Тех, кто погиб, не сумев покинуть материк. Тех, кто отказался уходить. И небо затянуло черными облаками. Густыми, рваными. Тяжелыми, как камень. Небо пролило свои слезы, агатовые, тёплые, первым дождём на новой земле. Черная влага смывала с костей грязь и корни, оставляя только мраморные очертания забытых драконов. Духи земли тянуло к костям своих собратьев. Измотанные в бесконечном ожидании жизни, сходящие с ума в тоске о семьях, что жили века без них за морями и горами. Они приходили сюда, они шептали голосами ветров, но никто их не слышал. Лишь Оми напрягся, ощущая моей силой их присутствие. И душа, что была возрождена в нём, с надеждой искала знакомые голоса. Он всё ещё ждал ту, что потерял когда-то. И так же он будет ждать меня, стоит лишь мне уйти.
Развернулась. Медленно, не тревожа призванных духов. Костяной кинжал в руке горел, подобно пламени, наливаясь силой призыва, и небо прекратило плакать. Даже ветер стих, когда на влажную землю ступил первый маг жизни. Из темноты провала они шагали один за другим, подвластные запрещенной магии. Полные ужаса и злости, отчаяния и недоверия. Они умоляли, они плакали, они вопили. Их сила привязывалась к контурам ритуального круга, связывая их жизнь с чем-то уже давно мёртвым. Тепло утекало стремительно, заставляя их тела дрожать как листья на ветру. Оми не вынес этого и взмыл в небеса, озаряя их бликами лунного света, что стекал с его чешуи.
И тут я услышала её.
Голос был звонким и нежным. Как лунная песнь, как шепот догорающего костра и шорох разбивающихся о камни волн. Голос любящей женщины, что века ждала, чтобы её услышали. Прожившая когда-то тысячи лет и погибшая только потому, что полюбила. Она стояла передо мной в голубом платье. Призрачная, тающая на глазах и такая яркая одновременно. Так похожая на меня. И дракон пал к её ногам в человеческом облике. Пал на колени, не веря своим глазам, и тянул руки, но не мог коснуться мёртвой души. А она улыбалась. Так искреннее и нежно, что по моей щеке потекла слеза. Холодная, полная жизненной силы. Она обжигала похолодевшую кожу, и я поняла, что моё сердце все же встало.
«Можешь принять её, но тогда и все её чувства, и память будут твоими. Последняя слеза смертности, капля, способная даровать жизнь тому, что уже не спасти ничем иным. Но подумай о том, что чувствуешь ты. Череда самоотверженности породила бесконечную цепочку жертв, может быть только эгоизму её под силу остановить».
Скур. Он всё же был рядом. Он ничего не требовал, просто ставил в известность. Признаться, с каждым новым размышлением о нём, он становился всё менее отвратительным. Да и страх перед ним, что был присущ остальным, меня не трогал. Его слова затронули во мне то, что заставило думать. Ведь правда, чего хочу я? Ещё одну боль в своём сердце? Наргулус уже похоронил свою невесту тысячи лет назад, им пора попрощаться. Да и хочет ли мертвая жить снова, а не обрести долгожданный покой и шанс на перерождение в новой жизни?
Слезу я собрала и заперла в кристалле. Мне ещё предстоит вырастить Сердце Скура, и вряд ли всё пройдёт без сложностей. Если она умрёт до того, как сможет войти в Вечность, всё будет бессмысленно.
— Всем драконам занять свои места, пора закрывать ритуал! — скомандовала я, направляясь к Амире.
Девушка не дрогнула. Смелая и самоотверженная, она сама шагнула вперёд, касаясь грудью кончика кинжала, позволяя капле крови потечь вниз по бледной коже. Духи разом уставились на нас. Кровь самой сильной из магесс жизни манила их к себе, подобно живительному нектару.
