Внутри Марии что-то дрогнуло.
Дни потекли в своем особом ритме: они выходили в город, иногда вместе наблюдали за людьми, иногда просто гуляли, делая вид, что это обычная пара — он и она. Никто на улице не видел в них того, чем они были на самом деле. Это странное ощущение «нормальности» сближало их сильнее, чем все разговоры.
Вечерами Мария иногда готовила ужин — простой, но горячий, — и они ели на кухне под светом лампы, который делал стены вокруг золотистыми. Алексей почти не говорил во время еды, но иногда его ладонь задерживалась на её руке чуть дольше, чем нужно, когда он брал у неё чашку или миску.
Однажды, когда она мыла посуду, он подошёл сзади, облокотился на край раковины и тихо сказал:
— Ты стала частью дома. Это… странно.
— Что именно? — она повернулась к нему через плечо.
— Что мне это нравится.
Он сказал это так, будто признавался себе, а не ей.
В один из вечеров в городе пошёл сильный дождь, и они задержались в парке, дожидаясь, пока он хоть немного стихнет. Мария смеялась, сбивая капли с рукавов, и заметила, что Алексей смотрит на неё как-то иначе — без своей вечной отстранённости.
— Что? — спросила она, улыбаясь.
— Ты смотришь на дождь… как человек, который его любит, — тихо ответил он. — А я никогда не видел, чтобы кто-то радовался холодной воде с неба.
— А ты всегда смотришь на всё, как человек, который оценивает.
Он чуть усмехнулся, но не отвернулся, и в этот момент она вдруг поняла, что его глаза стали мягче.
В ту ночь, вернувшись домой, они не пошли по своим комнатам. Алексей налил им вина, и они остались на кухне, сидя напротив друг друга и разговаривая уже ни о чём: о книгах, о том, какой он был в детстве, о том, что её когда-то пугало, а теперь кажется смешным.
— Я сам не знаю, что это, — признался он, глядя на свои ладони. — Но с тобой… я не думаю про шум в голове.
— А я с тобой забываю, что в этом мире есть кто-то ещё.
Подняв глаза, он поймал её взгляд, и в этой тишине что-то щёлкнуло — без резких движений, но так, что ни один из них уже не мог вернуться к прежнему.
В следующие дни их близость ощущалась словно невидимая нить: мимолётные прикосновения, когда она проходила мимо него в узком коридоре; его рука, задержавшаяся на её талии, когда они вместе доставали что-то с верхней полки; её пальцы, сжимающие его локоть в толпе.
У Марии уже не возникало мысли «сдать» его — наоборот, сама идея казалась ей предательством, худшим, чем любое преступление. Она не могла и не хотела, чтобы его поймали.
Алексей, в свою очередь, всё ещё не называл то, что чувствовал, но ощущение, что кто-то стал частью его замкнутого, безмолвного мира, перестало пугать его. С Марией он впервые за долгие годы позволял себе… не охотиться.
И в один из вечеров, когда они сидели на диване и слушали дождь за окном, он вдруг наклонился к ней ближе, чем когда-либо. Мария положила ладонь на его грудь и услышала, что его сердце бьётся быстрее.
— Мария, — произнёс он тихо, — я не знаю, как это назвать.
— Не называй, — так же тихо ответила она.
Он коснулся её губ, и этот поцелуй был неожиданно нежным для человека, чьи руки привыкли к ножам и холодному металлу.
Всё вокруг могло исчезнуть, но в этот миг их странный, искажённый мир стал единственным, что имело значение.
«Утро, которого раньше не было»
Свет пробивался сквозь плотные серые шторы ленивыми полосками, и в этот раз Мария проснулась первой. В их комнате стояла непривычная тишина — не та тяжёлая, металлическая тишина подвала, а мягкая, теплая, как плед. Она повернула голову и увидела Алексея. Он спал на боку, ровное дыхание, руки расслаблены — без привычного напряжения, будто во сне он впервые за долгое время перестал «стоять на посту».
