Спала я долго и на редкость действительно крепко. Ни разу не просыпалась.
На следующий день ближе к полудню хозяин шумно зашел в комнату, став открывать окна. Яркий солнечный свет проник внутрь, а вместе с ним и ветреная свежесть воздуха. Я инстинктивно зажмурилась, но учуяв приятную свежесть, расслабилась.
— Доброе утро! — хозяин подошел к кровати. — Как себя чувствует погодная пони?
Я приоткрыла глаза, посмотрела на него отсутствующим взглядом:
— Почему вы… — но я тут же закашлялась. — Почему… почему вы называете меня погодной?
— А ты сама не помнишь, как говорила об этом? Когда я тебя нашел, ты постоянно бредила, что-то говорила то о погодной пони, то о непогодной…
Я махнула копытом, дав понять, что это неважно.
— Я не погодная… — и снова я закашлялась.
— Ну, я так и понял, — он поднес копыто к моему лбу. — Погодная пони ни за что бы не оказалась насквозь промокшей, дремлющей в холодной луже, — он пристально поглядел на меня. — Милая, ты чуть копыта не откинула, ты это понимаешь?
Я приоткрыла рот, как тут же кашель не дал продолжить.
— Ох, горе с тобой, — с этими словами хозяин принялся готовить новые микстуры.
Знатно прокашлявшись, я все же прохрипела:
— Зачем вы меня спасли, кхе-кхе?
Этим я вызвала неподдельный смех.
— Зачем спасли? Хо-хо, — хозяин поднес мне микстуру. — Милочка, ты все еще бредишь?
— Мистер?.. — я вопросительно посмотрела на хозяина.
— Меня зовут Ревери Браш, — снова представился он.
— Мистер Браш, — начала была я, но он меня тут же поправил.
— Просто Ревери.
— Ревери, послушайте, — но опять мне не дали продолжить.
— Хватить выкать. Так ты будешь говорить в каком-нибудь там Кантерлоте, а здесь все свои.
Я впервые оглядела моего спасителя. Невысокий, но коренастый жеребец земнопони темно-коричневого окраса. Уже явно не молодой, но еще и не старый. Лет точно за пятьдесят.
— Ревери, — я откинула возникшую и несущественную мысль о том, что он меня вдвое старше. — Мне нужно идти, — с этими словами я попыталась привстать, но Ревери остановил меня копытом.
— И куда же ты так спешишь? Что может быть важнее здоровья?
Я посмотрела на него умоляющим, полным безысходности взглядом.
— Ну-ну, будет тебе, — он махнул копытом. — Глазки строить ты будешь другим, и только когда выздоровеешь.
Я недовольно покачала головой.
— Ты лучше, девочка моя, вот что скажи, — он уселся рядом. — Как ты умудрилась довести себя до такого истощенного состояния? Как ты еще на ногах стояла?! У тебя ж ноги уже как палки. Ты что, из тюрьмы какой сбежала? Так почему не наелась первым делом? Али ты долгое время бродила по пустыням каким, что у тебя еды совсем не было? Что с тобой такое приключилось?
Я слегка замялась, не зная, что и ответить, как он продолжил:
— Ой-ей! Что это я. Расспросы, да расспросы. Ты же голодна! Сейчас, обожди, — и, не дав мне ничего ответить, быстро выбежал из комнаты.
Уже спустя пять минут передо мной стоял поднос с наваристой и сладко пахучей большой миской каши, вместе с горячим и ароматным чаем.
— Давай, ешь! — скомандовал он. — Все разговоры потом.
Я начала кушать напоказ беспристрастно, то и дело смущенно посматривая на хозяина, несмотря на то, что каша оказалась неописуемо вкусной.
— Ну ладно, — Ревери, судя по всему, убедился, что мне все нравится и улыбнулся. — Ешь! — после чего он вышел за дверь.
Спустя полчаса я допивала чай. Он явно был сделан из местных трав, такого вкусного и необычного чая я никогда не пила ни в Понивилле, ни в Клаудсдейле.
И, как будто почуяв, что я завершила трапезу, хозяин вновь появился передо мной:
— Как покушала? Было вкусно?
— Вкусно, — спокойно слукавила я.
