– Сергей. Я вижу твою растерянность. Что-то произошло с тобой после отпуска. Я не могу понять что. Не знай я тебя близко, то посчитал бы, что тебя завербовал противник. Скажи начистоту, я могу тебе доверять?
От его прямоты мне снова стало не по себе.
– К-капитан, конечно, можете. Я никогда не допущу того, чтобы отряд подвергся опасности. Клянусь вам! Но мне действительно нужно кое-что вам рассказать…
Мои слова прервало рычание Дружка. Мой пёс навострил уши в направлении нашего движения и начал принюхиваться. А затем из переговорного устройства, мы услышали голос Дымова.
– Мы подходим. Всем приготовиться.
Капитан приказал дождаться нашего сбора, ускорил шаг и вновь обратился ко мне.
– Ты меня успокоил, но поговорить придётся после задания. Расчехляй свои чакры, сержант.
– Так точно!
Поговорить с капитаном по душам так и не получилось. Я до сих пор жалею, что не завёл тот разговор раньше. Возможно, если бы я поговорил с ним ещё в вертушке, то не лежал бы впоследствии в одиночной камере. А может быть, я сделал бы ещё хуже, но кто знает? Задание-то мы завершили успешно, но мои действия во время его выполнения подвергли сомнению мою профпригодность. Кто знает, возможно, мой дядя ушёл из оперативной службы по подобным причинам.
В лагере мы обнаружили небольшую группу людей. Внешнее наблюдение показало, что основная часть бойцов кладоискателей была сконцентрирована в одном из военных шатров, раскинутых по всей площади лагеря. Кроме них, в шатре мы обнаружили пленника, которого вначале, по ошибке приняли за бойца нашей корпорации. Но затем, мы поняли, что боец, который был у них в плену оказался стражем. Саша, который подобрался ближе всех к шатру, тихо произнёс в микрофон.
– Капитан, что делаем?
Капитан ответил, говоря вполголоса, чтобы ненароком не выдать наши позиции. Несмотря на то, что кладоискатели были сильно увлечены, нельзя было пренебрегать безопасностью, поскольку противники могли выставить патруль.
– Пока наблюдаем. Они отвлечены, это наш шанс, но спешить нельзя. Что они там делают?
Через какое-то время, Хлебников ответил.
– Кажется, его пытают. Невозможно расслышать их разговор.
– Выстрели жучком и выведи на нашу частоту. Но только очень тихо. Не вздумай промахнуться.
– Так точно.
Прошло несколько минут, в переговорном устройстве послышалось шипение, после чего мы чётко услышали разговор. Говорил страж, обращаясь к своим дознавателям.
– И исследователи, и кладоискатели не ведают, что вытворяют. Всё, что вы делаете ведёт к разрушению нашего мира. Как вы не можете понять, ведь ответ лежит прямо на поверхности? Обелиски ещё не запущены. Что-то нарушило многовековую работу и потоки появились в мире лишь частично. Неужели вас никак не удивил тот факт, что вы находите обелиски-пустышки? Одинокие, деактивированные, никому не нужные. Неужели, вы не задавались вопросом, почему над одним потоком в текущем виде не могут работать два барьера сразу?! А тот факт, что в стазис войти может лишь один из тысячи вас тоже не удивляет?!
Его слова громко раздавались в наших переговорных устройствах. От его проникновенной речи у меня перекрыло дыхание. Я уже давно принял его доводы за чистую монету, но то было причиной событий предыдущих дней. Послышался хлёсткий удар – судя по всему, один из кладоискателей не выдержал.
– Ложь! Ты просто пытаешься вывести нас из равновесия. Стражи всегда были самыми коварными противниками. Ботаники – и те работают гораздо проще, прямолинейнее. Сила противостоит силе, разум – разуму, а вы забираетесь нам в подкорку, забираясь в самые глубины нашего сознания и выворачиваете некогда надёжных бойцов наружу. Мне противно находиться рядом с тобой.
Страж хрипло рассмеялся.
