Разве что, сумка моя лежала на одной из кушеток. Я зажёг фонарь, достал перо и накатал на другой стороне записки ответ Василисе, в котором попросил помощи. А помочь мне она могла только вызвав того, кто изменил всю мою жизнь. Пора было звать тяжёлую кавалерию, которую звали Святославом Петровичем. Не знаю, был ли он в городе, но я был уверен, что Василиса найдёт способ с ним связаться. Лишь бы не опоздала.
Журавлика напрямую Святославу отправлять я не стал. Василиса должна была знать, что произошло, да и вживую всё описать гораздо проще, чем на клочке бумаге. Потому я решил послать журавлика Василисе обратно. Сложив бумагу аккуратно в нужную мне форму, я потянул журавлика за хвост и прошептал заветные слова. Журавлик вначале тряхнул головой, потом встрепенулся, как живая птица, глянул на меня, тряхнул крыльями, с которых слетели маленькие жёлтые искорки, и отправился восвояси. Я проводил его взглядом. Уж сколько раз, я посылал журавлика, а всё равно насмотреться на его волшебный полёт не мог.
– Ну что ж, теперь пора звать Панкрата.
Я достал флейту из сумки, немного повертел её и заиграл песню о павшем солдате. Она разлилась по землянке, а я закрыл глаза и продолжил играть.
Песня звучала будто бы и не от меня вовсе, а откуда-то со стороны. Постепенно она стала проникать в пространство вокруг, заполняя его всё больше. Поначалу, мне стало очень тоскливо, я даже не заметил, как песня смолкла, а я оказался около одинокой лачуги. Заглянув в окно, из которого брезжил свет, я обнаружил в ней красивую девушку, лет двадцати пяти, которая держала в руках флейту и плакала. Она вновь и вновь пыталась прикоснуться к ней губами, начинала играть, но сбивалась на первом же куплете. Сидела девушка на небольшой лавочке, прямо перед ней стоял стол, на котором стояла маленькая лампадка и лист бумаги.
– Прости, любовь моя, прости, что я жива, прости, что ты лежишь, прости, что смерть резва.
Девушка периодически убирала флейту от губ и подпевала себе под нос слова песни. Только немного не те, что знал я, но очень похожие. Да и мелодия было чуть другой. Я обернулся вокруг. Кроме лачуги и девушки в ней, кругом стояла полная тьма. Даже звёзд не было видно, хотя небо должно было быть чистым.
– И куда я попал?
Слова, произнесённые мной вслух, словно утонули в окружающей тьме, а девушка даже не обратила на меня внимания. Я решил постучаться, но мой стук был настолько глухим, что даже я его толком не услышал. Тогда я решил открыть дверь, но у меня ничего не вышло. Тогда я решил привлечь внимание девушки и снова подошёл к окну.
Девушка была всё ещё там, но сильно изменилась. Теперь там сидела та же девушка, но уже немного старше, всё перед той же лампадкой, только совсем потрёпанной. Она совсем не плакала, а играла песенку своим детям-близнецам. Те заворожённо слушали её, поневоле, я тоже заслушался и даже забыл, что хотел привлечь её внимание. Песня уже практически полностью была похожа на ту, которую знал я. Только имя героя было другим, но оно и так меняется в зависимости от того, где ты эту песню поёшь. Девушка играла куплет, потом пела, а на припеве ей подпевали близнецы. Когда она закончила, дети захлопали в ладоши.
– Вот такая песенка получилась про вашего папку.
– Мама, можно ещё разок? Нам так понравилось.
Девушка улыбнулась и кивнула.
– Ну давайте ещё разок.
И тут я очнулся, потому что кто-то схватил меня за плечо. Я подскочил на месте, но тут же успокоился. Передо мной сидел Панкрат, а я только сейчас понял, что всё, что девушка с близнецами была всего лишь сном.
?
– Панкрат, как ты сюда попал?
Сон ещё не ушёл из головы, потому я не сразу понял, где нахожусь. Но, тряхнув головой, сразу вспомнил события накануне.
– Да вот так и попал. Песню твою услышал, так сразу и выдвинулся. Очень уж ты её здорово исполняешь, Иван. Где так научился.
