Странная худощавая фигура с длинными извилистыми когтями держала в руках проклятие как лоскуток оборванной ткани и сияло бесподобно яркими радужными глазами. Веки странного существа моргнули. Медленно, будто задумчиво, и тут возле существа возникла легкая как весенний ветер эльфийка. С длинными ушами и пухлыми губами, её яркие глаза были истинным изумрудом, сверкая так же ярко, как самые жаркие звезды. Её пальцы коснулись проклятия, и оно обратилось синей птицей, что упорхнула в бесконечность, сверкая огненными перышками. Заметив оцепенения монстра, девушка повернулась к рассечению и недовольно нахмурилась, цокнув языком.
— Моа, грань и так трещит. Опять действуешь опрометчиво, — девушка скрестила руки на груди.
— Я не думал, что сумею… — темный был потрясен не меньше меня. Это были жители бездны, миф, легенда, страх нашего мира. В нашем мире не было хранителя, а без него миру грозили самые страшные монстры миров. Нас хранила грань первородной защиты мира, что истончалась.
— Немедленно закрой! — потребовала маленькая фурия, указывая пальцем на рану мироздания.
— Оно там. Я чувствую его, — коснулся когтями своей груди этот монстр. — Моё сердце.
Тьма стала тяжелее, стоило мужчине сделать шаг к прорези. Девушка ухватила его за руку и отвесила звонкую пощечину, яростно шипя. Дрожащей рукой вечный махнул в мою сторону и поток силы обдал моё лицо, слизывая рану мироздания. Я вдохнула воздух, осознав, что всё это время не могла дышать.
Боги. Меня только что спасло божество. Самое настоящее.
Пылинка, до этого висевшая перед моим носом продолжила падение, и я осознала, что время замерло в мире, стоило ему прикоснуться к силе вечных. Я была единственным свидетелем их вмешательства. Меня спасло то, что толкало ко тьме безумия. Но зачем? Спросить было некого, да и рассказывать о таком знакомстве мало кто решится. Отмеченных судьбой стремятся убить все, просто потому что страшно и ничего хорошего от нас не жди. Я попыталась убедить себя саму, что это ничего не меняет. Покровительство богов, подумаешь. Может меня ждёт куда более ужасная учесть, чем смерть от какого-то там проклятия, вот и всё. Я ещё не сделала то, что нужно от меня вечным. Оми говорил, что нам суждено возродить Нашресса, но он даже не догадывался, насколько был прав.
Я вернулась в комнату, пытаясь даже не вспоминать о вечной тьме и тех радужных глазах, что были наполнены непередаваемой болью. Холод поселился у позвоночника, когда я вспомнила сказки бабушки и её слова о вечных хранителях миров. «И ежели чужого мира хранитель коснётся мира хрупкого и несохранного, он поглотит его и не останется от него даже пыли». Сердце забилось быстрее, от осознания того, что пару секунд назад наш мир был на грани мгновенного распада. Оми обеспокоенно осмотрел на меня и попытался подтянуться ко мне силой, но я её оттолкнула.
Вкуси.
Превосходи.
Будь богом! — зло, я бы даже сказала яростно, шептало божество внутри меня. Отчаянно и надрывно, будто с него снимали кожу живьём. Я слышала его так отчетливо, будто он стоял рядом. Свечного в нашем мире. Душа, что предназначена ему всеми мирами, то единственное, что будет смыслом, совестью и человечностью во мраке бессмертия. Он просил меня поддаться тьме и стать ужасом этого мира. — Заяви своё право хранить свой мир, тогда я смогу забрать сердце.
А я? Что будет со мной, когда подобная сила разгорится в моих венах. Безумие? Смерть? Или что-то хуже.
А ты сразишься с Левиафаном бездны. Победишь— станешь как я, проиграешь… Собственно будет уже не важно.
— Я уже велела слугам подготовить вам гостевую комнату, — любезно оповестила матушка, вырывая меня из разговора с вечным. Стоило мне только сесть на своё место, как холод вечности отступил, возвращая в мир здесь и сейчас. А сейчас нам нужна была информация. Мир богов живёт по своим правилам и в своём времени, мне не следует думать о нём. Не сейчас. Только холодный рассудок может помочь пережить грядущее. Я выразительно глянула на Оми, призывая того к последней попытке выяснить место захоронения деда моей матушки.
