- Да у меня опыта нет совсем! – попытался отбиться от благодеяния студент.
- Так я тебя и не прошу сложные операции проводить. Чай, простуду али какое другое лёгкое нездоровье определить и вылечить сумеешь?
- Сумею, - хмуро отозвался Степан.
- Да ты не хмурься. Будет сложный случай – подскажешь к кому обратиться. А так – тебе опыт в копилочку и стаж трудовой. Да и привязался к тебе Ванька. Слабенький у нас, не в дедову породу пошел. А ты бы за здоровьем его приглядел, может, подзакалил бы…
И закалил ведь! Иван Андреевич усмехнулся, вспомнив их совместные пробежки, разминку и обливания. Плавать, кстати, его тоже научил именно доктор Дымов. Забавно они, тогда, наверное, смотрелись: двадцатипятилетний дылда и пятилетний мальчонка, старательно повторяющий за старшим другом движения.
За прошедшие годы характер у доктора изменился, но не сильно. А знаний, конечно, прибавилось. Уже давно не аспирант, а уважаемый профессор. Но по-прежнему семейный доктор Скрябиных. Только вот теперь с ним даже глава семейства спорить не отваживается, а послушно выполняет предписанное.
Пока врачи «Скорой» открывали свои чемоданчики, Степан Прокопьевич успел вколоть Маше минимальную дозу антиаллергенного (нечего организм травить) и принялся командовать коллегами.
Добравшись до больницы, профессор отправил Ивана заниматься делами финансово-организационными, а в палату не допустил. И, пресекая все возможные возражения, ехидно добавил:
- А тебе бы точно хотелось, чтобы понравившаяся девушка смотрела, как тебе клизму ставят и прочие очистительные процедуры делают? Так что иди, займись чем-нибудь полезным. А вот часика через два посмотрим, что с твоей дамой сердца делать.
- Она не моя.
- Хорошо, с не твоей дамой сердца.
- Стёп, да ты издеваешься!
- Нет, Вань, я тебе просто мозги на место пытаюсь поставить. А теперь сгинь, не мешай работать!
Пришлось сгинуть. А когда оформлял отдельную палату, молоденькая сестричка спросила: «Сестра?», в ответ отчего-то сказал: «Невеста!».
И вот теперь стоял в дверях палаты и смотрел на спящую «невесту», и представлял, как она «обрадуется» этой информации. Объясниться, да и извиниться за манго надо было в любом случае. И хотя фрукт этот попал на стол абсолютно непредумышленно, легче от этого отчего-то не становилось. Стоило Ивану увидеть, что Маше стало плохо в ресторане, как у него самого спазм в горле возник.
На белой кровати девушка казалась такой беззащитной, что хотелось закрыть её от этого мира, утащить на какой-нибудь далёкий остров и петь серенады о любви.
Поймав за хвост эту романтическую мысль, Скрябин младший решил, что подсознание играет с ним в странные игры. Во-первых, петь он не умел, во-вторых, какой остров, когда дел немеряно. А вот идея увезти Машу из больницы показалась весьма здравой. О чём он тут же шепотом (не разбудить бы!) сообщил Дымову. Доктор, правда, отчего-то в восторг не пришел и давать согласие не торопился. Более того, перейдя на имя-отчество (что делалось только в сердитом или издевательском настроении) принялся отчитывать, словно мальчишку:
- И как ты это себе представляешь, голубчик мой, Иван Андреевич? Завернуть девушку в одеяло, перекинуть через плечо и на лихого скакуна, превратившегося ныне в джип? А то, что давление от такого стресса может упасть или подскочить, это, по-твоему, мелочи, да?
- Ну что я, дикарь какой…
- Ты рассуждаешь, как безответственный избалованный мальчишка! Понравилось – дай! Знаешь, если девушка понравилась, так начинай ухаживать нормально, а не изображай рыцаря на белом коне. И, вообще, дай ей отдохнуть.
