Собственно, он и думал-то не о ней, но эта дурная встреча, полная обмана и недоговорок, всколыхнула в его памяти слишком многое.
Проезжая вдоль бетонного забора, он чертыхнулся ещё раз, у мусорных баков, провалившись в огромную выбоину и щёлкнув бампером по щербатому асфальту. Свернув направо, Тима въехал в огромные распахнутые железные ворота и остановился возле продаваемого «Базой» БРДМ.
Бронемашина стояла заведённой; попыхивая вонючим сизым выхлопом, от повышенной влажности воздуха стелющимся по земле, она ужасно тарахтела двигателем и со свистом похрюкивала компрессором. У неё всё время спускало правое переднее колесо. Рядом с машиной стоял человек среднего роста, в маленьких очках на носу и с сигаретой в зубах. Нахмурившись, человек внимательно смотрел в никуда. Главный инженер предприятия, мастер на все руки и директорский порученец по особо важным делам, был человеком широкого кругозора и широчайшего применения. Ему что танк починить, что розетку поменять – всё один хрен.
- Здорово, Олегыч, - крикнул Тима, стараясь перешуметь двигатель некогда военной техники.
- Здоров, - отозвался Олегыч, выплюнув бычок под зубастые колёса.
- Когда вы её уже продадите?
- По такой цене нескоро, наверное. Восемьдесят тысяч уже скинули – не помогло. Я предлагаю ещё сбавить, но начальство ни в какую. Впрочем, их деньги – их дело, мне как-то всё равно.
- Но так-то интересуются?
- Был тут один, приходил на днях. Толстый, вонючий, оборванный, волосы грязные, длинные, как у бабы, заходит и говорит: «Кто тут начальник танка?». Я как раз в зале сидел. Ну, в несознанке, спрашиваю: «А вы что, мол, хотели?». А он простой такой: «Посидеть!». Я чуть печеньем не подавился. Спрашиваю: «Где?». Он: «Внутри!». Короче, пришлось проявить чудеса словесности, чтобы интеллигентно объяснить, что с такой жопой он внутрь не пролезет. Думал, скандал будет, но нет, обошлось.
- Да, УАЗюги, они такие – тупые, но понятливые, - сказал Тима, махнул рукой и вошёл в дверь со скромной табличкой «отдел розничных продаж».
В магазине было шумно. В зале тюнинга, за столом на пьедестале, сидел Винокуров. Не по годам суровый, чернявый, разведённый и оттого счастливый, он молчаливой покорностью отбивался от высказывания непотребных желаний очередного марамоя, который хотел чего-то эдакого, о чём он где-то слышал, но не мог объяснить чего именно, потому что сам никогда этого не видел.
Покупатель был немолод. Его затёртая кожаная куртка напоминала о былых временах разгула бандитизма и демократии, а щекастое лицо – о председателях погибших колхозов. Он что-то показывал на пальцах, рассказывал на неграмотном русском с примесью вологодского, и сильно при этом сопел. Ноздри его картошкоподобного носа раздувались в такт произношению особенно умных слов, таких как: демпфер, ресивер, коллектор и ведущая шестерня редукторного моста. В общем, шуму было много именно от него, потому как иных покупателей не наблюдалось.
Винокуров печально скосил глаза на вошедшего. По его взгляду Тима сразу понял, что мужик здесь уже давно и уходить не собирается, равно, как и покупать что-либо существенное, зато вопросов у него во множестве и консультацию он получить желает страстно. Сочувственно скривив губы, Тима показал Винокурову растопыренную пятерню и прошёл в старый зал.
Здесь было светло и душно, но не было людей. Зато были продавцы. Ну, как продавцы – продажные менеджеры. Целых двое. Маша и Герасименко. У Маши, как обычно, круглый год, мёрзли ноги, и потому под столом стрекотал старенький тепловентилятор. Также, по извечному обыкновению, над её головой дурной цветомузыкой моргал потолочный светильник. Герасименко был занят собой – он сконцентрировано, будто тренировался взглядом передвигать предметы, смотрел в монитор и приглаживал свои кучерявые волосы.
