До того, как мои глаза поднялись к возвышающемуся у стола Арману де Шанверу, я успела заметить, что Эмери дернулся как от пощечины. Сорбира окружала свора его приятелей, на локте висла Мадлен. Голосок принадлежал именно ей. Но, простите, нельзя снисходить до подручных.
— Маркиз? — холодно улыбнулась я.
— Передайте свой подружке, виконт, — янтарные глаза смотрели в мои не мигая, — что ей стоит помнить о своем месте. Женщина ее статуса и моральных качеств…
Дослушивать я не стала, потянулась к чашке:
— Женщины моего статуса и моральных качеств часто бывают неловки. Пятна от шоколада с шелка вообще возможно отстирать?
— Арман! — взвизгнула Мадлен.
— Вот видите, маркиз, ваша невеста знает, что нет.
Вокруг нас стала собираться толпа, по крайней мере, мне так показалось. Не мигая, как при игре в гляделки, я продолжала буравить лицо Шанвера. Ну, еще немного.
— Ах, простите, глупая пейзанка ошиблась. Разумеется, мадемуазель де Бофреман не узнает корыто для стирки, даже надев его вам на голову, маркиз.
Да, публика была, до меня доносились смешки. Чудесно. Еще одна, заключительная реплика. Нужно встать.
Я поднялась, держа в руке чашку с остатками шоколада:
— Не смею более вас задерживать, маркиз Делькамбр, Шоколадница желает вам с друзьями приятного вечера.
И, отсалютовав чашкой, я допила ее содержимое.
Меня спасло лишь то, что драки между студентами в академии запрещены, а еще невероятный апломб, с которым я разыграла свое небольшое представление. Публика была на моей стороне, и пусть только что я нажила влиятельных врагов, пусть на лице красавицы Мадлен без труда читались угрозы, меня переполняло чистое как небо и такое же огромное удовольствие.
Когда Арман уходил, окруженный свитой, Виктор де Брюссо обернулся и послал мне воздушный поцелуй. Хотя, допускаю, этим жестом он намекал, что на моих губах следы шоколада, по крайней мере, когда я вытерла их салфеткой, на белом льне осталось коричневое пятнышко.
— Как это возможно, Кати? — спросил Эмери.
— Когда ты вырастешь и станешь ухаживать за дамами, — выдохнула я, плюхаясь на стул, ноги ослабели и отказывались меня держать, — ни одна из них, слышишь, ни одна не будет интересоваться, почему ты Пузатик. Это гадкое, бесчеловечное прозвище канет в лету, не будь я Катарина Гаррель.
— Но…
— Твой брат хотел нас унизить, ему этого не удалось.
— Я не об этом. Ты совсем не боишься Армана?
Чтоб избежать неприятных случайных встреч, мне пришлось еще на пол часа остаться в столовой. Все вокруг обсуждали эскападу Катарины из Анси. Шоколадница! И пусть, в любом случае это имя прилипло бы ко мне, но сейчас это мой выбор. А Пузатик… Нет, нет и еще тысячу раз нет! Бедняжка Эмери, что ж за отношения в твоем семействе? Как можно испытывать ужас перед старшим братом?
Я, разумеется, заверила мальчика, что нисколько великолепного Армана не боюсь, но себе-то не солжешь. Глупая Катарина Гаррель сама привлекла к себе внимание грозного противника, и теперь ей придется ох как несладко. Оскорблений аристократы не прощают.
Удовольствие от удачного представления совершенно развеялось во время беседы с мадам Арамис, к которой я отправилась после ужина.
— Нет, нет, мадемуазель Гаррель, в уставе академии абсолютно четко прописано, что студенты обязаны оплатить форменную одежду. Единственное, что я могу для вас сделать, позволить внести двадцать корон чуть позже. Первого числа следующего месяца я должна передать отчет и деньги в канцелярию. Этого времени вам хватит, чтоб написать покровителю?
Да я лучше руки себе отрежу, чем буду просить денег у маменьки или маркиза де Буйе! Но отсрочка, все-таки, лучше чем ничего.
Поблагодарив кастеляншу, я побрела к себе. Четыре недели, чтоб заработать двадцать корон. Постойте, мои соседки должны мне пятнадцать! Но я должна лавке «Все что нужно».