– Да, я вижу, что вам отлично промывают мозги. Нынешние мозгоправы невероятны умны. Вас начинают обманывать ещё с пелёнок, даруя родителям возможность отдавать детей на откуп профессиональных нянь, которые воспитывают новое поколение идеологически настроенных солдат. В школе вам рассказывают, какие жестокие стражи, рассказывают о зверствах, которые мы учиняли, учиняем и будем учинять. В частях пугают невероятными историями о мучительных боях, психологических атаках и массовых похищениях. Вот это настоящая ложь! Ложь во имя жажды денег и безграничной власти. И после этого, мы, стражи, которые рискуют жизнями ради выживания человечества постоянно видим и встречаем только таких отпрысков, как ты!
– Ах ты выродок, замолчи лучше, слышишь! Иначе я тебя заткну.
Один из кладоискателей, судя по всему, начал терять терпение. Послышались удар за ударом, затем громкий звук падения.
– Дерьмо собачье. Учить он меня вздумал. Где ты был, когда наши города и базы атаковали исследователи? Где ты был, когда они забирали наши дома, похищали наши семьи при вашем содействии? Куда делась твоя бравада? Молчишь. Так послушай. Мне абсолютно чихать на то, что может случиться с человечеством. Твоя правда, нас действительно учат тому, как противостоять таким как ты. Кроме того, нас учат противостоять и второй шайке мясников, прикрывающихся учёными степенями. Вот только учение это состоит не в том, чтобы проводить опыты над живыми людьми, целыми городами и даже целым миром, а в том, чтобы держаться подальше от вашей откровенной лжи о том, что хотите спасти человечество. Вы сами загнали его в эту дыру. Где центральный хаб? Говори, иначе…
Всё, что произошло дальше уже от меня не зависело. Я почувствовал странную вибрацию, по телу пробежал холодок, а на лоб выступила испарина. Ощущения напомнили мне тот самый случай во время отпуска, та же дрожь, те же чувства. Я понял, что сейчас этот кладоискатель введёт стражу обелисковый болевой концентрат, с которым я столкнулся в Тайване. Меня передёрнуло от страха и отвращения, и я кинулся на выручку стражу, игнорируя все приказы капитана.
Подбежав к шатру за несколько секунд, я увидел того самого стража, которого держали два кладоискателя. Рядом с ними стоял человек и подносил руку с сывороткой к шее пленного. Его действия были ужасно медленными, как будто он преодолевал какое-то сопротивление. Сконцентрировавшись на его действиях, я вошёл в стазис и рванулся к сыворотке. Та пылала тошнотворно-зелёным светом, вела себя абсолютно нестабильно, постоянно выстреливая потоками энергии в стороны.
Я потянулся руками к узлу и только тогда заметил странности в стазисе. Страж и кладоискатель изумлённо повернули головы в мою сторону, и, от удивления я остановился сам, не понимая, что произошло. Стазис начал пульсировать – из-за потери концентрации, я периодически возвращался в реальность, и наблюдал разворачивающуюся рывками картину боя кладоискателей и моего отряда.
Вот Николай с Александром выскочили из-за деревьев ко мне в поддержку и замерли – время вновь остановилось. Через несколько секунд время вновь завелось. Вот Павел вскинул руки, готовясь что-то создать, но время опять замерло. Дружок, который бросился за мной следом, завис в прыжке над одним из кладоискателей, защищая меня от его плетения. Я вертел головой, не понимая, что происходит.
Во время всего этого действия, страж и кладоискатель пытались перебороть друг друга, а я зачарованно наблюдал за пульсирующей реальностью. Наконец, я увидел, как кладоискатель одолел стража и нанёс тому мощный удар в челюсть. Страж упал навзничь, но сознание не потерял. Кладоискатель отвлёкся на меня.
– Так-так. Кто у нас тут пришёл на помощь?