- Доброго дня в хату, - сказал Тима. – Кто не дотягивает до плана?
- Все, - в один голос ответили Маша и Герасименко, но Маша тут же поспешила добавить, что у неё средний чек ниже и поэтому работать надо именно с ней.
Сев напротив неё, Тима закинул ногу на ногу, взял из стаканчика дешёвую конфетку-сосучку, и начал:
- Значит так…
Получив охапку документов, он прошёл на кассу, а оттуда на первый склад.
На складе стояла ругань и скрежет разматываемого скотча. Менеджер интернет-магазина орал, как чайка, распекая кладовщика за то, что он третий раз подряд отправил одному и тому же покупателю не тот товар. Кладовщик же в свою очередь отвечал ему взаимностью: яростно орудуя рулончиком клейкой ленты, он замывал коробку с очередной посылкой и пылко крыл матом незадачливого покупателя и самого менеджера, перескакивая с их матерей и умственных способностей на сексуальную ориентацию и обратно.
Тима решил не вмешиваться в дела интимные и не стал отвлекать людей своим приветствием. Он молча отдал складской наряд другому подоспевшему кладовщику. Здороваться с ним тоже не стал. Парень был из новеньких; не то стеснительный, не то наглый, он даже не взглянул на покупателя – молча перехватил бумагу и поспешил исчезнуть в недрах склада.
Как осёл, нагрузившись тяжёлым товаром, Тима отнёс его в машину, а за мелочью вернулся на склад номер два. Снова пройдя мимо Маши и Герасименко, он облокотился на стойку окна выдачи и забарабанил по ней пальцами. Тима ожидал увидеть дядю Павлика, но была не его смена. Глупо ухмыляясь, на стуле сидел Женька с белыми усами, чьи всклоченные волосы и опухшие глаза явственно заявляли миру о трудной судьбе ипотечника. Он пялился в экран рабочего компьютера и глупо похихикивал. Запрокинув голову чтобы глотнуть из баночки энергетика, Женька наконец-то заметил Тиму, с грохотом поставил банку на стол, вскочил и высоким голосом гаркнул:
- Здрасьте!
- Привет-привет, - ответил Тима. Он хотел сказать, что слова «здрасьте» нет ни в одном словаре, но одумался: во-первых, в современных словарях каких только слов нет, а во-вторых, Женька был настолько простецким парнем, что и замечания ему делать было как-то совестно.
Женька метался по складу, как молния – только сутулая спина его, облаченная в зелёную куртку, мелькала, опережая тень. Термостат, винты, датчики и прочую ерунду он рассовывал по карманам, мелкие прокладки нанизывал на пальцы, как сушки, ремкомплекты двигателя, коробки и подшипники моста зажал под мышками, отчего кривая фигура его ещё сильнее сгорбилась и распухла. Ходить туда-сюда дважды ему было лень, и поэтому, схватив весь товар сразу, он с трудом протискивался между стеллажами, спотыкаясь о коробки и натыкаясь на других сотрудников склада.
Вывалив всё барахло на стойку, Женька принялся внимательно изучать накладную, проверяя, всё ли он принёс.
- Это всё, - заверил Женька, убедившись в своей правоте.
- А где тысяча шплинтов? Пистоны, пятьдесят метров шланга?
- Хе-хе, - посмеялся Женька в ответ на дежурную Тимину шутку. Покупателей этих товаров кладовщики ненавидели больше всех.
Побросав хлам в пакеты, Тима пожал худую мозолистую Женькину ладошку, распрощался с продажниками и обещал скоро вернуться.
На улице всё также коптил и тарахтел БРДМ. Олегыч снова курил, стоя в клубах сизого дыма. Махнув ему рукой, Тима плюхнулся в свой «Пежо», сдал задом и выехал за территорию.
Обратный путь был долог – Тима собрал все встретившиеся на пути светофоры, встрял в пробку у Московской. Оставшись в одиночестве плотного городского траффика, он снова погрузился в воспоминания, которые сами по себе давно уже его не задевали, но сегодня вдруг сыграли на запретной струне памяти.
