— Поднимайся, — велела Маура.
Простыня упала к моим ногам. Мельком взглянув в зеркало, я увидела невероятно бледную, сверхчеловечески глазастую и абсолютно голую себя. Высокую башню прически оплетали драгоценные цепи, в звеньях которых мерцали некрупные сапфиры, мочки ушей украшали сапфиры огромные.
— Вот в такие моменты, — Панеттоне подпихнула локтем помощницу, — я жалею, что женщинам обязательно нужно носить платья.
— Дона догаресса прекрасна, — вздохнула Констанс.
И прочие девушки с ней согласились. Похвала, особенно после критики тишайшей свекрови, пролилась бальзамом на мое сердце.
Я приблизилась к манекенам, стоящим у глухой стены. Их было два. На одном висело платье из золотой парчи, на другом — карнавальный наряд.
— Русалка? — спросила я скептично. — Ты же собиралась представить меня морской богиней.
Маура смутилась.
— Дона догаресса выглядит сейчас в точности как Афродита, явившаяся из моря,— хихикнула одна из горничных.
И девицы принялись обсуждать, какой эффект произвело бы мое появление перед публикой в костюме богини любви.
— Прости, — шепнула Панеттоне, — синьора Муэрто заставила всех дворцовых портных шить новые покровы для храма, это все, чего мне удалось добиться.
Русалка так русалка. Подозреваю, что и в этом костюме мне долго красоваться не предстоит. Я нужна Чезаре лишь для официальной части, может он еще до полуночи даст мне развод, и тогда мне пригодилось бы нечто немаркое, в чем удобно будет возвращаться в город.
Парчовое платье давило на плечи, натирало под мышками и поскрипывало при любом движении. Туфельки, носки которых выглядывали из-под подола, обладали скользкой подошвой и неустойчивыми каблуками.
Мне велели зажмуриться и рассыпали над моей головой горсть золотистой пудры.
— Идеально, — решила Маура.
И я поскрипела к выходу. Клюка бы мне сейчас не помешала.
Бал у командора да Риальто. Продолжение
Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.
Дож с догарессой прошествовали в палаццо, и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений — в семействе Муэрто царит мир и любовь.
— Спальня в восточном крыле, — говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, — час после полуночи.
— Мы доставим туда синьору в костюме русалки, — отвечал господин в похожей маске.
— Юный Эдуардо не слишком пьян?
— Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.
— Западное крыло?
— Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.
— А его синьора?
— Она, разве, не в деле?
Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.
Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тем, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.
Командор да Риальто мне понравился. Он излучал добродушие и гостеприимство. И я бы с удовольствием шла под руку с ним, а не с его серенити, но знала, выпусти я руку супруга, моментально плюхнусь на землю. То есть, на ковер, но это дела не меняет.
— Идиотская парча, — бормотала я, семеня на каблуках, — дурацкое золото.
— Скажи спасибо, что тебя не заставляют носить шапку, — утешал Чезаре.
— Тебе хотя бы не вплетают ее в волосы! — Башня прически покачивалась при каждом шаге больно натягивая кожу у висков.
Я злилась. За все время путешествия мне не удалось перекинуться с мужем словечком, зато синьора Муэрто, оказавшаяся с нами на одной галере, слова не экономила. Матрона уселась рядом, изгнав Мауру, и говорила, говорила, говорила… Не со мной. У нее для бесед была дона Раффаэле. Ах, какая, оказывается, распрекрасная жизнь была у Голубки Паолы на ее благословенном Помо-Комо. Море, солнце, быстроногие скакуны для верховых прогулок, скалы, чтоб лазить по ним, тренируя дух и тело. Панеттоне даже поинтересовалась, зачем же дражайшая синьора Раффаэле променяла этот рай на затхлость столицы. Зря спросила. Притворщица покраснела, многозначительно посмотрела на свое кольцо и горестно вздохнула. Любовь, разумеется, любовь. Именно то, что я, по мнению тишайшей свекрови, не могу предложить ее сыночку.
