В одно мгновение стало очень тихо. Ребята, посчитав, что люди ушли, спокойно выдохнули и сквозь окна смотрели на небо, где скоро запрыгает по облакам неугомонное утро. Но тишина оказалась затишьем перед бурей. Снова раздался стук. После пары толчков по двери Борис точно определил звук сорвавшейся дверной петли. Он повернулся к Уриэлю и стал трясти его со всей силы за плечи, а из его рта сорвался крик, перемежавшийся с кряхтением:
— Они здесь!
Послышалось шарканье по полу. Из коридора донесся какой-то звон. А ребята смотрели на дверь завороженные и испуганные, не решающиеся предпринимать никаких действий.
—Партизаны в прихожей, они рядом с комнатой бабушки. Сделайте что-нибудь! — закрыв лицо ладонями, протараторил Борис.
Глаза Уриэля забегали в этот момент. Он бросил взгляд на окно, потом на Борю. В конце концов его искрометный взгляд достиг Шейндел, и он стал говорить:
— Есть завет: «помогай своему ближнему». Это сказал сам Бог. Мы, небесные отроки, его внуки или правнуки, обязаны следовать этим заветам, ведь это наш долг перед Ним. И вообще, Иисус предал сердца наши тому, чтобы испытать любовью все земное. Это тяжелое занятие Он дал и людям, — Проговорил Уриэль эти слова и взял сестру за руку.
— Прячься в шкаф и молись за нас, — обратился он к Борису. — А мы пойдем спасать нас всех и испытывать судьбу на прочность.
Шейндел испуганно смотрела на брата. Ее взгляд отражал полное неверие в его действия. Разум шептал ей о зле, мечущемся за дверью, а сердце принимало слова брата, как колющие удары в самую грудь.
— Пойдем, не нужно бояться, — ласково сказал ей брат.
Уриэль распахнул дверь и сразу услышал мужские голоса. Он сделал пару робких шагов, оказался в кухне, за углом которой опасность поджидает его. Шейндел плелась за спиной брата. Она была будто еле живая, словно парящая в невесомости. Ее брат пересек пространство кухни и остановился у дверного порога. Голоса больше не достигали его слуха, и он, решив, что все чисто, наклонил голову пониже, чтобы посмотреть за угол.
— Ну что там? — раздался рядом голос.
Уриэль краем глаза заметил мужчину. Этот мужчина был именно тем человеком, который тогда в лесу вышел из палатки в полусонном состоянии. Мальчик следил за ним и дождался появления его товарища. Второй мужчина был одет в темную кожаную куртку.
— Я все тут проверил, нигде никого нет, — сказал крупный мужчина.
— Да какого лешего? А почему свет горит у крыльца? — с хрипотой в голосе спросил другой.
— Думаешь, я знаю? Во всем доме тишина, коридор чист, комната пустует.
Мужчина выслушал своего товарища и огляделся по сторонам.
— Смотри, еще боковые комнаты есть. Там справа вроде кухня, слева вон тоже дверь.
— Этих дверей я и не заметил. В этой темноте хоть глаз выколи и старое стой, поминай, — со смехом пробасил мужик. — Пойди на кухню эту, а я туда потопаю, — добавил он и указал на дверь взмахом руки.
Мужчины разминулись и направились в разные стороны. Когда лицо одного из них стало смотреть прямо на кухню, где сидел Уриэль, а тело устремилось к двери, мальчик замахал рукой Шейндел, и та спряталась за печкой. Брат присел за небольшой обшарпанный шкафчик, за которым пригнулся, как солдат в засаде. Уриэль порой посматривал из-за шкафа. Он ожидал появления человека, но совсем не знал, что делать, когда его заметят. Шаги становились ближе. Мужчина в расстегнутой болоньевой жилетке и джинсах вошел в кухню. Он шел, не осматриваясь по сторонам. Мальчик вминал свое тело в стену, пока человек приближался. Он понимал, что западня скоро настигнет его. Когда мужчина поравнялся с ним, по шее Уриэля расползлась стая мурашек, а сердце застучало, словно заведенный мотор автомобиля. Но, обуреваемый диким страхом, он все же смог перебороть самого себя. Мальчик молниеносно двинулся на человека, выставив руки вперед.