Натали Бордело с близняшками неслась по коридору мне навстречу.
Да, да… Они спешат, потом поговорим… Ужин, они почти опоздали.
Интересно, как быстро посеянные Эмери слухи дадут плоды? И успею ли я воспользоваться ими до конца септомбра?
Оставив конспекты на прикроватной тумбочке, я вышла в сад. Вечерняя прохлада остужала щеки, где-то за стеной щебетали птицы, усевшись в беседке, я опустила лицо в ладони:
— Святые покровители, услышьте мою мольбу, пошлите денег.
Но, по меткому высказыванию мэтра Оноре, молитвы простолюдинов исполняются нечасто.
Некоторые люди абсолютно неспособны придерживаться клятв. Накануне я обещала себе не проронить больше ни одной слезинки в академии, однако, сидя в беседке, рыдала от безденежья. Перестала только услышав, как соседки возвращаются с ужина, метнулась к питьевому фонтанчику, умылась и встретила девушек в спальне.
— Ах, Кати, — с порога защебетали Марит с Маргот, — в столовой только и разговоров, что о тебе! Ты звезда, дорогая!
— Пустое, я просто поставила на место одного зарвавшегося наглеца. Натали не с вами?
— Бордело? Она придет чуть позже.
Близняшки многозначительно переглянулись и продолжили болтовню.
Катарина Гаррель — самая известная в академии персона. Даже победа Армана де Шанвера на ее фоне померкла. Открыт тотализатор, принимаются ставки на то, кому именно простушка из Анси отдаст свое сердце.
— Простите? — Вытаращилась я на близняшек.
— Да-да, — кивнула Маргот. — Три к одному, что еще до зимнего бала ты будешь бегать за Шанвером.
— Но также, — перебила Марит, — рассматривают господина де Брюссо и…
— Тот вариант, что Кати останется верной Симону Туржану, брошь которого носит.
— Ну и, представь себе, виконт де Шариоль.
— Гастон? — пролепетала я, борясь с головокружением.
— Он пасет задних, — захихикали мадемуазели. — Но Мишель слышала, как Делфин, наша староста, рассказывала по секрету подругам, что Гастон хвастался…
— Абсолютная ерунда! — воскликнула я. — Чушь! Нелепица. Вас, мои дорогие, направляют по ложному пути дешевенькие романчики, заполонившие книжные лавки королевства. Мы поступили в академию, чтоб учиться, а не для того, чтоб флиртовать.
Я бы могла рассказать близняшкам, как сама еще недавно была во власти заблуждений, подозревала мэтра Картана. Но признаваться в собственной глупости не хотелось. Девичья фантазия, куда только она может нас завести? Например, заставить вообразить себя желанной, расценить подарок случайного попутчика как знак чувств, а дружеское участие секретаря принять за ухаживания. Нет-нет, все гораздо проще и менее романтично.
— На самом деле… — начала я импровизированную проповедь о добродетели.
— Святые покровители, Натали! — ахнули близняшки, синхронно всплеснув руками.
Мадемуазель Бордело сотрясалась от рыданий, стоя на пороге, попыталась закрыть дверь, но ее руки были заняты какими-то пакетами. Близняшки подскочили помочь. Маргот схватила пакеты, Марит захлопнула створку, Натали добрела до кресла, рухнула в него, съежилась, прикрыв лицо ладонями.
— Что случилось?
— Наверное, Гастон ее чем-то обидел, — объяснили близняшки, шурша оберточной бумагой. — Он ждал нас у Северного коридора, чтоб принести мадемуазель Бордело извинения.
Мадемуазель Бордело визгливым голосом сообщила, куда виконт де Шариоль может засунуть свои извинения, и свои подарки. Бархотка на шее девушки съехала вниз, открывая лиловый синяк на коже. След поцелуя?
Фабинет повизгивали как щеночки, восхищаясь подарками, я приблизилась к креслу, опустилась на колени и взяла Натали за руку:
— Расскажи.
Девушка всхлипнула:
— Он извинился, действительно извинился.
— Ах, Кати, — позвала Маргот, — один из подарков предназначается тебе. Чудесные сафьяновые портфели!