На самом деле было очень вкусно, просто необычайно вкусно, но мне было не до хвальбы о вкусной еде. То ли я отвыкла от нормальной пищи, то ли я и вправду такой вкусной еды никогда не ела, а может быть, и то и другое. Но тем временем Ревери продолжил:
— Удобства все во дворе, там, — он указал через окно. — Если чего, звонок знаешь где, — напомнил он, и подошел поближе. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — на что я отвела взгляд, а он говорил дальше: — Как такая милая и славная пегаска оказалась одним копытом в могиле? Как ты так исхудала, ответь мне, пожалуйста? Ты что, из пустыни прибыла к нам?
— Мне нечего было, кхе… — я снова залилась кашлем. — Мне нечего было есть, — прошептала я.
— А где ты была? Где именно тебе нечего было есть?
— Ну, здесь…
— В Эквестрии что ли?
— Ну, да, — непонятливо ответила я.
На что тут же услышала звучный смех в ответ.
— Ты что, не смогла найти еду под копытами?! Ха-ха, — он продолжал смеяться.
Я не решилась уточнять, что он имеет в виду, но меня заинтриговала эта мысль. О какой такой еде под копытами он говорит? Странно это как-то.
— Вы, эквестрийские пони, очень забавные, — продолжал Ревери, хохоча.
— А ты разве не, — я снова закашлялась. — Не эквестрийский пони?
— Ну-у, — протянул он. — Как сказать… Отчасти может быть и да, но и не совсем.
— Мы же в Эквестрии? — решила уточнить я.
— Формально, это еще Эквестрия, но это самая ее граница, посему можно сказать, что ты уже за ее пределами. Здесь совсем близко Кристальная империя. Но отсюда сообщения с остальной Эквестрией никакое. Поезда здесь не ходят. Одна дорога, да и то вся в оврагах и выбоинах, но ты это итак на себе прочувствовала, — он подождал немного. — Ну, так что, мне тебя и дальше называть девочкой и милочкой, или ты все же представишься, как тебя звать-величать?
Я посмотрела на хозяина, как будто это был необычайно трудный или тяжелый вопрос.
— Дитзи Ду… — лишь тихо ответила я.
— Как-как? — переспросил Ревери, явно услышав имя.
— Дитзи, кхе, — кашлянув три раза, я сказала громче: — Дитзи Ду.
— Не стоит стесняться своего имени, милочка, — поучительно добавил он. — То есть, я хотел сказать Дитзи Ду.
После чего он подошел ко мне и снова потрогал мой лоб.
— Ну вот, уже нормально, — он призадумался. — Хм… Ду. Ду-ду-ду… Где-то я уже слышал эту фамилию…
— Я к вам сюда не прилетала, кхе-кхе.
— Да причем тут ты, — он вмиг оказался возле одного из шкафов и за считанные секунды достал оттуда книгу. — Вот! Я же говорил, знакомая фамилия! — он держал на вытянутом копыте одну из известных книг о Дэринг Ду. — Вот эта пони, так пони — Дэринг Ду! Смелая, сильная, ничего не боится в жизни. Люблю читать эти приключения на ночь.
Я насупилась, смотря в пол и вспоминая о своей любви к этой героине.
— Дитзи Ду-у? — услышала я.
— А, что? — я непонятливо уставилась на Ревери.
— Ты что, ушла в себя? Спрашиваю, тебе нравится Дэринг Ду? Нравится ее читать?
— А? А-а, Дэринг Ду? Да, очень…
— В таком случае, если захочешь почитать, бери вот, не стесняйся, — и он указал на шкаф с книгами. — Есть и новые части.
— Послушайте… послушай, м-м, ты, вы… ты, — я замялась. — В общем, кхе-кхе, — я снова залилась кашлем, а Ревери на меня внимательно уставился. — Я очень признательна… тебе за все. Я благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь, но может быть я все же…
— Об этом не может быть и речи! — грозно обрубил он меня. — Перестань, сказал! Лежи и выздоравливай. К тому же ты уже пошла на поправку. Жар у тебя прошел, ты почти выздоровела, осталось только вернуть твою боевую форму, — он подмигнул мне.
— Боевую… — повторила я грустно и снова закашлялась. — Где ж я выздоравливаю, если я только и делаю, что… кхе-кхе, — и, прокашлявшись, договорила: — Кашляю!