Воспоминания ночи вернулись мгновенно. Их первый по-настоящему совместный, осознанный шаг в интимность. До этого времени между ними было притяжение, но Алексей никогда не переходил ту грань — слишком закрытый, слишком осторожный. Вечером всё изменилось: они не торопились, каждый момент был как отдельная глава, и Мария впервые почувствовала, что его «контроль» уступает место чему-то живому, человеческому.
На кухне, за завтраком, он выглядел иначе.
Алексей наливал себе кофе, но делал это молчаливо, не глядя прямо на неё.
— Ты, случайно, не хочешь мне рассказать, что с тобой? — спросила она, откусывая кусочек тоста.
Он обратил на неё короткий взгляд, почти виноватый:
— Я просто… не знаю, как это.
— Как что? — тихо усмехнулась Мария.
— Как быть… тёплым с кем-то. Я не знаю, что такое… любовь.
Эти слова он произнёс сухо, но внутри было что-то большее — лёгкая растерянность, неуверенность, которую он редко себе позволял.
Мария отложила чашку, обошла стол и села к нему ближе. Обняла за плечи, прижалась щекой:
— Это когда ты чувствуешь, что рядом с человеком тебе спокойно. Что за него ты сделаешь то, чего бы не сделал для других. Когда тебе важно, что он дышит, ест, спит… и что он знает — ты не уйдёшь.
Он молчал, но плечи чуть расслабились.
— Значит… это то, что у нас сейчас?
— Да, Алексей. Это и есть оно.
Он кивнул, а потом впервые за всю их историю позволил ей поцеловать его первым.
После завтрака они собрались выходить. Сегодня план был привычный: город, наблюдение, цель. Но ощущение после утреннего разговора не отпускало — между ними осталось что-то невидимое, что делало шаги тише и взгляды длиннее.
В этот день они решили искать цель без спешки.
— Не будем брать первую попавшуюся, — говорил Алексей. — Хочу, чтобы был прям… идеальный выбор.
Они шли по длинной улице, проходили мимо остановок, небольших кафе.
Мария вдруг заметила мужчину, выходящего из аптеки с пакетом. Средних лет, ссутуленный, явно в состоянии усталости или болезни.
— Он, — тихо сказала она, показывая глазами.
Алексей посмотрел чуть дольше, чем обычно, и кивнул:
— Подойдёт. Сегодня вечером — работа.
Весь день они провели как обычная пара, у каждого своё «алиби». Алексей на своей «типографии» был всё тем же образцовым сотрудником: ровная осанка, вежливые ответы, внимание к деталям. Никто бы и подумать не мог, кто вернётся в этот дом вечером.
Мария же устроилась на временную работу в небольшой книжный, неподалёку от центра. Там она просто была собой: живая, общительная, иногда даже улыбалась клиентам. Контраст между дневной «нормальностью» и ночной правдой только усиливал её чувство принадлежности к нему.
Глубокой ночью они встретились у фургона. Морось ложилась на лица холодными точками. Мужчина-«цель» шёл домой по своей привычной тихой улице.
Мария первой вышла ему навстречу:
— Извините, сколько времени? Телефон сел… — она показала пустую ладонь.
Он остановился, потянулся к часам. Алексей возник бесшумно сзади, удар — и тело пошатнулось, рухнув в его руки.
— Быстро, — коротко бросил он, и они вместе дотащили добычу до фургона.
Свет загорелся мгновенно, и тень жертвы упала на сырую стену. Мужчина очнулся через несколько минут, дёрнулся, увидел их. Паника в глазах, рваное дыхание.
— Мы сыграем, — сообщил Алексей спокойно. — У тебя будет шанс уйти живым. Один. Но шансы… обычно не в твою сторону.
Началось то, что Алексей называл «изучением»: вопросы, контроль реакции, игра в неверные ответы. Мария наблюдала, как быстро тот падает духом, как страх съедает любую надежду. У неё не было жалости — только холодная сосредоточенность.
— Проиграл, — констатировал Алексей спустя двадцать минут.
И всё закончилось быстро: одно точное движение — и тишина.
Они работали слаженно, без слов. Перчатки, пакеты, лента. Разрезы ровные, пакеты полные. Контейнер в фургоне, и через час — чёрная пасть коллектора, в которую всё исчезло.
Домой они вернулись под утро.
