В недовольном рокоте, наполнившем аудиторию, слышалось что угодно, кроме правильного ответа. Может, подвох? Может, у Равенны две столицы — одна всем известная, а другая — магическая? Но, простите, минус тридцать на ровном месте? Нужно рисковать.
Я подняла руку и, когда учитель кивнул, неуверенно сказала:
— Брикс?
Глаза у Скалигера тоже были как-будто птичьи, он проделал ими дыру у меня во лбу:
— Плюс десять.
Я выдохнула. Но расслабляться было рано. Опрос продолжался и теперь, когда я поняла, что касается он мест не магических, а вполне реальных, собиралась немного на нем заработать.
Разумеется, забрать себе все не удалось, в аудитории было человек сорок, и мэтр называл каждого. Если студент не отвечал, тогда другие тянули вверх руки. Я свою поднимала каждый раз.
Когда преподаватель счел нашу память достаточно освеженной, он перешел непосредственно к теме лекции.
Я схватила перо и вывела на листе: «Места магических разломов».
О, как это было интересно! Оказывается, все географические объекты, пространство которых истончилось под действием мощных заклинаний, находились на строгом учете в каждом королевстве. В той самой Равенне местом силы был остров Потам, в Хельвии — волшебный лес Шварцвальд, у нас, в Лавандере — Заотар. Там творились чудеса, но оттуда могла также исходить опасность.
— Все слышали сегодня о разрушении Дождевых врат? Опустите руки, знаю, что слышали. Наши безупречные воины прямо в этот самый момент уничтожают угрозу из другого мира. Ну, кто знает, что за мир?
Моя рука взметнулась вверх еще до того как я подумала, что поднимать ее не стоит.
— Гаррель? — удивился Скалигер. — Вы и здесь хотите блеснуть? Ну, попробуйте.
— Океан.
— Браво, мадемуазель. И чем же Океан так нам опасен? Кровожадными тварями?
Я отчаянно покраснела, но ответила:
— Простите, мэтр, мне придется озвучить не знание, а всего лишь свои предположения. Мир за Дождевыми вратами — водный, если их открыть, вода хлынет к нам и будет литься, пока уровень ее не сравняется в обоих наших мирах.
— Какая нелепая чушь, — фыркнула с задней парты какая-то мадемуазель.
— Не чушь, — обернувшись, я встретила взгляд серых глаз Мадлен де Бофреман, — в сообщающихся сосудах уровни однородных жидкостей равны. Это ведь…— невероятно смутившись от раздавшихся смешков, я закончила лепетом: — Все это знают.
— Лет триста, Бофреман, — подтвердил учитель, — знают все, кроме вас.
И, переждав приступ гомерического хохота нескольких десятков студентов, продолжил лекцию.
Когда урок закончился и мэтр Скалигер с нами, болванами, попрощался, я заглянула в «Свод законов», чтоб выяснить, где будет история. Но ее, к несчастью, отменили. Видимо, монсиньор Дюпере все еще занимался починкой Дождевых врат.
«Библиотека в Цитадели Знаний закрыта до новых распоряжений» — синела приписка под расписанием.
Что ж, тогда я могу отправиться в галерею Перидот, чтоб промотать пять корон на новые чулки. Тем более, что мои голые ноги зябли от сквозняка. Ох не зря зала Ветров получила свое название.
Минуточку. Зябнут? Значит, мудра рыжего Диониса развеялась? И мне не придется разыскивать сорбира? Слава Партолону и всем святым покровителям!
— Улыбка мадемуазель Кати сияет ярче солнца, — интимно шепнул Виктор, останавливаясь у моей парты.
Нужно будет, кроме чулок, приобрести бечеву и толстую иголку, и, если хватит денег, картона для обложек. Конспекты необходимо сшить, иначе я скоро в них запутаюсь.
— Папенька запретил нам с вами общаться, — стянула я ворох листов атласной лентой.
— Папенька?
— Арман де Шанвер, — пояснила я любезно, — очень по-отечески запретил. Только пока не уверена, ваш он родитель, или все-таки мой.
Брюссо рассмеялся:
— Божественно острый язычок сверх прочих талантов. Откуда вы все это знаете?
