- Вы знаете, вашего сына еще не нашли. Пока идет поисковая операция. И потом, вам не кажется, что ваша невестка слишком хрупкая для того, чтобы нанести рану мужчине, тем более военному?
- Значит, она наняла наемных убийц!
- Как жаль, что подавать на родственников в суд считается дурным тоном, - тихо проговорила госпожа Агата. Ее свекровь чуть не задохнулась от возмущения, но так и не нашлась что сказать. Хозяйка дома поднялась. – Господин следователь, я вызвала нашего поверенного, как только он приедет – появится у вас. Я была бы очень вам признательна, если бы все вопросы мы решали через него.
- Благодарю вас за беседу. Однако должен сказать, что вам, как и всем обитателям дома запрещено покидать границы поместья. До выяснения обстоятельств пропажи вашего супруга.
Госпожа Агата склонила голову – и вышла.
Спустилась на кухню. Несмотря на то, что в доме обитали почти все родственники мужа, угол кухни, тот, что ближе к камину, негласно оставался только ее территорией. Там стоял огромный резной комод – подарок мужа. Отторнский белый дуб, ручная работа. Артефакты, встроенные в ящички и полочки, позволяющие сохранять оптимальную температуру для сухих трав, специй, настоек. Баночки валльского хрусталя. Все это стоило немалых денег, конечно. Но ведь она работала над книгами ничуть не меньше мужа, а значит заслужила маленькие радости! Травы были ее страстью. Агата знала рецептуры чайных сборов и способы их заваривания. Не меньше тысячи уж точно! Один раз даже победила в конкурсе одного женского кулинарного журнала «Ароматный пар» на рецепт лучшего сбора от головной боли. Правда мужу признаться в этом не решилась. Он регулярно пил ее отвары, снимающие боль и помогающие уснуть, но к этому ее увлечению относился весьма скептически.
- Здравствуйте! – чуть поклонилась она крошечным пузырькам, хранившим за хрустальными гранями покой, бодрость, наслаждение, дельные мысли и сладкие сны, - Помогите, пожалуйста! Сегодня мне что-то особенно тяжело…
Слуги привыкли, что чаи она себе заваривает сама, поэтому никогда не беспокоили. Рука сама потянулась к верхней полке, маленький заварной чайник риберского камня уже грелся на спиртовке.
- Так….Что тут у нас? Собачьи ушки, слезы ветра, цветы рутинника и пряный дунник, - отвар должен был успокоить, расслабить, привести мысли в порядок.
Немного подумав, за основу взяла розовый чай. Банкус цукатами ревинника – для поднятия настроения. Взяла чашку, опустилась в кресло у камина, сделала несколько осторожных глотков и…задумалась.
«Людвиг, где же ты… Как так…получилось? В свое время мы почему-то считали, что главное – добиться успеха, заработать много денег… Которых вечно не хватало – потому что девочка-сирота пусть даже и после университета да комиссованный лейтенантик с приступами бешеной головной боли – это не такие уж обеспеченные люди… Ты запретил мне трогать родительское наследство…Сказал: «Мы всего добьемся сами!» И понеслось! Арендованная под самым чердаком комнатка, где мы были так счастливы. Наша первая книга. Чистка формы перед тем, как идти в издательство…».
Агата вспомнила, как она, нервничая, выронила щетку, которой в тысячный раз смахивала с золотых эполет несуществующие пылинки, как муж не дал ее поднять, подхватил на руки, закружил, а потом… Сердце сжалось, в носу защипало, но она заставила себя отбросить лишние эмоции, продолжая вспоминать дальнейшее развитие событий, пытаясь найти хоть что-нибудь. Хотя бы маленькую ниточку, за которую можно было бы потянуть, чтобы распутать этот чудовищный, запутанный клубок.
Дальше. Успех. Деньги. Награды… Вдруг объявившиеся родственники мужа.
«Почему же ты не защитил меня от них тогда? От этих постоянных оскорблений, от того, что они все время тянут с нас деньги…?»
