Его грязная сила, что он набрал ритуалами принуждающего становления. Алтарь должен быть где-то поблизости от него, он должен быть охраняем, как самая главная святыня новой власти, и всё же не мог быть на виду. Я знал эльфийское мышление, я сам когда-то был похож на них, поэтому я точно выбрал курс. Если я заберу алтарь, Морийский не только потеряет доступ к новой силе, но и начнёт медленно терять уже полученные. Вторая сторона могущества, взятого насильно, оно хрупко, как никакая другая сила. Ему нужна постоянная подпитка новой силой.
И всё же меня не покидало ощущение, что этого мало. Мне нужно было что-то такое, что заставит Морийского больше не лезть на нашу территорию. Нет, даже не так. Нужно что-то, что доведёт его до бессонницы и истерики. Если подобраться достаточно близко, если я смогу пробиться через ментал…
Вижу цель, не слышу возражений. Именно с такими мыслями я добрался до новой столицы Мории.
У многих королевских дворцов есть слабое место в виде прислуги. Почему-то на неё обращают непростительно мало внимания. Особенно светлые. В замке Морганы в слуги взяты проверенные маги, высокородные, давшие клятву, и прошмыгнуть в замок вне контроля Теней или Венцов было невозможно. Даже когда Моргана покидала замок, ни одна из дверей не теряла своего стража. Каждый месяц вне предсказуемого графика и без предупреждения проверяли всех. А вот Морийский не задумался над этим. Иначе, как бы я попал прислугой на кухню Морийского двора?
— Ты, отнеси это в кладовку и приступай к очистке орехов, — обратился ко мне старший повар. Платили здесь мало, обращались без уважения, так что эльфы помощники сменялись практически каждый месяц. Проверять каждого было затратно и муторно, так что стражи частенько относились к этой работе спустя рукава. Все условия для безопасности короны, да? И это в условиях войны.
Краем уха я слышал, что готовят ужин на двоих в королевские покои. Слухи о том, что молодые красивые эльфийки сменяются каждую ночь в покоях короля ходили с различными подробностями, противоречащими сами себе. Фактом было только то, что сегодня девушка придёт. Тем лучше для меня. Самое уязвимое состояние мага, это именно секс. И он же является самой сильной подвязкой силы, а значит, морок, созданный на основании этой энергии, долгие годы может сидеть в подсознании, и мало кому удастся с этим разобраться. Что же, Морийский, пора испортить тебе личную жизнь.
Пока я чистил орехи, раздумывал. Что же подкинуть в светлую голову короля? Его же самого? Мелко. Чудовищ? Это больше просто кошмар, здесь нет изюминки. Кого Морийский не хотел бы видеть в своей фантазии ни в коем случае? Кажется, я знаю, что я должен сделать. О, короля будет передёргивать от одного моего имени! Оминранд рассказывал, какой подарок они с Саярой оставили его старшему брату, когда покидали Наарон. Мне для этого же не нужен даже артефакт хаоса, я просто пропишу морок в его подсознании издали.
Мне выделили комнату с тремя соседями, чтобы поспать и отдохнуть до зори. Молодые эльфы настолько вымотались за день работы, что просто молча падали на кровати и тут же засыпали. Тем лучше. Я усыпил их сверху заклинанием и сел, прикрывая глаза. Медленно, нежно, не касаясь ни одного защитного заклинания, обогнуть каждого сильного мага, пока не нахожу самый скрытый разум. Морийский боится, и применил для своей защиты лучшие артефакты. Они хороши, когда нет времени на их взлом. А у меня целая ночь. Хватит и пары часов кропотливой работы, король как раз разогреется.
Десятый амулет, третья руна, второе заклятие. Я распутывал этот клубок с любопытством. Мне было даже интересно. Два с половиной часа тщательного снятия всех защит, и в моих руках сознание Морийского короля. Я мог сделать всё, что угодно, вплоть до внедрения в его подсознание мысли о самоубийстве. Боюсь, на смену одному идиоту, придёт другой. Свет был склонен к лицемерной добродетели. Я знал это на собственной шкуре. Этот был для нас хотя бы уже довольно предсказуемым.
