Я скосила глаза и заметила, что Панин что–то вводит на экране, не отрывая ладони другой руки. Как только он закончил, механизм открывания едва слышно «вздохнул», и высветилась строчка: «Уберите руку».
Дернув на себя тяжелое дверное полотно, я переступила порог и бросилась по гладкой тропинке, что пересекала настоящий газон. Невольно улыбнулась тому буйству насаждений, что наблюдалось в парке. Раскидистые кроны деревьев в преддверии осени теряли часть своей густоты. Многолетние цветы, высаженные прямо в грунт, окаймляли тропинку пестрой лентой и дарили отрешенность от осознания пребывания в космосе. А пахли… Так хорошо пахли!
На Абсолюте все, как на Земле… Почти как на Земле. Нужно лишь отрешиться и не обращать внимания на купол кольца. Впрочем, не так уж и трудно это делать.
— Прибавь, — приказал Панин. — Теряем две секунды.
Я поторопилась, когда стала слышать его сопение за спиной. Не собиралась оборачиваться или пререкаться, а просто поднажала. Жаль, тропинка уперлась в очередную запертую дверь.
За ней находились промежуточный блок и стыковочный отсек для модулей. Здесь запросили только отпечаток ладони. Программа быстро обработала данные и впустила нас внутрь просторного помещения с металлической обшивкой стен, жесткими скамьями, на которых никто не сидел.
— О! Привет, ребята! И вас назначили!
Я поискала глазами говорившего с нами мужчину. Им оказался Иван — координатор соседнего звена. Мы часто с ним виделись в рубке во время рейда. Наши десятки порой работали параллельно, двигаясь навстречу, не давая тем самым возможности нежелательным элементам уйти от наказания.
Насмешка судьбы, но Иван был координатором звена, которым командовал Панин.
Иван подошел к Вадиму, и они обнялись, похлопали друг друга по спине. Мне Ваня улыбнулся и подмигнул. Светловолосый, широкоплечий, голубоглазый Иван всегда мне нравился. С ним было приятно работать.
— Рада видеть! — кивнула я и вернула парню улыбку.
Пройдя к скамье напротив узкого информационного табло, я не без удовольствия уселась на нее, откинулась на стену. Металл обшивки приятно холодил плечи. Я вытянула ноги вперед.
Табло отображало работу стыковочного узла и, судя по цифрам в правом нижнем углу, ждать посадки осталось немногим больше минуты.
Я присмотрелась к людям: хотела запомнить их лица. Мы все принадлежали к одному роду войск — внутренние мобилизационные группы. Судя по нашивкам, без учета меня присутствовало восемь координаторов и два командира групп. Странное соотношение, наводящие на размышления о правилах, что будут на отборе.
Неожиданно я почувствовала чей–то взгляд, резко повернула голову и наткнулась на изучающий, внимательный взор брюнета средних лет с нашивкой командира разведывательной группы. Он невысокого роста, карие глаза. Отличительная черта: три параллельных шрама на щеке. От этого нижнее веко было натянуто, и виднелась красная кожа глазницы.
— Стыковка завершена, — раздался механический голос компьютера. — Прошу регистрироваться.
Дверь со стороны парка открылась, и появился Грибоедов. Я подскочила, направилась к нему.
— Таня, я так и думал, что полетишь на этом модуле.
— Вы, к сыну?
— Да, надо повидаться.
— Значит, в одной команде? — улыбнулась я мужчине. — Отлично!
— Назначили, — вздохнул Александр Кирович. — Посмотрим, что за соревнования у них там будут. Отберем кого–нибудь.
— Сашка, рад видеть!
Брюнет со шрамами обнял Грибоедова и похлопал по спине. Тот не остался в долгу и тоже смачно постучал по хребтине.
— Знакомься, Дима, это мой заместитель. Татьяна Оттовна Фрэй. Дочка Отто. Помнишь?
— Как забыть… — По лицу мужчины пробежала тень, но он улыбнулся и протянул руку. Мне только и оставалось, что пожать ее. — Геройский был мужик. Рад знакомству. К тому же я наслышан о Татьяне Фрэй. Меня зовут Дмитрий Иванович Логинов.