— Ох, ну ты и дурашка! — и Ревери усмехнулся. — А что ж ты хотела, сразу вылечиться как по мгновению ока? Эт тебе не магия. Это природная и целебная магия трав. А на ее действие требуется время, — и он снова принялся делать очередную микстуру. — У тебя отхаркивающий кашель с мокротой, а это значит, что твой организм лечится. Ты идешь на поправку. Вот увидишь, к завтраму утру ты будешь уже здорова.
Я безысходно посмотрела в окно.
— Ну ладно, хватит лирики. Давай лечиться дальше. Пей микстуру.
И я продолжила принудительное лечение у моего очередного спасителя. Кормил он меня достаточно, трижды в день, с полдниками, но уже только лишь небольшими порциями еды, как будто символическими. Я не смела возражать, да и просто не имела права, тем более по сравнению с моим питанием за последние недели даже такая диета казалась мне царской. Но перед сном он и сам заодно пояснил, что в больном состоянии много есть вредно. После чего снова заставил пить микстуру, уже другую, невкусную. Сказал, на настоях шалфея. Правда, под конец принес и новый травяной чай, с имбирем и лимоном. Чай уже оказался вкусным, даже очень.
И к чему столько хлопот… из-за меня.
На следующее утро я проснулась со странной легкостью внутри, как будто я еще больше похудела, а никак не набрала в весе. Зато в горле не першило, и я чувствовала, что от кашля ни осталось и следа. Прав был Ревери. Ох, уж эти травники, да лекари.
К полудню мне уже разрешили прогуляться по двору. Мы ходили по ферме. Хозяин показывал мне разные свои культуры, хвалился первосортным урожаем редиса, репы, свеклы и многим другим. Не забывал и о земляники со смородиной, голубикой, черникой, ежевикой и еще энной кучей других ягод. И, надо сказать, не зря он хвалился. Его кусты были усыпаны всеразличными ягодами чуть ли не всех цветов радуги. Особенно он сделал акцент на малине. Да, и вправду я ее часто чувствовала то в еде, то в напитках и отварах.
Волей-неволей я вспомнила об одной своей хорошей старой подруге.
— Ревери, а ты знаешь такую ферму Эпплов? — спросила я.
— Ферма Эпплов! — он растянулся в улыбке. — Да кто ж ее не знает! Ее знают по всей Эквестрии и даже за ее пределами, — заверил он меня. — А как же. Бывал там и не раз. Бабуля Смит делает первосортный яблочный сок! Он еще у них называется сидром. Свой семейный рецепт. Как и принято у фермеров, — он снова мне подмигнул.
Я улыбнулась, и мы пошли гулять дальше, осматривая солидные владения. Я чувствовала, что за отвлеченными темами Ревери, даже не зная моих проблем, пытается меня как-либо взбодрить, утешить, показать красоту и радость этого мира. Он явно чувствовал, что у меня серьезные проблемы, но почему-то прямо спросить пока не решался или не хотел.
— Ревери, — снова обратилась я к нему. — А где твои близкие все? Почему ты живешь один?
Он остановился, как будто задумался. Показалось, что теперь уже я наступила на больную мозоль.
— Все хорошо? — поинтересовалась я.
— Да-да, — пояснил он отстраненно. — Просто я вспомнил… Неважно, — он серьезно посмотрел на меня. — Вся моя молодежь в городах. Кто где.
— А, понятно.
— Ты же знаешь, как это бывает, — говорил он, отстраненно смотря на ближайший куст ягод. — Молодые тянутся к молодым. Подобное притягивает подобное. Молодежь почти вся любит, как это у вас говорится, тусоваться в городах. Где все быстро и активно, где все куда-то торопятся и что-то спешат сделать… Впрочем, мне грех жаловаться. Мои родные меня часто навещают, приезжают с гостинцами, а я их угощаю собственным урожаем, — он повернулся ко мне с серьезным видом. — А в наше время ведь бывает и так, что вообще молодежь знаться со старшим поколением не желает. Даже видеться не хочет. Бывает и такое.
Он сорвал несколько ягод и предложил мне. Я любезно отказалась, сказав, что я уже сыта. Он закинул их себе в рот, и мы продолжили прогулку.
