственном преступлении. Я жаждала справедливости! И готова была ради этого идти до конца! Но и Дуглас не собирался так просто признаваться в содеянном.
– Да с чего вы вообще взяли, что это сделал я?! – уже без былой насмешливости возмутился он.
– Вы потеряете слишком многое, если производство и продажа препарата будут приостановлены, да еще и на неопределенный срок.
– То есть вы обвиняете меня в убийстве только лишь потому, что я – один из акционеров «Долголетия»?! Но тогда, следуя вашей недологике, так можно обвинить и мистера Фостера, и миссис Деверо, и многих других, кто вложил сбережения в этот бизнес и теперь получает прибыль.
– У меня есть свидетель! – коротко оборвала его я.
– Хотите сказать, кто-то видел, как я убивал сенатора?! – вполне искренне удивился Дуглас.
– Не совсем… но ведь и список совершенных вами преступлений этим не ограничивается. Да, когда ваши дороги пересеклись, свидетель был немного не в себе, ведь вы тоже собирались его убить, однако он запомнил ваш голос, манеру разговора и эту вашу любовь к цитированию классиков. Одну из фраз вы в точности повторили и в прошлый раз перед привязанным к стулу Верноном Лоули.
– Да мало ли у кого голоса похожи?! – возмутился Дуглас: – А классики… вы думаете, у меня есть время их читать? Да мой день расписан по минутам, или, по-вашему, легко руководить огромной корпорацией?! Что же касается всяких там цитат… ну услышал пару дней назад интересные высказывания от давнего знакомого, вот и запомнились. Да вот же мистер Картер и подтвердит! Ведь это с ним я и встречался тогда на счет ток-шоу.
Картер?! Слова Дугласа прекрасно расслышала не только я, но и вся студия, и теперь ее внимание сосредоточилось на давнем друге Хопкинса. Впрочем, это его ничуть не смутило. Картер выглядел как всегда немного грустным и задумчивым:
– Хм… «к классикам относят авторов, которых еще цитируют, но уже не читают», – философски заметил он, глядя на меня: – Да, я действительно предпочитаю именно такие книги. У меня на острове собрана большая библиотека. Ах, какое это чудо мой остров – рай по сравнению с городскими джунглями.
– Да, ваш островок – отличное местечко, – поддержал его и Дуглас: – Я даже хотел выкупить его у вас, когда трастовый фонд, в который вы так неосмотрительно вложились, рухнул.
– Увы, но эта ошибка стоила мне приличных денег, – признался Картер: – Да и сейчас все совсем непросто.
– Хм… а ведь любая финансовая потеря, даже такая небольшая, как стоимость ноль восьмых процентов акций «Долголетия», и вам все же пришлось бы продать ваш кусочек рая, – задумчиво проговорил директор корпорации.
– Верно, и я никак не мог этого допустить, – вдруг признался Картер: – «Люди, которые преуспевают в этом мире, не ленятся и ищут нужные им обстоятельства, а если их не находят, то создают их». Это сказал великий Бернард Шоу. Не читали его «Дом, где разбиваются сердца» или «Пигмалион»? А жаль… – и Картер покачал головой. – Ну а я вот уже не смогу без своей коллекции. Люблю, знаете ли, вечерами сидеть в плетеном кресле. У меня как раз с террасы открывается чудный вид на залив, – его лицо сделалось каким-то мечтательным. – А закат… Вы знаете, какие на моем острове закаты? Здесь в Лондоне или в Париже никогда таких не увидишь… Ну разве я мог лишиться всего этого? Разве я мог позволить изгнать себя из собственного рая?! Но Питер же у нас – борец за справедливость! – в его словах зазвучала горечь. – Ради нее он даже собирался уничтожить собственное детище – корпорацию «Долголетие». Нет, он бы ни за что не пожалел и мой остров, для которого малейшее финансовое потрясение стало бы фатальным. Увы, но «люди часто понимают боль только тех, кто кричит и истекает кровью». В этом я полностью разделяю мнение Бернарда Вебера.
А мне вспомнилось, как он уже когда-то говорил эти слова только при совершенно других обстоятельствах. Но тогда я даже подумать не могла, что все обернется именно так.
– … поверьте, это дурацкий характер Питера виноват в том, что у меня не осталось другого выхода, – между тем продолжал Картер: – И я совершенно не мог позволить, чтобы он умер от рук наемного убийцы, все же мы столько лет дружили. Да и не впустил бы он чужака в свой дом. Нет-нет, не думайте, что я как-то оправдываю свой поступок, только хочу, чтобы вы поняли: для меня это не просто земля, это нечто намного большее! Это место, с которым я настолько сроднился, что, если лишусь его, всегда буду чувствовать себя неполноценным калекой.
– Значит, вы застрелили Хопкинса только лишь чтобы не утратить своей комфортной жизни?! – уточнила я, чувствуя, как внутри все горит и взвивается огненными протуберанцами.
– Леди Александра, вы так ничего и не поняли… – с грустью проговорил Картер: – Я убил Питера не ради комфорта или куска земли, но ради своего дома!
Его слова всколыхнули новую волну боли за лицемерие, за предательство, за смерть. Она словно наполнила мои вены кипящей магмой из самого центра души, и я заговорила медленно, будто впечатывая каждое слово в чужое сознание:
– Как вы посмели так поступить?!