Молва докатилась до тех подразделений, о которых знать не положено.
Отлично! И что мне с этим делать? Если уже в разведывательных войсках известно обо мне? Как говорил папа: «Расслабься». Попробую, я не уверена, что получится, но постараюсь.
Дверь паромного модуля уже открылась, и посадка шла полным ходом. Наша троица пристроилась в конец очереди. Мужчины разговаривали, а я думала о своем, наблюдая за прохождением регистрации.
Возле круглого прохода стояли двое вооруженных бойцов. Один держал в руках планшет, другой — устройство для проверки документов. Стандартная процедура заключалась в загрузке на вставленный в планшет паспорт — стержень цилиндрической формы с выступающей светящейся лентой вдоль корпуса — измененных данных бойца для пребывания на Земле. Другой проверяющий ревизовал работу паспорта и выдавал гражданские вещи.
Я знала, что внутри одежда и деньги, которые все еще в ходу на Земле. Следовательно, решение о моем назначении пришло раньше, чем состоялся совет. Моя фамилия уже была в списках наблюдателей за играми. Кто–то постарался и выдвинул меня до всех событий в рейде.
Позаботился! Чтоб его! Похлопотал об отпуске. Спасибо!
Почувствовав на себе взгляд, я невольно посмотрела в ту сторону, откуда мне казалось, он происходил.
Ну конечно, Панин, кому же еще сверлить меня взором? Еще и улыбается!
Но вопрос не в Панине, а в том, почему я так реагирую на него? Здоровая конкуренция? Самой смешно от таких предположений. Воспоминания о студенческом романе? Если разобраться и разложить все по составляющим, то и романа не было. Так, обычная интрижка с претензией создать клуб по интересам для двоих. Тогда что? Неужели в банальном чувстве вины? Но я сделала выводы и осознала.
А напоминает мое отношение к нему — мазохизм. Он уделал меня, и я желала реванша, дрессируя свою ненависть и надеясь на успех. Я подпитывалась его резкими высказываниями, присутствием рядом, достижениями.
Да–а–а… С головой у меня точно не все ладно.
А у кого ладно в нашей конторе? То–то и оно: нет таких.
— Приложите ладонь к экрану, — обратился ко мне военный.
Я выполнила его указание и ничего нового не увидела в появившейся на гладкой поверхности планшета строчке. Номер приказа, мои данные, группа войск, номер фаланги и звена. На пропуске загорелся красный индикатор. Мужчина выдернул стержень и протянул мне.
Подойдя к следующему бойцу, отдала заряженный паспорт, и тот провел выделявшейся вдоль корпуса полоской по специальному прибору. Лента на паспорте зажглась зеленым светом, появился номер, а на экране устройства — отпечатки пальцев, фотография в гражданской одежде и адрес проживания.
— Все в порядке. Возьмите.
Молодой человек протянул мне сумку–мешок, и я вошла в ярко освещенный соединительный туннель.
Давненько я не путешествовала на другие кольца Абсолюта. Месяца три вообще никуда не выбиралась из казармы. Увольнительные и последний отпуск проводила в секторе для семей военнослужащих. Командование решило отдать мне для проживания блок, в котором родилась и выросла. Но и там я появлялась не часто: казарма казалась роднее.
Я не чувствовала потери, заходя в блок. Это был мой дом, какие тут потери? Просто не видела смысла обитать там. Приезжала и, входя внутрь, казалось, переступала порог старого альбома с жизнерадостными фотографиями. Теплые воспоминания и ощущение некоего мемориала, к которому обычно приезжают люди, чтобы поклониться и подумать о высоком, смешались воедино. Пожалуй, как семейный альбом я свой блок и воспринимала. Реликвия, музей. Его надо беречь и гордиться.
Жить? Трудно существовать в музее, казарма предпочтительнее.
Закинув сумку на плечо, перешагнула стыковочный узел и огляделась. Над одним из кресел на небольшом табло горело зеленым светом мое имя. Рядом — фамилия четыреста одиннадцатого. Усмехнувшись, качнула головой, подошла к креслу и, бросив под него сумку, уселась, пристегнула ремни безопасности.
