– Лжешь, тварь! Ты же в первый месяц, как я служил, привела в дом матери кобеля, - не смог удержаться от обвинений. Обида все еще ворочалась, загнанная глубоко внутрь.
- О чем ты? – Глаза удивленно распахнулись. – Я не понимаю. У меня никого не было. Я ждала… платье шила свадебно… - она запнулась и еще шире распахнула глаза от поразившей ее догадки. – Это не мужик был. Это начинающий дизайнер Лелик. Он не по девочкам. Мы с ним всю ночь… шили.
Дверь резко распахнулась. Взгляд зацепил заплаканное, опухшее лицо тещи Веры.
Не сразу признал в ней мать Алины. Так не похожа была эта неряшливая женщина без прически и макияжа на мою тещу. За ней теснились бледная мама, хмурый отчим и мой врач. Я отскочил от Витки, мысленно выругался, представив, как наша поза могла показаться со стороны. Теща Вера, растерявшаяся лишь в первую секунду, смерила Витку злобным взглядом и снова уставилась на меня. Щелки-амбразуры ее глаз расстреляли меня.
- Ах ты ж, кобелюка такой! – взвизгнула женщина, выставив вперед растопыренные пальцы с острыми ногтями, она рванула на меня. Я едва увернулся, спасая глаза и шевелюру, в которую она метила. – Моя девочка там умирает, а он жамкается… кобелина гулящая! Я ж тебе сейчас…!
Неловко дернулся в сторону, схватился за ребра, острая боль прострелила бок, и я не успел увернуться. Щеку и ухо обожгло. Удары посыпались по голове, незажившим ушибам, отзываясь болью. Я пытался перехватить молотящие по мне кулаки, но в Веру точно бес вселился. Она заехала мне локтем в ребро, охнув, согнулся пополам. Мелькнуло лицо матери, в глазах которой горело осуждение. Рядом отчим, смотрящий в сторону и не делавший попыток оттащить разбушевавшуюся фурию. И только врач и подоспевшая дежурная что-то кричали свихнувшейся окончательно.
- Не трожь его, сумасшедшая! – Витка вцепилась в светлые лохмы тещи и бульдогом повисла на ней, вереща: – Пусти-и-и!
От неожиданности Вера отпустила меня, тут же переключившись на новый объект. Стряхнув невесомую Витку, тяжело дыша, она разглядывала напавшую. Глаза нехорошо сощурились, пальцы сжались в кулаки. Вера сделала выводы. И Витке придется защищать уже себя.
Вдыхая мелкими порциями воздух, потирал нывшие ребра. Осторожно провел ладонью по горящей щеке и виску, стирая пот и выступившие капельки крови. Врача и медсестры не было – убежали за охраной. Родители застыли каменными изваяниями, глядя на продолжающийся цирк.
- Так это ты та самая разлучница! Алинька моя звонила. В слезах рассказала, что кобелюка ей изменяет. Я-то думала беременная и чудится всякое. А ей не чудится. Это ты… дрянь! Из-за тебя моя доченька… в аварию… в кому…
- Вита, выйди отсюда. Я, кажется, запретил тебе возвращаться в этот город, - подал голос отчим.
Вдрогнув, девушка упрямо мотнула головой, стоя на месте, тощим тельцем прикрывая меня от тещи… от всех. Вера метнула удивленный взгляд на отчима потом на Витку, на меня, и ее лицо перекосила гримаса. Оно побледнело и пошло некрасивыми красными пятнами.
- Леш, так это дочка твоя? И она с моим зятем… - со щек тещи сошла вся краска. Она догадалась, какие отношения связывали меня и сводную сестру. – Извращенцы… А я свою кровиночку вам доверила…Думала, люди порядочные. Брат с сестрой… содомиты, - со свистящим шепотом вырвалось из ее горла. – Как же такое можно… Вы же родственники?!
- Кто бы говорил, - тихо произнесла мама, глянув на застывшего рядом отчима с осуждением и с вызовом на Веру.
- Святоша нашлась, - накинулась Вера на замолчавшую маму. – Праведница… А сын и дочка сожители. Я-то может и не святая, но моя Алиночка порядочная выросла.