Девочка выбежала в центр комнаты, размахивая руками, в одной она держала ярко-красный портфель, в другой — лазоревый. Действительно, прекрасная тонкая кожа, позолота, тиснение.
— Фабинет, корпус оват, — велела я учительским тоном, — Марит, Маргот, выйдите в сад.
Близняшки не обиделись, даже захихикали, невольная моя рифма их позабавила.
— Продолжай, — обратилась я к Натали, когда они удалились.
— Ах, Гаррель, — тяжело вздохнула девушка. — Я совершила глупость и только себя должна винить в своем теперешнем положении. Гастон был любезен, я имею в виду, сегодня. Просил прощения, просил передать тебе о его глубочайшем раскаянии. Но, как только я приняла подарки, его манеры разительно изменились.
— Ты не должна была их брать, удовлетвориться или не удовлетвориться устными извинениями.
— Я знаю! Знаю! Тем самым я как бы обозначила, что готова к торгу, готова продаться.
Это действительно было так. Правила хорошего тона, не академические, а всеобщие, требовали от мадемуазелей проявлять осторожность в общении с противоположным полом. Подарки? Ну разве что букет цветов, или сонет, сочиненный специально для девушки дарителем. Не дай боги, ничего существенного.
— А теперь… теперь…— продолжала сокрушаться Натали. — Ты знаешь, что такое фактотум?
Удивленная неожиданным вопросом, я приподняла брови. Что-то такое вертелось в голове. Точно! Пьеса «Фактотум лорда Ревенброка».
— Слуга? Доверенное лицо?
— Виконт де Шариоль предложил мне стать его фактотумом.
— Чего? — перейдя на просторечие от обуревающих меня чувств, я быстро исправилась. — То есть, виконт хочет тебя нанять? За деньги?
— Я отказалась. Бордело никогда не были прислугой! Но Гастон сказал, что в академии так принято и ничего зазорного в том нет, и что… если я продолжу упрямиться… он разрушит мою репутацию.
Натали ткнула пальчиком себе в шею:
— Это будет несложно. К тому же…
— Синяк побледнеет через неделю, — попыталась я размышлять здраво. — Потяни время и, когда опасность исчезнет, повтори свой отказ.
— Гастон предвидел такое развитие событий. Он не хочет ждать. Я должна либо немедленно подписать фактотумский контракт, либо завтра же все узнают…
Девушка опять зарыдала. Чем ее утешить, я не знала. Святой Партолон, Натали всего четырнадцать, она совсем дитя, а эта ошибка может перечеркнуть ее будущее. Ошибка… Дитя…
— Ты должна немедленно вернуть виконту де Шариолю подарки, — сказала я уверенно, — при свидетелях.
— Один из них твой!
— Но я-то его не принимала!
— Послушай, Кати, Гастон сказал… что, если… В общем, он согласен на замену. Если ты подпишешь с ним этот проклятый документ, я стану свободной.
— Чего? — я недоверчиво расхохоталась, вскочила на ноги и уперла руки в бока, как типичная лавочница из Анси.
— Тебе восемнадцать, ты уже взрослая женщина, — Бордело говорила монотонно, явно повторяя чужие слова, — рано или поздно ты все равно станешь чьей-нибудь прислугой, в Заотаре так принято, виконт де Шариоль обеспечит тебя деньгами и ценными подарками сверх оговоренного жалования и не будет требовать ничего, чего бы тебе самой не хотелось.
— Дудки, — присвистнула я, не выходя из роли лавочницы. — Вот уж дудки.
— Кати…
— Нет, Бордело, малолетняя ты идиотка! Я не собираюсь расплачиваться за чужие ошибки своей свободой.
— Как знаешь, — вздохнула Натали, встала из кресла, побрела к своей кровати. — Контракт в одном из портфелей, тебе решать. Но, когда завтра меня опозорят перед всей академией, это будет твоя вина.
Девушка легла в постель и накрыла голову подушкой, заканчивая разговор.
Моя?! Моя вина?! Так бы и врезала! Тем более, это было бы вполне соответсвенно роли лавочницы из Анси.
За стеклянной дверью в сад я рассмотрела встревоженные личики близняшек и поманила их внутрь.