Отвернувшись носом к стенке, я старалась не захихикать, слушая этот диалог. Когда голоса смолкли, и хлопнула дверь, я перевернулась на спину и увидела стоящего рядом доктора. Выглядел он лет на сорок-сорок пять. Не очень высокого роста, с лёгкой проседью в волосах и чеховской бородке.
- Ну, что, поедательница манго, давай знакомиться.
Я уже приготовилась выслушивать нотации про здоровый образ жизни. Но доктор меня удивил. Он присел на край моей кровати и спросил:
- Хочешь остаться тут, вернуться домой или сбежать подальше? А еще тебя могут просто выкрасть.
- Кто?
- Не догадываешься? Кавалер твой с манговым прикормом.
- Он не мой кавалер.
- Да я уж понял. Ты – не его девушка, он- не твой кавалер… Так, что выбираешь?
Оставаться мне, понятное дело, не хотелось. Домой? А что мне там делать? Тем более, подозревала, что моя квартира неприступной крепостью для некоторых не станет. Не то, чтобы мне не хотелось видеть господина Скрябина (а что это именно он сомнений уже не было, медсёстры достаточно активно обсуждали «такого симпатичного мужчину, который на руках принёс эту дамочку»), но в ускорении событий тоже смысла не видела. Сбежать? Любопытно. Но вот в чём вопрос: куда и, главное, зачем? Гадать я не стала и спросила прямым текстом:
- А Вам это зачем нужно?
- Деловой подход, - одобрил доктор, - всё достаточно просто. Я люблю свою работу и не слишком жалую её организационную часть.
- Вы мне, что, секретарём предлагаете поработать??!
- Боже упаси! И секретарей, и помощников хватает. Но, они, как бы сказать, так глубоко погружены в наш медицинский мир, что выныривают оттуда с трудом. Мне предлагают создать и возглавить сеть диагностических центров, связав их с различными профильными клиниками и больницами. Я хочу, чтобы Вы, Мария Андреевна, посмотрели проект и подумали, чем можно заинтересовать возможных благотворителей и прессу. Мне нужно, чтобы «Диагност» прозвучал сразу мощно и привлёк и внимание, и финансы. Потому как обслуживать одну элиту у меня нет желания, а только обычных граждан – возможности.
- Посмотреть можно. Всё в одном городе?
- Нет, сеть планируется достаточно разветвлённая. Но вот какой нюанс. Я не хочу представлять Вас официально. Ох, дырявая моя голова! Я же не представился: доктор Дымов Степан Прокопьевич. Звания и регалия перечислять не буду. Не к чему.
- Маша, - на автопилоте ответила я, прежде, чем сообразила, что моё-то имя ему точно знакомо.
- Тогда я Степан. В неофициальной обстановке, разумеется. И на ты, ладно?
Я кивнула.
- Так в каком качестве вы.. ты планируешь меня представлять?
- Есть несколько вариантов: родственница, пациентка или невеста Ивана.
Да что ж это такое! Опять невеста!
Я рассмеялась:
- Ну уж нет! При таком богатстве выбора я лучше побуду пациенткой. Бывшей, надеюсь?
Молчание в ответ мне не понравилось. Да и ответ, откровенно говоря, тоже не особенно порадовал. Потому что доктор Дымов хотел, чтобы я проверила, как работает система изнутри. И не только с точки зрения функционирования оборудования, но и внимательности персонала к пациентам.
Меня эта идея не вдохновила. Я уже готова была возмутиться и отказаться, но тут Степан приложил палец к губам.
- Два слова, прежде, чем ты откажешься. Маш, я видел в интернете презентацию, которую ты делала для Скрябина. И я сейчас не о красоте рекламной компании. Я видел, на каком уровне всё было организовано. Ни единого сбоя, ни единой паузы. Ты каждый раз создаешь идеально отлаженный механизм. А это именно то, что мне сейчас нужно. Я не могу тебя заставить, только попросить. Пожалуйста.
И я согласилась. После приступа аллергии выглядела я не самым цветущим образом, так что сильно притворяться мне особо не пришлось.