– Панкрат, да это и не я вовсе, а вот.
Я протянул Панкрату флейту, но тот лишь мельком глянул на неё.
– Инструмент, даже волшебный сам по себе не работает, запомни Иван. Второе начало волшебства знаешь о чём говорит?
– Что ничто ниоткуда просто так не возьмётся. Но это тут при чём?
– При том. Вот смотри, есть у тебя молоток, есть гвоздь. Сможешь его забить?
– Смогу.
– Правильно, потому что ты перераспределяешь кинетическую энергию. Ты тратишь энергию, замахиваясь молотком, добавляешь силу притяжения, плюс вес руки, плюс вес молотка, плюс энергию, выработанную рукой, которая, к тому же, работает как рычаг. И всю эту накопленную энергию направляешь в гвоздь, который имеет маленькую площадь соприкосновения с поверхностью. Понятное дело, что часть накопленной энергии рассеивается, но основное дело ты сделал – передал молотку энергию, а тот, в свою очередь, передал её в гвоздь. Но для этого тебе что нужно? Во-первых, руки, во-вторых умение ими пользоваться. Вот и с волшебными предметами то же самое. Кто попало ими воспользоваться не сможет.
– Кажется, я начинаю понимать. Я передаю флейте частичку магии, и она начинает работать?
– Вот именно. Мало того, что тот, кто пользуется предметом, должен перераспределить потоки магические, так он ещё и должен правильно это сделать. Как с руками и молотком. Попробуй попросить корову молотком махнуть. Думаю, ничего из этой затеи не выйдет.
Я нахмурился. Определённо, в словах Панкрата был смысл.
– Но, Панкрат, я же ничего особенного не делаю. Просто играю на ней.
– Ну, а тут уже постарался тот волшебник, который этот предмет создавал. Магические предметы почему такие простые? Потому что создатели позаботились о том, чтобы те, кто будут ими пользоваться делали это максимально естественно. Они конечно могли для этого дела создать сложные механизмы, но зачем? Достаточно дать предмету простую форму, привычную всем и научить магическим потокам самим находить пути нужные. Шапка-невидимка, ковёр-самолёт, скатерть самобранка, флейта. Но владелец-то всё равно должен этими потоками уметь управлять, перераспределять. А это ты как раз и умеешь. Но, чем сильнее волшебник, тем больше свойств предмета он сможет раскрыть. Иногда их может быть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Я кивнул.
– Панкрат, это всё хорошо, но у меня большие, нет, просто огромные проблемы. Мы нашли тёмного.
Панкрат внимательно посмотрел на меня.
– И до сих пор живы.
– Да… точнее нет… не знаю. В общем, тёмным, то есть тёмной Настасья оказалась. Она нас всех обманула, а потом меня в колодец бросила. А ребята и остальные преподаватели в школе остались. Я даже не знаю, как туда пробраться. Подходишь к воротам, а дальше идти не хочется. Просто никак не получается.
Панкрат задумался на пару мгновений.
– Надо ближе глянуть. Пойдём, покажешь.
Мы вышли из землянки. Как оказалось, уже наступило утро, пусть и совсем раннее. Роса на траве совсем замёрзла к утру, я глубоко вдохнул и выдохнул. Изо рта пошёл еле видный пар. Повеяло холодком так, что у меня даже мурашки пробежали. Я повёл плечами.
– Что, тёплых вещей не припас? Осень уже к концу подходит. Сейчас что-нибудь придумаем.
Позади меня отвлёк какой-то шум, а когда я обернулся, у Панкрата в руках уже была небольшая рубашка моего размера. Только рукава одного не было.
– На держи, рубаха из крапивы. Не бойся, не обожжёшься. Она из льна растительного, а не из самой крапивы.
– А рукава почему нет одного.
Панкрат прищурился и загадочно улыбнулся.
– Дарёному коню в зубы не смотрят. Надевай, ничего страшного. Заговорённая рубаха. Летом не жарит, зимой не морозит. Температуры держит самые разные. А на рукав один крапивы не хватило просто и торопилась сестрёнка наша очень. Старая история, как-нибудь потом расскажу.
