Ага, держи карман шире!
Надо все проверить.
— Система. Расписание всех шаттлов за сегодняшний день, стыкующихся с платформой «F».
— Тебе тоже не дает покоя тот блондинчик с милыми кудряшками?
— Отвяжись, Панин.
— Вот–вот. И я все о нем думаю.
Из стены выехал стол с дымящимися на нем блюдами. Вовремя, живот от голода давно уже крутит.
Подойдя к умывальнику, протянула руки, и фотоэлемент, среагировав на тень, подал воду через низко расположенный кран.
Эх, поживешь с мое на кольце военного корпуса, научишься получать удовольствие от возможности долго плескаться, даже моя руки. Но уж очень есть хотелось, потому обсушила ладони под струей воздуха и устремилась за небольшой, метр на метр, стол. Села так, чтобы можно было смотреть на столбики дат, направлений маршрутов, подобранных Системой.
— Координатора из тебя не вытравить, — посетовал Панин. — Ты снова в рейде, просчитываешь возможные опасности.
— Чем недоволен? — запихивая большой кусок мяса себе в рот, отмахнулась я.
— Хорошо, поясню… Ты отправилась в рейд за Кудряшкой. Для тебя он подозрительная личность. Координатора из тебя не выжечь каленым железом, и заметь: одного из лучших координаторов. Ты что–то учуяла и нос держишь по ветру. Я — командир десятки и привык доверять чутью координатора, твоему чутью, девочка. Значит, буду делать свою часть работы. Поиграем.
Я нахмурилась:
— Слишком много сиропа в словах. Продолжай, я не в претензии. На самом деле доля вероятности или случайности всегда присутствует.
— Ну–ну…
Четыреста одиннадцатый скинул куртку и бросил ее на спинку кресла. У него на руке оказалось самозаписывающее устройство. Когда он успел его натянуть, мне не ведомо, но сейчас на корпусе светилась красная точка — прибор в работе. На мой вопросительный взгляд Панин пожал плечами и сказал:
— Надел в зоне отчуждения, пока ты пейзажем любовалась. Сам не знаю, почему так сделал. Из меня тоже не выкорчевать военное училище — все мы буйно помешанные. Везде мерещится чушь, которую следует проверить по миллиону раз.
Я перестала жевать, тяжело проглотила кусок и, отпив сока из стакана, сложила руки перед собой, уставившись на коллегу. Мне недостаточно такого рода объяснений, пускай я верила в них и тоже причисляла себя к сумасшедшим, которым за каждым углом мерещилась опасность. Я относилась с подозрением к любому прохожему, включая людей из военного корпуса. Особенно из корпуса. Кто знает, в какие игры решат сыграть ребята и какие идеи подхватят их командиры? Силовики могут многое, если не все.
Нас учили жить и работать на кольце, никому не доверять. Даже тесты на старших курсах обучения проводили на предмет недоверия ребятам из других учебных пятерок и фаланг. Исключение — твоя команда. Именно она становилась семьей, единым с тобой организмом, защитой и опорой, смыслом жизни. Уже на службе десятки не приступали к работе, пока солдаты не научатся полагаться друг на друга. Половину из своей десятки я знала по курсу и успешно работала с ними еще в учебной пятерке. В своей десятке я доверяла каждому поименно и всем ребятам скопом, а они — мне.
— Ну чего ты?! — возмутился Панин. — Сама виновата: не успела прилететь, тут же кинулась выслеживать кудрявых парней. Мало того, еще и чуть ли не в обморок падать при этом, будто с тебя заживо скальп снимают. Вот я и перенервничал, записал его притязания к тебе в положении задом кверху на перилах. Надо признать, ракурс он выбрал не из лучших. Ну что ты так на меня смотришь? Говорю же: надел по привычке, а включил, когда ты вдруг сама не своя стала.
— Хватит зубы заговаривать! Устройство надел не просто так. Но это твоя задача. Если бы перенервничал, то с тебя бы сталось: задержание бы оформил. Пистолет под брючиной? Я угадала?
