Только любовь его, хоть и страстная, всегда быстро проходила к одной из них, чтобы с новой силой вспыхнуть к другой. Вот и сейчас у него был роман с Натальей Воронцовой, дочерью графа Воронцова, фрейлиной его матушки. А вот за Владимиром такого никогда не замечалось. С ровной холодностью тот всегда взирал на красивых девушек, которые окружали их на приемах, ни одной из них не улыбнувшись ни разу приветливой улыбкой.
— Да и рассказывать-то особо нечего, — смутился Владимир.
— Не скромничайте, Владимир, скажите хотя бы, как ее зовут, вашу любовь, — продолжал настаивать Александр.
— Санька, актриса батюшкиного театра, — вдруг чистосердечно выложил тот.
— Александра, значит, — улыбнулся ему наследник. — Крепостная, стало быть?
— Крепостная, — вздохнул Владимир.
— Ну, так дайте ей вольную, делов-то. И крутите с ней любовь, сколько хотите.
— Не могу я этого сделать, он… она… батюшкина собственность. И я думаю, что он ее ни за какие деньги не продаст, — снова вздохнул Владимир.
— Прима, что ли?
— Больше, чем прима…
— И батюшкина любовница? Так? Я прав? — Александр попытался заглянуть вмиг потухшие глаза своего друга.
— Видимо, — зло отозвался Владимир и сразу поджал губы в тонкую линию, давая понять, что больше ни о Саньке, ни о батюшке говорить он не намерен.
Александр пожал плечами, что же, раз не хочет он с ним о ней разговаривать, то и не надо, всему свое время. А вот он бы с удовольствием поговорил о достоинствах своей Натали.
Эта небольшая передышка добавила сил Александру и он, скрепя сердце и, скрипя зубами, написал еще несколько писем и приглашений, чтобы Владимир их завтра в первой половине дня развез по адресатам.
Расстались они, когда на улице почти стемнело. Потратив еще несколько драгоценных минут, чтобы переодеться, Владимир уже было направился в конюшню, чтобы оседлать своего жеребца и верхом поехать в особняк, как был перехвачен Жуковским. Он обреченно вздохнул, скорее всего, тот обнаружил в письмах и приглашениях ошибки и теперь и ему, и Александру будет читать лекцию о грамматике русского языка, а это, Владимир знал по опыту, не на один час.
— Граф Татищев, — вежливо обратился к нему Василий Андреевич своим мягким завораживающим голосом, не предвещающим ничего хорошего. — С вами хотел бы переговорить государь-император.
У Владимира сердце ухнуло куда-то вниз. За все время службы государь вызывал его к себе всего несколько раз, и всегда по очень серьезному поводу. И вот снова…
— Прошу следовать за мной, — предложил Жуковский и направился по переходам дворца из Детской части дворца, как здесь называли часть покоев, где размещался наследник-цесаревич со своими слугами, на императорскую часть.
Император их ожидал в крошечном кабинете, а не в своем обычном, где принимал всех просителей. Он предложил Владимиру присесть в кресло, стоящее перед письменным столом красного дерева. Практически эта была вся мебель в этой комнатке. Жуковский, по-клонившись, тотчас удалился.
— Граф Татищев.
Владимир даже вздрогнул от официального обращения к себе.
— Я хочу вас поблагодарить за службу моему сыну, — император начал издалека.
Владимир, встав, поклонился государю, когда тот рукой предложил снова сесть, опустился на самый кончик кресла. Похоже, разговор не предвещал ничего хорошего.
Император, встав из-за стола, отошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру, вглядываясь в ночной Петербург. Владимир тоже поднялся — не дозволено сидеть при стоящем государе.