— Наше соседство — воля небес. Рад, что снова мозолишь мне глаза.
Куда без издевки? Оно и понятно — никуда. Вот командир звена с личным порядковым номером четыреста одиннадцать и веселился.
Очень хотелось ответить, но сочла за благо промолчать, иначе до самого кольца не заткнется, а я не в том расположении духа сейчас, чтобы слушать словесные поносы. Надо настроиться на пересадку.
Болтаться по кольцу ученых придется около трех часов. Программа максимум — перекусить где–нибудь и отсидеться в тихом месте. Программа минимум — просто отсидеться.
— Что если нам пообедать в каком–нибудь милом местечке? Поговорим или помолчим, но главное, сделаем это вместе? Как тебе предложение? Все равно три часа как–то надо убить. Лучше сделать это в приятной обстановке и со знакомыми людьми. Как думаешь?
Панин пристегивался, и, чтобы ему было удобнее, склонился в мою сторону. Потому слова прозвучали у самого уха. Интимненько получилось. Ровно так же это звучало несколько лет назад, когда он звал меня на свидание, пристегиваясь ремнями на военных тренажерах. Наши психологические показатели совпадали, и нас очень часто ставили в пару. Проще говоря: умные машины, просчитав наши тесты, решили, что мы с Паниным очень хорошо понимаем друг друга.
Как давно это было… Теперь от понимания остались только злость и отчужденность.
— Вижу–вижу, — продолжал четыреста одиннадцатый, — снова этот полный холода взгляд, говорящий мне: «Изыди. Видеть тебя не желаю. Между нами пропасть». И что я могу ответить? Ничего. Но поцеловать тебя очень хочется, потому продолжу болтать с тобой. Авось получится, и ты смилуешься над грешником, снизойдешь с вершины, где стоит храм самобичевания, и одаришь поцелуем. Ради последнего готов наравне с тобой войти в этот храм и потрясти всем дерьмом, что накопилось в моей душе за последние годы. Пройти огонь посвящения в уроды, принять это звание как данность. Все ради тебя… И я не могу забыть тот финт с полотенцем.
Я набрала воздуха в грудь и шумно выдохнула, но ничего не могла с собой поделать: повернулась к Панину, улыбнулась. Вспомнилось, как мы сидели в столовке или в парке военного училища, он болтал в подобном тоне всякие глупости, а я хихикала. Потом были поцелуи, объятья и снова поцелуи. Вадим на какое–то время вытеснил из памяти образ Кирилла, заставил поверить в возможность все исправить, продолжать надеяться на что–то светлое и простое, например, любовь.
Кто сказал, что любовь — сложная субстанция? Наверное, тот, кто любил представления о любви, а не жил, обладая ею. На самом деле простое чувство, не сложнее обычного колеса. Крутится себе по жизни, помогая существовать, делать поступки, обретать цели. Некая опция, включенная в наш спектр эмоций, с которой приятно существовать во времени, толкать себя и цивилизацию вперед.
— Раньше ты изысканнее предлагал себя, — стараясь унять улыбку, ответила я.
— Да, непорядок, — шутливый тон Панину давался легко. — Но в этом ты виновата. Практики никакой — любимая девчонка в статую превратилась. Ходит туда–сюда, а я слюной исхожу и тупею. Речевые инстинкты срабатывают, эмоции захлестывают, а мелю всякий бред. Сексуальность на голову давит. Того гляди помутнение рассудка начнется, перегрев не только в мозгу, но и в других местах.
— Заткнись, Панин. Перегрев давно случился. Завязывай чушь нести. Не действует.
— Действует, — хмыкнул четыреста одиннадцатый. — Только медленно. Но я упорный. На курсе не было никого, кто бы лучше понимал друг друга, чем мы с тобой.
— Утомил. Закрой рот. Что было, то прошло.
— Не уверен. Иначе моим координатором была бы ты.