Оми взглянул на меня, когда призрак демоницы начал таять, утекая в нити плетения смерти, что переплетались с рунами жизни. Она уходила, становясь частью ритуала. Сама. И я смогла лишь едва улыбнуться ей на прощание, принимая её выбор. Она хотела уйти сейчас, внеся свою силу в ритуал возвращения душ. А Оми смотрел на меня с требованием и надеждой. Мотнула головой. Поджала губы. Отвернулась к небесам, закручивая плетения. Она ушла уже давно, а сейчас обретет вечный покой. Её сила растворится в нитях мира, найдёт себе новое пристанище, но это уже будет не она. Другие живые существа, деревья, даже трава. Всё это состоит из той же энергии, что когда-то другие.
Пламя внутри начало выжигать меня изнутри, когда драконы встали на свои места. Каждая из душ их предков находила тех, кто ближе по крови и духу, втекала в живую кровь, напитываясь силой жизни магов. Самые слабые уже упали на колени, не в силах устоять на ногах. Кто сильнее, держался и молился. Я слышала их голоса гулом пчелиного роя в голове. Силы не хватало.
Пальцы сильнее сжали рукоять кинжала. Острая кость вошла в грудь девушки как в мягкое масло. Её яркие глаза озарил свет магии, а после она рухнула вниз, цепляясь пальцами за мой наряд. Последние души входили в тела, но остались и те, кому не нашлось приюта. У них не было живых представителей рода, у них не нашлось никого, кто бы хоть отдаленно был подобен им, и они уходили. Навсегда растворялись в рунах смерти. Или же их семьи поверили Вильмору и не явились на зов Оми. Что же, их ждёт ужасная участь, как и всех их потомков. Дикие драконы, звери.
Кости затрещали, обращаясь мелкой крошкой, что стремилась к вратам. Новая костяная арка переливалась мрамором каменной кости, а дверь осыпалась прахом. Лишь бездонное черное зеркало, что колыхнулось от моего прикосновения. И я поняла, что больше не чувствую своей силы. Она истаяла в холоде новой, ещё неведомой мне силы. Моё физическое сердце сегодня замерло, останавливая ход времени для меня, теперь и сила обернулась чем-то иным.
Вот и всё.
Я протянула руку, призывая золотое пламя Киртара, и тот оказался передо мной в тот же миг. Он дрогнул, узрев перед собой дверь в Вечность. Оми попытался схватить его, оттащить, но не успел. Черная гладь подернулась рябью, и острые когти схапали золотого, утаскивая в омут. Следом туда шагнула и я.
В этот раз всё было ярким. Да, здесь царила вечная ночь, но всё в этом мире источало свой яркий свет, который придавал пустоте ту непостижимую красоту. И на этот раз меня ждали. Скур стоял недалеко, но будто отдельно, а вот разномастная толпа самых необычных существ с улыбками встречала меня. Моа прижимал к себе вопящего Киртара и обретал всё более человеческие очертания. Если змеиный хвост можно назвать чем-то человеческим, а чешуйки на лице обычным украшением. Но он уже не походил на Левиафанов, что кружили неподалеку, не решаясь подойти.
— Почему она не темнеет? — вдруг задала вопрос уже знакомая мне по прошлому визиту крылатая альбиноска. После её слов переговаривающиеся и приветствующие меня хранители замолчали, с интересом разглядывая меня.
Скур подошёл и одним движением выцепил из браслета кристалл со слезой. Мои руки и зубы нагрелись, отрастая длиннее и острее, а кожа стянулась темнотой Левиафанов. Скур же наоборот стал светлее, но не настолько, чтобы походить на себя прошлого. Скорее был уже не так похож на чудовище. Бог подкинул в руке кристалл и спрятал его к себе в карман.
— Это то, что возвращает жизнь? — спросил один из богов, а Скур коснулся плети.
— Артефакты из сути хранителей принадлежат Кландану, все до одной, — напомнил он, но всё тот же рослый и худощавый демон оскалился, не согласившись.
— Твоя плеть тоже артефакт, но она в твоих руках! Кто последним видел Кландана? Он давно сгинул, а этот скур пригреб к себе власть, — бог явно жаждал бунта.
