В незапамятные времена ледник принес сюда три камня и растаял. А камни остались лежать. Мелькали года, шли века, ползли эпохи. Почти всегда над камнями шумел лес, проносились тени животных с их короткими жизнями. Временами случались пожары, и на пепелище вырастал новый бор. Сосновый подрост сменялся могучими деревьями, которые падали, давая место молодым. И все начиналось сызнова. А камни лежали – неподвижные, как точка отсчета.
Однажды к камням, шатаясь, вышел человек в балахоне из шкур. Волосы его были заплетены во множество косиц, каждая продолжена сыромятным шнурком, на котором висел амулет. Балахон казался мохнатым из-за обилия кожаных лент с подвешенными фигурками. Лицо человека скрывала бахрома из косиц и шнурков, свисающих с шапки, украшенной синими полосатыми перьями. Человек хрипло дышал. Левую руку он судорожно прижимал к груди. Добравшись до камня, почти упал на него. Отдышавшись, позвал:
- Эйя.
Несмотря на крайнее физическое изнеможение, голос его прозвучал властно.
Из-за камня, согнувшись в три погибели, выползла женщина. Она подала человеку в мохнатом балахоне бубен и колотушку и тут же юркнула под защиту камня.
Человек взял колотушку, отнял от груди руку, открыв пятно крови - яркое посередине и бурое по краям – омочил в крови колотушку и провел ею по бубну. Сухая кожа, распяленная на ивовом обруче, зашептала. Казалось, заговорили рисунки, покрывающие бубен. Человек отвечал им легкими ударами колотушки. Постепенно удары делались сильнее и ритмичнее, человек встал на ноги, не обращая внимания на расползающееся по груди кровавое пятно. Теперь бубен стучал, как громадное сердце, потом зарокотал. Человек присоединил к рокоту свой голос. Людям – горстке женщин и детей, уцелевшим после набега чужого племени – казалось, что шаману вторят голоса иного мира, и они с ужасом и благоговением внимали им.
Шаман расставил для устойчивости ноги, поднял бубен и сильно ударил в него.
Бумммм!
По воздуху прошла великая, невидимая волна. Сотряслись и зашумели сосны. Посыпались шишки и сломанные ветки. Люди за камнями упали на землю и закрыли головы руками. Все, кроме женщины, которая несла за раненым шаманом бубен.
Шаман запрокинул голову. Шатаясь, он кое-как держался на ногах. Камлание необходимо было закончить, но жизнь утекала из него вместе с кровью.
Бумммм!!!
Подлесок зашевелился, пропуская людей с копьями. Они пришли на звук бубна. Пригнувшись, как от вихря, от удара новой волны, пришельцы тупо подивились такому явлению, но тут же забыли о нем и радостно зареготали, увидев беглецов. Странно, что женщины с ребятишками даже не шелохнулись при их появлении. Все сжались на земле, как испуганные черепахи, и только одна женщина, стоя на коленях и вытянув шею, смотрела на непонятного человека, гремящего меж камней. Племя чужаков ничего не знало про шаманов.
Охотник, шедший впереди, схватил эту женщину за волосы.
Лицо шамана напоминало оскаленный лосиный череп, высохший под солнцем – таким бледным и изможденным оно стало. Он упал бы, если бы духи-помощники не держали его. Глаза шамана уже потухли для земного мира. Он не видел чужаков, не слышал, как вскрикнула женщина. Но рука, направленная духами, сделала последнее верное движение.
Бумммм!!!!!
Духи-помощники умчались прочь. Безвольное тело ничком рухнуло меж камней, руки разжались, выронив бубен и колотушку.
Невидимая волна от последнего удара понеслась во все стороны, сметая и давя чужаков, круша вековые сосны, перемешивая тела врагов с лесной подстилкой. Неподвижными остались лишь камни и люди возле них.
Когда стволы перестали ломаться и улеглись звездообразно вокруг места камлания, женщина, что несла за шаманом бубен, поднялась на ноги. Она подкралась к неподвижному телу, но не посмела коснуться его, лишь погладила воздух над головой.