Удар пришелся в плечо человека. Мужчина не сумел устоять на ногах после сильного толчка и качнулся в стоящий по соседству шкаф, на котором находились различные кухонные принадлежности: кастрюли, сковородки и даже крупные тазики. Столкновение вышло приличным, и на человека с верхушки шкафа повалилась кухонная утварь. Она попадала ему на голову, сумев оглушить его. Он медленно повалился на пол, а Уриэль выбежал из кухни, кинув взгляд на Шейндел, сидящую за печкой. Девочка мигом поспешила за братом. Она перепрыгнула ноги человека, развалившиеся на всю кухню, и вбежала в прихожую, где Уриэль уже стоял как вкопанный.
Напротив мальчика находился большой человек, который со звериным оскалом медленно двигался, готовый напасть на жертву словно лев. В его глазах горела животная ярость. Уриэль отступал назад к кухне, но когда мужчина увеличил темп шагов, он с криком пустился бежать направо:
— За мной, Шейндел!
Сестра рванула вслед за ним, сверкая пятками. Ребята оказались быстрее и мигом другой комнаты. Эта комната располагалась по левой стороне дома, и чтобы в нее попасть, нужно было идти от входной двери прямо и у окна свернуть налево. Она была гостиной и поэтому являлась самой обширной комнатой жилища. Уриэля с Шейндел удивили размеры помещения. Они надеялись найти тут даже не укрытие, а путь к спасению. Но комната оказалась не перетекающей в другие, с одной дверью, которая была у них за спиной.
Ребята остановились в начале комнаты, и в этот миг прогремел грубый голос:
— Ну что? Теперь вам не убежать, ребятишки. Это вам не лес!
Мужчина после короткой реплики подбежал в сторону Уриэля и протянул к мальчишке свою жилистую некрасивую руку. Он попытался схватить мальчика, но тот отпрянул от него в сторону и начал убегать. Уриэль достиг самого центра гостиной. Рядом с ним находился овальный стол и диван, облаченный в красный шелковый плед. Мальчик обежал эти заграждения и посмотрел в закуток комнаты, где Шейндел топала своими крохотными ножками все ближе и ближе к стенке. Преследователь мальчика подустал и сквозь одышку начал кричать:
— Остановись, тебе хуже будет!
Уриэль отдалялся от мужчины, который остановился, чтобы перевести дыхание. Через пару секунд он вновь заорал:
— Раз мне тебя не догнать, то тогда твоя сестра — мой лакомый кусочек!
Мальчик находился на приличном расстоянии от сестры. Он видел, как мужчина бежит к ней. Уриэль устремился к нему, но человек был уже недосягаем. Девочка вплотную прижалась к стене и просто наблюдала все это с рьяно бьющимся сердцем и с испариной, проступившей на лбу. Она молилась всему на свете. Бесконечно произносила имя своего брата, которое эхом уже гудело в ушах. Вскоре мужчина оказался у нее почти под самым носом и вытянул свою руку в сторону девочки. В этот момент внутри Шейндел что-то щелкнуло. Она сломя голову ринулась вбок, пригнулась во всю прыть и не дала даже самой малой частичке мужской руки побывать у ее белоснежного платья. Мужчина остался позади. Девочка встретилась взглядом с братом, за которым втихую крался человек, подобно тени, нависающей над телом в чуть освещенной комнате.
Она остановилась и закричала во всю глотку:
— Уриэль, сзади!
Но было поздно. Тот мужчина, что был оставлен в кухне, оклемавшись, проследовал в большую комнату, готовый отомстить Уриэлю. На глазах у Шейндел он схватил мальчика за руки, сплел их воедино, больше не давая ему возможности передвигаться. Затем он закрыл его рот правой рукой, чтобы мальчик не мог кричать. А Уриэль задергался, чтобы вырваться из цепей неволи, в которые его заковал человек.