В ответ на мой вопрос Панин наклонился и, подняв полу брючины, извлек оружие.
— Ствол на стол! — приказала я вполне миролюбивым тоном. — Не люблю на отдыхе ребят с пушками.
Раздался тяжелый звук, и на столешнице остался лежать Glock последней модели.
— И второй тоже. — Мои брови изогнулись в желании продемонстрировать Панину свою решительность и понимание. — Знаю я тебя, дружочек.
— «Дружочек». Ласкает слух. — Улыбка расползлась на лице бывшего. — Доесть можем и позже, сейчас кроватный блок вызову…
— Нравится сидеть рядом с девушкой, по горло увешанным пукалками? Продолжай в том же духе. Проехали. Ждешь вооруженного нападения? Тогда эта штука пусть лежит рядом со мной. Мне же тоже отстреливаться чем–то надо. Что ты там наснимал, показывай. Давай идентифицируем личность. Чем дышит тот парень?
— Только один вопрос: чем он тебя зацепил?
— Схожестью с Кириллом. Одно лицо. Мне, признаюсь, не по себе стало.
— Кир… — Панин проглотил половину имени моего покойного возлюбленного, немного замешкался, а потом рявкнул: — Система, глушители! Изоляция блока от внешних вторжений. Автономное пользование данными.
Свет моргнул и погас, погрузив помещение в кромешную тьму. Затем включилось резервное питание, а вместе с ним и освещение. На интерактивной стене поползли программные строчки перезагрузки. Я ловила каждую и с каждой осознавала: программа совершенно независимая. Выходит, Панин периодически пополнял данные в ручном режиме, иначе вся информация будет устаревшей и бесполезной. Откуда он производил пополнение?
На экране мелькнула архивная папка, которая без дополнительных шифров распаковалась самостоятельно, и все файлы, что хранились в ней, стали загружаться в программу. Кто–то шлет Панину данные и делает это регулярно. Он сам? Исключено, нет доступа к хранилищу диспетчерской ни у кого, кроме Особого отдела. Каждый рейд, особенности, личности, обстоятельства, поступки членов звена, и еще бог знает что записываются в архив автоматически, отсылаются в хранилище. При желании или по особому распоряжению делается запрос в архив на конкретный эпизод или личность.
Я прислушалась к себе и не почувствовала удивления. Давно привыкла к тузам в рукаве, которыми порой обменивались ребята в погонах на разных уровнях военного корпуса. Если файлы поступают напрямую Панину, значит, кому–нибудь это нужно и происходит с чьего–то разрешения.
На экране распаковывались очередные папки, а я принялась за остывающую еду, чем заслужила ехидный смешок от коллеги.
Я успела съесть половину порции, когда система начала загрузку передаваемой информации с наручного устройства Панина. Откинувшись на спинку кресла, пила сок и наблюдала за происходящим на экране. Программа обработала запись, стала прокручивать ее в замедленном режиме, накладывая на лица и руки людей, попавших на видео подобие сетки–маски для распознавания личности. С правой стороны экрана отображались данные на пассажиров и абсолютовцев.
Пришлось ждать, пока программа распознает мою личность. Ничего нового и сверхинтересного: данные на текущий момент, соответствующие легенде. Неплохой тест на выявление сбоев в общей системе.
Наконец программа набросила «маску» на фигуру Максима, и Панин крикнул: «Стоп». Изображение замерло, а парень прочитал вслух:
— Максим Соловьев. Двадцать шесть лет. Европеец. Место проживания — Тринадцатый квадрат. Место рождения — неизвестно. Согласно проведенному следствию, место рождения и пункт отправки в Тринадцатый квадрат — поселение в Карантинном квартале. Прибыл в Тринадцатый квадрат в соответствии с запросом родственника. На момент… И так далее…
Согласна с Паниным: содержащаяся в деле информация на землянина — стандарт. По типу «не был», «не привлекался», «не состоял». Познавательно, но бесполезно именно потому, что есть пресловутое «не».