И Алиночка твоя не святая. Многого ты про дочку не знаешь. Мне ли не знать, но я ее выбрал ее женой и хаять при всех не буду. Это наше с ней дело.
- Мы тебе своих детей доверили… Учителка же. Образованная. В Москве училась и жила. А ты… - продолжала наступать Вера. Ее уже несло. Она не понимала, что говорила, именно в маме найдя козла отпущения. Ненависть к женщине не такой как ты, лучше, чем ты, выплескивалась зловонными оскорблениями, найдя повод. – И своих не воспитала порядочными. И чужим жизнь испаскудила. Дрянь!
Дверь открылась, и на пороге появился давешний врач и охранник, крепкий, рослый дядька средних лет в форме. Возмущавшуюся Веру быстро вывели. Она не особо сопротивлялась, сразу присмирев, едва на горизонте замаячил сильный мужчина. Торопливо поправляя растрепанные волосы и съехавшую блузку, улыбаясь мужчине, подталкивающему ее к выходу.
Бросив на меня осуждающий взгляд, мама молча вышла следом, оставив пакет с одеждой у двери. Оставшись с отчимом один на один, Вита точно сжалась вся, готовая снова обороняться и защищать, не отступила, продолжая прикрывать меня.
- Буду ждать в машине. Вита, на выход. Поторопись, - проговорил отчим, меряя дочку тяжелым, не сулящим ей ничего хорошего взглядом. – Извините, - это уже врачу, протиравшему очки салфеткой в ожидании.
В палате повисло тяжелое молчание. Прислонившись к стене плечом, стискивал зубы, переживая приступ. Адреналин схлынул, и тело мстило болью незаживших травм. Вита покусывала губы, сдерживаясь чтобы не разреветься. Врач откашлялся и произнес устало, со злой иронией:
- К выписке готов. Поберегите ребра, молодой человек. И… будьте внимательнее. Второй раз уже не отделаетесь… испугом.
Я глянул в его глаза, не понимая, о чем речь. Имел ли он в виду аварию или мою тещу, устроившую скандал на всю больницу.
Людмила
После устроенной сватьей сцены не спала ночь. Оскорбленная в лучших чувствах и ненавидящая меня всей душой, Вера осталась дежурить у палаты Алины. Вита так и не вышла из здания больницы. Опасаясь отцовского наказания, слиняла через другой выход. О чем нам сообщил Сережа. Переодевшись дома. Он сразу же уехал заниматься своей машиной и не вернулся к утру. Он боялся повторения скандала. И с утра я сменила сватью. Та смерила меня ненавидящим взглядом и прошла, не сказав ни слова. Сегодня меня впустили к Алине и даже разрешили поговорить.
- Вернись к нам, девочка… доченька, - позвала я, наклонившись к лицу невестки. Старалась не смотреть на багровые синяки и опухшие веки, уродовавшие лицо. – Ты нужна нам… Ты нужна своей дочке… - я коснулась пальцами ледяной ладошки. – Прости меня, доченька, не уберегла… Я все исправлю – обещаю. Ты только глаза открой. Дочка твоя… Ладочка… Она плачет, зовет тебя. Я была у нее…
Вспомнилась сцена у окошка бокса, где лежали новорожденные. Сестра показала на крайнюю кроватку с прозрачными бортиками. Жадно вглядываясь в спящих малышей, у стекла стояла худенькая девушка в наброшенном на плечи халате и косынке. Глаза мазнули по мамочке, переживающей за свою кроху, и я отвлеклась на внучку. Малышка, закутанная в розовую пеленку, спала. Сморщенное личико, нос пуговкой – крохотный гномик в трикотажной желтой шапочке. Такая беззащитная и трогательная. И самая красивая девочка. В душе разлилась щемящая нежность. В глазах защипало. Тугой узел из обид, боли и вины чуть ослаб, давая вдохнуть чуть глубже. Я уже любила эту маленькую девочку, хотя понимала, что она мне не кровная внучка.
Несколькими этажами выше в коме лежала ее мать, не желавшая возвращаться назад. Обида за кроху перевернула что-то в душе. Я рвано выдохнула и смахнула слезу. В эту минуту осуждала невестку за эгоизм.
- Она на Сережу похожа, - тихий голос показался громом небесным.