— Вы поссорились? — спросила Маргот.
— И почему плакала Натали?
— Это ждет каждую девицу, — мой тон был полон назидания, — которая вместо учебы ринется повторять написанное в дешевых романчиках по два зу. Помогите мне сложить портфели, я верну их любезному виконту.
Разорванная оберточная бумага в дело уже не годилась. И так сойдет. Я скомкала листы, зажав их сафьяновыми боками, и с этим нелепым бутербродом под мышкой отправилась к портшезу.
— Лазоревый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны.
Не удержавшись, я все-таки заглянула в портфели, контракт был в голубом. Забавно, но прочерка вместо имени фактотума там не стояло, напротив, красовалось мое. Мерзавец Гастон!
Выйдя из кабинки, я растерянно посмотрела по сторонам. Этот коридор — переходный, мне он не нужен. Но остается еще восемь. Где я буду искать мерзавца? Подробнейший потолочный указатель, который я рассмотрела, запрокинув голову, ничем помочь не мог. К счастью, из портшезной колонны, толкаясь и подшучивая друг над другом, выбиралась парочка юношей в голубых камзолах.
— Месье, — проговорила я строго. — Шариоль, корпус филид, извольте мне показать его спальню.
— Спальню? — Студенты обменялись многозначительными взглядами.— Мадемуазель нужна спальня, или сам Гастон?
Разумеется, забросить подарки через порог комнаты под наблюдением этих филидов, было соблазнительным решением. И пусть Натали завтра сама разгребает свои проблемы. Но тогда эта история будет тянуться до бесконечности. Нет, точку нужно поставить именно сейчас, немедленно.
Парни довольно неумело прятали что-то под одеждой, что-то угрожающе позвякивающее, и ждали моего ответа.
— Мне нужен виконт де Шариоль, и говорить с ним я буду при свидетелях.
Молодые люди опять переглянулись:
— Извольте, мадемуазель.
Коридоры дортуара филидов напоминали оватские, мы свернули в Западный, прошли мимо отмеченных рунами одинаковых дверей, остановились, один из студентов, придерживая свой камзол, толкнул свободной рукой створку:
— Прошу.
Это была гостиная, очень… мужская, пожалуй. Стены, зашитые светлого дерева шпалерами, украшали гербы, оленьи рога и уйма разнообразного колюще-режущего оружия, в дальнем углу я заметила даже старинные рыцарские доспехи. Ярко пылал камин, горели потолочные светильники, мерцали лампы под стеклянными абажурами. Два книжных шкафа, дюжина кресел, диваны и молодые люди, количество которых подсчитать с одного взгляда я не могла. Почти все в лазоревом. Почти…
Святой Партолон, только этого мне здесь не хватало! Глаза де Шанвера остановились на мне, гомон стал затихать, совсем затих, воцарилась тишина.
Моя реплика. Итак, вдох…
— Позвольте узнать, Катарина Гаррель, что вы делаете в такой час в мужских дортуарах? — спросил Арман.
Я выдохнула. Вот ведь… Такую чудесную сцену мне испортили!
Лихорадочно пошарив взглядом по комнате, я остановила его на Гастоне, сидящем с бокалом у рыцарских доспехов, и звонко выпалила:
— Виконт де Шариоль, нам нужно объясниться!
— Дражайшая кузина, — мерзавец стал подниматься с гаденькой улыбкой, — вы приняли решение?
— Этот бесчестный человек,— я показала публике портфельный бутерброд, — обманом принудил малышку-оватку, мою подругу, выступить посредником. Вы спросите, в чем?
Жалкие попытки виконта увести меня из гостиной ничем не увенчались. Во-первых, я не хотела, во-вторых, всем было интересно.
Выхватив контракт, я протянула его ближайшему филиду, бросив остальную свою ношу на ковер.
— Милейший кузен желает сделать меня своей личной горничной!
— Фактотумом, — поправил меня парень, одаренный бумагой. — Договор составлен по всем правилам, но, Гастон, их подписывают в последний день септомбра, ты поспешил.
— А также не озаботился вручить мне его лично!