Вот если бы…
Если бы да кабы, да во рту росли грибы. Ну нет особых преступных заслуг у товарища Соловьева. Тут радоваться надо, а я расстроилась. Зацепки нет, личностной червоточины — тоже. Неестественно как–то…
С ума сойти! Как же глубоко деформировал меня мир военного корпуса, что вижу в человеке, живущем по законам, нечто противоестественное. Хм. С другой стороны, за три года участия в рейдах такого насмотрелась — с души воротит. К тому же доходят слухи о нарушениях бойцов из других десяток, сделанных ими в рейдах на Землю. Ну как люди не понимают, что все, что происходит во время задания, записывается, отслеживается, протоколируется? И если допущена ошибка — одно, а если ты возмущаешься и критикуешь правила колец — другое. А ведь есть и такие, кто осмеливается. И что потом? Никто не скажет, ибо сказать просто некому.
— Запрос по родственнику, — продолжил Вадим, набирая символы приказа на самозаписывающем устройстве.
Он вводил буквы вручную, значит, блок с записанной программой дистанционный. Может, резервное хранилище? Похоже на правду. А кто у нас мог такой историей заморочиться? То–то и оно, что только разведывательные войска и особисты. Последние так вообще во все вмешиваются, и все им надо. Особое отношение ко всем — особое пристрастие к каждому.
М–да, говорят ведь, бывших разведчиков не бывает, Панин — не исключение. Но тут всплывает другой ряд вопросов. Например, что не нравится такому секретному ведомству в нашем, рейдовом департаменте? В чем мы заподозрены, и сколько еще нераскрытых секретных агентов в военном корпусе? Сидят где–то, доклады строчат.
Противно мне, но весело... Почти весело. Все под колпаком Абсолюта. Все под колпаком разведки. Все!
— Родственник скончался на следующий день, как к нему прибыл Соловьев. Видишь даты? — отозвался Панин, хоть я и сама успела прочитать сообщение. — Очень интересно…
— Чем интересно? Хотя по логике вещей может быть интересным.
— Тем, что он из Карантинного квартала. Совпадение? Хм…
— Ага, — кивнула я. — Колись. Почему тебе не нравится совпадение?
Для меня стало очевидным, что так и было — случайность. Я не знаю, кто нашептывал мне такую уверенность, но я не сомневалась.
— Всенепременно. Переходим к разъяснению задания. Без этого никак.
— Ого! — Одним махом я влила в горло остатки сока и уселась удобнее, вытянув ноги вперед. — Столько тайн в ерундовом деле: Карантинный квартал, Тринадцатый квадрат, умерший родственник, не переживший радости от встречи с Кудряшкой, и перехлест с предстоящим отбором. Да, ты интриган, батенька. Прямо триллер завернул.
— Красиво излагаешь, Танечка. Зришь в корень. Итак, тайна начинается, прочищай ушки, буду вещать.
— Не тяни, Образина!
— Значит, он Кудряшка, а я — Образина? Так не честно. Ты обзываешься.
Я сделала вид, что удивилась:
— Ты забыл свой ник в военном училище? Я всего лишь оживляю нашу беседу, пытаюсь склонить тебя к разговору с целью получить секретную информацию. Все, как нас учили. Я так стараюсь, что из кожи вон едва ли не лезу, обращаю нас к нашему общему прошлому с его трепетными моментами, а ты все не идешь на контакт.
— Выкрутилась. Ага! Тот финт с полотенцем — обращение к нашему общему прошлому? Признаю, было виртуозно. Снимаю шапку и падаю ниц.
— Далось тебе полотенце! Начинай уже, или я пойду восвояси. Тут полно мест, где можно с чувством и толком провести время.
— Тань, мы вляпались.
Сказанное, будто удар в грудь, сбило мое дыхание. Откашлявшись, я уставилась на Панина, ища в его лице малейший намек на шутку или игру. Нет, Вадим открыт, ни тени жульничества, подтасовки. Ему важно поговорить со мной. У него не стояла задача склонить меня на свою сторону, подставить. Он пытался предупредить. Именно за этим позвал в блок и включил защиту. Странный парень, похожий на Кирилла — предлог. Все гораздо глубже и, увы, прозаичнее.