Новый день, как и лето в целом, выдался дождливым.
Утром ещё светило солнце, и ничто, кроме гидрометцентра, не предвещало ненастья, однако к полудню небо заволокло грязной серостью, и в обед – началось. Тима, давно привыкший полагаться лишь на собственный опыт и знания, и прогнозам давно не доверявший, попал впросак.
На работу, а собственное дело он упорно именовал именно так, в тот день он не пошёл, с чистой совестью свалив все заботы на Ромку, который дома лишь ночевал, и вся жизнь которого проходила именно в их сервисе. К переменчивости Тиминого настроения Ромка давно привык, и, несмотря на упаднические его мотивы, относился к этому факту спокойно и безынициативно. «Ну, болит у человека голова, грусть напала или просто ничего не хочется - это нормально, бывает. Может, у здорового человека так и должно быть. Он ведь нормальный, не то, что я, - часто думал Ромка, откинувшись в кресле и забросив ноги на угол стола».
А Тиме действительно ничего не хотелось. Это началось давно и повторялось часто. В чём причина, он не знал и сам, заметив лишь, что эти периоды совпадают с пустотой в голове, с отсутствием мыслей. Ни о чём не думаешь – ничего не делай, - к такому выводу пришёл он, не желая копаться в поисках первопричины, такой обыденной, но такой противной.
Поздно встав и без аппетита позавтракав, не зная, куда себя деть, как рысь в клетке он слонялся по квартире. Полил «цветы»: кактус, пальму и нечто многолистное, похожее на верхушечку ананаса, чего много было у матери, и чем она не преминула с ним поделиться. Позависал у стеллажа с книгами, изучая и без того знакомые корешки. Полежал на кровати, ещё походил, опять полежал. В конце концов, вдруг подумал: а ведь уже должны пойти грибы. Настругав пару бутербродов и наполнив фляжку водой из-под крана, он побросал пожитки в рюкзак и поспешил к машине, толком ещё не решив, куда именно поедет.
На улице было душно. Небо оказалось не таким хмурым, каким виделось в окно, но затянуто было ровно, а дождь всё не начинался. Решив, что сегодня удача ему, несомненно, поспособствует, он завёл мотор, открыл окно, закурил и, глядя в одну точку, принялся размышлять. Город стоял перед глазами, видимый сверху, как на аэрофотосъёмке. Город, испещрённый параллельными и перпендикулярными линиями дорог, окружённый железнодорожными путями, переполненный прямоугольными крышами домов и квадратами скверов, был ему не интересен. Мысленно проносясь над упорядоченным хаосом творения рук человеческих, Тима устремился в густую зелень леса, что на многие километры раскинулся к югу от Царского Села, между Казанским кладбищем и военным аэродромом. Решение, как и много раз прежде, пришло само собой. Как говорила Алиса: «Оставаясь на земле, смотри на этот мир свысока». Она, конечно, иное имела в виду, но слова были правильные. Помня их, Тима аккуратно повёл машину к цели.
В лес он заходил с железной дороги. После часто уложенных шпал, неподходящих для нормального шага частотой своего расположения, и крупных камней, набросанных между ними и так противно гремящих под подошвой, мягкая подстилка леса показалась ему периной. Под ногами шуршала трава, похрустывали мелкие веточки. Злые рыжие комары сразу облепили руки, открытые засучёнными рукавами, но почему-то не садились на лицо. Игнорируя натоптанную тропинку, Тима пробирался к проверенным местам свозь лесную чащу. По въевшейся совсем не грибной привычке, он внимательно смотрел, куда ступает, а также на несколько метров рядом и ещё дальше, буквально одним взглядом охватывая сразу всё окружающее пространство. Он и сам не знал, как это ему удаётся, но был уверен, что так умеют только по-настоящему лесные люди, и именно благодаря этой способности он никогда не плутал, хоть и страховался всегда навигатором.