Из-за камней стали выползать уцелевшие соплеменники. Жалкое это было зрелище. Однако лесные жители умело и споро сложили над телом своего шамана костер; старуха, несшая в обмазанной глиной плетенке уголья, раздула огонь.
Гигантский костер запылал, возвращая трем мирам тело и душу шамана. Когда он потух, печальная вереница двинулась прочь, в неведомое.
А камни лежали и лежали. Время шло, и однажды другие люди, одетые в лапти и серые рубахи, сожгли часть леса, обнажив землю до самой реки. Они построили серые дома и стали ежегодно засевать поле.
Они поселились здесь. Постепенно поле превратилось в луг, который косили сперва косами, а потом - машинами; река обмелела, лес измельчал, зато поселение разрослось вширь и ввысь, обзавелось серой гладкой дорогой с протянутыми вдоль нее проводами, а за поселком, уходя все дальше в лес, разрасталось кладбище.
Камни лежали на опушке леса.
Теперь между ними горел костер, его сполохи выхватывали из темноты ребячьи фигуры. Небо со спелыми августовскими звездами бережно накрывало округу, лес, речку и берег с отросшей травой. Ребята так часто приходили сюда, что у камней сами собой появились имена: Кабан, Белый и Трон.
В то лето случилось чудо. Ленка Воробьева, голенастая и горластая деревенская девчонка вдруг превратилась в волшебное создание со стройными загорелыми ногами, черными кудрями, в которые она время от времени вплетала какие-то мятые и тоже волнистые ленты, с движениями, словно танец, с колдовскими улыбкой и глазами.
Именно из-за нее к маленькой компании присоединился Игорь из заречной деревни Губаново. Иногда он переплывал коварную быструю Ярутку, иногда делал крюк в пару километров и переходил реку по мосту. Никто этому не удивлялся: хочет человек – и ходит.
Елена Волшебная была милостива с ним и кокетничала. Впрочем, она кокетничала со всеми, с целым миром, даже с комарами, даже со скрипучей калиткой у бабушкиного дома, возле которой расставалась с провожатыми, даже с разношенными шлепанцами, которые то и дело соскальзывали с ее узких загорелых ступней.
Из ребят более других она интересовалась Антоном. Во-первых, он приехал всего две недели назад, во-вторых, приехал из Питера, в-третьих, единственный из всей компании переболел ковидом, после чего, собственно, и был отправлен в деревню, на чистый воздух и парное молоко - он до сих пор подкашливал. В-четвертых, и в главных, Антон привез с собой могучий компьютер, в который разрешал играть всем желающим, пока его бабушка не выгоняла геймеров тряпкой или веником на улицу, поскольку Антошка приехал сюда поправляться, а не сидеть, согнувшись, перед вредоносным экраном вместе с этой оравой, которая только шумит и грязь в дом носит.
Несмотря на явный интерес Лены к Антону, Игорь не испытывал к нему ревности – главным образом, из-за компа, а также - из-за неистребимого дружелюбия парня. Кроме того, Антон был в их краях залетным гостем и с началом осени должен был исчезнуть навсегда. К тому же он носил очки, что в глазах Игоря делало его непривлекательным для женского пола.
Но что потрясало Игоря: Антон будто вовсе не замечал Ленкиных чар - он с равным удовольствием объяснял игровые премудрости что Ленке, что малолетнему Адику, братишке Нюши, словно не видел между ними различий.
Нюша считалась местной, хоть и жила в деревне только летом. Ее бабушку–травницу знала вся округа. Бабушка не очень-то занималась внуками, поэтому Нюша всюду таскала за собой братика, чем и объяснялось присутствие Адьки в поздний час у костра. Вообще-то девочку звали Анютой, а Нюшей называли в честь свинки из «Смешариков», потому что если Ленка на пороге девичества колдовски похорошела, то Нюша сделалась сдобной толстушечкой.
Немного в стороне от ребят верхом на Кабане сидел и болтал ногами Жучок - белобрысый парнишка помладше по фамилии Жуков. Дома ему грозил нагоняй за позднее возвращение, но он обожал страшные истории, и ждал, когда начнут печь картошку. Слушая рассказчиков, он воображал себя то эльфом на дивном коне, то колдуном в гробу на колесиках, то капитаном летучего корабля с Ленкой Воробьевой, распахнувшей руки на носу навстречу ветру.