Второй мужчина был очень обрадован своему товарищу. Он не сдержал улыбки и, не спуская ее с лица, прошел по гостиной до девчонки. Шейндел, для которой всем миром стала борьба брата, не услышала его шагов и напрочь забыла, что опасность близко. Мужчина приблизился. Она повернула голову в его сторону и тут же была овита руками зла.
В это время Борису, до сих пор находившемуся в шкафу, становилось невыносимо сидеть в таком беспросветном, замкнутом месте. Груда одежды, висевшая рядом, так ограничивала все его пространство, что мальчику приходилось жаться к стенке шкафа. Еще Бориса сильно донимала царящая тут духота. Все это порядком поднадоело Боре.
Мальчик, сидя в шкафу, слышал и громкий шум на кухне, и топот ног в прихожей. От всех этих звуков все его нутро сжималось до размеров атома. Тревога лишь утихла, когда эти звуки стали исчезать. Уставший сидеть в шкафу и убежденный, что рядом спокойно, он открыл дверцу шкафа, сделал пару шагов и, как в былые времена, очутился среди привычной ему комнаты. Борис попытался прислушаться к звукам за стенами, но ничего не услышал. Все вокруг было наполнено тишиной.
Мальчик начал очень тихо шагать к выходу. Он миновал свою комнату, перешел в кухню, где теперь стоял чудовищный беспорядок. Кастрюли и крышки от них валялись тут повсюду. Боря переступил через них, с жалостью глядя на все это. Он вышел в прихожую и заметил осколки разбитой вазы, которые лежали на полу, словно снежки на весенней проталине. Мальчишка посмотрел вдоль коридора. Его волновало, что все куда-то делись, а если и находятся дома, то не подают признаков жизни. Он вперил взгляд в окошко, и в это мгновение раздался громкий крик. Борис суетливо завертел головой и как ошпаренный устремился к бабушкиной комнате. Мальчик открыл дверь и, пройдя порог комнаты, моментально захлопнул ее как можно тише, а затем задвинул на засов.
Комната была небольших размеров. Она отличалась особой скудностью от других комнат дома. По левой стене располагался маленький коричневый шкафчик и пара полок, висящих над ним. По правой стояло старое грязное трюмо, на которое налетела уже ни одна тонна пыли. В углу находилась кровать старушки, откуда можно было смотреть в окно, не полностью занавешенное белыми шторами.
Борис, прижавшись спиной к двери, тяжело дышал, ощущая, как его сердце барабанит с большой скоростью по двери. Он метнул свой взгляд на бабушку. Старая женщина лежала, слегка наклонив голову в сторону внука. Она была укутана в два одеяла, из-под которых были видны только еле заметные очертания ее плеч и лицо с наложенным на него отпечатком безжизненности. Глаза старушки искрили грязно-серебристым блеском, а губы бледно-розового цвета придавали лицу неповторимое смиренство умирающего, что готовится отойти в иной мир. Но было в ней нечто прекрасное, что делало ее живой с этими мертвенными чертами. Морщины ее лица, растекающиеся от лба до подбородка, переливались одна в другую и напоминали созвездия, что горят в ясном августовском небе. А в волосах старушки, черных, как это небо, нельзя было заметить ни единого следа проседи.
Боря так обрадовался бабушке, как будто не видел ее годами. Мальчик подбежал к изголовью кровати. Он преклонил колени, плюхнулся лицом на бабушкину грудь, нежно схватил ее руку, которую нащупал под одеялом, и зарыдал, шепча сквозь слезы:
— Бабушка Мария, бабушка...
Она же подняла голову и стала с открытым ртом смотреть в угол комнаты, где на деревянной полочке среди старых книг стояла икона Пресвятой Богородицы, держащая на руках Младенца Иисуса Христа.
Уриэль, завидев, что сестра поймана, заметался пуще прежнего. Он дергал ногами в воздухе и пытался ударить человека, а тот все также его держал, но для безопасности схватил мальчика двумя руками, дав ему при этом свободу голоса.