— Хочешь стать невозвратимым прахом? — Скур шипел, а бог продолжал скалиться. Рядом с ним тут же исчезли остальные, не желая попадать под удар. Я встала перед Скуром, обнажая свои клыки. Свою сторону я уже выбрала. Это обескуражило бога, заставив его неуверенно оглянуться, а других богов распахнуть в изумлении глаза. Скура боялись, не перечили, но и не защищали. Древний был сам по себе. — Думаешь, мне нужна защита, Сая?
— Думаю, идиоту нужна взбучка, а не казнь. Не знаю на что способно последнее дыхание вечного, но подозреваю на очень многое. Ответь только на один вопрос, чего ради? — что именно, уточнения не требовало. Скур уже понял, что я догадалась о его сути и том, откуда эта плеть. Артефакт, что он сам сотворил, пожертвовав самым дорогим, что у него было.
— Нужно было подавить бунт, лишив их возможности к возрождению. Кландан может просто убить хранителя и сердце, но тогда они возродятся вновь, с теми же порывами и желаниями. В них останется большая часть их памяти, а значит и сути. Снова и снова. А потом они смогли убить одного из древних. Одного из моих любимых братьев. Нейтра всегда была радикальной, но когда она сказала, что нужно сделать… Я задушил своей плетью сердце Кландана, создав самое могущественное оружие в Вечности. Стирающее любую жизнь до атома, стирая всю энергию, что ими порождена. Многие древние потеряли тогда свои сердца, многие и жизни. Остался я. И я буду хранить порядок закона, — Скур протянул мне рукоять плети, однако крепко держа её своими цепкими пальцами. — Коснись.
И я прикоснулась. Агония последних мгновений жизни его сердца горела в этой плети ужасающей силой и болью. На тонких губах высшего бога появилась усмешка. Ядовитая, горькая, опасная. Он ощущал это каждый раз, как касался оружия? Какой силой нужно обладать, чтобы покорить такую боль? Чтобы не сойти с ума? Тысячелетия он сидит в Вечности, прогоняя один и тот же момент в памяти, ожидая чуда возрождения. Храня тайну своего имени, храня ужасную тайну убийства собственного сердца.
— И лишив наших братьев шанса на возрождение! Тех, кто не виновен, мы не можем вернуть из-за тебя, — плевался ядом всё тот же парень. Я оскалилась на него, чуть зарычав. Какое неуважение!
— Такие как ты привели к этому, — отрезала я, выпрямившись. И все же что-то не сходилось. — Я думала, хранители не могут умереть в этом мире, только в чужих, разве не так? Как смогли убить древнего?
— Моя плеть была вторым таким артефактов здесь. Был бог, что убил своё сердце, чтобы стать великим. Ему было плевать. Он желал быть выше иных. Выше Кландана. Сердце делало его слабым, так он решил, и сделал то, что противоречит любому закону Вечности. Хранитель может убить своё сердце в любом мире, даже здесь, как и его сердце может убить его. Единственная уязвимость. Она нужна. Когда мир умирает, Хранитель остаётся, но ему уже нечего беречь. А когда умирает Хранитель, умирает и его мир, просто исчезает, превращаясь в пыль. Вот из неё рождается новый мир, где возрождаются боги парой в один день, если погибли от рук друг друга.
— Глубокий экскурс в историю, Скур, но ты лучше расскажи, где Кландан? — потребовала ответа огненная девушка.
— Сая, добро пожаловать в Вечность. Но не задерживайся тут надолго, ты ведь помнишь, что сказала тебе ведьма? Потомок твоей названной дочери нужен нам. Позаботься об этом, — Скур окинул взглядом дверь в мой мир. «Я не могу посещать низшие миры, только наблюдать». Мысли Кландана в моей голове были как прикосновения раскаленной кочерги. Я скривилась, прикрыв глаза. Если он будет так общаться, я долго не вынесу.
