Она причитать. Я понять ничего не успел, как и другая разревелась.
- Тятя, вставайте! – Заговорила Даринка в другой комнате, - вставайте, нужно колодец досками заколотить. Михаил Суденицу видел.
- Что? К кому Суденица приходила?
- К тёть Дуне. Колодец надо закрыть. Я пойду воду наберу про запас, а Вы по соседям пройдитесь, предупредите всех.
- Сам знаю, что делать! Иди уже.
- Дарина, что происходит-то? – Я помог девочке вытащить полное ведро из колодца. Она, немного придя в себя, ответила,
- В прошлую Открытую Седмицу, тётю Дуню угораздило вещунью встретить. Она про то как муж сгинул была не прочь узнать, Ладушкино колечко пять лет как почернело, а пророчица ей сказала: «Береги – не береги, но как ленок созреет, так в колодце смерть найдёт!» У тёти Дуни сына Владленом зовут, с детства Ленком кличут, вот она и плачет с тех пор как ему луну назад восемнадцать исполнилось. Они свой колодец давно заколотили, у нас воду берут. Жалко если беда случится.
- Так эта, ну которую она боится, за ней ходила, не за сыном.
- Суденица смерти молодых кажет, старых смерть сама чует Путь к месту она же мерит, вот и ходит.
Мы набрали воды во все возможные ёмкости, полные ведра, кадки и чан в бане. После чего Даринка убежала к соседке тёте Дуне. Я вернулся в дом, не зная чем заняться, чтобы больше не навредить. «Хоть не шевелись, блин!»
- Михей! – услышал, я голос Кузьмича, - тебе сегодня с утра послание доставили и велели, как придёшь, передать. Кузьмич отодвинул занавеску, достал с полки в сенях свёрток тёмной бумаги.
Я развернул послание и не сразу понял, что это буквы, сначала вообще за иероглифы их принял, уж больно витиеватые. Потом пригляделся, вроде можно прочитать: «Ваше примера да предлагата на 24-го Липеня сего 7522 лета от Септуагинта. Заслушани би потекало во катедрали Лада в пополданских урах» - смог я с трудом прочитать завитки буквенных знаков.
- Кузьмич, не могу понять, что тут написано, - протянул я свиток назад, но тот его брать не стал, лишь пояснил: - Я грамоте не обучен, по рождению не положено.
«Есению нужно спросить», - пришел я к логическому умозаключению, - А Есению где найти можно?
- На покосе обе хозяйки. Бабы второй день сено гребут.
Я прошел по пустому посёлку, до дома Волошиных. Меня встретила всё та же девочка и проводила в дом. Мальчик был очень слаб, но температура больше не повышалась.
- Митя, тебе кто зелёное питьё давал?
- Баба Липата с собой в бутылке приносит.
- Она вчера тоже приходила?
- Нет, позавчера была.
- А питьё вчера выпил?
- Да, баба Липата не велит сразу пить. Сок под кроватью оставляет. Он очень вкусный и полезный. Если его не пить ещё хуже будет.
- Что хуже может быть? Ты вчера, чуть не умер.
Мальчишка замолчал, хотя по глазам видно, что ответ у него готовый имеется.
- Баба Липата тебе, что-то рассказала, так? Скажи шёпотом, только мне, я никому не проболтаюсь. Клянусь.
Ребёнок не имел сил подняться, сидя на стуле перед ним, я наклонился вперёд и он доверчиво поделился тем, во что верил,
- У меня рога и хвост растут. Если я не буду пить изумрудный сок, то они станут большими и все увидят какой я уродливый.
- Митя, ты почему так думаешь? Я никаких рогов не вижу.
- Это потому, что я вчера сок пил. Баба Липата их останавливает. Она приходит и они исчезают.
- Как быстро они вырастают? – Мы переговаривались, по-прежнему шёпотом, почти касаясь друг друга головами.
- Раньше дольше, а теперь за три дня так отросли.
- Ты их видел или руками нащупал?
- Мне их самому пока не разглядеть, но баба Липата в зеркале показывала какие они страшные.
