Да. Именно так я начну свои свидетельские показания в полиции, – когда она, наконец-то, поспешит к нам на помощь! Полагаю, придётся что-то подкорректировать в исповеди жертвы. Она звучала открыто, однако приторно. Дополнить можно, если события будут развиваться иначе. Ну, или упростить.
Да, чем проще, тем лучше для всех.
Мда. Я не желала делиться иными соображениями на счёт развернувшейся драмы, и причина элементарная: нежелание не совать свой нос в чужие дела. Она как никогда актуальна и злободневна для нас с Лютиком.
– Караул! – прошамкал лошадиными губами Лютик, выпуская тонкую струйку пара в студёный воздух, и тут же прикрыл пасть копытом. – Тоже мне, полиция – быстродействие и надёжность! Вот где они? Тут почтальоны в опасности, а они медлят! Околеть же можно!
То, что преступник развернул стылый купол на тридцать саженей вокруг трактирного хозяйства, для нас с конём оказалась неожиданностью, вполне поправимой: ведь в сумке оставались другие средства обороны – продержимся! Нечто противоположное выглядело ужасным – эктоплазма, укрепляла купол, и он всё больше походил на ловушку.
Мы наблюдали уже пятого призрака из бара, растворившегося в нём, после чего мороз внутри заметно укрепился. Если растворятся все свежеиспечённые убиенные, то никакие средства защиты не спасут.
Шершавая стена каменного амбара болезненно холодила плечо, которым я к ней прижималась, сидя на корточках и подглядывая за противостоянием незнакомцев, выясняющих отношения в пяти саженях от нашего укрытия. Они крепко будоражили мои мысли, впрочем, как и писклявое ржание Лютика в собственные копыта.
Увы, мы – единственные уцелевшие свидетели, которых просто не заметили в виду особенной занятости одного конкретного, в смысле могущества, колдуна другим, и тоже весьма конкретным.
– Просто игого какое-то происходит! Он всех постояльцев одной левой в призраков разложил, а этого, похоже, сейчас заморочит, раз победить не в состоянии! Вся эта потасовка, пусть и яркая, отдаёт доморощенным магическим искусством.
Я посмотрела в глаза коню и ухмыльнулась:
– Согласна. Предположим что-нибудь? Давай поразмышляем? Причины схватки: месть за унижение, женщина, давняя ссора?
– Одно без другого может существовать, как и всё вместе быть единым коктейлем. Ох, я бы сейчас пропустил стаканчик другой медового пойла из бара. На морозе все копыта заледенели, того гляди в сосульку под этим куполом злого экстаза превращусь! Давай обнимемся, что ли, на прощанье. Согреемся, может быть, ещё поживём!
Я и сама прекрасно видела происходящее, просто у срабатывал обратный эффект: я не болтала, как мой напарник, а замолкала и рефлексировала, стараясь просчитать возможные последствия. И в голове на тот момент возникли две мысли: первая – скоро придётся переходить к активным действиям, чтобы умудриться сдержать поступление эктоплазмы; вторая – надежда на помощь таяла так же быстро, как самовосстанавливающиеся свечи в кабинете участкового полиции адского района Низогорья.
– Тихо! – шикнула я на коня. – Заметят движение! Я сердцем чувствую, мужик тот, со взором горящим и в шубе – самовязанке из водорослей, не заморочить собеседника собирается. Тут серьёзнее будет история.
– Конечно! – ехидно прошипел Лютик заскакивая передними ногами ко мне на колени, а те под тяжестью дородного тела коня, весом пуд с четвертью, воткнулись в стылую землю. – Сердце ведьмы – вещун! Так видно же, что оба – маги, да ещё и чёрные настолько, что чернее не бывает. И мимо них не пробежишь – ещё заклятие в спину кинут, и жди, сработает твоя сила, ведьма, на нашу защиту или нет. А вдруг – нет? Что тогда? А я ещё молод, чтобы…
Я разозлилась и прошипела, точно чревовещатель на ярмарке своей кукле:
– Ага, и сердце и образование вещают, что дядька нас удивит. И ещё, что ты опять пытаешься мной манипулировать. Хватит у меня за пазухой отсиживаться, захребетник! Весишь – не поднять! Убери копыта с колен!