Дона Муэрто похлопала Паолу по плечу и принялась вещать о важности для женщины здоровья, потому что жизнь требует от нас многих усилий, иногда неожиданных. Вот, например, будь некто, кого свекровь не называет, покрепче, ее не шатало бы под весом парчового наряда, она проскакала бы с ним на плечах до острова Риальто, не замочив подола.
— Бьянка, — обратилась я к маркизете, устроившейся у борта, — ты помогла Филомену?
Она помогла, а теперь мило и непритворно краснела:
— Синьор Копальди смог найти для нас только костюм корсара, но синьор Саламандер-Арденте выглядит в нем чудесно.
Влюбленность фрейлины была столь явной, и столь милой, что я улыбнулась. Кажется, братца взяли в оборот.
Когда галера причалила, Артуро принялся отдавать указания, кто и в каком порядке будет выходить.
— Отец, — пробормотала Маура, прижавшись к моему плечу. — Они идет к нам.
— Без супруги?
— Матушка, наверное, осталась у ворот палаццо.
— Дона догаресса, ваша очередь, — сказал синьор Копальди.
— Чезаре, твоя жена не может идти, — сообщила свекровь.
А Паола угодливо хихикнула.
Дож ухватил меня под руку и приподнял:
— Она привыкнет, матушка.
Я старалась. Не привыкнуть, устоять на ногах. Идиотская парча, дурацкое золото.
Дона да Риальто, супруга командора ждала нас у мраморных ворот палаццо. Она была пухленькой и невысокой, только глаза ее, в отличие от глаз дочери, были не голубыми, а янтарно-карими.
Мы обменялись поклонами, ее был глубже. Командор, шествующий в двух шагах позади, пригласил нас следовать дальше. Бросив через плечо быстрый взгляд, я рассмотрела Мауру, бросившуюся в объятия матери. Сам командор дочь приветствиями не удостоил, и я порадовалась, что подруга получит сейчас толику родительской любви.
Во дворе нас встречал юный Эдуардо. Парчи на нем не было, но новый губернатор островов Треугольника едва держался на ногах. Что там говорила Панеттоне? Не злодей, а слабый и управляемый? В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а, заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.
— Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…
— Пустое, губернатор, — перебил Чезаре. — Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.
Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.
— Дона Филомена, — не унимался да Риальто младший, — примите заверения…
Тишайший потянул меня за руку:
— Идем.
Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя, нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.
Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.
Потянулись торжественные речи.
— Ничего не ешь, — велел дож, перехватив мой голодный взор. — Артуро должен сначала все проверить.
— Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.
— Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.
— Неужели? — Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. — Он кажется таким милым.
— Именно, что кажется.
— Филомен сказал мне…
— Замолчи.
Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.
Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:
— Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?
— Вот только нарядами я еще не занимался.
— А я буду русалкой.
Тишайший фыркнул.
— Его серенити не любит русалок?
— Его серенити не за что их любить, — пояснил дож любезно. — Они заколдовали его серенити.
— Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?
— Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.
— А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, — проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.
Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.
— Может, — хрипло спросил дож, — мне удастся утолить печали серениссимы?
Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.
Чезаре его выслушал, поднял приветственно бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.
— Итак, — тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, — на чем мы остановились?
Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтоб не получалось, попросту не хотелось.
— Все хорошо? — весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.
В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.
— Прекрасно!
Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.
— Тесоро…
Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.
— Что ты там говорила об охлаждении? — после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.
— Эдакой малостью моих печалей не утолить.
— А так?
Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:
— Может после случки…
— Гадкое слово.
— Обычное.
— Не произноси его.
— А то что?
— А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.
— Какая нелепая угроза, — фыркнула я. — Всем известно, что для этого нужна кровать.
Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.
Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась:
— Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.
Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказал, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.