- Митя, я тебе, сейчас, дам талисман и не нужно будет ядовитый сок пить, - достав из кармана джинсов пятирублёвую монету, я вложил её в руку ребёнка, - это ещё больший секрет, чем ты до этого хранил, а Липате мы ничего не скажем. Она принесёт сок, ты его не пей. Я скоро приду тебя проведать. Спи и не переживай больше, только талисман при себе держи.
Посоветовав его сестрёнке приготовить ему куриный бульон, я, между прочим, узнал, что старшие женщины семьи тоже на уборке сена. - «Что же за жизнь у местных семей? Мужики празднуют – бабы пашут!»
?
Я поспешил покинуть Волошиных, чтобы найти Есению и других селянок на поле скошенной травы, сразу за деревней. Больше полусотни женщин разного возраста, рассыпались, словно бусины по пологим складкам высоких холмов, утыканных кучами сена, как торт свечками.
- Вы Есению не видели?
- Она на скирде.
- На скирде? – переспросил я, не веря собственным ушам.
- Ой, как твоя жинка ровно скирды ставит - так ей равных не найти! – При напоминании о моём новом статусе меня, аж, передёрнуло. Я пошел в сторону большого скопления сена. На трёхметровой высоте большого стога, заметил Есению с граблями, укладывающую сено по кругу. Она перепугалась, заметив меня издали.
- Вы не должны уходить, пока не дождётесь решения Стражей! - накинулась она съезжая с крутого бока незаконченного стога как со снежной горки.
- Я не прощаться пришел…
- А зачем? - перебила она взволновано, - Случилось чего?
- Ничего не случилось… вернее, я послание от Стриктов получил, сможешь перевести?
- Конечно, смогу. Давайте сюда! – И она с деловым видом прочитала следующее,
- Вас приглашают для рассмотрения вашего дела двадцать четвёртого июня 7522 года от семидесяти мужей. Слушание состоится в Храме Лады после обеда.
- Есения тебя на скирде заменить? – спросила, отделившаяся от других работниц, женщина средних лет.
- Нет, не нужно. Мы уже закончили, - выпалила девушка в ответ, - Двадцать четвёртого вместе на суд пойдем, - пообещала она мне и отвернулась, посчитав, что я сделал то же самое.
- Но, июнь закончился десять дней назад!
Я смотрел, как девушка с лёгкостью акробата взбирается вверх, наступая на деревянные края грабель воткнутых зубьями в стог. Шаг и та же участливая женщина поставила для неё вторые грабли, воткнула в сено повыше и придержала снизу как шест в цирке. Ещё шаг и Есения на скирде.
- Нет, не кончился. Двадцать второе сегодня, - сказала она сверху, как отрезала.
Взявшись за деревянную палку с разветвлённым концом (вилы, как можно было догадаться), я попытался подать ими сено, но первые попытки поднять пучок сухой травы, вызвали у находящихся рядом бабёнок, дружный смех. Я не сдавался. Каждый раз всё лучше и лучше понимал, как определить центр сложенного в копну сена и постепенно, стало ясно не только всем, но и мне самому, что я могу подать сено наверх скирды не хуже других.
- Вы, может, кушать хотите? – Есения хмурилась, а я не понимал, чего она от меня хочет, пока она не намекнула, - Пошли бы домой, отдохнули.
«Избавиться значит намерена. Думает, не место мне здесь. Это уж извини мне решать, где мне место в этой Богом забытой деревне!» - И я с удвоенной энергией закинул наверх пучок сухой травы, размером с обеденный стол на десять персон. Есения еле увернулась и примолкла.
К нам неспешным шагом, подошла лошадь, запряженная в узду, с хомутом на шее, но без седла. Две верёвки, идущие от хомута, соединялись с короткой палкой-перекладиной, а дальше с длинным деревянным шестом, прикреплённым к ней буквой Т. На шесте, такими же толстыми верёвками была привязана большая копна. Пока я не подошел ближе, чтобы развязать верёвку, по просьбе Таси (так звали женщину, вызвавшуюся сменить Есению), я думал, что лошадь едет сама, но оказалось, что у неё есть наездница. Маленькая девочка, лет четырёх-пяти, сидела, привалившись на шею лошади, и моргая сонными глазёнками, разглядывала меня.