Его голос доносился до меня сквозь какую-то какофонию звуков, которой прежде я никогда не слышал, находясь в стазисе. Обрывки чьих-то слов, криков, эхом раздающихся вокруг меня приводили в полное замешательство. Я схватился за голову, пытаясь заглушить окружающее меня пространство и в панике поглядел на стража. Кажется, тот что-то понял.
– Риккардо, остановись. Это барьер исследователей. Судя по всему, он в первый раз находится в сцепке.
Риккардо посмотрел на стража, затем повернулся ко мне. Я успел лишь удивиться его сочувствующему выражению на лице и услышать его голос.
– Барьер в стазисе? Прости, парень. Ты появился не в то время, не в том месте.
После его слов, я очнулся на какой-то грязной дороге, под проливным дождём. Я понял, что кричу чьё-то имя, в голове были мысли лишь о том, куда пропала моя дочь. Я крикнул, стараясь перекричать ливень.
– Мишель!
– Папа, помоги.
– Мишель, я иду.
Я рванулся на её голос, увидел чей-то силуэт, ускорился, но через несколько метров, у меня подкосились ноги. Боль в правом боку обожгла всё тело, и я закричал.
– Стой тварь. Я найду тебя и убью!
Незнакомец остановился, на руках у него лежала моя дочь, уже без сознания. Из её носа текла кровь, а голова была неестественно запрокинута назад. От ярости и боли, я заскрежетал зубами, а на глазах выступили слёзы. Я стоял на коленях, не в силах пошевелиться.
– Оставь её. Забери меня, только дочь не трожь!
Незнакомец закинул мою дочь на плечо, достал что-то из внутреннего кармана плаща, под которым мелькнула эмблема исследовательского корпуса. Затем он поднял руку и выстрелил в меня. Боль пронзила моё левое плечо, от импульса полученного удара меня резко развернуло, и я начал заваливаться назад. От звука громкого хлопка моя дочь очнулась и зарыдала. Последнее, что я услышал перед тем, как упасть в темноту – был её отчаянный крик «Папа».
Видение пропало также неожиданно, как появилось. Я вновь стоял в пульсирующем стазисе, а напротив меня всё также стоял Риккардо. На моё сознание обрушилось огромное давления, я ещё сильнее сжал голову. Голоса вновь начали что-то шептать, твердить, кричать, а я всё также пытался сконцентрироваться. Сознание начало путаться, я уже не понимал, кто я такой. Риккардо заговорил со мной. Как ни странно, его голос не был ни озлобленным, ни надменным. В нём я слышал только сочувствие.
– Не сопротивляйся, парень. Тебе отсюда уже не уйти. Никто с первого раза не выдержит тройную сцепку.
Страж, в свою очередь, не сдавался.
– Вспомни, кто ты есть. Сергей, сконцентрируйся и зацепись за самое яркое воспоминание в твоей жизни. Иначе, твоё сознание не выдержит давления.
В голове только пронеслась мысль «Очередная уловка гадёныша».
– Я… я не Сссергей.
Яркая вспышка ослепила меня. Сидел и щурился от света настольной лампы, направленной мне прямо в лицо. Сидевшего за ней, я не мог разглядеть, как ни старался.
– Что вам от меня нужно? Почему я в наручниках?
– Товарищ Лао Хуан. Вам предъявлено обвинение в намеренном срыве эксперимента, который должен был привести к лидерству нашей корпорации в области исследования динамики потоков. Что вы можете сказать на этот счёт?
Я понял, что ко мне приставили дознавателя, перевёл дыхание и попытался взять себя в руки.
– Кто со мной говорит?
Голос из-за лампы был резок и холоден.
– Сейчас это неважно, отвечайте на вопрос.
– Хорошо. Я сорвал проведение эксперимента, в связи со значительно возросшими рисками. По моим расчётам, эксперимент может привести к коллапсу обелискового поля и уничтожению субъекта испытания.
Говоривший со мной встал и приблизил своё лицо к моему. Теперь я смог разглядеть его глаза. Он прищурился в зловещей ухмылке, отчего мне стало совсем не по себе.
