– Поэтому едешь ты, – Крайм бросил на него колкий взгляд. – Не хочу лишний раз с ним видеться. Боюсь, я ему с каждым разом нравлюсь всё меньше. А к тебе у него претензий нет, ты просто выполняешь приказ.
Корвус кивнул, мысленно отметив, что брат даже не пытается скрывать, как избегает Джонатана. Вспомнилась его «просьба» помочь в другом мире, обернувшаяся дяде двухгодичной «командировкой».
– Что-то конкретное ему передать? – спросил Корвус вслух.
– Проследи, чтобы не натворил дел. Объясни ситуацию. Попроси притормозить, пока я не улажу дела в Совете и не сдвинусь с мёртвой точки в расследовании. На месте нападения на выпускников работает Фолки со своими «оборотнями». Ищут хоть какие-то следы.
– Следы? – Голос Корвуса дрогнул, и он с усилием подавил подкативший к горлу комок тревоги. – Даже если найдут, я не смогу встать на след. Слишком много времени прошло.
Крайм сцепил руки за спиной – точь-в-точь как это делал его младший брат. Корвус поймал себя на этом сходстве, и по телу пробежала судорожная дрожь. Он тут же расслабил пальцы, опустил руки вдоль тела, чувствуя, как они немеют от напряжения.
– Понимаю, – задумчиво протянул Крайм. Тень скользнула по его лицу. – Ты мог бы пригодиться, если бы Люжен не стёр то здание в пыль. Там наверняка остались следы драки... и нашего противника. – Взгляд короля скользнул в сторону брата, и тот физически ощутил беззвучную ярость, направленную на мейстера. – В такие моменты кажется, будто Люжен что-то замышляет. Или пытается скрыть.
– Ты сам говорил, нельзя без оснований сомневаться в приближённых.
– Он уничтожил все улики одним взмахом руки, – голос Крайма прозвучал низко и глухо, как подземный гул.
– Он защищал детей. И твоего сына.
Воздух в комнате наполнился невысказанным упрёком. Корвус слишком поздно осознал свою ошибку. При упоминании принца черты короля дрогнули, обнажив несвойственную им усталость. Крайм наклонился, взял кувшин, и ровный плеск вина в бокал прозвучал оглушительно в натянутой тишине.
– С годами ты становишься всё больше похож на Джонатана...
Корвус сглотнул, оставив комментарий без ответа. Комплиментом это не было, но возразить он не посмел. Вместо этого перевёл разговор, заставив голос звучать ровно:
– Когда выезжать?
– Сейчас. Хочу, чтобы ты добрался быстрее.
– Хорошо.
Корвус кивнул. Крайм ответил тем же, беззвучно завершив аудиенцию. Но Корвус не сдвинулся с места. Он застыл, наблюдая, как король отворачивается, как его пальцы медленно обводят край кубка. Прошли секунды, тягучие, как смола, прежде чем Крайм бросил взгляд на неподвижную фигуру брата.
– Что-то ещё?
– Да.
– Говори.
Корвус с облегчением выдохнул, получив формальное разрешение. Проявлять инициативу в этой теме у него не было желания
– Я понимаю, почему королеве запрещено покидать замок. Время неспокойное.
Взгляд Крайма, острый и предугадывающий, впился в него, выжидая. Корвус собрался с духом, чувствуя, как влажнеют ладони.
– Но на Арвида только что совершили покушение, он пострадал. Она... изводится. Не может навестить, не может связаться. – Брови короля дрогнули, и Корвус, опасаясь, что его мысль будет прочитана раньше, чем он её выскажет, поторопился: – Позволь ей проявить заботу, которая, возможно, так нужна твоему сыну.
Крайм почти незаметно кивнул, снова отпил и наконец произнёс:
– Если лично передашь письмо Арвиду – разрешаю. – Палец короля принялся отстукивать неторопливый ритм по кубку. Он рассматривал содержимое, точно до брата уже не было ему дела, но только Корвус собрался уходить, как Крайм спросил: – Думаешь, я плохой отец?