Мы еще походили некоторое время, как я почувствовала усталость. Все же я находилась за последние недели и месяцы предостаточно.
— Ревери, я уже, честно говоря… — но он не дал мне даже договорить.
— Все. Понял. Ни слова больше. Пойдем в кровать, — приказал он.
— Да, — я улыбнулась. — Пойдем в кровать.
Вскоре я снова лежала в уютной и мягкой, даже слишком мягкой кровати, которая непередаваемо убаюкивала тебя со всех сторон своей необычайной нежностью.
— Ну что, — сказал Ревери. — Ты хочешь о чем-либо поговорить?
Я понимала, к чему он клонит, но мне было интересно другое.
— Скажи, Ревери, что это за такая необычная кровать? Почему в ней так мягко и уютно лежать?
— О-о, — улыбнулся хозяин. — Это всего-навсего перина!
— Перина?! — удивилась я. — Надо же, я только о ней слышала по рассказам. Но никогда не спала на перине.
— Это не удивительно. В городах на ней сейчас не спят.
— Ну-у… — я замялась. — Я не совсем в городе живу… — я опомнилась. — Жила.
Ревери нахмурился, явно заметив мой резко помрачневший вид.
— А где ж ты жила? — по-простому спросил он.
Я немного помедлила с ответом, будто бы просто боясь названия города.
— Я из Понивилля… — и чтобы не впасть в окончательное уныние, продолжила: — Это совсем маленький городок. Его никак нельзя назвать полноценным городом. Скорее, большой деревней.
— Как же, как же, — ухмыльнулся Ревери. — Наслышаны мы о вашем Понивилле. Там же еще и ферма Эпплов, на окраине, конечно. Якобы самое дружелюбное место во всей Эквестрии. Как же, как же, — явно с сарказмом заключил он.
Я невольно согласилась, вспоминая отношение ко мне многих бывших моих друзей и знакомых. Ревери продолжил:
— И что, в Понивилле никто не стелет перину на свои кровати?
— Вроде бы нет, — я задумалась, пытаясь отгонять воспоминания. — Я точно не встречала ни у кого.
— У вас точно город, — заключил он серьезно с явной насмешкой. — Не деревня.
Я даже готова была согласиться с ним, но мне нечего было ответить.
— Ну что, так и будем молчать? — он присел на кровать, которая тут же мягко прогнулась. — Может, скажешь уже, что с тобой случилось-приключилось?
Я снова была ошарашена его деревенской прямотой и простотой. Все же в Понивилле так не говорят, давно уже не говорят. Даже проблемы обсуждаются ненавязчиво, редко кто прямо скажет, что у него на душе и что его сильно беспокоит… Даже друзьям. И редко кто из друзей так прямо будет лезть в душу. Все же и вправду у нас настоящий современный и дикий город, а никакая не теплая дружелюбная деревня. Ну, не мог же прямо вот никто не замечать таких странностей в моем поведении?.. В якобы моем…
— Дитзи? — поторопил меня Ревери, едва докоснувшись до копыта.
Я жалостливо взглянула на него. Все. Точно пора, иначе совсем расплачусь прямо на коленях у него.
— Меня выгнали из моего Понивилля… — начала я, и моська Ревери сразу посерьезнела. — Во всем виноваты… оборотни, — хозяин молча поднял брови. — Мы долго воевали, враждовали. Меня использовали они. Меня и мое положение в городе, мой дом… Они часто превращались в мой образ. Оборотни на то и оборотни, что могут в кого угодно превращаться, брать на время любой понравившийся образ и делать что угодно, казавшись для остальных другими пони. Однажды мы их чуть не победили, но потом они вернулись и с еще большей силой напали на меня. Мне никто не верил. А если кто и верил, то ничего не мог поделать. Они были слишком сильны. Эта неравная битва продолжалась много лет… Под конец, — я осеклась, вздохнула, и продолжила: — Под конец они меня вовсе пленили, в своем же собственном доме… Я ничего не могла поделать. Это было ужасно, невыносимо, больно… Я молила даже не о пощаде, а просто о смерти… — тут я окончательно прервала свой рассказ и опустила голову.
— Да уж, — заключил Ревери, задумавшись, и похлопал меня по колену. — Никогда не слышал об этих оборотнях.