— Меня посадят, если ты сдашь меня, — продолжил Панин и напряженно улыбнулся. — Но в нашем мирке ты единственный человек, с кем могу обсудить дело. Оно не простое, Татьяна. С кучей подводных камней, и нас в него втянули. Знаешь почему? Мы лучшие: ты и я. Отбор — военная операция. Нет людей, кто посвящен в нее целиком. Нас шестеро, тех, кто хоть что–то знает, но заметь — не все. Собрать мозаику трудно, большие пробелы, но… Мне удалось. Есть у меня… Друзья. Кое на что намекнули. Остальное сопоставил, додумал.
— Информация, которую я получу на электронную почту. Начни с нее. Любопытно же, какова официальная версия.
Мои мышцы напряжены, я только сейчас это почувствовала, когда поставила пустой стакан на стол и заметила, что дрожит рука. Но я верила Панину безоговорочно. Интуиция вопила, чтобы слушала его и внимала каждому слову. Я ненавидела его за прошлое, но четыреста одиннадцатый действительно лучший, и он пришел ко мне, чтобы не пропасть. Я снова равняюсь по нему, его чутью, осторожности. И я знаю: поступаю правильно.
— Логично. — Парень кивнул. — Правила поменялись. Теперь пятнадцать абсолютовцев и двенадцать землян выступят в роли наблюдателей на отборе. Задача — выявить двадцать четыре человека самых лучших, кто перейдет во второй этап.
— Подожди, я не поняла. Ожидали модуль, девять координаторов, включая меня, и двое — командиров групп, включая тебя. Потом прибыл Грибоедов, и командиров стало трое. Откуда пятнадцать? Прибудут позже или…
— Уже на Земле, — прервал меня Вадим. — Дослушай. Все вопросы позже. Второй этап адаптационный, и конкурсантов поделят на дюжины. Группы должны выполнить поставленную задачу — рейд в интерактивном поле. Оцениваться будут слаженность и работоспособность. Отбор превратят в шоу, за которым в круглосуточном режиме сможет наблюдать население обоих миров. Каждое движение бойца не уйдет от любопытных глаз публики.
Абсолют подстраховался, сделав отбор круглосуточным шоу, ведь так можно наблюдать за бойцами и не страшны сюрпризы от землян.
— По итогам интерактивного боя сформируется команда из десяти человек и командира. Они отправятся в настоящий рейд. И тут начинается самое интересное…
— Подожди с интересным, сейчас расскажешь. Я не понимаю: пятнадцать наших и двенадцать — землян. Землян — двенадцать. Конкурсантов — двадцать четыре. Но у меня не сходится математика, когда думаю о количестве. По прошлым играм голосующих было столько же, сколько и конкурсантов. Почему сейчас на три больше? Сделано для выявления преимущества?
— Не–а. Все дело в координаторах, Танечка. Их двенадцать, одиннадцать принимают участие в этапе отбора. Командиры подключатся в третьем этапе, как и еще один координатор. И тут, как я уже сказал, начинается самое интересное. Про этих четверых никто не знает.
— Ого! — не удержалась я от возгласа. — Ничего себе перспектива!
— Легенда такая для всех землян и абсолютовцев: на территории Карантинного квартала обнаружены нежелательные элементы. Будут проверять незарегистрированных людей, ведущих непонятный образ жизни. По данным разведки они там действительно есть.
— А почему тогда не проводятся рейды? — нахмурилась я. — Разведывательные группы не работают?
— Все сложнее в нашем политическом мире. Абсолют не получил санкций на проверку того района, но удалось выбить разрешение на проведение этапа отбора с принуждением неизвестных к регистрации. Это более гуманно, чем рейд. Ведь Абсолют предложил Парламенту Земли нечто беспрецедентное — собственные рейдовые отряды. Возрождается контора, которую раньше называли полицией.
Мой голос дрогнул:
— Полиция?
— Да. Говорю же: политика — дело тонкое. Так в большинстве случаев сами земляне станут разбираться в своем мирке и подчищать за собой дерьмо.