Едва между стволов старых осин промелькнула полянка, всегда считавшаяся начальным местом поиска, он остановился и нахмурился. Вдали громыхнуло. Небо стремительно темнело. С юго-запада надвигалась гроза. Не веря в свою неудачу, когда надо было развернуться и поспешить назад, обратно к машине, Тима подошёл к краю полянки, поросшему осиновой мелочью и неизвестного названия кустами. Приходя сюда из года в год, он настолько привык к этому месту, к этой растительности, что ему казалось, будто время здесь замерло и деревья перестали расти. Поля и полянки вообще были для него большой загадкой: вот почему густой лес останавливается перед земной проплешиной, не наступает на неё, не захватывает?
Он медленно продвигался по кромке растительности и пустоты, петляя меж куцых деревцев, сбивая жужжащую мелочь, когда руками раздвигал ветки назойливого кустарника. В пакете, а корзинками он пренебрегал, было уже пять подосиновиков – молодых, крепких, на толстых ножках и с закрытыми шляпками. Место, как всегда, не подвело. Настроение Тимы улучшалось. И дело шло уверенно, но… к провалу. Вдруг снова громыхнуло. На какие-то секунды природа замерла, затихла. Вместе с ней застыл на месте и Тима. Он всё понял. Брезгливо поморщившись, посмотрел на небо, поджал от досады губы. Тут же зашелестели листьями верхушки деревьев, и лес наполнился ни на что не похожим шумом. Пропали комары. Ещё мгновение, и Тима лицом ощутил порыв прохладного ветра. Надо бежать, но было уже поздно. Редкие, крупные капли дождя сыпанули на землю; они с шумом разбивались о растительность, ощутимо колотили сквозь одежду, и с каждой секундой их становилось всё больше, и летели они быстрее, и били сильнее.
Вернувшись к машине, Тима сильно вымок: сухими остались лишь пятно на спине, где прикрывал рюкзак, и резинка трусов. Вытерев лицо и волосы давно поселившейся в машине арафаткой, он не стал снимать куртку, но переобулся. Сухие и мягкие, невероятно лёгкие после тяжёлых берцев, мокасины дарили блаженство. Мягко обнимало кресло с накинутой на него овечьей шкурой. Холодный и сухой кондиционированный воздух бодрил и расслаблял одновременно. Тима любил свой старый автомобиль, и был уверен, что таких больше не делают, но уже не первый год мечтал купить второй: более комфортный, современный и представительный.
Обратно он поехал самым извилистым и длинным путём. Избегая больших оживлённых улиц, он петлял по кварталам, рассекая лужи и глупо, как ребёнок, радуясь новым дворникам, так своевременно установленным. Столь мощных ливневых залпов за последние годы Тима не припоминал. Наслаждаясь шипением раздавленной колёсами воды, он подъехал к перекрёстку Гвардейского бульвара и Гусарской улицы, где остановился, пропуская едущих справа и слева. Тут же, как из-под земли, у перехода возникла женская фигура, ранее не замеченная за серой стеной не стихающего косого дождя.
Девушка была стройна, и даже худовата, что вкупе с короткой юбкой не очень-то выгодно подчёркивало её высокий рост. Губы тонкие, лицо суровое. В правой руке она держала широкий коричнево-жёлтый зонт. Но самое страшное таилось между зонтом и юбкой. Это была голубая форменная рубашка с погонами старшего лейтенанта на плечах.
Девушка застыла на краю тротуара, не решаясь шагнуть на затопленную «зебру». Мгновенно оценив ситуацию, и сам не понимая того что им двигало, Тима выключил передачу, дёрнул ручник и выпрыгнул из машины. Жестом остановив повернувший с Гусарской «Шевроле», он, шлёпая через поток воды, подошёл к девушке и протянул ей руку. Водитель «Шевроле» недовольно надавил на клаксон. Тима показал ему средний палец свободной руки. Тонкие губы замявшейся девушки поджались и стали ещё тоньше, вытянувшись в смущённой полуулыбке. Очевидно, решившись, она протянула Тиме свою ладонь и сделала шаг вперёд.