Гостья у Гранштанаэля была хороша собой, типичная светлая эльфийка. На мой вкус тощая и какая-то бесцветная. Как она была рада такой чести, что аж тошно. Игрушка, просто вещь, вот кем она была в его глазах. Потешала его самолюбие, и не более. Вот если бы у неё были снежно-белые волосы…
Морийский моргнул, прогоняя видение. Его зубы скрипнули, настолько была сильна ненависть ко мне. Просто прекрасно. А если бы её взгляд был похож на мой, что тогда, ваше высочество? Пробрало. Даже замер, присматриваясь, но видение испарилось. Вы просто устали, ваше величество, на вас ведь столько амулетов, что пробиться сквозь них невозможно. Абсолютно точно.
Я был аккуратен, мне некуда торопиться. И Король прогнал девушку, засыпая. И чем глубже он проваливался в сон, тем более податливым становился его разум. Что же, пора увидеть свой первый кошмар, ваше величество. Не прошу прощения за предстоящее, ибо мне всё это чертовски нравится.
— Вам идёт это платье, принцесса, — мой голос наполняет темноту, разгоняя её, рисуя покои короля в его сне. Светлый взгляд полный ненависти пронзает меня. — Этот нежно-желтый цвет идеально подчеркивает ваши бедра, — стараюсь придать своему образу серьёзный вид. Это теперь мой сон, и я буду делать всё, что мне вздумается. И это так глубоко ранит его разум, что будет всплывать снова, преобразовываться, преследовать и разрастаться уже без моей помощи.
— Стража! — кричит Морийский, но здесь даже нет дверей. Здесь вообще ничего нет, кроме широкой кровати, кресла, в котором я сижу, и того самого алтаря за моей спиной. Пока я ждал его сна, я успел найти всё, что мне нужно было узнать на задворках его сознания. Забрать алтарь будет даже проще, чем я думал.
Король заметил, что здесь нет абсолютно никакого выхода. И силы в нём в этом сне тоже нет.
— Вы так чисты, принцесса, даже жаль, что вы так страстно желаете моей силы, — шепчу я, облизывая губы. Всё под моим контролем, даже вспыхнувшее в эльфе желание, которому никогда бы не было места. Часть Морийского прекрасно понимает и помнит всю его ненависть и отвращение, но тело даёт другие сигналы. Это способно свести с ума.
— Ты не посмеешь! — кричит он, и я чувствую, как он хочет шагнуть назад, но шагает ровно вперёд, медленно скидывая с плеча платье. — Я уничтожу тебя! — он угрожает, но продолжает медленно раздеваться. Не скажу, что меня привлекает это зрелище, но видеть ужас в его глазах, что приходит на смену уверенности бесценно. — Ты не сделаешь этого! — уже с меньшей уверенностью произносит король.
— Конечно же я ничего не сделаю, — улыбаюсь мягко. — Ты всё сам сделаешь, — а вот тут уже оскал. Разум пытается вырваться в реальность, но я слишком глубоко. Чем больше он сопротивляется, тем глубже будет мой след, тем ярче будут его кошмары.
В глазах короля ужас. Холодный, такой, что мурашками бежит по спине. Но его тело даёт другие сигналы. От этого ужас становится просто бездонным. Ещё шаг ко мне.
— Не надо, — голос дрогнул. Стоило остановиться. Этого достаточно для страшного сна. Но я пришёл сюда за его ужасом.
Магия проникает ещё глубже. Его голос становится мягче, произнося то, что я велю ему произнести. Он всё слышит, но будто со стороны. Он настоящий, пленённая марионетка, не находит силы к сопротивлению, продолжая кричать внутри себя.
Я погружал его всё в большее отчаяние. Я не останавливался в сотворении морока, пока не наступила первая заря. Часы бесконечной фантазии обо мне. Унизительной, желанной и ненавистной. Я добавил даже то ощущение, как мрак становится частью него, как наполняет его этим холодом и бесконечной жаждой. Во всём этом мне было приятным только одно — месть.