— Леди, но мы ведь говорили вам, что согласно традициям моей семьи, мы должны представиться духам мертвых. Скажите нам, где бы мы могли это сделать? Моя супруга ведь не знает где похоронен тот великий лекарь, что принимал у вас роды вашей чудесной дочери, — Оми был мягок, но настойчив. Я подавила ухмылку. Да, с ней можно было общаться любезно, но это не поможет. Если она была убеждена в чем-то, достучаться до неё было невозможно. А сейчас она планировала задержать нас тут. Не знаю, зачем, но хотела.
Вкуси, — как шелест падающих листьев.
— Ой, это был столь чудесный демон! А вы знаете, когда Саяра только появилась на…
— Хватит, — тихо и спокойно протянула я, рассматривая матушку через бокал красного вина. В алом цвете она была чуть менее отвратительна. Оми напрягся. Отец заметил перемены в лице гостя и тоже подался вперед, уловив подступающую к моей крови магию.
Поддайся, — тихим шепотом у самого уха.
— Дорогая моя, ну правда, детям нужно совершить полагающийся им ритуал. Мы же не хотим им помешать, — и такой многозначительно умоляющий взгляд на меня, что всего на секунду мне подумалось перетерпеть. Но только на секунду.
— Да что они дурью маются, пусть поспят, а мы никому не скажем, что вы решили не соблюдать традиций, — матушка отмахнулась от мужа как-то неестественно мило улыбаясь. Я прищурилась. Настолько глупой матушка никогда не была, она боялась меня с момента полного пробуждения силы. Вмиг стало спокойно, гнев отошел, позволяя рассудку выяснить причины несостыковки. Матушка не хочет видеть меня здесь, она была бы только рада браку дочери с принцем, а вот Маримар…
Осознание пришло резко, будто кто-то зажег свет в тёмной комнате. Кто-то здесь наложил на мою мать заклятие так аккуратно, что даже засечь его становилось практически невозможным. Маримар был идиотом, но вот магией и образованием обделен не был. Искусник.
— Брат, а я ведь всё ещё Первый Перст Тёмной Империи, а значит, верховный судья его величества, — как бы невзначай сказала я, чуть улыбнувшись. Узы марионетки карались выжиганием силы. Управлять человеком против его воли, контролировать каждое его слово и жест, было даже большим преступлением чем убийство. Даже я не спустилась до такого, пытаясь говорить с матушкой как личностью, призвать хоть к капле разума. Да и вынуждать сказать правду и манипулировать — это разные вещи. Брат пошёл путём простым.
Отец как сидел, так и прикрыл глаза. Скорбно. Смиренно и обреченно. Открыв их, он отвернулся от своего сына, поджимая губы. Его напряженные пальцы сжались в кулаки, а магия стянулась в тугой узел. Он хотел бы защитить своего сына, но не станет. Из страха, из понимания, что тот заслуживает кары, но все же тот был ему сыном. И сыном разочаровавшим его сильнее, чем я матушку.
— Я помню об этом, сестра, — сквозь зубы выдал Маримар, лицемерно улыбаясь. — Но к чему ты напоминаешь об этом?
Вздохнула. Ну правда, идиот. Мне не хотелось, но оставить всё так я не могла. Огонь внутри отозвался с готовностью, ласкаясь подобно дикой кошке. Я прикрыла глаза, ощутив его яростный треск и кусающиеся лепестки. Меня удивил его холод, ставший ещё более пронзительным чем раньше. Будто сила луны замораживала его сильнее самой смерти. Я становилась сильнее. Огонь становился жадным, грозясь обрести свободу от моей воли.
Вкуси.