— Отпусти ее!
— Ха-ха-ха, ну попробуй, сделай что-нибудь, щенок! — скорчив уродливую гримасу, засмеялся крупный человек в кожаной куртке. — Вы в плену, поняли? Вам пришел конец!
— Вот так добыча сегодня, — сказал его товарищ.
— Держи веревку, вяжи мальчишку, а я займусь девчонкой.
Мужчина кинул своему товарищу кусок бечевки, а Шейндел начала визжать как резаная и рыпаться. Девочку быстро утихомирили. На ее лице проступили соленые слезы, которые, как вечерний дождь, означали погибель для всего ясного и светлого. Она смотрела на Уриэля, когда по ее рукам скользила противная веревка, сильно давящая на крохотные запястья. Мальчик направил пустой взгляд в пол, но не плакал. Он принимал свою участь как данное. Девочка отвела свой взор к окну и удивилась виду за ним. Небо вновь затянулось толстыми серыми тучами. Грустный художник решил выбросить все золотые краски, в которые солнышко хотело окрасить утро нового дня. Но среди смурого неба сквозь грязное старое окно Шейндел все же смогла отыскать еле заметный островок голубизны. Она смотрела на него с минуту, а затем, раскрыв рот, повернулась к Уриэлю. Мальчик пребывал в унынии. Он опустился на колени, признав свое поражение. Мужчина в куртке указал на дверь, подтолкнул девочку, которая в ту же секунду выпалила:
— Уриэль, повторяй за мной слова, которые я сейчас буду говорить!
— Замолчи, девчонка! — сурово проревел человек.
— Я хочу быть небом для солнышка, я хочу быть небом для сол...
Мужчина закрыл ей рот ладонью, и та зарыдала, содрогаясь всем телом. А через пару мгновений лицо Уриэля прояснилось, словно небо, танцующее с радугой после дождя, и мальчик, напрягая мышцы лица и шеи, начал кричать:
— Я хочу быть небом для солнышка! Я хочу быть небом для солнышка! Я хочу быть!
Странный свет, схожий с бликами прожекторов, влился в комнату, и странный хлопок оглушил мужчин. Это все пропало не сразу, а когда исчезло, отроков уже не было рядом.
Два человека в недоумении стояли посреди комнаты и чувствовали, будто что-то мокрое растекается у них по лбам. Они задрали головы и увидели над собой два отверстия.
— Так вот как ты взлетела в лесу, сестрица, — искря улыбкой, сказал Уриэль. — Почему же ты мне раньше не рассказывала про эту свою молитву?
— Я думала, ты скажешь, что это выдумка. К слову, это не молитва. Это называется мантрой. Мантра — пара святых слов, которые помогают, где бы ты ни был, воспарить к небу, когда на нем почти все в тучах.
Теперь ребята находились в невесомости, в поднебесье, где шел сильный дождь, бурным потоком струящийся на деревню, с которой небесные отроки попрощались, испытав странное чувство. Чувство невыполненного долга перед миром, оставшимся жить в страхе. Небесные отроки какое-то время были еще мысленно на земле, но физически их тела устремлялись все выше. Вокруг двух точек, удаляющихся от земной поверхности, небеса сгущались в единую безликую массу цвета мокрого асфальта. Они сворачивались, словно книжный свиток, который от бессилия не мог удерживать в своей длани святой старец. А где-то одна за другой вспыхивали яркие молнии. Все это смущало их души, желающие свободы полета среди теплого, ослепляющего своим солнцем дня. Они двигались к крохотной краюшке неба сквозь гликодиновые тучи, через стрелы дождя, что хлопают по ресницам. Для них был так сладок этот небесный свет на фоне всей серости, и так приятно ощущение того, что скоро они будут дома.