Надо все проверить.
— Система. Расписание всех шаттлов за сегодняшний день, стыкующихся с платформой «F».
— Тебе тоже не дает покоя тот блондинчик с милыми кудряшками?
— Отвяжись, Панин.
— Вот–вот. И я все о нем думаю.
Из стены выехал стол с дымящимися на нем блюдами. Вовремя, живот от голода давно уже крутит.
Подойдя к умывальнику, протянула руки, и фотоэлемент, среагировав на тень, подал воду через низко расположенный кран.
Эх, поживешь с мое на кольце военного корпуса, научишься получать удовольствие от возможности долго плескаться, даже моя руки. Но уж очень есть хотелось, потому обсушила ладони под струей воздуха и устремилась за небольшой, метр на метр, стол. Села так, чтобы можно было смотреть на столбики дат, направлений маршрутов, подобранных Системой.
— Координатора из тебя не вытравить, — посетовал Панин. — Ты снова в рейде, просчитываешь возможные опасности.
— Чем недоволен? — запихивая большой кусок мяса себе в рот, отмахнулась я.
— Хорошо, поясню… Ты отправилась в рейд за Кудряшкой. Для тебя он подозрительная личность. Координатора из тебя не выжечь каленым железом, и заметь: одного из лучших координаторов. Ты что–то учуяла и нос держишь по ветру. Я — командир десятки и привык доверять чутью координатора, твоему чутью, девочка. Значит, буду делать свою часть работы. Поиграем.
Я нахмурилась:
— Слишком много сиропа в словах. Продолжай, я не в претензии. На самом деле доля вероятности или случайности всегда присутствует.
— Ну–ну…
Четыреста одиннадцатый скинул куртку и бросил ее на спинку кресла. У него на руке оказалось самозаписывающее устройство. Когда он успел его натянуть, мне не ведомо, но сейчас на корпусе светилась красная точка — прибор в работе. На мой вопросительный взгляд Панин пожал плечами и сказал:
— Надел в зоне отчуждения, пока ты пейзажем любовалась. Сам не знаю, почему так сделал. Из меня тоже не выкорчевать военное училище — все мы буйно помешанные. Везде мерещится чушь, которую следует проверить по миллиону раз.
Я перестала жевать, тяжело проглотила кусок и, отпив сока из стакана, сложила руки перед собой, уставившись на коллегу. Мне недостаточно такого рода объяснений, пускай я верила в них и тоже причисляла себя к сумасшедшим, которым за каждым углом мерещилась опасность. Я относилась с подозрением к любому прохожему, включая людей из военного корпуса. Особенно из корпуса. Кто знает, в какие игры решат сыграть ребята и какие идеи подхватят их командиры? Силовики могут многое, если не все.
Нас учили жить и работать на кольце, никому не доверять. Даже тесты на старших курсах обучения проводили на предмет недоверия ребятам из других учебных пятерок и фаланг. Исключение — твоя команда. Именно она становилась семьей, единым с тобой организмом, защитой и опорой, смыслом жизни. Уже на службе десятки не приступали к работе, пока солдаты не научатся полагаться друг на друга. Половину из своей десятки я знала по курсу и успешно работала с ними еще в учебной пятерке. В своей десятке я доверяла каждому поименно и всем ребятам скопом, а они — мне.
— Ну чего ты?! — возмутился Панин. — Сама виновата: не успела прилететь, тут же кинулась выслеживать кудрявых парней. Мало того, еще и чуть ли не в обморок падать при этом, будто с тебя заживо скальп снимают. Вот я и перенервничал, записал его притязания к тебе в положении задом кверху на перилах. Надо признать, ракурс он выбрал не из лучших. Ну что ты так на меня смотришь? Говорю же: надел по привычке, а включил, когда ты вдруг сама не своя стала.
— Хватит зубы заговаривать! Устройство надел не просто так. Но это твоя задача. Если бы перенервничал, то с тебя бы сталось: задержание бы оформил. Пистолет под брючиной? Я угадала?
В ответ на мой вопрос Панин наклонился и, подняв полу брючины, извлек оружие.