Какое экспрессивное восклицание, но публика к нему не была готова. Никого этот треклятый контракт не удивил. Студенты пожимали плечами, а взгляд Армана, который я почувствовала щекой, выражал умеренное любопытство. Ах так?
— Маркиз? — холодно улыбнулась я.
— Передайте свой подружке, виконт, — янтарные глаза смотрели в мои не мигая, — что ей стоит помнить о своем месте. Женщина ее статуса и моральных качеств…
Дослушивать я не стала, потянулась к чашке:
— Женщины моего статуса и моральных качеств часто бывают неловки. Пятна от шоколада с шелка вообще возможно отстирать?
— Арман! — взвизгнула Мадлен.
— Вот видите, маркиз, ваша невеста знает, что нет.
Вокруг нас стала собираться толпа, по крайней мере, мне так показалось. Не мигая, как при игре в гляделки, я продолжала буравить лицо Шанвера. Ну, еще немного.
— Ах, простите, глупая пейзанка ошиблась. Разумеется, мадемуазель де Бофреман не узнает корыто для стирки, даже надев его вам на голову, маркиз.
Да, публика была, до меня доносились смешки. Чудесно. Еще одна, заключительная реплика. Нужно встать.
Я поднялась, держа в руке чашку с остатками шоколада:
— Не смею более вас задерживать, маркиз Делькамбр, Шоколадница желает вам с друзьями приятного вечера.
И, отсалютовав чашкой, я допила ее содержимое.
Меня спасло лишь то, что драки между студентами в академии запрещены, а еще невероятный апломб, с которым я разыграла свое небольшое представление. Публика была на моей стороне, и пусть только что я нажила влиятельных врагов, пусть на лице красавицы Мадлен без труда читались угрозы, меня переполняло чистое как небо и такое же огромное удовольствие.
Когда Арман уходил, окруженный свитой, Виктор де Брюссо обернулся и послал мне воздушный поцелуй. Хотя, допускаю, этим жестом он намекал, что на моих губах следы шоколада, по крайней мере, когда я вытерла их салфеткой, на белом льне осталось коричневое пятнышко.
— Как это возможно, Кати? — спросил Эмери.
— Когда ты вырастешь и станешь ухаживать за дамами, — выдохнула я, плюхаясь на стул, ноги ослабели и отказывались меня держать, — ни одна из них, слышишь, ни одна не будет интересоваться, почему ты Пузатик. Это гадкое, бесчеловечное прозвище канет в лету, не будь я Катарина Гаррель.
— Но…
— Твой брат хотел нас унизить, ему этого не удалось.
— Я не об этом. Ты совсем не боишься Армана?
Чтоб избежать неприятных случайных встреч, мне пришлось еще на пол часа остаться в столовой. Все вокруг обсуждали эскападу Катарины из Анси. Шоколадница! И пусть, в любом случае это имя прилипло бы ко мне, но сейчас это мой выбор. А Пузатик… Нет, нет и еще тысячу раз нет! Бедняжка Эмери, что ж за отношения в твоем семействе? Как можно испытывать ужас перед старшим братом?
Я, разумеется, заверила мальчика, что нисколько великолепного Армана не боюсь, но себе-то не солжешь. Глупая Катарина Гаррель сама привлекла к себе внимание грозного противника, и теперь ей придется ох как несладко. Оскорблений аристократы не прощают.
Удовольствие от удачного представления совершенно развеялось во время беседы с мадам Арамис, к которой я отправилась после ужина.
— Нет, нет, мадемуазель Гаррель, в уставе академии абсолютно четко прописано, что студенты обязаны оплатить форменную одежду. Единственное, что я могу для вас сделать, позволить внести двадцать корон чуть позже. Первого числа следующего месяца я должна передать отчет и деньги в канцелярию. Этого времени вам хватит, чтоб написать покровителю?
Да я лучше руки себе отрежу, чем буду просить денег у маменьки или маркиза де Буйе! Но отсрочка, все-таки, лучше чем ничего.
Поблагодарив кастеляншу, я побрела к себе. Четыре недели, чтоб заработать двадцать корон. Постойте, мои соседки должны мне пятнадцать! Но я должна лавке «Все что нужно».
Натали Бордело с близняшками неслась по коридору мне навстречу.
