— Матур, — позвал Пиот, и тут мужчина обернулся. Его стальные глаза гасли в считанные секунды, а пальцы всё сильнее сжимали в руках шаль. Золотистую шаль его спутницы. Крик, полный невыносимой боли и потери самого смысла существования замораживал изнутри, разрывая душу на кусочки. Точеные черты лица становились острее, глаза наполнялись ненавистью и жаждой мести, а кожа чернела, впитывая в себя холод беспощадной Вечности. Он кричал и кричал. Казалось, этот бесконечный звук просто разорвёт его на части.
Я не успела вздохнуть, как Скур схватил меня за шиворот и просто впечатал в каменную стену. Боль разрывала тело на мелкие кусочки, но даже это было ничто по сравнению с тем криком, что всё ещё стоял в моих ушах и темном мире Вечности.
С болезненным стоном я вздохнула, ощущая запах моря и костра. Глаза открылись нехотя, сила отозвалась с трудом, а мысли путались. Визит в Вечность остался холодным поцелуем в сознании, и я никак не могла прийти в себя.
Первым моё пробуждение заметил Киртар, что сидел у моего ложа из еловых ветвей, и лишь потом Оми, тут же схватившись меня за руку и делясь своей силой. Его глаза были полны беспокойства и нежности.
— Сая, ты жива, моя ночь, — шептал он, целуя мои пальцы. Каждое его прикосновение отдавало теплом, прогоняя прохладу жестокого мира. — Как же я испугался.
— Я же говорил, что её так просто не убить, — отметил Лант, что ходил неподалеку, проверяя оставшихся у побережья. Большая часть магов уже покинула его. — Верридиан, неверная оценка ситуации, разрывы артерии не столь важны, если маг сгорел изнутри. Ты можешь только облегчить его уход. Хватит лить слезы, наивная идеалистка, это жизнь.
— Об-б-безбболивающее на-в-в-важдение? — всплакнула девушка.
— Клинок, Верридиан, — отрезал Лант, сам приседая около едва дышавшего мага, что продолжал истекать кровью. Неподалеку лежало тело дракона, что, видимо, все же добрался до нас. Одно легкое движение и сердце замирает, отпуская чудом выжившего Перста в объятия Бездны.
Я отвернулась. На другой стороне костра сидел Дорбран. Серый, вымотанный, но живой. Вот нас и осталось двое. Все, с кем мы были так близки, кому доверяли свои жизни, ушли. Ушли навсегда. Теперь около меня были совершенно другие люди. Оми с братьями, профессора ЧИХАТ, давний его ректор и ещё более давний любовник Грешт и названная дочь. Я ощущала её в палатке неподалеку.
— Сая, Сая, ты слышишь меня? — будто из-под воды донесся голос Киртара. Я сморгнула пелену и посмотрела на него. Кажется, он уже долго звал меня.
— Да. Я… Сложно сосредоточиться, — ответила тихо, горло болело, будто после целого озера ледяной воды. Прикрыла глаза.
Мир вокруг пульсировал, сверкал, громыхал, рычал и шипел. В такт моему сердцу эти чувства грызли меня, не давая прийти в себя. В ушах всё ещё стоял крик. Я зажмурилась. Стало тихо. Только треск костра рядом и поглаживание моего Оми. Мой милый дракон. Стоило вздохнуть, как пульсация мира стала ещё более невыносимой, чем прежде. И там, на новой суше пробоиной сочился мрак. Дверь была приоткрыта, но ещё держалась. А за ней существо, рожденное болью и бесконечной скорбью. А здесь Киртар, золотое сердце. Снова стало тихо.
Я посмотрела на дракона, что внимательно следил за мной. Он будто уже знал, что нужно делать, но не мог найти в себе силы решиться. Время подходило к концу, у нас просто не осталось его для раздумий и поисков других вариантов. Я должна перейти все мыслимые границы, обрести силу, а драконы получить шанс.