Я надел рубаху и, к моему удивлению, тут же согрелся.
– Ух ты.
– Уже согрелся что ли?
– Ага. Прямо сразу.
– Ну вот, второе начало даёт о себе знать. Когда, можешь дальше в волшебники идти или ведуны. Сила в тебе немаленькая спит пока.
– Панкрат, пойдём к школе?
– Не терпится друзей спасать? Пойдём, понимаю тебя.
По дороге, я кратко поведал Панкрату о прошедших событиях, а он от моих рассказов всё мрачнел и мрачнел. До врат мы добрались, как обычно, минут за десять, а вот двигаться дальше у нас никак не получилось, хоть они и совсем открытыми были. Ни я, ни Панкрат пройти не смогли.
– Дела. Давно такой магии не видал. А перелезть забор пробовал?
– Нет. Но Лесовик, который со мной был, даже не попытался. Сказал, пойдёт друзей своих звать из леса. И с тобой наказал связаться.
– И правильно сделал. Барьер, видимо, по всему периметру стоит. Непростой, зараза. Надо посоветоваться, постой пока здесь.
Я остался стоять один, рядом с вратами, а Панкрат отошёл в сторону небольшой рощицы и пропал. От нечего делать, я стал расхаживать туда и обратно, пытаясь проникнуть через барьер. По всему выходило, что барьер был вовсе не физическим, а каким-то психологическим. Поначалу, первые пару шагов тебе просто хочется повернуть назад, так, будто там что-то сзади есть такое, от чего отказаться невозможно. Если же ещё пару шагов осиливаешь, то душу сковывает такой ужас, что тебе хочется повернуть назад и бежать, как можно дальше.
Предприняв ещё несколько попыток, я всё-таки сдался и потянулся к своей походной сумке. Там лежала стрелка, пару листков бумаги для журавликов, так не потраченные мной, перо, флейта и кресало, про которое я и вовсе забыл. Я достал его и начал вертеть. Каждый из предметов Лесовик дал мне не просто так. Стрелка помогла моим друзьям найти меня в логове Лихо, да и к Лесовику вела уверенно, флейта и вовсе не раз спасала, но вот кресало мне пока никак не понадобилось. Крутил я его и так, и эдак, но никак не мог понять, что оно делать должно.
Было оно стандартного размера, серого цвета. Я взял кремень из сумки, который всегда носил с собой, чтобы разжечь костёр и собственное кресало. Сравнил их. Моё было довольно сильно истёрто, особенно в тех местах, где я стучал им по кремню, а вот огниво Лесовика было в идеальном состоянии. Словно только что на рынке купленное. С одной стороны, на нём были выгравированы какие-то неизвестные мне руны, с другой поверхность была абсолютно гладкой.
– Зачем же ты нужна. И что Лесовик мне сказал тогда? «Когда наступят дни зимы, согреться можно лишь огнём». Абсолютно абстрактная нелепица, Лесовичок.
Я чиркнул кресалом об свой кремень. Высыпался сноп искр, самый обычный. Поднёс кремень и кресало к трутню, чиркнул ещё раз. Трутень сразу же загорелся. Огонь горел ровно, но был самым обычным огнём. Я потушил его, взял своё кресало и вновь разжёг огонь. Но на этот раз, искры, кажется были бледнее и огонь разгорелся не сразу.
Я вновь взял в руги кресало Лесовичка. Чиркнул им по кремню. Огонь занялся сразу.
– Это уже интереснее. Огонь значит, сразу появляется.
Как я ни пытался понять больше – ничего не выходило. Казалось, мне чего-то не хватает, чтобы понять, зачем мне нужно это кресало. Кроме того, что оно трутень сразу воспламеняет.
– Ну что Ванька, развлекаешься?
От неожиданности, я подскочил на месте.
– Панкрат, ты чего так пугаешь?
– Не дрейфь, я с новостями. Знаем мы, как от барьера избавиться. Вот только процесс этот сложный будет. Как только начнём, из барьера тварь всякая полезет. Такая, что погост, который вы упокоевали цветочками покажется.
– Откуда они возьмутся?