— Что-то странное происходит, — тихо сказал император. — Кто-то шпионит за моим сыном. Все его письма, отчеты прочитываются, даже конфиденциальные. Сегодня перехвачена была депеша с вашими отчетами о ревизии. В связи с этим, я хотел бы попросить вас, Владимир, присмотреться ко всем кто имеет доступ в кабинет моего сына и к его бумагам. Составьте поименный список. Я хочу найти и наказать эту «крысу». Я знаю, мой сын вам доверяет. Я тоже хочу доверять вам. И хочу, чтобы все было тайно, особенно, наш с вами разговор. Я не хочу спугнуть шпиона раньше времени…
Император еще долго говорил, объясняя, что и как должен делать Владимир, как себя вести, чтобы самому оставаться в тени, быть нераскрытым. А тот молча кивал, показывая всем своим видом, что он понимает, о чем говорит государь-император и что тот имеет в виду.
Домой Владимир попал уже почти за полночь. Он спешился перед коваными воротами особняка и постучался в окошко сторожевой будки.
— Кого в такое время черти носят? — раздался раздраженный голос сторожа. Владимир сразу узнал голос Евсея и улыбнулся, зная, что сейчас из дверей появится его заспанное лицо, а потом тот, суетясь, кинется отпирать тяжелые ворота, а Владимир скажет, чтобы сторож пропустил его через калитку.
— Барин Владимир Петрович, — залебезил Евсей, появившийся из дверей в накинутом наспех полушубке. — Я сейчас. Секундочку.
— Коня возьми, — попросил Владимир, — а мне калитку открой только. Да, и скажи, кто приехал и зачем?
— Да, это же батюшка ваш, барин Петр Николаевич, дал распоряжение, что бы дом к Рождеству обжили, он сам намерен приехать. А сейчас здесь Наталья-кухарка с дворовыми девушками приехала порядок наводить, да Анютку с собой привезла, дочку Аксиньину.
— И что, это все, кто приехал? — переспросил Владимир.
— Нет, еще мадам приехала, да парнишонка Санька. А кто таков, я не знаю. Вроде как из крепостных, но обращаются все с ним не как с крепостным.
Что за мадам, Владимир не стал выяснять, его интересовал только Санька. Ведь это он все-таки прогуливался с Анюткой в его рединготе…
Особняк мирно спал и только в крайнем окне на кухне свет горел. Видимо, Наталья что-то там делала, скорее всего, опару для хлеба ставила, почему-то подумалось Владимиру.
— Наталья, — тихо позвал он и постучался в оконную раму, стараясь не переполошить весь дом и не испугать его обитателей.
— Кто там? — тотчас откликнулась женщина, подойдя к окошку, пытаясь рассмотреть хоть что-либо в темноте.
— Это я, Владимир, впусти меня. Не хочу громко стучать, чтобы не перебудить всех.
— Ах, ты ж, батюшки, Владимир Петрович! Сейчас, миленький, иди к двери, открою, — тотчас засуетилась женщина.
И Владимир увидел, как в окнах замелькал огонек свечи в ее руках.
— Сейчас Анисью подниму, пусть тебя проводит в твою комнату, — ласково ворковала Наталья возле него после того, как открыла входные двери.
— Разбуди, — согласился Владимир. — А мне дай пирожок, знаю, есть у тебя в запасе. Всегда для голодных держишь.
— Для вас, барин, найду что-нибудь и получше пирожка, — улыбнулась кухарка, — Прошу проследовать за мной на кухню. Извините, но столовой в сей час кормить вас не буду. Утром, пожалуйста, завтрак подам, как положено.
— Хорошо, хорошо, — смеясь, согласился Владимир, ему вдруг стало уютно и хорошо в этом большом пустом доме. ..
— Батюшки, Боже ж, ты мой, — причитала Наталья, наливая в огромную тарелку солянку с копченостями, приготовленную для мадам и Саньки на завтра. Ничего, пусть барин от пуза покушает, а им она что-нибудь другое сгоношит к обеду на скорую руку, — Не кормили вас во дворце что ли?
— Не кормили, — улыбнулся Владимир, — правда, не ел. Дел было столько, что забыл пообедать, а на ужин чашку чая выпил всего лишь.