От вопроса Корвуса бросило в жар. Он замер, пытаясь понять источник страха: боязнь ответить честно или леденящее спокойствие в голосе брата, требовавшее единственно верного ответа.
Тишина затянулась, и лишь когда Крайм заговорил вновь, Корвус осознал, как долго он молчал.
– Сейчас я бросаю все ресурсы на поимку тех, кто посмел поднять на него руку. Выделяю огромные средства на новое, современное и безопасное здание для практики. Требую от всех, чтобы его лечили, учили, допустили до практики. И я из кожи вон лезу, чтобы удержать для него место ученика Люжена, в то время как Совет жадно посматривает на это свободное местечко, мечтая подсунуть мне какую-нибудь послушную пешку...
– Место у Люжена? – вырвалось у Корвуса, и он с ужасом осознал, что перебил короля. Но тот, казалось, не заметил или не счёл нужным заметить.
– Я не передам ему престол, – произнёс Крайм с таким же спокойствием, с каким отказывают ребёнку в лишней сладости. – Думаю, он и сам не хочет. Так что пойдёт к Люжену – это не даст Совету прибрать его к рукам. – Он взглянул на брата, и в его глазах на мгновение сверкнула сталь. – Разве это – недостаточная забота?
– Боюсь, – неуверенно начал Корвус, – это не та забота, что ему нужна...
– А какая нужна?
И снова этот взгляд – испытующий, лишённый эмоций. И Корвус с внезапной, обжигающей ясностью осознал: его брат, шестнадцать лет носивший звание отца, попросту не знает, как им быть.
– Из меня советчик так себе, – уклонился он. – Я не уверен, что и сам хороший отец.
Отец… Брошенная дочь в лесу у друидов, толком не знавшая отца… Таким ли отцом хотел стать Корвус? Вопрос этот, привычный, как ноющая старая рана, возникал в нем и раньше. Но в последние годы любая мысль о семье, любое воспоминание тонуло в кровавом тумане, навсегда затопленном одним жутким зрелищем – тремя маленькими, бездыханными телами.
Горло сдавила внезапная, едкая тошнота. Проклятое видение нависло в воздухе, проступило сквозь дрожащие тени на алом бархате штор. И теперь, в каждом их шевелении, ему чудились крошечные ручки – те самые, что больше никогда не схватят его за палец, не обовьют доверчиво вокруг его шеи.
– Тоже верно, – задумчиво хмурясь, согласился Крайм, выдёргивая Корвуса из его кошмара наяву.
Неловкая тишина снова сгустилась в комнате. Будь в ней больше света, Корвус, возможно, разглядел бы в бледных глазах брата хоть что-то. Но он видел лишь пустоту.
– Ладно, – подвёл черту Крайм. – Я подумаю над твоими словами. А сейчас – ты ступай. Присмотри за дядей.
– Да, мой король.
Корвус склонил голову и вышел, ощущая, как каменные стены дворца смыкаются за его спиной. Ему нужно было поскорее закончить дела и уехать. Покинуть это место, где каждый угол, каждый взгляд напоминал о прошлом. Где каждый новый день вонзался в сердце раскалённым клинком, попадая в одну и ту же, не заживающую вот уже семнадцать лет, рану.
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (тот же день)
Как только за дверью стихли шаги Бекки, Бридж обернулась на Душегубку и громко выдохнула.
– Чуть не услышала…
Она отошла от двери и села на свою кровать напротив Душегубки. Та не разделяла беспокойство подруги, поэтому пожала плечами:
– Да мне всё равно. Я из этого тайну не делаю.
– Не надо ей это слушать. – Бридж откинулась на подушку, скрестив руки на груди, точно пытаясь защититься от собственных мыслей. – Она мнительная, очень тревожная. Надумает себе ужасы, сама будет чего-то бояться, но никому не расскажет, чего боится.
– Ну и ладно. Что теперь, уши ей затыкать? – с искренним непониманием спросила Душегубка. – Да и Бекки не пять лет. Чё ты с ней носишься?
Бридж не ответила. Пальцы её сами потянулись к стене, к облупившейся штукатурке. Она отковырнула крошащийся кусок, покатала его между пальцами, а затем закинула за изголовье.