— Соберите всех, кто может перебраться с нами. До полуночи мы должны быть у врат Вечности. К следующей ночи обряд будет завершен, — я села, ощущая тошноту и головокружение, но не подала виду. Мой дар был близок к отметке ноль, но быстро разгорался. К утру я уже смогу восстановиться до половины, а там, уже не важно, сколько во мне останется энергии, я коснусь врат и стану неуязвимой в этом мире. Для всех я буду Вечной. Как иронично, что даже Вечные познают смерть, а некоторые и кое-что похуже смерти.
Оми всё ещё держал меня на руку и беспокойно заглядывал в глаза. А мне было стыдно, что я не могу дать ему той любви, что он был достоин в своей преданности. Такой, какая суждена Хранителям и их Сердцам, беззаветной и неоспоримой.
— Сутки, — беззвучно выдохнул Киртар, и я ощутила его испуг, а после горький привкус ожидания смерти. Казалось, даже золото волос дракона потускнело, а глаза смотрели в пустоту. Он готовился стать жертвой, уйти в Бездну и исчезнуть. Он видел свою судьбу до врат, но видел ли то, что ждало за ними, там, где его сила слепа и не может видеть?
— Кир, это не плаха, это дверь, — сказала я, но пророк лишь повел плечом. Его уныние ощутил и брат.
— Что ты видел? — спросил Оми у брата, крепче сжимая мои пальцы.
— То, что должно быть. Она сделает что нужно, иначе сюда явится Левиафан и погибнут многие. Вечности нужна жертва, и я принимаю свою судьбу.
— Если он не хочет слышать про двери и жизнь за гранью, его право, пусть страдает. Но первый раз шагать в двери другого мира страшно, — Грешт вышел из палатки и присел на камень у костра, держа в руках открытую бутыль дьявольской слезы. — До сих пор помню. А я совсем мальцом был, мать пропала, а её мужа я никогда не видел, мы с ним только говорили, глядя в ночное небо, но силы я в себе нашёл. Отчим тогда сказал, что мать убита и мне нужно уходить, чтобы сохранить её кровь. Я не спрашивал, а Хранитель усыпил и вот, я уже с первыми демонами в этом мире в полном одиночестве и один в своём роде. Кровь то я сохранил, да только зачем? — Грешт отхлебнул из бутылки и протянул к огню руку. — Через века забываешь, что был какой-то другой мир, остаётся лишь тот, в котором остался.
Я слушала это и замирала. Вот почему Скур был так уверен, что есть надежда. Вот почему он был Левиафаном, но им не был. Теперь знаю и я, а это значит, что… Ведьму обманули, но зачем? Скур хотел, чтобы я взяла под крыло Кармиль? Именно он, действуя напрямую, вмешался в жизнь этой девочки, но на это должна была быть причина. Что говорила ведьма? Дитя надежды? Значит ли это…
— Грешт, у меня к тебе один неприложный наказ. Сейчас ты берёшь Кармиль и уходишь в ЧИХАТ. Как только Нашресс будет восстановлен, вы отправитесь туда. Лант, не спускай с них глаз и возьми лучшую охрану. Как только смогу, я сама возьму ответственность за вашу охрану, — объяснять я ничего не стала. Лишним ушам лучше не знать, что кровь этих двоих слишком ценна для Вечных. — Найдите Аймона, передайте мой приказ на охрану саламандра с принцессой.
— Но без него ритуал… — начал было Оми.
— Я проведу его, — вдруг раздался женский голос. Все обернулись на юную ведьму, что под присмотром одного из профессоров ЧИХАТ изучала мои записи о ритуале. Та самая последняя ведьма, что я собрала в жатву, вот только теперь я едва её узнавала. Как яркая звезда, полная силы в своей решимости. Клятва, что я сняла с неё, исчезла без следа и последствий, и теперь её сила расцвела.
Я прищурилась. Мир снова загрохотал, заискрился и нити магии, что были прямо перед моим носом поражали своей яркостью и толщиной. Они были старыми, я бы даже сказала древними, ведущими к потокам жадно разрушенных храмов и склепам. Как я и думала.
« Её последняя слеза породила род великих женщин», сухой, едва различимый шепот, что пробежался бризом по коже. Я ощутила эту горечь бесконечной печали. И груз неподъемной вины убийцы.