Наконец–то серьезный тон. Так проще держать себя и его в рамках, не позволять выходить за них. Я чувствовала, что четыреста одиннадцатому приспичило со мной поговорить о важном деле.
Прав, ой как прав вояка: мы хорошо чувствуем друг друга. Вот и сейчас под бессмысленным лепетом о любимой девчонке Панин просил о встрече без посторонних ушей.
— Хорош! — отмахнулась я. — Хочешь поговорить, давай сделаем это на кольце ученых. А сейчас заткнись. Старт.
— Умолкаю.
На ехидство не похоже. Скорее — на понимание и добрую волю. Что же там случится такого на играх и отборе в целом, что Панин так всполошился? Он ведь намекал на разговор еще в душевой.
Ладно. Выслушаем, разберемся, подумаем на заданную тему.
Стыковка прошла успешно. Щелкнув замком ремней безопасности, я поднялась из кресла, достала сумку–мешок и направилась по проходу между рядами.
— Татьяна, погоди!
Я оглянулась. Панин спешил ко мне, цепляясь за меня взором. Лицо у него суровое, серьезное. Таким он был только во время рейдов.
Возле кресел, где сидели Александр Кирович и Логинов, Панин тормознул, протянул каждому руку для пожатия и получил пожатие в ответ. Видимо, мужчины перебросились короткими фразами, Панин кивнул, что–то сказал и снова направился ко мне.
Я стояла, вжавшись в стену, пропуская других наблюдателей к выходу.
— Пойдем вместе, поговорить ведь хотели. — Поравнявшись со мной, он взял мою сумку. — Я знаю здесь хорошее местечко. Тихо, мило, уютно.
«Поговорить ведь хотели»… Ну–ну. Вот уж точно не собиралась болтать, да еще и с Паниным. А он, все перевернув, сделал необходимую ему беседу нашей общей заинтересованностью. Умеет, гад! А я? Пошла на поводу, как делала это прежде. Пара извинительных фраз с его стороны, заигрывание, и я готова кушать ту лапшу, что повесит мне на уши господин командир.
Довольно! Завязывать надо с этим.
Панин прибыл в военное училище с этого кольца. Его родители ученые. Чем занимались, не ведаю, но сынок пошел не в них. С чего Панину приспичило окунуться в военную действительность — тайна за семью печатями. Но что в итоге получилось — того не изменить. Кстати, показатели к обитанию четыреста одиннадцатого на кольце ученых были. Еще в корпусе мне случайно попались на глаза результаты его тестов по математике и физике. Весьма недурно: Панин апеллировал формулами и доказательствами одной из теорем. Подвел изысканный и неожиданный вывод. Мой вопрос к нему «Зачем глушил показатели?» еще в те годы остался без ответа. А сейчас мне плевать и на Панина, и на его способности.
— Позже, — улыбнулась ему. — Я бывала на этом кольце и хорошо знакома с местными достопримечательностями. Если необходимость в беседе так актуальна, то переговорим перед моим отлетом. А сейчас обойдусь без тебя.
Мы снова шагали по хорошо освещенному тоннелю, только он оказался короче.
— Вот оно как даже, — хмыкнул парень. — Согласен, слишком забежал вперед. Но разговор неизбежен, поверь. Чем быстрее мы приступим к обсуждению, тем проще будет нам с тобой работать в команде.
Уважаемый господин сбавил напор и перешел на другой тон. Хм, чудны дела твои, Господи. Ему просто необходим разговор со мной, иначе бессмысленно все то, что сейчас происходило. Панин делал ставку на меня и еще кого–то. Упомянутая им команда — не все наблюдатели, а узкий круг людей. Начинает разворачиваться интрига. Кто–то, что–то, где–то, как–то — все грозит обернуться неким действом.
Что ж, мне стало любопытно.
На выходе служащие проверили паспорта, поинтересовались, не желаем ли мы переодеться. Выразив такое желание, отправились вслед за девушкой–волонтером, которая с вежливой улыбкой провела нас в боковую дверь. За ней оказалось несколько служебных помещений.