– Да прямо из барьера. Настасья очень сильна. Она барьер соткала из потусторонних тварей. Призраков, баньшей, полуденниц и ещё чего похлеще. Потому-то мы и не можем пройти – они нам этого сделать не дают.
При мысли о призраках меня пробрал озноб. А ведь я на целых четыре шага в барьер заходил. Получается, что они меня назад поворачивали. Панкрат будто почувствовал моё настроение.
– Что, не по себе? Правильно. А теперь представь, как сейчас твоим друзьям, с другой стороны. Так что держись, будем вместе прорываться. Видимо, Настасья совсем озверела, раз такие барьеры ставит. Задумала она что-то совсем плохое.
– А как мы его пройдём, Панкрат? Мы такую магию не проходили никогда.
– Вы не проходили, а мы тебе на что? Да и Лесовик сейчас подойдёт, мои ребята в дозоре сообщили. Все соберёмся, пригодовимся, да и ударим разом. Только вот бой непростой нам предстоит. Как только ведуны на барьер навалятся, силы потусторонние освобождаться начнут. Мы ведь ткань барьерную разрушим, который сейчас и нас внутрь не пускает, и изнутри никому наружу не даёт выйти.
– И что мне делать?
– Вспоминай все заговоры, которые от призраков, да от других тварей знаешь. Знаешь, как против таких действовать?
– Только поверхностно.
– Ты заклятия какие уже умеешь применять?
– Только базовые, с первого курса. Да может, ещё парочку из второго, Сева рассказывал, чем занимаются и в книжках немного почитал.
– Плохо. Тебе чтобы призраку хоть какой-то урон нанести, нужно вначале его материализовать. Без этого никак, иначе обычное оружие сквозь него проходить будет. Без заклятий третьего ранга тут никак, а ты их не знаешь вовсе. Тогда давай так. Я буду заклинания плести, а ты, как только кто появляться с тобой будет рядом, тут же мечом руби. Уговор?
– Уговор.
Панкрат протянул мне небольшой клинок, немного изогнутый и заточенный с одной стороны. Я махнул им пару раз, описал восьмёрку в воздухе, взвесил. Гарда была красива исписана узорами, а навершием служила волчья пасть. Кажется, я что-то слышал о таких клинках, изготавливавшихся далеко на юге. Кажется, ещё в столетней войне с абассидами такие были.
– Красивый клинок. А ты сам чем рубить будешь?
Панкрат усмехнулся.
– Не боись, без оружия не останусь. Это – сабля, дело рук самого Мастера Мечей, живёт далеко на западе. Главное, из рук его не выпускай, да руби наверняка и сам не поранься. У него заточка заговорённая, рубит всё на ура. Кроме таких же клинков.
– Ух ты. А потусторонних не порубит?
Сумеречник поморщился.
– Хотел бы я себе раздобыть такой, который бы любую загробную тварь одинаково гробит. Только вот такие клинки – редкость. Железо редко терпит больше одного заговора. Но, кроме этого, надо ещё и мастера такого найти, который сможет и оружие целым оставить и заговоры правильные применить. Мало таких в мире.
– А ведь есть клинки, которые сами в руках оказываются, когда пожелаешь?
Панкрат внимательно поглядел на меня.
– Есть. Только их всего пять по всему миру. Два из них у царей, один – у святого братства, один – у самого Кощея. А где пятый находится – никому неизвестно. А ты откуда про них знаешь?
– В книжках прочитал. Так может пятый сгинул куда или сломался?
Сумеречник покачал головой.
– Нет, такие не сломаешь. Клинки эти в древние времена богатырям принадлежали. Илье Муромцу, Алёше Поповичу, Добрыне Никитичу, Святогору и Вольге Святославовичу. Где они их добыли, доподлинно неизвестно. Говорят, мастер один их создал, из звезды, которая с неба упала. Зачаровывал их несколько лет. Да так зачаровал, как никто другой после не смог. Каждый клинок стоит, как полцарства. Но кому попало такой клинок не подчинится. Воля нужна железная.
– Вот бы и нам сюда клинок такой?
Панкрат усмехнулся.