« Ты удивишься, что можно вынести, когда у тебя нет выбора».
« Сая, прошу тебя…» меня звали из мира.
« О боги, если вы есть у этого мира, пусть он захлебнётся кровью!», так самоотверженно, так зло, что я невольно прислушалась. Мир ждал моей власти, моих решений и помощи. Я замерла, слушая эти бесконечные перешептывания в своей голове. Как много.
— Это молитвы, исходящие от искреннего сердца, юная богиня, — поняв моё состояние, подсказал огненный спутник пламенной хранительницы.
— О да, их будет много, не стремись помогать всем. Мир сам подскажет, к кому стоит прислушаться. Их голоса четкие, а души как маяки. Закрой глаза, — Пиот положил руку мне на плечо. Я прикрыла глаза, узрев очертания стен. — Слушай. Слушай внимательно.
Пузатый мужчина стоял перед связанной девушкой и сально улыбался. Самодовольный, явно привыкший к тому, что на его положение в обществе все смотрят снизу вверх, внимая каждому слову. И я слышала его мысли. Всё, что ждало эту юную девушку, что только входила в силу. В очень странную силу. Она была не так сильна, но её необычный дар делал её настоящей драгоценностью. И её ждала судьба далеко от этих земель. Предназначенная. Она гордо держала голову, просто испепеляя взглядом мужчину, желая ему самых мучительных несчастий в мироздании.
— Да сбудутся все твои проклятия в этот день, малышка, — шепнула я, отправляя по миру волну своей воли. Нити загорались ярче, ловя свою порцию божественной силы. Мир будто затрещал шестеренками, меняя ход лет, и стало легче. Не знаю почему, но стало. Будто я сделала что-то непоправимо правильное.
— Добро пожаловать в семью, вечная, — тепло улыбнулся змей.
Добро пожаловать в начало.
«Из ящика Пандоры, где скрывались все злосчастья человечества, древние греки последней выпустили надежду как самую грозную из казней.»
Альбер Камю. «Лето в Алжире.»
С самого рождения она была особенной. Долгожданная и любимая с первой секунды своего существования Ариа Диаро Наргадар была самим воплощением вечного света. Её яркие глаза будто улыбались и заставляли улыбаться в ответ. Даже угасающий от разлуки с женой Оминранд, её названный дедушка, не мог долго предаваться тоске в её компании. Ариа росла быстро. По крайней мере всем так всем казалось, ведь с каждым новым днём она становилась всё ближе к своей судьбе.
Кландан не отходил от двери в её мир. Он не выпускал из руки плеть, хотя эта ноша была порой просто невыносимой. Но не только высший нёс тяжелое бремя боли. Саяра спала и видела свой долгий сон. Он уже стал для неё кошмаром, но покинуть его она не могла. Сон был её облегчением. Тот, что когда-то бог ей и пообещал. Она была со своим сердцем в мире ужасно пустом. Там не было магии. Там не было надежды. Да и шанса быть с тем, кто был ей так необходим тоже не было. Она могла лишь наблюдать издалека, как и сам Скур сейчас, так что он прекрасно понимал страдания своей подданной.
Просыпаясь в мире без магии, Сая не помнила себя той, кем была. С нуля, с чистого листа. Да, она ощущала, что этот мир ей чужд, что предназначенная ей сила куда больше того, что тихо тлело в слабом смертном теле её аватара, но могла лишь мечтать о былом могуществе. И Кландан нарушал правила, написанные им же самим. Он давал Саяре знаки, проявляясь в совпадениях и предчувствиях. А когда Ариа перешла порог своего четырнадцатилетия и чуть не погибла на его глазах, он сделал то, за что его нарекли бы Скуром ещё раз. Кландан явился спящей богине в отражениях, в которые Саяра вглядывалась в поисках ответов. В темноте размытых контуров и глухих ударов смертного сердца, чтобы рассказать истину.