Да, да… Они спешат, потом поговорим… Ужин, они почти опоздали.
Интересно, как быстро посеянные Эмери слухи дадут плоды? И успею ли я воспользоваться ими до конца септомбра?
Оставив конспекты на прикроватной тумбочке, я вышла в сад. Вечерняя прохлада остужала щеки, где-то за стеной щебетали птицы, усевшись в беседке, я опустила лицо в ладони:
— Святые покровители, услышьте мою мольбу, пошлите денег.
Но, по меткому высказыванию мэтра Оноре, молитвы простолюдинов исполняются нечасто.
Глава 8. Извинения Гастона
Некоторые люди абсолютно неспособны придерживаться клятв. Накануне я обещала себе не проронить больше ни одной слезинки в академии, однако, сидя в беседке, рыдала от безденежья. Перестала только услышав, как соседки возвращаются с ужина, метнулась к питьевому фонтанчику, умылась и встретила девушек в спальне.
— Ах, Кати, — с порога защебетали Марит с Маргот, — в столовой только и разговоров, что о тебе! Ты звезда, дорогая!
— Пустое, я просто поставила на место одного зарвавшегося наглеца. Натали не с вами?
— Бордело? Она придет чуть позже.
Близняшки многозначительно переглянулись и продолжили болтовню.
Катарина Гаррель — самая известная в академии персона. Даже победа Армана де Шанвера на ее фоне померкла. Открыт тотализатор, принимаются ставки на то, кому именно простушка из Анси отдаст свое сердце.
— Простите? — Вытаращилась я на близняшек.
— Да-да, — кивнула Маргот. — Три к одному, что еще до зимнего бала ты будешь бегать за Шанвером.
— Но также, — перебила Марит, — рассматривают господина де Брюссо и…
— Тот вариант, что Кати останется верной Симону Туржану, брошь которого носит.
— Ну и, представь себе, виконт де Шариоль.
— Гастон? — пролепетала я, борясь с головокружением.
— Он пасет задних, — захихикали мадемуазели. — Но Мишель слышала, как Делфин, наша староста, рассказывала по секрету подругам, что Гастон хвастался…
— Абсолютная ерунда! — воскликнула я. — Чушь! Нелепица. Вас, мои дорогие, направляют по ложному пути дешевенькие романчики, заполонившие книжные лавки королевства. Мы поступили в академию, чтоб учиться, а не для того, чтоб флиртовать.
Я бы могла рассказать близняшкам, как сама еще недавно была во власти заблуждений, подозревала мэтра Картана. Но признаваться в собственной глупости не хотелось. Девичья фантазия, куда только она может нас завести? Например, заставить вообразить себя желанной, расценить подарок случайного попутчика как знак чувств, а дружеское участие секретаря принять за ухаживания. Нет-нет, все гораздо проще и менее романтично.
— На самом деле… — начала я импровизированную проповедь о добродетели.
— Святые покровители, Натали! — ахнули близняшки, синхронно всплеснув руками.
Мадемуазель Бордело сотрясалась от рыданий, стоя на пороге, попыталась закрыть дверь, но ее руки были заняты какими-то пакетами. Близняшки подскочили помочь. Маргот схватила пакеты, Марит захлопнула створку, Натали добрела до кресла, рухнула в него, съежилась, прикрыв лицо ладонями.
— Что случилось?
— Наверное, Гастон ее чем-то обидел, — объяснили близняшки, шурша оберточной бумагой. — Он ждал нас у Северного коридора, чтоб принести мадемуазель Бордело извинения.
Мадемуазель Бордело визгливым голосом сообщила, куда виконт де Шариоль может засунуть свои извинения, и свои подарки. Бархотка на шее девушки съехала вниз, открывая лиловый синяк на коже. След поцелуя?
Фабинет повизгивали как щеночки, восхищаясь подарками, я приблизилась к креслу, опустилась на колени и взяла Натали за руку:
— Расскажи.
Девушка всхлипнула:
— Он извинился, действительно извинился.
— Ах, Кати, — позвала Маргот, — один из подарков предназначается тебе. Чудесные сафьяновые портфели!
Девочка выбежала в центр комнаты, размахивая руками, в одной она держала ярко-красный портфель, в другой — лазоревый. Действительно, прекрасная тонкая кожа, позолота, тиснение.