На рассвете я покинул дворец, оставив напоследок акустическую бомбу у его алтаря. Заклинание безвредное и скорее баловское, но всё так же недооценённое. Алтарь находился недалеко, и охранялся хуже, чем я предполагал. Я дошёл до него через два часа, попрактиковался с применением света, убирая стражу и присел у алтаря, пытаясь создать портал мраком, но светлая часть силы меня постоянно сбивала. Примени я мрак — сработает тревога и я не успею влить достаточно силы для переноса такого мощного камня, а света было недостаточно, да и попрактиковаться в управлении им у меня времени как-то не нашлось. И, не достаточно защищенный на первый взгляд, алтарь оказался для меня недосягаем.
— Да не пожрёт меня бездна, — выругался я, когда перебрал уже десятки вариантов похищения камня. Бездна, однако, слушала внимательно, и даже решила заговорить.
«А зачем тебе этот булыжник?»
Кландан. Древний наблюдал за мной, как же иначе.
— Он не должен владеть им, это источник его могущества и орудие извращений, — ответил я, взглянув в отражение на зеркальном браслете. Наполированный до безобразия кусок стали на руке отлично выполнял функцию зеркала и не разбивался от энергии вечного. Однако он накалялся и постепенно терял свою зеркальность, что приводило к ожогам и необходимости его полировать снова и снова. Но такая небольшая хитрость позволила зеркалам возле меня существовать в целостности чуть дольше.
«А зачем этот булыжник тебе?». Кажется, вечный не понял. Или не понял я. Если я не понял, то стоило остановиться и задуматься, что именно я слушал не так. Зачем мне алтарь? Чтобы не было у Морийского. А зачем алтарь мне? А мне он не нужен. Он не нужен никому. Его вообще следовало бы уничтожить.
— Это древний камень, его не взять даже моей силе. Саяра бы смогла, всё в этом мире подчиняется ей, но её нет.
«Бог владеет миром. Иные владеют фактом. Она давно заблудилась, и ты это знаешь. Силы руны хватит лишь на один выдох мрака, боле ты будешь не властелином той силы, а её рабом. Делай то, что должен.»
— Она ребёнок, — я понял о ком он говорит. О чём говорил бог вечных. И о ком.
«Она бедствие». Браслет помутнел, оставляя на коже новый ожег и голос исчез. Кландан никогда не является без необходимости. «Каждый раз, когда я искал пути обойти планы древнего, были проблемы масштабов континента». Кажется, именно так говорил Грешт. Я не хотел слушать его совета, но что-то внутри меня верило в мудрость древнейшего из разумных существ. Что же, придётся всё же выполнить обещание, что я дал давнему другу. Я должен был забрать силу Наэль, как и её жизнь. Жизнь названной дочери Моралиса, той маленькой девочки, что даже не достигла своей зрелости.
Я никогда не убивал тех, кто того не заслуживал. Я порой щадил и тех, в ком видел шанс на лучшую их версию. Я не убивал детей, если тех можно было спасти. Наэль имела шанс на жизнь. Она боролась с тьмой в себе, хоть и проигрывала. Я слышал её, я видел мир её глазами. Я видел степи такими же прекрасными, какими ощущала их она. И стоило мне выйти из бездны на песок, девушка ощутила и смерть, что пришла по её душу. С первой нашей встречи она боялась увидеть в моих глазах пустоту, будто бы чувствуя — однажды она будет перед ней.
«Анар?!» Моралис обратился в тигра, едва ощутил вспышку силы, однако шерсть на его загривке тут же пригладилась, стоило ему узнать меня. «Что привело тебя?»