- Привет! – поздоровался я, улыбаясь, а она заморгала чаще, потом зажмурилась и разревелась в голос. Лошадь под ней вздрогнула и шарахнулась в сторону.
- Тихо, тихо, Дуняша. Это дядя Миша, ты же его уже видела, он муж нашей Сенечки. Он тебя не тронет.
Девочка, перестала хныкать. Тася сама развязала узел на верёвке и хлопнула животное по боку, направляя его за узду сначала вперёд пока длинный кол полностью не вышел из копны, а потом по кругу для разворота.
- Задремала Дуняша. Спросонок не узнала Вас, - объяснила она.
- Не страшно такую малышку на лошади без сопровождения отправлять?
- Тешка славная кобыла. Она старая, баловать не станет.
Мы перекидали копну за считанные минуты, стало ясно, что с моим участием в работе, одной Тешки мало. Было решено запрячь ещё одну лошадь, за которой и убежала Тася.
Новую копну я, без приключений, отцепил сам и даже не стал обращаться к ребёнку, чтоб не напугать ещё раз.
Есения больше не хмурилась, она вообще на меня внимания не обращала.
На двух лошадях копны подвозились быстрее, Тася посадила на вторую лошадь девочку постарше и привела с собой женщину, чтобы отцеплять упряжь от копён. Вдвоём мы подавали сено довольно быстро, Есения даже взмокла от пота наверху, но продолжала молчать, даже не пожаловалась.
Через час скирда размером с двухэтажный дом закончилась узким верхом, мне приходилось стоя на деревянной лестнице принимать сено у Таси и подавать его наверх очень осторожно, чтобы не свалить Есению.
Я видимо пошел на повышение на этой работе, так как вместо деревянной «рогатки», Тася отдала мне свои железные вилы, вытребовав обещание очень аккуратно с ними обращаться.
До обеда мы сложили две скирды, рядом с нами три женщины и девушка, которая, как и Есения, принимала сено наверху, сложили ещё одну. Мне пришлось немного помочь им с завершением их стога, а после этого мы отправились на край поляны, где в тени деревьев, с десяток подростков под руководством глубоко беременной женщины (на что указывал огромный живот) организовали стол, прямо на расстеленных поверх травы покрывалах. Хмель из моего организма давно вышел. Я с аппетитом принялся за пирожки с квашеной капустой и яйцами. Есения немного потеплев, положила в миску кашу и подала мне, не поднимая глаз.
- Очень вкусно, - похвалил я хорошо протомлённую ячневую кашу, запивая её молоком. Женщины, довольно, улыбались в ответ, однако разговор не складывался, видимо стеснялись меня неимоверно. Но и смешки по поводу того, что я «променял» мужиков на баб прекратились.
После обеда все отдыхали не больше получаса и снова принялись за работу, девчонки-поварихи, собрав остатки еды и посуду, ушли. Мы, как и раньше, метали сено, другие пошли собирать и возить копны. Как только высота стога выросла выше меня, Есения, опять ловко, забралась наверх и стала утаптывать брошенные нами навильники сухой травы.
Ребёнка на коне сменила другая, такая же маленькая девочка. В отличие от первой эта была бойкая егоза. Каждый раз проезжая мимо, строила мне глазки.
- Ноо, - командовала она смирной кобылой, - Пошла! Пошла! - Подгоняла малявка неторопливое животное, а сама стрельнула в меня взглядом и заулыбалась, демонстрируя отсутствие как минимум двух зубов.
Хоть дети здесь такие же непосредственные как дома! Подыгрывая наезднице, я поднёс руку к лицу и, оттянув пальцами нижние веки, высунул язык, состроил страшную рожу. Девчонка захохотала в голос и, понуждая Тешку, уехала за очередной копной.
Женщины собрались у последней скирды. Работа близилась к концу.
- За день успели всё сено в стога сметать, - радовались собравшиеся, - Вот так, поработали! – говорили громко, в расчёте, что я их слышал. - Завтра, что будем делать? – Чувствовалось довольство в голосе, - может, с мужиками на ярмарку пойдём? – Женщины засмеялись, видимо поход за покупками они находили очень не женским делом, в отличие от сбора сена.