— Простите?
— О географии, Катарина.
— Есть такая штука, — негромко сообщила я, предварительно посмотрев по сторонам, — называется — карты, на них, сударь, все написано.
И рассмеялась, когда собеседник понял, что я его разыгрываю:
— А с Океаном мне просто повезло. Купидончик как раз за обедом…
— Купидончик?
— Эмери де Шанвер. Мы с подругами-оватками так его называем из-за броши.
Виктор кивнул:
— Это элемент герба Сент-Эмура. И что же Купидончик?
— От него я узнала о магии больше, чем на лекциях.
— Шанверы — старинная магическая фамилия, разумеется герцог с пеленок готовил сыновей к Заотару.
Мне вспомнилась подслушанная в дороге беседа священников-филидов, Симона и Анри.
— А разве студенты не приносят страшных клятв, что все, что происходит в академии в ней же и остается? — спросила я. — Или аристократам можно?
— Нет, нет, Кати. — Юноша протестующе замахал руками. — Разумеется, существуют клятвы, вы сами принесете одну из них перед каникулами, но…
Мы неторопливо шли по длинному подвесному коридору — переходу из башни Аквамарин в Сапфирную. Излишне неторопливо, как мне показалось. Все прочие филиды давно исчезли вдалеке, поэтому я невольно оказалась наедине с молодым аристократом.
Он, наконец, нашел нужные слова:
— Одно дело, рассказывать то, что запрещено, совсем другое — зная, что ждет отпрыска в академии, готовить его к этому, никак не поясняя.
«О! Какое изощренное коварство!» — подумала я, а потом вспомнила, что мой попутчик месье Туржан, или брат Симон, если угодно, поступил точно таким же образом, подарил мне свою булавку-брошь, чтоб мне было чем проколоть палец на экзамене. Ничего не рассказал, но подготовил.
У портшезной колонны Сапфирной башни мы с попутчиком остановились, поджидая кабинку.
Что ж, Кати, сейчас самое время отвергнуть авансы Виктора. Да, как велел тебе Арман, но вовсе не поэтому. Ты поступила в Заотар, чтоб учиться, а не флиртовать. И, давай начистоту, этот молодой человек тебе даже не нравится.
Портшез подъехал, дверца-решетка отодвинулась.
— Прошу, мадемуазель, — повел рукой в приглашающем жесте де Брюссо.
— Благодарю за приятную беседу.
— Она продолжится, — шепнул аристократ, сжимая мои плечи и подталкивая в кабинку.
Он собирается втиснуться туда вместе со мной? Извиваясь всем телом, я уцепилась пальцами за решетку:
— Немедленно оставьте меня в покое, Брюссо!
— Полевой цветочек упрямится? — Жадные руки сминали мои фижмы. — Ну же, Кати, от тебя не убудет. Тем более, вспомни, кто вчера сражался с противным Гастоном за твою хорошенькую персону.
Конспекты упали на пол, и, хотя листы не разлетелись, связанные лентой, это стало последней каплей. Отпустив решетку, я резко развернулась на каблуках и, пользуясь тем, что мужчине пришлось отступить, заехала кулаком ему в нос. Месье Петруччо, мой садовник с виллы Гаррель, назвал бы этот удар прямым и похвалил бы как его силу, так и скорость.
Брюссо выругался, зажал нос ладонью, его манжета пестрела алыми пятнами. Времени любоваться у меня не было, я сгребла конспект в охапку и, юркнув в портшез, задвинула дверь.
— Нижний этаж Сапфирной башни, мадам Информасьен, будьте любезны.
Виктор тряс решетку снаружи:
— Я обращался с тобой как с королевой, Шоколадница, а ты этого не оценила. Прав был Арман…
Отвечать я не собиралась. Зачем? И так все понятно. Брюссо получил окончательную отставку по носу, я — еще одного врага.
Кабинка тронулась, медленно сползая вниз. Окровавленный лик бывшего поклонника сменила каменная кладка. Я опустилась на сиденье и стала приводить в порядок конспект. Портшез дернулся, раздался скрип металла о металл и негромкое сообщение Информасьен:
— Гидравлика шахты нарушена, придется подождать.