Рассказывала Нюша. История, на вкус Жучка, была не самая интересная – про любовь.
- Как схоронили жениха, девушка затосковала, ни есть, ни спать не могла – свет стал ей не мил, - протяжно повествовала Нюша. - Шла мимо их дома цыганка: «Позолоти, красавица, ручку. Всю правду расскажу. Вижу – горе у тебя большое!». Ну, девушка и вынесла ей десять рублей. Цыганка взяла ее руку и сразу оттолкнула: «Не буду тебе гадать! Не жилица ты на этом свете! Забирай свои деньги назад!» - и три раза через плечо плюнула. Девушка не хотела деньги брать, так цыганка их на дорогу кинула и убежала.
- Ну, чтоб цыганка деньги бросила – это ты Нюша, заливаешь! – хохотнул Игорь.
- Она боялась, что через те деньги к ней зло пристанет, - рассудительно пояснила Нюша. – Такая страшная судьба на ладони у девушки была написана.
Из темноты совершенно неслышно вышел мужчина и сел на длинного, как лавка, Кабана – Жучок отъехал назад и чуть не свалился.
- Пустите к огоньку?
Все переглянулись и пожали плечами - никто не обрадовался появлению взрослого незнакомца, но не гнать же его. И от костра уходить не хотелось – еще немного и золы наберется достаточно, чтобы печь картошку. Все молча ждали, когда пришелец поймет, что он здесь лишний, и уйдет.
Жучок перебрался с Кабана на траву, сел у ног Лены. Девичья кожа пахла удивительно – травами, солнцем, речной водой и чем-то совершенно невозможным. Сердце мальчика забилось чаще – как же он раньше не додумался сесть поближе к Ленке!
Незнакомец молчал в темноте, будто его и не было.
Становилось скучно.
- Нюш, а дальше-то что? - спросил Игорь.
Стрельнув глазами в темноту, в сторону пришельца, Нюша неохотно продолжила:
- Ну, решила девушка утопиться с горя. Пошла ночью на берег речки…
Жучок тут же представил себе Ярутку, стремительно несущуюся во тьме. Бр-р! Как только Игорь ее переплывает?
Игорь вообще совершал в честь Ленки героические безумства: вначале съехал с самой Кручи на велосипеде, потом забрался на сосну и повесил на верхушке голубую ленту подружки: чтоб все знали, какая Ленка красавица и как он ее любит. Сам он про свои геройства не рассказывал – слухи при них разносили другие ребята, или даже взрослые тетеньки, как например, в тот раз, когда Игорь, размахивая футболкой, словно заправский тореро, отвлек от молодой мамаши Маринки, гулявшей с коляской, быка, за что, правда, получил нагоняй от пастуха, потому что Маринка быстро смоталась, даром, что с коляской…
Вот и сейчас по небрежной улыбочке и прищуру было видно, что он опять сотворил нечто великое, только не хочет об этой ерунде говорить и ждет, когда добрые люди донесут слух до друзей и до Ленки Прекрасной.
Нюша тем временем продолжала повествование:
- …села она на берегу и плачет. Вдруг чует, что-то ногу ее нежно так гладит. А это из земли, в том месте, где ее слезы капнули, листья выросли, мягкие, пушистые, и стебель вверх тянется, покачиваясь, прямо как в ускоренной съемке. Появился бутон, на глазах раскрылся в цветок, такой прекрасный и ароматный, каких девушка никогда не видывала. Наклонилась понюхать, а лепестки уже осыпались, стала расти коробочка, созрела вмиг и семена высыпались – едва девушка успела их подхватить. Пошла она на кладбище и высыпала семена на могилу…
- Ерунду рассказываете! – вдруг подал голос незнакомец из темноты.
Игорь пихнул ногой в костер охапку сухого валежника, и огонь вспыхнул, поднявшись выше круга ребят, осветив чужака и показавшуюся плотной стену леса за ним. Ленка почувствовала, что плечо Игоря, касавшееся ее плеча, вздрогнуло.