– И перебили мы бы тогда друг друга за него, и друзей твоих не спасли. Нельзя такими вещами в бою сражаться, дорогие слишком. А человеческая душа слабая очень. Не удержится никто, чтобы таким клинком не завладеть.
Журавлика напрямую Святославу отправлять я не стал. Василиса должна была знать, что произошло, да и вживую всё описать гораздо проще, чем на клочке бумаге. Потому я решил послать журавлика Василисе обратно. Сложив бумагу аккуратно в нужную мне форму, я потянул журавлика за хвост и прошептал заветные слова. Журавлик вначале тряхнул головой, потом встрепенулся, как живая птица, глянул на меня, тряхнул крыльями, с которых слетели маленькие жёлтые искорки, и отправился восвояси. Я проводил его взглядом. Уж сколько раз, я посылал журавлика, а всё равно насмотреться на его волшебный полёт не мог.
– Ну что ж, теперь пора звать Панкрата.
Я достал флейту из сумки, немного повертел её и заиграл песню о павшем солдате. Она разлилась по землянке, а я закрыл глаза и продолжил играть.
Песня звучала будто бы и не от меня вовсе, а откуда-то со стороны. Постепенно она стала проникать в пространство вокруг, заполняя его всё больше. Поначалу, мне стало очень тоскливо, я даже не заметил, как песня смолкла, а я оказался около одинокой лачуги. Заглянув в окно, из которого брезжил свет, я обнаружил в ней красивую девушку, лет двадцати пяти, которая держала в руках флейту и плакала. Она вновь и вновь пыталась прикоснуться к ней губами, начинала играть, но сбивалась на первом же куплете. Сидела девушка на небольшой лавочке, прямо перед ней стоял стол, на котором стояла маленькая лампадка и лист бумаги.
– Прости, любовь моя, прости, что я жива, прости, что ты лежишь, прости, что смерть резва.
Девушка периодически убирала флейту от губ и подпевала себе под нос слова песни. Только немного не те, что знал я, но очень похожие. Да и мелодия было чуть другой. Я обернулся вокруг. Кроме лачуги и девушки в ней, кругом стояла полная тьма. Даже звёзд не было видно, хотя небо должно было быть чистым.
– И куда я попал?
Слова, произнесённые мной вслух, словно утонули в окружающей тьме, а девушка даже не обратила на меня внимания. Я решил постучаться, но мой стук был настолько глухим, что даже я его толком не услышал. Тогда я решил открыть дверь, но у меня ничего не вышло. Тогда я решил привлечь внимание девушки и снова подошёл к окну.
Девушка была всё ещё там, но сильно изменилась. Теперь там сидела та же девушка, но уже немного старше, всё перед той же лампадкой, только совсем потрёпанной. Она совсем не плакала, а играла песенку своим детям-близнецам. Те заворожённо слушали её, поневоле, я тоже заслушался и даже забыл, что хотел привлечь её внимание. Песня уже практически полностью была похожа на ту, которую знал я. Только имя героя было другим, но оно и так меняется в зависимости от того, где ты эту песню поёшь. Девушка играла куплет, потом пела, а на припеве ей подпевали близнецы. Когда она закончила, дети захлопали в ладоши.
– Вот такая песенка получилась про вашего папку.
– Мама, можно ещё разок? Нам так понравилось.
Девушка улыбнулась и кивнула.
– Ну давайте ещё разок.
И тут я очнулся, потому что кто-то схватил меня за плечо. Я подскочил на месте, но тут же успокоился. Передо мной сидел Панкрат, а я только сейчас понял, что всё, что девушка с близнецами была всего лишь сном.
?
Глава двадцать шестая. Барьер
– Панкрат, как ты сюда попал?
Сон ещё не ушёл из головы, потому я не сразу понял, где нахожусь. Но, тряхнув головой, сразу вспомнил события накануне.
– Да вот так и попал. Песню твою услышал, так сразу и выдвинулся. Очень уж ты её здорово исполняешь, Иван. Где так научился.
– Панкрат, да это и не я вовсе, а вот.
Я протянул Панкрату флейту, но тот лишь мельком глянул на неё.