Поместье и земли вокруг они, как оказалось, взяли в кредит. У сестры Людвига случилась личная драма – ушел муж. Спасти ее могла лишь крупная сумма, и муж отдал все, что они скопили. Вместе скопили!
Агата пила чай, мысленно ругая себя за эгоизм: Людвиг пропал, неизвестно, что с ним, а она думает про родственников и деньги…
В доме оставаться было невозможно. Она чувствовала, как половицы и ступени стонут от чужих людей, людей, которые ей чужды.
«Интересно, если я выйду из дома и дойду до конца дубовой аллеи, чтобы прижаться лбом к самому огромному дереву – это будет расценено как побег?»
Подниматься наверх за верхней одеждой не было сил… Ярко-синее небо со слепящим солнцем – будто и не ноябрь вовсе – манило, звало, улыбалось. Обещало спасение. И Агата вдруг поверила. Синему небу, солнцу, деревьям, уже увядающим, но все еще таким прекрасным, нежным цветам.
Уже у самого выхода машинально схватила шляпку – новомодный цилиндр, который купила перед самым отъездом из столицы. Выскользнула из дома – и пошла… Вперед. Не оглядываясь. Холод мгновенно сковал тело, но вместе с тем подарил удивительную свободу! Она улыбнулась, полной грудью вдохнула осенний воздух, но вместо спасительной прохлады вдруг почувствовала нестерпимый жар. Огонь обжег легкие, ступни и ладони. Боль… Невыносимая боль взорвала тело. Задыхаясь, она пыталась плакать, но слезы сразу высыхали, превращались в колючую соль, белыми дорожками стягивая кожу.
Агате мерещились люди. Обеспокоенные. Один из них, знакомый доктор, что раз в неделю обедал у них в доме, говорил:
- Эрик, опомнитесь! Отпустите ее! Это будет милосерднее.
Другой, удивительно похожий на бывшего канцлера, которого она один раз видела на приеме – мужу вручали Королевскую премию, и они были приглашены во дворец, упрямо поджимая губы в тонкую белую полоску, отрицательно качал головой.
Это был странный бред. Еще в нем были две черные собаки. Одна побольше, другая – поменьше. У нее никогда не было собаки. Муж собак не любил, а ей всегда хотелось! И чтобы непременно незирцвейга… Эту редкую и очень дорогую породу могла себе позволить разве что высшая аристократия королевства. Ходили слухи, что незирцвейги – порождение магии, что они чувствуют, как ты относишься к их владельцу, и способны перегрызть горло за одни лишь дурные мысли о нем. Ей бы такая собака не помешала бы. И дело вовсе не в деньгах или престиже! Просто ей всегда нравились их длинные, торчком стоящие ушки. А еще незирцвейг, если бы он у нее был, непременно защитил свою хозяйку! И горло перегрыз бы. Кое-кому…
Картинка была размыта, но все же она видела, как собака, та, что помельче, посмотрела на нее с сочувствием. Агата всматривалась в ее янтарные глаза – и становилось легче…
- Как вы? – спросили у нее.
И она поняла, что очнулась.
Дом был старым и каким-то неухоженным. Если бы Агате пришло в голову написать роман о привидениях – они бы обязательно обитали в таком вот доме…
Но привидений не было. В доме жил мужчина с собаками. Барон Эрик фон Гиндельберг. Бывший канцлер их королевства - Великого Отторна.
«Жил-был бывший канцлер…Странно как-то жил…».
Раз в неделю приходили женщины из соседней деревни, которые убирали и готовили. В те часы, что в доме находились посторонние, становилось еще тише. Агата не знала, как такое возможно… Чудно.
Завтрак барон готовил сам. Заливал хлопья молоком и щедро посыпал ягодами. Иногда жарил пышный – на зависть любой хозяйке - омлет. Или подавал свежайший творог. Судя по вкусу, закупались они у одного и того же фермера.
Собакам готовил явно кто-то посторонний. Такое ощущение, что призрак. Может, она все-таки поторопилась, решив, что в доме нет привидений?