— Никогда не слышали? — переспросила я.
***
На следующий день ближе к полудню хозяин шумно зашел в комнату, став открывать окна. Яркий солнечный свет проник внутрь, а вместе с ним и ветреная свежесть воздуха. Я инстинктивно зажмурилась, но учуяв приятную свежесть, расслабилась.
— Доброе утро! — хозяин подошел к кровати. — Как себя чувствует погодная пони?
Я приоткрыла глаза, посмотрела на него отсутствующим взглядом:
— Почему вы… — но я тут же закашлялась. — Почему… почему вы называете меня погодной?
— А ты сама не помнишь, как говорила об этом? Когда я тебя нашел, ты постоянно бредила, что-то говорила то о погодной пони, то о непогодной…
Я махнула копытом, дав понять, что это неважно.
— Я не погодная… — и снова я закашлялась.
— Ну, я так и понял, — он поднес копыто к моему лбу. — Погодная пони ни за что бы не оказалась насквозь промокшей, дремлющей в холодной луже, — он пристально поглядел на меня. — Милая, ты чуть копыта не откинула, ты это понимаешь?
Я приоткрыла рот, как тут же кашель не дал продолжить.
— Ох, горе с тобой, — с этими словами хозяин принялся готовить новые микстуры.
Знатно прокашлявшись, я все же прохрипела:
— Зачем вы меня спасли, кхе-кхе?
Этим я вызвала неподдельный смех.
— Зачем спасли? Хо-хо, — хозяин поднес мне микстуру. — Милочка, ты все еще бредишь?
— Мистер?.. — я вопросительно посмотрела на хозяина.
— Меня зовут Ревери Браш, — снова представился он.
— Мистер Браш, — начала была я, но он меня тут же поправил.
— Просто Ревери.
— Ревери, послушайте, — но опять мне не дали продолжить.
— Хватить выкать. Так ты будешь говорить в каком-нибудь там Кантерлоте, а здесь все свои.
Я впервые оглядела моего спасителя. Невысокий, но коренастый жеребец земнопони темно-коричневого окраса. Уже явно не молодой, но еще и не старый. Лет точно за пятьдесят.
— Ревери, — я откинула возникшую и несущественную мысль о том, что он меня вдвое старше. — Мне нужно идти, — с этими словами я попыталась привстать, но Ревери остановил меня копытом.
— И куда же ты так спешишь? Что может быть важнее здоровья?
Я посмотрела на него умоляющим, полным безысходности взглядом.
— Ну-ну, будет тебе, — он махнул копытом. — Глазки строить ты будешь другим, и только когда выздоровеешь.
Я недовольно покачала головой.
— Ты лучше, девочка моя, вот что скажи, — он уселся рядом. — Как ты умудрилась довести себя до такого истощенного состояния? Как ты еще на ногах стояла?! У тебя ж ноги уже как палки. Ты что, из тюрьмы какой сбежала? Так почему не наелась первым делом? Али ты долгое время бродила по пустыням каким, что у тебя еды совсем не было? Что с тобой такое приключилось?
Я слегка замялась, не зная, что и ответить, как он продолжил:
— Ой-ей! Что это я. Расспросы, да расспросы. Ты же голодна! Сейчас, обожди, — и, не дав мне ничего ответить, быстро выбежал из комнаты.
Уже спустя пять минут передо мной стоял поднос с наваристой и сладко пахучей большой миской каши, вместе с горячим и ароматным чаем.
— Давай, ешь! — скомандовал он. — Все разговоры потом.
Я начала кушать напоказ беспристрастно, то и дело смущенно посматривая на хозяина, несмотря на то, что каша оказалась неописуемо вкусной.
— Ну ладно, — Ревери, судя по всему, убедился, что мне все нравится и улыбнулся. — Ешь! — после чего он вышел за дверь.
Спустя полчаса я допивала чай. Он явно был сделан из местных трав, такого вкусного и необычного чая я никогда не пила ни в Понивилле, ни в Клаудсдейле.
И, как будто почуяв, что я завершила трапезу, хозяин вновь появился передо мной:
— Как покушала? Было вкусно?
— Вкусно, — спокойно слукавила я.