Мария собиралась пойти в душ, но Алексей остановил её, взяв за руку. Его глаза были другими — решительными и в этот раз без той внутренней растерянности, что была утром.
— Я знаю, что делать, — тихо сказал он.
Это была другая ночь: он уверенно вёл её, изучал каждый её вздох, каждое движение. Он был спокоен, и в этом спокойствии ощущалось нечто новое, будто наконец понял, как выражать ту самую «теплоту», о которой она говорила за завтраком.
Солнце скользило по краю штор. Они оба проснулись одновременно. Никто не спешил вставать. Он просто смотрел на неё, а она улыбалась — впервые понимая, что в его взгляде больше нет вопроса «что это».
— Теперь я знаю, Мария, — сказал он. — И мне это нравится.
Она прикоснулась к его лицу, и этот жест был ответом.
За окном город просыпался, не подозревая, что две тени под крышей уже готовы идти на следующую охоту — теперь вместе, как союзники, любовники… и хищники.
«Ревность охотников»
Ветер с Невы был пронизывающий, утреннее солнце едва пробивалось сквозь облака, и город казался усталым даже в часы, когда жизнь в нём должна была набирать обороты. Алексей и Мария шли рядом по набережной, кружки с горячим кофе в руках, — выглядели так, будто просто прогуливаются, пользуясь редким свободным утром.
Но внутри у обоих уже шёл процесс, который был для них привычен: глаза скользили по людям, взгляд задерживался на мелочах — походка, осанка, руки, выражение лица.
— Сегодня ты выбираешь, — сказал Алексей, не глядя на неё. — Но помни, это не просто работа. Теперь мы делаем это… вместе.
Мария поймала взгляд на мужчине лет тридцати, сидевшем на лавке, — он что-то печатал в телефоне, иногда поднимал глаза и оглядывался. Был в нём какой-то оттенок одиночества, сдержанного и уставшего. Она хотела сказать «он», но в этот момент мимо прошла высокая блондинка в ярком пальто. Алексей посмотрел на неё чуть дольше, чем обычно.
— Что? — в голосе Марии мелькнуло, хоть она и пыталась скрыть, лёгкое раздражение.
— Цель, наверное. Смотри, как отвлечена, — спокойно прокомментировал он.
— Я думала, мы находим вместе, — сухо отрезала она.
Он чуть усмехнулся.
— Вместе и есть. Но ты же знаешь — я люблю, когда вокруг есть выбор.
Это «люблю, когда есть выбор» резануло сильнее, чем она ожидала. До конца дня этот образ женщины в ярком пальто не выходил у неё из головы.
Вечером они уже давно следили за обеими целями — мужчина с лавки и женщина в пальто. Казалось, Алексей получил удовольствие, наблюдая, как Мария держит себя в напряжении, пока он не решает окончательно, кому повезёт меньше.
— Сегодня — он, — сказал он наконец, имея в виду мужчину. — Женщина подождёт.
Мария не знала, радоваться или злиться, но в глубине души почувствовала: он специально дотянул до вечера, чтобы она «привыкла» к ревности.
Они выждали, когда мужчина пойдёт по узкой улочке к своему дому. Мария, как и в прошлый раз, вышла первой — задала вопрос, легкая улыбка, имитация случайного разговора. Он отвлёкся, и Алексей вошёл в «игру»: резкий перехват за шею, контроль дыхания, укол, и всё — тело уже в его руках.
Но на этот раз, вместо того чтобы быстро увести добычу в фургон, он предложил:
— Давай подождём, пока он придёт в себя прямо здесь. Посмотрим, как он реагирует, когда понимает, что выхода нет.
Мария почувствовала, что это не из тактики. Он просто хотел видеть этот процесс вместе с ней.
Мужчина застонал, глаза открылись… Понимание приходило медленно: сначала удивление, потом страх, и только затем — резкое дёрганье в попытке вырваться. Алексей стоял за его спиной, а Мария — напротив, словно загоняя жертву в между собой.
— Видишь? — мягко сказал Алексей, глядя ей в глаза поверх головы пленника. — Когда мы рядом, их страх умножается. Им кажется, что это — настоящая ловушка.