Ну, что сказать? Люди везде разные. И клиники не исключения. Кто-то относился с искренним участием, кто-то с профессиональным равнодушием, кто-то почти открытым текстом требовал мзду.
С техникой тоже оказалось не очень просто. Где-то стояла новая аппаратура, а в других местах она числилась только на бумаге.
Удивительно, но со временем мне стало даже нравиться. Нет, не изображать пациентку, а вникать во все тонкости создания большого диагностического центра.
И когда Дымов предложил мне «взять под крыло» его проект, я согласилась. Конечно, речь шла вовсе не о финансовом или техническом обеспечении. А вот переговоры со спонсорами (вместе с доктором) и прессой, и благотворительными ( а вот полная свобода действий) были доверены мне.
Лишь вечерами меня обволакивало какое-то смутное беспокойство. Я пыталась найти этому логическое объяснение, но оно никак не находилось. И вдруг меня осенило: всё это время я подсознательно ждала, что со мной будут вести беседы о Скрябине, расхваливая друга. И ничего.
Вот странность. Если бы доктор хотя бы время от времени рекламировал своего друга, я бы точно приняла эту информацию в штыки. Однако, и отсутствие подобных разговоров меня отчего-то тоже раздражало.
«В отпуск, что ли на недельку отпроситься», - подумала я.
Ближайшая неделя обещала быть достаточно спокойной, никаких переговоров не ожидалось, так что отпустить меня должны были легко.
Подходя к кабинету, я услышала негодующий голос Степана Прокопьевича, и проснувшиеся любопытство заставило остановиться около двери и прислушаться.
Я привыкла, что доктор всегда говорил негромко и доброжелательно, даже когда высказывал недовольство. А тут дымовский грозный баритон было прекрасно слышно даже в коридоре.
- Безответственный мальчишка! О чём ты только думал?
И после паузы.
- Никаких потом! Сейчас! Немедленно!
Тут дверь неожиданно открылась. Увидев меня, Степан Прокопьевич как-то хищно прищурился, внимательно посмотрел, словно прикидывал, какой шахматной фигурой ему сходить, и произнёс:
- Как хорошо, голубушка Мария Андреевна, что я Вас встретил! Вот Вы-то мне и поможете!
С этими словами доктор схватил меня за руку и потащил за собой. За время нашего общения я успела уяснить, что, когда профессор переходил в обращении на имя-отчество, да еще добавлял голубчик или голубушка, это означало крайнюю степень сердитости или расстройства, и возражать в такой ситуации ему категорически не советовалось. Потому я послушно позволила увлечь себя и, не сопротивляясь, села, молча пристегнувшись, в большой, ярко-оранжевый, внедорожник.
Об этой машине, кстати, ходили совершенно невероятные слухи. Кто-то утверждал, что такой внедорожник подарил доктору апельсиновый магнат из Испании, которому Дымов спас жизнь. По другой версии, оранжевый окрас был разработан специально для Дымова на одном из химических производств и начинал в экстренной ситуации светиться для увеличения скорости (каким образом это работает, правда, не уточнялось). Мне же после этого рассказа представился огромный летящий в темноте ярко-оранжевый жук, от которого в разные стороны улепётывают многочисленные мушки и комары.
Как-то раз, возвращаясь с очередных удачных благотворительных переговоров, я решила воспользоваться хорошим настроением Степана Прокопьевича и спросила о необычном цвете машины. Разгадка оказалась достаточно проста. Будучи еще начинающим доктором, он пытался вылечить одну маленькую пациентку.
- История с точки зрения медицины вышла совершенно невероятная, - рассказывал мне Дымов, - у твоей маленькой тёзки температура могла внезапно подняться до 39, 5, а потом также резко упасть до 35, 5. Девочке было всего три года. Каких только обследований я не делал! Подключил даже своих профессоров. И ничего. Все показатели между приступами всегда были в норме! После очередного температурного скачка я сидел рядом с Маняшей (ей нравилось, когда её так называли) и пытался найти хотя бы какую-ту причину подобных перепадов. Вероятно, от усталости я спросил вслух: «Да отчего же это происходит?!». Какого же было моё удивление, когда ребёнок погладил меня по руке и сказал: «Не расстраивайся, доктор. Просто оранжевого мало». После этого девочка уснула, а я задумался. А вдруг это была не случайная фраза, в знак свыше?