— А мы вас ждали только к Рождеству. Батюшка ваш, Петр Николаевич, говорил, что вы отбыли из Петербурга с наследником-цесаревичем и вернетесь только к праздникам, — делилась женщина новостями с ним, пока он заедал суп огромным куском сладкого пирога с киселем и ждал, когда в его комнате Анисья застелет постель свежим бельем и немного подтопит там. — Он и сам должен приехать сразу из-за границы прямо сюда. А нам как раз и велено дом обжить и приготовить к его приезду.
Она не стала ничего говорить ни про молодую жену, которую должен батюшка привезти, ни про Саньку, который вроде уже и брат названный Владимиру, а может и не брат вовсе. Пусть барин приедет и все ему сам расскажет.
— А кто приехал вместе с тобой, — осторожно поинтересовался Владимир, не стал сразу о Саньке спрашивать.
— Да кто ж, знамо дело, девки дворовые Дарья, Настасья, да Полина, чтобы убирать здесь все да мыть. В помощь Анисье их привезли. Анютку взяла с собой на свой страх, пусть хоть с матерью немного побудет, а то растет девчонка, ни отца, ни матери не зная. Не правильно это. Мадам приехала, гувернантка Санькина, да Санька, — и Наталья замолчала. Называть его братом не рискнула, а актрисой язык не повернулся.
— И с каких это пор у Саньки гувернантка появилась, — вдруг развеселился Владимир, представив, как эта самая мадам выводит на прогулку великовозрастного детинушку, и при этом сюсюкается с ним, как с маленьким, как его гувернантки с ним в свое время.
— Да, почитай сразу, как вы отбыли из усадьбы на службу. Барин ее из уезда доставил. Она Саньку наукам разным и языкам обучала. И когда мы сюда поехали, то она тоже выказала желание с нами столицу навестить, — рассказывала словоохотливая кухарка.
После тяжелого дня, сытного ужина, в тепле кухни Владимир стал скоро клевать носом, с трудом воспринимая слова кухарки, но тут и Анисья появилась со свечой в руках и сообщила барину, что его комната готова, и он может идти отдыхать.
— А Саньку куда поселили? — поинтересовался Владимир у женщины, вышедшей его проводить и убедиться, что у барина все есть и больше ему до утра ничего не понадобится.
— Да под крышей, в маленькой жилой комнатке, она там одна такая, — тут же с готовностью отозвалась Анисья, следуя впереди и освещая путь в темных коридорах. Это когда баре в доме живут, свечи зажигаются в каждом канделябре, развешанном по всем стенам, а им, слугам, освещение по ночам в доме совершенно ни к чему, достаточно и маленькой свечки в комнате. Владимиру же в его спальне она зажгла семисвечник, захочет, при таком освещении и почитать можно перед сном, а не захочет, загасит свечки и спать завалится. Она хорошо комнату протопила, в доме вообще в каждой спальне печи или камины были, поэтому стоило только лечь под теплое пуховое одеяло, сразу дрема наваливалась от тепла и сытости.
— Спасибо, можешь идти, — поблагодарил Владимир женщину, после того, как убедился, что с его комнатой все в порядке, и ему, действительно, больше ничего не нужно, как только зарыться в теплую перину и, накрывшись пуховым одеялом, уснуть до утра.
— Спокойной ночи, барин, приятных сновидений, — и она собралась уже уйти, как вспомнила о своих прямых обязанностях служанки, а не просто сторожа этого дома. — Извините, барин, в котором часу прикажете вас разбудить, и когда подавать завтрак.
— До петухов, Анисья, я привык вставать.
Женщина прыснула совершенно непристойно. Да, уж какие петухи в столице, но тут же снова приняла серьезный вид.
— Разбуди меня в шесть утра, — продолжил Владимир, посмеявшись с ней. — А завтрак накажи Наталье в семь подать. В восемь я хочу уже во дворец к цесаревичу попасть. У нас ним рано день начинается, — улыбнулся Владимир заботливой женщине. Он уже совершенно отвык от такого человеческого участия, слуга же его существовал только для того, чтобы вовремя его поднимать и костюм чистить.