Душегубка не торопила её. Она и сама не любила скорых суждений, хоть это и казалось странным – держаться за принципы, когда все вокруг давно считали её чокнутой, одержимой идеей опорочить мать и сестру. Что ж, тогда, шесть лет назад, она была ещё слишком маленькой, напуганной и верящей, что взрослые всё могут решить. Но реальность оказалась совсем иной, и теперь Душегубке приходилось вариться в ней самой и надеяться, что даже она, одинокая девушка с дурацкой способностью и не пользующаяся особым доверием у взрослых, сможет хоть что-то изменить.
Тут заговорила Бридж:
– Не думаю, что Его Светлость Джонатан, – человек, за спиной которого стоит строить какие-то планы. – Она покачала головой, опровергая все возможные и невозможные идеи. – Он раскусит нас раньше, чем мы успеем хоть что-то заподозрить. А может… – Бридж повернулась к Душегубке и глянула на неё из-под бровей, – уже что-то заподозрил. Может, поэтому он и притащил нас сюда? Разузнал о твоей вражде с семьёй и подумал, что должен защитить их. Ты случайно не забыла, что его внучатая племянница, – племянница короля и жена мейстера Люжена, – ко всему прочему ещё и твоя кузина? Так твои расследования могут затронуть и королевскую семью!
– Да дела мне нет до этой порченой, – фыркнула Душегубка, и от её грубого заявления Бридж вздрогнула.
– Ты потише, – сурово прошипела она. – Говоришь о племяннице короля!
– У неё способность, как у меня и матери. – Душегубка невинно развела руками. – Значит – порченая.
«Порченая», – это слово Душегубка произнесла с особой ненавистью. Так её как-то назвала мать и была права. И она, и брат, и отец, и мать, и тётка, и кузина – вся их паршивая семейка порченая. Но все закрывали на это глаза. Неужели Его Светлость Джонатан никогда не замечал, что с матерью что-то не так? Неужели бы он не заметил что-то странное в сестре Душегубки?
– Почему бы просто не спросить? – наивно спросила Бридж, и Душегубка чуть не прыснула со смеху.
– Кого? Джонатана? Ха! – Она с силой провела ладонью по лицу. – Чтобы меня совсем ненормальной посчитали?
– А ты так сильно держишься за свой статус «нормальной»? – усмехнулась в ответ Бридж.
Душегубка не ответила. Правда была в том, что она и не хотела ничего «выяснять». Ей хотелось одного: чтобы её оставили в покое. Чтобы этот навязчивый хор семейных голосов в голове наконец умолк, чтобы исчезли эти душные стены родового гнезда и приторно-сладкая, лживая улыбка матери.
– Может, ты права, – отмахнулась Душегубка, лишь бы прекратить этот разговор. – Я подумаю.
Она повернулась к стене, натянула на себя одеяло, точно думала ещё пару часиков поспать, крепко зажмурилась. Казалось, она действительно впала в полусон, где возвращающиеся мысли о семье материализовались в их лица, искажённые, уродливые, с впалыми разлагающимися щеками, точно все они были распадающимися марионетками так любимого Душегубкой брата. Губы матери складывались в беззвучные проклятия, глаза сестры, бездонные, пустые, утягивающие куда-то в глубину, завораживающие, пугающие и не отпускающие… Даже в воспоминаниях Душегубку трясло от этого взгляда, заключённого в отражении зеркала в их совместной ванной, каждый раз она вздрагивала. Казалось, она забыла лицо сестры, звук её смеха, её улыбку, но навсегда запомнила этот взгляд. Взгляд кого-то, кто притворялся её сестрой.
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (тот же день)
Джерри держал у уха телефонную трубку, вслушиваясь в тишину. С минуты на минуту его должны были переключить на нужную линию, а он всё никак не осмеливался достать блокнот с ручкой из внутреннего кармана. И, судя по увиденному будущему, так и не осмелится этого достать, не сможет записать разговор, и следовательно, увидеть его в будущем. От слепого незнания становилось не по себе. При всём удобстве телефонной связи, Джерри терпеть не мог разговаривать вслепую.