— Филомена? —Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. — Наконец я тебя нашла.
— Панеттоне, — всхлипнула я, — представляешь…
— Потом, — перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, — у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть, он не знает, что он ублюдок…
— Карла?
— Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…
— Слава богу!
— Молчи! — Маура шептала едва слышно. — Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.
— У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. — А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года и прикусила язык. — Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.
— Рагацце, — донеслось снаружи негромко.
Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.
— Мы с Чезаре целовались, — сказала я Мауре.
— А потом? — Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.
— Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! — Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.
— Дона догаресса, — Карла присела в реверансе.
Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.
Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице — следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобою мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина, вот, кто такая Карла Маламоко. И ко всему, наша ближайшая подруга, что бы там не было у нее в штанах, то есть, под юбкой.
Я бросилась обниматься:
— Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?
Таккола покачала головой:
— Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.
— Филомена влюблена в мужа, — насплетничала Маура. — А он не может иметь детей. Поэтому, почему-то, перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?
— Что с чем?
— То, что Чезаре бесплоден мешает ему исполнить супружеский долг?
— Дурацкий вопрос, — перебила я. — С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?
— Паола говорит, что да, — наморщила лоб Панеттоне. — Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.
— После этого он ни с кем не спал? — требовательно уставилась я на Карлу. — Ну, вы кузены, ты должна знать.
— Наверное, спал, — ответила Таккола слегка смущенно, — холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.
— Спрошу по другому, — я многозначительно понизила голос. — У него были женщины в плотском реальном смысле, или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтоб как-то компенсировать во мнении света свой изъян?
— У меня сейчас лопнет голова, — пожаловалась Карла. — Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.
В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.
Бесплодие, или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мною овладеть. Дело во мне, или все же в нем?
— Может, ты не умеешь соблазнять? — предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась, и я озвучила свои подозрения вслух.
Девушка выглянула наружу и подмигнула:
— Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по дурацки.
Я рассеянно кивнула:
— Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?
— Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.
— Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.
И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.
Простыня упала к моим ногам. Мельком взглянув в зеркало, я увидела невероятно бледную, сверхчеловечески глазастую и абсолютно голую себя. Высокую башню прически оплетали драгоценные цепи, в звеньях которых мерцали некрупные сапфиры, мочки ушей украшали сапфиры огромные.
— Вот в такие моменты, — Панеттоне подпихнула локтем помощницу, — я жалею, что женщинам обязательно нужно носить платья.
— Дона догаресса прекрасна, — вздохнула Констанс.
И прочие девушки с ней согласились. Похвала, особенно после критики тишайшей свекрови, пролилась бальзамом на мое сердце.
Я приблизилась к манекенам, стоящим у глухой стены. Их было два. На одном висело платье из золотой парчи, на другом — карнавальный наряд.
— Русалка? — спросила я скептично. — Ты же собиралась представить меня морской богиней.
Маура смутилась.
— Дона догаресса выглядит сейчас в точности как Афродита, явившаяся из моря,— хихикнула одна из горничных.
И девицы принялись обсуждать, какой эффект произвело бы мое появление перед публикой в костюме богини любви.
— Прости, — шепнула Панеттоне, — синьора Муэрто заставила всех дворцовых портных шить новые покровы для храма, это все, чего мне удалось добиться.
Русалка так русалка. Подозреваю, что и в этом костюме мне долго красоваться не предстоит. Я нужна Чезаре лишь для официальной части, может он еще до полуночи даст мне развод, и тогда мне пригодилось бы нечто немаркое, в чем удобно будет возвращаться в город.
Парчовое платье давило на плечи, натирало под мышками и поскрипывало при любом движении. Туфельки, носки которых выглядывали из-под подола, обладали скользкой подошвой и неустойчивыми каблуками.
Мне велели зажмуриться и рассыпали над моей головой горсть золотистой пудры.
— Идеально, — решила Маура.