- Ты-ы…- только выдохнула, глядя на «мамашу», разглядывающую младенцев. – Вита, как ты сюда попала? Кто тебя пропустил?
- А кто бы меня остановил? – падчерица повернулась и уставилась на меня. – Теть Люд, чего вы так смотрите? – Она криво усмехнулась. – Да не бойтесь вы так. Я не сумасшедшая, как в этих чокнутых сериалах… - она снова отвернулась, уставившись на малышей. – Сережку люблю. Люблю и другие не нужны.
- Любишь, значит. И четыре года ждала пока Алина забеременеет? – я уже пришла в себя, разглядывала ее точенный красивый профиль. – Не сходится, Вита. Любила бы, еще на свадьбе устроила бы скандал… с твоим-то характером.
- Чтобы он меня еще больше возненавидел… в общем, когда он женился, я пыталась с другим и даже забеременела. Думала, привяжусь к нему крепче. Только хуже все стало – меня от него в прямом смысле тошнило. Мы совсем разругались, и я аборт сделала. Неудачно. Теперь не смогу забеременеть. А мужики… им дети не нужны, когда они есть. Но если не получается или жена не может – сдохни, но дай. Я подумала, пусть ему жена родит и тогда… - она осеклась.
Закусила яркую нижнюю губу, став похожей на провинившуюся девчонку-школьницу. Тридцать ей точно не дашь. Ни по внешности, ни по уму.
- Что тогда? Хотя не говори… - я отвернулась. – Ты же сделала, что хотела.
- Осуждаете, - она невесело усмехнулась. – И зря. Алина сама виновата. Нечего было на чужого мужика зариться.
- Мужика! – я ахнула, покачав головой. – Вита, ему восемнадцать было и ей столько же. Это тебе было двадцать пять уже. Зачем тебе парень-малолетка? Жадная ты, Вита. Свое счастье не выходило, решила Сережкино разрушить.
Она резко повернулась. Глаза метнули в меня гневные молнии.
- Вы же и виноваты! Не знали ничего, а наговорили на меня ему! – едва сдерживалась Вита, чтобы не кричать.
- Я?!
- Помните, я привела парня? Олег… Лелик… Волосы в фиолет покрашены и блеск на губах. Модельер. Ну…?
Парня в цветастых модных тряпочках, которого Лешка назвал попугаем, я отлично помнила. Вита тут же утащила его в свою комнату, и они не выходили до утра. Парень ушел сам рано утром.
- Мы всю ночь свадебное платье мне выбирали, рисовали эскизы. А вы Сережке написали, что мы с ним… А он не по девочкам даже, - сбивчиво закончила она. Он поверил вам, и послал меня подальше на присяге. А потом с этой Алиной мне назло… И нечего меня осуждать! Вы ничем не лучше! - с вызовом глянула на меня. В глазах сверкнула злость обиженной девочки.- Отца у меня забрала... а я у тебя Сережку! Квиты мы...
Она развернулась и бросилась по коридору. Полы халата взлетали как крылья птицы. Я смотрела ей вслед, не зная, что сказать.
Завибрировал в кармане телефон, возвращая меня в реальность. Окинув взглядом безучастное лицо Алины, со странно застывшими, точно неживыми чертами, очертания хрупкой фигурки под простыней, с неестественно большим животом, так и не опавшим после кесарева, я смахнула слезы и торопливо пошла к двери.
После обеда приехал Сергей на чужой машине. Бледный с кругами под глазами он поблагодарил и прошел в палату. Я спустилась на лифте вниз и вышла из здания, стараясь сбежать побыстрее.
За спиной мягко закрылась дверь и я выдохнула. Подставила лицо скупым, пробившимся сквозь плотную облачность, лучам. Дома ждали дела, которые никогда не переделать. Захарка придет со школы с новой кипой заданий, которые нам разбирать вместе. К вечеру явятся муж и Сережа. И снова готовка, стирка, уроки… Вечное колесо семейного быта. У мамы так было, у меня так… Есть ли она, другая жизнь, после ЗАГСА?