Справа на корточках, прижавшись к стене, сидел Альфис. Уткнувшись лицом в колени, он рассматривал то ли Джерри, то ли помещение, то ли что-то далеко за его пределами. Тусклый свет из окна цеплялся за громоздкие дубовые шкафы, за массивную мебель, поглотившую большую часть пола, за крошечный столик с телефонной трубкой у самой двери. Сидя лицом к стене, Джерри почти физически ощущал их давление – разбухшую в тесном пространстве древесину, что медленно, неумолимо пыталась выдавить его из комнаты. В этот момент Джерри как никогда понимал Альфиса, не терпящего маленьких захламленных помещений. Но, несмотря на всё это, оба сидели молча.
Вот короткий гудок прорезал тишину и после шипения в трубке раздался строгий женский голос:
– Доброго утра, Джерри.
Джерри с трудом сдержался, чтобы не убрать трубку от уха, прикрыть её рукой, глубоко вздохнуть, набраться сил, терпения… Мать точно бы услышала это, поняла бы, как Джерри тяжело даётся разговор, рассердилась бы…
– Доброго, – поспешил ответить он.
– Не смей доставать блокнот. Я узнаю, если ты начнёшь записывать наш разговор.
Джерри коротко кивнул. Теперь стало ясно, почему он всё-таки этого не сделал. Он едва не обернулся, но в последний момент остановил себя – ещё не хватало, чтобы тень матери, которая наверняка сейчас следила за ним, заметила, как Джерри высматривает её.
– Хорошо, – ответил Джерри. Он постучал по трубке, разглядывая серые потрёпанные обои. Зная, что должен заговорить первым, он спросил: – Как твои дела?
В трубке повисла пауза. Джерри показалось, что он слышит стук пальца, но постарался выкинуть эту мысль из головы.
– Дома пусто. Твой отец постоянно на работе, Томас в училище, Джейк вредничает и просится к вам. Анабель помогает по дому, хоть то и дело ворчит и шпыняет Джейка. С этой погодой у меня постоянные головные боли, усталость, непрекращающиеся бессонницы, сил хватает только на то, чтобы уладить все хозяйственные дела. И на то, чтобы мучиться беспокойством о старших детях, которым на кой-то чёрт очень нужно было пройти практику, где на них напали и искалечили. И если средний после этого додумался появиться на пару дней дома, то старшие не удосужились хотя бы позвонить! – Голос матери оборвался на высокой ноте, она часто задышала, хватая воздух и переводя дыхание.
Джерри зажмурился. Сейчас никакое ясновидение не поможет ему. Что он мог ответить? Извинения? Кажется, никакие извинения не успокоят мать. Да и никакие слова. Она снова недовольна им…
– Как ты себя чувствуешь? – раздался дрожащий голос матери – нетрудно было догадаться, что она едва сдерживает слёзы. – Кенни мне так толком не рассказал, что с тобой случилось. Никто в этом чёртовом доме мне ничего не рассказывает…
Ответить сразу Джерри не смог. Он открыл было рот, но не смог произнести ни звука, в горле точно застрял ком. Он поспешил ослабить галстук, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
Что бы сказать, чтобы снова не вывести мать на крик и истерику, чтобы не слышать снова этот недовольный, едва сдерживающий дрожь голос?
Ничего лучше, чем сказать правду, Джерри не придумал.
– Никак не могу прийти в себя, – еле слышно ответил он, прикрывая рот рукой. – Меня… – Джерри глянул на Альфиса, молча сидящего рядом, но всё слышащего. – Пошёл на контакт с тем, с кем не стоило. Переоценил силы. Теперь… М-м…
Слова давались Джерри тяжело, мысли путались. Говорить правду матери оказалось сложнее, чем он думал. Особенно делать это так, чтобы Альфис ничего не понял.
– Тебя прокляли? – прозвучал сухой голос матери.
Джерри сжал руку в кулак.
– Да.
– Сильно?
И снова он покосился на Альфиса.
– Постоянно холодно.
На этой фразе он с трудом подавил воспоминания о растекающемся тепле по вымотанному, уставшему от бесконечной мерзлоты телу, там, на поле, рядом с Бекки. Это тепло вначале было таким лёгким и незаметным, что его легко можно было спутать с дуновением ветерка.