И я поскрипела к выходу. Клюка бы мне сейчас не помешала.
Глава 2
Бал у командора да Риальто. Продолжение
Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.
Дож с догарессой прошествовали в палаццо, и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений — в семействе Муэрто царит мир и любовь.
— Спальня в восточном крыле, — говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, — час после полуночи.
— Мы доставим туда синьору в костюме русалки, — отвечал господин в похожей маске.
— Юный Эдуардо не слишком пьян?
— Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.
— Западное крыло?
— Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.
— А его синьора?
— Она, разве, не в деле?
Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.
Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тем, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.
Командор да Риальто мне понравился. Он излучал добродушие и гостеприимство. И я бы с удовольствием шла под руку с ним, а не с его серенити, но знала, выпусти я руку супруга, моментально плюхнусь на землю. То есть, на ковер, но это дела не меняет.
— Идиотская парча, — бормотала я, семеня на каблуках, — дурацкое золото.
— Скажи спасибо, что тебя не заставляют носить шапку, — утешал Чезаре.
— Тебе хотя бы не вплетают ее в волосы! — Башня прически покачивалась при каждом шаге больно натягивая кожу у висков.
Я злилась. За все время путешествия мне не удалось перекинуться с мужем словечком, зато синьора Муэрто, оказавшаяся с нами на одной галере, слова не экономила. Матрона уселась рядом, изгнав Мауру, и говорила, говорила, говорила… Не со мной. У нее для бесед была дона Раффаэле. Ах, какая, оказывается, распрекрасная жизнь была у Голубки Паолы на ее благословенном Помо-Комо. Море, солнце, быстроногие скакуны для верховых прогулок, скалы, чтоб лазить по ним, тренируя дух и тело. Панеттоне даже поинтересовалась, зачем же дражайшая синьора Раффаэле променяла этот рай на затхлость столицы. Зря спросила. Притворщица покраснела, многозначительно посмотрела на свое кольцо и горестно вздохнула. Любовь, разумеется, любовь. Именно то, что я, по мнению тишайшей свекрови, не могу предложить ее сыночку.
Дона Муэрто похлопала Паолу по плечу и принялась вещать о важности для женщины здоровья, потому что жизнь требует от нас многих усилий, иногда неожиданных. Вот, например, будь некто, кого свекровь не называет, покрепче, ее не шатало бы под весом парчового наряда, она проскакала бы с ним на плечах до острова Риальто, не замочив подола.
— Бьянка, — обратилась я к маркизете, устроившейся у борта, — ты помогла Филомену?
Она помогла, а теперь мило и непритворно краснела:
— Синьор Копальди смог найти для нас только костюм корсара, но синьор Саламандер-Арденте выглядит в нем чудесно.
Влюбленность фрейлины была столь явной, и столь милой, что я улыбнулась. Кажется, братца взяли в оборот.
Когда галера причалила, Артуро принялся отдавать указания, кто и в каком порядке будет выходить.
— Отец, — пробормотала Маура, прижавшись к моему плечу. — Они идет к нам.
— Без супруги?
— Матушка, наверное, осталась у ворот палаццо.
— Дона догаресса, ваша очередь, — сказал синьор Копальди.
— Чезаре, твоя жена не может идти, — сообщила свекровь.
А Паола угодливо хихикнула.
Дож ухватил меня под руку и приподнял:
— Она привыкнет, матушка.
Я старалась. Не привыкнуть, устоять на ногах. Идиотская парча, дурацкое золото.
Дона да Риальто, супруга командора ждала нас у мраморных ворот палаццо. Она была пухленькой и невысокой, только глаза ее, в отличие от глаз дочери, были не голубыми, а янтарно-карими.
Мы обменялись поклонами, ее был глубже. Командор, шествующий в двух шагах позади, пригласил нас следовать дальше. Бросив через плечо быстрый взгляд, я рассмотрела Мауру, бросившуюся в объятия матери. Сам командор дочь приветствиями не удостоил, и я порадовалась, что подруга получит сейчас толику родительской любви.