Последний стог получился ниже других и с более пологими боками. Широковато разложили основание, поздно поняли, что сено заканчивается. Но несовершенная форма сложенной, сухой травы никого не расстроила, так как все радовались концу работы и собирались по домам.
Дома нас ждали жаркая баня и сытный ужин, приготовленные младшими сёстрами Есении. В отсутствии хозяина розовощёкие от лёгкого пара домашние собрались за общим столом. Сначала, правда, была попытка накормить меня первым, но после моего предложения покушать всем вместе, смирились с очередной «странностью» и пригласили сесть во главе стола на кухне.
Есения так до конца ко мне не оттаяла, держалась скованно, что не осталось незамеченным матерью,
- Дочу, всетки проблеми су до казне, - обратилась мать к Есении ничего никому не объясняя. Слова ни о чём для меня, оказались для старшей дочери ключом к самообладанию. Есения улыбнулась матери и кажется больше не хмурилась.
Младшие дочки первые минуты, сидели тихо, но потом молодой, любопытный ум стал требовать информации,
- Михаил Сергеевич, а вы дома халадник кушаете?
- Да, у нас есть блюдо похожее на это - «Окрошка». Вы его приготовили просто великолепно.
- В дождливый день маменька печет пироги, пальчики покусаешь, - пообещала младшая дочка, которую называли Кровинка.
- А почему только в дождь, ритуал особый нужен?
- Работы на полях в ясную погоду много, - вступила в разговор мать, - стряпнёй заниматься некогда.
За разговором мы не заметили, как в комнате стало совсем темно. Есения зажигала масленую лампу, когда в небе прозвучал первый раскат грома, и я понял, почему так быстро стемнело. Мы обсудили непредсказуемость погоды, а девочки назвали меня Спасителем Сена,
- Мы надеялись за три дня всё сметать, - снова пояснила мысли дочек мама, - остальное в копнах осталось бы.
В дом гурьбой заявились промокшие подружки Есении,
- Здрасьте, тёть Даш! А Сеню можно погулять позвать? – это была уже вторая попытка любопытных девчонок проникнуть в дом и поглазеть на меня, что порядком утомило хозяйку,
- Нечего к замужней приставать! Вот сами обзаведётесь семьями, тогда посмотрим, как гулять пойдёте! А теперь идите с миром и не суйте любопытные носы в наши двери. Даже, ливень ни по чём! - ругалась Дарья Кирилловна.
Молодёжь не смутилась, выслушав гневную тираду, только прыснули со смеху и, выталкивая друг друга в двери, переговариваясь о том, как интересно всем о чужеземце узнать, выкатились во двор к ожидавшим их товаркам.
Мать Есении ушла доить коров, сестёр ещё раньше выманили на посиделки в соседний дом, мы остались вдвоём на кухне и оба не знали, о чём поговорить. Я помнил совет, если взял паузу держи её. Есения, не зная законов психологии, просто не хотела со мной говорить и ей, видимо, было проще.
Во мне проснулось противное чувство похожее на негодование. Ну не положено быть девушке равнодушнее меня и это сильно начинало раздражать. Теперь, я уже хотел знать причину её недовольства. Я ведь гость, и не бросил её, пошел к родителям, вытерпел варварский обряд, притворяясь довольным мужем.
- Ты чего дуешься на меня? Чем не угодил? – начал я выяснение отношений.
- Шли бы Вы… к мужчинам! - Она замешкалась, подбирая слова, наконец, собравшись духом выпалила, - Только зря местных девок баламутите!
– «Где та покладистость твоим отцом обещанная?» - продолжало иронизировать моё возмущение. С другой стороны, кто я ей? Человек, который от неё отказался? Зачем ей со мной любезничать?
- Хочешь, чтобы я запил, и оставался наслаждаться общением с собутыльниками твоего папаши?
- Издеваетесь, а не знаете, что здесь происходит! Мои знакомые погибнут!
- Конечно, вымрут как мамонты! Мужики спились, а бабы - надорванные как лошади. До шестидесяти мало кто доживёт! У матери твоей варикоз… С такой нагрузкой сядет она - без ног останется! Да, что я говорю, с ногами от гангрены умрёт потому, что...