— Фабинет, корпус оват, — велела я учительским тоном, — Марит, Маргот, выйдите в сад.
Близняшки не обиделись, даже захихикали, невольная моя рифма их позабавила.
— Продолжай, — обратилась я к Натали, когда они удалились.
— Ах, Гаррель, — тяжело вздохнула девушка. — Я совершила глупость и только себя должна винить в своем теперешнем положении. Гастон был любезен, я имею в виду, сегодня. Просил прощения, просил передать тебе о его глубочайшем раскаянии. Но, как только я приняла подарки, его манеры разительно изменились.
— Ты не должна была их брать, удовлетвориться или не удовлетвориться устными извинениями.
— Я знаю! Знаю! Тем самым я как бы обозначила, что готова к торгу, готова продаться.
Это действительно было так. Правила хорошего тона, не академические, а всеобщие, требовали от мадемуазелей проявлять осторожность в общении с противоположным полом. Подарки? Ну разве что букет цветов, или сонет, сочиненный специально для девушки дарителем. Не дай боги, ничего существенного.
— А теперь… теперь…— продолжала сокрушаться Натали. — Ты знаешь, что такое фактотум?
Удивленная неожиданным вопросом, я приподняла брови. Что-то такое вертелось в голове. Точно! Пьеса «Фактотум лорда Ревенброка».
— Слуга? Доверенное лицо?
— Виконт де Шариоль предложил мне стать его фактотумом.
— Чего? — перейдя на просторечие от обуревающих меня чувств, я быстро исправилась. — То есть, виконт хочет тебя нанять? За деньги?
— Я отказалась. Бордело никогда не были прислугой! Но Гастон сказал, что в академии так принято и ничего зазорного в том нет, и что… если я продолжу упрямиться… он разрушит мою репутацию.
Натали ткнула пальчиком себе в шею:
— Это будет несложно. К тому же…
— Синяк побледнеет через неделю, — попыталась я размышлять здраво. — Потяни время и, когда опасность исчезнет, повтори свой отказ.
— Гастон предвидел такое развитие событий. Он не хочет ждать. Я должна либо немедленно подписать фактотумский контракт, либо завтра же все узнают…
Девушка опять зарыдала. Чем ее утешить, я не знала. Святой Партолон, Натали всего четырнадцать, она совсем дитя, а эта ошибка может перечеркнуть ее будущее. Ошибка… Дитя…
— Ты должна немедленно вернуть виконту де Шариолю подарки, — сказала я уверенно, — при свидетелях.
— Один из них твой!
— Но я-то его не принимала!
— Послушай, Кати, Гастон сказал… что, если… В общем, он согласен на замену. Если ты подпишешь с ним этот проклятый документ, я стану свободной.
— Чего? — я недоверчиво расхохоталась, вскочила на ноги и уперла руки в бока, как типичная лавочница из Анси.
— Тебе восемнадцать, ты уже взрослая женщина, — Бордело говорила монотонно, явно повторяя чужие слова, — рано или поздно ты все равно станешь чьей-нибудь прислугой, в Заотаре так принято, виконт де Шариоль обеспечит тебя деньгами и ценными подарками сверх оговоренного жалования и не будет требовать ничего, чего бы тебе самой не хотелось.
— Дудки, — присвистнула я, не выходя из роли лавочницы. — Вот уж дудки.
— Кати…
— Нет, Бордело, малолетняя ты идиотка! Я не собираюсь расплачиваться за чужие ошибки своей свободой.
— Как знаешь, — вздохнула Натали, встала из кресла, побрела к своей кровати. — Контракт в одном из портфелей, тебе решать. Но, когда завтра меня опозорят перед всей академией, это будет твоя вина.
Девушка легла в постель и накрыла голову подушкой, заканчивая разговор.
Моя?! Моя вина?! Так бы и врезала! Тем более, это было бы вполне соответсвенно роли лавочницы из Анси.
За стеклянной дверью в сад я рассмотрела встревоженные личики близняшек и поманила их внутрь.
— Вы поссорились? — спросила Маргот.
— И почему плакала Натали?