Она даже не пыталась спорить — почувствовала, что в этот момент ей нравится, как они действуют вдвоём.
Пленника привели в подвал и посадили на стул. Разговор с ним вёл Алексей, но Мария внимательно следила, как меняется его голос — от сухого допроса до почти дружеских вопросов, которые заставляют жертву раскрывать лишнее.
— Мы можем сыграть, — сказал Алексей, повернувшись к Марии. — Выбирай правила.
Она задумалась и произнесла:
— Пусть будет «правда или смерть». Один неверный ответ — и всё.
Вопросы были простыми: город, работа, что делал в определённый день… Но страх заставлял мужчину путаться, и уже на втором круге он дал неверный ответ.
— Проиграл, — коротко сказал Алексей.
Но вместо того чтобы сделать всё сам, он протянул нож Марии.
— В этот раз — ты. Я хочу, чтобы сегодня мы закончили вместе.
Она подошла, почувствовала его руку на своей — так же, как в прошлый раз, — и поняла, что больше нет той дрожи. Нож вошёл быстро, без колебаний. Он не убрал руки, пока всё не закончилось.
Они молча сложили части тела в пакеты, винтили крышки контейнеров. Утилизация прошла быстро — в одном из заброшенных коллекторов, куда Алексей теперь позволял ей спускаться самой, под его присмотром.
Возвращение в дом было на удивление тихим. Но едва они закрыли дверь, Алексей притянул её к себе и поцеловал без слов. В этот раз это не было робким или пробным движением — он действовал уверенно и жадно, будто хотел испытать и её, и себя.
Ночь была длинной, и в ней не осталось места ни подвалам, ни коллекторам, ни чужим лицам.
Проснулись вместе, под одним пледом. Алексей лежал на спине, глядя в потолок. На его лице было то редкое, почти невидимое спокойствие, которое Мария видела лишь пару раз.
— Всё меняется, — сказал он тихо. — И мне это… нравится.
Она только улыбнулась, понимая, что в их мрачном, искажённом мире это было признанием, большего, чем слово «люблю».
И где-то далеко, в холодных дворах Петербурга, уже ходила та, кто станет их новой добычей.
«Девять месяцев тишины»
Зима в Петербурге выдалась особенно холодной, но в их доме стало теплее, чем когда-либо. Мария держала в руках небольшой тест, с двумя чёткими полосками. Она стояла на кухне, не двигаясь, пока не услышала тихий шаг за спиной.
Алексей вошёл, заметил в её пальцах полоску пластика и замер.
— Это… значит, что ты… — он не договорил, но глаза его, обычно холодные и сосредоточенные, изменились — в них впервые за долгое время появилась растерянность.
— Да, Алексей. Мы будем родителями, — тихо произнесла она.
Он подошёл ближе, заглянул ей в глаза так, будто искал там подвох, а потом неожиданно положил ладонь ей на живот, который пока ещё был плоским.
— Значит, всё меняется, — сказал он глухо.
Вечером он сел на свой привычный ящик у стены и долго молчал. Потом сказал:
— На время… всё прекращаем.
Мария подняла брови:
— Всё?
— Охоты. Убийства. Всё. — Он говорил ровно, но его слова были тяжёлыми, как металл. — Ты не будешь подвергать себя риску. Если тебе что-то угрожает — это не цель, это моя ошибка.
Она не ожидала услышать от него такое. Алексей, который всегда ставил контроль и игру выше всего, теперь отказывался от своей привычной сущности — ради неё.
— Но ты ведь… —
— Мне плевать. Девять месяцев мы будем чистыми. Ты родишь, и это самое важное дело, в которое я когда-либо влезал.
Их жизнь стала другой. Не было ни слежек, ни фургонов в тумане, ни запертых дверей подвала. Алексей, правда, порой уходил на часы, но только чтобы принести продукты, витамины, нужные вещи. Иногда просто водил её гулять в парках или по набережной, контролируя каждое её движение взглядом.
Он стал слишком внимателен. Слишком бережен. Даже ночью, когда она спала, он иногда сидел в кресле рядом, как часовой, слушая её дыхание.