Озвучивая свою идею родителям девочки, я опасался, что меня примут за сумасшедшего, уж слишком она была не научная. Однако, молодые аспиранты, не так давно окунувшиеся в семейную жизнь и столкнувшиеся с необычностью первенца, были готовы на всё, лишь бы помочь дочке.
А способ, мой предложенный, был достаточно прост. Добавить оранжевого. Игрушки, шары, коврики. Полагаю, что у друзей и знакомых были вытребованы все оранжевые вещи. Сам же я отправился по театрам и киностудиям, выискивая и выпрашивая ненужные оранжевые костюмы. В одном месте мне повезло. Для съемок какого-то фантастического фильма был пошит сочный апельсиновый костюм, напоминающий медицинскую форму. Потом в сценарии что-то поменялось, оранжевый поменялся на фиолетовый. Ненужный костюм был списан, и каким-то чудесным образом оставлен в запасниках. Костюмер, достаточно пожилая дама в строгом тёмно-синем вельветовом костюме, после моего рассказа абсолютно преобразилась. Суровость исчезла, глаза заблестели азартом. Оранжевое чудо было найдено, почищено, поглажено и подогнано под мой размер буквально за пару часов. Провожая меня к маленькому серому запорожцу, Ольга Петровна протянула мне чехол с отглаженной одеждой и в шутку предложила: «Вот вам бы еще и машину покрасить».
И я покрасил. В автомастерской над моей просьбой сначала похохотали, а потом, выслушав историю, превратили мой транспорт в сочный оранжевый фрукт.
И к пациентке я явился абсолютно апельсиновым. Увидев меня, родители практически потеряли дар речи, а Маняша ткнула в меня пальцем, сказала: «Настоящий апельсин!» и счастливо рассмеялась.
И приступы больше не повторялись.
Девочку эту теперь хорошо знают под именем Мария Наранья (naranja – оранжевый (исп.)) и называют оранжевой художницей. В каждой картине обязательно есть оранжевый цвет. На мой непрофессиональный взгляд его даже многовато. Но вот какая странная штука. Свои апельсиновые шедевры она раздаривает детским клиникам по всему миру. И, не поверишь, но в тех местах, где они висят, выздоровление идёт гораздо быстрее. Объяснить никто ничего не может, но многие благотворительные фонды, да и меценаты картины заказывают. Денег, правда, моя бывшая пациентка, не берёт, но от холстов и красок не отказывается. Как и от вложений в фирму мужа, который занимается клиническими исследованиями редких заболеваний.
А я с тех пор обязательно ношу с собой что-то оранжевое. И Дымов вынул из кармана большой платок с рисунком улыбающихся апельсинов-смайликов.
И тогда я вспомнила. Во всех клиниках, где практиковал доктор Дымов, после его визитов обязательно появлялась хотя бы одна оранжевая картина. Что уж говорить о наших диагностических центрах! Там яркие апельсиновые рисунки можно было увидеть на каждом этаже, во всех смотровых и в палатах для тяжёлых пациентов. И вот удивительная закономерность: отчего-то в «оранжевых» палатах дети выздоравливали гораздо быстрее. Вот такое апельсиновое волшебство.
Нырнув в воспоминания, я перестала следить за дорогой. Внезапно я обнаружила, что машина стоит на месте, а доктор держит меня за левую руку и считает пульс.
- С тобой всё в порядке, Маша?
- Да, задумалась просто. Вспомнила, как ты мне про оранжевую художницу рассказывали.
- А, да, Мария Наранья. Удивительная женщина. Каждый раз привозит в подарки детям свои картины. Действуют иногда лучше лекарств. Кстати, надо будет и сюда одну захватить. Пожалуй, данный случай не критичный, и миниатюры хватит.