«Как долго? Насколько серьезно повреждение? Оно связано с открытием Дождевых врат?» — подумала я, но озвучить не успела. Над головой, в покинутом фойе, раздавались голоса.
— Виктор, какой кошмар! Кто это с тобой сделал?
— Неужели непонятно, Лавиния, нашего шевалье приласкала босоногая лавочница. — Это говорила де Бофреман. — И только воспитание не позволяет мне добавить еще один штрих к портрету страдальца. Болван!
Третья девушка хихикнула:
— Однако, какая дикарка эта Гаррель! Избить мужчину, по лицу…
— Отошли своих болонок, — пробормотал де Брюссо, — иначе я не сдержусь и пну ближайшую сучку.
— Пажо, дю Ром, — скомандовала Мадлен, — выйдите в коридор. Ну, дорогой, теперь можешь не сдерживаться, поплачь на груди своей верной…
— Говори на перевертансе, — перебил ее молодой человек, — уверен, собачонки подслушивают.
— Итак, Шоколадница дала тебе от ворот поворот?
— Видимо, в расчете на более жирную добычу. — До меня донесся сокрушенный вздох. — Что ж, Брюссо умеют признавать проигрыши.
— Раз уж у них нет ни денег ни положения, чтоб добиться победы.
— Я был галантен, Мадлен, предупредителен и вежлив.
— Но Шоколадницы хотят денег и власти.
— Какие ножки…
— Умело выставляемые на всеобщее обозрение без чулок. Но не печалься, малыш, наглая простолюдинка не сможет откусить от того, на что нацелилась.
— Ты так говоришь, потому что Шанвер ею не интересуется.
— Именно.
— Но когда ты думала… Тогда твои речи были совсем иными.
Девушка саркастично рассмеялась:
— Что было, то прошло. Арман ненавидит притворщицу Катарину, меня это радует. Однако, милый, кто мог предположить, что какая-то провинциальная дурочка сможет в первый же день впечатлить Скалигера.
— Боишься потерять звание самой умной девы Заотара, Мадлен? Не стоит. Шоколаднице просто повезло, Эмери набросал подружке ворох фактов и названий за обедом.
— Пузатик неплох, даже Арман это признает.
— Когда не орет на него за проступки… Да где же портшез? — Виктор перешел на нормальный язык. — Информасьен! Дохлая ты корова! Подай кабинку!
Мне на голову посыпались какие-то опилки, сверху колотили по колонне.
— Информасьен, — сказала Информасьен. — Гидравлика шахты нарушена. Студентам предлагается воспользоваться переходом из Сапфирной башни к цитадели Равенства.
— Смотри, нам открыли коридор, — обрадовалась де Бофреман, — пойдем, милый.
Некоторое время ничего не происходило, потом раздался стук каблучков.
— Анриетт, нас что, бросили?
— Не бросили, Лавиния, о нас забыли. Задавака Мадлен. Ах, я такая умная и красивая, такая великолепная, только я могу болтать с мужчинами на их мужском тайном языке!
— Ты ревнуешь? Признайся, ты до обморока влюблена в де Брюссо, а он… хи-хи… не обращает на тебя никакого внимания.
— Зато он обратил его на Катарину Гаррель.
— Пфф, Шоколадница! Ее популярность скоро сойдет на нет. Вспомни, сколько их уже было в академии, свеженьких пейзанок, до которых так охочи наши шевалье. И где они теперь?
— Прислуживают Мадлен де Бофреман? — вздохнула Анриетт. — Знаешь, что мне любопытно? Каким именно заклинанием наша «госпожа самая умная красавица и самая красивая умница»…
Голоса «фрейлин» отдалялись. Видимо, девушки тоже ушли открытым коридором в цитадель Равенства. Наступила тишина, светильник на потолке кабинки мягко мерцал. Мне стало скучно. Размышление над подслушанными разговорами заняли минуты три от силы. Чего там сложного? Бофреман опасается соперничества в учебе, Виктор обижен, Анриетт в него влюблена. Ничего не упустила? За разбитый нос некоего шевалье стыдно не было, болван получил по заслугам, немного жалко, что точно так же я не обошлась сегодня с другим носом, длинным таким, с горбинкой и четкими ноздрями. Нужно было его свернуть, а не тискаться с его обладателем в закутке библиотеки.