«У бывшего канцлера были две большие, черные собаки, и Призрак готовил им еду. Кашу с мясом…»
По крайней мере, Агата «призрака» не то, что не видела. Она его и не слышала-то ни разу! Призраки они ведь обожают наполнять дом жуткими, леденящими душу звуками. По крайней мере, она думала о призраках именно так. А этот призрак был тихий. Но он был, потому что представить себе, бывшего канцлера, готовившим еду собакам… не получалось.
За неделю у них с Эриком фон Гиндельбергом выработалось четкое расписание – точность выполнения можно было проверять по минутам.
В шесть утра он вставал – Агата всегда просыпалась, когда полы начинали скрипеть под тяжелыми мужскими шагами и собачьими лапами. Хозяин дома вежливо здоровался с собаками, иронично беседовал с Гроном, нежно с Эльзой. Кстати, Агата заметила, что даме разрешалось капризничать. После еды собак выпроваживали наружу.
В семь пятнадцать он стучал ей в дверь. Негромко. Аккуратно. Но как-то очень выразительно.
«Да – я отдаю себе отчет в том, что вы в моем доме, в постели. Из которой вам запрещено вставать без крайней необходимости, - говорил этот стук. – Я понимаю, насколько это все двусмысленно. Но я должен о вас позаботиться. И знаете, мне это приятно…»
- Войдите, - отзывалась Агата…
И в звуках ее голоса слышались совсем другие слова…
«Я, наверное, должна протестовать. И требовать, чтобы меня отправили в больницу. Или домой. И вообще, я в ночной сорочке при постороннем мужчине! Просто ужас! Но… Обо мне так давно никто не заботился. Я уже и забыла, что так бывает… Мне так спокойно рядом. И так хорошо пишется… Как никогда…»
- Вы принимали лекарства? – спрашивал он, всегда поворачиваясь к ней спиной, пока она ела.
- Да, - отвечала она этой спине.
- Доктору все еще не нравятся анализы вашей крови.
- Спасибо за ягоды.
- Я заметил, что их вы едите. В отличие от выпечки, которую оставляете нетронутой.
- Я еще и шоколад люблю. С орехами, - призналась она.
- Доктор пока запретил. Подобная пища может спровоцировать кашель.
- Я понимаю.
- Поправьте меня, если я ошибаюсь… - вдруг сказал он. – Как я понял, великий писатель у вас в семье – это ваш супруг?
- Совершенно верно.
- И книги выходят под его именем. И к вам, официально, это не имеет никакого отношения.
- Людвиг – замечательный выдумщик и рассказчик. Слушать то, как он рассказывает в лицах свою историю, как проживает ее вместе с героями… Это просто удовольствие. Но… он не умеет переносить свои слова и мысли на бумагу. Совсем. Получается картонно. Деревянно. Просто никак.
- И вы сначала стенографируете.
- И это тоже. Стенографирую, уточняю те места, которые понятны ему как писателю, но не совсем понятны мне, как слушателю. Договариваюсь о структуре книги.
- А потом вы художественно оформляете его байки?
- Истории…
- Простите.
- Ничего. Мы и познакомились с ним, когда он искал неболтливого филолога записать его книгу. И, в перспективе, научить его писать.
- И как? Получилось?
- Что именно? Записать или научить?
- Научить.
- Нет.
- И как? Ваша первая книга имела успех? То, что ваш муж впоследствии стал знаменит и популярен, мне известно. Интересно, однако, как все начиналось?
- Да. Мы попали в целевую аудиторию. Патриотизм, жизнь за короля, идея служения – все это пришлось по вкусу нашим читателям.
Плечи хозяина дома ощутимо напряглись.
- Нет-нет… - огорчилась Агата. – Вы не подумайте. Мы пишем от всего сердца. Как-то даже по-детски искренне. Ну…Мне так кажется. А первая книга… Там было все: и ненависть к войне, и гордость за наших солдат. И мое сиротство. И то, что Людвиг чувствовал себя увечным и никому не нужным… И…
Агата задохнулась и надсадно закашлялась. Хозяин дома кинулся к ней, подал стакан с питьем. Проследил, чтобы она выпила.