- Так я тебя и не прошу сложные операции проводить. Чай, простуду али какое другое лёгкое нездоровье определить и вылечить сумеешь?
- Сумею, - хмуро отозвался Степан.
- Да ты не хмурься. Будет сложный случай – подскажешь к кому обратиться. А так – тебе опыт в копилочку и стаж трудовой. Да и привязался к тебе Ванька. Слабенький у нас, не в дедову породу пошел. А ты бы за здоровьем его приглядел, может, подзакалил бы…
И закалил ведь! Иван Андреевич усмехнулся, вспомнив их совместные пробежки, разминку и обливания. Плавать, кстати, его тоже научил именно доктор Дымов. Забавно они, тогда, наверное, смотрелись: двадцатипятилетний дылда и пятилетний мальчонка, старательно повторяющий за старшим другом движения.
За прошедшие годы характер у доктора изменился, но не сильно. А знаний, конечно, прибавилось. Уже давно не аспирант, а уважаемый профессор. Но по-прежнему семейный доктор Скрябиных. Только вот теперь с ним даже глава семейства спорить не отваживается, а послушно выполняет предписанное.
Пока врачи «Скорой» открывали свои чемоданчики, Степан Прокопьевич успел вколоть Маше минимальную дозу антиаллергенного (нечего организм травить) и принялся командовать коллегами.
Добравшись до больницы, профессор отправил Ивана заниматься делами финансово-организационными, а в палату не допустил. И, пресекая все возможные возражения, ехидно добавил:
- А тебе бы точно хотелось, чтобы понравившаяся девушка смотрела, как тебе клизму ставят и прочие очистительные процедуры делают? Так что иди, займись чем-нибудь полезным. А вот часика через два посмотрим, что с твоей дамой сердца делать.
- Она не моя.
- Хорошо, с не твоей дамой сердца.
- Стёп, да ты издеваешься!
- Нет, Вань, я тебе просто мозги на место пытаюсь поставить. А теперь сгинь, не мешай работать!
Пришлось сгинуть. А когда оформлял отдельную палату, молоденькая сестричка спросила: «Сестра?», в ответ отчего-то сказал: «Невеста!».
И вот теперь стоял в дверях палаты и смотрел на спящую «невесту», и представлял, как она «обрадуется» этой информации. Объясниться, да и извиниться за манго надо было в любом случае. И хотя фрукт этот попал на стол абсолютно непредумышленно, легче от этого отчего-то не становилось. Стоило Ивану увидеть, что Маше стало плохо в ресторане, как у него самого спазм в горле возник.
На белой кровати девушка казалась такой беззащитной, что хотелось закрыть её от этого мира, утащить на какой-нибудь далёкий остров и петь серенады о любви.
Поймав за хвост эту романтическую мысль, Скрябин младший решил, что подсознание играет с ним в странные игры. Во-первых, петь он не умел, во-вторых, какой остров, когда дел немеряно. А вот идея увезти Машу из больницы показалась весьма здравой. О чём он тут же шепотом (не разбудить бы!) сообщил Дымову. Доктор, правда, отчего-то в восторг не пришел и давать согласие не торопился. Более того, перейдя на имя-отчество (что делалось только в сердитом или издевательском настроении) принялся отчитывать, словно мальчишку:
- И как ты это себе представляешь, голубчик мой, Иван Андреевич? Завернуть девушку в одеяло, перекинуть через плечо и на лихого скакуна, превратившегося ныне в джип? А то, что давление от такого стресса может упасть или подскочить, это, по-твоему, мелочи, да?
- Ну что я, дикарь какой…
- Ты рассуждаешь, как безответственный избалованный мальчишка! Понравилось – дай! Знаешь, если девушка понравилась, так начинай ухаживать нормально, а не изображай рыцаря на белом коне. И, вообще, дай ей отдохнуть.