Он просил проснуться, просил отступить и смириться, чтобы сохранить ту, что исправит всё то, что случилось когда-то. Просил убить себя, чтобы вернуться в вечность и подождать там. Он говорил её рисунками, отражался в её стихах, творил выдуманный, как она считала, мир её руками. Она не верила, хотя ей бы очень хотелось, чтобы всё, что было в её творениях было реальным. Там, где она сейчас была надежда уже истлела, а так… Был шанс, что это не конец.
Развернулась. Медленно, не тревожа призванных духов. Костяной кинжал в руке горел, подобно пламени, наливаясь силой призыва, и небо прекратило плакать. Даже ветер стих, когда на влажную землю ступил первый маг жизни. Из темноты провала они шагали один за другим, подвластные запрещенной магии. Полные ужаса и злости, отчаяния и недоверия. Они умоляли, они плакали, они вопили. Их сила привязывалась к контурам ритуального круга, связывая их жизнь с чем-то уже давно мёртвым. Тепло утекало стремительно, заставляя их тела дрожать как листья на ветру. Оми не вынес этого и взмыл в небеса, озаряя их бликами лунного света, что стекал с его чешуи.
И тут я услышала её.
Голос был звонким и нежным. Как лунная песнь, как шепот догорающего костра и шорох разбивающихся о камни волн. Голос любящей женщины, что века ждала, чтобы её услышали. Прожившая когда-то тысячи лет и погибшая только потому, что полюбила. Она стояла передо мной в голубом платье. Призрачная, тающая на глазах и такая яркая одновременно. Так похожая на меня. И дракон пал к её ногам в человеческом облике. Пал на колени, не веря своим глазам, и тянул руки, но не мог коснуться мёртвой души. А она улыбалась. Так искреннее и нежно, что по моей щеке потекла слеза. Холодная, полная жизненной силы. Она обжигала похолодевшую кожу, и я поняла, что моё сердце все же встало.
«Можешь принять её, но тогда и все её чувства, и память будут твоими. Последняя слеза смертности, капля, способная даровать жизнь тому, что уже не спасти ничем иным. Но подумай о том, что чувствуешь ты. Череда самоотверженности породила бесконечную цепочку жертв, может быть только эгоизму её под силу остановить».
Скур. Он всё же был рядом. Он ничего не требовал, просто ставил в известность. Признаться, с каждым новым размышлением о нём, он становился всё менее отвратительным. Да и страх перед ним, что был присущ остальным, меня не трогал. Его слова затронули во мне то, что заставило думать. Ведь правда, чего хочу я? Ещё одну боль в своём сердце? Наргулус уже похоронил свою невесту тысячи лет назад, им пора попрощаться. Да и хочет ли мертвая жить снова, а не обрести долгожданный покой и шанс на перерождение в новой жизни?
Слезу я собрала и заперла в кристалле. Мне ещё предстоит вырастить Сердце Скура, и вряд ли всё пройдёт без сложностей. Если она умрёт до того, как сможет войти в Вечность, всё будет бессмысленно.
— Всем драконам занять свои места, пора закрывать ритуал! — скомандовала я, направляясь к Амире.
Девушка не дрогнула. Смелая и самоотверженная, она сама шагнула вперёд, касаясь грудью кончика кинжала, позволяя капле крови потечь вниз по бледной коже. Духи разом уставились на нас. Кровь самой сильной из магесс жизни манила их к себе, подобно живительному нектару.
Оми взглянул на меня, когда призрак демоницы начал таять, утекая в нити плетения смерти, что переплетались с рунами жизни. Она уходила, становясь частью ритуала. Сама. И я смогла лишь едва улыбнуться ей на прощание, принимая её выбор. Она хотела уйти сейчас, внеся свою силу в ритуал возвращения душ. А Оми смотрел на меня с требованием и надеждой. Мотнула головой. Поджала губы. Отвернулась к небесам, закручивая плетения. Она ушла уже давно, а сейчас обретет вечный покой. Её сила растворится в нитях мира, найдёт себе новое пристанище, но это уже будет не она. Другие живые существа, деревья, даже трава. Всё это состоит из той же энергии, что когда-то другие.