- Простите меня, - опустил он голову, когда приступ прошел. – Я глупец. Совсем забыл про голосовой покой, который вам прописал доктор. Еще раз простите. Отдыхайте. У нас еще будет возможность поговорить, когда вы поправитесь.
Поклонился – и вышел.
Она писала и писала. Хорошо еще, что доктор привез ей все черновики и наброски, что были в доме. Их якобы конфисковали как улики. Агата никогда не умела восстанавливать текст, над которым уже работала. Только путалась и злилась. В конце концов, приходилось переписывать. Но это был уже другой текст, всегда хуже того, что был.
Дальше день шел как обычно. Обед, после которого к ней пускали собак… Агате все хотелось спросить, кто варит еду огромным зверюгам. Неужели все-таки сам барон, лично? Вот уж вряд ли. Почему именно этот вопрос не давал ей покоя?
Полдник, ужин… По часам…
А вот вечер этого дня был не таким, как обычно. Потому что с доктором, который ежедневно навещал их, приехал следователь. Тот самый, что допрашивал ее… сколько же времени назад это было? Восемь дней всего прошло…
Агата вздохнула, глядя на то, как мужчина выбирается из машины, почти нежно прижимая к себе портфель с документами. Захотелось сбежать, спрятаться. Забиться в угол – и никуда не выходить, пока чужие не уйдут.
Аккуратно складывая черновики, больная улыбалась своим мыслям. Получается, что доктора, барона, Эльзу и Грона она записала в «свои»…
Вздохнув, женщина осторожно встала, чтобы попытаться одеться. И хотя голова немного кружилась, сделать это было необходимо. Следователь, безусловно, явился по ее душу… Не будет же она встречать его в ночной сорочке и халате.
Одежда у нее была. Три дня назад господин барон отлучался почти на двое суток. С Агатой оставался доктор и Эльза. Вернулся хозяин с огромным чемоданом.
- Вот, - сказал он со странным выражением лица. Если бы это было возможно, Эльза сказала бы, что он смутился…
- Что это? – Агата, улыбаясь, отложила в сторону исписанные листы бумаги. Она искренне была рада его возвращению! Чуть больше, может быть, чем ей самой того хотелось.…
- В столичном дамском магазине меня заверили, что здесь все, что может вам пригодиться.
- Вы ездили так далеко? В Лаутгард?
- Официально – вы пропали. Следовательно, поблизости покупать что-то женское, в дом холостяка, да еще и вашего размера. Это все равно, что давать объявления в газеты – госпожа Агата у меня в доме.
И вот теперь она достала из шкафа платье. Из тех, что приобрел ей тогда барон. Простое, но довольно элегантное. Нежно-сиреневое, с небольшим бантом под воротником в тон, но чуть темнее.
Размер, как ни странно, действительно подошел. И…Платье ей шло. Она взглянула на себя в зеркало, ловко убрала волосы, и, вполне довольная своим внешним видом, тихонько вышла, чтобы спуститься вниз.
Широкая, черная, до блеска отполированная бесшумными призраками лестница была удивительным образом чем-то похожа на своего хозяина. Удобная и прочная, идеально вписанная в архитектуру дома. Ни одна ступенька не скрипит. Эта лестница была тоже… «своя».
- Я не думаю, что это хорошая идея, - барон говорил отрывисто, не скрывая своего недовольства.
- Факт хищения отравляющего вещества доказан, - раздался голос следователя. – Выйти на преступников, которые успешно похитили из хранилища министерства обороны водяную смерть, да еще и в таком количестве – первоочередная задача!
- Разве вам кто-то мешает заниматься расследованием? Нет. А женщина – не при чем!
- Кроме самого факта кражи нам ничего не удалось узнать. Большой временной промежуток, в который могли украсть отраву. Последняя проверка проводилась шесть месяцев назад. И – по документам – все было на месте.
- То есть вам не удалось узнать, когда было совершено преступление?
- Когда, кто… Каким образом… Неясно.
- Безобразие.
- Господин барон, единственно, что доподлинно известно – отрава была использована против госпожи Лингер. В ее доме.