Проезжая вдоль бетонного забора, он чертыхнулся ещё раз, у мусорных баков, провалившись в огромную выбоину и щёлкнув бампером по щербатому асфальту. Свернув направо, Тима въехал в огромные распахнутые железные ворота и остановился возле продаваемого «Базой» БРДМ.
Бронемашина стояла заведённой; попыхивая вонючим сизым выхлопом, от повышенной влажности воздуха стелющимся по земле, она ужасно тарахтела двигателем и со свистом похрюкивала компрессором. У неё всё время спускало правое переднее колесо. Рядом с машиной стоял человек среднего роста, в маленьких очках на носу и с сигаретой в зубах. Нахмурившись, человек внимательно смотрел в никуда. Главный инженер предприятия, мастер на все руки и директорский порученец по особо важным делам, был человеком широкого кругозора и широчайшего применения. Ему что танк починить, что розетку поменять – всё один хрен.
- Здорово, Олегыч, - крикнул Тима, стараясь перешуметь двигатель некогда военной техники.
- Здоров, - отозвался Олегыч, выплюнув бычок под зубастые колёса.
- Когда вы её уже продадите?
- По такой цене нескоро, наверное. Восемьдесят тысяч уже скинули – не помогло. Я предлагаю ещё сбавить, но начальство ни в какую. Впрочем, их деньги – их дело, мне как-то всё равно.
- Но так-то интересуются?
- Был тут один, приходил на днях. Толстый, вонючий, оборванный, волосы грязные, длинные, как у бабы, заходит и говорит: «Кто тут начальник танка?». Я как раз в зале сидел. Ну, в несознанке, спрашиваю: «А вы что, мол, хотели?». А он простой такой: «Посидеть!». Я чуть печеньем не подавился. Спрашиваю: «Где?». Он: «Внутри!». Короче, пришлось проявить чудеса словесности, чтобы интеллигентно объяснить, что с такой жопой он внутрь не пролезет. Думал, скандал будет, но нет, обошлось.
- Да, УАЗюги, они такие – тупые, но понятливые, - сказал Тима, махнул рукой и вошёл в дверь со скромной табличкой «отдел розничных продаж».
В магазине было шумно. В зале тюнинга, за столом на пьедестале, сидел Винокуров. Не по годам суровый, чернявый, разведённый и оттого счастливый, он молчаливой покорностью отбивался от высказывания непотребных желаний очередного марамоя, который хотел чего-то эдакого, о чём он где-то слышал, но не мог объяснить чего именно, потому что сам никогда этого не видел.
Покупатель был немолод. Его затёртая кожаная куртка напоминала о былых временах разгула бандитизма и демократии, а щекастое лицо – о председателях погибших колхозов. Он что-то показывал на пальцах, рассказывал на неграмотном русском с примесью вологодского, и сильно при этом сопел. Ноздри его картошкоподобного носа раздувались в такт произношению особенно умных слов, таких как: демпфер, ресивер, коллектор и ведущая шестерня редукторного моста. В общем, шуму было много именно от него, потому как иных покупателей не наблюдалось.
Винокуров печально скосил глаза на вошедшего. По его взгляду Тима сразу понял, что мужик здесь уже давно и уходить не собирается, равно, как и покупать что-либо существенное, зато вопросов у него во множестве и консультацию он получить желает страстно. Сочувственно скривив губы, Тима показал Винокурову растопыренную пятерню и прошёл в старый зал.
Здесь было светло и душно, но не было людей. Зато были продавцы. Ну, как продавцы – продажные менеджеры. Целых двое. Маша и Герасименко. У Маши, как обычно, круглый год, мёрзли ноги, и потому под столом стрекотал старенький тепловентилятор. Также, по извечному обыкновению, над её головой дурной цветомузыкой моргал потолочный светильник. Герасименко был занят собой – он сконцентрировано, будто тренировался взглядом передвигать предметы, смотрел в монитор и приглаживал свои кучерявые волосы.
