Обычного ассортимента цветов не достаточно, нужно обращать особое внимание таких покупателей на голографические цветы или цветы со встроенной сменной цвета, металлическими напылением, искусственно-жемчужным покрытием, ртутными вставками или кварцевыми крупинками. Некоторые хотят особенных форм, другие требуют уникального названия, а третие хотят, чтобы цветы пахли фирменными духами дорого бренда. Любой каприз за ваши деньги — такой девиз цветочного бутика на главной артерии города.
— Могу предложить только прибывший и разработанный свежий дизайн тропических лилий с опаловыми вставками и бриллиантовым напылением. В освещенном помещении будут сиять, как искусственные звезды, а при тусклом ночном отблеске из окна Вы совершенно забудете, что это цветы, а не миниатюрная версия планетария. В комплекте идут три аромата из новой коллекции парфюмерного бренда О.Сара, который сегодня на самом пике моды. Горький кофе и табак, а так же дорогой коньяк и карамельные шоколадные трюфели и последний — дикая лилия с ароматом дорогой кожи, ликера и горечью корки апельсина.
— Нет, — качает старуха головой, ее сережки покачиваются в такт и позвякивает пластик об осколки окрашенного стекла, - Нет, я хочу что-то действительно особенное.
Я вспоминаю о новых коллекциях и буклетах уникальных заказов, где можно посмотреть дизайнерские работы флористов, последние разработки в технологической среде флористики и заказать все это по самой дорогой цене. Цветы из алмазов, упавших метеоритов, лунной породы и даже цветы из грунта или кварца из залежей Марса, если душа желает. Стоит это, как хороший перспективный завод и половина города в придачу, но, конечно, любой каприз за ваши деньги.
— А что-нибудь еще более особенное?, — говорит старуха, приближаясь к стойке и опираясь на нее кончиками пальцев рук, шаль обнажает ее узловатые белые пальцы на которых множество таких же диковинных колец как и вся ее бижутерия.
— Можем привезти алмазы с Нептуна, — отвечаю я, устало поглядывая на ее кольца, подделывающие форму коры деревьев и изображая множество разнообразных животных из пластика и металлической проволоки. - Стоит это, как половина планеты Земля, но если Вы хотите — доставим.
Она смотрела на меня, словно насмешливо или, может быть, играючи, пронзая свои взглядом чистых, искристых глаз, пока я то и дело поглядывала с ее колец на часы за стойкой обслуживания, и снова на кольца, пока ее голос не смешался с легким движением, разнесшим густой аромат древесины и обжигающих, насыщенных специй.
— А может все-таки тот суккулент у Вас в углу за стойкой? — и старуха проворно перегибается через ограничитель, вонзаясь взглядом в маленькое живое растение, щедро напитанное водой и оттого еще поблескивающего под люминесцентным освещением, его пухлые листья собрали в своих основания капли воды и теперь выглядели, словно небольшие водоросли, проступающие из моря. Я посмотрела вслед за ее взглядом и опешила. Ее желание оказалось совершенно не из тех, что представляет бренд искусственных цветов, но и не из тех, что я сама готова реализовать.
— Он не продается, — резко ответила я, слишком быстро и грубо, чтобы среагировать вовремя и придерживаться официального вежливого обслуживания клиентов. Стоило мне осознать, как неприятно и безответственно это звучало и я начала было извиняться, но в добродушном смехе старухе потерялись и причитания «Пожалуйста, извините», и вся обстановка показалась внезапно карикатурной, гиперболической, какой-то сюрреалистической и абстрактной, что все высказанные слова и намерения их произнести потонули в густом смехе и запахе жженого дерева, исходящего от ее клокочущей шеи. Позвякивание браслетов и серег словно бы заполонило собой все помещение, а она продолжала смеяться, держась пальцами за ограничитель стойки и ее белые ногти порозовели, а может уже были такими. Казалось, что кусочек жизни вырвался из привычных границ суетливого быта и перевернулся совершенно другой стороной. Кубический мир встал на ребро.
Я смотрела на ее морщинистую шею, напоминающую фотографию игуаны, а блики от разноцветного стекла мерцали радужными пятнами на порозовевшей коже, отражаясь от лампы и подпрыгивая ,пошатываясь, подрагивая при очередном заливистом кряхтении смеха.