Но только не смог заснуть Владимир после ухода Анисьи, все лежал и ворочался с боку на бок. Не давала ему покоя мысль, что здесь же, в доме, где-то спит Санька. Не выдержав, он поднялся, накинул халат, который нашел в шкафу, зажег маленькую свечечку и, вставив ее в небольшой подсвечник, который обнаружил к своей вящей радости на прикроватной тумбе, не семисвечник же тащить в руках, осторожно озираясь по сторонам, покинул свою спальню.
— Под самой крышей, — прошептал Владимир, повторяя слова Анисьи, когда сначала поднялся на третий этаж дома, а потом по узенькой лестнице, ведущей наверх, прошел к тому единственному жилому помещению, расположенному почти на чердаке.
Стараясь не заскрипеть половицами и не разбудить жильца этой комнатки, Владимир на цыпочках подошел к двери и прислушался. Все тихо. Он задул свечу и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь.
На широкой кровати спал Санька, лежа на спине, разметавшись и откинув одеяло в сторону. Владимир тихонько юркнул внутрь и присел на корточки перед спящим парнем. Он сидел и любовался им в лунном свете, стараясь не разбудить, но и не торопился уйти.
Санька засопел, сначала перевернулся на бок, а потом вообще лег на живот. Рубашонка на нем задралась, открывая Владимиру для обозрения стройные бедра и упругие ягодицы.
— Замерзнет ведь к утру, — тихо-тихо прошептал Владимир, поднимаясь с корточек и накрывая Саньку одеялом.
Он постоял еще немного, и уже собрался уйти, как вдруг в каком-то порыве, приподнял край одеяла и прилег на самом краешке кровати рядом с Санькой, сразу затих, опасаясь, что тот проснется и может его испугаться в темноте. Но тот даже не пошевелился.
«Полежу рядом с ним немножко, полюбуюсь и пойду к себе», — решил Владимир, протягивая руку и прикасаясь к отросшим Санькиным кудряшкам. И незаметно для самого себя тоже уснул, пригревшись возле юношеского тела.
— Барин, — прошептал Санька, проснувшись в обнимку с Владимиром, и тем самым, разбудив его.
— Я, Санюшка, — ответил ему сонный Владимир, совсем как батюшка, и поцеловал его сначала в макушку, потом, подтянув к себе повыше, в лоб, глаза, нос, а только потом прикоснулся осторожно к пахнущим медом и травами губам. Ничего не изменилось
Санька вздрогнул, но не отстранился и не открыл глаза, а только сильнее прижался к своему барину. Он и верил, и не верил, что это он, Владимир. Тот ему только что снился во сне, поэтому он боялся, что вот сейчас, он откроет глаза и тот исчезнет.
— Санюшка, я сейчас пойду, а то меня слуги потеряют, — прошептал Владимир, в самые его губы. — А вечером после службы я снова приду. Ты только меня дождись. Хорошо.
Санька молча кивнул и обнял барина за талию, не желая, чтобы тот уходил от него. Больше всего боялся, что сейчас Владимир встанет и уйдет, и уже никогда к нему не вернется.
— Если хочешь, то тоже вставай. Нас с тобой Наталья завтраком накормит, я попрошу стол на двоих накрыть. Хочешь?
— Хочу, — тихо ответил Санька, представив, как он вместе с Владимиром будет сидеть за одним столом и улыбаться ему.
— Тогда я пойду и буду тебя дожидаться в столовой.
Санька так и не открыл глаза, пока Владимир вставал, в темной комнате искал свечу и уходил. И только когда дверь за ним закрылась, он вздохнул и сел на кровати.
«Еще же совсем рано, — подумал Санька. — Неужели барин спозаранку на службу уходит? Тяжело ему, наверное».
Он быстро умылся, оделся в домашнюю одежду, потом скинул ее, переодевшись в парадную, потом снова натянул домашнюю. Повздыхав, Санька решил, что все-таки к завтраку Владимир выйдет в домашнем халате, и, видимо, ему тоже надо подойти в столовую в домашних брюках и рубашке, которые, не поскупившись, батюшка приобрел для него.
«А ведь и впрямь не крепостной, — улыбнулся Владимир, завидев Саньку за стеклянными дверями. — И статью, и манерами, и даже одежда на нем барская. Постарался батюшка».