Отвернувшись носом к стенке, я старалась не захихикать, слушая этот диалог. Когда голоса смолкли, и хлопнула дверь, я перевернулась на спину и увидела стоящего рядом доктора. Выглядел он лет на сорок-сорок пять. Не очень высокого роста, с лёгкой проседью в волосах и чеховской бородке.
- Ну, что, поедательница манго, давай знакомиться.
Я уже приготовилась выслушивать нотации про здоровый образ жизни. Но доктор меня удивил. Он присел на край моей кровати и спросил:
- Хочешь остаться тут, вернуться домой или сбежать подальше? А еще тебя могут просто выкрасть.
- Кто?
- Не догадываешься? Кавалер твой с манговым прикормом.
- Он не мой кавалер.
- Да я уж понял. Ты – не его девушка, он- не твой кавалер… Так, что выбираешь?
Оставаться мне, понятное дело, не хотелось. Домой? А что мне там делать? Тем более, подозревала, что моя квартира неприступной крепостью для некоторых не станет. Не то, чтобы мне не хотелось видеть господина Скрябина (а что это именно он сомнений уже не было, медсёстры достаточно активно обсуждали «такого симпатичного мужчину, который на руках принёс эту дамочку»), но в ускорении событий тоже смысла не видела. Сбежать? Любопытно. Но вот в чём вопрос: куда и, главное, зачем? Гадать я не стала и спросила прямым текстом:
- А Вам это зачем нужно?
- Деловой подход, - одобрил доктор, - всё достаточно просто. Я люблю свою работу и не слишком жалую её организационную часть.
- Вы мне, что, секретарём предлагаете поработать??!
- Боже упаси! И секретарей, и помощников хватает. Но, они, как бы сказать, так глубоко погружены в наш медицинский мир, что выныривают оттуда с трудом. Мне предлагают создать и возглавить сеть диагностических центров, связав их с различными профильными клиниками и больницами. Я хочу, чтобы Вы, Мария Андреевна, посмотрели проект и подумали, чем можно заинтересовать возможных благотворителей и прессу. Мне нужно, чтобы «Диагност» прозвучал сразу мощно и привлёк и внимание, и финансы. Потому как обслуживать одну элиту у меня нет желания, а только обычных граждан – возможности.
- Посмотреть можно. Всё в одном городе?
- Нет, сеть планируется достаточно разветвлённая. Но вот какой нюанс. Я не хочу представлять Вас официально. Ох, дырявая моя голова! Я же не представился: доктор Дымов Степан Прокопьевич. Звания и регалия перечислять не буду. Не к чему.
- Маша, - на автопилоте ответила я, прежде, чем сообразила, что моё-то имя ему точно знакомо.
- Тогда я Степан. В неофициальной обстановке, разумеется. И на ты, ладно?
Я кивнула.
- Так в каком качестве вы.. ты планируешь меня представлять?
- Есть несколько вариантов: родственница, пациентка или невеста Ивана.
Да что ж это такое! Опять невеста!
Я рассмеялась:
- Ну уж нет! При таком богатстве выбора я лучше побуду пациенткой. Бывшей, надеюсь?
Молчание в ответ мне не понравилось. Да и ответ, откровенно говоря, тоже не особенно порадовал. Потому что доктор Дымов хотел, чтобы я проверила, как работает система изнутри. И не только с точки зрения функционирования оборудования, но и внимательности персонала к пациентам.
Меня эта идея не вдохновила. Я уже готова была возмутиться и отказаться, но тут Степан приложил палец к губам.
- Два слова, прежде, чем ты откажешься. Маш, я видел в интернете презентацию, которую ты делала для Скрябина. И я сейчас не о красоте рекламной компании. Я видел, на каком уровне всё было организовано. Ни единого сбоя, ни единой паузы. Ты каждый раз создаешь идеально отлаженный механизм. А это именно то, что мне сейчас нужно. Я не могу тебя заставить, только попросить. Пожалуйста.
И я согласилась. После приступа аллергии выглядела я не самым цветущим образом, так что сильно притворяться мне особо не пришлось.