Скакунок даже не подумал подчиниться – пыхнул пару раз через ноздри и уменьшился вдвое, снова полез ко мне.
Ох, и сколько же вёрст Лютик на мне проехал – припомнить страшно! Спрашивается: кто кого под узды водит в нашей паре?
Мы – почтальоны. Посылки доставляли, подарки, чудо-пар с сообщениями разного толка. Чаще всего последней услугой пользовались влюблённые, отправляя друг другу признания, и тогда День розовых цветов превращался в гонку на выживание для всех почтальонов нашего Застенного мира.
Впрочем, бывало и так, что посылали с чудо-паром принудительные извещения, или неприятные эпистолы. Увы, но такое встречалось тоже довольно часто, и, вот клянусь своей ведьминой душой, День розовых цветов я готова была пахать в три смены, лишь бы остальные сообщения относили мои сослуживцы.
Лютик – мой напарник и любитель свежего, ржаного хлеба, жаркого камина, час назад наотрез отказался лететь дальше по полям и лесам, до следующей стоянки. Я, естественно, как всегда, дала слабину, рассчитав, что во времени у нас есть фора, и повелась на каприз коня. Сейчас жалела, что позволила Лютику из могучего рысака, которого только ветер догнать может, а из-под копыт пламя выбивается, сдуться до конька – скакунка ростом в полвершка с короткой шеей, огромным филеем и тщедушным хвостом.
– Поговори у меня! – прошипела я в ответ, стараясь меньше разжимать губы, чтобы не выпускать пар изо рта. – По чьей вине мы здесь?
– Ой, подруга, не до беспочвенных обвинений сейчас! С тем парнем он почти разделался, и до нас черёд дойдёт. Может время пришло термос открыть с водицей из Изумрудного озера, а?
– Ты прав, – глядя на происходящее неподалёку бросила я.
Резко стало не до препирательств, и во всём виновен тот сильный колдун в водорослевой шубе.
– Он что с ним сделал-то? – переполошился Лютик, и, встав на задние ноги, обхватил мою шею передними так, что подковы впились в позвоночный бугорок. – Ты видела? Что это было-то? Купол убрал! Бежим? А штуку, на которой он умчался, видела? Что за средство передвижения – не метла, не ковёр, не гончарный горшок?
Я всё видела, потому стало совсем тоскливо. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.
– Он наложил на проигравшего заклинание мерзлоты, – пояснила я.
– Заморозил, что ли?
– Если бы! Хуже. Теплоту сердца вытащил, превратил в лёд. Пока оттаивает, опасен для всех, кто на глаза ему попадётся. Условия для таянья не подходящие – минусовая температура! – и вот не понятно, сколько времени такой шатун прожить сможет.
– Так купол же!
– Как ты не поймёшь? Ловушка сие, а не купол! Зайти можно – выйти нельзя! Только магический спецназ справится, однако, его полиция пусть вызывает. Застряли мы тут, на морозе, и всё благодаря тебе! Сиди тихо, и не высовывайся!
– Ты ж смотри! – вытянул шею скакунок, забыв повторить попытку проникновения мне за шиворот. – Он его… Раве такое возможно? Для чего? Цель какая?
Но вместо ответа я достала из кармана рубин на толстой цепочке, всмотрелась.
Память тут же воспроизвела эпизод, который произошёл в таверне: я и Лютик за дубовым столом, на широкой скамье со спинкой сидим. В заведение вошёл человек, что весьма необычно для наших мест. Ну, в смысле, люди по магическим землям редко путешествуют. Лет двадцати пяти – двадцати семи. Светловолосый, румяный с мороза, улыбчивый. Особенно хорошо запомнились глаза – они такие голубые, что, кажется, будто весеннее, высокое небо проникло внутрь и застряло там навечно.