– То есть вы утверждаете, что нарушили все правила субординации только на основании собственных суждений?! Кто дал вам право распоряжаться? Расчёты были проведены, испытание полностью удовлетворяло всем требованиям.
Я был явно не согласен с его утверждениями.
– Нет! В расчётах была допущена ошибка. Испытуемый погибнет в случае завершения эксперимента!
Дознаватель отодвинулся обратно, и я вновь был вынужден говорить с лампой.
– Вы руководствуетесь только личными мотивами. Испытуемый был вашим родным братом, он лично проверил все расчёты и был готов продолжить эксперимент. К сожалению, мы вынуждены были завершить испытание без вашего участия.
От его слов, у меня встал комок в горле.
– Что значит был?! К-как без моего участия? Где Чжимин? Что с ним?
– В связи с отсутствием на испытании основного куратора, то есть вас, оператором была допущена ошибка, которая привела к необратимому повреждению мозга испытуемого. Вы обвиняетесь в непреднамеренном нанесении тяжкого вреда здоровью сотрудника. На вас будет наложено административное взыскание, вы будете уволены. А также, вам будет запрещено вести исследовательскую деятельность в течение следующих пяти лет.
Сказав это, дознаватель встал, вышел через дверь и оставил меня наедине со своим горем. Необратимое повреждение? Чжимин? Что с тобой, брат?
Я вновь вернулся в стазис. Только теперь во мне боролись уже три личности. Риккардо, Лао и Сергей. Я не мог понять, кто есть кто, голова уже совсем раскалывалась от боли.
– Вспомни себя, Сергей. Вызови самое яркое воспоминание в жизни.
Я силился пробиться сквозь ложные воспоминания. Сквозь эту всю суматоху, мне не давал покоя один вопрос.
– Почему вы мне помогаете? Мы же все из разных лагерей!
За него ответил Риккардо.
– Стазис-кинетики, а тем более барьеры, слишком ценны, чтобы разбрасываться ими как попало. В такие моменты, общие распри лучше отложить. Кто знает, возможно, ты станешь одним из нас.
Хуан перебил кладоискателя.
– Сергей, соберись. Не время для расспросов. Говори с нами, вспоминай себя.
Я силился отсеять одни воспоминания от других, пытался разобраться в себе. Наконец, я наткнулся на что-то, что точно было моим.
– Моё лучшее воспоминание – это первая встреча с друзьями в учебке…
Но я не успел договорить. Острая боль в голове поставила меня на колени. Перед глазами встал туман, и я понял, что это от слёз.
– Не то! Соберись. Самые ценные воспоминания – не те, которые дарят тёплые чувства, а самые плохие, самые горестные. Человеческая психика устроена так, чтобы лучше запоминать только самое плохое, что случилось с тобой – так устроен инстинкт самосохранения. Давай, Сергей, вспомни то, что держит тебя в этом мире, вспомни и отпусти.
И я вспомнил. Нет. Я помнил всегда, просто отказывался вытащить вновь его наружу. Не хотел им делиться ни с кем. Это то, что сделало меня тем, кто я есть сейчас.
Я снова стою у себя в комнате. На глазах стоят слёзы, в руках лежит листок бумаги, который я только что вытащил из письма. На листке только сегодняшняя дата и текущее время – двадцать восьмое марта, десять ноль-ноль, а на обороте одна единственная надпись «БЕГИ». Страх сковывает моё тело, я уже давно знаю, что сейчас должно произойти – в своих снах и воспоминаниях я тысячу раз прокручивал этот момент в голове.
– Мама, Варвара, Папа, бегите…
Моему крику не суждено было достичь цели – тот самый снаряд снова прилетел на кухню и в очередной раз уничтожил моё детство и юность. Уничтожил навсегда того парня, который собирался стать биологом. Который хотел принести миру хоть чуточку понимания, хоть немного объяснения происходящих ныне событий. Того парня, который каждый день приходил домой, обменивался колкостями с младшей сестрой, дерзил отцу и целовал на прощание маму перед уходом, больше нет.