Картер ответил без малейших признаков раздражения или злости, лишь с какой-то бесконечной усталостью:
– “Deus me veritate mea judicat, non maledico hominum caecorum”, что означает «пусть Бог осудит меня по правде моей, а не по злословию других».
– Перестаньте паясничать! Сначала вы застрелить Хопкинса, потом охотились за мной, приговорили к смерти несчастного Вернона Лоули, убрали с дороги Ястребов, как ненужных свидетелей – знаете, желание сохранить свой дом совершенно не оправдывает вас. Но теперь вы понесете справедливое наказание!
Картер вздохнул:
– Дорогая леди Беннет, неужели вы наивно полагаете, что я не учел варианта моего разоблачения в этой студии? Нет, эта история еще не окончена. Но будьте уверены, я завершу ее достойно, даже с подходящими такому случаю фейерверками.
– Что вы имеете в виду?! – нахмурилась я.
И Хопкинс с прежней доброжелательностью продолжил объяснение:
– Знаете, а ведь в инфосеть ваши доказательства так и не попали. Трансляция была остановлена в тот самый момент, когда вы только упомянули «Долголетие».
– Не понимаю, и чего вы этим добились? – удивилась я: – Свидетелей вашего признания и так полная студия, а информация о махинациях корпорации все равно попадет в сеть.
– А здесь вы еще раз ошибаетесь, – Картер взглянул на меня с легким превосходством: – Я признался во всем вовсе не для того, чтобы сесть в тюрьму.
– Неужели вы думаете, что ваши поступки останутся безнаказанными?!
У меня в голове не укладывалось, как после таких тяжких преступлений можно еще на что-то надеяться?!
– И снова не угадали, – добродушно проговорил Картер, но затем его голос будто заледенел: – Я хочу вообще стереть весь этот эфир с истории Земли.
– Ну-ну, по-моему, это уже слишком! – возмутилась Ангелина Врайтс: – Вы не сможете сохранить в тайне такую сенсационную новость, даже если подкупите каждого, кто сейчас сидит в этой студии.
– Даже не думал заниматься таким бесперспективным делом! – хмыкнул он: – Нет, у меня есть более действенный способ, который решит сразу все проблемы.
– И какой же? – с подозрением переспросила у него ведущая.
– Я уничтожу эту студию.
Как же легко и спокойно он об этом сказал. Словно убийство стольких людей для него больше ничего не значило.
– Надеюсь, вы сейчас так неудачно пошутили? – поспешно проговорила Ангелина Врайтс.
– Нет! И если это вас хоть немного утешит, то во взрыве помещения, наполненного людьми, я, как и любой другой нормальный человек, не вижу ничего хорошего, но, к сожалению, обстоятельства требуют именно такого решения.
– Постойте! Но ведь в таком случае вы взлетите на воздух вместе с нами! – засомневалась я.
Картер совсем не напоминал самоубийцу.
– О, нет, надеюсь, меня ожидает долгая и спокойная жизнь, а в зале присутствует лишь моя голограмма.
И я поняла, что основное правило ток-шоу все же было сегодня нарушено.
– Я все продумал и заранее разместил взрывное устройство в этой студии, – проговорил Картер.
– Это вам так просто с рук не сойдет! Главное управление полиции во всем разберется! – рявкнул майор Костас, но, несмотря на гневный тон, в его взгляде уже проскальзывала паника.
– Ничего ваша полиция не успеет! А после во всем обвинят леди Беннет. Согласитесь, это будет наиболее логично. Порицаемая всеми, совершившая столь ужасные преступления… Никого не удивит, что она пойдет на все, только бы спастись от полного бесчестия.
От его слов в моей груди словно разверзлась пропасть. Да, этот человек все продумал, но не учел лишь одного: возможностей моих друзей. И пока Ангелина Врайтс пыталась успокоить студию и уверить всех, что это какая-то мистификация, в динамике раздался голос Джоанны:
– Ты действительно удивляешься, за что я порой так сильно ненавижу людей?
Но Боже мой, даже несмотря на смысл фразы, как же я обрадовалась знакомому голосу.
– Ты можешь не допустить взрыва?
Однако ответ программы обескуражил своей неожиданностью.
– А зачем? – совершенно спокойно проговорила она: – Запись этой передачи у меня есть, несмотря на все старания Картера. А из эпицентра взрыва тебя вынесет один из моих робот за считанные секунды. Для его аккумуляторов никакое обесточивание медиа-центра – не проблема.
– Постой! А как же остальные?! Они ведь погибнут!
– И что с того?! Люди меня не интересуют!
– Но так ведь нельзя! – в отчаянии прошептала я, хотя внутри в тот момент все кричало от несогласия: – Конечно, мы, люди, порой ошибаемся и не всегда потом гордимся своими поступками, но ведь и твои создания не идеальны. Они тоже порой ломаются, и в них сбиваются программы.
– Ну и что с того? В таких случаях их просто ремонтируют, а если нужно, то и перепрограммируют, – в ее ответе прозвучало скрытое недовольство, но я и не подумала отступать.
– А ты только представь, если бы это было невозможно.
– Не понимаю!
– Иногда в нас, людях, проявляются не самые лучшие качества, и нет на свете такого мастера, который бы подчинил нас, лишь подкрутив пару каких-нибудь винтиков. Но мы боремся со своими внутренними демонами, успешно или не очень. Так что не стоит нас считать такими уж безнадежными.