— Мадам Информасьен, — позвала я вполголоса, — поговорите со мной.
Она не ответила. Я почитала конспекты, вписала несколько комментариев под лекцией мэтра Скалигера, повторила мудры, заполнила новый лист прописями.
Ну хорошо, мадам-призрак общаться не желает, но существуют же и другие. Барон де Дас, например. С экзамена я не получала от него ни строчки.
Я вздохнула. Экзамен был позавчера, а по ощущениям, сто лет назад, столько событий вместилось в этот временной отрезок.
«Донасьен Альфонс Франсуа барон де Дас, — написала я внизу страницы, — дражайший посмертный почетный синьор…»
Так, что дальше? Нельзя же вот так запросто пригласить ректора, пусть даже покойного, поболтать? Нужно придумать повод, например, вопрос, на который может ответить только великий маг. Но вопросов у меня не было, ни одного.
Арман де Шанвер, маркиз Делькамбр пробыл оватом совсем недолго, наверное, поэтому пастораль Лавандера, выйти в которую можно было только через зеленый этаж дортуара, не успела ему наскучить. Друзья об этом знали, пикник по случаю воссоединения после долгих каникул было решено провести именно там, у речушки, лениво извивающейся среди изумрудных полей.
Блистательная четверка: Дионис Лузиньяк, Арман де Шанвер, Виктор де Брюссо и Мадлен де Бофреман опять вместе. Лучшие друзья, партнеры по детским проказам, товарищи в учебе. В прошлом году, когда Арману и Дионису удалось пройти испытание и шагнуть на белую ступень Заотара, многие в академии предполагали, что наконец «четверка» распадется, но эти «многие» ошибались. Дружбе, проверенной временем, шутка ли, почти десять лет, ничто не могло помешать.
Арман выбрался из воды, растянулся на подстилке во весь рост. Мокрая одежда липла к телу, даря прохладу. Разумеется, если бы Мадлен не притащила на пикник своих… как их там? … Лавинию с Анриетт, можно было бы купаться нагишом. Но посторонние девицы… Впрочем, друзей Шанвера их присутствие не останавливало. Мадлен, обнаженная и прекрасная как нимфа, плескалась с Дионисом на мелководье. Виктор, нисколько не смущаясь, наслаждался солнцем, подставляя под его лучи о один бок, то другой. Девицы краснели, прятали глаза, но уйти не смели. Увы, такова плата за близость к великолепной Мадлен. Королева, звезда, единственная дама, допущенная в мужскую компанию. И верный друг.
Арман был благодарен ей за помощь. Когда несколько лет назад при дворе прошел слушок, что герцог Сент-Эмур желает для наследника династического брака с принцессой сопредельной державы, Бофреман сама предложила Шанверу обручиться.
— Родители от тебя не отстанут, — сказала она, — откажешься от этой партии, предложат другую, мачеха спит и видит, чтоб отправить тебя как можно дальше из столицы. Так мы, по крайней мере, выиграем время, ты закончишь учебу.
И Арман согласился. Разумеется, с точки зрения общества, это был тот еще мезальянс. Мачеха билась в истерике, отец… Впрочем, отец решал очень мало. Арман представил мадемуазель Бофреман его величеству, нанес на ее запястья брачные знаки у алтаря, подставил руки, чтоб Мадлен сделала то же самое. Вот и все. Символический обряд, краска довольно скоро смылась, герцогиня с месяц болела от расстроенных чувств, но в конце концов смирилась.
Для молодых людей не изменилось ровным счетом ничего. Они все так же дружили, оттачивали магическое искусство, постигали тайны и жили обычной студенческой жизнью.
Мадлен выбралась на берег и теперь, изогнувшись, выжимала мокрые волосы. «Прекрасная как нимфа, — подумал Арман, глядя на свою невесту, — какая жалость, что я ее нисколько не хочу».
Мадлен хотела, у них даже было несколько приятных моментов страсти. В конце концов, Шанвер молодой мужчина, она — не простолюдинка, держащаяся за свою невинность, в отсутствие других достоинств. Было… И сейчас время от времени происходит, но приятность процесса потускнела.