Уриэль с Шейндел — две маленькие крупицы неба, принесшие свет этому миру, вкусившие соль земли и принявшие его тьму, заканчивали свой путь, в котором брели по земле наугад. Они исчезали во мгле, в пелене сгорающего небосклона, чьи глаза еще долго будут черны от боли. Ныне им казалось немыслимым спускаться на землю, когда там кто-то точит ножи и вынимает из ножен шпаги. Но они не ставили на ней крест. Их сердца все также обливались кровью, когда они вспоминали о людях, которым не дают и подумать, прежде чем силы зла опрокинут их в котел бурлящей черноты.
— Они здесь!
Послышалось шарканье по полу. Из коридора донесся какой-то звон. А ребята смотрели на дверь завороженные и испуганные, не решающиеся предпринимать никаких действий.
—Партизаны в прихожей, они рядом с комнатой бабушки. Сделайте что-нибудь! — закрыв лицо ладонями, протараторил Борис.
Глаза Уриэля забегали в этот момент. Он бросил взгляд на окно, потом на Борю. В конце концов его искрометный взгляд достиг Шейндел, и он стал говорить:
— Есть завет: «помогай своему ближнему». Это сказал сам Бог. Мы, небесные отроки, его внуки или правнуки, обязаны следовать этим заветам, ведь это наш долг перед Ним. И вообще, Иисус предал сердца наши тому, чтобы испытать любовью все земное. Это тяжелое занятие Он дал и людям, — Проговорил Уриэль эти слова и взял сестру за руку.
— Прячься в шкаф и молись за нас, — обратился он к Борису. — А мы пойдем спасать нас всех и испытывать судьбу на прочность.
Шейндел испуганно смотрела на брата. Ее взгляд отражал полное неверие в его действия. Разум шептал ей о зле, мечущемся за дверью, а сердце принимало слова брата, как колющие удары в самую грудь.
— Пойдем, не нужно бояться, — ласково сказал ей брат.
Уриэль распахнул дверь и сразу услышал мужские голоса. Он сделал пару робких шагов, оказался в кухне, за углом которой опасность поджидает его. Шейндел плелась за спиной брата. Она была будто еле живая, словно парящая в невесомости. Ее брат пересек пространство кухни и остановился у дверного порога. Голоса больше не достигали его слуха, и он, решив, что все чисто, наклонил голову пониже, чтобы посмотреть за угол.
— Ну что там? — раздался рядом голос.
Уриэль краем глаза заметил мужчину. Этот мужчина был именно тем человеком, который тогда в лесу вышел из палатки в полусонном состоянии. Мальчик следил за ним и дождался появления его товарища. Второй мужчина был одет в темную кожаную куртку.
— Я все тут проверил, нигде никого нет, — сказал крупный мужчина.
— Да какого лешего? А почему свет горит у крыльца? — с хрипотой в голосе спросил другой.
— Думаешь, я знаю? Во всем доме тишина, коридор чист, комната пустует.
Мужчина выслушал своего товарища и огляделся по сторонам.
— Смотри, еще боковые комнаты есть. Там справа вроде кухня, слева вон тоже дверь.
— Этих дверей я и не заметил. В этой темноте хоть глаз выколи и старое стой, поминай, — со смехом пробасил мужик. — Пойди на кухню эту, а я туда потопаю, — добавил он и указал на дверь взмахом руки.
Мужчины разминулись и направились в разные стороны. Когда лицо одного из них стало смотреть прямо на кухню, где сидел Уриэль, а тело устремилось к двери, мальчик замахал рукой Шейндел, и та спряталась за печкой. Брат присел за небольшой обшарпанный шкафчик, за которым пригнулся, как солдат в засаде. Уриэль порой посматривал из-за шкафа. Он ожидал появления человека, но совсем не знал, что делать, когда его заметят. Шаги становились ближе. Мужчина в расстегнутой болоньевой жилетке и джинсах вошел в кухню. Он шел, не осматриваясь по сторонам. Мальчик вминал свое тело в стену, пока человек приближался. Он понимал, что западня скоро настигнет его. Когда мужчина поравнялся с ним, по шее Уриэля расползлась стая мурашек, а сердце застучало, словно заведенный мотор автомобиля. Но, обуреваемый диким страхом, он все же смог перебороть самого себя. Мальчик молниеносно двинулся на человека, выставив руки вперед.