Пламя внутри начало выжигать меня изнутри, когда драконы встали на свои места. Каждая из душ их предков находила тех, кто ближе по крови и духу, втекала в живую кровь, напитываясь силой жизни магов. Самые слабые уже упали на колени, не в силах устоять на ногах. Кто сильнее, держался и молился. Я слышала их голоса гулом пчелиного роя в голове. Силы не хватало.
Пальцы сильнее сжали рукоять кинжала. Острая кость вошла в грудь девушки как в мягкое масло. Её яркие глаза озарил свет магии, а после она рухнула вниз, цепляясь пальцами за мой наряд. Последние души входили в тела, но остались и те, кому не нашлось приюта. У них не было живых представителей рода, у них не нашлось никого, кто бы хоть отдаленно был подобен им, и они уходили. Навсегда растворялись в рунах смерти. Или же их семьи поверили Вильмору и не явились на зов Оми. Что же, их ждёт ужасная участь, как и всех их потомков. Дикие драконы, звери.
Кости затрещали, обращаясь мелкой крошкой, что стремилась к вратам. Новая костяная арка переливалась мрамором каменной кости, а дверь осыпалась прахом. Лишь бездонное черное зеркало, что колыхнулось от моего прикосновения. И я поняла, что больше не чувствую своей силы. Она истаяла в холоде новой, ещё неведомой мне силы. Моё физическое сердце сегодня замерло, останавливая ход времени для меня, теперь и сила обернулась чем-то иным.
Вот и всё.
Я протянула руку, призывая золотое пламя Киртара, и тот оказался передо мной в тот же миг. Он дрогнул, узрев перед собой дверь в Вечность. Оми попытался схватить его, оттащить, но не успел. Черная гладь подернулась рябью, и острые когти схапали золотого, утаскивая в омут. Следом туда шагнула и я.
В этот раз всё было ярким. Да, здесь царила вечная ночь, но всё в этом мире источало свой яркий свет, который придавал пустоте ту непостижимую красоту. И на этот раз меня ждали. Скур стоял недалеко, но будто отдельно, а вот разномастная толпа самых необычных существ с улыбками встречала меня. Моа прижимал к себе вопящего Киртара и обретал всё более человеческие очертания. Если змеиный хвост можно назвать чем-то человеческим, а чешуйки на лице обычным украшением. Но он уже не походил на Левиафанов, что кружили неподалеку, не решаясь подойти.
— Почему она не темнеет? — вдруг задала вопрос уже знакомая мне по прошлому визиту крылатая альбиноска. После её слов переговаривающиеся и приветствующие меня хранители замолчали, с интересом разглядывая меня.
Скур подошёл и одним движением выцепил из браслета кристалл со слезой. Мои руки и зубы нагрелись, отрастая длиннее и острее, а кожа стянулась темнотой Левиафанов. Скур же наоборот стал светлее, но не настолько, чтобы походить на себя прошлого. Скорее был уже не так похож на чудовище. Бог подкинул в руке кристалл и спрятал его к себе в карман.
— Это то, что возвращает жизнь? — спросил один из богов, а Скур коснулся плети.
— Артефакты из сути хранителей принадлежат Кландану, все до одной, — напомнил он, но всё тот же рослый и худощавый демон оскалился, не согласившись.
— Твоя плеть тоже артефакт, но она в твоих руках! Кто последним видел Кландана? Он давно сгинул, а этот скур пригреб к себе власть, — бог явно жаждал бунта.
— Хочешь стать невозвратимым прахом? — Скур шипел, а бог продолжал скалиться. Рядом с ним тут же исчезли остальные, не желая попадать под удар. Я встала перед Скуром, обнажая свои клыки. Свою сторону я уже выбрала. Это обескуражило бога, заставив его неуверенно оглянуться, а других богов распахнуть в изумлении глаза. Скура боялись, не перечили, но и не защищали. Древний был сам по себе. — Думаешь, мне нужна защита, Сая?