— Извините…, — протянула я, еле слышно, сбитая с толку. В правилах не указано, как вести себя с клиентами, которые хотят купить самый дорогой цветок из существующих, а потом заливаются смехом, словно бы услышали не непростительную грубость персонала, а забавную, сочную и искрометную шутку.
— Успокойтесь, дорогая, — говорит мне старушка и ее глаза, чистый кристалл льда, снова глядят на меня, слегка исподлобья — она ниже меня ростом. - Сделайте милость, приходите ко мне в лавку. Вот увидите, Вам понравится.
Она улыбается, доставая из нагрудного кармана блузки визитку и вкладывает мне ее в руки, а затем выходит из магазинах, будто ничего не произошло. Я наблюдаю через витринное окно, как она переходит проезжую часть по пешеходному переходу и исчезает в дымке смога и моросящего дождя. В руках остался тонкий кусок картона, шершавый и приятный на ощупь, хотя давно большинство предпринимателей перешло на пластик.
За старушкой остался приятный запах древесной коры, который быстро улетучился, когда Ровэн принялась составлять букеты из новой поставки черных роз, оснащенных ароматизатором исключительно дорого бренда, создающего самые нетривиальные ароматы для самых пикантных и привередливых клиентов. Эти, с запахом табака и кожи, казались слишком насыщенными, и Ровэн периодически бросала взгляд на пузатый суккулент, который выглядел крошечным дарованием с самыми тонкими ароматами зелени, уловимыми только при настойчивом касании хрупких листьев, в отличии от кристаллических роз в руках. Иногда она присаживалась возле растения и натирала его нижние листья, пока на руках не оставалась свежая горечь травы и сладость фруктовых соков, а на языке ощущалась горькая полынь от которой вязало рот, но приятно щемило сердце.
Лавку она закрывала в восемь вечера и, перебирая да бряцая связкой металлических карточек для сигнализации и электронного замка, она пробегала в памяти по объявлению администрации в системе о том, что цветочных бутик, возможно, сделают круглосуточным, а значит нужно подумать о новом расписании. Ровэн лениво натянула маску, оглядываясь по сторонам. Моросил холодный дождь, под курткой неуютно ползала сырость, в носу ощущался привкус горечи выхлопных газов, которые забирались под ткань, но Ровэн оттягивала момент, когда стоило купить пластиковый респиратор, оснащенный фильтрами и микро-ампулами чистого кислорода. Приятный бонус, который пугал своей основательностью, словно прощаешься с привычным миром на который еще есть надежды не пустить городские вены в собственный организм. Не заменять свою плоть синтетическим имплантом города.
Останавливаясь на том же пешеходе, который поглотил чудную старушку, Ровэн вспомнила о визитке. Мимо проплывали машины, кое-какие электрические, но в большинстве своем топливные, оставляющие удушливую вонь к которой большинство людей привыкло и, в отличии от Ровэн, либо не носили масок, либо прятались в них от смога и пыли. Мерцание светофора на той стороне сменилось на зеленый, но Ровэн смотрела на визитку в руках, не замечая как мимо проходят пешеходы, спешащие на ту сторону улицы.
«Домашняя утварь. Магазин товаров для интерьера и дома. Ул. N, дом 734/5. Рабочее время с 10.00 по 17.00 каждый день».
Коричнево-бронзовые буквы бежали по жемчужной бумаге, слегка вдавливаясь в ее мякоть. Изящная печать с завитками, строгая и одновременно игриво-легкая, но с достоинством несла свою емкую информацию, окруженная тонким золотом печатной рамки по краям визитки. Бумага пахнет терпким запахом картона и чернил, будто машина писала рукой человека, но симметричность форм выдавала печатный станок, а типографский перфекционизм склонял к мнению, что владелец магазина консервативный и требовательный к порядку, чистоте и правилам.