Он смотрел на Саньку и улыбался, а тот счастливо улыбался ему в ответ. И казалось, вот оно счастье, и оно будет вечным!
— Да и рассказывать-то особо нечего, — смутился Владимир.
— Не скромничайте, Владимир, скажите хотя бы, как ее зовут, вашу любовь, — продолжал настаивать Александр.
— Санька, актриса батюшкиного театра, — вдруг чистосердечно выложил тот.
— Александра, значит, — улыбнулся ему наследник. — Крепостная, стало быть?
— Крепостная, — вздохнул Владимир.
— Ну, так дайте ей вольную, делов-то. И крутите с ней любовь, сколько хотите.
— Не могу я этого сделать, он… она… батюшкина собственность. И я думаю, что он ее ни за какие деньги не продаст, — снова вздохнул Владимир.
— Прима, что ли?
— Больше, чем прима…
— И батюшкина любовница? Так? Я прав? — Александр попытался заглянуть вмиг потухшие глаза своего друга.
— Видимо, — зло отозвался Владимир и сразу поджал губы в тонкую линию, давая понять, что больше ни о Саньке, ни о батюшке говорить он не намерен.
Александр пожал плечами, что же, раз не хочет он с ним о ней разговаривать, то и не надо, всему свое время. А вот он бы с удовольствием поговорил о достоинствах своей Натали.
Эта небольшая передышка добавила сил Александру и он, скрепя сердце и, скрипя зубами, написал еще несколько писем и приглашений, чтобы Владимир их завтра в первой половине дня развез по адресатам.
Расстались они, когда на улице почти стемнело. Потратив еще несколько драгоценных минут, чтобы переодеться, Владимир уже было направился в конюшню, чтобы оседлать своего жеребца и верхом поехать в особняк, как был перехвачен Жуковским. Он обреченно вздохнул, скорее всего, тот обнаружил в письмах и приглашениях ошибки и теперь и ему, и Александру будет читать лекцию о грамматике русского языка, а это, Владимир знал по опыту, не на один час.
— Граф Татищев, — вежливо обратился к нему Василий Андреевич своим мягким завораживающим голосом, не предвещающим ничего хорошего. — С вами хотел бы переговорить государь-император.
У Владимира сердце ухнуло куда-то вниз. За все время службы государь вызывал его к себе всего несколько раз, и всегда по очень серьезному поводу. И вот снова…
— Прошу следовать за мной, — предложил Жуковский и направился по переходам дворца из Детской части дворца, как здесь называли часть покоев, где размещался наследник-цесаревич со своими слугами, на императорскую часть.
Император их ожидал в крошечном кабинете, а не в своем обычном, где принимал всех просителей. Он предложил Владимиру присесть в кресло, стоящее перед письменным столом красного дерева. Практически эта была вся мебель в этой комнатке. Жуковский, по-клонившись, тотчас удалился.
— Граф Татищев.
Владимир даже вздрогнул от официального обращения к себе.
— Я хочу вас поблагодарить за службу моему сыну, — император начал издалека.
Владимир, встав, поклонился государю, когда тот рукой предложил снова сесть, опустился на самый кончик кресла. Похоже, разговор не предвещал ничего хорошего.
Император, встав из-за стола, отошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру, вглядываясь в ночной Петербург. Владимир тоже поднялся — не дозволено сидеть при стоящем государе.
— Что-то странное происходит, — тихо сказал император. — Кто-то шпионит за моим сыном. Все его письма, отчеты прочитываются, даже конфиденциальные. Сегодня перехвачена была депеша с вашими отчетами о ревизии. В связи с этим, я хотел бы попросить вас, Владимир, присмотреться ко всем кто имеет доступ в кабинет моего сына и к его бумагам. Составьте поименный список. Я хочу найти и наказать эту «крысу». Я знаю, мой сын вам доверяет. Я тоже хочу доверять вам. И хочу, чтобы все было тайно, особенно, наш с вами разговор. Я не хочу спугнуть шпиона раньше времени…
Император еще долго говорил, объясняя, что и как должен делать Владимир, как себя вести, чтобы самому оставаться в тени, быть нераскрытым. А тот молча кивал, показывая всем своим видом, что он понимает, о чем говорит государь-император и что тот имеет в виду.