– Инструмент, даже волшебный сам по себе не работает, запомни Иван. Второе начало волшебства знаешь о чём говорит?
– Что ничто ниоткуда просто так не возьмётся. Но это тут при чём?
– При том. Вот смотри, есть у тебя молоток, есть гвоздь. Сможешь его забить?
– Смогу.
– Правильно, потому что ты перераспределяешь кинетическую энергию. Ты тратишь энергию, замахиваясь молотком, добавляешь силу притяжения, плюс вес руки, плюс вес молотка, плюс энергию, выработанную рукой, которая, к тому же, работает как рычаг. И всю эту накопленную энергию направляешь в гвоздь, который имеет маленькую площадь соприкосновения с поверхностью. Понятное дело, что часть накопленной энергии рассеивается, но основное дело ты сделал – передал молотку энергию, а тот, в свою очередь, передал её в гвоздь. Но для этого тебе что нужно? Во-первых, руки, во-вторых умение ими пользоваться. Вот и с волшебными предметами то же самое. Кто попало ими воспользоваться не сможет.
– Кажется, я начинаю понимать. Я передаю флейте частичку магии, и она начинает работать?
– Вот именно. Мало того, что тот, кто пользуется предметом, должен перераспределить потоки магические, так он ещё и должен правильно это сделать. Как с руками и молотком. Попробуй попросить корову молотком махнуть. Думаю, ничего из этой затеи не выйдет.
Я нахмурился. Определённо, в словах Панкрата был смысл.
– Но, Панкрат, я же ничего особенного не делаю. Просто играю на ней.
– Ну, а тут уже постарался тот волшебник, который этот предмет создавал. Магические предметы почему такие простые? Потому что создатели позаботились о том, чтобы те, кто будут ими пользоваться делали это максимально естественно. Они конечно могли для этого дела создать сложные механизмы, но зачем? Достаточно дать предмету простую форму, привычную всем и научить магическим потокам самим находить пути нужные. Шапка-невидимка, ковёр-самолёт, скатерть самобранка, флейта. Но владелец-то всё равно должен этими потоками уметь управлять, перераспределять. А это ты как раз и умеешь. Но, чем сильнее волшебник, тем больше свойств предмета он сможет раскрыть. Иногда их может быть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Я кивнул.
– Панкрат, это всё хорошо, но у меня большие, нет, просто огромные проблемы. Мы нашли тёмного.
Панкрат внимательно посмотрел на меня.
– И до сих пор живы.
– Да… точнее нет… не знаю. В общем, тёмным, то есть тёмной Настасья оказалась. Она нас всех обманула, а потом меня в колодец бросила. А ребята и остальные преподаватели в школе остались. Я даже не знаю, как туда пробраться. Подходишь к воротам, а дальше идти не хочется. Просто никак не получается.
Панкрат задумался на пару мгновений.
– Надо ближе глянуть. Пойдём, покажешь.
Мы вышли из землянки. Как оказалось, уже наступило утро, пусть и совсем раннее. Роса на траве совсем замёрзла к утру, я глубоко вдохнул и выдохнул. Изо рта пошёл еле видный пар. Повеяло холодком так, что у меня даже мурашки пробежали. Я повёл плечами.
– Что, тёплых вещей не припас? Осень уже к концу подходит. Сейчас что-нибудь придумаем.
Позади меня отвлёк какой-то шум, а когда я обернулся, у Панкрата в руках уже была небольшая рубашка моего размера. Только рукава одного не было.
– На держи, рубаха из крапивы. Не бойся, не обожжёшься. Она из льна растительного, а не из самой крапивы.
– А рукава почему нет одного.
Панкрат прищурился и загадочно улыбнулся.
– Дарёному коню в зубы не смотрят. Надевай, ничего страшного. Заговорённая рубаха. Летом не жарит, зимой не морозит. Температуры держит самые разные. А на рукав один крапивы не хватило просто и торопилась сестрёнка наша очень. Старая история, как-нибудь потом расскажу.
Я надел рубаху и, к моему удивлению, тут же согрелся.
– Ух ты.
– Уже согрелся что ли?
– Ага. Прямо сразу.