Наэль смотрела прямо мне в глаза. Гордо держала спину и сжимала челюсти. Она чуяла свою смерть всей своей звериной сутью. Она увидела её в моих глазах сразу же. Её губы были крепко сжаты. Она желала произнести слова моей смерти, защититься, выжить любой ценой, но внутри была невинная девочка. Та, что была в ужасе от самой себя. Девушка, что была слабой и практически безвольной, но ей хватило силы воли заставить другую себя молчать.
«Анар?» Моралис был обеспокоен моим молчанием. Он оглянулся на одну из своих дочерей и снова взглянул на меня. «Анар?» вопрос был полным недоверия. Когда-то он сам просил меня избавить её от агонии жестокости, что владела ей, сейчас же он был так обеспокоен тем, что могло произойти. Тем, что должно произойти. «Анар, она справляется».
О, девочка не справлялась, она просто научилась скрывать зло, что совершала. С каждым годом, что я тянул с решением, она превращалась из жертвы в хищника, что не знал жалости и угрызений совести. Тот жалкий голос невинности внутри был слишком тих.
Никогда мы так не жаждем жизни, как на краю погибели. Зверь, что был загнан в угол всегда кусался до последнего. Наэль была таким зверем. Я слышал, как её мысли обретали форму проклятия, что почти свершилось, стоило ей лишь разомкнуть губы. Она хотела убить меня моими же руками. Она решила выдохнуть слова смерти Морганы Митеран. Одно это говорило о том, насколько жестокой стала глас мрака. Я вышел из бездны за её спиной, схватив Наэль за лицо, закрывая ладонью её рот быстрее, чем та начала говорить.
«Анар!» Моралис рычал, скалил зубы и шёл на нас. Девушка мычала, пытаясь вырваться, но силы были не равны.
— Именем империи, Наэль осуждена за предательство короны, — произнёс я, встретившись со взглядом тигра.
Руна вспыхнула переливом силы, вгрызаясь в грудь Наэль, и я взмахнул клинком, пронзая её плечо, а следом за ним и свою грудь. Боль была всё такой же невыносимой, как и с даром света, но на этот раз сила будто сама стремилась объединиться с моей. Тёмная, она восстанавливала меня с присущей ей жадностью, просто слизывая рану с моего тела. В горле поселилось ощущение стремящегося сорваться шторма. Хотелось кричать, хотелось проклясть весь мир. Наэль боролась с этим всю свою жизнь. Одна из самых сильных гласов мрака, одна из обреченных на борьбу и поражение. Её сердце замирало в груди, и она без сил повисла в моих руках. Последним, что я ощутил, было чувство благодарности и лёгкости.
Тело упало на песок сломанной куклой. В глазах Моралиса расцветала боль. Он скорбел о своей дочери, он обвинял меня в её судьбе, но также он винил себя, и лишь поэтому оставался на месте, склонив свою голову. Так было нужно. Понимание этого не делало свершившееся менее гадким на вкус.
— Алтарь Морийского короля разрушен и более не будет воздвигнут вновь, — сказал я, ощущая всем своим естеством треск мироздания, ход времени которого был безвозвратно переписан.
На что похожа такая власть? На безумие. Это хотелось распробовать. За словом тянулось другое. За мыслью слеталась целая песня. Петь, пока эта мощь не сотрёт тебя с лица мира. Уничтожать себя и мир, стирать судьбы и свет, писать свою историю. Я желал говорить. Всё могло стать таким, как я бы того пожелал. В этом мире была сила, что была подобна силе его божества, подобной, но не идентичной. Порождение вечного мрака, исток которого, казалось, был даже не в нашем мире, не в вечности, а где-то глубже, где-то до всего и всех, в Ничто, что было неведомо даже Кландану. Я ощущал эту пугающую бесконечность всепронзающего голода как никогда раньше. Где-то был корень этой силы, и он будто звал, будто он уже давно ждал меня. Мрак желал прорастать глубже, идти дальше, в миры, которых ещё не существовало.