Ну, что сказать? Люди везде разные. И клиники не исключения. Кто-то относился с искренним участием, кто-то с профессиональным равнодушием, кто-то почти открытым текстом требовал мзду.
С техникой тоже оказалось не очень просто. Где-то стояла новая аппаратура, а в других местах она числилась только на бумаге.
Удивительно, но со временем мне стало даже нравиться. Нет, не изображать пациентку, а вникать во все тонкости создания большого диагностического центра.
И когда Дымов предложил мне «взять под крыло» его проект, я согласилась. Конечно, речь шла вовсе не о финансовом или техническом обеспечении. А вот переговоры со спонсорами (вместе с доктором) и прессой, и благотворительными ( а вот полная свобода действий) были доверены мне.
Лишь вечерами меня обволакивало какое-то смутное беспокойство. Я пыталась найти этому логическое объяснение, но оно никак не находилось. И вдруг меня осенило: всё это время я подсознательно ждала, что со мной будут вести беседы о Скрябине, расхваливая друга. И ничего.
Вот странность. Если бы доктор хотя бы время от времени рекламировал своего друга, я бы точно приняла эту информацию в штыки. Однако, и отсутствие подобных разговоров меня отчего-то тоже раздражало.
«В отпуск, что ли на недельку отпроситься», - подумала я.
Ближайшая неделя обещала быть достаточно спокойной, никаких переговоров не ожидалось, так что отпустить меня должны были легко.
Подходя к кабинету, я услышала негодующий голос Степана Прокопьевича, и проснувшиеся любопытство заставило остановиться около двери и прислушаться.
Я привыкла, что доктор всегда говорил негромко и доброжелательно, даже когда высказывал недовольство. А тут дымовский грозный баритон было прекрасно слышно даже в коридоре.
- Безответственный мальчишка! О чём ты только думал?
И после паузы.
- Никаких потом! Сейчас! Немедленно!
Тут дверь неожиданно открылась. Увидев меня, Степан Прокопьевич как-то хищно прищурился, внимательно посмотрел, словно прикидывал, какой шахматной фигурой ему сходить, и произнёс:
- Как хорошо, голубушка Мария Андреевна, что я Вас встретил! Вот Вы-то мне и поможете!
С этими словами доктор схватил меня за руку и потащил за собой. За время нашего общения я успела уяснить, что, когда профессор переходил в обращении на имя-отчество, да еще добавлял голубчик или голубушка, это означало крайнюю степень сердитости или расстройства, и возражать в такой ситуации ему категорически не советовалось. Потому я послушно позволила увлечь себя и, не сопротивляясь, села, молча пристегнувшись, в большой, ярко-оранжевый, внедорожник.
Об этой машине, кстати, ходили совершенно невероятные слухи. Кто-то утверждал, что такой внедорожник подарил доктору апельсиновый магнат из Испании, которому Дымов спас жизнь. По другой версии, оранжевый окрас был разработан специально для Дымова на одном из химических производств и начинал в экстренной ситуации светиться для увеличения скорости (каким образом это работает, правда, не уточнялось). Мне же после этого рассказа представился огромный летящий в темноте ярко-оранжевый жук, от которого в разные стороны улепётывают многочисленные мушки и комары.
Как-то раз, возвращаясь с очередных удачных благотворительных переговоров, я решила воспользоваться хорошим настроением Степана Прокопьевича и спросила о необычном цвете машины. Разгадка оказалась достаточно проста. Будучи еще начинающим доктором, он пытался вылечить одну маленькую пациентку.
- История с точки зрения медицины вышла совершенно невероятная, - рассказывал мне Дымов, - у твоей маленькой тёзки температура могла внезапно подняться до 39, 5, а потом также резко упасть до 35, 5. Девочке было всего три года. Каких только обследований я не делал! Подключил даже своих профессоров. И ничего. Все показатели между приступами всегда были в норме! После очередного температурного скачка я сидел рядом с Маняшей (ей нравилось, когда её так называли) и пытался найти хотя бы какую-ту причину подобных перепадов. Вероятно, от усталости я спросил вслух: «Да отчего же это происходит?!». Какого же было моё удивление, когда ребёнок погладил меня по руке и сказал: «Не расстраивайся, доктор. Просто оранжевого мало». После этого девочка уснула, а я задумался. А вдруг это была не случайная фраза, в знак свыше?