— Думаю, идиоту нужна взбучка, а не казнь. Не знаю на что способно последнее дыхание вечного, но подозреваю на очень многое. Ответь только на один вопрос, чего ради? — что именно, уточнения не требовало. Скур уже понял, что я догадалась о его сути и том, откуда эта плеть. Артефакт, что он сам сотворил, пожертвовав самым дорогим, что у него было.
— Нужно было подавить бунт, лишив их возможности к возрождению. Кландан может просто убить хранителя и сердце, но тогда они возродятся вновь, с теми же порывами и желаниями. В них останется большая часть их памяти, а значит и сути. Снова и снова. А потом они смогли убить одного из древних. Одного из моих любимых братьев. Нейтра всегда была радикальной, но когда она сказала, что нужно сделать… Я задушил своей плетью сердце Кландана, создав самое могущественное оружие в Вечности. Стирающее любую жизнь до атома, стирая всю энергию, что ими порождена. Многие древние потеряли тогда свои сердца, многие и жизни. Остался я. И я буду хранить порядок закона, — Скур протянул мне рукоять плети, однако крепко держа её своими цепкими пальцами. — Коснись.
И я прикоснулась. Агония последних мгновений жизни его сердца горела в этой плети ужасающей силой и болью. На тонких губах высшего бога появилась усмешка. Ядовитая, горькая, опасная. Он ощущал это каждый раз, как касался оружия? Какой силой нужно обладать, чтобы покорить такую боль? Чтобы не сойти с ума? Тысячелетия он сидит в Вечности, прогоняя один и тот же момент в памяти, ожидая чуда возрождения. Храня тайну своего имени, храня ужасную тайну убийства собственного сердца.
— И лишив наших братьев шанса на возрождение! Тех, кто не виновен, мы не можем вернуть из-за тебя, — плевался ядом всё тот же парень. Я оскалилась на него, чуть зарычав. Какое неуважение!
— Такие как ты привели к этому, — отрезала я, выпрямившись. И все же что-то не сходилось. — Я думала, хранители не могут умереть в этом мире, только в чужих, разве не так? Как смогли убить древнего?
— Моя плеть была вторым таким артефактов здесь. Был бог, что убил своё сердце, чтобы стать великим. Ему было плевать. Он желал быть выше иных. Выше Кландана. Сердце делало его слабым, так он решил, и сделал то, что противоречит любому закону Вечности. Хранитель может убить своё сердце в любом мире, даже здесь, как и его сердце может убить его. Единственная уязвимость. Она нужна. Когда мир умирает, Хранитель остаётся, но ему уже нечего беречь. А когда умирает Хранитель, умирает и его мир, просто исчезает, превращаясь в пыль. Вот из неё рождается новый мир, где возрождаются боги парой в один день, если погибли от рук друг друга.
— Глубокий экскурс в историю, Скур, но ты лучше расскажи, где Кландан? — потребовала ответа огненная девушка.
— Сая, добро пожаловать в Вечность. Но не задерживайся тут надолго, ты ведь помнишь, что сказала тебе ведьма? Потомок твоей названной дочери нужен нам. Позаботься об этом, — Скур окинул взглядом дверь в мой мир. «Я не могу посещать низшие миры, только наблюдать». Мысли Кландана в моей голове были как прикосновения раскаленной кочерги. Я скривилась, прикрыв глаза. Если он будет так общаться, я долго не вынесу.
« Ты удивишься, что можно вынести, когда у тебя нет выбора».
« Сая, прошу тебя…» меня звали из мира.
« О боги, если вы есть у этого мира, пусть он захлебнётся кровью!», так самоотверженно, так зло, что я невольно прислушалась. Мир ждал моей власти, моих решений и помощи. Я замерла, слушая эти бесконечные перешептывания в своей голове. Как много.