Корвус кивнул, мысленно отметив, что брат даже не пытается скрывать, как избегает Джонатана. Вспомнилась его «просьба» помочь в другом мире, обернувшаяся дяде двухгодичной «командировкой».
– Что-то конкретное ему передать? – спросил Корвус вслух.
– Проследи, чтобы не натворил дел. Объясни ситуацию. Попроси притормозить, пока я не улажу дела в Совете и не сдвинусь с мёртвой точки в расследовании. На месте нападения на выпускников работает Фолки со своими «оборотнями». Ищут хоть какие-то следы.
– Следы? – Голос Корвуса дрогнул, и он с усилием подавил подкативший к горлу комок тревоги. – Даже если найдут, я не смогу встать на след. Слишком много времени прошло.
Крайм сцепил руки за спиной – точь-в-точь как это делал его младший брат. Корвус поймал себя на этом сходстве, и по телу пробежала судорожная дрожь. Он тут же расслабил пальцы, опустил руки вдоль тела, чувствуя, как они немеют от напряжения.
– Понимаю, – задумчиво протянул Крайм. Тень скользнула по его лицу. – Ты мог бы пригодиться, если бы Люжен не стёр то здание в пыль. Там наверняка остались следы драки... и нашего противника. – Взгляд короля скользнул в сторону брата, и тот физически ощутил беззвучную ярость, направленную на мейстера. – В такие моменты кажется, будто Люжен что-то замышляет. Или пытается скрыть.
– Ты сам говорил, нельзя без оснований сомневаться в приближённых.
– Он уничтожил все улики одним взмахом руки, – голос Крайма прозвучал низко и глухо, как подземный гул.
– Он защищал детей. И твоего сына.
Воздух в комнате наполнился невысказанным упрёком. Корвус слишком поздно осознал свою ошибку. При упоминании принца черты короля дрогнули, обнажив несвойственную им усталость. Крайм наклонился, взял кувшин, и ровный плеск вина в бокал прозвучал оглушительно в натянутой тишине.
– С годами ты становишься всё больше похож на Джонатана...
Корвус сглотнул, оставив комментарий без ответа. Комплиментом это не было, но возразить он не посмел. Вместо этого перевёл разговор, заставив голос звучать ровно:
– Когда выезжать?
– Сейчас. Хочу, чтобы ты добрался быстрее.
– Хорошо.
Корвус кивнул. Крайм ответил тем же, беззвучно завершив аудиенцию. Но Корвус не сдвинулся с места. Он застыл, наблюдая, как король отворачивается, как его пальцы медленно обводят край кубка. Прошли секунды, тягучие, как смола, прежде чем Крайм бросил взгляд на неподвижную фигуру брата.
– Что-то ещё?
– Да.
– Говори.
Корвус с облегчением выдохнул, получив формальное разрешение. Проявлять инициативу в этой теме у него не было желания
– Я понимаю, почему королеве запрещено покидать замок. Время неспокойное.
Взгляд Крайма, острый и предугадывающий, впился в него, выжидая. Корвус собрался с духом, чувствуя, как влажнеют ладони.
– Но на Арвида только что совершили покушение, он пострадал. Она... изводится. Не может навестить, не может связаться. – Брови короля дрогнули, и Корвус, опасаясь, что его мысль будет прочитана раньше, чем он её выскажет, поторопился: – Позволь ей проявить заботу, которая, возможно, так нужна твоему сыну.
Крайм почти незаметно кивнул, снова отпил и наконец произнёс:
– Если лично передашь письмо Арвиду – разрешаю. – Палец короля принялся отстукивать неторопливый ритм по кубку. Он рассматривал содержимое, точно до брата уже не было ему дела, но только Корвус собрался уходить, как Крайм спросил: – Думаешь, я плохой отец?
От вопроса Корвуса бросило в жар. Он замер, пытаясь понять источник страха: боязнь ответить честно или леденящее спокойствие в голосе брата, требовавшее единственно верного ответа.