Отлично помнила, что сначала румяный незнакомец поговорил с тем парнем, что сейчас был хуже магической бомбы. Они поболтали о чём-то, пожали друг другу руки, и только потом человек подсел за наш столик. Ровно с той стороны, где находилась сумка. Я быстро её переложила на другую скамью, ближе к себе.
Полагаю, я отняла у человек возможность сунуть украшение в почтальонское снаряжение, и ему хватило времени запихнуть его в карман моей куртки.
– Помнишь, когда тот парень, что с нами за столом чай пил, отбыл?
– За минуту до появления Грозного колдуна. Полагаю, не просто так.
– Да. Теперь уже кажется, что колдун, что теперь заморочен, Грозного, отвлекал, чтобы человек скрыться успел.
– Так всё и выглядит. Хорошо, что ты рубин сразу обнаружила, и мы направились к выходу, чтобы отдать обратно финтифлюшку. Ох, как подумаю… Ладно. Рубин – проблема, и тот парень, что заморожен, тоже проблема. Придётся объясняться с полицейскими с Лысой горы насчёт и первой, и второй. А из последствий: вылет из благонадёжных, честно повинившихся перед судом граждан Застенья, отрабатывающих повинность на благо и радость других граждан. Не поверят нам. Или поверят, но замучают проверками. Мда. Свезло же…
– Думаешь? – хитро посмотрела я на скакунка, а Лютик причмокнул губами, хотя, тут же озираясь, прикрыл их копытом. – Раз уж человек так хотел, чтобы рубин оказался у нас, то он должен знать, как его вернуть себе обратно. Он найдёт нас, и проблемы рассосутся. Нужно спрятать вещицу. Ещё уменьшиться не хочешь? И помолчать, сидя у в кармане?
А Лютик всё своё тараторил:
– Колдовство во имя спасения невинных, колдовством не считается. А мы – невинные и есть. Только о нарушении правил без санкций никто знать не должен до поры, до времени. Придётся исхитриться и прикрыть одно волшебство другим. Какие мысли на этот счёт? Чего предпримем?
Похоже, наши с Лютиком мысли двигались в одном направлении, потому ничего не сказав, я лишь улыбнулась и раскрыла почтальонскую – тревожную, как называл её скакунок – кладь, достала термос с заговорённой водой.
Отстегнув цепочку, бросила внутрь рубин и прочитала заклинание, осознавая, что мне запрещено таким заниматься:
– Спрячь, вода, от чужих глаз, то, что не для всех – не напоказ. Как мгла скрывает солнце, так рубин бледнеет на донце.
Лютик фыркнул, соглашаясь с моим решением, и выдул через ноздри пар:
– Класс! Мы – команда! Но говоря о ворожбе, я имел в виду нечто иное. Мне виделось нечто лёгкое, едва заметное. Надеюсь, у тебя будет отмазка гладкая и ровная, чтобы полиция не докопалась.
– Конечно! – бросила я в ответ, заграбастывая Лютика, одновременно повышая голос и набирая в рот воды из термоса.
Замороженный и управляемый Грозным магом колдун отреагировал на наше движение, как бык на красную тряпку. Только этого и нужно. Прыснув водой в едва приоткрытые губы, прошептала:
– Водная сила, спаси-сохрани. Щитом прикрой, нас убереги.
Мир вдруг максимально замедлился от взорвавшейся магии. Я не могла двигаться, как и Лютик, что-либо ощущать, – а только наблюдать.
Околдованный, со свирепым видом и жаждой крови в очах, передвигался крайне медленно. Что вполне естественно: ведь на него действовала зачарованная сила стихии, а не самопальное колдовство, исходящее от всех нас.
Распылённые в воздухе капли зависли, выстроившись в несколько равномерных рядов. Между ними появились связи, схожие с паутинкой. Вскоре появилась заплатка из мелких прозрачных льдинок. Ещё момент, и таких заплаток стало уже восемь, и расположены они по сторонам света. А затем, будто кто-то потянул за края каждого куска, и они стали натягиваться, увеличиваясь в размере, точно рыбацкая сеть.