Домой Владимир попал уже почти за полночь. Он спешился перед коваными воротами особняка и постучался в окошко сторожевой будки.
— Кого в такое время черти носят? — раздался раздраженный голос сторожа. Владимир сразу узнал голос Евсея и улыбнулся, зная, что сейчас из дверей появится его заспанное лицо, а потом тот, суетясь, кинется отпирать тяжелые ворота, а Владимир скажет, чтобы сторож пропустил его через калитку.
— Барин Владимир Петрович, — залебезил Евсей, появившийся из дверей в накинутом наспех полушубке. — Я сейчас. Секундочку.
— Коня возьми, — попросил Владимир, — а мне калитку открой только. Да, и скажи, кто приехал и зачем?
— Да, это же батюшка ваш, барин Петр Николаевич, дал распоряжение, что бы дом к Рождеству обжили, он сам намерен приехать. А сейчас здесь Наталья-кухарка с дворовыми девушками приехала порядок наводить, да Анютку с собой привезла, дочку Аксиньину.
— И что, это все, кто приехал? — переспросил Владимир.
— Нет, еще мадам приехала, да парнишонка Санька. А кто таков, я не знаю. Вроде как из крепостных, но обращаются все с ним не как с крепостным.
Что за мадам, Владимир не стал выяснять, его интересовал только Санька. Ведь это он все-таки прогуливался с Анюткой в его рединготе…
Особняк мирно спал и только в крайнем окне на кухне свет горел. Видимо, Наталья что-то там делала, скорее всего, опару для хлеба ставила, почему-то подумалось Владимиру.
— Наталья, — тихо позвал он и постучался в оконную раму, стараясь не переполошить весь дом и не испугать его обитателей.
— Кто там? — тотчас откликнулась женщина, подойдя к окошку, пытаясь рассмотреть хоть что-либо в темноте.
— Это я, Владимир, впусти меня. Не хочу громко стучать, чтобы не перебудить всех.
— Ах, ты ж, батюшки, Владимир Петрович! Сейчас, миленький, иди к двери, открою, — тотчас засуетилась женщина.
И Владимир увидел, как в окнах замелькал огонек свечи в ее руках.
— Сейчас Анисью подниму, пусть тебя проводит в твою комнату, — ласково ворковала Наталья возле него после того, как открыла входные двери.
— Разбуди, — согласился Владимир. — А мне дай пирожок, знаю, есть у тебя в запасе. Всегда для голодных держишь.
— Для вас, барин, найду что-нибудь и получше пирожка, — улыбнулась кухарка, — Прошу проследовать за мной на кухню. Извините, но столовой в сей час кормить вас не буду. Утром, пожалуйста, завтрак подам, как положено.
— Хорошо, хорошо, — смеясь, согласился Владимир, ему вдруг стало уютно и хорошо в этом большом пустом доме. ..
— Батюшки, Боже ж, ты мой, — причитала Наталья, наливая в огромную тарелку солянку с копченостями, приготовленную для мадам и Саньки на завтра. Ничего, пусть барин от пуза покушает, а им она что-нибудь другое сгоношит к обеду на скорую руку, — Не кормили вас во дворце что ли?
— Не кормили, — улыбнулся Владимир, — правда, не ел. Дел было столько, что забыл пообедать, а на ужин чашку чая выпил всего лишь.
— А мы вас ждали только к Рождеству. Батюшка ваш, Петр Николаевич, говорил, что вы отбыли из Петербурга с наследником-цесаревичем и вернетесь только к праздникам, — делилась женщина новостями с ним, пока он заедал суп огромным куском сладкого пирога с киселем и ждал, когда в его комнате Анисья застелет постель свежим бельем и немного подтопит там. — Он и сам должен приехать сразу из-за границы прямо сюда. А нам как раз и велено дом обжить и приготовить к его приезду.