В животе заурчало, напоминая, что уже давно обед. А я с утра только кофе выпила с бутербродами. Вспомнила про кафе, где подают любимый капучино с карамельным сиропом, и направилась туда, решив погулять по городу, дать себе передышку от проблем и от родных. Нежилась в лучах редкого теперь солнца. Разглядывала знакомые до мелочей вывески магазинчиков, свежеотштукатуренные стены домов, содержание витрин, стараясь не впускать мысли о насущном. Холодный пахнущий морем ветер трепал волосы, обрывал последние листья с каштанов.
Устроившись у окошка, предвкушая удовольствие, сделала заказ. Зазвонил телефон, и я мысленно прокляла это, несомненно, полезное изобретение человечества, которое этому человечеству, как облегчало, так и отравляло жизнь. Мама требовала внимания.
Еще в детстве стоило мне отвлечься от уроков и чтения книг, засесть перед телевизором или заболтаться с подругами, заглянувшими в гости, как она точно чувствовала, что я валяю дурака и тут же следовал звонок на домашний.
Я ей сообщила об аварии еще вчера, и она звонила узнать, как дела у внука.
- Мам, Сережа заснул за рулем и выкатился на светофоре. В него влетела машина. Скорость небольшая была. Основной удар прошел левее водительской дверцы. Повезло, ноги не зажало серьезно. Трещины в ребрах. Сотрясение. В больнице ночь пролежал. Выписали уже.
- Алиночка как? – голос мамы звучал глухо.
Она боялась, как и все мы, плохих новостей. Как не злилась я на Веру, ее дочка была совсем другой. Лишь внешне напоминая мать. Точно кто-то взял Веру, решив исправить, и слепил ее тщательнее и внешнее и внутренне. Я бы не сказала, что хотела себе такую дочь или она мне ее заменила. Но если бы у меня была такая, то я радовалась бы, зная, что могло получиться куда хуже. И все же за нее болело сердце. За четыре года я к ней привыкла, а сватья Вера своими словами ударила по больному. Я сама прекрасно понимала, что взяла на себя ответственность и за Сережу, и за Алину, когда она стала его женой, и даже за Виту, когда вышла за ее отца. «Училка» же… вроде как профессия обязывает все делать правильно. Им можно ошибаться, они просто люди. А меня учили, как правильно воспитывать, чтобы получилась личность. Вот только забыли, что дети не слушают кого-то, они смотрят и повторяют за своими родителями.
- Плохо. Врачи несколько дней дали попрощаться и отключат от аппаратов.
- Ой, горе какое. Молодая совсем. И девочка сиротой останется, - горестно выдохнула мама.
- Не говори так. Воспитаем, не бросим. И… с Алиной… всякое может случиться.
- А Сережка он не…может пил и за руль сел?
- Нет, трезвый был. Сразу проверили кровь. Чистый он. Устал, как и все мы, не спит толком. А еще работа. На производственную линию взяли. Там платят больше. Деньги на реабилитацию жены нужны. - Я смотрела в одну точку за стеклом. – Он верит. Мы все надеемся.
В кафе заходили и выходили люди, смеялись, громко разговаривали. Я мучила единственную чашку с кофе и пирожное. Сама себе казалась из другого измерения. Точно вот они, смеющиеся живут одной жизнью, а я другой. Жизнью, разделившейся на до и после аварии.
Вчера вечером Алине стало хуже. Стабилизировали, дав нам всем три дня, чтобы подготовиться. Врач, разводящий руками. Его странные объяснения, что вопреки всем стараниям, организм моей невестки отказывается жить. Бессмысленные глаза сватьи Веры, напичкавшей себя сильным успокоительным. Глядящий в сторону Алексей со свежими царапинами на лице и наспех замазанным синяком – привет от сватьи Веры, оставшийся дома. Он обиделся и не разговаривает. Прошло меньше недели, а кажется, мы в этом кошмаре уже месяц.
- В церковь сходи и свечку поставь Деве Марии за здравие. Помогает, если верить. И не таких отмаливали. Ладно, дочка, пойду я. Пора мне. Держись. Я помолюсь за сношеньку. Как маленькая?
- Не знаю, я только раз ее видела. Береги себя. И… - я замялась, зная, что получу в ответ, но все же сказала: - Ты приезжай в гости что ли. Не хочешь продавать квартиру и переезжать, хоть так навести.
- Ладно. Посмотрю. Может перед Новым годом… - неопределенно произнесла она.