Огонь вспыхнул вокруг меня в мгновение ока, поглощая пространство, буквально растворяя песок под моими ногами. Я провалился в бесконечный провал пламени, рухнув на белоснежные камни тронного зала Нортштена. Подле Императрицы стоял Грешт, навалившись плечом на трон, будто только что истратил слишком много сил на этот проход. Зеркальные стены зала были разрушены, и осколки драгоценных закаленных зеркал сейчас усыпали весь зал, переливаясь тысячью бликов полуденного солнца.
И всё же меня не покидало ощущение, что этого мало. Мне нужно было что-то такое, что заставит Морийского больше не лезть на нашу территорию. Нет, даже не так. Нужно что-то, что доведёт его до бессонницы и истерики. Если подобраться достаточно близко, если я смогу пробиться через ментал…
Вижу цель, не слышу возражений. Именно с такими мыслями я добрался до новой столицы Мории.
У многих королевских дворцов есть слабое место в виде прислуги. Почему-то на неё обращают непростительно мало внимания. Особенно светлые. В замке Морганы в слуги взяты проверенные маги, высокородные, давшие клятву, и прошмыгнуть в замок вне контроля Теней или Венцов было невозможно. Даже когда Моргана покидала замок, ни одна из дверей не теряла своего стража. Каждый месяц вне предсказуемого графика и без предупреждения проверяли всех. А вот Морийский не задумался над этим. Иначе, как бы я попал прислугой на кухню Морийского двора?
— Ты, отнеси это в кладовку и приступай к очистке орехов, — обратился ко мне старший повар. Платили здесь мало, обращались без уважения, так что эльфы помощники сменялись практически каждый месяц. Проверять каждого было затратно и муторно, так что стражи частенько относились к этой работе спустя рукава. Все условия для безопасности короны, да? И это в условиях войны.
Краем уха я слышал, что готовят ужин на двоих в королевские покои. Слухи о том, что молодые красивые эльфийки сменяются каждую ночь в покоях короля ходили с различными подробностями, противоречащими сами себе. Фактом было только то, что сегодня девушка придёт. Тем лучше для меня. Самое уязвимое состояние мага, это именно секс. И он же является самой сильной подвязкой силы, а значит, морок, созданный на основании этой энергии, долгие годы может сидеть в подсознании, и мало кому удастся с этим разобраться. Что же, Морийский, пора испортить тебе личную жизнь.
Пока я чистил орехи, раздумывал. Что же подкинуть в светлую голову короля? Его же самого? Мелко. Чудовищ? Это больше просто кошмар, здесь нет изюминки. Кого Морийский не хотел бы видеть в своей фантазии ни в коем случае? Кажется, я знаю, что я должен сделать. О, короля будет передёргивать от одного моего имени! Оминранд рассказывал, какой подарок они с Саярой оставили его старшему брату, когда покидали Наарон. Мне для этого же не нужен даже артефакт хаоса, я просто пропишу морок в его подсознании издали.
Мне выделили комнату с тремя соседями, чтобы поспать и отдохнуть до зори. Молодые эльфы настолько вымотались за день работы, что просто молча падали на кровати и тут же засыпали. Тем лучше. Я усыпил их сверху заклинанием и сел, прикрывая глаза. Медленно, нежно, не касаясь ни одного защитного заклинания, обогнуть каждого сильного мага, пока не нахожу самый скрытый разум. Морийский боится, и применил для своей защиты лучшие артефакты. Они хороши, когда нет времени на их взлом. А у меня целая ночь. Хватит и пары часов кропотливой работы, король как раз разогреется.
Десятый амулет, третья руна, второе заклятие. Я распутывал этот клубок с любопытством. Мне было даже интересно. Два с половиной часа тщательного снятия всех защит, и в моих руках сознание Морийского короля. Я мог сделать всё, что угодно, вплоть до внедрения в его подсознание мысли о самоубийстве. Боюсь, на смену одному идиоту, придёт другой. Свет был склонен к лицемерной добродетели. Я знал это на собственной шкуре. Этот был для нас хотя бы уже довольно предсказуемым.