На самом деле было очень вкусно, просто необычайно вкусно, но мне было не до хвальбы о вкусной еде. То ли я отвыкла от нормальной пищи, то ли я и вправду такой вкусной еды никогда не ела, а может быть, и то и другое. Но тем временем Ревери продолжил:
— Удобства все во дворе, там, — он указал через окно. — Если чего, звонок знаешь где, — напомнил он, и подошел поближе. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — на что я отвела взгляд, а он говорил дальше: — Как такая милая и славная пегаска оказалась одним копытом в могиле? Как ты так исхудала, ответь мне, пожалуйста? Ты что, из пустыни прибыла к нам?
— Мне нечего было, кхе… — я снова залилась кашлем. — Мне нечего было есть, — прошептала я.
— А где ты была? Где именно тебе нечего было есть?
— Ну, здесь…
— В Эквестрии что ли?
— Ну, да, — непонятливо ответила я.
На что тут же услышала звучный смех в ответ.
— Ты что, не смогла найти еду под копытами?! Ха-ха, — он продолжал смеяться.
Я не решилась уточнять, что он имеет в виду, но меня заинтриговала эта мысль. О какой такой еде под копытами он говорит? Странно это как-то.
— Вы, эквестрийские пони, очень забавные, — продолжал Ревери, хохоча.
— А ты разве не, — я снова закашлялась. — Не эквестрийский пони?
— Ну-у, — протянул он. — Как сказать… Отчасти может быть и да, но и не совсем.
— Мы же в Эквестрии? — решила уточнить я.
— Формально, это еще Эквестрия, но это самая ее граница, посему можно сказать, что ты уже за ее пределами. Здесь совсем близко Кристальная империя. Но отсюда сообщения с остальной Эквестрией никакое. Поезда здесь не ходят. Одна дорога, да и то вся в оврагах и выбоинах, но ты это итак на себе прочувствовала, — он подождал немного. — Ну, так что, мне тебя и дальше называть девочкой и милочкой, или ты все же представишься, как тебя звать-величать?
Я посмотрела на хозяина, как будто это был необычайно трудный или тяжелый вопрос.
— Дитзи Ду… — лишь тихо ответила я.
— Как-как? — переспросил Ревери, явно услышав имя.
— Дитзи, кхе, — кашлянув три раза, я сказала громче: — Дитзи Ду.
— Не стоит стесняться своего имени, милочка, — поучительно добавил он. — То есть, я хотел сказать Дитзи Ду.
После чего он подошел ко мне и снова потрогал мой лоб.
— Ну вот, уже нормально, — он призадумался. — Хм… Ду. Ду-ду-ду… Где-то я уже слышал эту фамилию…
— Я к вам сюда не прилетала, кхе-кхе.
— Да причем тут ты, — он вмиг оказался возле одного из шкафов и за считанные секунды достал оттуда книгу. — Вот! Я же говорил, знакомая фамилия! — он держал на вытянутом копыте одну из известных книг о Дэринг Ду. — Вот эта пони, так пони — Дэринг Ду! Смелая, сильная, ничего не боится в жизни. Люблю читать эти приключения на ночь.
Я насупилась, смотря в пол и вспоминая о своей любви к этой героине.
— Дитзи Ду-у? — услышала я.
— А, что? — я непонятливо уставилась на Ревери.
— Ты что, ушла в себя? Спрашиваю, тебе нравится Дэринг Ду? Нравится ее читать?
— А? А-а, Дэринг Ду? Да, очень…
— В таком случае, если захочешь почитать, бери вот, не стесняйся, — и он указал на шкаф с книгами. — Есть и новые части.
— Послушайте… послушай, м-м, ты, вы… ты, — я замялась. — В общем, кхе-кхе, — я снова залилась кашлем, а Ревери на меня внимательно уставился. — Я очень признательна… тебе за все. Я благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь, но может быть я все же…
— Об этом не может быть и речи! — грозно обрубил он меня. — Перестань, сказал! Лежи и выздоравливай. К тому же ты уже пошла на поправку. Жар у тебя прошел, ты почти выздоровела, осталось только вернуть твою боевую форму, — он подмигнул мне.
— Боевую… — повторила я грустно и снова закашлялась. — Где ж я выздоравливаю, если я только и делаю, что… кхе-кхе, — и, прокашлявшись, договорила: — Кашляю!