Дни потекли в своем особом ритме: они выходили в город, иногда вместе наблюдали за людьми, иногда просто гуляли, делая вид, что это обычная пара — он и она. Никто на улице не видел в них того, чем они были на самом деле. Это странное ощущение «нормальности» сближало их сильнее, чем все разговоры.
Вечерами Мария иногда готовила ужин — простой, но горячий, — и они ели на кухне под светом лампы, который делал стены вокруг золотистыми. Алексей почти не говорил во время еды, но иногда его ладонь задерживалась на её руке чуть дольше, чем нужно, когда он брал у неё чашку или миску.
Однажды, когда она мыла посуду, он подошёл сзади, облокотился на край раковины и тихо сказал:
— Ты стала частью дома. Это… странно.
— Что именно? — она повернулась к нему через плечо.
— Что мне это нравится.
Он сказал это так, будто признавался себе, а не ей.
В один из вечеров в городе пошёл сильный дождь, и они задержались в парке, дожидаясь, пока он хоть немного стихнет. Мария смеялась, сбивая капли с рукавов, и заметила, что Алексей смотрит на неё как-то иначе — без своей вечной отстранённости.
— Что? — спросила она, улыбаясь.
— Ты смотришь на дождь… как человек, который его любит, — тихо ответил он. — А я никогда не видел, чтобы кто-то радовался холодной воде с неба.
— А ты всегда смотришь на всё, как человек, который оценивает.
Он чуть усмехнулся, но не отвернулся, и в этот момент она вдруг поняла, что его глаза стали мягче.
В ту ночь, вернувшись домой, они не пошли по своим комнатам. Алексей налил им вина, и они остались на кухне, сидя напротив друг друга и разговаривая уже ни о чём: о книгах, о том, какой он был в детстве, о том, что её когда-то пугало, а теперь кажется смешным.
— Я сам не знаю, что это, — признался он, глядя на свои ладони. — Но с тобой… я не думаю про шум в голове.
— А я с тобой забываю, что в этом мире есть кто-то ещё.
Подняв глаза, он поймал её взгляд, и в этой тишине что-то щёлкнуло — без резких движений, но так, что ни один из них уже не мог вернуться к прежнему.
В следующие дни их близость ощущалась словно невидимая нить: мимолётные прикосновения, когда она проходила мимо него в узком коридоре; его рука, задержавшаяся на её талии, когда они вместе доставали что-то с верхней полки; её пальцы, сжимающие его локоть в толпе.
У Марии уже не возникало мысли «сдать» его — наоборот, сама идея казалась ей предательством, худшим, чем любое преступление. Она не могла и не хотела, чтобы его поймали.
Алексей, в свою очередь, всё ещё не называл то, что чувствовал, но ощущение, что кто-то стал частью его замкнутого, безмолвного мира, перестало пугать его. С Марией он впервые за долгие годы позволял себе… не охотиться.
И в один из вечеров, когда они сидели на диване и слушали дождь за окном, он вдруг наклонился к ней ближе, чем когда-либо. Мария положила ладонь на его грудь и услышала, что его сердце бьётся быстрее.
— Мария, — произнёс он тихо, — я не знаю, как это назвать.
— Не называй, — так же тихо ответила она.
Он коснулся её губ, и этот поцелуй был неожиданно нежным для человека, чьи руки привыкли к ножам и холодному металлу.
Всё вокруг могло исчезнуть, но в этот миг их странный, искажённый мир стал единственным, что имело значение.
Глава 26
«Утро, которого раньше не было»
Свет пробивался сквозь плотные серые шторы ленивыми полосками, и в этот раз Мария проснулась первой. В их комнате стояла непривычная тишина — не та тяжёлая, металлическая тишина подвала, а мягкая, теплая, как плед. Она повернула голову и увидела Алексея. Он спал на боку, ровное дыхание, руки расслаблены — без привычного напряжения, будто во сне он впервые за долгое время перестал «стоять на посту».