Гостья у Гранштанаэля была хороша собой, типичная светлая эльфийка. На мой вкус тощая и какая-то бесцветная. Как она была рада такой чести, что аж тошно. Игрушка, просто вещь, вот кем она была в его глазах. Потешала его самолюбие, и не более. Вот если бы у неё были снежно-белые волосы…
Морийский моргнул, прогоняя видение. Его зубы скрипнули, настолько была сильна ненависть ко мне. Просто прекрасно. А если бы её взгляд был похож на мой, что тогда, ваше высочество? Пробрало. Даже замер, присматриваясь, но видение испарилось. Вы просто устали, ваше величество, на вас ведь столько амулетов, что пробиться сквозь них невозможно. Абсолютно точно.
Я был аккуратен, мне некуда торопиться. И Король прогнал девушку, засыпая. И чем глубже он проваливался в сон, тем более податливым становился его разум. Что же, пора увидеть свой первый кошмар, ваше величество. Не прошу прощения за предстоящее, ибо мне всё это чертовски нравится.
— Вам идёт это платье, принцесса, — мой голос наполняет темноту, разгоняя её, рисуя покои короля в его сне. Светлый взгляд полный ненависти пронзает меня. — Этот нежно-желтый цвет идеально подчеркивает ваши бедра, — стараюсь придать своему образу серьёзный вид. Это теперь мой сон, и я буду делать всё, что мне вздумается. И это так глубоко ранит его разум, что будет всплывать снова, преобразовываться, преследовать и разрастаться уже без моей помощи.
— Стража! — кричит Морийский, но здесь даже нет дверей. Здесь вообще ничего нет, кроме широкой кровати, кресла, в котором я сижу, и того самого алтаря за моей спиной. Пока я ждал его сна, я успел найти всё, что мне нужно было узнать на задворках его сознания. Забрать алтарь будет даже проще, чем я думал.
Король заметил, что здесь нет абсолютно никакого выхода. И силы в нём в этом сне тоже нет.
— Вы так чисты, принцесса, даже жаль, что вы так страстно желаете моей силы, — шепчу я, облизывая губы. Всё под моим контролем, даже вспыхнувшее в эльфе желание, которому никогда бы не было места. Часть Морийского прекрасно понимает и помнит всю его ненависть и отвращение, но тело даёт другие сигналы. Это способно свести с ума.
— Ты не посмеешь! — кричит он, и я чувствую, как он хочет шагнуть назад, но шагает ровно вперёд, медленно скидывая с плеча платье. — Я уничтожу тебя! — он угрожает, но продолжает медленно раздеваться. Не скажу, что меня привлекает это зрелище, но видеть ужас в его глазах, что приходит на смену уверенности бесценно. — Ты не сделаешь этого! — уже с меньшей уверенностью произносит король.
— Конечно же я ничего не сделаю, — улыбаюсь мягко. — Ты всё сам сделаешь, — а вот тут уже оскал. Разум пытается вырваться в реальность, но я слишком глубоко. Чем больше он сопротивляется, тем глубже будет мой след, тем ярче будут его кошмары.
В глазах короля ужас. Холодный, такой, что мурашками бежит по спине. Но его тело даёт другие сигналы. От этого ужас становится просто бездонным. Ещё шаг ко мне.
— Не надо, — голос дрогнул. Стоило остановиться. Этого достаточно для страшного сна. Но я пришёл сюда за его ужасом.
Магия проникает ещё глубже. Его голос становится мягче, произнося то, что я велю ему произнести. Он всё слышит, но будто со стороны. Он настоящий, пленённая марионетка, не находит силы к сопротивлению, продолжая кричать внутри себя.
Я погружал его всё в большее отчаяние. Я не останавливался в сотворении морока, пока не наступила первая заря. Часы бесконечной фантазии обо мне. Унизительной, желанной и ненавистной. Я добавил даже то ощущение, как мрак становится частью него, как наполняет его этим холодом и бесконечной жаждой. Во всём этом мне было приятным только одно — месть.