- Тятя, вставайте! – Заговорила Даринка в другой комнате, - вставайте, нужно колодец досками заколотить. Михаил Суденицу видел.
- Что? К кому Суденица приходила?
- К тёть Дуне. Колодец надо закрыть. Я пойду воду наберу про запас, а Вы по соседям пройдитесь, предупредите всех.
- Сам знаю, что делать! Иди уже.
- Дарина, что происходит-то? – Я помог девочке вытащить полное ведро из колодца. Она, немного придя в себя, ответила,
- В прошлую Открытую Седмицу, тётю Дуню угораздило вещунью встретить. Она про то как муж сгинул была не прочь узнать, Ладушкино колечко пять лет как почернело, а пророчица ей сказала: «Береги – не береги, но как ленок созреет, так в колодце смерть найдёт!» У тёти Дуни сына Владленом зовут, с детства Ленком кличут, вот она и плачет с тех пор как ему луну назад восемнадцать исполнилось. Они свой колодец давно заколотили, у нас воду берут. Жалко если беда случится.
- Так эта, ну которую она боится, за ней ходила, не за сыном.
- Суденица смерти молодых кажет, старых смерть сама чует Путь к месту она же мерит, вот и ходит.
Мы набрали воды во все возможные ёмкости, полные ведра, кадки и чан в бане. После чего Даринка убежала к соседке тёте Дуне. Я вернулся в дом, не зная чем заняться, чтобы больше не навредить. «Хоть не шевелись, блин!»
- Михей! – услышал, я голос Кузьмича, - тебе сегодня с утра послание доставили и велели, как придёшь, передать. Кузьмич отодвинул занавеску, достал с полки в сенях свёрток тёмной бумаги.
Я развернул послание и не сразу понял, что это буквы, сначала вообще за иероглифы их принял, уж больно витиеватые. Потом пригляделся, вроде можно прочитать: «Ваше примера да предлагата на 24-го Липеня сего 7522 лета от Септуагинта. Заслушани би потекало во катедрали Лада в пополданских урах» - смог я с трудом прочитать завитки буквенных знаков.
- Кузьмич, не могу понять, что тут написано, - протянул я свиток назад, но тот его брать не стал, лишь пояснил: - Я грамоте не обучен, по рождению не положено.
«Есению нужно спросить», - пришел я к логическому умозаключению, - А Есению где найти можно?
- На покосе обе хозяйки. Бабы второй день сено гребут.
Я прошел по пустому посёлку, до дома Волошиных. Меня встретила всё та же девочка и проводила в дом. Мальчик был очень слаб, но температура больше не повышалась.
- Митя, тебе кто зелёное питьё давал?
- Баба Липата с собой в бутылке приносит.
- Она вчера тоже приходила?
- Нет, позавчера была.
- А питьё вчера выпил?
- Да, баба Липата не велит сразу пить. Сок под кроватью оставляет. Он очень вкусный и полезный. Если его не пить ещё хуже будет.
- Что хуже может быть? Ты вчера, чуть не умер.
Мальчишка замолчал, хотя по глазам видно, что ответ у него готовый имеется.
- Баба Липата тебе, что-то рассказала, так? Скажи шёпотом, только мне, я никому не проболтаюсь. Клянусь.
Ребёнок не имел сил подняться, сидя на стуле перед ним, я наклонился вперёд и он доверчиво поделился тем, во что верил,
- У меня рога и хвост растут. Если я не буду пить изумрудный сок, то они станут большими и все увидят какой я уродливый.
- Митя, ты почему так думаешь? Я никаких рогов не вижу.
- Это потому, что я вчера сок пил. Баба Липата их останавливает. Она приходит и они исчезают.
- Как быстро они вырастают? – Мы переговаривались, по-прежнему шёпотом, почти касаясь друг друга головами.
- Раньше дольше, а теперь за три дня так отросли.
- Ты их видел или руками нащупал?
- Мне их самому пока не разглядеть, но баба Липата в зеркале показывала какие они страшные.