Скур убил сердце Вечности. Великий Кландан задушил её своей верной плетью.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
«В игре судьбы, игре ума, добра и зла, воображения
Я верю в неизбежность, но не верю в поражение.
И никак не сходится, ты как не подведи,
Но я клянусь то, что когда-нибудь свяжу всё воедино
И затяну небрежно два узла,
Я верю не в его непобедимость, верю в неизбежность зла»
Pyrokinesis — Я верю только в неизбежность зла.
Вдох.
Викор строит ряды драконов и демонов, что ограждают быстро осушенный участок земли вблизи леденящих спину врат.
Выдох.
Оми просит профессоров выделить группы для учета нового рельефа материка. Нити мира переплетаются заново, просачиваясь через новые ходы. Тонкая тёмная нить тянется в сторону старого материка и иссыхает. И я слышу молитву, что срывается с пересыхающих губ. Меня зовут и заклинают.
— Сая? — обеспокоенно спрашивает Оми, но мне так страшно смотреть в его глаза, полные надежды. Ну почему именно он? Почему не Вильмор, его не жалко. Почему так жестоко предназначение?
— Что мне делать, Моа? — спросила я, но ответом мне была тишина. Они молчали. Я осталась абсолютно одна.
Каменная дверь разваливалась на глазах, а солнце уже близилось к зениту. У меня так мало времени, чтобы быть демоном. Обычным смертным демоном. А ведь всё шло своим чередом. Праздник, бал, приказ Императора, путешествие в дом неба, этот наглый черный дракон, что был так жесток и обманчиво привлекателен. Его было бы не жалко.
И снова это чувство, будто меня зовут. Моё имя тихим шепотом, лишенным сил. Моё имя в бреду и безумии агонии. И я поняла. Я буду богом, я буду слышать каждого, кто взывает, я буду их пленницей покуда есть мир. Я не могла не ответить. Слишком самозабвенно звал меня умирающий. Он знал, кто я, он знал, что я такое. И я растворилась в этом слабом потоке, ведомая молитвой так далеко, где на осколочных островах лежало тело, покрытое песком и водорослями. Израненное и кровоточащее. Я стояла и смотрела сверху вниз в потемневшие глаза короля.
— Стал таким слабым и жалким. Даже смешно, что ты хотел нам помешать, — вздохнула я, наклонив голову на бок. Вильмор сфокусировал взгляд и зарылся пальцами в окровавленный песок.
— Ты, — прохрипел он, не сводя взгляда. — Ты…
— Я, — улыбнулась. Ткань мира подернулась, и я устало посмотрела наверх. Боль пронзила тело. Тонкий меч вышел из груди, сверкая переливающейся на нём кровью, что нехотя собиралась в тонкие ручейки и возвращалась обратно в вены. Вильмор оскалился, нащупав накопитель, и его раны начали стремительно исчезать. Но стоило ему приглядеться ко мне, как бледность снова вернулась на его лик.
— Ты…
— Я! — довольно оскалилась я, разворачиваясь к нападавшему. Меч каплями металла упал к моим ногам, покидая тело. Солдат с ужасом распахнул глаза, ступая назад от меня. Его суть пыталась обратиться, но я легко контролировала его силу. Наивные. Всего пару часов отделяли меня от Вечности, я была ближе к иным, чем к смертным.
— Пощадите, Великая, — упал на колени мужчина, когда понял, что ему не миновать расправы. Я махнула рукой, отпуская контроль, и дракон тут же покинул остров. Я проводила его внимательным взглядом и развернулась к Вильмору. Тот сидел на песке, скрипя зубами.
— Ну и что с тобой делать, черный?
— Убей меня, — огрызнулся король, на что я лишь тихо рассмеялась. Такой гордый, такой сильный и беспринципный зверь. Он бредил мной, желал и ненавидел. Он страдал, но у меня не было жалости. Когда-то он хотел использовать меня, как многих других. Да, черный был обаятелен, но не настолько, чтобы быть кем-то любимым. Тиран и самодур. Такого короля хотели себе драконы?