Машины отбрасывали золотую рябь на влажный асфальт и взвизгивали скользящими шинами, гудели и давили на клаксоны, прогорклый воздух жег гортань и вызывал чувство дурноты, поэтому Ровэн, словно всплыв на поверхность из глубокого океана, сунула визитку в карман и поспешила вперед, лавируя среди толпы, пробегая глазами по пестрым витринам и ярким воздушно-магистральным указателям, словно повисшим в дымке над понурыми головами. Железные коробки замера атмосферы перемешивались с урнами по краю тротуара у проезжей части улицы на которых прыгали и переливались блики от рекламных баннеров. Какофония голосов и машин превращалась в монотонный гул, удивительно размеренный, пока кварталы сменялись другими, похожими как две капли воды, а пешеходные переходы и подземные туннели вырастали через каждые несколько десятков метров, чтобы снова вынырнуть на все более покрывающиеся жидкими сумрачными тенями улицы, иногда разбавленные фонарями и неоновыми вывесками настолько щедро, что вечерние тени угадывались только у самых бетонных стыков стен и в закоулках, порой настолько узких, что в них могли поместиться только крысы и мусор. Там скапливались пластиковые бутылки и обертки, окурки и гниющие ошметки пищи, алкогольные банки в которых тухли остатки пива и водочных коктейлей. Гнилостный резкий запах разносился по улицам, смешиваясь со сладкими ароматизаторами от входных дверей помещений и лавок, выхлопными газами, дымом сигарет и уличной еды. Раз в неделю такие щели между домами очищали, но привычка складировать хлам между ними оставалась. Ровэн, проходя мимо таких закисших мест съеживалась и зажималась, ускоряя шаг, чтобы пробежать их быстрее. Город, серо-бурый, как огромный бетонный куб, нависал многоэтажками, словно монолитными наростами высясь над покрытой асфальтом землей, устремляясь к закопченным небесам и, горделиво выставляя свои, покрытые рекламой и баннерами, бока. Мелкий дождь противно накрапывал, имея слегка кислый привкус, а на одежде оставлял ржавые пятна. Шелест колес и гудение воздушных двигателей клонило в сон после рабочего дня, а черные глазницы проулков, ведущих в жилые дворы, прячущиеся за яркими фасадами зданий, утопали в густых сумерках и заглушали гомон голосов и суеты. Они петляли выверенными квадратами и прямоугольниками между многоквартирными домами, заброшенными дворами и заполненными автостоянками, врезались в глухие тупики и разбегались множеством щербатых тропинок, ведущих к подъездным лестницам, тускло освещенным блеклыми лампочками. Через них Ровэн сокращала путь, отправляясь на вечерние лекции или в торговые центры, сверкающие и нарядные, словно священные храмы пластиково-бетонных исполинов, облепленные рекламой и слоганами, окруженные голограммами и какофонией шумов. Здесь вырастали брендовые бутики, расцветали цветочные и продуктовые магазины, книжные лавки с электронными кодами доступов к покупаемым книгам, голографическими и рекламами и, в особых случаях, закрытым отделом с несколькими бумажными изданиями с ценой превышающей несколько нулей. Книжных книг уже не существуют, они распроданы в частные и государственные коллекции, выставлены как музейные экспонаты или элитные товары с неимоверной ценой, показывающие финансовый и социальные статус владельца. В таких магазинах можно выпить крепкий искусственный кофе, пролистывая на экране список книжных названий, выбирая код доступа, который хочешь приобрести. И, конечно, миниатюрный робот-официант будет подливать кипяток, отдающий хлорированной водой, пока ты будешь погружаться в электронные дебри, пробегать глазами по первым страницам книги приведенным в пример, пытаясь понять стоит ли это внимания и перекусывать засахаренным десертом.
— Ровэн! Не может быть! — раздалось за ее спиной, когда она проходила под ярусами этаже и балконов внутри торгового центра, а перед ней уже мигал неоновый штатив с меню книжного кафе-магазина. — Ты не можешь так просто пройти мимо!
Он стремительно направлялся к ней широко улыбаясь во весь рот с крупными и несколько выпуклыми зубами, отчего казалось, что на его лице остался только рот и смугловатая кожа в которую въелась грязь коптильни в которой он работал. Морщина, пролегавшая на его лбу, заполнилась сажей до того, что выделялась черной нитью, будто проведенной чернильной ручкой поперек. Его смышленые и всегда улыбающиеся глаза, обрамленные сетью тонких морщин, казались горящими черным огнем, выглядевшими почти смоляными точками, мерцающими в отблесках люминесценции. Он посмеивался и почти каждое предложение запивал добротным глотком кофе, отчего вокруг него образовалось облако аромата из смолы, копоти, кофе и сладких ирисок, которые он таскал в кармане.
— Ровэн, тебе пора перестать работать и избегать университета, — говорит он, запивая свои слова дымящимся кофе из пластикового стаканчика и кивает в сторону книжной лавки, отчего волнистые, влажные волосы падают ему на глаза, - Пошли. И я не приму отказа, я не видел тебя добрых пару недель.
— Я все равно туда собираюсь, — отозвалась Ровэн и они направились к секции входа, откуда доносился аромат жженого сахара и напитков, и искусственный ароматизатор ванили и печатных книг в кожаном переплете, который они распыляли для придания атмосферы старых библиотек, а дизайн интерьера имитировал забитые древними свитками, папирусами и книгами добротные дубовые полки, которые под собой содержали крошеные экраны с надписью электронного кода и кнопкой вызова голографической проекции ознакомительного отрывка книги. Приглушенный свет внутри помещения приятно контрастировал с ярким белым освещением внешней залы, поэтому Ровэн облегчённо выдохнула и сняла маску с лица.
— Добро пожаловать! — воскликнула им вслед женщина в чепце за стойкой кассы, и Уиллард кивнул ей головой, продвигаясь в сторону столика возле окна витрины, жестом указав на кофейный аппарат. Женщин направилась делать кофе, а робот немедленно принес заказ, прошуршав "приятного вечера" уже нуждающимся в починке компьютеризированным голосом. Уиллард только махнул рукой в сторону удаляющейся железной машины, которая поскрипывала на одно колесо.
— Итак Ровэн, - начал было Уиллард, снова запивая свои слова уже из кофейной кружки, и по нему казалось, что он пьет его слишком много, — Когда последний раз ты мне сказала "до завтра" ты не говорила, что завтра случится через пару недель. - Он шутливо улыбался, но пристально следил за ней смоляными глазами, отражающими фиолетовые блики неоновой вывески книжной лавки, - ты пропустила ровным счетом ничего интересного, но как же я?
Уиллард посмеивается и запивает свои слова, от него так сильно пахнет кофе, что кажется, будто он насквозь пропитался этим запахом, он сам похож на кофейное зерно со своим приобретенным загаром, черными глазами и волосами, в таком же черном свитере.
— У меня было много работы, Уиллард, — отвечает Ровэн.
— К черту эту работу, Ровэн! Я где-то в новостях читал, что ваш бутик хочет сделать магазины круглосуточными, тогда ты точно начнешь в нем жить. А как же наш новый специалист-ландшафтник Ровэн сможет создавать дизайнерские решения для богатеньких толстобрюхов, если будет все время стоять за кассой искусственных цветов? — Уиллард посмеивается, широко обнажая зубы и, прищуриваясь, глядит на Ровэн, которая небрежно отмахивается от него.
— Могу предложить только прибывший и разработанный свежий дизайн тропических лилий с опаловыми вставками и бриллиантовым напылением. В освещенном помещении будут сиять, как искусственные звезды, а при тусклом ночном отблеске из окна Вы совершенно забудете, что это цветы, а не миниатюрная версия планетария. В комплекте идут три аромата из новой коллекции парфюмерного бренда О.Сара, который сегодня на самом пике моды. Горький кофе и табак, а так же дорогой коньяк и карамельные шоколадные трюфели и последний — дикая лилия с ароматом дорогой кожи, ликера и горечью корки апельсина.
— Нет, — качает старуха головой, ее сережки покачиваются в такт и позвякивает пластик об осколки окрашенного стекла, - Нет, я хочу что-то действительно особенное.
Я вспоминаю о новых коллекциях и буклетах уникальных заказов, где можно посмотреть дизайнерские работы флористов, последние разработки в технологической среде флористики и заказать все это по самой дорогой цене. Цветы из алмазов, упавших метеоритов, лунной породы и даже цветы из грунта или кварца из залежей Марса, если душа желает. Стоит это, как хороший перспективный завод и половина города в придачу, но, конечно, любой каприз за ваши деньги.
— А что-нибудь еще более особенное?, — говорит старуха, приближаясь к стойке и опираясь на нее кончиками пальцев рук, шаль обнажает ее узловатые белые пальцы на которых множество таких же диковинных колец как и вся ее бижутерия.
— Можем привезти алмазы с Нептуна, — отвечаю я, устало поглядывая на ее кольца, подделывающие форму коры деревьев и изображая множество разнообразных животных из пластика и металлической проволоки. - Стоит это, как половина планеты Земля, но если Вы хотите — доставим.
Она смотрела на меня, словно насмешливо или, может быть, играючи, пронзая свои взглядом чистых, искристых глаз, пока я то и дело поглядывала с ее колец на часы за стойкой обслуживания, и снова на кольца, пока ее голос не смешался с легким движением, разнесшим густой аромат древесины и обжигающих, насыщенных специй.
— А может все-таки тот суккулент у Вас в углу за стойкой? — и старуха проворно перегибается через ограничитель, вонзаясь взглядом в маленькое живое растение, щедро напитанное водой и оттого еще поблескивающего под люминесцентным освещением, его пухлые листья собрали в своих основания капли воды и теперь выглядели, словно небольшие водоросли, проступающие из моря. Я посмотрела вслед за ее взглядом и опешила. Ее желание оказалось совершенно не из тех, что представляет бренд искусственных цветов, но и не из тех, что я сама готова реализовать.
— Он не продается, — резко ответила я, слишком быстро и грубо, чтобы среагировать вовремя и придерживаться официального вежливого обслуживания клиентов. Стоило мне осознать, как неприятно и безответственно это звучало и я начала было извиняться, но в добродушном смехе старухе потерялись и причитания «Пожалуйста, извините», и вся обстановка показалась внезапно карикатурной, гиперболической, какой-то сюрреалистической и абстрактной, что все высказанные слова и намерения их произнести потонули в густом смехе и запахе жженого дерева, исходящего от ее клокочущей шеи. Позвякивание браслетов и серег словно бы заполонило собой все помещение, а она продолжала смеяться, держась пальцами за ограничитель стойки и ее белые ногти порозовели, а может уже были такими. Казалось, что кусочек жизни вырвался из привычных границ суетливого быта и перевернулся совершенно другой стороной. Кубический мир встал на ребро.
Я смотрела на ее морщинистую шею, напоминающую фотографию игуаны, а блики от разноцветного стекла мерцали радужными пятнами на порозовевшей коже, отражаясь от лампы и подпрыгивая ,пошатываясь, подрагивая при очередном заливистом кряхтении смеха.
— Извините…, — протянула я, еле слышно, сбитая с толку. В правилах не указано, как вести себя с клиентами, которые хотят купить самый дорогой цветок из существующих, а потом заливаются смехом, словно бы услышали не непростительную грубость персонала, а забавную, сочную и искрометную шутку.
— Успокойтесь, дорогая, — говорит мне старушка и ее глаза, чистый кристалл льда, снова глядят на меня, слегка исподлобья — она ниже меня ростом. - Сделайте милость, приходите ко мне в лавку. Вот увидите, Вам понравится.
Она улыбается, доставая из нагрудного кармана блузки визитку и вкладывает мне ее в руки, а затем выходит из магазинах, будто ничего не произошло. Я наблюдаю через витринное окно, как она переходит проезжую часть по пешеходному переходу и исчезает в дымке смога и моросящего дождя. В руках остался тонкий кусок картона, шершавый и приятный на ощупь, хотя давно большинство предпринимателей перешло на пластик.
За старушкой остался приятный запах древесной коры, который быстро улетучился, когда Ровэн принялась составлять букеты из новой поставки черных роз, оснащенных ароматизатором исключительно дорого бренда, создающего самые нетривиальные ароматы для самых пикантных и привередливых клиентов. Эти, с запахом табака и кожи, казались слишком насыщенными, и Ровэн периодически бросала взгляд на пузатый суккулент, который выглядел крошечным дарованием с самыми тонкими ароматами зелени, уловимыми только при настойчивом касании хрупких листьев, в отличии от кристаллических роз в руках. Иногда она присаживалась возле растения и натирала его нижние листья, пока на руках не оставалась свежая горечь травы и сладость фруктовых соков, а на языке ощущалась горькая полынь от которой вязало рот, но приятно щемило сердце.
Лавку она закрывала в восемь вечера и, перебирая да бряцая связкой металлических карточек для сигнализации и электронного замка, она пробегала в памяти по объявлению администрации в системе о том, что цветочных бутик, возможно, сделают круглосуточным, а значит нужно подумать о новом расписании. Ровэн лениво натянула маску, оглядываясь по сторонам. Моросил холодный дождь, под курткой неуютно ползала сырость, в носу ощущался привкус горечи выхлопных газов, которые забирались под ткань, но Ровэн оттягивала момент, когда стоило купить пластиковый респиратор, оснащенный фильтрами и микро-ампулами чистого кислорода. Приятный бонус, который пугал своей основательностью, словно прощаешься с привычным миром на который еще есть надежды не пустить городские вены в собственный организм. Не заменять свою плоть синтетическим имплантом города.