- Митя, я тебе, сейчас, дам талисман и не нужно будет ядовитый сок пить, - достав из кармана джинсов пятирублёвую монету, я вложил её в руку ребёнка, - это ещё больший секрет, чем ты до этого хранил, а Липате мы ничего не скажем. Она принесёт сок, ты его не пей. Я скоро приду тебя проведать. Спи и не переживай больше, только талисман при себе держи.
Посоветовав его сестрёнке приготовить ему куриный бульон, я, между прочим, узнал, что старшие женщины семьи тоже на уборке сена. - «Что же за жизнь у местных семей? Мужики празднуют – бабы пашут!»
?
Глава 5
Я поспешил покинуть Волошиных, чтобы найти Есению и других селянок на поле скошенной травы, сразу за деревней. Больше полусотни женщин разного возраста, рассыпались, словно бусины по пологим складкам высоких холмов, утыканных кучами сена, как торт свечками.
- Вы Есению не видели?
- Она на скирде.
- На скирде? – переспросил я, не веря собственным ушам.
- Ой, как твоя жинка ровно скирды ставит - так ей равных не найти! – При напоминании о моём новом статусе меня, аж, передёрнуло. Я пошел в сторону большого скопления сена. На трёхметровой высоте большого стога, заметил Есению с граблями, укладывающую сено по кругу. Она перепугалась, заметив меня издали.
- Вы не должны уходить, пока не дождётесь решения Стражей! - накинулась она съезжая с крутого бока незаконченного стога как со снежной горки.
- Я не прощаться пришел…
- А зачем? - перебила она взволновано, - Случилось чего?
- Ничего не случилось… вернее, я послание от Стриктов получил, сможешь перевести?
- Конечно, смогу. Давайте сюда! – И она с деловым видом прочитала следующее,
- Вас приглашают для рассмотрения вашего дела двадцать четвёртого июня 7522 года от семидесяти мужей. Слушание состоится в Храме Лады после обеда.
- Есения тебя на скирде заменить? – спросила, отделившаяся от других работниц, женщина средних лет.
- Нет, не нужно. Мы уже закончили, - выпалила девушка в ответ, - Двадцать четвёртого вместе на суд пойдем, - пообещала она мне и отвернулась, посчитав, что я сделал то же самое.
- Но, июнь закончился десять дней назад!
Я смотрел, как девушка с лёгкостью акробата взбирается вверх, наступая на деревянные края грабель воткнутых зубьями в стог. Шаг и та же участливая женщина поставила для неё вторые грабли, воткнула в сено повыше и придержала снизу как шест в цирке. Ещё шаг и Есения на скирде.
- Нет, не кончился. Двадцать второе сегодня, - сказала она сверху, как отрезала.
Взявшись за деревянную палку с разветвлённым концом (вилы, как можно было догадаться), я попытался подать ими сено, но первые попытки поднять пучок сухой травы, вызвали у находящихся рядом бабёнок, дружный смех. Я не сдавался. Каждый раз всё лучше и лучше понимал, как определить центр сложенного в копну сена и постепенно, стало ясно не только всем, но и мне самому, что я могу подать сено наверх скирды не хуже других.
- Вы, может, кушать хотите? – Есения хмурилась, а я не понимал, чего она от меня хочет, пока она не намекнула, - Пошли бы домой, отдохнули.
«Избавиться значит намерена. Думает, не место мне здесь. Это уж извини мне решать, где мне место в этой Богом забытой деревне!» - И я с удвоенной энергией закинул наверх пучок сухой травы, размером с обеденный стол на десять персон. Есения еле увернулась и примолкла.
К нам неспешным шагом, подошла лошадь, запряженная в узду, с хомутом на шее, но без седла. Две верёвки, идущие от хомута, соединялись с короткой палкой-перекладиной, а дальше с длинным деревянным шестом, прикреплённым к ней буквой Т. На шесте, такими же толстыми верёвками была привязана большая копна. Пока я не подошел ближе, чтобы развязать верёвку, по просьбе Таси (так звали женщину, вызвавшуюся сменить Есению), я думал, что лошадь едет сама, но оказалось, что у неё есть наездница. Маленькая девочка, лет четырёх-пяти, сидела, привалившись на шею лошади, и моргая сонными глазёнками, разглядывала меня.