— Нет, — ответила я, приседая. В черных глазах плескалась ненависть. Она заставляла воздух трещать. Ему так хотелось видеть мою смерть, но он уже понял, что ему не справиться со мной. И от этого осознания на его лице легла тень облегчения.
Я провела пальцами по его щеке, очерчивая выдающееся скулы. Вильмор дрогнул, желая отстраниться, но почему-то не смог. Его челюсти напряглись, выдавая всё, что было внутри. Такая яркая ненависть и чувство ущемленного достоинства. Стоило тогда выбрать его. Позабавиться, наказать и уйти в вечность без единого сожаления и привязанности. Уйти. Отринуть жизнь в этом мире, пусть и заботиться о его благополучии.
— Я так и знал, что младший не совладает с твоим нравом, — как-то самодовольно заявил король.
— В моих глазах сожаление не об этом, Вильмор. Я жалею, что не остановилась на выборе тебя лишь по одной причине. К тебе я бы никогда не испытывала и капли того, что чувствую к нему. Так было бы легче, — с каждым словом лицо короля серело все больше. Он был повержен.
Я коснулась его губ своими. Снисходительно и невесомо, так, как касается цветка бабочка, что задерживается на нём лишь на миг. Так, как целует ветер, что тут же отправляется в далекие страны. И в это прикосновение я вложила лишь одно желание. Я хотела, чтобы Вильмор обрел покой. Чтобы его гнетущийся дух успокоился и опустил все то, что делало его таким неоправданным монстром.
Покидая остров, я ощущала на себе взгляд стальных глаз, что были лишены силы и притязаний. Это был спокойный как камень мужчина, что уже не жаждал ни короны, ни памяти веков. У драконов не должно быть двух королей, двух земель и раздора. Без этого в их крови пылает сразу две сути, земная и небесная. Но и убивать Вильмора было бы неоправданно жестоко. У него была своя история, свои причины быть тем, кто он есть. И он забыл. Забыл в один миг и смог улыбнуться легко и искренне. Как ребенок, что ещё не знает о боли и разочарованиях.
Жаль, для меня такое же было недостижимым. Моя память делает меня Хранителем. Моё детство, полное противоречивой любви родных, моя юность, полная зарождающегося огня ярости, моя жизнь, полная войны и поистине божественной ответственности. Я не смогу забыть, я просто не посмею.
Никто не спрашивал меня о том, что я чувствовала. Никто не знал, что моя нежность обжигала душу при каждом взгляде Оми на меня. Никто не знал, что моя боль грызла изнутри каждый орган, стоило мне вспомнить о всех, кого я успела потерять. Мой страх был похожи на вязкую трясину, что лишала возможности дышать и двигаться дальше. Я до ужаса боялась того, что ждало меня впереди. Этот крик, что выворачивает душу наизнанку, когда ты теряешь что-то важнее самого себя, важнее дыхания, важнее крови и семьи, он всё ещё стоял в моих ушах. Смертным не познать такого чувства. Не голая страсть, не жажда обладания, а безоговорочная вечная любовь к существу, что открывает для тебя саму суть мироздания.
В моей груди уже поселилось предчувствие этого. Сердце билось всё тише, ожидая того, что однажды заставит его биться дальше. Моа не говорил об этом, но я поняла без него. Это действительно «сердце», только не про чувства или орган. И тем ужаснее мысль о том, что кто-то смог убить его собственноручно. Жертва, принесенная Кланданом была непостижимой. Зачем? Почему именно таким способом? Ответов не было, но была уверенность, что это было верным решением. Для чего бы Скур не убил своё Сердце, на то должна была быть веская причина.
Ритуал был практически готов. Амира была смела, спасая своей жертвой сестру. Кармиль была под надежной охраной далеко и не знала, что сестры ей больше не увидеть. Девочки были невинными, жертвы древнего замысла, дети последней слезы из Вечности, создания последней надежды для тех, кто выше этого мира. Надежды на другую судьбу и для меня. Пророки прошлого видели этот день. Они писали его кровью первых демонов. Они лили слезы о жертвах задолго до их рождения.
Я прикрыла глаза, стоя у двери в Вечность. Мои ладони скользнули по воздуху, призывая кости, что были погребены под землей.