Она глянула на парня, удивленно подняв бровки.
- Я узнал его, - шепнул Игорь, - Это Чураев Петр, из нашей деревни. У него еще брат недавно умер.
- Ты ошибаешься, парень, - очень медленно и веско произнес мужик, - брат мой жив, чего и вам желает.
«Ну и слух у него!» - подумал Игорь.
- Хотите, я вам настоящую историю расскажу?
Ребята посмотрели на него с интересом.
- Жил у нас в деревне парень один, - медленно начал пришелец с недобрым многозначительным прищуром глядя на Игоря, а может, так просто казалось в мятущемся свете костра, надо же было ему куда-то смотреть. - Парень как парень, только дурак, и вот ударила эта самая дурь ему в башку и решил он показать всем, какой он храбрый.
«Слабоумие и отвага», - хотел поддержать Антон, но промолчал. Как-то не захотелось ему присоединять свой голос к голосу чужака.
- Ну, дурацкое дело нехитрое, - продолжал повествование незнакомец. – Умер у них в деревне в ту пору человек. Замечательный был человек, себе на уме, жил не как положено, а как ему самому хотелось, за то тупая деревенщина его недолюбливала, только ему плевать на это было. Деньжата у него не переводились – кто слухи распускал, что он подворовывает, кто – что с нечистой силой водится. Неважно. В общем, помер тот человек. Схоронили его. Кроме брата, всего двое соседей проводить пришло – это в деревне-то. Ладно. Тут бы и оставить почившего в покое, так нет. Стали языками трепать, косточки мыть покойному, врать всякое, и вот наш герой–портки с дырой, видать, наслушался этой ерунды, взял осиновый дрын, киянку и пошел ночью на могилу. Типа: колдуна усмирять, а что, как, зачем – и сам не знает. Дружки его за оградой сбились, глядят, чтоб, значит, не обманул.
Лена почувствовала, как Игорь напрягся и с беспокойством посмотрела на парня.
- А чтоб в темноте не маячить, напялил он длинный черный халат, бабкин, что-ли, или на помойке где подобрал. Ну, встал на могилу, а что делать - не знает. Ну, помахал дружкам, перекрестился, хоть сроду этого не делывал, воткнул кол, и стал по нему киянкой лупить. Идет легко – земля мягкая, не слежалась еще, - вскоре он кол на всю длину забил. Присел для последних ударов – слышит: глухо стукнулась под землей деревяшка о гробовую крышку и встала. Тут наш герой руками взмахнул победно, вскочил было: ан нет! Не дают ему встать: держат крепко, в землю тянут. Заорал он хуже резаного, давай метаться – тут что-то лопнуло с треском, отпустило. А это он сам себе полу халата к земле прибил, и встать не мог, ха-ха. Ломанулся он по кустам к изгороди, зацепился, а сам думает, что это покойный его из могилы снова – цап! Обс..лся с перепугу …
- Не было этого! – воскликнул Игорь, вскочив на ноги. – И не халат я надевал, а куртку! Врете вы все.
Но тут же сменил тон:
- А кол я, верно, забил. Простите меня, дядя Петя, не подумал я, что это обидно вам будет. Я пошутить хотел. Давайте, я вам бутылку водки принесу, дядю Митю помянете. А кол я хоть сейчас выдерну. И букет положу.
- Не нужна мне твоя водка, отпился уже. Какой я тебе «дядя Петя», гляделки разуй!
Тут шея чужака стала вытягиваться как туловище удава, лицо вплыло в освещенный круг, и повисло перед Игорем, покачиваясь, а затем повернулось к остальным, так чтоб все могли хорошо разглядеть его черты.
- Дядя Митяй! – потрясенно прошептал Игорь.