- Привет! – поздоровался я, улыбаясь, а она заморгала чаще, потом зажмурилась и разревелась в голос. Лошадь под ней вздрогнула и шарахнулась в сторону.
- Тихо, тихо, Дуняша. Это дядя Миша, ты же его уже видела, он муж нашей Сенечки. Он тебя не тронет.
Девочка, перестала хныкать. Тася сама развязала узел на верёвке и хлопнула животное по боку, направляя его за узду сначала вперёд пока длинный кол полностью не вышел из копны, а потом по кругу для разворота.
- Задремала Дуняша. Спросонок не узнала Вас, - объяснила она.
- Не страшно такую малышку на лошади без сопровождения отправлять?
- Тешка славная кобыла. Она старая, баловать не станет.
Мы перекидали копну за считанные минуты, стало ясно, что с моим участием в работе, одной Тешки мало. Было решено запрячь ещё одну лошадь, за которой и убежала Тася.
Новую копну я, без приключений, отцепил сам и даже не стал обращаться к ребёнку, чтоб не напугать ещё раз.
Есения больше не хмурилась, она вообще на меня внимания не обращала.
На двух лошадях копны подвозились быстрее, Тася посадила на вторую лошадь девочку постарше и привела с собой женщину, чтобы отцеплять упряжь от копён. Вдвоём мы подавали сено довольно быстро, Есения даже взмокла от пота наверху, но продолжала молчать, даже не пожаловалась.
Через час скирда размером с двухэтажный дом закончилась узким верхом, мне приходилось стоя на деревянной лестнице принимать сено у Таси и подавать его наверх очень осторожно, чтобы не свалить Есению.
Я видимо пошел на повышение на этой работе, так как вместо деревянной «рогатки», Тася отдала мне свои железные вилы, вытребовав обещание очень аккуратно с ними обращаться.
До обеда мы сложили две скирды, рядом с нами три женщины и девушка, которая, как и Есения, принимала сено наверху, сложили ещё одну. Мне пришлось немного помочь им с завершением их стога, а после этого мы отправились на край поляны, где в тени деревьев, с десяток подростков под руководством глубоко беременной женщины (на что указывал огромный живот) организовали стол, прямо на расстеленных поверх травы покрывалах. Хмель из моего организма давно вышел. Я с аппетитом принялся за пирожки с квашеной капустой и яйцами. Есения немного потеплев, положила в миску кашу и подала мне, не поднимая глаз.
- Очень вкусно, - похвалил я хорошо протомлённую ячневую кашу, запивая её молоком. Женщины, довольно, улыбались в ответ, однако разговор не складывался, видимо стеснялись меня неимоверно. Но и смешки по поводу того, что я «променял» мужиков на баб прекратились.
После обеда все отдыхали не больше получаса и снова принялись за работу, девчонки-поварихи, собрав остатки еды и посуду, ушли. Мы, как и раньше, метали сено, другие пошли собирать и возить копны. Как только высота стога выросла выше меня, Есения, опять ловко, забралась наверх и стала утаптывать брошенные нами навильники сухой травы.
Ребёнка на коне сменила другая, такая же маленькая девочка. В отличие от первой эта была бойкая егоза. Каждый раз проезжая мимо, строила мне глазки.
- Ноо, - командовала она смирной кобылой, - Пошла! Пошла! - Подгоняла малявка неторопливое животное, а сама стрельнула в меня взглядом и заулыбалась, демонстрируя отсутствие как минимум двух зубов.
Хоть дети здесь такие же непосредственные как дома! Подыгрывая наезднице, я поднёс руку к лицу и, оттянув пальцами нижние веки, высунул язык, состроил страшную рожу. Девчонка захохотала в голос и, понуждая Тешку, уехала за очередной копной.
Женщины собрались у последней скирды. Работа близилась к концу.
- За день успели всё сено в стога сметать, - радовались собравшиеся, - Вот так, поработали! – говорили громко, в расчёте, что я их слышал. - Завтра, что будем делать? – Чувствовалось довольство в голосе, - может, с мужиками на ярмарку пойдём? – Женщины засмеялись, видимо поход за покупками они находили очень не женским делом, в отличие от сбора сена.