Озвучивая свою идею родителям девочки, я опасался, что меня примут за сумасшедшего, уж слишком она была не научная. Однако, молодые аспиранты, не так давно окунувшиеся в семейную жизнь и столкнувшиеся с необычностью первенца, были готовы на всё, лишь бы помочь дочке.
А способ, мой предложенный, был достаточно прост. Добавить оранжевого. Игрушки, шары, коврики. Полагаю, что у друзей и знакомых были вытребованы все оранжевые вещи. Сам же я отправился по театрам и киностудиям, выискивая и выпрашивая ненужные оранжевые костюмы. В одном месте мне повезло. Для съемок какого-то фантастического фильма был пошит сочный апельсиновый костюм, напоминающий медицинскую форму. Потом в сценарии что-то поменялось, оранжевый поменялся на фиолетовый. Ненужный костюм был списан, и каким-то чудесным образом оставлен в запасниках. Костюмер, достаточно пожилая дама в строгом тёмно-синем вельветовом костюме, после моего рассказа абсолютно преобразилась. Суровость исчезла, глаза заблестели азартом. Оранжевое чудо было найдено, почищено, поглажено и подогнано под мой размер буквально за пару часов. Провожая меня к маленькому серому запорожцу, Ольга Петровна протянула мне чехол с отглаженной одеждой и в шутку предложила: «Вот вам бы еще и машину покрасить».
И я покрасил. В автомастерской над моей просьбой сначала похохотали, а потом, выслушав историю, превратили мой транспорт в сочный оранжевый фрукт.
И к пациентке я явился абсолютно апельсиновым. Увидев меня, родители практически потеряли дар речи, а Маняша ткнула в меня пальцем, сказала: «Настоящий апельсин!» и счастливо рассмеялась.
И приступы больше не повторялись.
Девочку эту теперь хорошо знают под именем Мария Наранья (naranja – оранжевый (исп.)) и называют оранжевой художницей. В каждой картине обязательно есть оранжевый цвет. На мой непрофессиональный взгляд его даже многовато. Но вот какая странная штука. Свои апельсиновые шедевры она раздаривает детским клиникам по всему миру. И, не поверишь, но в тех местах, где они висят, выздоровление идёт гораздо быстрее. Объяснить никто ничего не может, но многие благотворительные фонды, да и меценаты картины заказывают. Денег, правда, моя бывшая пациентка, не берёт, но от холстов и красок не отказывается. Как и от вложений в фирму мужа, который занимается клиническими исследованиями редких заболеваний.
А я с тех пор обязательно ношу с собой что-то оранжевое. И Дымов вынул из кармана большой платок с рисунком улыбающихся апельсинов-смайликов.
И тогда я вспомнила. Во всех клиниках, где практиковал доктор Дымов, после его визитов обязательно появлялась хотя бы одна оранжевая картина. Что уж говорить о наших диагностических центрах! Там яркие апельсиновые рисунки можно было увидеть на каждом этаже, во всех смотровых и в палатах для тяжёлых пациентов. И вот удивительная закономерность: отчего-то в «оранжевых» палатах дети выздоравливали гораздо быстрее. Вот такое апельсиновое волшебство.
Нырнув в воспоминания, я перестала следить за дорогой. Внезапно я обнаружила, что машина стоит на месте, а доктор держит меня за левую руку и считает пульс.
- С тобой всё в порядке, Маша?
- Да, задумалась просто. Вспомнила, как ты мне про оранжевую художницу рассказывали.
- А, да, Мария Наранья. Удивительная женщина. Каждый раз привозит в подарки детям свои картины. Действуют иногда лучше лекарств. Кстати, надо будет и сюда одну захватить. Пожалуй, данный случай не критичный, и миниатюры хватит.