Я подняла руку и, когда учитель кивнул, неуверенно сказала:
— Брикс?
Глаза у Скалигера тоже были как-будто птичьи, он проделал ими дыру у меня во лбу:
— Плюс десять.
Я выдохнула. Но расслабляться было рано. Опрос продолжался и теперь, когда я поняла, что касается он мест не магических, а вполне реальных, собиралась немного на нем заработать.
Разумеется, забрать себе все не удалось, в аудитории было человек сорок, и мэтр называл каждого. Если студент не отвечал, тогда другие тянули вверх руки. Я свою поднимала каждый раз.
Когда преподаватель счел нашу память достаточно освеженной, он перешел непосредственно к теме лекции.
Я схватила перо и вывела на листе: «Места магических разломов».
О, как это было интересно! Оказывается, все географические объекты, пространство которых истончилось под действием мощных заклинаний, находились на строгом учете в каждом королевстве. В той самой Равенне местом силы был остров Потам, в Хельвии — волшебный лес Шварцвальд, у нас, в Лавандере — Заотар. Там творились чудеса, но оттуда могла также исходить опасность.
— Все слышали сегодня о разрушении Дождевых врат? Опустите руки, знаю, что слышали. Наши безупречные воины прямо в этот самый момент уничтожают угрозу из другого мира. Ну, кто знает, что за мир?
Моя рука взметнулась вверх еще до того как я подумала, что поднимать ее не стоит.
— Гаррель? — удивился Скалигер. — Вы и здесь хотите блеснуть? Ну, попробуйте.
— Океан.
— Браво, мадемуазель. И чем же Океан так нам опасен? Кровожадными тварями?
Я отчаянно покраснела, но ответила:
— Простите, мэтр, мне придется озвучить не знание, а всего лишь свои предположения. Мир за Дождевыми вратами — водный, если их открыть, вода хлынет к нам и будет литься, пока уровень ее не сравняется в обоих наших мирах.
— Какая нелепая чушь, — фыркнула с задней парты какая-то мадемуазель.
— Не чушь, — обернувшись, я встретила взгляд серых глаз Мадлен де Бофреман, — в сообщающихся сосудах уровни однородных жидкостей равны. Это ведь…— невероятно смутившись от раздавшихся смешков, я закончила лепетом: — Все это знают.
— Лет триста, Бофреман, — подтвердил учитель, — знают все, кроме вас.
И, переждав приступ гомерического хохота нескольких десятков студентов, продолжил лекцию.
Когда урок закончился и мэтр Скалигер с нами, болванами, попрощался, я заглянула в «Свод законов», чтоб выяснить, где будет история. Но ее, к несчастью, отменили. Видимо, монсиньор Дюпере все еще занимался починкой Дождевых врат.
«Библиотека в Цитадели Знаний закрыта до новых распоряжений» — синела приписка под расписанием.
Что ж, тогда я могу отправиться в галерею Перидот, чтоб промотать пять корон на новые чулки. Тем более, что мои голые ноги зябли от сквозняка. Ох не зря зала Ветров получила свое название.
Минуточку. Зябнут? Значит, мудра рыжего Диониса развеялась? И мне не придется разыскивать сорбира? Слава Партолону и всем святым покровителям!
— Улыбка мадемуазель Кати сияет ярче солнца, — интимно шепнул Виктор, останавливаясь у моей парты.
Нужно будет, кроме чулок, приобрести бечеву и толстую иголку, и, если хватит денег, картона для обложек. Конспекты необходимо сшить, иначе я скоро в них запутаюсь.
— Папенька запретил нам с вами общаться, — стянула я ворох листов атласной лентой.
— Папенька?
— Арман де Шанвер, — пояснила я любезно, — очень по-отечески запретил. Только пока не уверена, ваш он родитель, или все-таки мой.
Брюссо рассмеялся:
— Божественно острый язычок сверх прочих талантов. Откуда вы все это знаете?
— Простите?
— О географии, Катарина.
— Есть такая штука, — негромко сообщила я, предварительно посмотрев по сторонам, — называется — карты, на них, сударь, все написано.