Она не хотела, а я, уставшая от навалившихся проблем, уже не настаивала.
- О чем ты? – Глаза удивленно распахнулись. – Я не понимаю. У меня никого не было. Я ждала… платье шила свадебно… - она запнулась и еще шире распахнула глаза от поразившей ее догадки. – Это не мужик был. Это начинающий дизайнер Лелик. Он не по девочкам. Мы с ним всю ночь… шили.
Дверь резко распахнулась. Взгляд зацепил заплаканное, опухшее лицо тещи Веры.
Не сразу признал в ней мать Алины. Так не похожа была эта неряшливая женщина без прически и макияжа на мою тещу. За ней теснились бледная мама, хмурый отчим и мой врач. Я отскочил от Витки, мысленно выругался, представив, как наша поза могла показаться со стороны. Теща Вера, растерявшаяся лишь в первую секунду, смерила Витку злобным взглядом и снова уставилась на меня. Щелки-амбразуры ее глаз расстреляли меня.
- Ах ты ж, кобелюка такой! – взвизгнула женщина, выставив вперед растопыренные пальцы с острыми ногтями, она рванула на меня. Я едва увернулся, спасая глаза и шевелюру, в которую она метила. – Моя девочка там умирает, а он жамкается… кобелина гулящая! Я ж тебе сейчас…!
Неловко дернулся в сторону, схватился за ребра, острая боль прострелила бок, и я не успел увернуться. Щеку и ухо обожгло. Удары посыпались по голове, незажившим ушибам, отзываясь болью. Я пытался перехватить молотящие по мне кулаки, но в Веру точно бес вселился. Она заехала мне локтем в ребро, охнув, согнулся пополам. Мелькнуло лицо матери, в глазах которой горело осуждение. Рядом отчим, смотрящий в сторону и не делавший попыток оттащить разбушевавшуюся фурию. И только врач и подоспевшая дежурная что-то кричали свихнувшейся окончательно.
- Не трожь его, сумасшедшая! – Витка вцепилась в светлые лохмы тещи и бульдогом повисла на ней, вереща: – Пусти-и-и!
От неожиданности Вера отпустила меня, тут же переключившись на новый объект. Стряхнув невесомую Витку, тяжело дыша, она разглядывала напавшую. Глаза нехорошо сощурились, пальцы сжались в кулаки. Вера сделала выводы. И Витке придется защищать уже себя.
Вдыхая мелкими порциями воздух, потирал нывшие ребра. Осторожно провел ладонью по горящей щеке и виску, стирая пот и выступившие капельки крови. Врача и медсестры не было – убежали за охраной. Родители застыли каменными изваяниями, глядя на продолжающийся цирк.
- Так это ты та самая разлучница! Алинька моя звонила. В слезах рассказала, что кобелюка ей изменяет. Я-то думала беременная и чудится всякое. А ей не чудится. Это ты… дрянь! Из-за тебя моя доченька… в аварию… в кому…
- Вита, выйди отсюда. Я, кажется, запретил тебе возвращаться в этот город, - подал голос отчим.
Вдрогнув, девушка упрямо мотнула головой, стоя на месте, тощим тельцем прикрывая меня от тещи… от всех. Вера метнула удивленный взгляд на отчима потом на Витку, на меня, и ее лицо перекосила гримаса. Оно побледнело и пошло некрасивыми красными пятнами.
- Леш, так это дочка твоя? И она с моим зятем… - со щек тещи сошла вся краска. Она догадалась, какие отношения связывали меня и сводную сестру. – Извращенцы… А я свою кровиночку вам доверила…Думала, люди порядочные. Брат с сестрой… содомиты, - со свистящим шепотом вырвалось из ее горла. – Как же такое можно… Вы же родственники?!
- Кто бы говорил, - тихо произнесла мама, глянув на застывшего рядом отчима с осуждением и с вызовом на Веру.
- Святоша нашлась, - накинулась Вера на замолчавшую маму. – Праведница… А сын и дочка сожители. Я-то может и не святая, но моя Алиночка порядочная выросла.
И Алиночка твоя не святая. Многого ты про дочку не знаешь. Мне ли не знать, но я ее выбрал ее женой и хаять при всех не буду. Это наше с ней дело.