Тишина затянулась, и лишь когда Крайм заговорил вновь, Корвус осознал, как долго он молчал.
– Сейчас я бросаю все ресурсы на поимку тех, кто посмел поднять на него руку. Выделяю огромные средства на новое, современное и безопасное здание для практики. Требую от всех, чтобы его лечили, учили, допустили до практики. И я из кожи вон лезу, чтобы удержать для него место ученика Люжена, в то время как Совет жадно посматривает на это свободное местечко, мечтая подсунуть мне какую-нибудь послушную пешку...
– Место у Люжена? – вырвалось у Корвуса, и он с ужасом осознал, что перебил короля. Но тот, казалось, не заметил или не счёл нужным заметить.
– Я не передам ему престол, – произнёс Крайм с таким же спокойствием, с каким отказывают ребёнку в лишней сладости. – Думаю, он и сам не хочет. Так что пойдёт к Люжену – это не даст Совету прибрать его к рукам. – Он взглянул на брата, и в его глазах на мгновение сверкнула сталь. – Разве это – недостаточная забота?
– Боюсь, – неуверенно начал Корвус, – это не та забота, что ему нужна...
– А какая нужна?
И снова этот взгляд – испытующий, лишённый эмоций. И Корвус с внезапной, обжигающей ясностью осознал: его брат, шестнадцать лет носивший звание отца, попросту не знает, как им быть.
– Из меня советчик так себе, – уклонился он. – Я не уверен, что и сам хороший отец.
Отец… Брошенная дочь в лесу у друидов, толком не знавшая отца… Таким ли отцом хотел стать Корвус? Вопрос этот, привычный, как ноющая старая рана, возникал в нем и раньше. Но в последние годы любая мысль о семье, любое воспоминание тонуло в кровавом тумане, навсегда затопленном одним жутким зрелищем – тремя маленькими, бездыханными телами.
Горло сдавила внезапная, едкая тошнота. Проклятое видение нависло в воздухе, проступило сквозь дрожащие тени на алом бархате штор. И теперь, в каждом их шевелении, ему чудились крошечные ручки – те самые, что больше никогда не схватят его за палец, не обовьют доверчиво вокруг его шеи.
– Тоже верно, – задумчиво хмурясь, согласился Крайм, выдёргивая Корвуса из его кошмара наяву.
Неловкая тишина снова сгустилась в комнате. Будь в ней больше света, Корвус, возможно, разглядел бы в бледных глазах брата хоть что-то. Но он видел лишь пустоту.
– Ладно, – подвёл черту Крайм. – Я подумаю над твоими словами. А сейчас – ты ступай. Присмотри за дядей.
– Да, мой король.
Корвус склонил голову и вышел, ощущая, как каменные стены дворца смыкаются за его спиной. Ему нужно было поскорее закончить дела и уехать. Покинуть это место, где каждый угол, каждый взгляд напоминал о прошлом. Где каждый новый день вонзался в сердце раскалённым клинком, попадая в одну и ту же, не заживающую вот уже семнадцать лет, рану.
***
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (тот же день)
Как только за дверью стихли шаги Бекки, Бридж обернулась на Душегубку и громко выдохнула.
– Чуть не услышала…
Она отошла от двери и села на свою кровать напротив Душегубки. Та не разделяла беспокойство подруги, поэтому пожала плечами:
– Да мне всё равно. Я из этого тайну не делаю.
– Не надо ей это слушать. – Бридж откинулась на подушку, скрестив руки на груди, точно пытаясь защититься от собственных мыслей. – Она мнительная, очень тревожная. Надумает себе ужасы, сама будет чего-то бояться, но никому не расскажет, чего боится.
– Ну и ладно. Что теперь, уши ей затыкать? – с искренним непониманием спросила Душегубка. – Да и Бекки не пять лет. Чё ты с ней носишься?
Бридж не ответила. Пальцы её сами потянулись к стене, к облупившейся штукатурке. Она отковырнула крошащийся кусок, покатала его между пальцами, а затем закинула за изголовье.