Тут все повели себя по-разному. Ленка спрыгнула с Трона и завизжала на такой высокой ноте, что случись тут профессор консерватории, немедленно взял бы ее на прослушивание. В деревне отозвались собаки. Нюша шепнула что-то Адьке, мальчик кивнул и нырнул в темноту прочь из освещенного круга. Антон сидел неподвижно и лишь шевелил пальцами, будто перебирал кнопки клавиатуры. Жучок залез на освободившийся Трон и спросил оттуда дрожащим голосом, но с громадным уважением:
Однажды к камням, шатаясь, вышел человек в балахоне из шкур. Волосы его были заплетены во множество косиц, каждая продолжена сыромятным шнурком, на котором висел амулет. Балахон казался мохнатым из-за обилия кожаных лент с подвешенными фигурками. Лицо человека скрывала бахрома из косиц и шнурков, свисающих с шапки, украшенной синими полосатыми перьями. Человек хрипло дышал. Левую руку он судорожно прижимал к груди. Добравшись до камня, почти упал на него. Отдышавшись, позвал:
- Эйя.
Несмотря на крайнее физическое изнеможение, голос его прозвучал властно.
Из-за камня, согнувшись в три погибели, выползла женщина. Она подала человеку в мохнатом балахоне бубен и колотушку и тут же юркнула под защиту камня.
Человек взял колотушку, отнял от груди руку, открыв пятно крови - яркое посередине и бурое по краям – омочил в крови колотушку и провел ею по бубну. Сухая кожа, распяленная на ивовом обруче, зашептала. Казалось, заговорили рисунки, покрывающие бубен. Человек отвечал им легкими ударами колотушки. Постепенно удары делались сильнее и ритмичнее, человек встал на ноги, не обращая внимания на расползающееся по груди кровавое пятно. Теперь бубен стучал, как громадное сердце, потом зарокотал. Человек присоединил к рокоту свой голос. Людям – горстке женщин и детей, уцелевшим после набега чужого племени – казалось, что шаману вторят голоса иного мира, и они с ужасом и благоговением внимали им.
Шаман расставил для устойчивости ноги, поднял бубен и сильно ударил в него.
Бумммм!
По воздуху прошла великая, невидимая волна. Сотряслись и зашумели сосны. Посыпались шишки и сломанные ветки. Люди за камнями упали на землю и закрыли головы руками. Все, кроме женщины, которая несла за раненым шаманом бубен.
Шаман запрокинул голову. Шатаясь, он кое-как держался на ногах. Камлание необходимо было закончить, но жизнь утекала из него вместе с кровью.
Бумммм!!!
Подлесок зашевелился, пропуская людей с копьями. Они пришли на звук бубна. Пригнувшись, как от вихря, от удара новой волны, пришельцы тупо подивились такому явлению, но тут же забыли о нем и радостно зареготали, увидев беглецов. Странно, что женщины с ребятишками даже не шелохнулись при их появлении. Все сжались на земле, как испуганные черепахи, и только одна женщина, стоя на коленях и вытянув шею, смотрела на непонятного человека, гремящего меж камней. Племя чужаков ничего не знало про шаманов.
Охотник, шедший впереди, схватил эту женщину за волосы.
Лицо шамана напоминало оскаленный лосиный череп, высохший под солнцем – таким бледным и изможденным оно стало. Он упал бы, если бы духи-помощники не держали его. Глаза шамана уже потухли для земного мира. Он не видел чужаков, не слышал, как вскрикнула женщина. Но рука, направленная духами, сделала последнее верное движение.
Бумммм!!!!!
Духи-помощники умчались прочь. Безвольное тело ничком рухнуло меж камней, руки разжались, выронив бубен и колотушку.
Невидимая волна от последнего удара понеслась во все стороны, сметая и давя чужаков, круша вековые сосны, перемешивая тела врагов с лесной подстилкой. Неподвижными остались лишь камни и люди возле них.
Когда стволы перестали ломаться и улеглись звездообразно вокруг места камлания, женщина, что несла за шаманом бубен, поднялась на ноги. Она подкралась к неподвижному телу, но не посмела коснуться его, лишь погладила воздух над головой.
Из-за камней стали выползать уцелевшие соплеменники. Жалкое это было зрелище. Однако лесные жители умело и споро сложили над телом своего шамана костер; старуха, несшая в обмазанной глиной плетенке уголья, раздула огонь.