Воспоминания ночи вернулись мгновенно. Их первый по-настоящему совместный, осознанный шаг в интимность. До этого времени между ними было притяжение, но Алексей никогда не переходил ту грань — слишком закрытый, слишком осторожный. Вечером всё изменилось: они не торопились, каждый момент был как отдельная глава, и Мария впервые почувствовала, что его «контроль» уступает место чему-то живому, человеческому.
На кухне, за завтраком, он выглядел иначе.
Алексей наливал себе кофе, но делал это молчаливо, не глядя прямо на неё.
— Ты, случайно, не хочешь мне рассказать, что с тобой? — спросила она, откусывая кусочек тоста.
Он обратил на неё короткий взгляд, почти виноватый:
— Я просто… не знаю, как это.
— Как что? — тихо усмехнулась Мария.
— Как быть… тёплым с кем-то. Я не знаю, что такое… любовь.
Эти слова он произнёс сухо, но внутри было что-то большее — лёгкая растерянность, неуверенность, которую он редко себе позволял.
Мария отложила чашку, обошла стол и села к нему ближе. Обняла за плечи, прижалась щекой:
— Это когда ты чувствуешь, что рядом с человеком тебе спокойно. Что за него ты сделаешь то, чего бы не сделал для других. Когда тебе важно, что он дышит, ест, спит… и что он знает — ты не уйдёшь.
Он молчал, но плечи чуть расслабились.
— Значит… это то, что у нас сейчас?
— Да, Алексей. Это и есть оно.
Он кивнул, а потом впервые за всю их историю позволил ей поцеловать его первым.
После завтрака они собрались выходить. Сегодня план был привычный: город, наблюдение, цель. Но ощущение после утреннего разговора не отпускало — между ними осталось что-то невидимое, что делало шаги тише и взгляды длиннее.
В этот день они решили искать цель без спешки.
— Не будем брать первую попавшуюся, — говорил Алексей. — Хочу, чтобы был прям… идеальный выбор.
Они шли по длинной улице, проходили мимо остановок, небольших кафе.
Мария вдруг заметила мужчину, выходящего из аптеки с пакетом. Средних лет, ссутуленный, явно в состоянии усталости или болезни.
— Он, — тихо сказала она, показывая глазами.
Алексей посмотрел чуть дольше, чем обычно, и кивнул:
— Подойдёт. Сегодня вечером — работа.
Весь день они провели как обычная пара, у каждого своё «алиби». Алексей на своей «типографии» был всё тем же образцовым сотрудником: ровная осанка, вежливые ответы, внимание к деталям. Никто бы и подумать не мог, кто вернётся в этот дом вечером.
Мария же устроилась на временную работу в небольшой книжный, неподалёку от центра. Там она просто была собой: живая, общительная, иногда даже улыбалась клиентам. Контраст между дневной «нормальностью» и ночной правдой только усиливал её чувство принадлежности к нему.
Глубокой ночью они встретились у фургона. Морось ложилась на лица холодными точками. Мужчина-«цель» шёл домой по своей привычной тихой улице.
Мария первой вышла ему навстречу:
— Извините, сколько времени? Телефон сел… — она показала пустую ладонь.
Он остановился, потянулся к часам. Алексей возник бесшумно сзади, удар — и тело пошатнулось, рухнув в его руки.
— Быстро, — коротко бросил он, и они вместе дотащили добычу до фургона.
Свет загорелся мгновенно, и тень жертвы упала на сырую стену. Мужчина очнулся через несколько минут, дёрнулся, увидел их. Паника в глазах, рваное дыхание.
— Мы сыграем, — сообщил Алексей спокойно. — У тебя будет шанс уйти живым. Один. Но шансы… обычно не в твою сторону.
Началось то, что Алексей называл «изучением»: вопросы, контроль реакции, игра в неверные ответы. Мария наблюдала, как быстро тот падает духом, как страх съедает любую надежду. У неё не было жалости — только холодная сосредоточенность.
— Проиграл, — констатировал Алексей спустя двадцать минут.
И всё закончилось быстро: одно точное движение — и тишина.
Они работали слаженно, без слов. Перчатки, пакеты, лента. Разрезы ровные, пакеты полные. Контейнер в фургоне, и через час — чёрная пасть коллектора, в которую всё исчезло.
Домой они вернулись под утро.