Я должна была спустить пламя, чтобы оно выжгло всю силу Маримара, но… Открыв глаза, я потянула силу Маримара в воронку пламени, ощущая прилив силы. Ниточки магии, что крепко вцепились в мать одна за одной обрывались, возвращая ей власть над своим телом. Но стоило этому случиться, как она кинулась ко мне, грозя всеми карами мира, если я только трону её сына. Один взгляд на неё, и она замерла связанной рядом со мной, так и не успев ударить. Сила вливалась в мой огонь, изменяясь, становясь топливом для черного пламени. Пьяное как вино, сладкое как кровь нимфы, ощущение жажды и силы оседало на губах. Больше. Я хотела как можно больше. Чужая сила была горячей и тягучей, наполняя ощущением жизни.
Вкуси, — восторженно протянул Моа, и я остановилась, оборвав связь с, уже жизненной, силой резко поседевшего брата. Я выпила всю его магию, сам исток дара, и пожирала энергию жизни. Маримар постарел на несколько десятков лет, так что сейчас выглядел как старик. Лишенный магии старик.
— Сая, — тихо начал Оминранд, поднявшись и протянув ко мне руку. Я взглянула на него. Он не боялся. Он меня не боялся. Совсем. Я улыбнулась. Мягко, с нежностью, ощущая как пожар внутри возвращается в свой круг, утихала кровь и молчали голоса. Мой светлый честный влюбленный дракон.
— Мне нужно знать, — напомнила я. Оми кивнул, одарил Маримара мимолетным взглядом и подошёл к моей матери, что всё ещё стояла замершей статуей надо мной с занесенной рукой.
— Где захоронен самый сильный маг жизни твоего рода? — голос скрипом пробежался по ушам, взрывая несколько особо хрупких бокалов, и алое вино разлилось по молочной скатерти.
— Седьмой склеп восточной части захоронений в Огранде, южное кладбище. Под застывшей березой. Будь ты проклята Бездной! — прорычала моя мать, впиваясь взглядом в меня. Я пожала плечами.
— От высокой частоты проклятий в свой адрес я уже получила к ним просто божественный иммунитет, — сказала я весело, после чего поднялась, сдвинув статую «матушка» в угол, немного подумала и развернула её в него лицом. — Через сутки отомрет, — предупредила отца, после чего выглянула в окно. Темнело.
— Нам пора. Благодарим вас за радушный прием, — Оми пожал руку моему бледному отцу и пошел на выход, одарив свой портрет последним взглядом. — Сохраните эту реликвию, она даст вам право стать лордом при нашем дворе. Но благо распространится только на представителя.
— Я не думал, что … — начал отец, но замолчал, стоило мне поднять ладонь. Он смотрел, но не видел, слушал, но не слышал, матушка умела отвлекать на незначительное. Меня делали вещью, что будет продана подороже, меня делали высокородной кобылой для богатого владельца. Он это допустил.
Покидать город в темноте в лапах лунного дракона было бы быстрее, но привлекать внимание и оставлять ещё больше следов не хотелось. С рассветом забвение спадет с Вильмора и он вспомнит каждое сказанное мной слово. Нашу единственную ночь. С рассветом Оми нарекут предателем короны, меня обвинят в нападении на кронпринца, и за нами двинутся ищейки. Хотя о чём это я. За нами пойдут убийцы. Королевские беспощадные звери, что не остановятся, пока не умрут.
Огранд находился на северной границе империи в нескольких днях пешего пути от столицы. Выйдя за пределы города мы нашли небольшую поляну возле хлебных полей и присели там, вырезая кинжалами руны тёмного прохода. Оми действовал точно, однако силу в руны вливала я, поскольку даже капля света собьёт наш курс на пару дней пути.
— Сай, ты в порядке? — спросил Оми, когда круг был завершен. — Тебя что-то гложет.