Гигантский костер запылал, возвращая трем мирам тело и душу шамана. Когда он потух, печальная вереница двинулась прочь, в неведомое.
А камни лежали и лежали. Время шло, и однажды другие люди, одетые в лапти и серые рубахи, сожгли часть леса, обнажив землю до самой реки. Они построили серые дома и стали ежегодно засевать поле.
Они поселились здесь. Постепенно поле превратилось в луг, который косили сперва косами, а потом - машинами; река обмелела, лес измельчал, зато поселение разрослось вширь и ввысь, обзавелось серой гладкой дорогой с протянутыми вдоль нее проводами, а за поселком, уходя все дальше в лес, разрасталось кладбище.
Камни лежали на опушке леса.
Теперь между ними горел костер, его сполохи выхватывали из темноты ребячьи фигуры. Небо со спелыми августовскими звездами бережно накрывало округу, лес, речку и берег с отросшей травой. Ребята так часто приходили сюда, что у камней сами собой появились имена: Кабан, Белый и Трон.
В то лето случилось чудо. Ленка Воробьева, голенастая и горластая деревенская девчонка вдруг превратилась в волшебное создание со стройными загорелыми ногами, черными кудрями, в которые она время от времени вплетала какие-то мятые и тоже волнистые ленты, с движениями, словно танец, с колдовскими улыбкой и глазами.
Именно из-за нее к маленькой компании присоединился Игорь из заречной деревни Губаново. Иногда он переплывал коварную быструю Ярутку, иногда делал крюк в пару километров и переходил реку по мосту. Никто этому не удивлялся: хочет человек – и ходит.
Елена Волшебная была милостива с ним и кокетничала. Впрочем, она кокетничала со всеми, с целым миром, даже с комарами, даже со скрипучей калиткой у бабушкиного дома, возле которой расставалась с провожатыми, даже с разношенными шлепанцами, которые то и дело соскальзывали с ее узких загорелых ступней.
Из ребят более других она интересовалась Антоном. Во-первых, он приехал всего две недели назад, во-вторых, приехал из Питера, в-третьих, единственный из всей компании переболел ковидом, после чего, собственно, и был отправлен в деревню, на чистый воздух и парное молоко - он до сих пор подкашливал. В-четвертых, и в главных, Антон привез с собой могучий компьютер, в который разрешал играть всем желающим, пока его бабушка не выгоняла геймеров тряпкой или веником на улицу, поскольку Антошка приехал сюда поправляться, а не сидеть, согнувшись, перед вредоносным экраном вместе с этой оравой, которая только шумит и грязь в дом носит.
Несмотря на явный интерес Лены к Антону, Игорь не испытывал к нему ревности – главным образом, из-за компа, а также - из-за неистребимого дружелюбия парня. Кроме того, Антон был в их краях залетным гостем и с началом осени должен был исчезнуть навсегда. К тому же он носил очки, что в глазах Игоря делало его непривлекательным для женского пола.
Но что потрясало Игоря: Антон будто вовсе не замечал Ленкиных чар - он с равным удовольствием объяснял игровые премудрости что Ленке, что малолетнему Адику, братишке Нюши, словно не видел между ними различий.
Нюша считалась местной, хоть и жила в деревне только летом. Ее бабушку–травницу знала вся округа. Бабушка не очень-то занималась внуками, поэтому Нюша всюду таскала за собой братика, чем и объяснялось присутствие Адьки в поздний час у костра. Вообще-то девочку звали Анютой, а Нюшей называли в честь свинки из «Смешариков», потому что если Ленка на пороге девичества колдовски похорошела, то Нюша сделалась сдобной толстушечкой.
Немного в стороне от ребят верхом на Кабане сидел и болтал ногами Жучок - белобрысый парнишка помладше по фамилии Жуков. Дома ему грозил нагоняй за позднее возвращение, но он обожал страшные истории, и ждал, когда начнут печь картошку. Слушая рассказчиков, он воображал себя то эльфом на дивном коне, то колдуном в гробу на колесиках, то капитаном летучего корабля с Ленкой Воробьевой, распахнувшей руки на носу навстречу ветру.