На рассвете я покинул дворец, оставив напоследок акустическую бомбу у его алтаря. Заклинание безвредное и скорее баловское, но всё так же недооценённое. Алтарь находился недалеко, и охранялся хуже, чем я предполагал. Я дошёл до него через два часа, попрактиковался с применением света, убирая стражу и присел у алтаря, пытаясь создать портал мраком, но светлая часть силы меня постоянно сбивала. Примени я мрак — сработает тревога и я не успею влить достаточно силы для переноса такого мощного камня, а света было недостаточно, да и попрактиковаться в управлении им у меня времени как-то не нашлось. И, не достаточно защищенный на первый взгляд, алтарь оказался для меня недосягаем.
— Да не пожрёт меня бездна, — выругался я, когда перебрал уже десятки вариантов похищения камня. Бездна, однако, слушала внимательно, и даже решила заговорить.
«А зачем тебе этот булыжник?»
Кландан. Древний наблюдал за мной, как же иначе.
— Он не должен владеть им, это источник его могущества и орудие извращений, — ответил я, взглянув в отражение на зеркальном браслете. Наполированный до безобразия кусок стали на руке отлично выполнял функцию зеркала и не разбивался от энергии вечного. Однако он накалялся и постепенно терял свою зеркальность, что приводило к ожогам и необходимости его полировать снова и снова. Но такая небольшая хитрость позволила зеркалам возле меня существовать в целостности чуть дольше.
«А зачем этот булыжник тебе?». Кажется, вечный не понял. Или не понял я. Если я не понял, то стоило остановиться и задуматься, что именно я слушал не так. Зачем мне алтарь? Чтобы не было у Морийского. А зачем алтарь мне? А мне он не нужен. Он не нужен никому. Его вообще следовало бы уничтожить.
— Это древний камень, его не взять даже моей силе. Саяра бы смогла, всё в этом мире подчиняется ей, но её нет.
«Бог владеет миром. Иные владеют фактом. Она давно заблудилась, и ты это знаешь. Силы руны хватит лишь на один выдох мрака, боле ты будешь не властелином той силы, а её рабом. Делай то, что должен.»
— Она ребёнок, — я понял о ком он говорит. О чём говорил бог вечных. И о ком.
«Она бедствие». Браслет помутнел, оставляя на коже новый ожег и голос исчез. Кландан никогда не является без необходимости. «Каждый раз, когда я искал пути обойти планы древнего, были проблемы масштабов континента». Кажется, именно так говорил Грешт. Я не хотел слушать его совета, но что-то внутри меня верило в мудрость древнейшего из разумных существ. Что же, придётся всё же выполнить обещание, что я дал давнему другу. Я должен был забрать силу Наэль, как и её жизнь. Жизнь названной дочери Моралиса, той маленькой девочки, что даже не достигла своей зрелости.
Я никогда не убивал тех, кто того не заслуживал. Я порой щадил и тех, в ком видел шанс на лучшую их версию. Я не убивал детей, если тех можно было спасти. Наэль имела шанс на жизнь. Она боролась с тьмой в себе, хоть и проигрывала. Я слышал её, я видел мир её глазами. Я видел степи такими же прекрасными, какими ощущала их она. И стоило мне выйти из бездны на песок, девушка ощутила и смерть, что пришла по её душу. С первой нашей встречи она боялась увидеть в моих глазах пустоту, будто бы чувствуя — однажды она будет перед ней.
«Анар?!» Моралис обратился в тигра, едва ощутил вспышку силы, однако шерсть на его загривке тут же пригладилась, стоило ему узнать меня. «Что привело тебя?»
Наэль смотрела прямо мне в глаза. Гордо держала спину и сжимала челюсти. Она чуяла свою смерть всей своей звериной сутью. Она увидела её в моих глазах сразу же. Её губы были крепко сжаты. Она желала произнести слова моей смерти, защититься, выжить любой ценой, но внутри была невинная девочка. Та, что была в ужасе от самой себя. Девушка, что была слабой и практически безвольной, но ей хватило силы воли заставить другую себя молчать.