Когда полотна соединились, поблёскивая алмазами-льдинками, горящими магией, в них врезался лбом и грудью околдованный колдун. Ткань защитного купола вмялась под весом мужчины, но тут же рикошетом отшвырнули его обратно. Тот упал на заледеневшую твердь, посмотрел на нас с Лютиком исподлобья, тряхнул головой, вскочил на ноги, снова бросился на нас. К счастью, он сызнова потерпел фиаско. Щит работал – мы были в безопасности. Как долго? – это вопрос!
Только вот, не околеть бы до прибытия полиции. Холод снова набросился и стал кусать тело. Через гортань прошла острая, как пила, воздушная струя.
Я убрала термос в сумку, обняла Лютика за шею одной рукой, и прикрыла глаза.
Мда. Как же стандартно всё начиналось, а как закончится, никто не знает.
Работа нам крутиться и прозябать помогает! – пожалуй, таков был лейтмотив всей предшествующей недели, а перед ней – месяца. Сутки назад он резко изменился, потому что началась та самая, горячая пора, которая наступает перед Новогодними каникулами.
Ну, по крайней мере, я так поняла из мотивационного монолога руководителя подразделения «Почты Низогорья» адского района, поселения «Раужные урицы» господина Диониса Чайки.
Речь его была блестящей и самозабвенной, в том смысле, что её легко самому забыть, потому шеф почты нацепил на ухо ракушку, со встроенной в неё эхо-жемчужиной. Частота воспроизведения записей ракушки равна всего одному прослушиванию, что точно более чем достаточно, чтобы искренне и помпезно повторить записанный текст перед сотрудниками единственного на тысячу вёрст вокруг отделения почты, и повысить самооценку каждого служащего по отдельности и коллектива в целом.
– В этот раз у него лучше вышло, чем в прошлом году и гораздо ладнее, чем в позапрошлом! – шепнула мне на ухо почтальон Руслана. – Хорошо, что он ещё и жестикулирует. Не только руками, но и другими частями тела. Видишь, как головой потрясывает! Кудри так по плечам и размазываются! Красиво. Энергично.
Я слегка повернула голову в сторону Русланы и кивнула. Сделала так, чтобы со стороны показалось, будто я согласилась с очередным, грандиозным по исполнению и силе слога, тезисом Диониса Чайки.
– Да, – прошептала я, – Жалко, что пока нет ответа по поводу средств на содержание театрального клуба. Помню его работу в постановке «Игра одного». Восторг! Ему явно не хватает публики.
– Да. Жаль.
На сём мы закруглились с разговорами, и каждая занялась своим делом. Лично я – томилась от впустую потраченного времени. Руслана же активно вздыхала, и я готова голову дать на отсечение, что мысли её по-прежнему направлены в сторону господина Чайки, но на тему, далёкую от сути речи.
Она так хотела ему помочь обрести ещё один, помимо себя и работы на почте, смысл в жизни в Низогорье, что написала прошение губернатору области, магу высшей категории Некозлинскому, о чаяньях жителей нашего поселения по поводу закрытия театра. Мы все подписались кровью под эпистолой, и Руслана лично отправилась в Центр, оседлав новую метлу, чтобы передать наши озабоченности. Мы ждали ответа от Некозлинского, а пока довольствовались монологами Диониса в стенах родного подразделения.
У кого-то сработало оповещение на сказизеркале, но никто не пошевелился – все продолжали слушать морально стимулирующие фразы, понимая, что прервать запись ракушки не возможно, а руководству требуется выход энергии и аплодисменты.
Да, народ у нас дружный, сознательный! Все горой друг за друга. До переезда, четыре с половиной года тому назад, я и не знала, что существовали места «внутреннего курорта». Ну, такие, где душой кривить, лгать, придумывать небылицы не нужно. А вот просто – живёшь как есть, и всё!
– А теперь перейдём к сменному графику, – моё нутро в тот день на слова руководителя отреагировало слабым, жадным вздохом, будто точно знало, что в передрягу попаду. – Давайте пройдём к моему столу.