— Ствол на стол! — приказала я вполне миролюбивым тоном. — Не люблю на отдыхе ребят с пушками.
Раздался тяжелый звук, и на столешнице остался лежать Glock последней модели.
— И второй тоже. — Мои брови изогнулись в желании продемонстрировать Панину свою решительность и понимание. — Знаю я тебя, дружочек.
— «Дружочек». Ласкает слух. — Улыбка расползлась на лице бывшего. — Доесть можем и позже, сейчас кроватный блок вызову…
— Нравится сидеть рядом с девушкой, по горло увешанным пукалками? Продолжай в том же духе. Проехали. Ждешь вооруженного нападения? Тогда эта штука пусть лежит рядом со мной. Мне же тоже отстреливаться чем–то надо. Что ты там наснимал, показывай. Давай идентифицируем личность. Чем дышит тот парень?
— Только один вопрос: чем он тебя зацепил?
— Схожестью с Кириллом. Одно лицо. Мне, признаюсь, не по себе стало.
— Кир… — Панин проглотил половину имени моего покойного возлюбленного, немного замешкался, а потом рявкнул: — Система, глушители! Изоляция блока от внешних вторжений. Автономное пользование данными.
Свет моргнул и погас, погрузив помещение в кромешную тьму. Затем включилось резервное питание, а вместе с ним и освещение. На интерактивной стене поползли программные строчки перезагрузки. Я ловила каждую и с каждой осознавала: программа совершенно независимая. Выходит, Панин периодически пополнял данные в ручном режиме, иначе вся информация будет устаревшей и бесполезной. Откуда он производил пополнение?
На экране мелькнула архивная папка, которая без дополнительных шифров распаковалась самостоятельно, и все файлы, что хранились в ней, стали загружаться в программу. Кто–то шлет Панину данные и делает это регулярно. Он сам? Исключено, нет доступа к хранилищу диспетчерской ни у кого, кроме Особого отдела. Каждый рейд, особенности, личности, обстоятельства, поступки членов звена, и еще бог знает что записываются в архив автоматически, отсылаются в хранилище. При желании или по особому распоряжению делается запрос в архив на конкретный эпизод или личность.
Я прислушалась к себе и не почувствовала удивления. Давно привыкла к тузам в рукаве, которыми порой обменивались ребята в погонах на разных уровнях военного корпуса. Если файлы поступают напрямую Панину, значит, кому–нибудь это нужно и происходит с чьего–то разрешения.
На экране распаковывались очередные папки, а я принялась за остывающую еду, чем заслужила ехидный смешок от коллеги.
Я успела съесть половину порции, когда система начала загрузку передаваемой информации с наручного устройства Панина. Откинувшись на спинку кресла, пила сок и наблюдала за происходящим на экране. Программа обработала запись, стала прокручивать ее в замедленном режиме, накладывая на лица и руки людей, попавших на видео подобие сетки–маски для распознавания личности. С правой стороны экрана отображались данные на пассажиров и абсолютовцев.
Пришлось ждать, пока программа распознает мою личность. Ничего нового и сверхинтересного: данные на текущий момент, соответствующие легенде. Неплохой тест на выявление сбоев в общей системе.
Наконец программа набросила «маску» на фигуру Максима, и Панин крикнул: «Стоп». Изображение замерло, а парень прочитал вслух:
— Максим Соловьев. Двадцать шесть лет. Европеец. Место проживания — Тринадцатый квадрат. Место рождения — неизвестно. Согласно проведенному следствию, место рождения и пункт отправки в Тринадцатый квадрат — поселение в Карантинном квартале. Прибыл в Тринадцатый квадрат в соответствии с запросом родственника. На момент… И так далее…
Согласна с Паниным: содержащаяся в деле информация на землянина — стандарт. По типу «не был», «не привлекался», «не состоял». Познавательно, но бесполезно именно потому, что есть пресловутое «не».