– Ну вот, второе начало даёт о себе знать. Когда, можешь дальше в волшебники идти или ведуны. Сила в тебе немаленькая спит пока.
– Панкрат, пойдём к школе?
– Не терпится друзей спасать? Пойдём, понимаю тебя.
По дороге, я кратко поведал Панкрату о прошедших событиях, а он от моих рассказов всё мрачнел и мрачнел. До врат мы добрались, как обычно, минут за десять, а вот двигаться дальше у нас никак не получилось, хоть они и совсем открытыми были. Ни я, ни Панкрат пройти не смогли.
– Дела. Давно такой магии не видал. А перелезть забор пробовал?
– Нет. Но Лесовик, который со мной был, даже не попытался. Сказал, пойдёт друзей своих звать из леса. И с тобой наказал связаться.
– И правильно сделал. Барьер, видимо, по всему периметру стоит. Непростой, зараза. Надо посоветоваться, постой пока здесь.
Я остался стоять один, рядом с вратами, а Панкрат отошёл в сторону небольшой рощицы и пропал. От нечего делать, я стал расхаживать туда и обратно, пытаясь проникнуть через барьер. По всему выходило, что барьер был вовсе не физическим, а каким-то психологическим. Поначалу, первые пару шагов тебе просто хочется повернуть назад, так, будто там что-то сзади есть такое, от чего отказаться невозможно. Если же ещё пару шагов осиливаешь, то душу сковывает такой ужас, что тебе хочется повернуть назад и бежать, как можно дальше.
Предприняв ещё несколько попыток, я всё-таки сдался и потянулся к своей походной сумке. Там лежала стрелка, пару листков бумаги для журавликов, так не потраченные мной, перо, флейта и кресало, про которое я и вовсе забыл. Я достал его и начал вертеть. Каждый из предметов Лесовик дал мне не просто так. Стрелка помогла моим друзьям найти меня в логове Лихо, да и к Лесовику вела уверенно, флейта и вовсе не раз спасала, но вот кресало мне пока никак не понадобилось. Крутил я его и так, и эдак, но никак не мог понять, что оно делать должно.
Было оно стандартного размера, серого цвета. Я взял кремень из сумки, который всегда носил с собой, чтобы разжечь костёр и собственное кресало. Сравнил их. Моё было довольно сильно истёрто, особенно в тех местах, где я стучал им по кремню, а вот огниво Лесовика было в идеальном состоянии. Словно только что на рынке купленное. С одной стороны, на нём были выгравированы какие-то неизвестные мне руны, с другой поверхность была абсолютно гладкой.
– Зачем же ты нужна. И что Лесовик мне сказал тогда? «Когда наступят дни зимы, согреться можно лишь огнём». Абсолютно абстрактная нелепица, Лесовичок.
Я чиркнул кресалом об свой кремень. Высыпался сноп искр, самый обычный. Поднёс кремень и кресало к трутню, чиркнул ещё раз. Трутень сразу же загорелся. Огонь горел ровно, но был самым обычным огнём. Я потушил его, взял своё кресало и вновь разжёг огонь. Но на этот раз, искры, кажется были бледнее и огонь разгорелся не сразу.
Я вновь взял в руги кресало Лесовичка. Чиркнул им по кремню. Огонь занялся сразу.
– Это уже интереснее. Огонь значит, сразу появляется.
Как я ни пытался понять больше – ничего не выходило. Казалось, мне чего-то не хватает, чтобы понять, зачем мне нужно это кресало. Кроме того, что оно трутень сразу воспламеняет.
– Ну что Ванька, развлекаешься?
От неожиданности, я подскочил на месте.
– Панкрат, ты чего так пугаешь?
– Не дрейфь, я с новостями. Знаем мы, как от барьера избавиться. Вот только процесс этот сложный будет. Как только начнём, из барьера тварь всякая полезет. Такая, что погост, который вы упокоевали цветочками покажется.
– Откуда они возьмутся?
– Да прямо из барьера. Настасья очень сильна. Она барьер соткала из потусторонних тварей. Призраков, баньшей, полуденниц и ещё чего похлеще. Потому-то мы и не можем пройти – они нам этого сделать не дают.