– Попрошусь с тобой в одну смену, рыбка, – пропел на ухо Днищев Семён, подхватывая меня под локоток и помогая встать со стула. – Не могу оставить тебя одну в Новогоднюю ночь, здесь, на дежурстве.
Да, чем проще, тем лучше для всех.
Мда. Я не желала делиться иными соображениями на счёт развернувшейся драмы, и причина элементарная: нежелание не совать свой нос в чужие дела. Она как никогда актуальна и злободневна для нас с Лютиком.
– Караул! – прошамкал лошадиными губами Лютик, выпуская тонкую струйку пара в студёный воздух, и тут же прикрыл пасть копытом. – Тоже мне, полиция – быстродействие и надёжность! Вот где они? Тут почтальоны в опасности, а они медлят! Околеть же можно!
То, что преступник развернул стылый купол на тридцать саженей вокруг трактирного хозяйства, для нас с конём оказалась неожиданностью, вполне поправимой: ведь в сумке оставались другие средства обороны – продержимся! Нечто противоположное выглядело ужасным – эктоплазма, укрепляла купол, и он всё больше походил на ловушку.
Мы наблюдали уже пятого призрака из бара, растворившегося в нём, после чего мороз внутри заметно укрепился. Если растворятся все свежеиспечённые убиенные, то никакие средства защиты не спасут.
Шершавая стена каменного амбара болезненно холодила плечо, которым я к ней прижималась, сидя на корточках и подглядывая за противостоянием незнакомцев, выясняющих отношения в пяти саженях от нашего укрытия. Они крепко будоражили мои мысли, впрочем, как и писклявое ржание Лютика в собственные копыта.
Увы, мы – единственные уцелевшие свидетели, которых просто не заметили в виду особенной занятости одного конкретного, в смысле могущества, колдуна другим, и тоже весьма конкретным.
– Просто игого какое-то происходит! Он всех постояльцев одной левой в призраков разложил, а этого, похоже, сейчас заморочит, раз победить не в состоянии! Вся эта потасовка, пусть и яркая, отдаёт доморощенным магическим искусством.
Я посмотрела в глаза коню и ухмыльнулась:
– Согласна. Предположим что-нибудь? Давай поразмышляем? Причины схватки: месть за унижение, женщина, давняя ссора?
– Одно без другого может существовать, как и всё вместе быть единым коктейлем. Ох, я бы сейчас пропустил стаканчик другой медового пойла из бара. На морозе все копыта заледенели, того гляди в сосульку под этим куполом злого экстаза превращусь! Давай обнимемся, что ли, на прощанье. Согреемся, может быть, ещё поживём!
Я и сама прекрасно видела происходящее, просто у срабатывал обратный эффект: я не болтала, как мой напарник, а замолкала и рефлексировала, стараясь просчитать возможные последствия. И в голове на тот момент возникли две мысли: первая – скоро придётся переходить к активным действиям, чтобы умудриться сдержать поступление эктоплазмы; вторая – надежда на помощь таяла так же быстро, как самовосстанавливающиеся свечи в кабинете участкового полиции адского района Низогорья.
– Тихо! – шикнула я на коня. – Заметят движение! Я сердцем чувствую, мужик тот, со взором горящим и в шубе – самовязанке из водорослей, не заморочить собеседника собирается. Тут серьёзнее будет история.
– Конечно! – ехидно прошипел Лютик заскакивая передними ногами ко мне на колени, а те под тяжестью дородного тела коня, весом пуд с четвертью, воткнулись в стылую землю. – Сердце ведьмы – вещун! Так видно же, что оба – маги, да ещё и чёрные настолько, что чернее не бывает. И мимо них не пробежишь – ещё заклятие в спину кинут, и жди, сработает твоя сила, ведьма, на нашу защиту или нет. А вдруг – нет? Что тогда? А я ещё молод, чтобы…
Я разозлилась и прошипела, точно чревовещатель на ярмарке своей кукле:
– Ага, и сердце и образование вещают, что дядька нас удивит. И ещё, что ты опять пытаешься мной манипулировать. Хватит у меня за пазухой отсиживаться, захребетник! Весишь – не поднять! Убери копыта с колен!