Рассказывала Нюша. История, на вкус Жучка, была не самая интересная – про любовь.
- Как схоронили жениха, девушка затосковала, ни есть, ни спать не могла – свет стал ей не мил, - протяжно повествовала Нюша. - Шла мимо их дома цыганка: «Позолоти, красавица, ручку. Всю правду расскажу. Вижу – горе у тебя большое!». Ну, девушка и вынесла ей десять рублей. Цыганка взяла ее руку и сразу оттолкнула: «Не буду тебе гадать! Не жилица ты на этом свете! Забирай свои деньги назад!» - и три раза через плечо плюнула. Девушка не хотела деньги брать, так цыганка их на дорогу кинула и убежала.
- Ну, чтоб цыганка деньги бросила – это ты Нюша, заливаешь! – хохотнул Игорь.
- Она боялась, что через те деньги к ней зло пристанет, - рассудительно пояснила Нюша. – Такая страшная судьба на ладони у девушки была написана.
Из темноты совершенно неслышно вышел мужчина и сел на длинного, как лавка, Кабана – Жучок отъехал назад и чуть не свалился.
- Пустите к огоньку?
Все переглянулись и пожали плечами - никто не обрадовался появлению взрослого незнакомца, но не гнать же его. И от костра уходить не хотелось – еще немного и золы наберется достаточно, чтобы печь картошку. Все молча ждали, когда пришелец поймет, что он здесь лишний, и уйдет.
Жучок перебрался с Кабана на траву, сел у ног Лены. Девичья кожа пахла удивительно – травами, солнцем, речной водой и чем-то совершенно невозможным. Сердце мальчика забилось чаще – как же он раньше не додумался сесть поближе к Ленке!
Незнакомец молчал в темноте, будто его и не было.
Становилось скучно.
- Нюш, а дальше-то что? - спросил Игорь.
Стрельнув глазами в темноту, в сторону пришельца, Нюша неохотно продолжила:
- Ну, решила девушка утопиться с горя. Пошла ночью на берег речки…
Жучок тут же представил себе Ярутку, стремительно несущуюся во тьме. Бр-р! Как только Игорь ее переплывает?
Игорь вообще совершал в честь Ленки героические безумства: вначале съехал с самой Кручи на велосипеде, потом забрался на сосну и повесил на верхушке голубую ленту подружки: чтоб все знали, какая Ленка красавица и как он ее любит. Сам он про свои геройства не рассказывал – слухи при них разносили другие ребята, или даже взрослые тетеньки, как например, в тот раз, когда Игорь, размахивая футболкой, словно заправский тореро, отвлек от молодой мамаши Маринки, гулявшей с коляской, быка, за что, правда, получил нагоняй от пастуха, потому что Маринка быстро смоталась, даром, что с коляской…
Вот и сейчас по небрежной улыбочке и прищуру было видно, что он опять сотворил нечто великое, только не хочет об этой ерунде говорить и ждет, когда добрые люди донесут слух до друзей и до Ленки Прекрасной.
Нюша тем временем продолжала повествование:
- …села она на берегу и плачет. Вдруг чует, что-то ногу ее нежно так гладит. А это из земли, в том месте, где ее слезы капнули, листья выросли, мягкие, пушистые, и стебель вверх тянется, покачиваясь, прямо как в ускоренной съемке. Появился бутон, на глазах раскрылся в цветок, такой прекрасный и ароматный, каких девушка никогда не видывала. Наклонилась понюхать, а лепестки уже осыпались, стала расти коробочка, созрела вмиг и семена высыпались – едва девушка успела их подхватить. Пошла она на кладбище и высыпала семена на могилу…
- Ерунду рассказываете! – вдруг подал голос незнакомец из темноты.
Игорь пихнул ногой в костер охапку сухого валежника, и огонь вспыхнул, поднявшись выше круга ребят, осветив чужака и показавшуюся плотной стену леса за ним. Ленка почувствовала, что плечо Игоря, касавшееся ее плеча, вздрогнуло.
Она глянула на парня, удивленно подняв бровки.
- Я узнал его, - шепнул Игорь, - Это Чураев Петр, из нашей деревни. У него еще брат недавно умер.