Я промолчала, вглядываясь в звездное небо. Было тихо и прохладно. Хотелось остаться в этом моменте навечно, под звездами, что не тревожили спящих своим сиянием, но всё же рассказывали о жизни. Но где-то там в бесконечности вселенского Ничего жили вечные. Рожденные чтобы никогда не умирать. Сильнейшие из миров, что хранят их в безопасности, покуда не лишатся своей жизни, своего сердца. Всё, что есть у вечного это его сердце. Это безумно мало и до ужасающего много. Единственный дар для самого сильного существа, такой желанный и до безумия необходимый. А если не найти своё сердце, не услышать в бесконечных мирах его стук, то эта бесконечность поглотит рассудок, поглотит всю человечность, обращая вечного в то, что не хранит миры, а их уничтожает. Левиафаны — вечные, что лишены своего сердца. Они ненавидят тех, у кого оно есть, у кого есть шанс, ведь для них всё кончено. Вечность одиночества и бесконечность тоски. Они за тонкой гранью смотрят на нас и ждут. Они ждут, когда пузырь лопнет, чтобы повергнуть всё живое в ужас.
«Заяви своё право хранить свой мир, тогда я смогу забрать сердце.» А я? «А ты сразишься с Левиафаном бездны. Победишь— станешь как я, проиграешь… Собственно будет уже не важно.»
— Мы должны придумать, как защитить этот континент от волны. Подумай об этом, — сказала я, когда над нами пролетела падающая звезда. Черное пламя съело руны, перемещая нас через мир под гранью, где я ощутила тянущуюся к нам чужую магию. Магию бездны. Моа! Нас выкинуло в совершенно другом конце лордства. Рядом раздалось испуганное квакание, и я скривилась, ощутив, как обувь намокает болотной водой.
Филин пролетел над нашими головами глухо ухнув. Где-то зашевелилась нежить, протягивая хрипящий вой. Болотная гадюка высунула нос и оценила нашу съедобность очень недобрым взглядом. Вспышка лунного света пробежалась с рук Оми по болотной водной глади, и наступила тишина. Я оглядела болото, приметив поодаль вполне протоптанную тропинку, к которой и направилась. Нужно было выяснить, какого лешего Моа сбил наш курс.
Волчий вой в полнейшей тишине заставил волосы на затылке встать дыбом. Низкий, утробный, наполненный первородной силой. Оборотень. Здесь, на севере империи был живой обратившийся вне луны оборотень. Я оглянулась на Оми, приметив его обеспокоенный прищур и остановилась. Земля оборотных была недалеко, но… Вой повторился, на этот раз приправленный рычанием и звуком ломаемых ветвей.
— Ламос! — вдалеке женский голос оборвал очередной зарождающийся вой и воцарилась мертвая тишина. Заклинание подчинения, применяемое к нежити. Но волк точно был живым, их связки утрачивают магию после смерти. Прикрыв глаза, призвала лунную песню, ощущая очертания всего болота и волка, что крался к маленькой фигуре, что срывала цветы на другой окраине болот. Оборотень охотился на девочку.
Перенос на короткие расстояния через пламя не требовал рун, так что в ту же секунду я оказалась между оборотнем и его добычей. Огромный волк, не меньше двух метров в холке оскалил острые клыки, сверкая зеленым взглядом. Живое, подчиненное как неживое. Я сделала шаг назад, пытаясь понять, что с этим вообще можно сделать, но волк зарычал утробно, припав к земле, готовясь вцепиться в меня.
— Тронешь волка, утоплю где стоишь, — как-то флегматично оповестила меня девушка. Я чуть повернулась, оставляя волка в поле видимости. Грязные изящные пальцы срывали болотный клевер с особой ловкостью и нежностью, будто отдавая ему должное уважение.
— Да кто ты вообще така….
Капюшон шелохнулся, открывая вид на рыжую прядь, и тонкие бледные губы, что растянулись в усмешке. Девушка поднялась, опираясь рукой на своё колено, будто была уставшей старухой, и повернулась, сверкнув болотными глазами. Невысокая, хрупкая, но этот взгляд…
— Ведьма, — выплюнула я, собрав на руке боевое плетение Хаоса. Девушка цокнула языком, прикасаясь к кулону на шее, и волка охватила магия, защищая его от первого удара.
— Ламос, рядом, — приказала ведьма, прислушиваясь к болотной тишине. — Кикимор распугали, а они обещали мне коренья, — скривилась от досады девочка. А это была точно девочка, не старше шестнадцати лет. — Ламос, она не одна.