— Это молитвы, исходящие от искреннего сердца, юная богиня, — поняв моё состояние, подсказал огненный спутник пламенной хранительницы.
— О да, их будет много, не стремись помогать всем. Мир сам подскажет, к кому стоит прислушаться. Их голоса четкие, а души как маяки. Закрой глаза, — Пиот положил руку мне на плечо. Я прикрыла глаза, узрев очертания стен. — Слушай. Слушай внимательно.
Пузатый мужчина стоял перед связанной девушкой и сально улыбался. Самодовольный, явно привыкший к тому, что на его положение в обществе все смотрят снизу вверх, внимая каждому слову. И я слышала его мысли. Всё, что ждало эту юную девушку, что только входила в силу. В очень странную силу. Она была не так сильна, но её необычный дар делал её настоящей драгоценностью. И её ждала судьба далеко от этих земель. Предназначенная. Она гордо держала голову, просто испепеляя взглядом мужчину, желая ему самых мучительных несчастий в мироздании.
— Да сбудутся все твои проклятия в этот день, малышка, — шепнула я, отправляя по миру волну своей воли. Нити загорались ярче, ловя свою порцию божественной силы. Мир будто затрещал шестеренками, меняя ход лет, и стало легче. Не знаю почему, но стало. Будто я сделала что-то непоправимо правильное.
— Добро пожаловать в семью, вечная, — тепло улыбнулся змей.
Добро пожаловать в начало.
ГЛАВА 16
«Из ящика Пандоры, где скрывались все злосчастья человечества, древние греки последней выпустили надежду как самую грозную из казней.»
Альбер Камю. «Лето в Алжире.»
С самого рождения она была особенной. Долгожданная и любимая с первой секунды своего существования Ариа Диаро Наргадар была самим воплощением вечного света. Её яркие глаза будто улыбались и заставляли улыбаться в ответ. Даже угасающий от разлуки с женой Оминранд, её названный дедушка, не мог долго предаваться тоске в её компании. Ариа росла быстро. По крайней мере всем так всем казалось, ведь с каждым новым днём она становилась всё ближе к своей судьбе.
Кландан не отходил от двери в её мир. Он не выпускал из руки плеть, хотя эта ноша была порой просто невыносимой. Но не только высший нёс тяжелое бремя боли. Саяра спала и видела свой долгий сон. Он уже стал для неё кошмаром, но покинуть его она не могла. Сон был её облегчением. Тот, что когда-то бог ей и пообещал. Она была со своим сердцем в мире ужасно пустом. Там не было магии. Там не было надежды. Да и шанса быть с тем, кто был ей так необходим тоже не было. Она могла лишь наблюдать издалека, как и сам Скур сейчас, так что он прекрасно понимал страдания своей подданной.
Просыпаясь в мире без магии, Сая не помнила себя той, кем была. С нуля, с чистого листа. Да, она ощущала, что этот мир ей чужд, что предназначенная ей сила куда больше того, что тихо тлело в слабом смертном теле её аватара, но могла лишь мечтать о былом могуществе. И Кландан нарушал правила, написанные им же самим. Он давал Саяре знаки, проявляясь в совпадениях и предчувствиях. А когда Ариа перешла порог своего четырнадцатилетия и чуть не погибла на его глазах, он сделал то, за что его нарекли бы Скуром ещё раз. Кландан явился спящей богине в отражениях, в которые Саяра вглядывалась в поисках ответов. В темноте размытых контуров и глухих ударов смертного сердца, чтобы рассказать истину.
Он просил проснуться, просил отступить и смириться, чтобы сохранить ту, что исправит всё то, что случилось когда-то. Просил убить себя, чтобы вернуться в вечность и подождать там. Он говорил её рисунками, отражался в её стихах, творил выдуманный, как она считала, мир её руками. Она не верила, хотя ей бы очень хотелось, чтобы всё, что было в её творениях было реальным. Там, где она сейчас была надежда уже истлела, а так… Был шанс, что это не конец.