— Это ждет каждую девицу, — мой тон был полон назидания, — которая вместо учебы ринется повторять написанное в дешевых романчиках по два зу. Помогите мне сложить портфели, я верну их любезному виконту.
Разорванная оберточная бумага в дело уже не годилась. И так сойдет. Я скомкала листы, зажав их сафьяновыми боками, и с этим нелепым бутербродом под мышкой отправилась к портшезу.
— Лазоревый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны.
Не удержавшись, я все-таки заглянула в портфели, контракт был в голубом. Забавно, но прочерка вместо имени фактотума там не стояло, напротив, красовалось мое. Мерзавец Гастон!
Выйдя из кабинки, я растерянно посмотрела по сторонам. Этот коридор — переходный, мне он не нужен. Но остается еще восемь. Где я буду искать мерзавца? Подробнейший потолочный указатель, который я рассмотрела, запрокинув голову, ничем помочь не мог. К счастью, из портшезной колонны, толкаясь и подшучивая друг над другом, выбиралась парочка юношей в голубых камзолах.
— Месье, — проговорила я строго. — Шариоль, корпус филид, извольте мне показать его спальню.
— Спальню? — Студенты обменялись многозначительными взглядами.— Мадемуазель нужна спальня, или сам Гастон?
Разумеется, забросить подарки через порог комнаты под наблюдением этих филидов, было соблазнительным решением. И пусть Натали завтра сама разгребает свои проблемы. Но тогда эта история будет тянуться до бесконечности. Нет, точку нужно поставить именно сейчас, немедленно.
Парни довольно неумело прятали что-то под одеждой, что-то угрожающе позвякивающее, и ждали моего ответа.
— Мне нужен виконт де Шариоль, и говорить с ним я буду при свидетелях.
Молодые люди опять переглянулись:
— Извольте, мадемуазель.
Коридоры дортуара филидов напоминали оватские, мы свернули в Западный, прошли мимо отмеченных рунами одинаковых дверей, остановились, один из студентов, придерживая свой камзол, толкнул свободной рукой створку:
— Прошу.
Это была гостиная, очень… мужская, пожалуй. Стены, зашитые светлого дерева шпалерами, украшали гербы, оленьи рога и уйма разнообразного колюще-режущего оружия, в дальнем углу я заметила даже старинные рыцарские доспехи. Ярко пылал камин, горели потолочные светильники, мерцали лампы под стеклянными абажурами. Два книжных шкафа, дюжина кресел, диваны и молодые люди, количество которых подсчитать с одного взгляда я не могла. Почти все в лазоревом. Почти…
Святой Партолон, только этого мне здесь не хватало! Глаза де Шанвера остановились на мне, гомон стал затихать, совсем затих, воцарилась тишина.
Моя реплика. Итак, вдох…
— Позвольте узнать, Катарина Гаррель, что вы делаете в такой час в мужских дортуарах? — спросил Арман.
Я выдохнула. Вот ведь… Такую чудесную сцену мне испортили!
Лихорадочно пошарив взглядом по комнате, я остановила его на Гастоне, сидящем с бокалом у рыцарских доспехов, и звонко выпалила:
— Виконт де Шариоль, нам нужно объясниться!
— Дражайшая кузина, — мерзавец стал подниматься с гаденькой улыбкой, — вы приняли решение?
— Этот бесчестный человек,— я показала публике портфельный бутерброд, — обманом принудил малышку-оватку, мою подругу, выступить посредником. Вы спросите, в чем?
Жалкие попытки виконта увести меня из гостиной ничем не увенчались. Во-первых, я не хотела, во-вторых, всем было интересно.
Выхватив контракт, я протянула его ближайшему филиду, бросив остальную свою ношу на ковер.
— Милейший кузен желает сделать меня своей личной горничной!
— Фактотумом, — поправил меня парень, одаренный бумагой. — Договор составлен по всем правилам, но, Гастон, их подписывают в последний день септомбра, ты поспешил.
— А также не озаботился вручить мне его лично!
Какое экспрессивное восклицание, но публика к нему не была готова. Никого этот треклятый контракт не удивил. Студенты пожимали плечами, а взгляд Армана, который я почувствовала щекой, выражал умеренное любопытство. Ах так?