- Доброго дня в хату, - сказал Тима. – Кто не дотягивает до плана?
- Все, - в один голос ответили Маша и Герасименко, но Маша тут же поспешила добавить, что у неё средний чек ниже и поэтому работать надо именно с ней.
Сев напротив неё, Тима закинул ногу на ногу, взял из стаканчика дешёвую конфетку-сосучку, и начал:
- Значит так…
Получив охапку документов, он прошёл на кассу, а оттуда на первый склад.
На складе стояла ругань и скрежет разматываемого скотча. Менеджер интернет-магазина орал, как чайка, распекая кладовщика за то, что он третий раз подряд отправил одному и тому же покупателю не тот товар. Кладовщик же в свою очередь отвечал ему взаимностью: яростно орудуя рулончиком клейкой ленты, он замывал коробку с очередной посылкой и пылко крыл матом незадачливого покупателя и самого менеджера, перескакивая с их матерей и умственных способностей на сексуальную ориентацию и обратно.
Тима решил не вмешиваться в дела интимные и не стал отвлекать людей своим приветствием. Он молча отдал складской наряд другому подоспевшему кладовщику. Здороваться с ним тоже не стал. Парень был из новеньких; не то стеснительный, не то наглый, он даже не взглянул на покупателя – молча перехватил бумагу и поспешил исчезнуть в недрах склада.
Как осёл, нагрузившись тяжёлым товаром, Тима отнёс его в машину, а за мелочью вернулся на склад номер два. Снова пройдя мимо Маши и Герасименко, он облокотился на стойку окна выдачи и забарабанил по ней пальцами. Тима ожидал увидеть дядю Павлика, но была не его смена. Глупо ухмыляясь, на стуле сидел Женька с белыми усами, чьи всклоченные волосы и опухшие глаза явственно заявляли миру о трудной судьбе ипотечника. Он пялился в экран рабочего компьютера и глупо похихикивал. Запрокинув голову чтобы глотнуть из баночки энергетика, Женька наконец-то заметил Тиму, с грохотом поставил банку на стол, вскочил и высоким голосом гаркнул:
- Здрасьте!
- Привет-привет, - ответил Тима. Он хотел сказать, что слова «здрасьте» нет ни в одном словаре, но одумался: во-первых, в современных словарях каких только слов нет, а во-вторых, Женька был настолько простецким парнем, что и замечания ему делать было как-то совестно.
Женька метался по складу, как молния – только сутулая спина его, облаченная в зелёную куртку, мелькала, опережая тень. Термостат, винты, датчики и прочую ерунду он рассовывал по карманам, мелкие прокладки нанизывал на пальцы, как сушки, ремкомплекты двигателя, коробки и подшипники моста зажал под мышками, отчего кривая фигура его ещё сильнее сгорбилась и распухла. Ходить туда-сюда дважды ему было лень, и поэтому, схватив весь товар сразу, он с трудом протискивался между стеллажами, спотыкаясь о коробки и натыкаясь на других сотрудников склада.
Вывалив всё барахло на стойку, Женька принялся внимательно изучать накладную, проверяя, всё ли он принёс.
- Это всё, - заверил Женька, убедившись в своей правоте.
- А где тысяча шплинтов? Пистоны, пятьдесят метров шланга?
- Хе-хе, - посмеялся Женька в ответ на дежурную Тимину шутку. Покупателей этих товаров кладовщики ненавидели больше всех.
Побросав хлам в пакеты, Тима пожал худую мозолистую Женькину ладошку, распрощался с продажниками и обещал скоро вернуться.
На улице всё также коптил и тарахтел БРДМ. Олегыч снова курил, стоя в клубах сизого дыма. Махнув ему рукой, Тима плюхнулся в свой «Пежо», сдал задом и выехал за территорию.
Обратный путь был долог – Тима собрал все встретившиеся на пути светофоры, встрял в пробку у Московской. Оставшись в одиночестве плотного городского траффика, он снова погрузился в воспоминания, которые сами по себе давно уже его не задевали, но сегодня вдруг сыграли на запретной струне памяти.