Тогда умер один Сергей и родился другой. Солдат со специализацией барьера и немного странным восприятием обелисковых потоков. Барьер, способный работать в стазисе.
От его прямоты мне снова стало не по себе.
– К-капитан, конечно, можете. Я никогда не допущу того, чтобы отряд подвергся опасности. Клянусь вам! Но мне действительно нужно кое-что вам рассказать…
Мои слова прервало рычание Дружка. Мой пёс навострил уши в направлении нашего движения и начал принюхиваться. А затем из переговорного устройства, мы услышали голос Дымова.
– Мы подходим. Всем приготовиться.
Капитан приказал дождаться нашего сбора, ускорил шаг и вновь обратился ко мне.
– Ты меня успокоил, но поговорить придётся после задания. Расчехляй свои чакры, сержант.
– Так точно!
Поговорить с капитаном по душам так и не получилось. Я до сих пор жалею, что не завёл тот разговор раньше. Возможно, если бы я поговорил с ним ещё в вертушке, то не лежал бы впоследствии в одиночной камере. А может быть, я сделал бы ещё хуже, но кто знает? Задание-то мы завершили успешно, но мои действия во время его выполнения подвергли сомнению мою профпригодность. Кто знает, возможно, мой дядя ушёл из оперативной службы по подобным причинам.
***
В лагере мы обнаружили небольшую группу людей. Внешнее наблюдение показало, что основная часть бойцов кладоискателей была сконцентрирована в одном из военных шатров, раскинутых по всей площади лагеря. Кроме них, в шатре мы обнаружили пленника, которого вначале, по ошибке приняли за бойца нашей корпорации. Но затем, мы поняли, что боец, который был у них в плену оказался стражем. Саша, который подобрался ближе всех к шатру, тихо произнёс в микрофон.
– Капитан, что делаем?
Капитан ответил, говоря вполголоса, чтобы ненароком не выдать наши позиции. Несмотря на то, что кладоискатели были сильно увлечены, нельзя было пренебрегать безопасностью, поскольку противники могли выставить патруль.
– Пока наблюдаем. Они отвлечены, это наш шанс, но спешить нельзя. Что они там делают?
Через какое-то время, Хлебников ответил.
– Кажется, его пытают. Невозможно расслышать их разговор.
– Выстрели жучком и выведи на нашу частоту. Но только очень тихо. Не вздумай промахнуться.
– Так точно.
Прошло несколько минут, в переговорном устройстве послышалось шипение, после чего мы чётко услышали разговор. Говорил страж, обращаясь к своим дознавателям.
– И исследователи, и кладоискатели не ведают, что вытворяют. Всё, что вы делаете ведёт к разрушению нашего мира. Как вы не можете понять, ведь ответ лежит прямо на поверхности? Обелиски ещё не запущены. Что-то нарушило многовековую работу и потоки появились в мире лишь частично. Неужели вас никак не удивил тот факт, что вы находите обелиски-пустышки? Одинокие, деактивированные, никому не нужные. Неужели, вы не задавались вопросом, почему над одним потоком в текущем виде не могут работать два барьера сразу?! А тот факт, что в стазис войти может лишь один из тысячи вас тоже не удивляет?!
Его слова громко раздавались в наших переговорных устройствах. От его проникновенной речи у меня перекрыло дыхание. Я уже давно принял его доводы за чистую монету, но то было причиной событий предыдущих дней. Послышался хлёсткий удар – судя по всему, один из кладоискателей не выдержал.
– Ложь! Ты просто пытаешься вывести нас из равновесия. Стражи всегда были самыми коварными противниками. Ботаники – и те работают гораздо проще, прямолинейнее. Сила противостоит силе, разум – разуму, а вы забираетесь нам в подкорку, забираясь в самые глубины нашего сознания и выворачиваете некогда надёжных бойцов наружу. Мне противно находиться рядом с тобой.
Страж хрипло рассмеялся.