- Я запрещаю говорить об этой с Агатой…фон Лингер! Она чудом осталась в живых. И делать из нее приманку – это слишком опасно!
- Значит, она наняла наемных убийц!
- Как жаль, что подавать на родственников в суд считается дурным тоном, - тихо проговорила госпожа Агата. Ее свекровь чуть не задохнулась от возмущения, но так и не нашлась что сказать. Хозяйка дома поднялась. – Господин следователь, я вызвала нашего поверенного, как только он приедет – появится у вас. Я была бы очень вам признательна, если бы все вопросы мы решали через него.
- Благодарю вас за беседу. Однако должен сказать, что вам, как и всем обитателям дома запрещено покидать границы поместья. До выяснения обстоятельств пропажи вашего супруга.
Госпожа Агата склонила голову – и вышла.
Спустилась на кухню. Несмотря на то, что в доме обитали почти все родственники мужа, угол кухни, тот, что ближе к камину, негласно оставался только ее территорией. Там стоял огромный резной комод – подарок мужа. Отторнский белый дуб, ручная работа. Артефакты, встроенные в ящички и полочки, позволяющие сохранять оптимальную температуру для сухих трав, специй, настоек. Баночки валльского хрусталя. Все это стоило немалых денег, конечно. Но ведь она работала над книгами ничуть не меньше мужа, а значит заслужила маленькие радости! Травы были ее страстью. Агата знала рецептуры чайных сборов и способы их заваривания. Не меньше тысячи уж точно! Один раз даже победила в конкурсе одного женского кулинарного журнала «Ароматный пар» на рецепт лучшего сбора от головной боли. Правда мужу признаться в этом не решилась. Он регулярно пил ее отвары, снимающие боль и помогающие уснуть, но к этому ее увлечению относился весьма скептически.
- Здравствуйте! – чуть поклонилась она крошечным пузырькам, хранившим за хрустальными гранями покой, бодрость, наслаждение, дельные мысли и сладкие сны, - Помогите, пожалуйста! Сегодня мне что-то особенно тяжело…
Слуги привыкли, что чаи она себе заваривает сама, поэтому никогда не беспокоили. Рука сама потянулась к верхней полке, маленький заварной чайник риберского камня уже грелся на спиртовке.
- Так….Что тут у нас? Собачьи ушки, слезы ветра, цветы рутинника и пряный дунник, - отвар должен был успокоить, расслабить, привести мысли в порядок.
Немного подумав, за основу взяла розовый чай. Банкус цукатами ревинника – для поднятия настроения. Взяла чашку, опустилась в кресло у камина, сделала несколько осторожных глотков и…задумалась.
«Людвиг, где же ты… Как так…получилось? В свое время мы почему-то считали, что главное – добиться успеха, заработать много денег… Которых вечно не хватало – потому что девочка-сирота пусть даже и после университета да комиссованный лейтенантик с приступами бешеной головной боли – это не такие уж обеспеченные люди… Ты запретил мне трогать родительское наследство…Сказал: «Мы всего добьемся сами!» И понеслось! Арендованная под самым чердаком комнатка, где мы были так счастливы. Наша первая книга. Чистка формы перед тем, как идти в издательство…».
Агата вспомнила, как она, нервничая, выронила щетку, которой в тысячный раз смахивала с золотых эполет несуществующие пылинки, как муж не дал ее поднять, подхватил на руки, закружил, а потом… Сердце сжалось, в носу защипало, но она заставила себя отбросить лишние эмоции, продолжая вспоминать дальнейшее развитие событий, пытаясь найти хоть что-нибудь. Хотя бы маленькую ниточку, за которую можно было бы потянуть, чтобы распутать этот чудовищный, запутанный клубок.
Дальше. Успех. Деньги. Награды… Вдруг объявившиеся родственники мужа.
«Почему же ты не защитил меня от них тогда? От этих постоянных оскорблений, от того, что они все время тянут с нас деньги…?»
Поместье и земли вокруг они, как оказалось, взяли в кредит. У сестры Людвига случилась личная драма – ушел муж. Спасти ее могла лишь крупная сумма, и муж отдал все, что они скопили. Вместе скопили!