— Ох, ну ты и дурашка! — и Ревери усмехнулся. — А что ж ты хотела, сразу вылечиться как по мгновению ока? Эт тебе не магия. Это природная и целебная магия трав. А на ее действие требуется время, — и он снова принялся делать очередную микстуру. — У тебя отхаркивающий кашель с мокротой, а это значит, что твой организм лечится. Ты идешь на поправку. Вот увидишь, к завтраму утру ты будешь уже здорова.
Я безысходно посмотрела в окно.
— Ну ладно, хватит лирики. Давай лечиться дальше. Пей микстуру.
И я продолжила принудительное лечение у моего очередного спасителя. Кормил он меня достаточно, трижды в день, с полдниками, но уже только лишь небольшими порциями еды, как будто символическими. Я не смела возражать, да и просто не имела права, тем более по сравнению с моим питанием за последние недели даже такая диета казалась мне царской. Но перед сном он и сам заодно пояснил, что в больном состоянии много есть вредно. После чего снова заставил пить микстуру, уже другую, невкусную. Сказал, на настоях шалфея. Правда, под конец принес и новый травяной чай, с имбирем и лимоном. Чай уже оказался вкусным, даже очень.
И к чему столько хлопот… из-за меня.
***
На следующее утро я проснулась со странной легкостью внутри, как будто я еще больше похудела, а никак не набрала в весе. Зато в горле не першило, и я чувствовала, что от кашля ни осталось и следа. Прав был Ревери. Ох, уж эти травники, да лекари.
К полудню мне уже разрешили прогуляться по двору. Мы ходили по ферме. Хозяин показывал мне разные свои культуры, хвалился первосортным урожаем редиса, репы, свеклы и многим другим. Не забывал и о земляники со смородиной, голубикой, черникой, ежевикой и еще энной кучей других ягод. И, надо сказать, не зря он хвалился. Его кусты были усыпаны всеразличными ягодами чуть ли не всех цветов радуги. Особенно он сделал акцент на малине. Да, и вправду я ее часто чувствовала то в еде, то в напитках и отварах.
Волей-неволей я вспомнила об одной своей хорошей старой подруге.
— Ревери, а ты знаешь такую ферму Эпплов? — спросила я.
— Ферма Эпплов! — он растянулся в улыбке. — Да кто ж ее не знает! Ее знают по всей Эквестрии и даже за ее пределами, — заверил он меня. — А как же. Бывал там и не раз. Бабуля Смит делает первосортный яблочный сок! Он еще у них называется сидром. Свой семейный рецепт. Как и принято у фермеров, — он снова мне подмигнул.
Я улыбнулась, и мы пошли гулять дальше, осматривая солидные владения. Я чувствовала, что за отвлеченными темами Ревери, даже не зная моих проблем, пытается меня как-либо взбодрить, утешить, показать красоту и радость этого мира. Он явно чувствовал, что у меня серьезные проблемы, но почему-то прямо спросить пока не решался или не хотел.
— Ревери, — снова обратилась я к нему. — А где твои близкие все? Почему ты живешь один?
Он остановился, как будто задумался. Показалось, что теперь уже я наступила на больную мозоль.
— Все хорошо? — поинтересовалась я.
— Да-да, — пояснил он отстраненно. — Просто я вспомнил… Неважно, — он серьезно посмотрел на меня. — Вся моя молодежь в городах. Кто где.
— А, понятно.
— Ты же знаешь, как это бывает, — говорил он, отстраненно смотря на ближайший куст ягод. — Молодые тянутся к молодым. Подобное притягивает подобное. Молодежь почти вся любит, как это у вас говорится, тусоваться в городах. Где все быстро и активно, где все куда-то торопятся и что-то спешат сделать… Впрочем, мне грех жаловаться. Мои родные меня часто навещают, приезжают с гостинцами, а я их угощаю собственным урожаем, — он повернулся ко мне с серьезным видом. — А в наше время ведь бывает и так, что вообще молодежь знаться со старшим поколением не желает. Даже видеться не хочет. Бывает и такое.
Он сорвал несколько ягод и предложил мне. Я любезно отказалась, сказав, что я уже сыта. Он закинул их себе в рот, и мы продолжили прогулку.