– Да, я вижу, что вам отлично промывают мозги. Нынешние мозгоправы невероятны умны. Вас начинают обманывать ещё с пелёнок, даруя родителям возможность отдавать детей на откуп профессиональных нянь, которые воспитывают новое поколение идеологически настроенных солдат. В школе вам рассказывают, какие жестокие стражи, рассказывают о зверствах, которые мы учиняли, учиняем и будем учинять. В частях пугают невероятными историями о мучительных боях, психологических атаках и массовых похищениях. Вот это настоящая ложь! Ложь во имя жажды денег и безграничной власти. И после этого, мы, стражи, которые рискуют жизнями ради выживания человечества постоянно видим и встречаем только таких отпрысков, как ты!
– Ах ты выродок, замолчи лучше, слышишь! Иначе я тебя заткну.
Один из кладоискателей, судя по всему, начал терять терпение. Послышались удар за ударом, затем громкий звук падения.
– Дерьмо собачье. Учить он меня вздумал. Где ты был, когда наши города и базы атаковали исследователи? Где ты был, когда они забирали наши дома, похищали наши семьи при вашем содействии? Куда делась твоя бравада? Молчишь. Так послушай. Мне абсолютно чихать на то, что может случиться с человечеством. Твоя правда, нас действительно учат тому, как противостоять таким как ты. Кроме того, нас учат противостоять и второй шайке мясников, прикрывающихся учёными степенями. Вот только учение это состоит не в том, чтобы проводить опыты над живыми людьми, целыми городами и даже целым миром, а в том, чтобы держаться подальше от вашей откровенной лжи о том, что хотите спасти человечество. Вы сами загнали его в эту дыру. Где центральный хаб? Говори, иначе…
Всё, что произошло дальше уже от меня не зависело. Я почувствовал странную вибрацию, по телу пробежал холодок, а на лоб выступила испарина. Ощущения напомнили мне тот самый случай во время отпуска, та же дрожь, те же чувства. Я понял, что сейчас этот кладоискатель введёт стражу обелисковый болевой концентрат, с которым я столкнулся в Тайване. Меня передёрнуло от страха и отвращения, и я кинулся на выручку стражу, игнорируя все приказы капитана.
Подбежав к шатру за несколько секунд, я увидел того самого стража, которого держали два кладоискателя. Рядом с ними стоял человек и подносил руку с сывороткой к шее пленного. Его действия были ужасно медленными, как будто он преодолевал какое-то сопротивление. Сконцентрировавшись на его действиях, я вошёл в стазис и рванулся к сыворотке. Та пылала тошнотворно-зелёным светом, вела себя абсолютно нестабильно, постоянно выстреливая потоками энергии в стороны.
Я потянулся руками к узлу и только тогда заметил странности в стазисе. Страж и кладоискатель изумлённо повернули головы в мою сторону, и, от удивления я остановился сам, не понимая, что произошло. Стазис начал пульсировать – из-за потери концентрации, я периодически возвращался в реальность, и наблюдал разворачивающуюся рывками картину боя кладоискателей и моего отряда.
Вот Николай с Александром выскочили из-за деревьев ко мне в поддержку и замерли – время вновь остановилось. Через несколько секунд время вновь завелось. Вот Павел вскинул руки, готовясь что-то создать, но время опять замерло. Дружок, который бросился за мной следом, завис в прыжке над одним из кладоискателей, защищая меня от его плетения. Я вертел головой, не понимая, что происходит.
Во время всего этого действия, страж и кладоискатель пытались перебороть друг друга, а я зачарованно наблюдал за пульсирующей реальностью. Наконец, я увидел, как кладоискатель одолел стража и нанёс тому мощный удар в челюсть. Страж упал навзничь, но сознание не потерял. Кладоискатель отвлёкся на меня.
– Так-так. Кто у нас тут пришёл на помощь?
Его голос доносился до меня сквозь какую-то какофонию звуков, которой прежде я никогда не слышал, находясь в стазисе. Обрывки чьих-то слов, криков, эхом раздающихся вокруг меня приводили в полное замешательство. Я схватился за голову, пытаясь заглушить окружающее меня пространство и в панике поглядел на стража. Кажется, тот что-то понял.