Агата пила чай, мысленно ругая себя за эгоизм: Людвиг пропал, неизвестно, что с ним, а она думает про родственников и деньги…
В доме оставаться было невозможно. Она чувствовала, как половицы и ступени стонут от чужих людей, людей, которые ей чужды.
«Интересно, если я выйду из дома и дойду до конца дубовой аллеи, чтобы прижаться лбом к самому огромному дереву – это будет расценено как побег?»
Подниматься наверх за верхней одеждой не было сил… Ярко-синее небо со слепящим солнцем – будто и не ноябрь вовсе – манило, звало, улыбалось. Обещало спасение. И Агата вдруг поверила. Синему небу, солнцу, деревьям, уже увядающим, но все еще таким прекрасным, нежным цветам.
Уже у самого выхода машинально схватила шляпку – новомодный цилиндр, который купила перед самым отъездом из столицы. Выскользнула из дома – и пошла… Вперед. Не оглядываясь. Холод мгновенно сковал тело, но вместе с тем подарил удивительную свободу! Она улыбнулась, полной грудью вдохнула осенний воздух, но вместо спасительной прохлады вдруг почувствовала нестерпимый жар. Огонь обжег легкие, ступни и ладони. Боль… Невыносимая боль взорвала тело. Задыхаясь, она пыталась плакать, но слезы сразу высыхали, превращались в колючую соль, белыми дорожками стягивая кожу.
Агате мерещились люди. Обеспокоенные. Один из них, знакомый доктор, что раз в неделю обедал у них в доме, говорил:
- Эрик, опомнитесь! Отпустите ее! Это будет милосерднее.
Другой, удивительно похожий на бывшего канцлера, которого она один раз видела на приеме – мужу вручали Королевскую премию, и они были приглашены во дворец, упрямо поджимая губы в тонкую белую полоску, отрицательно качал головой.
Это был странный бред. Еще в нем были две черные собаки. Одна побольше, другая – поменьше. У нее никогда не было собаки. Муж собак не любил, а ей всегда хотелось! И чтобы непременно незирцвейга… Эту редкую и очень дорогую породу могла себе позволить разве что высшая аристократия королевства. Ходили слухи, что незирцвейги – порождение магии, что они чувствуют, как ты относишься к их владельцу, и способны перегрызть горло за одни лишь дурные мысли о нем. Ей бы такая собака не помешала бы. И дело вовсе не в деньгах или престиже! Просто ей всегда нравились их длинные, торчком стоящие ушки. А еще незирцвейг, если бы он у нее был, непременно защитил свою хозяйку! И горло перегрыз бы. Кое-кому…
Картинка была размыта, но все же она видела, как собака, та, что помельче, посмотрела на нее с сочувствием. Агата всматривалась в ее янтарные глаза – и становилось легче…
- Как вы? – спросили у нее.
И она поняла, что очнулась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дом был старым и каким-то неухоженным. Если бы Агате пришло в голову написать роман о привидениях – они бы обязательно обитали в таком вот доме…
Но привидений не было. В доме жил мужчина с собаками. Барон Эрик фон Гиндельберг. Бывший канцлер их королевства - Великого Отторна.
«Жил-был бывший канцлер…Странно как-то жил…».
Раз в неделю приходили женщины из соседней деревни, которые убирали и готовили. В те часы, что в доме находились посторонние, становилось еще тише. Агата не знала, как такое возможно… Чудно.
Завтрак барон готовил сам. Заливал хлопья молоком и щедро посыпал ягодами. Иногда жарил пышный – на зависть любой хозяйке - омлет. Или подавал свежайший творог. Судя по вкусу, закупались они у одного и того же фермера.
Собакам готовил явно кто-то посторонний. Такое ощущение, что призрак. Может, она все-таки поторопилась, решив, что в доме нет привидений?
«У бывшего канцлера были две большие, черные собаки, и Призрак готовил им еду. Кашу с мясом…»
По крайней мере, Агата «призрака» не то, что не видела. Она его и не слышала-то ни разу! Призраки они ведь обожают наполнять дом жуткими, леденящими душу звуками. По крайней мере, она думала о призраках именно так. А этот призрак был тихий. Но он был, потому что представить себе, бывшего канцлера, готовившим еду собакам… не получалось.