Панин бросил девушке несколько утонченных комплиментов, воспев ее красоту и женственность, а я только ухмылялась, видя реакцию молодой особы.
Дернув на себя тяжелое дверное полотно, я переступила порог и бросилась по гладкой тропинке, что пересекала настоящий газон. Невольно улыбнулась тому буйству насаждений, что наблюдалось в парке. Раскидистые кроны деревьев в преддверии осени теряли часть своей густоты. Многолетние цветы, высаженные прямо в грунт, окаймляли тропинку пестрой лентой и дарили отрешенность от осознания пребывания в космосе. А пахли… Так хорошо пахли!
На Абсолюте все, как на Земле… Почти как на Земле. Нужно лишь отрешиться и не обращать внимания на купол кольца. Впрочем, не так уж и трудно это делать.
— Прибавь, — приказал Панин. — Теряем две секунды.
Я поторопилась, когда стала слышать его сопение за спиной. Не собиралась оборачиваться или пререкаться, а просто поднажала. Жаль, тропинка уперлась в очередную запертую дверь.
За ней находились промежуточный блок и стыковочный отсек для модулей. Здесь запросили только отпечаток ладони. Программа быстро обработала данные и впустила нас внутрь просторного помещения с металлической обшивкой стен, жесткими скамьями, на которых никто не сидел.
— О! Привет, ребята! И вас назначили!
Я поискала глазами говорившего с нами мужчину. Им оказался Иван — координатор соседнего звена. Мы часто с ним виделись в рубке во время рейда. Наши десятки порой работали параллельно, двигаясь навстречу, не давая тем самым возможности нежелательным элементам уйти от наказания.
Насмешка судьбы, но Иван был координатором звена, которым командовал Панин.
Иван подошел к Вадиму, и они обнялись, похлопали друг друга по спине. Мне Ваня улыбнулся и подмигнул. Светловолосый, широкоплечий, голубоглазый Иван всегда мне нравился. С ним было приятно работать.
— Рада видеть! — кивнула я и вернула парню улыбку.
Пройдя к скамье напротив узкого информационного табло, я не без удовольствия уселась на нее, откинулась на стену. Металл обшивки приятно холодил плечи. Я вытянула ноги вперед.
Табло отображало работу стыковочного узла и, судя по цифрам в правом нижнем углу, ждать посадки осталось немногим больше минуты.
Я присмотрелась к людям: хотела запомнить их лица. Мы все принадлежали к одному роду войск — внутренние мобилизационные группы. Судя по нашивкам, без учета меня присутствовало восемь координаторов и два командира групп. Странное соотношение, наводящие на размышления о правилах, что будут на отборе.
Неожиданно я почувствовала чей–то взгляд, резко повернула голову и наткнулась на изучающий, внимательный взор брюнета средних лет с нашивкой командира разведывательной группы. Он невысокого роста, карие глаза. Отличительная черта: три параллельных шрама на щеке. От этого нижнее веко было натянуто, и виднелась красная кожа глазницы.
— Стыковка завершена, — раздался механический голос компьютера. — Прошу регистрироваться.
Дверь со стороны парка открылась, и появился Грибоедов. Я подскочила, направилась к нему.
— Таня, я так и думал, что полетишь на этом модуле.
— Вы, к сыну?
— Да, надо повидаться.
— Значит, в одной команде? — улыбнулась я мужчине. — Отлично!
— Назначили, — вздохнул Александр Кирович. — Посмотрим, что за соревнования у них там будут. Отберем кого–нибудь.
— Сашка, рад видеть!
Брюнет со шрамами обнял Грибоедова и похлопал по спине. Тот не остался в долгу и тоже смачно постучал по хребтине.
— Знакомься, Дима, это мой заместитель. Татьяна Оттовна Фрэй. Дочка Отто. Помнишь?
— Как забыть… — По лицу мужчины пробежала тень, но он улыбнулся и протянул руку. Мне только и оставалось, что пожать ее. — Геройский был мужик. Рад знакомству. К тому же я наслышан о Татьяне Фрэй. Меня зовут Дмитрий Иванович Логинов.