Душегубка не торопила её. Она и сама не любила скорых суждений, хоть это и казалось странным – держаться за принципы, когда все вокруг давно считали её чокнутой, одержимой идеей опорочить мать и сестру. Что ж, тогда, шесть лет назад, она была ещё слишком маленькой, напуганной и верящей, что взрослые всё могут решить. Но реальность оказалась совсем иной, и теперь Душегубке приходилось вариться в ней самой и надеяться, что даже она, одинокая девушка с дурацкой способностью и не пользующаяся особым доверием у взрослых, сможет хоть что-то изменить.
Тут заговорила Бридж:
– Не думаю, что Его Светлость Джонатан, – человек, за спиной которого стоит строить какие-то планы. – Она покачала головой, опровергая все возможные и невозможные идеи. – Он раскусит нас раньше, чем мы успеем хоть что-то заподозрить. А может… – Бридж повернулась к Душегубке и глянула на неё из-под бровей, – уже что-то заподозрил. Может, поэтому он и притащил нас сюда? Разузнал о твоей вражде с семьёй и подумал, что должен защитить их. Ты случайно не забыла, что его внучатая племянница, – племянница короля и жена мейстера Люжена, – ко всему прочему ещё и твоя кузина? Так твои расследования могут затронуть и королевскую семью!
– Да дела мне нет до этой порченой, – фыркнула Душегубка, и от её грубого заявления Бридж вздрогнула.
– Ты потише, – сурово прошипела она. – Говоришь о племяннице короля!
– У неё способность, как у меня и матери. – Душегубка невинно развела руками. – Значит – порченая.
«Порченая», – это слово Душегубка произнесла с особой ненавистью. Так её как-то назвала мать и была права. И она, и брат, и отец, и мать, и тётка, и кузина – вся их паршивая семейка порченая. Но все закрывали на это глаза. Неужели Его Светлость Джонатан никогда не замечал, что с матерью что-то не так? Неужели бы он не заметил что-то странное в сестре Душегубки?
– Почему бы просто не спросить? – наивно спросила Бридж, и Душегубка чуть не прыснула со смеху.
– Кого? Джонатана? Ха! – Она с силой провела ладонью по лицу. – Чтобы меня совсем ненормальной посчитали?
– А ты так сильно держишься за свой статус «нормальной»? – усмехнулась в ответ Бридж.
Душегубка не ответила. Правда была в том, что она и не хотела ничего «выяснять». Ей хотелось одного: чтобы её оставили в покое. Чтобы этот навязчивый хор семейных голосов в голове наконец умолк, чтобы исчезли эти душные стены родового гнезда и приторно-сладкая, лживая улыбка матери.
– Может, ты права, – отмахнулась Душегубка, лишь бы прекратить этот разговор. – Я подумаю.
Она повернулась к стене, натянула на себя одеяло, точно думала ещё пару часиков поспать, крепко зажмурилась. Казалось, она действительно впала в полусон, где возвращающиеся мысли о семье материализовались в их лица, искажённые, уродливые, с впалыми разлагающимися щеками, точно все они были распадающимися марионетками так любимого Душегубкой брата. Губы матери складывались в беззвучные проклятия, глаза сестры, бездонные, пустые, утягивающие куда-то в глубину, завораживающие, пугающие и не отпускающие… Даже в воспоминаниях Душегубку трясло от этого взгляда, заключённого в отражении зеркала в их совместной ванной, каждый раз она вздрагивала. Казалось, она забыла лицо сестры, звук её смеха, её улыбку, но навсегда запомнила этот взгляд. Взгляд кого-то, кто притворялся её сестрой.
Глава 43. Невидимые следы
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (тот же день)
Джерри держал у уха телефонную трубку, вслушиваясь в тишину. С минуты на минуту его должны были переключить на нужную линию, а он всё никак не осмеливался достать блокнот с ручкой из внутреннего кармана. И, судя по увиденному будущему, так и не осмелится этого достать, не сможет записать разговор, и следовательно, увидеть его в будущем. От слепого незнания становилось не по себе. При всём удобстве телефонной связи, Джерри терпеть не мог разговаривать вслепую.