- Ты ошибаешься, парень, - очень медленно и веско произнес мужик, - брат мой жив, чего и вам желает.
«Ну и слух у него!» - подумал Игорь.
- Хотите, я вам настоящую историю расскажу?
Ребята посмотрели на него с интересом.
- Жил у нас в деревне парень один, - медленно начал пришелец с недобрым многозначительным прищуром глядя на Игоря, а может, так просто казалось в мятущемся свете костра, надо же было ему куда-то смотреть. - Парень как парень, только дурак, и вот ударила эта самая дурь ему в башку и решил он показать всем, какой он храбрый.
«Слабоумие и отвага», - хотел поддержать Антон, но промолчал. Как-то не захотелось ему присоединять свой голос к голосу чужака.
- Ну, дурацкое дело нехитрое, - продолжал повествование незнакомец. – Умер у них в деревне в ту пору человек. Замечательный был человек, себе на уме, жил не как положено, а как ему самому хотелось, за то тупая деревенщина его недолюбливала, только ему плевать на это было. Деньжата у него не переводились – кто слухи распускал, что он подворовывает, кто – что с нечистой силой водится. Неважно. В общем, помер тот человек. Схоронили его. Кроме брата, всего двое соседей проводить пришло – это в деревне-то. Ладно. Тут бы и оставить почившего в покое, так нет. Стали языками трепать, косточки мыть покойному, врать всякое, и вот наш герой–портки с дырой, видать, наслушался этой ерунды, взял осиновый дрын, киянку и пошел ночью на могилу. Типа: колдуна усмирять, а что, как, зачем – и сам не знает. Дружки его за оградой сбились, глядят, чтоб, значит, не обманул.
Лена почувствовала, как Игорь напрягся и с беспокойством посмотрела на парня.
- А чтоб в темноте не маячить, напялил он длинный черный халат, бабкин, что-ли, или на помойке где подобрал. Ну, встал на могилу, а что делать - не знает. Ну, помахал дружкам, перекрестился, хоть сроду этого не делывал, воткнул кол, и стал по нему киянкой лупить. Идет легко – земля мягкая, не слежалась еще, - вскоре он кол на всю длину забил. Присел для последних ударов – слышит: глухо стукнулась под землей деревяшка о гробовую крышку и встала. Тут наш герой руками взмахнул победно, вскочил было: ан нет! Не дают ему встать: держат крепко, в землю тянут. Заорал он хуже резаного, давай метаться – тут что-то лопнуло с треском, отпустило. А это он сам себе полу халата к земле прибил, и встать не мог, ха-ха. Ломанулся он по кустам к изгороди, зацепился, а сам думает, что это покойный его из могилы снова – цап! Обс..лся с перепугу …
- Не было этого! – воскликнул Игорь, вскочив на ноги. – И не халат я надевал, а куртку! Врете вы все.
Но тут же сменил тон:
- А кол я, верно, забил. Простите меня, дядя Петя, не подумал я, что это обидно вам будет. Я пошутить хотел. Давайте, я вам бутылку водки принесу, дядю Митю помянете. А кол я хоть сейчас выдерну. И букет положу.
- Не нужна мне твоя водка, отпился уже. Какой я тебе «дядя Петя», гляделки разуй!
Тут шея чужака стала вытягиваться как туловище удава, лицо вплыло в освещенный круг, и повисло перед Игорем, покачиваясь, а затем повернулось к остальным, так чтоб все могли хорошо разглядеть его черты.
- Дядя Митяй! – потрясенно прошептал Игорь.
Тут все повели себя по-разному. Ленка спрыгнула с Трона и завизжала на такой высокой ноте, что случись тут профессор консерватории, немедленно взял бы ее на прослушивание. В деревне отозвались собаки. Нюша шепнула что-то Адьке, мальчик кивнул и нырнул в темноту прочь из освещенного круга. Антон сидел неподвижно и лишь шевелил пальцами, будто перебирал кнопки клавиатуры. Жучок залез на освободившийся Трон и спросил оттуда дрожащим голосом, но с громадным уважением:
