Робот, жалобно поскрипывая на одно колесо, подъезжает к столику и подливает кипятка Уилларду в кружку , пока между ними повисает тишина, шуршит неисправным динамиком "пожалуйста" и удаляется. В его механических клешнях позвякивает чайник.
— Этот дружище нуждается в ремонте! — улыбается Уиллард и снова прикладывается к кофеину, кружка в его руках подрагивает, когда он ее опускает на стол, и он цепляется в ее ручку мертвой хваткой, словно силясь скрыть дрожь, которая пробирает его изнутри, на висках проступают капельки пота и переливаются в тусклом свете помещения. Ровэн порывается спросить, кивая на его ладони, но Уиллард быстро встревает и тараторит:
— Тебе надо развлечься, Ровэн. Хоты бы пригласи меня на твою ночную смену, я буду развлекать тебя рассказами о престарелых преподавателях в университете и твоих сумасшедших цветочных клиентах-маньяках, — он смеется и по его щеке стекает набухшая капля пота.
— Уиллард, ты уверен что тебе еще не хватит? — спрашивает Ровэн, постукивая пальцем возле его кружки на столе. Она хмурится и старается пододвинуть пальцами блюдце на котором он хватается за чашку с дымящимся кофе, налитым до самых краев, но Уиллард поднимает ее к губам и отпивает до самой половины, предупреждая ее последующие вопрос.
— Как дела у твоих бриллиантовых роз и сапфировых ирисов? — он широко улыбается и Ровэн устало вздыхает.
— Приходи завтра вечером в магазин, если ты так хочешь. Не знаю, останется ли бутик работать на ночь, но ты сможешь развлечь меня своими историями вечером и сам спросить у бриллиантовых роз и сапфировых ирисов как у них дела.
Уиллард словно просиял, откинулся на спинку стула все еще удерживая в руках чашку, которую он так больше и не поставил обратно на блюдце. Его лицо спряталось в тени и казалось, что только блики в глазах и белые зубы остались видны, а сам он растворился в неясных тенях, клубящихся в углу.
— Наконец-то никакого университета! — воскликнул он словно с облегчением, протягивая слова с каким-то невыразимым удовольствием и напоминал наслаждающегося кота.
Луна стремительно приближалась к зениту и я знала, что скоро мне нужно будет уходить. Звезды переливались, как рассыпавшиеся драгоценности, и их было бессчетной количество, словно небо стало бархатной блестящей тканью. Они подрагивали в теплом, влажном летнем воздухе, вспыхивали красноватым и синим, дрожали, когда ветер проносился по заросшим полям. Ручей, прохладный и освежающий, звенел песней и омывал тело, склоняя к каменистым берегам водные травы, покачивающиеся от ночной жизни насекомых, птиц и жизнерадостных рыб. Я плескалась в водах, пока Луна, страж этого мира, отсчитывала часы, отсчитывала минуты, отсчитывала секунды, когда величественные тополи, сторожащие лаз под зеленым холм, выведут меня снова к бетонным основаниям города, который удивительно не замечает изъяна в своем металлическо-пластиковым брюхе, не замечает лаз, выводящий за пределы его электронных щупалец и резиновых пут, пропускает на дикую свободу, заполненную упоительными цветами, прозрачными водами и свежими ветрами под ясным куполом безбрежной глубины неба из своих строгих квадратных клеток, огражденных асфальтом и стеклом. Луна взбирается в своей серебряной колеснице на вершину небес, пока я слежу за ее неотвратимым ходом лежа на глади воды, плескающейся о берег вместе с резвящимися рыбами. Они остаются, а я ухожу когда белоснежные свет заливает долину и надевает тонкую прозрачную вуаль на затихшую природу и стройные тополи, безмолвно возвышающиеся над ходом в непроглядное пузо Земли, увитое проводами, опутанное кабелями, закованное в бетон.
Уиллард пришел, как и обещал, вечером, ровно в пять часов, разминулся у входа с клиентом, уносящим пышную корзину черных и фиолетовых орхидей с ароматизатором ванили и влажной тропической земли, и направился к стойке у кассы.
— Готов спорить, унес целое состояние, — говорит он, указывая пальцем на мужчину, пакующего букет на улице в флай-кар.
— Да, это точно, — отозвалась Ровэн, заполняя сетку заказов на компьютере, пока Уиллард обхаживал магазин, рассматривал букеты, склонялся к цветам и морщил нос от насыщенных, иногда чрезмерно густых ароматизаторов, дотрагивался до напыленных драгоценными камнями цветов, позолоченной каймы и восклицал, разглядывая букеты из метеоритов или пород с других планет Солнечной системы.
— Вот это да-а, — выдохнул он, возвращаясь к Ровэн, которая проверяла заполненные таблицы и блокировала экран, — половины из этого даже представить себе нельзя. Как они до этого додумались? Там стоят ромашки из кристаллов с Титана или откуда там... А в том углу что, какие-то лунные породы? Выглядят, как обычный кусок камня. — Уиллард внимательно разглядывал охапки искусственных цветов, выставленных возле витринного окна, свисающих пышными бутонами над пластиковыми вазами, переливающихся и сверкающих в отблесках проезжающих мимо фар автомобилей, меняющие цвета, словно хамелеоны, и флюоресцирующее в собирающихся в углах тенях. Зеленый ликорис с имитацией росы на тонких серебряных нитях, ароматизированный жасмин с почти полупрозрачными, перламутровыми лепестками, жемчужные и опаловые гипсофилы, настолько искусные, что кажутся воздушной дымкой, чем цветами.
— Это не самые примечательные, — отозвалась Ровэн почти небрежно, — и не самые дорогие.
— Не самые, говоришь... — Уиллард определенно задумался, рассматривая платиновые и бриллиантовые стебли, тончайшие золотые лепестки и инкрустированные александритом сердцевины, цветы разносили шлейфы последних нищевых парфюмерных коллекций и сложнейшие имитации натуральных ароматов древесины и разнотравья, вроде как не отличимых от естественных. — Что еще может быть дороже? — пробурчал он как бы для себя, чем для кого-то, но Ровэн быстро отозвалась, махнув в сторону от себя.
— Суккулент.
— Суккулент? — Уиллард быстро отозвался, мгновенно уставившись в сторону куда показала жестом Ровэн. Он нетерпеливо склонял голову то так, то эдак, пытаясь различить в высоких стойках у кассы что-либо похожее о чем говорила девушка, — Он что, из железа ядра Сатурна окажется? — Уиллард усмехнулся, но продолжал вертеть головой.
— Хорошая идея, Уиллард, поработай над этим, — ответила Ровэн, — но этот суккулент лучше, он - настоящий.
— Настоящий? Так их не осталось, есть парочка в правительственных частных ботанических садах и в оранжереях на высших этажах, может где-нибудь в частных коллекциях заваляется пару троек... Настоящих растений больше нет.
— И все-таки, — Ровэн потянулась в сторону за ограничитель кассовой стойки и медленно пододвинула к свету маленький пластиковый горшок, нелепый в своей миниатюрности и ничтожности по сравнению с пышными, роскошными корзинами самых дорогих и диковинных цветов, созданных именитыми мировыми флористами, богато украшенными самыми диковинными способами. Свет упал на зеленые бледноватые листья, раздутые и вздернутые к верху, плотно прилегающие друг к другу, низенькие и простенькие, пятнистые и выглядящие аскетичными среди убранства напыленных металлами гроздьев экзотических цветов. Приземистый, аккуратный малыш, походил скорее на игрушку.
— Он настоящий? — спрашивает Уиллард и в его голосе появляется придыхание, граничащее с ошеломительным любопытством, и возбуждение.
— Потрогай его, только осторожно, — говорит Ровэн, пододвигая к Уилларду горшочек с суккулентом, который он почти с боязливостью поглаживает по краешку листка.
— Живой... — бормочет Уиллард, — Он живой... Никогда не видел ничего подобного! Он продается? Уиллард крутил горшочек, разглядывая раздувшийся суккулент, пока Ровэн прикрывала его спиной от витринного окна.
— Не нужно, чтобы его кто-то увидел. Он не продается.
— Точно, спрячь его где он был, — он отдал цветочный горшок в руки Ровэн и та вернула суккулент в тень за перегородкой в углублении, где растение снова скрылось с глаза посетителей и любопытных. — Вчера одна женщина спрашивала о нем, кстати говоря, о его продаже. Но я отказала, — сказала Ровэн, припомнив недавнюю посетительницу в цветастых одеждах, оставившую свою визитку.
— Она знала что он здесь есть?
— Да, не знаю откуда. Здесь он держится скорее как талисман и даже относительно в тайне, может она, конечно, его заметила однажды, с улицы, например. Она оставила мне визитку, сейчас... — Ровэн скрылась в подсобном помещении на несколько секунд, а позже вынесла картонную карточку, полученную от старушки, которую положила прямо перед Уиллардом.
— Домашняя утварь. Магазин товаров для интерьера и дома. Ул. N, дом 734/5. Рабочее время с 10.00 по 17.00 каждый день... — читает Уиллард под нос, крутя картонку в руках и на ее чернильных надписях играет отсвет потолочного освещения, — почему бы туда не заглянуть?
— Она была довольно... необычной да и зачем мне магазин пластикового барахла? Такой на каждом углу найти можно, какая-то, как ты их там называл, покупатель-маньячка? Вот это оно. Не имею желания. — Ровэн передернула плечами, словно показывая, что эта мысль вызывает у нее неприязнь и озноб, но на Уилларда это не произвело впечатления, он внимательно следил за ней, переводя взгляд то на изящно выведенные округлые букв, то на наигранно хмурое лицо Ровэн и покачал головой.
— Говори что хочешь, а мы должны туда сходить. Даже если весь магазин будет уставлен пластиковыми тарелками и дурацкими стеклянными побрякушками — с такой педантичной визиткой, да еще и бумажной, стоит проверить. Вдруг найдется что-нибудь интересное.
— Ты можешь сходить сам, забирай визитку, — махнула в его сторону рукой Ровэн, словно бы отгораживаясь.
— Нет, Ровэн, пойдем вместе, тебе давно пора выйти из своего парфюмерного ящика, — он обвел помещение рукой, — если долго здесь находиться, можно сойти с ума.
— Конечно, на улице же легче дышится, — Ровэн скривилась, показывая в сторону витринного окна, которое выходила на погружающуюся в сумерки улицу, где неоновые вывески отбивали у ночной темноты пространство и заливали пыльный асфальт, покрытой въевшимися жвачками и раскисшими под моросящим дождем окурками. Машины неслись по проезжей части, останавливаясь на светофоре длинной змеей, изрыгающий сизый дым, ползущий к окнам и оседающий на них черным напылением. В воздухе проносились флай-кары в несколько рядов возвышаясь над основной асфальтовой дорогой, будто имитируя ее в воздухе, но густой смог скрывал их настолько плотно, что виднелись только темные очертания и размытые пятна фар и воздушных указателей.
Уиллард смолчал, криво улыбнувшись.
Асфальтовые коридоры через которые приходилось пробираться в сторону лавки с товарами для дома и интерьера петляли и разбегались. Окруженные молчаливыми истуканами, возносящимися далеко к небесам, покрыты плотной дымкой смога, отчего верхние этажи бетонных голов совершенно потеряны в неизвестности. Флай-кары проносятся с размеренным гудением по воздухоплавательным путям, монотонный стрекот флай-указателей и писк светофоров сплетается с жужжанием моторов дорожных машин и работающими поршнями роботов-строителей, разбивших стройку на месте давно заброшенной высотки, грозящей обвалиться со дня на день. Глубокие трещины расползаются от самого основания и пробегают по щербатым бокам к закопченным окнам, иногда лишенным стекла и зияющим скважиной, затянутой дымом. Металлический лязг, вырывающийся из глубин мертвого великана, звенит в ушах, а в непосредственной близости оглушает. Не слышно собственного голоса, только врывается в грохот безжизненное «Опасно, отойдите, проходите дальше» полицейского робота-стража, экран на месте головы которого переливается красно-синими мигалками, а он на середине тротуара сгоняет толпу к обочине. По другую сторону дороги вздувается экран-голограммы казино, но визг крикливой рекламы теряется в какофонии, полностью безмолвствуя, лишь взрываясь искрящейся, чрезмерной, броской чередой картин. Возле его входа толпится кучка людей, пытающихся пройти мимо замерших в неподвижности роботов по обе стороны от выкрашенный в золото двери. Пластиковые тропические растения в горшках посерели от пыли, их листья обтрепались и провисли, кое-где на них видны черные прожженные дыры от тушения окурков. Ровэн их приметила, они были дешевыми, вылитыми из чистого пластика, такие распродаются по ничтожной цене, а корпорации и офисы заказывают десятками и сотнями, иногда просто оптом закупая грузовик пластиковых кустов, располагая их потом в каждом углу для придания благоприятной атмосферы. Так они говорят. Тут же впритык прижалось несколько супермаркетов и искусственный парк, раскинутый под крышей внутри кольцевидного здания, полностью забитого кафетериями, барами и игровыми автоматами, а в центре располагался фонтан в окружении пластиковых деревьев и клумб с тканевыми и резиновыми бутонами цветов, скамейками и распылителями, встроенными у бордюров имитации парковых дорожек, откуда с определенной периодичностью выпускался освежитель воздуха с пародией цветочных и древесных, в основном дубов и лип, ароматов. Кроме того, несколько подвальных баров расположились и еще дальше по улице, замыкаясь социальным жильем. Вот здесь, на изгибе улицы у разбитого асфальта и гудящей будки замера атмосферы и расположилась лавка по номеру дома 734/5. Она несколько выделялась среди остальных магазинов, окруживших ее по обе стороны, сжимая в тисках электронных вывесок и беспрерывной череды рекламы на экранах за витринным стеклом. Лавка товаров имела только одну неоновую запись, размещенную на двери - «открыто, магазин товаров для дома и интерьера» под которой на стекло прилепили наклейки цифр, указывающие часы работы. Витрина была завешена тяжелой, багряной тканью, в тени казавшейся гранатовой, почти коричневой. По периметру стекла у основания расположились наклейки оленей, барсуков и несколько птиц, угадывался в щелях занавесок свет, идущий из внутреннего помещения, но на том магазин казался почти безжизненным и лишенным красок. Он западал темным пятном среди ярко освещенного окружения. Ровэн поежилась, когда за спиной промчался автомобиль, скрипнув колесами да с неисправным глушителем, разнося по округе скрежет от которого невольно морщится лицо и эхо остается в ушах еще какое-то время.
— Выглядит закрытой, — говорит Ровэн разглядывая неподвижную, облупившуюся пластиковую ручку, провисшую от старости и неисправности. Уиллард только хмыкнул, он поднялся на железную ступеньку, уже покрытую рыжими пятнами ржавчины, и не громко постучал по стеклу, схватился за ручку, которая в его ладони только безвольно клюнула вниз и бессмысленно прокручивалась, так и оставшись висеть, словно готовая вот-вот отпасть вовсе, но дверь сохранилась недвижимой, запертой изнутри. Уиллард вновь постучал, уже более решительно.
— Пошли, к черту все это, — говорит Ровэн, но Уиллард останавливает ее жестом, прикладываясь ухом к стеклу. Звуки окружающего мира слишком активные и напористые, а штора внутри лавки неподвижна, поэтому он бросает это занятие, спускаясь со ступеньки и махая в сторону, словно приглашая отправляться дальше. Одни зашагали прочь, когда дверь неприметно щелкнула и, жалобно скрипнув, отворилась. Теплый оранжевый свет вылился на улицу, осветив ржавую и облупившуюся лесенку, каменистый асфальт и старушку, стаявшую в его ореоле, окликнувшую уходящих.
— Этот дружище нуждается в ремонте! — улыбается Уиллард и снова прикладывается к кофеину, кружка в его руках подрагивает, когда он ее опускает на стол, и он цепляется в ее ручку мертвой хваткой, словно силясь скрыть дрожь, которая пробирает его изнутри, на висках проступают капельки пота и переливаются в тусклом свете помещения. Ровэн порывается спросить, кивая на его ладони, но Уиллард быстро встревает и тараторит:
— Тебе надо развлечься, Ровэн. Хоты бы пригласи меня на твою ночную смену, я буду развлекать тебя рассказами о престарелых преподавателях в университете и твоих сумасшедших цветочных клиентах-маньяках, — он смеется и по его щеке стекает набухшая капля пота.
— Уиллард, ты уверен что тебе еще не хватит? — спрашивает Ровэн, постукивая пальцем возле его кружки на столе. Она хмурится и старается пододвинуть пальцами блюдце на котором он хватается за чашку с дымящимся кофе, налитым до самых краев, но Уиллард поднимает ее к губам и отпивает до самой половины, предупреждая ее последующие вопрос.
— Как дела у твоих бриллиантовых роз и сапфировых ирисов? — он широко улыбается и Ровэн устало вздыхает.
— Приходи завтра вечером в магазин, если ты так хочешь. Не знаю, останется ли бутик работать на ночь, но ты сможешь развлечь меня своими историями вечером и сам спросить у бриллиантовых роз и сапфировых ирисов как у них дела.
Уиллард словно просиял, откинулся на спинку стула все еще удерживая в руках чашку, которую он так больше и не поставил обратно на блюдце. Его лицо спряталось в тени и казалось, что только блики в глазах и белые зубы остались видны, а сам он растворился в неясных тенях, клубящихся в углу.
— Наконец-то никакого университета! — воскликнул он словно с облегчением, протягивая слова с каким-то невыразимым удовольствием и напоминал наслаждающегося кота.
Луна стремительно приближалась к зениту и я знала, что скоро мне нужно будет уходить. Звезды переливались, как рассыпавшиеся драгоценности, и их было бессчетной количество, словно небо стало бархатной блестящей тканью. Они подрагивали в теплом, влажном летнем воздухе, вспыхивали красноватым и синим, дрожали, когда ветер проносился по заросшим полям. Ручей, прохладный и освежающий, звенел песней и омывал тело, склоняя к каменистым берегам водные травы, покачивающиеся от ночной жизни насекомых, птиц и жизнерадостных рыб. Я плескалась в водах, пока Луна, страж этого мира, отсчитывала часы, отсчитывала минуты, отсчитывала секунды, когда величественные тополи, сторожащие лаз под зеленым холм, выведут меня снова к бетонным основаниям города, который удивительно не замечает изъяна в своем металлическо-пластиковым брюхе, не замечает лаз, выводящий за пределы его электронных щупалец и резиновых пут, пропускает на дикую свободу, заполненную упоительными цветами, прозрачными водами и свежими ветрами под ясным куполом безбрежной глубины неба из своих строгих квадратных клеток, огражденных асфальтом и стеклом. Луна взбирается в своей серебряной колеснице на вершину небес, пока я слежу за ее неотвратимым ходом лежа на глади воды, плескающейся о берег вместе с резвящимися рыбами. Они остаются, а я ухожу когда белоснежные свет заливает долину и надевает тонкую прозрачную вуаль на затихшую природу и стройные тополи, безмолвно возвышающиеся над ходом в непроглядное пузо Земли, увитое проводами, опутанное кабелями, закованное в бетон.
Уиллард пришел, как и обещал, вечером, ровно в пять часов, разминулся у входа с клиентом, уносящим пышную корзину черных и фиолетовых орхидей с ароматизатором ванили и влажной тропической земли, и направился к стойке у кассы.
— Готов спорить, унес целое состояние, — говорит он, указывая пальцем на мужчину, пакующего букет на улице в флай-кар.
— Да, это точно, — отозвалась Ровэн, заполняя сетку заказов на компьютере, пока Уиллард обхаживал магазин, рассматривал букеты, склонялся к цветам и морщил нос от насыщенных, иногда чрезмерно густых ароматизаторов, дотрагивался до напыленных драгоценными камнями цветов, позолоченной каймы и восклицал, разглядывая букеты из метеоритов или пород с других планет Солнечной системы.
— Вот это да-а, — выдохнул он, возвращаясь к Ровэн, которая проверяла заполненные таблицы и блокировала экран, — половины из этого даже представить себе нельзя. Как они до этого додумались? Там стоят ромашки из кристаллов с Титана или откуда там... А в том углу что, какие-то лунные породы? Выглядят, как обычный кусок камня. — Уиллард внимательно разглядывал охапки искусственных цветов, выставленных возле витринного окна, свисающих пышными бутонами над пластиковыми вазами, переливающихся и сверкающих в отблесках проезжающих мимо фар автомобилей, меняющие цвета, словно хамелеоны, и флюоресцирующее в собирающихся в углах тенях. Зеленый ликорис с имитацией росы на тонких серебряных нитях, ароматизированный жасмин с почти полупрозрачными, перламутровыми лепестками, жемчужные и опаловые гипсофилы, настолько искусные, что кажутся воздушной дымкой, чем цветами.
— Это не самые примечательные, — отозвалась Ровэн почти небрежно, — и не самые дорогие.
— Не самые, говоришь... — Уиллард определенно задумался, рассматривая платиновые и бриллиантовые стебли, тончайшие золотые лепестки и инкрустированные александритом сердцевины, цветы разносили шлейфы последних нищевых парфюмерных коллекций и сложнейшие имитации натуральных ароматов древесины и разнотравья, вроде как не отличимых от естественных. — Что еще может быть дороже? — пробурчал он как бы для себя, чем для кого-то, но Ровэн быстро отозвалась, махнув в сторону от себя.
— Суккулент.
— Суккулент? — Уиллард быстро отозвался, мгновенно уставившись в сторону куда показала жестом Ровэн. Он нетерпеливо склонял голову то так, то эдак, пытаясь различить в высоких стойках у кассы что-либо похожее о чем говорила девушка, — Он что, из железа ядра Сатурна окажется? — Уиллард усмехнулся, но продолжал вертеть головой.
— Хорошая идея, Уиллард, поработай над этим, — ответила Ровэн, — но этот суккулент лучше, он - настоящий.
— Настоящий? Так их не осталось, есть парочка в правительственных частных ботанических садах и в оранжереях на высших этажах, может где-нибудь в частных коллекциях заваляется пару троек... Настоящих растений больше нет.
— И все-таки, — Ровэн потянулась в сторону за ограничитель кассовой стойки и медленно пододвинула к свету маленький пластиковый горшок, нелепый в своей миниатюрности и ничтожности по сравнению с пышными, роскошными корзинами самых дорогих и диковинных цветов, созданных именитыми мировыми флористами, богато украшенными самыми диковинными способами. Свет упал на зеленые бледноватые листья, раздутые и вздернутые к верху, плотно прилегающие друг к другу, низенькие и простенькие, пятнистые и выглядящие аскетичными среди убранства напыленных металлами гроздьев экзотических цветов. Приземистый, аккуратный малыш, походил скорее на игрушку.
— Он настоящий? — спрашивает Уиллард и в его голосе появляется придыхание, граничащее с ошеломительным любопытством, и возбуждение.
— Потрогай его, только осторожно, — говорит Ровэн, пододвигая к Уилларду горшочек с суккулентом, который он почти с боязливостью поглаживает по краешку листка.
— Живой... — бормочет Уиллард, — Он живой... Никогда не видел ничего подобного! Он продается? Уиллард крутил горшочек, разглядывая раздувшийся суккулент, пока Ровэн прикрывала его спиной от витринного окна.
— Не нужно, чтобы его кто-то увидел. Он не продается.
— Точно, спрячь его где он был, — он отдал цветочный горшок в руки Ровэн и та вернула суккулент в тень за перегородкой в углублении, где растение снова скрылось с глаза посетителей и любопытных. — Вчера одна женщина спрашивала о нем, кстати говоря, о его продаже. Но я отказала, — сказала Ровэн, припомнив недавнюю посетительницу в цветастых одеждах, оставившую свою визитку.
— Она знала что он здесь есть?
— Да, не знаю откуда. Здесь он держится скорее как талисман и даже относительно в тайне, может она, конечно, его заметила однажды, с улицы, например. Она оставила мне визитку, сейчас... — Ровэн скрылась в подсобном помещении на несколько секунд, а позже вынесла картонную карточку, полученную от старушки, которую положила прямо перед Уиллардом.
— Домашняя утварь. Магазин товаров для интерьера и дома. Ул. N, дом 734/5. Рабочее время с 10.00 по 17.00 каждый день... — читает Уиллард под нос, крутя картонку в руках и на ее чернильных надписях играет отсвет потолочного освещения, — почему бы туда не заглянуть?
— Она была довольно... необычной да и зачем мне магазин пластикового барахла? Такой на каждом углу найти можно, какая-то, как ты их там называл, покупатель-маньячка? Вот это оно. Не имею желания. — Ровэн передернула плечами, словно показывая, что эта мысль вызывает у нее неприязнь и озноб, но на Уилларда это не произвело впечатления, он внимательно следил за ней, переводя взгляд то на изящно выведенные округлые букв, то на наигранно хмурое лицо Ровэн и покачал головой.
— Говори что хочешь, а мы должны туда сходить. Даже если весь магазин будет уставлен пластиковыми тарелками и дурацкими стеклянными побрякушками — с такой педантичной визиткой, да еще и бумажной, стоит проверить. Вдруг найдется что-нибудь интересное.
— Ты можешь сходить сам, забирай визитку, — махнула в его сторону рукой Ровэн, словно бы отгораживаясь.
— Нет, Ровэн, пойдем вместе, тебе давно пора выйти из своего парфюмерного ящика, — он обвел помещение рукой, — если долго здесь находиться, можно сойти с ума.
— Конечно, на улице же легче дышится, — Ровэн скривилась, показывая в сторону витринного окна, которое выходила на погружающуюся в сумерки улицу, где неоновые вывески отбивали у ночной темноты пространство и заливали пыльный асфальт, покрытой въевшимися жвачками и раскисшими под моросящим дождем окурками. Машины неслись по проезжей части, останавливаясь на светофоре длинной змеей, изрыгающий сизый дым, ползущий к окнам и оседающий на них черным напылением. В воздухе проносились флай-кары в несколько рядов возвышаясь над основной асфальтовой дорогой, будто имитируя ее в воздухе, но густой смог скрывал их настолько плотно, что виднелись только темные очертания и размытые пятна фар и воздушных указателей.
Уиллард смолчал, криво улыбнувшись.
Асфальтовые коридоры через которые приходилось пробираться в сторону лавки с товарами для дома и интерьера петляли и разбегались. Окруженные молчаливыми истуканами, возносящимися далеко к небесам, покрыты плотной дымкой смога, отчего верхние этажи бетонных голов совершенно потеряны в неизвестности. Флай-кары проносятся с размеренным гудением по воздухоплавательным путям, монотонный стрекот флай-указателей и писк светофоров сплетается с жужжанием моторов дорожных машин и работающими поршнями роботов-строителей, разбивших стройку на месте давно заброшенной высотки, грозящей обвалиться со дня на день. Глубокие трещины расползаются от самого основания и пробегают по щербатым бокам к закопченным окнам, иногда лишенным стекла и зияющим скважиной, затянутой дымом. Металлический лязг, вырывающийся из глубин мертвого великана, звенит в ушах, а в непосредственной близости оглушает. Не слышно собственного голоса, только врывается в грохот безжизненное «Опасно, отойдите, проходите дальше» полицейского робота-стража, экран на месте головы которого переливается красно-синими мигалками, а он на середине тротуара сгоняет толпу к обочине. По другую сторону дороги вздувается экран-голограммы казино, но визг крикливой рекламы теряется в какофонии, полностью безмолвствуя, лишь взрываясь искрящейся, чрезмерной, броской чередой картин. Возле его входа толпится кучка людей, пытающихся пройти мимо замерших в неподвижности роботов по обе стороны от выкрашенный в золото двери. Пластиковые тропические растения в горшках посерели от пыли, их листья обтрепались и провисли, кое-где на них видны черные прожженные дыры от тушения окурков. Ровэн их приметила, они были дешевыми, вылитыми из чистого пластика, такие распродаются по ничтожной цене, а корпорации и офисы заказывают десятками и сотнями, иногда просто оптом закупая грузовик пластиковых кустов, располагая их потом в каждом углу для придания благоприятной атмосферы. Так они говорят. Тут же впритык прижалось несколько супермаркетов и искусственный парк, раскинутый под крышей внутри кольцевидного здания, полностью забитого кафетериями, барами и игровыми автоматами, а в центре располагался фонтан в окружении пластиковых деревьев и клумб с тканевыми и резиновыми бутонами цветов, скамейками и распылителями, встроенными у бордюров имитации парковых дорожек, откуда с определенной периодичностью выпускался освежитель воздуха с пародией цветочных и древесных, в основном дубов и лип, ароматов. Кроме того, несколько подвальных баров расположились и еще дальше по улице, замыкаясь социальным жильем. Вот здесь, на изгибе улицы у разбитого асфальта и гудящей будки замера атмосферы и расположилась лавка по номеру дома 734/5. Она несколько выделялась среди остальных магазинов, окруживших ее по обе стороны, сжимая в тисках электронных вывесок и беспрерывной череды рекламы на экранах за витринным стеклом. Лавка товаров имела только одну неоновую запись, размещенную на двери - «открыто, магазин товаров для дома и интерьера» под которой на стекло прилепили наклейки цифр, указывающие часы работы. Витрина была завешена тяжелой, багряной тканью, в тени казавшейся гранатовой, почти коричневой. По периметру стекла у основания расположились наклейки оленей, барсуков и несколько птиц, угадывался в щелях занавесок свет, идущий из внутреннего помещения, но на том магазин казался почти безжизненным и лишенным красок. Он западал темным пятном среди ярко освещенного окружения. Ровэн поежилась, когда за спиной промчался автомобиль, скрипнув колесами да с неисправным глушителем, разнося по округе скрежет от которого невольно морщится лицо и эхо остается в ушах еще какое-то время.
— Выглядит закрытой, — говорит Ровэн разглядывая неподвижную, облупившуюся пластиковую ручку, провисшую от старости и неисправности. Уиллард только хмыкнул, он поднялся на железную ступеньку, уже покрытую рыжими пятнами ржавчины, и не громко постучал по стеклу, схватился за ручку, которая в его ладони только безвольно клюнула вниз и бессмысленно прокручивалась, так и оставшись висеть, словно готовая вот-вот отпасть вовсе, но дверь сохранилась недвижимой, запертой изнутри. Уиллард вновь постучал, уже более решительно.
— Пошли, к черту все это, — говорит Ровэн, но Уиллард останавливает ее жестом, прикладываясь ухом к стеклу. Звуки окружающего мира слишком активные и напористые, а штора внутри лавки неподвижна, поэтому он бросает это занятие, спускаясь со ступеньки и махая в сторону, словно приглашая отправляться дальше. Одни зашагали прочь, когда дверь неприметно щелкнула и, жалобно скрипнув, отворилась. Теплый оранжевый свет вылился на улицу, осветив ржавую и облупившуюся лесенку, каменистый асфальт и старушку, стаявшую в его ореоле, окликнувшую уходящих.