Она не стала ничего говорить ни про молодую жену, которую должен батюшка привезти, ни про Саньку, который вроде уже и брат названный Владимиру, а может и не брат вовсе. Пусть барин приедет и все ему сам расскажет.
— А кто приехал вместе с тобой, — осторожно поинтересовался Владимир, не стал сразу о Саньке спрашивать.
— Да кто ж, знамо дело, девки дворовые Дарья, Настасья, да Полина, чтобы убирать здесь все да мыть. В помощь Анисье их привезли. Анютку взяла с собой на свой страх, пусть хоть с матерью немного побудет, а то растет девчонка, ни отца, ни матери не зная. Не правильно это. Мадам приехала, гувернантка Санькина, да Санька, — и Наталья замолчала. Называть его братом не рискнула, а актрисой язык не повернулся.
— И с каких это пор у Саньки гувернантка появилась, — вдруг развеселился Владимир, представив, как эта самая мадам выводит на прогулку великовозрастного детинушку, и при этом сюсюкается с ним, как с маленьким, как его гувернантки с ним в свое время.
— Да, почитай сразу, как вы отбыли из усадьбы на службу. Барин ее из уезда доставил. Она Саньку наукам разным и языкам обучала. И когда мы сюда поехали, то она тоже выказала желание с нами столицу навестить, — рассказывала словоохотливая кухарка.
После тяжелого дня, сытного ужина, в тепле кухни Владимир стал скоро клевать носом, с трудом воспринимая слова кухарки, но тут и Анисья появилась со свечой в руках и сообщила барину, что его комната готова, и он может идти отдыхать.
— А Саньку куда поселили? — поинтересовался Владимир у женщины, вышедшей его проводить и убедиться, что у барина все есть и больше ему до утра ничего не понадобится.
— Да под крышей, в маленькой жилой комнатке, она там одна такая, — тут же с готовностью отозвалась Анисья, следуя впереди и освещая путь в темных коридорах. Это когда баре в доме живут, свечи зажигаются в каждом канделябре, развешанном по всем стенам, а им, слугам, освещение по ночам в доме совершенно ни к чему, достаточно и маленькой свечки в комнате. Владимиру же в его спальне она зажгла семисвечник, захочет, при таком освещении и почитать можно перед сном, а не захочет, загасит свечки и спать завалится. Она хорошо комнату протопила, в доме вообще в каждой спальне печи или камины были, поэтому стоило только лечь под теплое пуховое одеяло, сразу дрема наваливалась от тепла и сытости.
— Спасибо, можешь идти, — поблагодарил Владимир женщину, после того, как убедился, что с его комнатой все в порядке, и ему, действительно, больше ничего не нужно, как только зарыться в теплую перину и, накрывшись пуховым одеялом, уснуть до утра.
— Спокойной ночи, барин, приятных сновидений, — и она собралась уже уйти, как вспомнила о своих прямых обязанностях служанки, а не просто сторожа этого дома. — Извините, барин, в котором часу прикажете вас разбудить, и когда подавать завтрак.
— До петухов, Анисья, я привык вставать.
Женщина прыснула совершенно непристойно. Да, уж какие петухи в столице, но тут же снова приняла серьезный вид.
— Разбуди меня в шесть утра, — продолжил Владимир, посмеявшись с ней. — А завтрак накажи Наталье в семь подать. В восемь я хочу уже во дворец к цесаревичу попасть. У нас ним рано день начинается, — улыбнулся Владимир заботливой женщине. Он уже совершенно отвык от такого человеческого участия, слуга же его существовал только для того, чтобы вовремя его поднимать и костюм чистить.
Но только не смог заснуть Владимир после ухода Анисьи, все лежал и ворочался с боку на бок. Не давала ему покоя мысль, что здесь же, в доме, где-то спит Санька. Не выдержав, он поднялся, накинул халат, который нашел в шкафу, зажег маленькую свечечку и, вставив ее в небольшой подсвечник, который обнаружил к своей вящей радости на прикроватной тумбе, не семисвечник же тащить в руках, осторожно озираясь по сторонам, покинул свою спальню.