- Мы тебе своих детей доверили… Учителка же. Образованная. В Москве училась и жила. А ты… - продолжала наступать Вера. Ее уже несло. Она не понимала, что говорила, именно в маме найдя козла отпущения. Ненависть к женщине не такой как ты, лучше, чем ты, выплескивалась зловонными оскорблениями, найдя повод. – И своих не воспитала порядочными. И чужим жизнь испаскудила. Дрянь!
Дверь открылась, и на пороге появился давешний врач и охранник, крепкий, рослый дядька средних лет в форме. Возмущавшуюся Веру быстро вывели. Она не особо сопротивлялась, сразу присмирев, едва на горизонте замаячил сильный мужчина. Торопливо поправляя растрепанные волосы и съехавшую блузку, улыбаясь мужчине, подталкивающему ее к выходу.
Бросив на меня осуждающий взгляд, мама молча вышла следом, оставив пакет с одеждой у двери. Оставшись с отчимом один на один, Вита точно сжалась вся, готовая снова обороняться и защищать, не отступила, продолжая прикрывать меня.
- Буду ждать в машине. Вита, на выход. Поторопись, - проговорил отчим, меряя дочку тяжелым, не сулящим ей ничего хорошего взглядом. – Извините, - это уже врачу, протиравшему очки салфеткой в ожидании.
В палате повисло тяжелое молчание. Прислонившись к стене плечом, стискивал зубы, переживая приступ. Адреналин схлынул, и тело мстило болью незаживших травм. Вита покусывала губы, сдерживаясь чтобы не разреветься. Врач откашлялся и произнес устало, со злой иронией:
- К выписке готов. Поберегите ребра, молодой человек. И… будьте внимательнее. Второй раз уже не отделаетесь… испугом.
Я глянул в его глаза, не понимая, о чем речь. Имел ли он в виду аварию или мою тещу, устроившую скандал на всю больницу.
Глава 9
Людмила
После устроенной сватьей сцены не спала ночь. Оскорбленная в лучших чувствах и ненавидящая меня всей душой, Вера осталась дежурить у палаты Алины. Вита так и не вышла из здания больницы. Опасаясь отцовского наказания, слиняла через другой выход. О чем нам сообщил Сережа. Переодевшись дома. Он сразу же уехал заниматься своей машиной и не вернулся к утру. Он боялся повторения скандала. И с утра я сменила сватью. Та смерила меня ненавидящим взглядом и прошла, не сказав ни слова. Сегодня меня впустили к Алине и даже разрешили поговорить.
- Вернись к нам, девочка… доченька, - позвала я, наклонившись к лицу невестки. Старалась не смотреть на багровые синяки и опухшие веки, уродовавшие лицо. – Ты нужна нам… Ты нужна своей дочке… - я коснулась пальцами ледяной ладошки. – Прости меня, доченька, не уберегла… Я все исправлю – обещаю. Ты только глаза открой. Дочка твоя… Ладочка… Она плачет, зовет тебя. Я была у нее…
Вспомнилась сцена у окошка бокса, где лежали новорожденные. Сестра показала на крайнюю кроватку с прозрачными бортиками. Жадно вглядываясь в спящих малышей, у стекла стояла худенькая девушка в наброшенном на плечи халате и косынке. Глаза мазнули по мамочке, переживающей за свою кроху, и я отвлеклась на внучку. Малышка, закутанная в розовую пеленку, спала. Сморщенное личико, нос пуговкой – крохотный гномик в трикотажной желтой шапочке. Такая беззащитная и трогательная. И самая красивая девочка. В душе разлилась щемящая нежность. В глазах защипало. Тугой узел из обид, боли и вины чуть ослаб, давая вдохнуть чуть глубже. Я уже любила эту маленькую девочку, хотя понимала, что она мне не кровная внучка.
Несколькими этажами выше в коме лежала ее мать, не желавшая возвращаться назад. Обида за кроху перевернула что-то в душе. Я рвано выдохнула и смахнула слезу. В эту минуту осуждала невестку за эгоизм.
- Она на Сережу похожа, - тихий голос показался громом небесным.
- Ты-ы…- только выдохнула, глядя на «мамашу», разглядывающую младенцев. – Вита, как ты сюда попала? Кто тебя пропустил?