– Риккардо, остановись. Это барьер исследователей. Судя по всему, он в первый раз находится в сцепке.
Риккардо посмотрел на стража, затем повернулся ко мне. Я успел лишь удивиться его сочувствующему выражению на лице и услышать его голос.
– Барьер в стазисе? Прости, парень. Ты появился не в то время, не в том месте.
После его слов, я очнулся на какой-то грязной дороге, под проливным дождём. Я понял, что кричу чьё-то имя, в голове были мысли лишь о том, куда пропала моя дочь. Я крикнул, стараясь перекричать ливень.
– Мишель!
– Папа, помоги.
– Мишель, я иду.
Я рванулся на её голос, увидел чей-то силуэт, ускорился, но через несколько метров, у меня подкосились ноги. Боль в правом боку обожгла всё тело, и я закричал.
– Стой тварь. Я найду тебя и убью!
Незнакомец остановился, на руках у него лежала моя дочь, уже без сознания. Из её носа текла кровь, а голова была неестественно запрокинута назад. От ярости и боли, я заскрежетал зубами, а на глазах выступили слёзы. Я стоял на коленях, не в силах пошевелиться.
– Оставь её. Забери меня, только дочь не трожь!
Незнакомец закинул мою дочь на плечо, достал что-то из внутреннего кармана плаща, под которым мелькнула эмблема исследовательского корпуса. Затем он поднял руку и выстрелил в меня. Боль пронзила моё левое плечо, от импульса полученного удара меня резко развернуло, и я начал заваливаться назад. От звука громкого хлопка моя дочь очнулась и зарыдала. Последнее, что я услышал перед тем, как упасть в темноту – был её отчаянный крик «Папа».
Видение пропало также неожиданно, как появилось. Я вновь стоял в пульсирующем стазисе, а напротив меня всё также стоял Риккардо. На моё сознание обрушилось огромное давления, я ещё сильнее сжал голову. Голоса вновь начали что-то шептать, твердить, кричать, а я всё также пытался сконцентрироваться. Сознание начало путаться, я уже не понимал, кто я такой. Риккардо заговорил со мной. Как ни странно, его голос не был ни озлобленным, ни надменным. В нём я слышал только сочувствие.
– Не сопротивляйся, парень. Тебе отсюда уже не уйти. Никто с первого раза не выдержит тройную сцепку.
Страж, в свою очередь, не сдавался.
– Вспомни, кто ты есть. Сергей, сконцентрируйся и зацепись за самое яркое воспоминание в твоей жизни. Иначе, твоё сознание не выдержит давления.
В голове только пронеслась мысль «Очередная уловка гадёныша».
– Я… я не Сссергей.
Яркая вспышка ослепила меня. Сидел и щурился от света настольной лампы, направленной мне прямо в лицо. Сидевшего за ней, я не мог разглядеть, как ни старался.
– Что вам от меня нужно? Почему я в наручниках?
– Товарищ Лао Хуан. Вам предъявлено обвинение в намеренном срыве эксперимента, который должен был привести к лидерству нашей корпорации в области исследования динамики потоков. Что вы можете сказать на этот счёт?
Я понял, что ко мне приставили дознавателя, перевёл дыхание и попытался взять себя в руки.
– Кто со мной говорит?
Голос из-за лампы был резок и холоден.
– Сейчас это неважно, отвечайте на вопрос.
– Хорошо. Я сорвал проведение эксперимента, в связи со значительно возросшими рисками. По моим расчётам, эксперимент может привести к коллапсу обелискового поля и уничтожению субъекта испытания.
Говоривший со мной встал и приблизил своё лицо к моему. Теперь я смог разглядеть его глаза. Он прищурился в зловещей ухмылке, отчего мне стало совсем не по себе.
– То есть вы утверждаете, что нарушили все правила субординации только на основании собственных суждений?! Кто дал вам право распоряжаться? Расчёты были проведены, испытание полностью удовлетворяло всем требованиям.