Скакунок даже не подумал подчиниться – пыхнул пару раз через ноздри и уменьшился вдвое, снова полез ко мне.
Ох, и сколько же вёрст Лютик на мне проехал – припомнить страшно! Спрашивается: кто кого под узды водит в нашей паре?
Мы – почтальоны. Посылки доставляли, подарки, чудо-пар с сообщениями разного толка. Чаще всего последней услугой пользовались влюблённые, отправляя друг другу признания, и тогда День розовых цветов превращался в гонку на выживание для всех почтальонов нашего Застенного мира.
Впрочем, бывало и так, что посылали с чудо-паром принудительные извещения, или неприятные эпистолы. Увы, но такое встречалось тоже довольно часто, и, вот клянусь своей ведьминой душой, День розовых цветов я готова была пахать в три смены, лишь бы остальные сообщения относили мои сослуживцы.
Лютик – мой напарник и любитель свежего, ржаного хлеба, жаркого камина, час назад наотрез отказался лететь дальше по полям и лесам, до следующей стоянки. Я, естественно, как всегда, дала слабину, рассчитав, что во времени у нас есть фора, и повелась на каприз коня. Сейчас жалела, что позволила Лютику из могучего рысака, которого только ветер догнать может, а из-под копыт пламя выбивается, сдуться до конька – скакунка ростом в полвершка с короткой шеей, огромным филеем и тщедушным хвостом.
– Поговори у меня! – прошипела я в ответ, стараясь меньше разжимать губы, чтобы не выпускать пар изо рта. – По чьей вине мы здесь?
– Ой, подруга, не до беспочвенных обвинений сейчас! С тем парнем он почти разделался, и до нас черёд дойдёт. Может время пришло термос открыть с водицей из Изумрудного озера, а?
– Ты прав, – глядя на происходящее неподалёку бросила я.
Резко стало не до препирательств, и во всём виновен тот сильный колдун в водорослевой шубе.
– Он что с ним сделал-то? – переполошился Лютик, и, встав на задние ноги, обхватил мою шею передними так, что подковы впились в позвоночный бугорок. – Ты видела? Что это было-то? Купол убрал! Бежим? А штуку, на которой он умчался, видела? Что за средство передвижения – не метла, не ковёр, не гончарный горшок?
Я всё видела, потому стало совсем тоскливо. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.
– Он наложил на проигравшего заклинание мерзлоты, – пояснила я.
– Заморозил, что ли?
– Если бы! Хуже. Теплоту сердца вытащил, превратил в лёд. Пока оттаивает, опасен для всех, кто на глаза ему попадётся. Условия для таянья не подходящие – минусовая температура! – и вот не понятно, сколько времени такой шатун прожить сможет.
– Так купол же!
– Как ты не поймёшь? Ловушка сие, а не купол! Зайти можно – выйти нельзя! Только магический спецназ справится, однако, его полиция пусть вызывает. Застряли мы тут, на морозе, и всё благодаря тебе! Сиди тихо, и не высовывайся!
– Ты ж смотри! – вытянул шею скакунок, забыв повторить попытку проникновения мне за шиворот. – Он его… Раве такое возможно? Для чего? Цель какая?
Но вместо ответа я достала из кармана рубин на толстой цепочке, всмотрелась.
Память тут же воспроизвела эпизод, который произошёл в таверне: я и Лютик за дубовым столом, на широкой скамье со спинкой сидим. В заведение вошёл человек, что весьма необычно для наших мест. Ну, в смысле, люди по магическим землям редко путешествуют. Лет двадцати пяти – двадцати семи. Светловолосый, румяный с мороза, улыбчивый. Особенно хорошо запомнились глаза – они такие голубые, что, кажется, будто весеннее, высокое небо проникло внутрь и застряло там навечно.
Отлично помнила, что сначала румяный незнакомец поговорил с тем парнем, что сейчас был хуже магической бомбы. Они поболтали о чём-то, пожали друг другу руки, и только потом человек подсел за наш столик. Ровно с той стороны, где находилась сумка. Я быстро её переложила на другую скамью, ближе к себе.