За неделю у них с Эриком фон Гиндельбергом выработалось четкое расписание – точность выполнения можно было проверять по минутам.
В шесть утра он вставал – Агата всегда просыпалась, когда полы начинали скрипеть под тяжелыми мужскими шагами и собачьими лапами. Хозяин дома вежливо здоровался с собаками, иронично беседовал с Гроном, нежно с Эльзой. Кстати, Агата заметила, что даме разрешалось капризничать. После еды собак выпроваживали наружу.
В семь пятнадцать он стучал ей в дверь. Негромко. Аккуратно. Но как-то очень выразительно.
«Да – я отдаю себе отчет в том, что вы в моем доме, в постели. Из которой вам запрещено вставать без крайней необходимости, - говорил этот стук. – Я понимаю, насколько это все двусмысленно. Но я должен о вас позаботиться. И знаете, мне это приятно…»
- Войдите, - отзывалась Агата…
И в звуках ее голоса слышались совсем другие слова…
«Я, наверное, должна протестовать. И требовать, чтобы меня отправили в больницу. Или домой. И вообще, я в ночной сорочке при постороннем мужчине! Просто ужас! Но… Обо мне так давно никто не заботился. Я уже и забыла, что так бывает… Мне так спокойно рядом. И так хорошо пишется… Как никогда…»
- Вы принимали лекарства? – спрашивал он, всегда поворачиваясь к ней спиной, пока она ела.
- Да, - отвечала она этой спине.
- Доктору все еще не нравятся анализы вашей крови.
- Спасибо за ягоды.
- Я заметил, что их вы едите. В отличие от выпечки, которую оставляете нетронутой.
- Я еще и шоколад люблю. С орехами, - призналась она.
- Доктор пока запретил. Подобная пища может спровоцировать кашель.
- Я понимаю.
- Поправьте меня, если я ошибаюсь… - вдруг сказал он. – Как я понял, великий писатель у вас в семье – это ваш супруг?
- Совершенно верно.
- И книги выходят под его именем. И к вам, официально, это не имеет никакого отношения.
- Людвиг – замечательный выдумщик и рассказчик. Слушать то, как он рассказывает в лицах свою историю, как проживает ее вместе с героями… Это просто удовольствие. Но… он не умеет переносить свои слова и мысли на бумагу. Совсем. Получается картонно. Деревянно. Просто никак.
- И вы сначала стенографируете.
- И это тоже. Стенографирую, уточняю те места, которые понятны ему как писателю, но не совсем понятны мне, как слушателю. Договариваюсь о структуре книги.
- А потом вы художественно оформляете его байки?
- Истории…
- Простите.
- Ничего. Мы и познакомились с ним, когда он искал неболтливого филолога записать его книгу. И, в перспективе, научить его писать.
- И как? Получилось?
- Что именно? Записать или научить?
- Научить.
- Нет.
- И как? Ваша первая книга имела успех? То, что ваш муж впоследствии стал знаменит и популярен, мне известно. Интересно, однако, как все начиналось?
- Да. Мы попали в целевую аудиторию. Патриотизм, жизнь за короля, идея служения – все это пришлось по вкусу нашим читателям.
Плечи хозяина дома ощутимо напряглись.
- Нет-нет… - огорчилась Агата. – Вы не подумайте. Мы пишем от всего сердца. Как-то даже по-детски искренне. Ну…Мне так кажется. А первая книга… Там было все: и ненависть к войне, и гордость за наших солдат. И мое сиротство. И то, что Людвиг чувствовал себя увечным и никому не нужным… И…
Агата задохнулась и надсадно закашлялась. Хозяин дома кинулся к ней, подал стакан с питьем. Проследил, чтобы она выпила.
- Простите меня, - опустил он голову, когда приступ прошел. – Я глупец. Совсем забыл про голосовой покой, который вам прописал доктор. Еще раз простите. Отдыхайте. У нас еще будет возможность поговорить, когда вы поправитесь.