***
Новый день, как и лето в целом, выдался дождливым.
Утром ещё светило солнце, и ничто, кроме гидрометцентра, не предвещало ненастья, однако к полудню небо заволокло грязной серостью, и в обед – началось. Тима, давно привыкший полагаться лишь на собственный опыт и знания, и прогнозам давно не доверявший, попал впросак.
На работу, а собственное дело он упорно именовал именно так, в тот день он не пошёл, с чистой совестью свалив все заботы на Ромку, который дома лишь ночевал, и вся жизнь которого проходила именно в их сервисе. К переменчивости Тиминого настроения Ромка давно привык, и, несмотря на упаднические его мотивы, относился к этому факту спокойно и безынициативно. «Ну, болит у человека голова, грусть напала или просто ничего не хочется - это нормально, бывает. Может, у здорового человека так и должно быть. Он ведь нормальный, не то, что я, - часто думал Ромка, откинувшись в кресле и забросив ноги на угол стола».
А Тиме действительно ничего не хотелось. Это началось давно и повторялось часто. В чём причина, он не знал и сам, заметив лишь, что эти периоды совпадают с пустотой в голове, с отсутствием мыслей. Ни о чём не думаешь – ничего не делай, - к такому выводу пришёл он, не желая копаться в поисках первопричины, такой обыденной, но такой противной.
Поздно встав и без аппетита позавтракав, не зная, куда себя деть, как рысь в клетке он слонялся по квартире. Полил «цветы»: кактус, пальму и нечто многолистное, похожее на верхушечку ананаса, чего много было у матери, и чем она не преминула с ним поделиться. Позависал у стеллажа с книгами, изучая и без того знакомые корешки. Полежал на кровати, ещё походил, опять полежал. В конце концов, вдруг подумал: а ведь уже должны пойти грибы. Настругав пару бутербродов и наполнив фляжку водой из-под крана, он побросал пожитки в рюкзак и поспешил к машине, толком ещё не решив, куда именно поедет.
На улице было душно. Небо оказалось не таким хмурым, каким виделось в окно, но затянуто было ровно, а дождь всё не начинался. Решив, что сегодня удача ему, несомненно, поспособствует, он завёл мотор, открыл окно, закурил и, глядя в одну точку, принялся размышлять. Город стоял перед глазами, видимый сверху, как на аэрофотосъёмке. Город, испещрённый параллельными и перпендикулярными линиями дорог, окружённый железнодорожными путями, переполненный прямоугольными крышами домов и квадратами скверов, был ему не интересен. Мысленно проносясь над упорядоченным хаосом творения рук человеческих, Тима устремился в густую зелень леса, что на многие километры раскинулся к югу от Царского Села, между Казанским кладбищем и военным аэродромом. Решение, как и много раз прежде, пришло само собой. Как говорила Алиса: «Оставаясь на земле, смотри на этот мир свысока». Она, конечно, иное имела в виду, но слова были правильные. Помня их, Тима аккуратно повёл машину к цели.
В лес он заходил с железной дороги. После часто уложенных шпал, неподходящих для нормального шага частотой своего расположения, и крупных камней, набросанных между ними и так противно гремящих под подошвой, мягкая подстилка леса показалась ему периной. Под ногами шуршала трава, похрустывали мелкие веточки. Злые рыжие комары сразу облепили руки, открытые засучёнными рукавами, но почему-то не садились на лицо. Игнорируя натоптанную тропинку, Тима пробирался к проверенным местам свозь лесную чащу. По въевшейся совсем не грибной привычке, он внимательно смотрел, куда ступает, а также на несколько метров рядом и ещё дальше, буквально одним взглядом охватывая сразу всё окружающее пространство. Он и сам не знал, как это ему удаётся, но был уверен, что так умеют только по-настоящему лесные люди, и именно благодаря этой способности он никогда не плутал, хоть и страховался всегда навигатором.