И рассмеялась, когда собеседник понял, что я его разыгрываю:
— А с Океаном мне просто повезло. Купидончик как раз за обедом…
— Купидончик?
— Эмери де Шанвер. Мы с подругами-оватками так его называем из-за броши.
Виктор кивнул:
— Это элемент герба Сент-Эмура. И что же Купидончик?
— От него я узнала о магии больше, чем на лекциях.
— Шанверы — старинная магическая фамилия, разумеется герцог с пеленок готовил сыновей к Заотару.
Мне вспомнилась подслушанная в дороге беседа священников-филидов, Симона и Анри.
— А разве студенты не приносят страшных клятв, что все, что происходит в академии в ней же и остается? — спросила я. — Или аристократам можно?
— Нет, нет, Кати. — Юноша протестующе замахал руками. — Разумеется, существуют клятвы, вы сами принесете одну из них перед каникулами, но…
Мы неторопливо шли по длинному подвесному коридору — переходу из башни Аквамарин в Сапфирную. Излишне неторопливо, как мне показалось. Все прочие филиды давно исчезли вдалеке, поэтому я невольно оказалась наедине с молодым аристократом.
Он, наконец, нашел нужные слова:
— Одно дело, рассказывать то, что запрещено, совсем другое — зная, что ждет отпрыска в академии, готовить его к этому, никак не поясняя.
«О! Какое изощренное коварство!» — подумала я, а потом вспомнила, что мой попутчик месье Туржан, или брат Симон, если угодно, поступил точно таким же образом, подарил мне свою булавку-брошь, чтоб мне было чем проколоть палец на экзамене. Ничего не рассказал, но подготовил.
У портшезной колонны Сапфирной башни мы с попутчиком остановились, поджидая кабинку.
Что ж, Кати, сейчас самое время отвергнуть авансы Виктора. Да, как велел тебе Арман, но вовсе не поэтому. Ты поступила в Заотар, чтоб учиться, а не флиртовать. И, давай начистоту, этот молодой человек тебе даже не нравится.
Портшез подъехал, дверца-решетка отодвинулась.
— Прошу, мадемуазель, — повел рукой в приглашающем жесте де Брюссо.
— Благодарю за приятную беседу.
— Она продолжится, — шепнул аристократ, сжимая мои плечи и подталкивая в кабинку.
Он собирается втиснуться туда вместе со мной? Извиваясь всем телом, я уцепилась пальцами за решетку:
— Немедленно оставьте меня в покое, Брюссо!
— Полевой цветочек упрямится? — Жадные руки сминали мои фижмы. — Ну же, Кати, от тебя не убудет. Тем более, вспомни, кто вчера сражался с противным Гастоном за твою хорошенькую персону.
Конспекты упали на пол, и, хотя листы не разлетелись, связанные лентой, это стало последней каплей. Отпустив решетку, я резко развернулась на каблуках и, пользуясь тем, что мужчине пришлось отступить, заехала кулаком ему в нос. Месье Петруччо, мой садовник с виллы Гаррель, назвал бы этот удар прямым и похвалил бы как его силу, так и скорость.
Брюссо выругался, зажал нос ладонью, его манжета пестрела алыми пятнами. Времени любоваться у меня не было, я сгребла конспект в охапку и, юркнув в портшез, задвинула дверь.
— Нижний этаж Сапфирной башни, мадам Информасьен, будьте любезны.
Виктор тряс решетку снаружи:
— Я обращался с тобой как с королевой, Шоколадница, а ты этого не оценила. Прав был Арман…
Отвечать я не собиралась. Зачем? И так все понятно. Брюссо получил окончательную отставку по носу, я — еще одного врага.
Кабинка тронулась, медленно сползая вниз. Окровавленный лик бывшего поклонника сменила каменная кладка. Я опустилась на сиденье и стала приводить в порядок конспект. Портшез дернулся, раздался скрип металла о металл и негромкое сообщение Информасьен:
— Гидравлика шахты нарушена, придется подождать.
«Как долго? Насколько серьезно повреждение? Оно связано с открытием Дождевых врат?» — подумала я, но озвучить не успела. Над головой, в покинутом фойе, раздавались голоса.