- А кто бы меня остановил? – падчерица повернулась и уставилась на меня. – Теть Люд, чего вы так смотрите? – Она криво усмехнулась. – Да не бойтесь вы так. Я не сумасшедшая, как в этих чокнутых сериалах… - она снова отвернулась, уставившись на малышей. – Сережку люблю. Люблю и другие не нужны.
- Любишь, значит. И четыре года ждала пока Алина забеременеет? – я уже пришла в себя, разглядывала ее точенный красивый профиль. – Не сходится, Вита. Любила бы, еще на свадьбе устроила бы скандал… с твоим-то характером.
- Чтобы он меня еще больше возненавидел… в общем, когда он женился, я пыталась с другим и даже забеременела. Думала, привяжусь к нему крепче. Только хуже все стало – меня от него в прямом смысле тошнило. Мы совсем разругались, и я аборт сделала. Неудачно. Теперь не смогу забеременеть. А мужики… им дети не нужны, когда они есть. Но если не получается или жена не может – сдохни, но дай. Я подумала, пусть ему жена родит и тогда… - она осеклась.
Закусила яркую нижнюю губу, став похожей на провинившуюся девчонку-школьницу. Тридцать ей точно не дашь. Ни по внешности, ни по уму.
- Что тогда? Хотя не говори… - я отвернулась. – Ты же сделала, что хотела.
- Осуждаете, - она невесело усмехнулась. – И зря. Алина сама виновата. Нечего было на чужого мужика зариться.
- Мужика! – я ахнула, покачав головой. – Вита, ему восемнадцать было и ей столько же. Это тебе было двадцать пять уже. Зачем тебе парень-малолетка? Жадная ты, Вита. Свое счастье не выходило, решила Сережкино разрушить.
Она резко повернулась. Глаза метнули в меня гневные молнии.
- Вы же и виноваты! Не знали ничего, а наговорили на меня ему! – едва сдерживалась Вита, чтобы не кричать.
- Я?!
- Помните, я привела парня? Олег… Лелик… Волосы в фиолет покрашены и блеск на губах. Модельер. Ну…?
Парня в цветастых модных тряпочках, которого Лешка назвал попугаем, я отлично помнила. Вита тут же утащила его в свою комнату, и они не выходили до утра. Парень ушел сам рано утром.
- Мы всю ночь свадебное платье мне выбирали, рисовали эскизы. А вы Сережке написали, что мы с ним… А он не по девочкам даже, - сбивчиво закончила она. Он поверил вам, и послал меня подальше на присяге. А потом с этой Алиной мне назло… И нечего меня осуждать! Вы ничем не лучше! - с вызовом глянула на меня. В глазах сверкнула злость обиженной девочки.- Отца у меня забрала... а я у тебя Сережку! Квиты мы...
Она развернулась и бросилась по коридору. Полы халата взлетали как крылья птицы. Я смотрела ей вслед, не зная, что сказать.
Завибрировал в кармане телефон, возвращая меня в реальность. Окинув взглядом безучастное лицо Алины, со странно застывшими, точно неживыми чертами, очертания хрупкой фигурки под простыней, с неестественно большим животом, так и не опавшим после кесарева, я смахнула слезы и торопливо пошла к двери.
После обеда приехал Сергей на чужой машине. Бледный с кругами под глазами он поблагодарил и прошел в палату. Я спустилась на лифте вниз и вышла из здания, стараясь сбежать побыстрее.
За спиной мягко закрылась дверь и я выдохнула. Подставила лицо скупым, пробившимся сквозь плотную облачность, лучам. Дома ждали дела, которые никогда не переделать. Захарка придет со школы с новой кипой заданий, которые нам разбирать вместе. К вечеру явятся муж и Сережа. И снова готовка, стирка, уроки… Вечное колесо семейного быта. У мамы так было, у меня так… Есть ли она, другая жизнь, после ЗАГСА?
В животе заурчало, напоминая, что уже давно обед. А я с утра только кофе выпила с бутербродами. Вспомнила про кафе, где подают любимый капучино с карамельным сиропом, и направилась туда, решив погулять по городу, дать себе передышку от проблем и от родных. Нежилась в лучах редкого теперь солнца. Разглядывала знакомые до мелочей вывески магазинчиков, свежеотштукатуренные стены домов, содержание витрин, стараясь не впускать мысли о насущном. Холодный пахнущий морем ветер трепал волосы, обрывал последние листья с каштанов.