Молва докатилась до тех подразделений, о которых знать не положено.
Отлично! И что мне с этим делать? Если уже в разведывательных войсках известно обо мне? Как говорил папа: «Расслабься». Попробую, я не уверена, что получится, но постараюсь.
Дверь паромного модуля уже открылась, и посадка шла полным ходом. Наша троица пристроилась в конец очереди. Мужчины разговаривали, а я думала о своем, наблюдая за прохождением регистрации.
Возле круглого прохода стояли двое вооруженных бойцов. Один держал в руках планшет, другой — устройство для проверки документов. Стандартная процедура заключалась в загрузке на вставленный в планшет паспорт — стержень цилиндрической формы с выступающей светящейся лентой вдоль корпуса — измененных данных бойца для пребывания на Земле. Другой проверяющий ревизовал работу паспорта и выдавал гражданские вещи.
Я знала, что внутри одежда и деньги, которые все еще в ходу на Земле. Следовательно, решение о моем назначении пришло раньше, чем состоялся совет. Моя фамилия уже была в списках наблюдателей за играми. Кто–то постарался и выдвинул меня до всех событий в рейде.
Позаботился! Чтоб его! Похлопотал об отпуске. Спасибо!
Почувствовав на себе взгляд, я невольно посмотрела в ту сторону, откуда мне казалось, он происходил.
Ну конечно, Панин, кому же еще сверлить меня взором? Еще и улыбается!
Но вопрос не в Панине, а в том, почему я так реагирую на него? Здоровая конкуренция? Самой смешно от таких предположений. Воспоминания о студенческом романе? Если разобраться и разложить все по составляющим, то и романа не было. Так, обычная интрижка с претензией создать клуб по интересам для двоих. Тогда что? Неужели в банальном чувстве вины? Но я сделала выводы и осознала.
А напоминает мое отношение к нему — мазохизм. Он уделал меня, и я желала реванша, дрессируя свою ненависть и надеясь на успех. Я подпитывалась его резкими высказываниями, присутствием рядом, достижениями.
Да–а–а… С головой у меня точно не все ладно.
А у кого ладно в нашей конторе? То–то и оно: нет таких.
— Приложите ладонь к экрану, — обратился ко мне военный.
Я выполнила его указание и ничего нового не увидела в появившейся на гладкой поверхности планшета строчке. Номер приказа, мои данные, группа войск, номер фаланги и звена. На пропуске загорелся красный индикатор. Мужчина выдернул стержень и протянул мне.
Подойдя к следующему бойцу, отдала заряженный паспорт, и тот провел выделявшейся вдоль корпуса полоской по специальному прибору. Лента на паспорте зажглась зеленым светом, появился номер, а на экране устройства — отпечатки пальцев, фотография в гражданской одежде и адрес проживания.
— Все в порядке. Возьмите.
Молодой человек протянул мне сумку–мешок, и я вошла в ярко освещенный соединительный туннель.
Давненько я не путешествовала на другие кольца Абсолюта. Месяца три вообще никуда не выбиралась из казармы. Увольнительные и последний отпуск проводила в секторе для семей военнослужащих. Командование решило отдать мне для проживания блок, в котором родилась и выросла. Но и там я появлялась не часто: казарма казалась роднее.
Я не чувствовала потери, заходя в блок. Это был мой дом, какие тут потери? Просто не видела смысла обитать там. Приезжала и, входя внутрь, казалось, переступала порог старого альбома с жизнерадостными фотографиями. Теплые воспоминания и ощущение некоего мемориала, к которому обычно приезжают люди, чтобы поклониться и подумать о высоком, смешались воедино. Пожалуй, как семейный альбом я свой блок и воспринимала. Реликвия, музей. Его надо беречь и гордиться.
Жить? Трудно существовать в музее, казарма предпочтительнее.
Закинув сумку на плечо, перешагнула стыковочный узел и огляделась. Над одним из кресел на небольшом табло горело зеленым светом мое имя. Рядом — фамилия четыреста одиннадцатого. Усмехнувшись, качнула головой, подошла к креслу и, бросив под него сумку, уселась, пристегнула ремни безопасности.