Мы еще походили некоторое время, как я почувствовала усталость. Все же я находилась за последние недели и месяцы предостаточно.
— Ревери, я уже, честно говоря… — но он не дал мне даже договорить.
— Все. Понял. Ни слова больше. Пойдем в кровать, — приказал он.
— Да, — я улыбнулась. — Пойдем в кровать.
Вскоре я снова лежала в уютной и мягкой, даже слишком мягкой кровати, которая непередаваемо убаюкивала тебя со всех сторон своей необычайной нежностью.
— Ну что, — сказал Ревери. — Ты хочешь о чем-либо поговорить?
Я понимала, к чему он клонит, но мне было интересно другое.
— Скажи, Ревери, что это за такая необычная кровать? Почему в ней так мягко и уютно лежать?
— О-о, — улыбнулся хозяин. — Это всего-навсего перина!
— Перина?! — удивилась я. — Надо же, я только о ней слышала по рассказам. Но никогда не спала на перине.
— Это не удивительно. В городах на ней сейчас не спят.
— Ну-у… — я замялась. — Я не совсем в городе живу… — я опомнилась. — Жила.
Ревери нахмурился, явно заметив мой резко помрачневший вид.
— А где ж ты жила? — по-простому спросил он.
Я немного помедлила с ответом, будто бы просто боясь названия города.
— Я из Понивилля… — и чтобы не впасть в окончательное уныние, продолжила: — Это совсем маленький городок. Его никак нельзя назвать полноценным городом. Скорее, большой деревней.
— Как же, как же, — ухмыльнулся Ревери. — Наслышаны мы о вашем Понивилле. Там же еще и ферма Эпплов, на окраине, конечно. Якобы самое дружелюбное место во всей Эквестрии. Как же, как же, — явно с сарказмом заключил он.
Я невольно согласилась, вспоминая отношение ко мне многих бывших моих друзей и знакомых. Ревери продолжил:
— И что, в Понивилле никто не стелет перину на свои кровати?
— Вроде бы нет, — я задумалась, пытаясь отгонять воспоминания. — Я точно не встречала ни у кого.
— У вас точно город, — заключил он серьезно с явной насмешкой. — Не деревня.
Я даже готова была согласиться с ним, но мне нечего было ответить.
— Ну что, так и будем молчать? — он присел на кровать, которая тут же мягко прогнулась. — Может, скажешь уже, что с тобой случилось-приключилось?
Я снова была ошарашена его деревенской прямотой и простотой. Все же в Понивилле так не говорят, давно уже не говорят. Даже проблемы обсуждаются ненавязчиво, редко кто прямо скажет, что у него на душе и что его сильно беспокоит… Даже друзьям. И редко кто из друзей так прямо будет лезть в душу. Все же и вправду у нас настоящий современный и дикий город, а никакая не теплая дружелюбная деревня. Ну, не мог же прямо вот никто не замечать таких странностей в моем поведении?.. В якобы моем…
— Дитзи? — поторопил меня Ревери, едва докоснувшись до копыта.
Я жалостливо взглянула на него. Все. Точно пора, иначе совсем расплачусь прямо на коленях у него.
— Меня выгнали из моего Понивилля… — начала я, и моська Ревери сразу посерьезнела. — Во всем виноваты… оборотни, — хозяин молча поднял брови. — Мы долго воевали, враждовали. Меня использовали они. Меня и мое положение в городе, мой дом… Они часто превращались в мой образ. Оборотни на то и оборотни, что могут в кого угодно превращаться, брать на время любой понравившийся образ и делать что угодно, казавшись для остальных другими пони. Однажды мы их чуть не победили, но потом они вернулись и с еще большей силой напали на меня. Мне никто не верил. А если кто и верил, то ничего не мог поделать. Они были слишком сильны. Эта неравная битва продолжалась много лет… Под конец, — я осеклась, вздохнула, и продолжила: — Под конец они меня вовсе пленили, в своем же собственном доме… Я ничего не могла поделать. Это было ужасно, невыносимо, больно… Я молила даже не о пощаде, а просто о смерти… — тут я окончательно прервала свой рассказ и опустила голову.
— Да уж, — заключил Ревери, задумавшись, и похлопал меня по колену. — Никогда не слышал об этих оборотнях.
— Никогда не слышали? — переспросила я.