При мысли о призраках меня пробрал озноб. А ведь я на целых четыре шага в барьер заходил. Получается, что они меня назад поворачивали. Панкрат будто почувствовал моё настроение.
– Что, не по себе? Правильно. А теперь представь, как сейчас твоим друзьям, с другой стороны. Так что держись, будем вместе прорываться. Видимо, Настасья совсем озверела, раз такие барьеры ставит. Задумала она что-то совсем плохое.
– А как мы его пройдём, Панкрат? Мы такую магию не проходили никогда.
– Вы не проходили, а мы тебе на что? Да и Лесовик сейчас подойдёт, мои ребята в дозоре сообщили. Все соберёмся, пригодовимся, да и ударим разом. Только вот бой непростой нам предстоит. Как только ведуны на барьер навалятся, силы потусторонние освобождаться начнут. Мы ведь ткань барьерную разрушим, который сейчас и нас внутрь не пускает, и изнутри никому наружу не даёт выйти.
– И что мне делать?
– Вспоминай все заговоры, которые от призраков, да от других тварей знаешь. Знаешь, как против таких действовать?
– Только поверхностно.
– Ты заклятия какие уже умеешь применять?
– Только базовые, с первого курса. Да может, ещё парочку из второго, Сева рассказывал, чем занимаются и в книжках немного почитал.
– Плохо. Тебе чтобы призраку хоть какой-то урон нанести, нужно вначале его материализовать. Без этого никак, иначе обычное оружие сквозь него проходить будет. Без заклятий третьего ранга тут никак, а ты их не знаешь вовсе. Тогда давай так. Я буду заклинания плести, а ты, как только кто появляться с тобой будет рядом, тут же мечом руби. Уговор?
– Уговор.
Панкрат протянул мне небольшой клинок, немного изогнутый и заточенный с одной стороны. Я махнул им пару раз, описал восьмёрку в воздухе, взвесил. Гарда была красива исписана узорами, а навершием служила волчья пасть. Кажется, я что-то слышал о таких клинках, изготавливавшихся далеко на юге. Кажется, ещё в столетней войне с абассидами такие были.
– Красивый клинок. А ты сам чем рубить будешь?
Панкрат усмехнулся.
– Не боись, без оружия не останусь. Это – сабля, дело рук самого Мастера Мечей, живёт далеко на западе. Главное, из рук его не выпускай, да руби наверняка и сам не поранься. У него заточка заговорённая, рубит всё на ура. Кроме таких же клинков.
– Ух ты. А потусторонних не порубит?
Сумеречник поморщился.
– Хотел бы я себе раздобыть такой, который бы любую загробную тварь одинаково гробит. Только вот такие клинки – редкость. Железо редко терпит больше одного заговора. Но, кроме этого, надо ещё и мастера такого найти, который сможет и оружие целым оставить и заговоры правильные применить. Мало таких в мире.
– А ведь есть клинки, которые сами в руках оказываются, когда пожелаешь?
Панкрат внимательно поглядел на меня.
– Есть. Только их всего пять по всему миру. Два из них у царей, один – у святого братства, один – у самого Кощея. А где пятый находится – никому неизвестно. А ты откуда про них знаешь?
– В книжках прочитал. Так может пятый сгинул куда или сломался?
Сумеречник покачал головой.
– Нет, такие не сломаешь. Клинки эти в древние времена богатырям принадлежали. Илье Муромцу, Алёше Поповичу, Добрыне Никитичу, Святогору и Вольге Святославовичу. Где они их добыли, доподлинно неизвестно. Говорят, мастер один их создал, из звезды, которая с неба упала. Зачаровывал их несколько лет. Да так зачаровал, как никто другой после не смог. Каждый клинок стоит, как полцарства. Но кому попало такой клинок не подчинится. Воля нужна железная.
– Вот бы и нам сюда клинок такой?
Панкрат усмехнулся.
– И перебили мы бы тогда друг друга за него, и друзей твоих не спасли. Нельзя такими вещами в бою сражаться, дорогие слишком. А человеческая душа слабая очень. Не удержится никто, чтобы таким клинком не завладеть.