Едва между стволов старых осин промелькнула полянка, всегда считавшаяся начальным местом поиска, он остановился и нахмурился. Вдали громыхнуло. Небо стремительно темнело. С юго-запада надвигалась гроза. Не веря в свою неудачу, когда надо было развернуться и поспешить назад, обратно к машине, Тима подошёл к краю полянки, поросшему осиновой мелочью и неизвестного названия кустами. Приходя сюда из года в год, он настолько привык к этому месту, к этой растительности, что ему казалось, будто время здесь замерло и деревья перестали расти. Поля и полянки вообще были для него большой загадкой: вот почему густой лес останавливается перед земной проплешиной, не наступает на неё, не захватывает?
Он медленно продвигался по кромке растительности и пустоты, петляя меж куцых деревцев, сбивая жужжащую мелочь, когда руками раздвигал ветки назойливого кустарника. В пакете, а корзинками он пренебрегал, было уже пять подосиновиков – молодых, крепких, на толстых ножках и с закрытыми шляпками. Место, как всегда, не подвело. Настроение Тимы улучшалось. И дело шло уверенно, но… к провалу. Вдруг снова громыхнуло. На какие-то секунды природа замерла, затихла. Вместе с ней застыл на месте и Тима. Он всё понял. Брезгливо поморщившись, посмотрел на небо, поджал от досады губы. Тут же зашелестели листьями верхушки деревьев, и лес наполнился ни на что не похожим шумом. Пропали комары. Ещё мгновение, и Тима лицом ощутил порыв прохладного ветра. Надо бежать, но было уже поздно. Редкие, крупные капли дождя сыпанули на землю; они с шумом разбивались о растительность, ощутимо колотили сквозь одежду, и с каждой секундой их становилось всё больше, и летели они быстрее, и били сильнее.
Вернувшись к машине, Тима сильно вымок: сухими остались лишь пятно на спине, где прикрывал рюкзак, и резинка трусов. Вытерев лицо и волосы давно поселившейся в машине арафаткой, он не стал снимать куртку, но переобулся. Сухие и мягкие, невероятно лёгкие после тяжёлых берцев, мокасины дарили блаженство. Мягко обнимало кресло с накинутой на него овечьей шкурой. Холодный и сухой кондиционированный воздух бодрил и расслаблял одновременно. Тима любил свой старый автомобиль, и был уверен, что таких больше не делают, но уже не первый год мечтал купить второй: более комфортный, современный и представительный.
Обратно он поехал самым извилистым и длинным путём. Избегая больших оживлённых улиц, он петлял по кварталам, рассекая лужи и глупо, как ребёнок, радуясь новым дворникам, так своевременно установленным. Столь мощных ливневых залпов за последние годы Тима не припоминал. Наслаждаясь шипением раздавленной колёсами воды, он подъехал к перекрёстку Гвардейского бульвара и Гусарской улицы, где остановился, пропуская едущих справа и слева. Тут же, как из-под земли, у перехода возникла женская фигура, ранее не замеченная за серой стеной не стихающего косого дождя.
Девушка была стройна, и даже худовата, что вкупе с короткой юбкой не очень-то выгодно подчёркивало её высокий рост. Губы тонкие, лицо суровое. В правой руке она держала широкий коричнево-жёлтый зонт. Но самое страшное таилось между зонтом и юбкой. Это была голубая форменная рубашка с погонами старшего лейтенанта на плечах.
Девушка застыла на краю тротуара, не решаясь шагнуть на затопленную «зебру». Мгновенно оценив ситуацию, и сам не понимая того что им двигало, Тима выключил передачу, дёрнул ручник и выпрыгнул из машины. Жестом остановив повернувший с Гусарской «Шевроле», он, шлёпая через поток воды, подошёл к девушке и протянул ей руку. Водитель «Шевроле» недовольно надавил на клаксон. Тима показал ему средний палец свободной руки. Тонкие губы замявшейся девушки поджались и стали ещё тоньше, вытянувшись в смущённой полуулыбке. Очевидно, решившись, она протянула Тиме свою ладонь и сделала шаг вперёд.