Мария собиралась пойти в душ, но Алексей остановил её, взяв за руку. Его глаза были другими — решительными и в этот раз без той внутренней растерянности, что была утром.
— Я знаю, что делать, — тихо сказал он.
Это была другая ночь: он уверенно вёл её, изучал каждый её вздох, каждое движение. Он был спокоен, и в этом спокойствии ощущалось нечто новое, будто наконец понял, как выражать ту самую «теплоту», о которой она говорила за завтраком.
Солнце скользило по краю штор. Они оба проснулись одновременно. Никто не спешил вставать. Он просто смотрел на неё, а она улыбалась — впервые понимая, что в его взгляде больше нет вопроса «что это».
— Теперь я знаю, Мария, — сказал он. — И мне это нравится.
Она прикоснулась к его лицу, и этот жест был ответом.
За окном город просыпался, не подозревая, что две тени под крышей уже готовы идти на следующую охоту — теперь вместе, как союзники, любовники… и хищники.
Глава 27
«Ревность охотников»
Ветер с Невы был пронизывающий, утреннее солнце едва пробивалось сквозь облака, и город казался усталым даже в часы, когда жизнь в нём должна была набирать обороты. Алексей и Мария шли рядом по набережной, кружки с горячим кофе в руках, — выглядели так, будто просто прогуливаются, пользуясь редким свободным утром.
Но внутри у обоих уже шёл процесс, который был для них привычен: глаза скользили по людям, взгляд задерживался на мелочах — походка, осанка, руки, выражение лица.
— Сегодня ты выбираешь, — сказал Алексей, не глядя на неё. — Но помни, это не просто работа. Теперь мы делаем это… вместе.
Мария поймала взгляд на мужчине лет тридцати, сидевшем на лавке, — он что-то печатал в телефоне, иногда поднимал глаза и оглядывался. Был в нём какой-то оттенок одиночества, сдержанного и уставшего. Она хотела сказать «он», но в этот момент мимо прошла высокая блондинка в ярком пальто. Алексей посмотрел на неё чуть дольше, чем обычно.
— Что? — в голосе Марии мелькнуло, хоть она и пыталась скрыть, лёгкое раздражение.
— Цель, наверное. Смотри, как отвлечена, — спокойно прокомментировал он.
— Я думала, мы находим вместе, — сухо отрезала она.
Он чуть усмехнулся.
— Вместе и есть. Но ты же знаешь — я люблю, когда вокруг есть выбор.
Это «люблю, когда есть выбор» резануло сильнее, чем она ожидала. До конца дня этот образ женщины в ярком пальто не выходил у неё из головы.
Вечером они уже давно следили за обеими целями — мужчина с лавки и женщина в пальто. Казалось, Алексей получил удовольствие, наблюдая, как Мария держит себя в напряжении, пока он не решает окончательно, кому повезёт меньше.
— Сегодня — он, — сказал он наконец, имея в виду мужчину. — Женщина подождёт.
Мария не знала, радоваться или злиться, но в глубине души почувствовала: он специально дотянул до вечера, чтобы она «привыкла» к ревности.
Они выждали, когда мужчина пойдёт по узкой улочке к своему дому. Мария, как и в прошлый раз, вышла первой — задала вопрос, легкая улыбка, имитация случайного разговора. Он отвлёкся, и Алексей вошёл в «игру»: резкий перехват за шею, контроль дыхания, укол, и всё — тело уже в его руках.
Но на этот раз, вместо того чтобы быстро увести добычу в фургон, он предложил:
— Давай подождём, пока он придёт в себя прямо здесь. Посмотрим, как он реагирует, когда понимает, что выхода нет.
Мария почувствовала, что это не из тактики. Он просто хотел видеть этот процесс вместе с ней.
Мужчина застонал, глаза открылись… Понимание приходило медленно: сначала удивление, потом страх, и только затем — резкое дёрганье в попытке вырваться. Алексей стоял за его спиной, а Мария — напротив, словно загоняя жертву в между собой.
— Видишь? — мягко сказал Алексей, глядя ей в глаза поверх головы пленника. — Когда мы рядом, их страх умножается. Им кажется, что это — настоящая ловушка.