Вот если бы…
Если бы да кабы, да во рту росли грибы. Ну нет особых преступных заслуг у товарища Соловьева. Тут радоваться надо, а я расстроилась. Зацепки нет, личностной червоточины — тоже. Неестественно как–то…
С ума сойти! Как же глубоко деформировал меня мир военного корпуса, что вижу в человеке, живущем по законам, нечто противоестественное. Хм. С другой стороны, за три года участия в рейдах такого насмотрелась — с души воротит. К тому же доходят слухи о нарушениях бойцов из других десяток, сделанных ими в рейдах на Землю. Ну как люди не понимают, что все, что происходит во время задания, записывается, отслеживается, протоколируется? И если допущена ошибка — одно, а если ты возмущаешься и критикуешь правила колец — другое. А ведь есть и такие, кто осмеливается. И что потом? Никто не скажет, ибо сказать просто некому.
— Запрос по родственнику, — продолжил Вадим, набирая символы приказа на самозаписывающем устройстве.
Он вводил буквы вручную, значит, блок с записанной программой дистанционный. Может, резервное хранилище? Похоже на правду. А кто у нас мог такой историей заморочиться? То–то и оно, что только разведывательные войска и особисты. Последние так вообще во все вмешиваются, и все им надо. Особое отношение ко всем — особое пристрастие к каждому.
М–да, говорят ведь, бывших разведчиков не бывает, Панин — не исключение. Но тут всплывает другой ряд вопросов. Например, что не нравится такому секретному ведомству в нашем, рейдовом департаменте? В чем мы заподозрены, и сколько еще нераскрытых секретных агентов в военном корпусе? Сидят где–то, доклады строчат.
Противно мне, но весело... Почти весело. Все под колпаком Абсолюта. Все под колпаком разведки. Все!
— Родственник скончался на следующий день, как к нему прибыл Соловьев. Видишь даты? — отозвался Панин, хоть я и сама успела прочитать сообщение. — Очень интересно…
— Чем интересно? Хотя по логике вещей может быть интересным.
— Тем, что он из Карантинного квартала. Совпадение? Хм…
— Ага, — кивнула я. — Колись. Почему тебе не нравится совпадение?
Для меня стало очевидным, что так и было — случайность. Я не знаю, кто нашептывал мне такую уверенность, но я не сомневалась.
— Всенепременно. Переходим к разъяснению задания. Без этого никак.
— Ого! — Одним махом я влила в горло остатки сока и уселась удобнее, вытянув ноги вперед. — Столько тайн в ерундовом деле: Карантинный квартал, Тринадцатый квадрат, умерший родственник, не переживший радости от встречи с Кудряшкой, и перехлест с предстоящим отбором. Да, ты интриган, батенька. Прямо триллер завернул.
— Красиво излагаешь, Танечка. Зришь в корень. Итак, тайна начинается, прочищай ушки, буду вещать.
— Не тяни, Образина!
— Значит, он Кудряшка, а я — Образина? Так не честно. Ты обзываешься.
Я сделала вид, что удивилась:
— Ты забыл свой ник в военном училище? Я всего лишь оживляю нашу беседу, пытаюсь склонить тебя к разговору с целью получить секретную информацию. Все, как нас учили. Я так стараюсь, что из кожи вон едва ли не лезу, обращаю нас к нашему общему прошлому с его трепетными моментами, а ты все не идешь на контакт.
— Выкрутилась. Ага! Тот финт с полотенцем — обращение к нашему общему прошлому? Признаю, было виртуозно. Снимаю шапку и падаю ниц.
— Далось тебе полотенце! Начинай уже, или я пойду восвояси. Тут полно мест, где можно с чувством и толком провести время.
— Тань, мы вляпались.
Сказанное, будто удар в грудь, сбило мое дыхание. Откашлявшись, я уставилась на Панина, ища в его лице малейший намек на шутку или игру. Нет, Вадим открыт, ни тени жульничества, подтасовки. Ему важно поговорить со мной. У него не стояла задача склонить меня на свою сторону, подставить. Он пытался предупредить. Именно за этим позвал в блок и включил защиту. Странный парень, похожий на Кирилла — предлог. Все гораздо глубже и, увы, прозаичнее.