Справа на корточках, прижавшись к стене, сидел Альфис. Уткнувшись лицом в колени, он рассматривал то ли Джерри, то ли помещение, то ли что-то далеко за его пределами. Тусклый свет из окна цеплялся за громоздкие дубовые шкафы, за массивную мебель, поглотившую большую часть пола, за крошечный столик с телефонной трубкой у самой двери. Сидя лицом к стене, Джерри почти физически ощущал их давление – разбухшую в тесном пространстве древесину, что медленно, неумолимо пыталась выдавить его из комнаты. В этот момент Джерри как никогда понимал Альфиса, не терпящего маленьких захламленных помещений. Но, несмотря на всё это, оба сидели молча.
Вот короткий гудок прорезал тишину и после шипения в трубке раздался строгий женский голос:
– Доброго утра, Джерри.
Джерри с трудом сдержался, чтобы не убрать трубку от уха, прикрыть её рукой, глубоко вздохнуть, набраться сил, терпения… Мать точно бы услышала это, поняла бы, как Джерри тяжело даётся разговор, рассердилась бы…
– Доброго, – поспешил ответить он.
– Не смей доставать блокнот. Я узнаю, если ты начнёшь записывать наш разговор.
Джерри коротко кивнул. Теперь стало ясно, почему он всё-таки этого не сделал. Он едва не обернулся, но в последний момент остановил себя – ещё не хватало, чтобы тень матери, которая наверняка сейчас следила за ним, заметила, как Джерри высматривает её.
– Хорошо, – ответил Джерри. Он постучал по трубке, разглядывая серые потрёпанные обои. Зная, что должен заговорить первым, он спросил: – Как твои дела?
В трубке повисла пауза. Джерри показалось, что он слышит стук пальца, но постарался выкинуть эту мысль из головы.
– Дома пусто. Твой отец постоянно на работе, Томас в училище, Джейк вредничает и просится к вам. Анабель помогает по дому, хоть то и дело ворчит и шпыняет Джейка. С этой погодой у меня постоянные головные боли, усталость, непрекращающиеся бессонницы, сил хватает только на то, чтобы уладить все хозяйственные дела. И на то, чтобы мучиться беспокойством о старших детях, которым на кой-то чёрт очень нужно было пройти практику, где на них напали и искалечили. И если средний после этого додумался появиться на пару дней дома, то старшие не удосужились хотя бы позвонить! – Голос матери оборвался на высокой ноте, она часто задышала, хватая воздух и переводя дыхание.
Джерри зажмурился. Сейчас никакое ясновидение не поможет ему. Что он мог ответить? Извинения? Кажется, никакие извинения не успокоят мать. Да и никакие слова. Она снова недовольна им…
– Как ты себя чувствуешь? – раздался дрожащий голос матери – нетрудно было догадаться, что она едва сдерживает слёзы. – Кенни мне так толком не рассказал, что с тобой случилось. Никто в этом чёртовом доме мне ничего не рассказывает…
Ответить сразу Джерри не смог. Он открыл было рот, но не смог произнести ни звука, в горле точно застрял ком. Он поспешил ослабить галстук, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
Что бы сказать, чтобы снова не вывести мать на крик и истерику, чтобы не слышать снова этот недовольный, едва сдерживающий дрожь голос?
Ничего лучше, чем сказать правду, Джерри не придумал.
– Никак не могу прийти в себя, – еле слышно ответил он, прикрывая рот рукой. – Меня… – Джерри глянул на Альфиса, молча сидящего рядом, но всё слышащего. – Пошёл на контакт с тем, с кем не стоило. Переоценил силы. Теперь… М-м…
Слова давались Джерри тяжело, мысли путались. Говорить правду матери оказалось сложнее, чем он думал. Особенно делать это так, чтобы Альфис ничего не понял.
– Тебя прокляли? – прозвучал сухой голос матери.
Джерри сжал руку в кулак.
– Да.
– Сильно?
И снова он покосился на Альфиса.
– Постоянно холодно.
На этой фразе он с трудом подавил воспоминания о растекающемся тепле по вымотанному, уставшему от бесконечной мерзлоты телу, там, на поле, рядом с Бекки. Это тепло вначале было таким лёгким и незаметным, что его легко можно было спутать с дуновением ветерка.