— Виктор, какой кошмар! Кто это с тобой сделал?
— Неужели непонятно, Лавиния, нашего шевалье приласкала босоногая лавочница. — Это говорила де Бофреман. — И только воспитание не позволяет мне добавить еще один штрих к портрету страдальца. Болван!
Третья девушка хихикнула:
— Однако, какая дикарка эта Гаррель! Избить мужчину, по лицу…
— Отошли своих болонок, — пробормотал де Брюссо, — иначе я не сдержусь и пну ближайшую сучку.
— Пажо, дю Ром, — скомандовала Мадлен, — выйдите в коридор. Ну, дорогой, теперь можешь не сдерживаться, поплачь на груди своей верной…
— Говори на перевертансе, — перебил ее молодой человек, — уверен, собачонки подслушивают.
— Итак, Шоколадница дала тебе от ворот поворот?
— Видимо, в расчете на более жирную добычу. — До меня донесся сокрушенный вздох. — Что ж, Брюссо умеют признавать проигрыши.
— Раз уж у них нет ни денег ни положения, чтоб добиться победы.
— Я был галантен, Мадлен, предупредителен и вежлив.
— Но Шоколадницы хотят денег и власти.
— Какие ножки…
— Умело выставляемые на всеобщее обозрение без чулок. Но не печалься, малыш, наглая простолюдинка не сможет откусить от того, на что нацелилась.
— Ты так говоришь, потому что Шанвер ею не интересуется.
— Именно.
— Но когда ты думала… Тогда твои речи были совсем иными.
Девушка саркастично рассмеялась:
— Что было, то прошло. Арман ненавидит притворщицу Катарину, меня это радует. Однако, милый, кто мог предположить, что какая-то провинциальная дурочка сможет в первый же день впечатлить Скалигера.
— Боишься потерять звание самой умной девы Заотара, Мадлен? Не стоит. Шоколаднице просто повезло, Эмери набросал подружке ворох фактов и названий за обедом.
— Пузатик неплох, даже Арман это признает.
— Когда не орет на него за проступки… Да где же портшез? — Виктор перешел на нормальный язык. — Информасьен! Дохлая ты корова! Подай кабинку!
Мне на голову посыпались какие-то опилки, сверху колотили по колонне.
— Информасьен, — сказала Информасьен. — Гидравлика шахты нарушена. Студентам предлагается воспользоваться переходом из Сапфирной башни к цитадели Равенства.
— Смотри, нам открыли коридор, — обрадовалась де Бофреман, — пойдем, милый.
Некоторое время ничего не происходило, потом раздался стук каблучков.
— Анриетт, нас что, бросили?
— Не бросили, Лавиния, о нас забыли. Задавака Мадлен. Ах, я такая умная и красивая, такая великолепная, только я могу болтать с мужчинами на их мужском тайном языке!
— Ты ревнуешь? Признайся, ты до обморока влюблена в де Брюссо, а он… хи-хи… не обращает на тебя никакого внимания.
— Зато он обратил его на Катарину Гаррель.
— Пфф, Шоколадница! Ее популярность скоро сойдет на нет. Вспомни, сколько их уже было в академии, свеженьких пейзанок, до которых так охочи наши шевалье. И где они теперь?
— Прислуживают Мадлен де Бофреман? — вздохнула Анриетт. — Знаешь, что мне любопытно? Каким именно заклинанием наша «госпожа самая умная красавица и самая красивая умница»…
Голоса «фрейлин» отдалялись. Видимо, девушки тоже ушли открытым коридором в цитадель Равенства. Наступила тишина, светильник на потолке кабинки мягко мерцал. Мне стало скучно. Размышление над подслушанными разговорами заняли минуты три от силы. Чего там сложного? Бофреман опасается соперничества в учебе, Виктор обижен, Анриетт в него влюблена. Ничего не упустила? За разбитый нос некоего шевалье стыдно не было, болван получил по заслугам, немного жалко, что точно так же я не обошлась сегодня с другим носом, длинным таким, с горбинкой и четкими ноздрями. Нужно было его свернуть, а не тискаться с его обладателем в закутке библиотеки.