Последний стог получился ниже других и с более пологими боками. Широковато разложили основание, поздно поняли, что сено заканчивается. Но несовершенная форма сложенной, сухой травы никого не расстроила, так как все радовались концу работы и собирались по домам.
Дома нас ждали жаркая баня и сытный ужин, приготовленные младшими сёстрами Есении. В отсутствии хозяина розовощёкие от лёгкого пара домашние собрались за общим столом. Сначала, правда, была попытка накормить меня первым, но после моего предложения покушать всем вместе, смирились с очередной «странностью» и пригласили сесть во главе стола на кухне.
Есения так до конца ко мне не оттаяла, держалась скованно, что не осталось незамеченным матерью,
- Дочу, всетки проблеми су до казне, - обратилась мать к Есении ничего никому не объясняя. Слова ни о чём для меня, оказались для старшей дочери ключом к самообладанию. Есения улыбнулась матери и кажется больше не хмурилась.
Младшие дочки первые минуты, сидели тихо, но потом молодой, любопытный ум стал требовать информации,
- Михаил Сергеевич, а вы дома халадник кушаете?
- Да, у нас есть блюдо похожее на это - «Окрошка». Вы его приготовили просто великолепно.
- В дождливый день маменька печет пироги, пальчики покусаешь, - пообещала младшая дочка, которую называли Кровинка.
- А почему только в дождь, ритуал особый нужен?
- Работы на полях в ясную погоду много, - вступила в разговор мать, - стряпнёй заниматься некогда.
За разговором мы не заметили, как в комнате стало совсем темно. Есения зажигала масленую лампу, когда в небе прозвучал первый раскат грома, и я понял, почему так быстро стемнело. Мы обсудили непредсказуемость погоды, а девочки назвали меня Спасителем Сена,
- Мы надеялись за три дня всё сметать, - снова пояснила мысли дочек мама, - остальное в копнах осталось бы.
В дом гурьбой заявились промокшие подружки Есении,
- Здрасьте, тёть Даш! А Сеню можно погулять позвать? – это была уже вторая попытка любопытных девчонок проникнуть в дом и поглазеть на меня, что порядком утомило хозяйку,
- Нечего к замужней приставать! Вот сами обзаведётесь семьями, тогда посмотрим, как гулять пойдёте! А теперь идите с миром и не суйте любопытные носы в наши двери. Даже, ливень ни по чём! - ругалась Дарья Кирилловна.
Молодёжь не смутилась, выслушав гневную тираду, только прыснули со смеху и, выталкивая друг друга в двери, переговариваясь о том, как интересно всем о чужеземце узнать, выкатились во двор к ожидавшим их товаркам.
Мать Есении ушла доить коров, сестёр ещё раньше выманили на посиделки в соседний дом, мы остались вдвоём на кухне и оба не знали, о чём поговорить. Я помнил совет, если взял паузу держи её. Есения, не зная законов психологии, просто не хотела со мной говорить и ей, видимо, было проще.
Во мне проснулось противное чувство похожее на негодование. Ну не положено быть девушке равнодушнее меня и это сильно начинало раздражать. Теперь, я уже хотел знать причину её недовольства. Я ведь гость, и не бросил её, пошел к родителям, вытерпел варварский обряд, притворяясь довольным мужем.
- Ты чего дуешься на меня? Чем не угодил? – начал я выяснение отношений.
- Шли бы Вы… к мужчинам! - Она замешкалась, подбирая слова, наконец, собравшись духом выпалила, - Только зря местных девок баламутите!
– «Где та покладистость твоим отцом обещанная?» - продолжало иронизировать моё возмущение. С другой стороны, кто я ей? Человек, который от неё отказался? Зачем ей со мной любезничать?
- Хочешь, чтобы я запил, и оставался наслаждаться общением с собутыльниками твоего папаши?
- Издеваетесь, а не знаете, что здесь происходит! Мои знакомые погибнут!
- Конечно, вымрут как мамонты! Мужики спились, а бабы - надорванные как лошади. До шестидесяти мало кто доживёт! У матери твоей варикоз… С такой нагрузкой сядет она - без ног останется! Да, что я говорю, с ногами от гангрены умрёт потому, что...