Поклонился – и вышел.
Она писала и писала. Хорошо еще, что доктор привез ей все черновики и наброски, что были в доме. Их якобы конфисковали как улики. Агата никогда не умела восстанавливать текст, над которым уже работала. Только путалась и злилась. В конце концов, приходилось переписывать. Но это был уже другой текст, всегда хуже того, что был.
Дальше день шел как обычно. Обед, после которого к ней пускали собак… Агате все хотелось спросить, кто варит еду огромным зверюгам. Неужели все-таки сам барон, лично? Вот уж вряд ли. Почему именно этот вопрос не давал ей покоя?
Полдник, ужин… По часам…
А вот вечер этого дня был не таким, как обычно. Потому что с доктором, который ежедневно навещал их, приехал следователь. Тот самый, что допрашивал ее… сколько же времени назад это было? Восемь дней всего прошло…
Агата вздохнула, глядя на то, как мужчина выбирается из машины, почти нежно прижимая к себе портфель с документами. Захотелось сбежать, спрятаться. Забиться в угол – и никуда не выходить, пока чужие не уйдут.
Аккуратно складывая черновики, больная улыбалась своим мыслям. Получается, что доктора, барона, Эльзу и Грона она записала в «свои»…
Вздохнув, женщина осторожно встала, чтобы попытаться одеться. И хотя голова немного кружилась, сделать это было необходимо. Следователь, безусловно, явился по ее душу… Не будет же она встречать его в ночной сорочке и халате.
Одежда у нее была. Три дня назад господин барон отлучался почти на двое суток. С Агатой оставался доктор и Эльза. Вернулся хозяин с огромным чемоданом.
- Вот, - сказал он со странным выражением лица. Если бы это было возможно, Эльза сказала бы, что он смутился…
- Что это? – Агата, улыбаясь, отложила в сторону исписанные листы бумаги. Она искренне была рада его возвращению! Чуть больше, может быть, чем ей самой того хотелось.…
- В столичном дамском магазине меня заверили, что здесь все, что может вам пригодиться.
- Вы ездили так далеко? В Лаутгард?
- Официально – вы пропали. Следовательно, поблизости покупать что-то женское, в дом холостяка, да еще и вашего размера. Это все равно, что давать объявления в газеты – госпожа Агата у меня в доме.
И вот теперь она достала из шкафа платье. Из тех, что приобрел ей тогда барон. Простое, но довольно элегантное. Нежно-сиреневое, с небольшим бантом под воротником в тон, но чуть темнее.
Размер, как ни странно, действительно подошел. И…Платье ей шло. Она взглянула на себя в зеркало, ловко убрала волосы, и, вполне довольная своим внешним видом, тихонько вышла, чтобы спуститься вниз.
Широкая, черная, до блеска отполированная бесшумными призраками лестница была удивительным образом чем-то похожа на своего хозяина. Удобная и прочная, идеально вписанная в архитектуру дома. Ни одна ступенька не скрипит. Эта лестница была тоже… «своя».
- Я не думаю, что это хорошая идея, - барон говорил отрывисто, не скрывая своего недовольства.
- Факт хищения отравляющего вещества доказан, - раздался голос следователя. – Выйти на преступников, которые успешно похитили из хранилища министерства обороны водяную смерть, да еще и в таком количестве – первоочередная задача!
- Разве вам кто-то мешает заниматься расследованием? Нет. А женщина – не при чем!
- Кроме самого факта кражи нам ничего не удалось узнать. Большой временной промежуток, в который могли украсть отраву. Последняя проверка проводилась шесть месяцев назад. И – по документам – все было на месте.
- То есть вам не удалось узнать, когда было совершено преступление?
- Когда, кто… Каким образом… Неясно.
- Безобразие.
- Господин барон, единственно, что доподлинно известно – отрава была использована против госпожи Лингер. В ее доме.
- Я запрещаю говорить об этой с Агатой…фон Лингер! Она чудом осталась в живых. И делать из нее приманку – это слишком опасно!