— Мадам Информасьен, — позвала я вполголоса, — поговорите со мной.
Она не ответила. Я почитала конспекты, вписала несколько комментариев под лекцией мэтра Скалигера, повторила мудры, заполнила новый лист прописями.
Ну хорошо, мадам-призрак общаться не желает, но существуют же и другие. Барон де Дас, например. С экзамена я не получала от него ни строчки.
Я вздохнула. Экзамен был позавчера, а по ощущениям, сто лет назад, столько событий вместилось в этот временной отрезок.
«Донасьен Альфонс Франсуа барон де Дас, — написала я внизу страницы, — дражайший посмертный почетный синьор…»
Так, что дальше? Нельзя же вот так запросто пригласить ректора, пусть даже покойного, поболтать? Нужно придумать повод, например, вопрос, на который может ответить только великий маг. Но вопросов у меня не было, ни одного.
Глава 10. Безупречный де Шанвер. Арман
Арман де Шанвер, маркиз Делькамбр пробыл оватом совсем недолго, наверное, поэтому пастораль Лавандера, выйти в которую можно было только через зеленый этаж дортуара, не успела ему наскучить. Друзья об этом знали, пикник по случаю воссоединения после долгих каникул было решено провести именно там, у речушки, лениво извивающейся среди изумрудных полей.
Блистательная четверка: Дионис Лузиньяк, Арман де Шанвер, Виктор де Брюссо и Мадлен де Бофреман опять вместе. Лучшие друзья, партнеры по детским проказам, товарищи в учебе. В прошлом году, когда Арману и Дионису удалось пройти испытание и шагнуть на белую ступень Заотара, многие в академии предполагали, что наконец «четверка» распадется, но эти «многие» ошибались. Дружбе, проверенной временем, шутка ли, почти десять лет, ничто не могло помешать.
Арман выбрался из воды, растянулся на подстилке во весь рост. Мокрая одежда липла к телу, даря прохладу. Разумеется, если бы Мадлен не притащила на пикник своих… как их там? … Лавинию с Анриетт, можно было бы купаться нагишом. Но посторонние девицы… Впрочем, друзей Шанвера их присутствие не останавливало. Мадлен, обнаженная и прекрасная как нимфа, плескалась с Дионисом на мелководье. Виктор, нисколько не смущаясь, наслаждался солнцем, подставляя под его лучи о один бок, то другой. Девицы краснели, прятали глаза, но уйти не смели. Увы, такова плата за близость к великолепной Мадлен. Королева, звезда, единственная дама, допущенная в мужскую компанию. И верный друг.
Арман был благодарен ей за помощь. Когда несколько лет назад при дворе прошел слушок, что герцог Сент-Эмур желает для наследника династического брака с принцессой сопредельной державы, Бофреман сама предложила Шанверу обручиться.
— Родители от тебя не отстанут, — сказала она, — откажешься от этой партии, предложат другую, мачеха спит и видит, чтоб отправить тебя как можно дальше из столицы. Так мы, по крайней мере, выиграем время, ты закончишь учебу.
И Арман согласился. Разумеется, с точки зрения общества, это был тот еще мезальянс. Мачеха билась в истерике, отец… Впрочем, отец решал очень мало. Арман представил мадемуазель Бофреман его величеству, нанес на ее запястья брачные знаки у алтаря, подставил руки, чтоб Мадлен сделала то же самое. Вот и все. Символический обряд, краска довольно скоро смылась, герцогиня с месяц болела от расстроенных чувств, но в конце концов смирилась.
Для молодых людей не изменилось ровным счетом ничего. Они все так же дружили, оттачивали магическое искусство, постигали тайны и жили обычной студенческой жизнью.
Мадлен выбралась на берег и теперь, изогнувшись, выжимала мокрые волосы. «Прекрасная как нимфа, — подумал Арман, глядя на свою невесту, — какая жалость, что я ее нисколько не хочу».
Мадлен хотела, у них даже было несколько приятных моментов страсти. В конце концов, Шанвер молодой мужчина, она — не простолюдинка, держащаяся за свою невинность, в отсутствие других достоинств. Было… И сейчас время от времени происходит, но приятность процесса потускнела.