Останавливаясь на том же пешеходе, который поглотил чудную старушку, Ровэн вспомнила о визитке. Мимо проплывали машины, кое-какие электрические, но в большинстве своем топливные, оставляющие удушливую вонь к которой большинство людей привыкло и, в отличии от Ровэн, либо не носили масок, либо прятались в них от смога и пыли. Мерцание светофора на той стороне сменилось на зеленый, но Ровэн смотрела на визитку в руках, не замечая как мимо проходят пешеходы, спешащие на ту сторону улицы.
«Домашняя утварь. Магазин товаров для интерьера и дома. Ул. N, дом 734/5. Рабочее время с 10.00 по 17.00 каждый день».
Коричнево-бронзовые буквы бежали по жемчужной бумаге, слегка вдавливаясь в ее мякоть. Изящная печать с завитками, строгая и одновременно игриво-легкая, но с достоинством несла свою емкую информацию, окруженная тонким золотом печатной рамки по краям визитки. Бумага пахнет терпким запахом картона и чернил, будто машина писала рукой человека, но симметричность форм выдавала печатный станок, а типографский перфекционизм склонял к мнению, что владелец магазина консервативный и требовательный к порядку, чистоте и правилам.
Машины отбрасывали золотую рябь на влажный асфальт и взвизгивали скользящими шинами, гудели и давили на клаксоны, прогорклый воздух жег гортань и вызывал чувство дурноты, поэтому Ровэн, словно всплыв на поверхность из глубокого океана, сунула визитку в карман и поспешила вперед, лавируя среди толпы, пробегая глазами по пестрым витринам и ярким воздушно-магистральным указателям, словно повисшим в дымке над понурыми головами. Железные коробки замера атмосферы перемешивались с урнами по краю тротуара у проезжей части улицы на которых прыгали и переливались блики от рекламных баннеров. Какофония голосов и машин превращалась в монотонный гул, удивительно размеренный, пока кварталы сменялись другими, похожими как две капли воды, а пешеходные переходы и подземные туннели вырастали через каждые несколько десятков метров, чтобы снова вынырнуть на все более покрывающиеся жидкими сумрачными тенями улицы, иногда разбавленные фонарями и неоновыми вывесками настолько щедро, что вечерние тени угадывались только у самых бетонных стыков стен и в закоулках, порой настолько узких, что в них могли поместиться только крысы и мусор. Там скапливались пластиковые бутылки и обертки, окурки и гниющие ошметки пищи, алкогольные банки в которых тухли остатки пива и водочных коктейлей. Гнилостный резкий запах разносился по улицам, смешиваясь со сладкими ароматизаторами от входных дверей помещений и лавок, выхлопными газами, дымом сигарет и уличной еды. Раз в неделю такие щели между домами очищали, но привычка складировать хлам между ними оставалась. Ровэн, проходя мимо таких закисших мест съеживалась и зажималась, ускоряя шаг, чтобы пробежать их быстрее. Город, серо-бурый, как огромный бетонный куб, нависал многоэтажками, словно монолитными наростами высясь над покрытой асфальтом землей, устремляясь к закопченным небесам и, горделиво выставляя свои, покрытые рекламой и баннерами, бока. Мелкий дождь противно накрапывал, имея слегка кислый привкус, а на одежде оставлял ржавые пятна. Шелест колес и гудение воздушных двигателей клонило в сон после рабочего дня, а черные глазницы проулков, ведущих в жилые дворы, прячущиеся за яркими фасадами зданий, утопали в густых сумерках и заглушали гомон голосов и суеты. Они петляли выверенными квадратами и прямоугольниками между многоквартирными домами, заброшенными дворами и заполненными автостоянками, врезались в глухие тупики и разбегались множеством щербатых тропинок, ведущих к подъездным лестницам, тускло освещенным блеклыми лампочками. Через них Ровэн сокращала путь, отправляясь на вечерние лекции или в торговые центры, сверкающие и нарядные, словно священные храмы пластиково-бетонных исполинов, облепленные рекламой и слоганами, окруженные голограммами и какофонией шумов. Здесь вырастали брендовые бутики, расцветали цветочные и продуктовые магазины, книжные лавки с электронными кодами доступов к покупаемым книгам, голографическими и рекламами и, в особых случаях, закрытым отделом с несколькими бумажными изданиями с ценой превышающей несколько нулей. Книжных книг уже не существуют, они распроданы в частные и государственные коллекции, выставлены как музейные экспонаты или элитные товары с неимоверной ценой, показывающие финансовый и социальные статус владельца. В таких магазинах можно выпить крепкий искусственный кофе, пролистывая на экране список книжных названий, выбирая код доступа, который хочешь приобрести. И, конечно, миниатюрный робот-официант будет подливать кипяток, отдающий хлорированной водой, пока ты будешь погружаться в электронные дебри, пробегать глазами по первым страницам книги приведенным в пример, пытаясь понять стоит ли это внимания и перекусывать засахаренным десертом.