Она даже не пыталась спорить — почувствовала, что в этот момент ей нравится, как они действуют вдвоём.
Пленника привели в подвал и посадили на стул. Разговор с ним вёл Алексей, но Мария внимательно следила, как меняется его голос — от сухого допроса до почти дружеских вопросов, которые заставляют жертву раскрывать лишнее.
— Мы можем сыграть, — сказал Алексей, повернувшись к Марии. — Выбирай правила.
Она задумалась и произнесла:
— Пусть будет «правда или смерть». Один неверный ответ — и всё.
Вопросы были простыми: город, работа, что делал в определённый день… Но страх заставлял мужчину путаться, и уже на втором круге он дал неверный ответ.
— Проиграл, — коротко сказал Алексей.
Но вместо того чтобы сделать всё сам, он протянул нож Марии.
— В этот раз — ты. Я хочу, чтобы сегодня мы закончили вместе.
Она подошла, почувствовала его руку на своей — так же, как в прошлый раз, — и поняла, что больше нет той дрожи. Нож вошёл быстро, без колебаний. Он не убрал руки, пока всё не закончилось.
Они молча сложили части тела в пакеты, винтили крышки контейнеров. Утилизация прошла быстро — в одном из заброшенных коллекторов, куда Алексей теперь позволял ей спускаться самой, под его присмотром.
Возвращение в дом было на удивление тихим. Но едва они закрыли дверь, Алексей притянул её к себе и поцеловал без слов. В этот раз это не было робким или пробным движением — он действовал уверенно и жадно, будто хотел испытать и её, и себя.
Ночь была длинной, и в ней не осталось места ни подвалам, ни коллекторам, ни чужим лицам.
Проснулись вместе, под одним пледом. Алексей лежал на спине, глядя в потолок. На его лице было то редкое, почти невидимое спокойствие, которое Мария видела лишь пару раз.
— Всё меняется, — сказал он тихо. — И мне это… нравится.
Она только улыбнулась, понимая, что в их мрачном, искажённом мире это было признанием, большего, чем слово «люблю».
И где-то далеко, в холодных дворах Петербурга, уже ходила та, кто станет их новой добычей.
Глава 28
«Девять месяцев тишины»
Зима в Петербурге выдалась особенно холодной, но в их доме стало теплее, чем когда-либо. Мария держала в руках небольшой тест, с двумя чёткими полосками. Она стояла на кухне, не двигаясь, пока не услышала тихий шаг за спиной.
Алексей вошёл, заметил в её пальцах полоску пластика и замер.
— Это… значит, что ты… — он не договорил, но глаза его, обычно холодные и сосредоточенные, изменились — в них впервые за долгое время появилась растерянность.
— Да, Алексей. Мы будем родителями, — тихо произнесла она.
Он подошёл ближе, заглянул ей в глаза так, будто искал там подвох, а потом неожиданно положил ладонь ей на живот, который пока ещё был плоским.
— Значит, всё меняется, — сказал он глухо.
Вечером он сел на свой привычный ящик у стены и долго молчал. Потом сказал:
— На время… всё прекращаем.
Мария подняла брови:
— Всё?
— Охоты. Убийства. Всё. — Он говорил ровно, но его слова были тяжёлыми, как металл. — Ты не будешь подвергать себя риску. Если тебе что-то угрожает — это не цель, это моя ошибка.
Она не ожидала услышать от него такое. Алексей, который всегда ставил контроль и игру выше всего, теперь отказывался от своей привычной сущности — ради неё.
— Но ты ведь… —
— Мне плевать. Девять месяцев мы будем чистыми. Ты родишь, и это самое важное дело, в которое я когда-либо влезал.
Их жизнь стала другой. Не было ни слежек, ни фургонов в тумане, ни запертых дверей подвала. Алексей, правда, порой уходил на часы, но только чтобы принести продукты, витамины, нужные вещи. Иногда просто водил её гулять в парках или по набережной, контролируя каждое её движение взглядом.
Он стал слишком внимателен. Слишком бережен. Даже ночью, когда она спала, он иногда сидел в кресле рядом, как часовой, слушая её дыхание.