Устроившись у окошка, предвкушая удовольствие, сделала заказ. Зазвонил телефон, и я мысленно прокляла это, несомненно, полезное изобретение человечества, которое этому человечеству, как облегчало, так и отравляло жизнь. Мама требовала внимания.
Еще в детстве стоило мне отвлечься от уроков и чтения книг, засесть перед телевизором или заболтаться с подругами, заглянувшими в гости, как она точно чувствовала, что я валяю дурака и тут же следовал звонок на домашний.
Я ей сообщила об аварии еще вчера, и она звонила узнать, как дела у внука.
- Мам, Сережа заснул за рулем и выкатился на светофоре. В него влетела машина. Скорость небольшая была. Основной удар прошел левее водительской дверцы. Повезло, ноги не зажало серьезно. Трещины в ребрах. Сотрясение. В больнице ночь пролежал. Выписали уже.
- Алиночка как? – голос мамы звучал глухо.
Она боялась, как и все мы, плохих новостей. Как не злилась я на Веру, ее дочка была совсем другой. Лишь внешне напоминая мать. Точно кто-то взял Веру, решив исправить, и слепил ее тщательнее и внешнее и внутренне. Я бы не сказала, что хотела себе такую дочь или она мне ее заменила. Но если бы у меня была такая, то я радовалась бы, зная, что могло получиться куда хуже. И все же за нее болело сердце. За четыре года я к ней привыкла, а сватья Вера своими словами ударила по больному. Я сама прекрасно понимала, что взяла на себя ответственность и за Сережу, и за Алину, когда она стала его женой, и даже за Виту, когда вышла за ее отца. «Училка» же… вроде как профессия обязывает все делать правильно. Им можно ошибаться, они просто люди. А меня учили, как правильно воспитывать, чтобы получилась личность. Вот только забыли, что дети не слушают кого-то, они смотрят и повторяют за своими родителями.
- Плохо. Врачи несколько дней дали попрощаться и отключат от аппаратов.
- Ой, горе какое. Молодая совсем. И девочка сиротой останется, - горестно выдохнула мама.
- Не говори так. Воспитаем, не бросим. И… с Алиной… всякое может случиться.
- А Сережка он не…может пил и за руль сел?
- Нет, трезвый был. Сразу проверили кровь. Чистый он. Устал, как и все мы, не спит толком. А еще работа. На производственную линию взяли. Там платят больше. Деньги на реабилитацию жены нужны. - Я смотрела в одну точку за стеклом. – Он верит. Мы все надеемся.
В кафе заходили и выходили люди, смеялись, громко разговаривали. Я мучила единственную чашку с кофе и пирожное. Сама себе казалась из другого измерения. Точно вот они, смеющиеся живут одной жизнью, а я другой. Жизнью, разделившейся на до и после аварии.
Вчера вечером Алине стало хуже. Стабилизировали, дав нам всем три дня, чтобы подготовиться. Врач, разводящий руками. Его странные объяснения, что вопреки всем стараниям, организм моей невестки отказывается жить. Бессмысленные глаза сватьи Веры, напичкавшей себя сильным успокоительным. Глядящий в сторону Алексей со свежими царапинами на лице и наспех замазанным синяком – привет от сватьи Веры, оставшийся дома. Он обиделся и не разговаривает. Прошло меньше недели, а кажется, мы в этом кошмаре уже месяц.
- В церковь сходи и свечку поставь Деве Марии за здравие. Помогает, если верить. И не таких отмаливали. Ладно, дочка, пойду я. Пора мне. Держись. Я помолюсь за сношеньку. Как маленькая?
- Не знаю, я только раз ее видела. Береги себя. И… - я замялась, зная, что получу в ответ, но все же сказала: - Ты приезжай в гости что ли. Не хочешь продавать квартиру и переезжать, хоть так навести.
- Ладно. Посмотрю. Может перед Новым годом… - неопределенно произнесла она.
Она не хотела, а я, уставшая от навалившихся проблем, уже не настаивала.