«Анар?» Моралис был обеспокоен моим молчанием. Он оглянулся на одну из своих дочерей и снова взглянул на меня. «Анар?» вопрос был полным недоверия. Когда-то он сам просил меня избавить её от агонии жестокости, что владела ей, сейчас же он был так обеспокоен тем, что могло произойти. Тем, что должно произойти. «Анар, она справляется».
О, девочка не справлялась, она просто научилась скрывать зло, что совершала. С каждым годом, что я тянул с решением, она превращалась из жертвы в хищника, что не знал жалости и угрызений совести. Тот жалкий голос невинности внутри был слишком тих.
Никогда мы так не жаждем жизни, как на краю погибели. Зверь, что был загнан в угол всегда кусался до последнего. Наэль была таким зверем. Я слышал, как её мысли обретали форму проклятия, что почти свершилось, стоило ей лишь разомкнуть губы. Она хотела убить меня моими же руками. Она решила выдохнуть слова смерти Морганы Митеран. Одно это говорило о том, насколько жестокой стала глас мрака. Я вышел из бездны за её спиной, схватив Наэль за лицо, закрывая ладонью её рот быстрее, чем та начала говорить.
«Анар!» Моралис рычал, скалил зубы и шёл на нас. Девушка мычала, пытаясь вырваться, но силы были не равны.
— Именем империи, Наэль осуждена за предательство короны, — произнёс я, встретившись со взглядом тигра.
Руна вспыхнула переливом силы, вгрызаясь в грудь Наэль, и я взмахнул клинком, пронзая её плечо, а следом за ним и свою грудь. Боль была всё такой же невыносимой, как и с даром света, но на этот раз сила будто сама стремилась объединиться с моей. Тёмная, она восстанавливала меня с присущей ей жадностью, просто слизывая рану с моего тела. В горле поселилось ощущение стремящегося сорваться шторма. Хотелось кричать, хотелось проклясть весь мир. Наэль боролась с этим всю свою жизнь. Одна из самых сильных гласов мрака, одна из обреченных на борьбу и поражение. Её сердце замирало в груди, и она без сил повисла в моих руках. Последним, что я ощутил, было чувство благодарности и лёгкости.
Тело упало на песок сломанной куклой. В глазах Моралиса расцветала боль. Он скорбел о своей дочери, он обвинял меня в её судьбе, но также он винил себя, и лишь поэтому оставался на месте, склонив свою голову. Так было нужно. Понимание этого не делало свершившееся менее гадким на вкус.
— Алтарь Морийского короля разрушен и более не будет воздвигнут вновь, — сказал я, ощущая всем своим естеством треск мироздания, ход времени которого был безвозвратно переписан.
На что похожа такая власть? На безумие. Это хотелось распробовать. За словом тянулось другое. За мыслью слеталась целая песня. Петь, пока эта мощь не сотрёт тебя с лица мира. Уничтожать себя и мир, стирать судьбы и свет, писать свою историю. Я желал говорить. Всё могло стать таким, как я бы того пожелал. В этом мире была сила, что была подобна силе его божества, подобной, но не идентичной. Порождение вечного мрака, исток которого, казалось, был даже не в нашем мире, не в вечности, а где-то глубже, где-то до всего и всех, в Ничто, что было неведомо даже Кландану. Я ощущал эту пугающую бесконечность всепронзающего голода как никогда раньше. Где-то был корень этой силы, и он будто звал, будто он уже давно ждал меня. Мрак желал прорастать глубже, идти дальше, в миры, которых ещё не существовало.
Огонь вспыхнул вокруг меня в мгновение ока, поглощая пространство, буквально растворяя песок под моими ногами. Я провалился в бесконечный провал пламени, рухнув на белоснежные камни тронного зала Нортштена. Подле Императрицы стоял Грешт, навалившись плечом на трон, будто только что истратил слишком много сил на этот проход. Зеркальные стены зала были разрушены, и осколки драгоценных закаленных зеркал сейчас усыпали весь зал, переливаясь тысячью бликов полуденного солнца.