Во дворе нас встречал юный Эдуардо. Парчи на нем не было, но новый губернатор островов Треугольника едва держался на ногах. Что там говорила Панеттоне? Не злодей, а слабый и управляемый? В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а, заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.
— Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…
— Пустое, губернатор, — перебил Чезаре. — Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.
Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.
— Дона Филомена, — не унимался да Риальто младший, — примите заверения…
Тишайший потянул меня за руку:
— Идем.
Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя, нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.
Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.
Потянулись торжественные речи.
— Ничего не ешь, — велел дож, перехватив мой голодный взор. — Артуро должен сначала все проверить.
— Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.
— Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.
— Неужели? — Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. — Он кажется таким милым.
— Именно, что кажется.
— Филомен сказал мне…
— Замолчи.
Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.
Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:
— Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?
— Вот только нарядами я еще не занимался.
— А я буду русалкой.
Тишайший фыркнул.
— Его серенити не любит русалок?
— Его серенити не за что их любить, — пояснил дож любезно. — Они заколдовали его серенити.
— Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?
— Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.
— А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, — проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.
Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.
— Может, — хрипло спросил дож, — мне удастся утолить печали серениссимы?
Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.
Чезаре его выслушал, поднял приветственно бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.
— Итак, — тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, — на чем мы остановились?
Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтоб не получалось, попросту не хотелось.
— Все хорошо? — весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.
В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.
— Прекрасно!
Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.
— Тесоро…
Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.
— Что ты там говорила об охлаждении? — после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.
— Эдакой малостью моих печалей не утолить.
— А так?
Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:
— Может после случки…
— Гадкое слово.
— Обычное.
— Не произноси его.
— А то что?
— А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.
— Какая нелепая угроза, — фыркнула я. — Всем известно, что для этого нужна кровать.
Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.
Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась:
— Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.
Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказал, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.
— Филомена? —Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. — Наконец я тебя нашла.
— Панеттоне, — всхлипнула я, — представляешь…
— Потом, — перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, — у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть, он не знает, что он ублюдок…
— Карла?
— Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…
— Слава богу!
— Молчи! — Маура шептала едва слышно. — Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.
— У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. — А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года и прикусила язык. — Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.
— Рагацце, — донеслось снаружи негромко.
Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.
— Мы с Чезаре целовались, — сказала я Мауре.
— А потом? — Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.
— Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! — Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.
— Дона догаресса, — Карла присела в реверансе.
Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.
Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице — следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобою мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина, вот, кто такая Карла Маламоко. И ко всему, наша ближайшая подруга, что бы там не было у нее в штанах, то есть, под юбкой.
Я бросилась обниматься:
— Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?
Таккола покачала головой:
— Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.
— Филомена влюблена в мужа, — насплетничала Маура. — А он не может иметь детей. Поэтому, почему-то, перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?
— Что с чем?
— То, что Чезаре бесплоден мешает ему исполнить супружеский долг?
— Дурацкий вопрос, — перебила я. — С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?
— Паола говорит, что да, — наморщила лоб Панеттоне. — Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.
— После этого он ни с кем не спал? — требовательно уставилась я на Карлу. — Ну, вы кузены, ты должна знать.
— Наверное, спал, — ответила Таккола слегка смущенно, — холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.
— Спрошу по другому, — я многозначительно понизила голос. — У него были женщины в плотском реальном смысле, или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтоб как-то компенсировать во мнении света свой изъян?
— У меня сейчас лопнет голова, — пожаловалась Карла. — Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.
В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.
Бесплодие, или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мною овладеть. Дело во мне, или все же в нем?
— Может, ты не умеешь соблазнять? — предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась, и я озвучила свои подозрения вслух.
Девушка выглянула наружу и подмигнула:
— Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по дурацки.
Я рассеянно кивнула:
— Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?
— Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.
— Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.
И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.