Полагаю, я отняла у человек возможность сунуть украшение в почтальонское снаряжение, и ему хватило времени запихнуть его в карман моей куртки.
– Помнишь, когда тот парень, что с нами за столом чай пил, отбыл?
– За минуту до появления Грозного колдуна. Полагаю, не просто так.
– Да. Теперь уже кажется, что колдун, что теперь заморочен, Грозного, отвлекал, чтобы человек скрыться успел.
– Так всё и выглядит. Хорошо, что ты рубин сразу обнаружила, и мы направились к выходу, чтобы отдать обратно финтифлюшку. Ох, как подумаю… Ладно. Рубин – проблема, и тот парень, что заморожен, тоже проблема. Придётся объясняться с полицейскими с Лысой горы насчёт и первой, и второй. А из последствий: вылет из благонадёжных, честно повинившихся перед судом граждан Застенья, отрабатывающих повинность на благо и радость других граждан. Не поверят нам. Или поверят, но замучают проверками. Мда. Свезло же…
– Думаешь? – хитро посмотрела я на скакунка, а Лютик причмокнул губами, хотя, тут же озираясь, прикрыл их копытом. – Раз уж человек так хотел, чтобы рубин оказался у нас, то он должен знать, как его вернуть себе обратно. Он найдёт нас, и проблемы рассосутся. Нужно спрятать вещицу. Ещё уменьшиться не хочешь? И помолчать, сидя у в кармане?
А Лютик всё своё тараторил:
– Колдовство во имя спасения невинных, колдовством не считается. А мы – невинные и есть. Только о нарушении правил без санкций никто знать не должен до поры, до времени. Придётся исхитриться и прикрыть одно волшебство другим. Какие мысли на этот счёт? Чего предпримем?
Похоже, наши с Лютиком мысли двигались в одном направлении, потому ничего не сказав, я лишь улыбнулась и раскрыла почтальонскую – тревожную, как называл её скакунок – кладь, достала термос с заговорённой водой.
Отстегнув цепочку, бросила внутрь рубин и прочитала заклинание, осознавая, что мне запрещено таким заниматься:
– Спрячь, вода, от чужих глаз, то, что не для всех – не напоказ. Как мгла скрывает солнце, так рубин бледнеет на донце.
Лютик фыркнул, соглашаясь с моим решением, и выдул через ноздри пар:
– Класс! Мы – команда! Но говоря о ворожбе, я имел в виду нечто иное. Мне виделось нечто лёгкое, едва заметное. Надеюсь, у тебя будет отмазка гладкая и ровная, чтобы полиция не докопалась.
– Конечно! – бросила я в ответ, заграбастывая Лютика, одновременно повышая голос и набирая в рот воды из термоса.
Замороженный и управляемый Грозным магом колдун отреагировал на наше движение, как бык на красную тряпку. Только этого и нужно. Прыснув водой в едва приоткрытые губы, прошептала:
– Водная сила, спаси-сохрани. Щитом прикрой, нас убереги.
Мир вдруг максимально замедлился от взорвавшейся магии. Я не могла двигаться, как и Лютик, что-либо ощущать, – а только наблюдать.
Околдованный, со свирепым видом и жаждой крови в очах, передвигался крайне медленно. Что вполне естественно: ведь на него действовала зачарованная сила стихии, а не самопальное колдовство, исходящее от всех нас.
Распылённые в воздухе капли зависли, выстроившись в несколько равномерных рядов. Между ними появились связи, схожие с паутинкой. Вскоре появилась заплатка из мелких прозрачных льдинок. Ещё момент, и таких заплаток стало уже восемь, и расположены они по сторонам света. А затем, будто кто-то потянул за края каждого куска, и они стали натягиваться, увеличиваясь в размере, точно рыбацкая сеть.