Я был явно не согласен с его утверждениями.
– Нет! В расчётах была допущена ошибка. Испытуемый погибнет в случае завершения эксперимента!
Дознаватель отодвинулся обратно, и я вновь был вынужден говорить с лампой.
– Вы руководствуетесь только личными мотивами. Испытуемый был вашим родным братом, он лично проверил все расчёты и был готов продолжить эксперимент. К сожалению, мы вынуждены были завершить испытание без вашего участия.
От его слов, у меня встал комок в горле.
– Что значит был?! К-как без моего участия? Где Чжимин? Что с ним?
– В связи с отсутствием на испытании основного куратора, то есть вас, оператором была допущена ошибка, которая привела к необратимому повреждению мозга испытуемого. Вы обвиняетесь в непреднамеренном нанесении тяжкого вреда здоровью сотрудника. На вас будет наложено административное взыскание, вы будете уволены. А также, вам будет запрещено вести исследовательскую деятельность в течение следующих пяти лет.
Сказав это, дознаватель встал, вышел через дверь и оставил меня наедине со своим горем. Необратимое повреждение? Чжимин? Что с тобой, брат?
Я вновь вернулся в стазис. Только теперь во мне боролись уже три личности. Риккардо, Лао и Сергей. Я не мог понять, кто есть кто, голова уже совсем раскалывалась от боли.
– Вспомни себя, Сергей. Вызови самое яркое воспоминание в жизни.
Я силился пробиться сквозь ложные воспоминания. Сквозь эту всю суматоху, мне не давал покоя один вопрос.
– Почему вы мне помогаете? Мы же все из разных лагерей!
За него ответил Риккардо.
– Стазис-кинетики, а тем более барьеры, слишком ценны, чтобы разбрасываться ими как попало. В такие моменты, общие распри лучше отложить. Кто знает, возможно, ты станешь одним из нас.
Хуан перебил кладоискателя.
– Сергей, соберись. Не время для расспросов. Говори с нами, вспоминай себя.
Я силился отсеять одни воспоминания от других, пытался разобраться в себе. Наконец, я наткнулся на что-то, что точно было моим.
– Моё лучшее воспоминание – это первая встреча с друзьями в учебке…
Но я не успел договорить. Острая боль в голове поставила меня на колени. Перед глазами встал туман, и я понял, что это от слёз.
– Не то! Соберись. Самые ценные воспоминания – не те, которые дарят тёплые чувства, а самые плохие, самые горестные. Человеческая психика устроена так, чтобы лучше запоминать только самое плохое, что случилось с тобой – так устроен инстинкт самосохранения. Давай, Сергей, вспомни то, что держит тебя в этом мире, вспомни и отпусти.
И я вспомнил. Нет. Я помнил всегда, просто отказывался вытащить вновь его наружу. Не хотел им делиться ни с кем. Это то, что сделало меня тем, кто я есть сейчас.
Я снова стою у себя в комнате. На глазах стоят слёзы, в руках лежит листок бумаги, который я только что вытащил из письма. На листке только сегодняшняя дата и текущее время – двадцать восьмое марта, десять ноль-ноль, а на обороте одна единственная надпись «БЕГИ». Страх сковывает моё тело, я уже давно знаю, что сейчас должно произойти – в своих снах и воспоминаниях я тысячу раз прокручивал этот момент в голове.
– Мама, Варвара, Папа, бегите…
Моему крику не суждено было достичь цели – тот самый снаряд снова прилетел на кухню и в очередной раз уничтожил моё детство и юность. Уничтожил навсегда того парня, который собирался стать биологом. Который хотел принести миру хоть чуточку понимания, хоть немного объяснения происходящих ныне событий. Того парня, который каждый день приходил домой, обменивался колкостями с младшей сестрой, дерзил отцу и целовал на прощание маму перед уходом, больше нет.
Тогда умер один Сергей и родился другой. Солдат со специализацией барьера и немного странным восприятием обелисковых потоков. Барьер, способный работать в стазисе.