— Ровэн! Не может быть! — раздалось за ее спиной, когда она проходила под ярусами этаже и балконов внутри торгового центра, а перед ней уже мигал неоновый штатив с меню книжного кафе-магазина. — Ты не можешь так просто пройти мимо!
Он стремительно направлялся к ней широко улыбаясь во весь рот с крупными и несколько выпуклыми зубами, отчего казалось, что на его лице остался только рот и смугловатая кожа в которую въелась грязь коптильни в которой он работал. Морщина, пролегавшая на его лбу, заполнилась сажей до того, что выделялась черной нитью, будто проведенной чернильной ручкой поперек. Его смышленые и всегда улыбающиеся глаза, обрамленные сетью тонких морщин, казались горящими черным огнем, выглядевшими почти смоляными точками, мерцающими в отблесках люминесценции. Он посмеивался и почти каждое предложение запивал добротным глотком кофе, отчего вокруг него образовалось облако аромата из смолы, копоти, кофе и сладких ирисок, которые он таскал в кармане.
— Ровэн, тебе пора перестать работать и избегать университета, — говорит он, запивая свои слова дымящимся кофе из пластикового стаканчика и кивает в сторону книжной лавки, отчего волнистые, влажные волосы падают ему на глаза, - Пошли. И я не приму отказа, я не видел тебя добрых пару недель.
— Я все равно туда собираюсь, — отозвалась Ровэн и они направились к секции входа, откуда доносился аромат жженого сахара и напитков, и искусственный ароматизатор ванили и печатных книг в кожаном переплете, который они распыляли для придания атмосферы старых библиотек, а дизайн интерьера имитировал забитые древними свитками, папирусами и книгами добротные дубовые полки, которые под собой содержали крошеные экраны с надписью электронного кода и кнопкой вызова голографической проекции ознакомительного отрывка книги. Приглушенный свет внутри помещения приятно контрастировал с ярким белым освещением внешней залы, поэтому Ровэн облегчённо выдохнула и сняла маску с лица.
— Добро пожаловать! — воскликнула им вслед женщина в чепце за стойкой кассы, и Уиллард кивнул ей головой, продвигаясь в сторону столика возле окна витрины, жестом указав на кофейный аппарат. Женщин направилась делать кофе, а робот немедленно принес заказ, прошуршав "приятного вечера" уже нуждающимся в починке компьютеризированным голосом. Уиллард только махнул рукой в сторону удаляющейся железной машины, которая поскрипывала на одно колесо.
— Итак Ровэн, - начал было Уиллард, снова запивая свои слова уже из кофейной кружки, и по нему казалось, что он пьет его слишком много, — Когда последний раз ты мне сказала "до завтра" ты не говорила, что завтра случится через пару недель. - Он шутливо улыбался, но пристально следил за ней смоляными глазами, отражающими фиолетовые блики неоновой вывески книжной лавки, - ты пропустила ровным счетом ничего интересного, но как же я?
Уиллард посмеивается и запивает свои слова, от него так сильно пахнет кофе, что кажется, будто он насквозь пропитался этим запахом, он сам похож на кофейное зерно со своим приобретенным загаром, черными глазами и волосами, в таком же черном свитере.
— У меня было много работы, Уиллард, — отвечает Ровэн.
— К черту эту работу, Ровэн! Я где-то в новостях читал, что ваш бутик хочет сделать магазины круглосуточными, тогда ты точно начнешь в нем жить. А как же наш новый специалист-ландшафтник Ровэн сможет создавать дизайнерские решения для богатеньких толстобрюхов, если будет все время стоять за кассой искусственных цветов? — Уиллард посмеивается, широко обнажая зубы и, прищуриваясь, глядит на Ровэн, которая небрежно отмахивается от него.