— Наше соседство — воля небес. Рад, что снова мозолишь мне глаза.
Куда без издевки? Оно и понятно — никуда. Вот командир звена с личным порядковым номером четыреста одиннадцать и веселился.
Очень хотелось ответить, но сочла за благо промолчать, иначе до самого кольца не заткнется, а я не в том расположении духа сейчас, чтобы слушать словесные поносы. Надо настроиться на пересадку.
Болтаться по кольцу ученых придется около трех часов. Программа максимум — перекусить где–нибудь и отсидеться в тихом месте. Программа минимум — просто отсидеться.
— Что если нам пообедать в каком–нибудь милом местечке? Поговорим или помолчим, но главное, сделаем это вместе? Как тебе предложение? Все равно три часа как–то надо убить. Лучше сделать это в приятной обстановке и со знакомыми людьми. Как думаешь?
Панин пристегивался, и, чтобы ему было удобнее, склонился в мою сторону. Потому слова прозвучали у самого уха. Интимненько получилось. Ровно так же это звучало несколько лет назад, когда он звал меня на свидание, пристегиваясь ремнями на военных тренажерах. Наши психологические показатели совпадали, и нас очень часто ставили в пару. Проще говоря: умные машины, просчитав наши тесты, решили, что мы с Паниным очень хорошо понимаем друг друга.
Как давно это было… Теперь от понимания остались только злость и отчужденность.
— Вижу–вижу, — продолжал четыреста одиннадцатый, — снова этот полный холода взгляд, говорящий мне: «Изыди. Видеть тебя не желаю. Между нами пропасть». И что я могу ответить? Ничего. Но поцеловать тебя очень хочется, потому продолжу болтать с тобой. Авось получится, и ты смилуешься над грешником, снизойдешь с вершины, где стоит храм самобичевания, и одаришь поцелуем. Ради последнего готов наравне с тобой войти в этот храм и потрясти всем дерьмом, что накопилось в моей душе за последние годы. Пройти огонь посвящения в уроды, принять это звание как данность. Все ради тебя… И я не могу забыть тот финт с полотенцем.
Я набрала воздуха в грудь и шумно выдохнула, но ничего не могла с собой поделать: повернулась к Панину, улыбнулась. Вспомнилось, как мы сидели в столовке или в парке военного училища, он болтал в подобном тоне всякие глупости, а я хихикала. Потом были поцелуи, объятья и снова поцелуи. Вадим на какое–то время вытеснил из памяти образ Кирилла, заставил поверить в возможность все исправить, продолжать надеяться на что–то светлое и простое, например, любовь.
Кто сказал, что любовь — сложная субстанция? Наверное, тот, кто любил представления о любви, а не жил, обладая ею. На самом деле простое чувство, не сложнее обычного колеса. Крутится себе по жизни, помогая существовать, делать поступки, обретать цели. Некая опция, включенная в наш спектр эмоций, с которой приятно существовать во времени, толкать себя и цивилизацию вперед.
— Раньше ты изысканнее предлагал себя, — стараясь унять улыбку, ответила я.
— Да, непорядок, — шутливый тон Панину давался легко. — Но в этом ты виновата. Практики никакой — любимая девчонка в статую превратилась. Ходит туда–сюда, а я слюной исхожу и тупею. Речевые инстинкты срабатывают, эмоции захлестывают, а мелю всякий бред. Сексуальность на голову давит. Того гляди помутнение рассудка начнется, перегрев не только в мозгу, но и в других местах.
— Заткнись, Панин. Перегрев давно случился. Завязывай чушь нести. Не действует.
— Действует, — хмыкнул четыреста одиннадцатый. — Только медленно. Но я упорный. На курсе не было никого, кто бы лучше понимал друг друга, чем мы с тобой.
— Утомил. Закрой рот. Что было, то прошло.
— Не уверен. Иначе моим координатором была бы ты.
Наконец–то серьезный тон. Так проще держать себя и его в рамках, не позволять выходить за них. Я чувствовала, что четыреста одиннадцатому приспичило со мной поговорить о важном деле.