— Под самой крышей, — прошептал Владимир, повторяя слова Анисьи, когда сначала поднялся на третий этаж дома, а потом по узенькой лестнице, ведущей наверх, прошел к тому единственному жилому помещению, расположенному почти на чердаке.
Стараясь не заскрипеть половицами и не разбудить жильца этой комнатки, Владимир на цыпочках подошел к двери и прислушался. Все тихо. Он задул свечу и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь.
На широкой кровати спал Санька, лежа на спине, разметавшись и откинув одеяло в сторону. Владимир тихонько юркнул внутрь и присел на корточки перед спящим парнем. Он сидел и любовался им в лунном свете, стараясь не разбудить, но и не торопился уйти.
Санька засопел, сначала перевернулся на бок, а потом вообще лег на живот. Рубашонка на нем задралась, открывая Владимиру для обозрения стройные бедра и упругие ягодицы.
— Замерзнет ведь к утру, — тихо-тихо прошептал Владимир, поднимаясь с корточек и накрывая Саньку одеялом.
Он постоял еще немного, и уже собрался уйти, как вдруг в каком-то порыве, приподнял край одеяла и прилег на самом краешке кровати рядом с Санькой, сразу затих, опасаясь, что тот проснется и может его испугаться в темноте. Но тот даже не пошевелился.
«Полежу рядом с ним немножко, полюбуюсь и пойду к себе», — решил Владимир, протягивая руку и прикасаясь к отросшим Санькиным кудряшкам. И незаметно для самого себя тоже уснул, пригревшись возле юношеского тела.
— Барин, — прошептал Санька, проснувшись в обнимку с Владимиром, и тем самым, разбудив его.
— Я, Санюшка, — ответил ему сонный Владимир, совсем как батюшка, и поцеловал его сначала в макушку, потом, подтянув к себе повыше, в лоб, глаза, нос, а только потом прикоснулся осторожно к пахнущим медом и травами губам. Ничего не изменилось
Санька вздрогнул, но не отстранился и не открыл глаза, а только сильнее прижался к своему барину. Он и верил, и не верил, что это он, Владимир. Тот ему только что снился во сне, поэтому он боялся, что вот сейчас, он откроет глаза и тот исчезнет.
— Санюшка, я сейчас пойду, а то меня слуги потеряют, — прошептал Владимир, в самые его губы. — А вечером после службы я снова приду. Ты только меня дождись. Хорошо.
Санька молча кивнул и обнял барина за талию, не желая, чтобы тот уходил от него. Больше всего боялся, что сейчас Владимир встанет и уйдет, и уже никогда к нему не вернется.
— Если хочешь, то тоже вставай. Нас с тобой Наталья завтраком накормит, я попрошу стол на двоих накрыть. Хочешь?
— Хочу, — тихо ответил Санька, представив, как он вместе с Владимиром будет сидеть за одним столом и улыбаться ему.
— Тогда я пойду и буду тебя дожидаться в столовой.
Санька так и не открыл глаза, пока Владимир вставал, в темной комнате искал свечу и уходил. И только когда дверь за ним закрылась, он вздохнул и сел на кровати.
«Еще же совсем рано, — подумал Санька. — Неужели барин спозаранку на службу уходит? Тяжело ему, наверное».
Он быстро умылся, оделся в домашнюю одежду, потом скинул ее, переодевшись в парадную, потом снова натянул домашнюю. Повздыхав, Санька решил, что все-таки к завтраку Владимир выйдет в домашнем халате, и, видимо, ему тоже надо подойти в столовую в домашних брюках и рубашке, которые, не поскупившись, батюшка приобрел для него.
«А ведь и впрямь не крепостной, — улыбнулся Владимир, завидев Саньку за стеклянными дверями. — И статью, и манерами, и даже одежда на нем барская. Постарался батюшка».
Он смотрел на Саньку и улыбался, а тот счастливо улыбался ему в ответ. И казалось, вот оно счастье, и оно будет вечным!