Когда полотна соединились, поблёскивая алмазами-льдинками, горящими магией, в них врезался лбом и грудью околдованный колдун. Ткань защитного купола вмялась под весом мужчины, но тут же рикошетом отшвырнули его обратно. Тот упал на заледеневшую твердь, посмотрел на нас с Лютиком исподлобья, тряхнул головой, вскочил на ноги, снова бросился на нас. К счастью, он сызнова потерпел фиаско. Щит работал – мы были в безопасности. Как долго? – это вопрос!
Только вот, не околеть бы до прибытия полиции. Холод снова набросился и стал кусать тело. Через гортань прошла острая, как пила, воздушная струя.
Я убрала термос в сумку, обняла Лютика за шею одной рукой, и прикрыла глаза.
Мда. Как же стандартно всё начиналось, а как закончится, никто не знает.
Работа нам крутиться и прозябать помогает! – пожалуй, таков был лейтмотив всей предшествующей недели, а перед ней – месяца. Сутки назад он резко изменился, потому что началась та самая, горячая пора, которая наступает перед Новогодними каникулами.
Ну, по крайней мере, я так поняла из мотивационного монолога руководителя подразделения «Почты Низогорья» адского района, поселения «Раужные урицы» господина Диониса Чайки.
Речь его была блестящей и самозабвенной, в том смысле, что её легко самому забыть, потому шеф почты нацепил на ухо ракушку, со встроенной в неё эхо-жемчужиной. Частота воспроизведения записей ракушки равна всего одному прослушиванию, что точно более чем достаточно, чтобы искренне и помпезно повторить записанный текст перед сотрудниками единственного на тысячу вёрст вокруг отделения почты, и повысить самооценку каждого служащего по отдельности и коллектива в целом.
– В этот раз у него лучше вышло, чем в прошлом году и гораздо ладнее, чем в позапрошлом! – шепнула мне на ухо почтальон Руслана. – Хорошо, что он ещё и жестикулирует. Не только руками, но и другими частями тела. Видишь, как головой потрясывает! Кудри так по плечам и размазываются! Красиво. Энергично.
Я слегка повернула голову в сторону Русланы и кивнула. Сделала так, чтобы со стороны показалось, будто я согласилась с очередным, грандиозным по исполнению и силе слога, тезисом Диониса Чайки.
– Да, – прошептала я, – Жалко, что пока нет ответа по поводу средств на содержание театрального клуба. Помню его работу в постановке «Игра одного». Восторг! Ему явно не хватает публики.
– Да. Жаль.
На сём мы закруглились с разговорами, и каждая занялась своим делом. Лично я – томилась от впустую потраченного времени. Руслана же активно вздыхала, и я готова голову дать на отсечение, что мысли её по-прежнему направлены в сторону господина Чайки, но на тему, далёкую от сути речи.
Она так хотела ему помочь обрести ещё один, помимо себя и работы на почте, смысл в жизни в Низогорье, что написала прошение губернатору области, магу высшей категории Некозлинскому, о чаяньях жителей нашего поселения по поводу закрытия театра. Мы все подписались кровью под эпистолой, и Руслана лично отправилась в Центр, оседлав новую метлу, чтобы передать наши озабоченности. Мы ждали ответа от Некозлинского, а пока довольствовались монологами Диониса в стенах родного подразделения.
У кого-то сработало оповещение на сказизеркале, но никто не пошевелился – все продолжали слушать морально стимулирующие фразы, понимая, что прервать запись ракушки не возможно, а руководству требуется выход энергии и аплодисменты.
Да, народ у нас дружный, сознательный! Все горой друг за друга. До переезда, четыре с половиной года тому назад, я и не знала, что существовали места «внутреннего курорта». Ну, такие, где душой кривить, лгать, придумывать небылицы не нужно. А вот просто – живёшь как есть, и всё!
– А теперь перейдём к сменному графику, – моё нутро в тот день на слова руководителя отреагировало слабым, жадным вздохом, будто точно знало, что в передрягу попаду. – Давайте пройдём к моему столу.
– Попрошусь с тобой в одну смену, рыбка, – пропел на ухо Днищев Семён, подхватывая меня под локоток и помогая встать со стула. – Не могу оставить тебя одну в Новогоднюю ночь, здесь, на дежурстве.