Прав, ой как прав вояка: мы хорошо чувствуем друг друга. Вот и сейчас под бессмысленным лепетом о любимой девчонке Панин просил о встрече без посторонних ушей.
— Хорош! — отмахнулась я. — Хочешь поговорить, давай сделаем это на кольце ученых. А сейчас заткнись. Старт.
— Умолкаю.
На ехидство не похоже. Скорее — на понимание и добрую волю. Что же там случится такого на играх и отборе в целом, что Панин так всполошился? Он ведь намекал на разговор еще в душевой.
Ладно. Выслушаем, разберемся, подумаем на заданную тему.
ГЛАВА 2
Стыковка прошла успешно. Щелкнув замком ремней безопасности, я поднялась из кресла, достала сумку–мешок и направилась по проходу между рядами.
— Татьяна, погоди!
Я оглянулась. Панин спешил ко мне, цепляясь за меня взором. Лицо у него суровое, серьезное. Таким он был только во время рейдов.
Возле кресел, где сидели Александр Кирович и Логинов, Панин тормознул, протянул каждому руку для пожатия и получил пожатие в ответ. Видимо, мужчины перебросились короткими фразами, Панин кивнул, что–то сказал и снова направился ко мне.
Я стояла, вжавшись в стену, пропуская других наблюдателей к выходу.
— Пойдем вместе, поговорить ведь хотели. — Поравнявшись со мной, он взял мою сумку. — Я знаю здесь хорошее местечко. Тихо, мило, уютно.
«Поговорить ведь хотели»… Ну–ну. Вот уж точно не собиралась болтать, да еще и с Паниным. А он, все перевернув, сделал необходимую ему беседу нашей общей заинтересованностью. Умеет, гад! А я? Пошла на поводу, как делала это прежде. Пара извинительных фраз с его стороны, заигрывание, и я готова кушать ту лапшу, что повесит мне на уши господин командир.
Довольно! Завязывать надо с этим.
Панин прибыл в военное училище с этого кольца. Его родители ученые. Чем занимались, не ведаю, но сынок пошел не в них. С чего Панину приспичило окунуться в военную действительность — тайна за семью печатями. Но что в итоге получилось — того не изменить. Кстати, показатели к обитанию четыреста одиннадцатого на кольце ученых были. Еще в корпусе мне случайно попались на глаза результаты его тестов по математике и физике. Весьма недурно: Панин апеллировал формулами и доказательствами одной из теорем. Подвел изысканный и неожиданный вывод. Мой вопрос к нему «Зачем глушил показатели?» еще в те годы остался без ответа. А сейчас мне плевать и на Панина, и на его способности.
— Позже, — улыбнулась ему. — Я бывала на этом кольце и хорошо знакома с местными достопримечательностями. Если необходимость в беседе так актуальна, то переговорим перед моим отлетом. А сейчас обойдусь без тебя.
Мы снова шагали по хорошо освещенному тоннелю, только он оказался короче.
— Вот оно как даже, — хмыкнул парень. — Согласен, слишком забежал вперед. Но разговор неизбежен, поверь. Чем быстрее мы приступим к обсуждению, тем проще будет нам с тобой работать в команде.
Уважаемый господин сбавил напор и перешел на другой тон. Хм, чудны дела твои, Господи. Ему просто необходим разговор со мной, иначе бессмысленно все то, что сейчас происходило. Панин делал ставку на меня и еще кого–то. Упомянутая им команда — не все наблюдатели, а узкий круг людей. Начинает разворачиваться интрига. Кто–то, что–то, где–то, как–то — все грозит обернуться неким действом.
Что ж, мне стало любопытно.
На выходе служащие проверили паспорта, поинтересовались, не желаем ли мы переодеться. Выразив такое желание, отправились вслед за девушкой–волонтером, которая с вежливой улыбкой провела нас в боковую дверь. За ней оказалось несколько служебных помещений.
Панин бросил девушке несколько утонченных комплиментов, воспев ее красоту и женственность, а я только ухмылялась, видя реакцию молодой особы.