— Меня посадят, если ты сдашь меня, — продолжил Панин и напряженно улыбнулся. — Но в нашем мирке ты единственный человек, с кем могу обсудить дело. Оно не простое, Татьяна. С кучей подводных камней, и нас в него втянули. Знаешь почему? Мы лучшие: ты и я. Отбор — военная операция. Нет людей, кто посвящен в нее целиком. Нас шестеро, тех, кто хоть что–то знает, но заметь — не все. Собрать мозаику трудно, большие пробелы, но… Мне удалось. Есть у меня… Друзья. Кое на что намекнули. Остальное сопоставил, додумал.
— Информация, которую я получу на электронную почту. Начни с нее. Любопытно же, какова официальная версия.
Мои мышцы напряжены, я только сейчас это почувствовала, когда поставила пустой стакан на стол и заметила, что дрожит рука. Но я верила Панину безоговорочно. Интуиция вопила, чтобы слушала его и внимала каждому слову. Я ненавидела его за прошлое, но четыреста одиннадцатый действительно лучший, и он пришел ко мне, чтобы не пропасть. Я снова равняюсь по нему, его чутью, осторожности. И я знаю: поступаю правильно.
— Логично. — Парень кивнул. — Правила поменялись. Теперь пятнадцать абсолютовцев и двенадцать землян выступят в роли наблюдателей на отборе. Задача — выявить двадцать четыре человека самых лучших, кто перейдет во второй этап.
— Подожди, я не поняла. Ожидали модуль, девять координаторов, включая меня, и двое — командиров групп, включая тебя. Потом прибыл Грибоедов, и командиров стало трое. Откуда пятнадцать? Прибудут позже или…
— Уже на Земле, — прервал меня Вадим. — Дослушай. Все вопросы позже. Второй этап адаптационный, и конкурсантов поделят на дюжины. Группы должны выполнить поставленную задачу — рейд в интерактивном поле. Оцениваться будут слаженность и работоспособность. Отбор превратят в шоу, за которым в круглосуточном режиме сможет наблюдать население обоих миров. Каждое движение бойца не уйдет от любопытных глаз публики.
Абсолют подстраховался, сделав отбор круглосуточным шоу, ведь так можно наблюдать за бойцами и не страшны сюрпризы от землян.
— По итогам интерактивного боя сформируется команда из десяти человек и командира. Они отправятся в настоящий рейд. И тут начинается самое интересное…
— Подожди с интересным, сейчас расскажешь. Я не понимаю: пятнадцать наших и двенадцать — землян. Землян — двенадцать. Конкурсантов — двадцать четыре. Но у меня не сходится математика, когда думаю о количестве. По прошлым играм голосующих было столько же, сколько и конкурсантов. Почему сейчас на три больше? Сделано для выявления преимущества?
— Не–а. Все дело в координаторах, Танечка. Их двенадцать, одиннадцать принимают участие в этапе отбора. Командиры подключатся в третьем этапе, как и еще один координатор. И тут, как я уже сказал, начинается самое интересное. Про этих четверых никто не знает.
— Ого! — не удержалась я от возгласа. — Ничего себе перспектива!
— Легенда такая для всех землян и абсолютовцев: на территории Карантинного квартала обнаружены нежелательные элементы. Будут проверять незарегистрированных людей, ведущих непонятный образ жизни. По данным разведки они там действительно есть.
— А почему тогда не проводятся рейды? — нахмурилась я. — Разведывательные группы не работают?
— Все сложнее в нашем политическом мире. Абсолют не получил санкций на проверку того района, но удалось выбить разрешение на проведение этапа отбора с принуждением неизвестных к регистрации. Это более гуманно, чем рейд. Ведь Абсолют предложил Парламенту Земли нечто беспрецедентное — собственные рейдовые отряды. Возрождается контора, которую раньше называли полицией.
Мой голос дрогнул:
— Полиция?
— Да. Говорю же: политика — дело тонкое. Так в большинстве случаев сами земляне станут разбираться в своем мирке и подчищать за собой дерьмо.