Удар пришелся в плечо человека. Мужчина не сумел устоять на ногах после сильного толчка и качнулся в стоящий по соседству шкаф, на котором находились различные кухонные принадлежности: кастрюли, сковородки и даже крупные тазики. Столкновение вышло приличным, и на человека с верхушки шкафа повалилась кухонная утварь. Она попадала ему на голову, сумев оглушить его. Он медленно повалился на пол, а Уриэль выбежал из кухни, кинув взгляд на Шейндел, сидящую за печкой. Девочка мигом поспешила за братом. Она перепрыгнула ноги человека, развалившиеся на всю кухню, и вбежала в прихожую, где Уриэль уже стоял как вкопанный.
Напротив мальчика находился большой человек, который со звериным оскалом медленно двигался, готовый напасть на жертву словно лев. В его глазах горела животная ярость. Уриэль отступал назад к кухне, но когда мужчина увеличил темп шагов, он с криком пустился бежать направо:
— За мной, Шейндел!
Сестра рванула вслед за ним, сверкая пятками. Ребята оказались быстрее и мигом другой комнаты. Эта комната располагалась по левой стороне дома, и чтобы в нее попасть, нужно было идти от входной двери прямо и у окна свернуть налево. Она была гостиной и поэтому являлась самой обширной комнатой жилища. Уриэля с Шейндел удивили размеры помещения. Они надеялись найти тут даже не укрытие, а путь к спасению. Но комната оказалась не перетекающей в другие, с одной дверью, которая была у них за спиной.
Ребята остановились в начале комнаты, и в этот миг прогремел грубый голос:
— Ну что? Теперь вам не убежать, ребятишки. Это вам не лес!
Мужчина после короткой реплики подбежал в сторону Уриэля и протянул к мальчишке свою жилистую некрасивую руку. Он попытался схватить мальчика, но тот отпрянул от него в сторону и начал убегать. Уриэль достиг самого центра гостиной. Рядом с ним находился овальный стол и диван, облаченный в красный шелковый плед. Мальчик обежал эти заграждения и посмотрел в закуток комнаты, где Шейндел топала своими крохотными ножками все ближе и ближе к стенке. Преследователь мальчика подустал и сквозь одышку начал кричать:
— Остановись, тебе хуже будет!
Уриэль отдалялся от мужчины, который остановился, чтобы перевести дыхание. Через пару секунд он вновь заорал:
— Раз мне тебя не догнать, то тогда твоя сестра — мой лакомый кусочек!
Мальчик находился на приличном расстоянии от сестры. Он видел, как мужчина бежит к ней. Уриэль устремился к нему, но человек был уже недосягаем. Девочка вплотную прижалась к стене и просто наблюдала все это с рьяно бьющимся сердцем и с испариной, проступившей на лбу. Она молилась всему на свете. Бесконечно произносила имя своего брата, которое эхом уже гудело в ушах. Вскоре мужчина оказался у нее почти под самым носом и вытянул свою руку в сторону девочки. В этот момент внутри Шейндел что-то щелкнуло. Она сломя голову ринулась вбок, пригнулась во всю прыть и не дала даже самой малой частичке мужской руки побывать у ее белоснежного платья. Мужчина остался позади. Девочка встретилась взглядом с братом, за которым втихую крался человек, подобно тени, нависающей над телом в чуть освещенной комнате.
Она остановилась и закричала во всю глотку:
— Уриэль, сзади!
Но было поздно. Тот мужчина, что был оставлен в кухне, оклемавшись, проследовал в большую комнату, готовый отомстить Уриэлю. На глазах у Шейндел он схватил мальчика за руки, сплел их воедино, больше не давая ему возможности передвигаться. Затем он закрыл его рот правой рукой, чтобы мальчик не мог кричать. А Уриэль задергался, чтобы вырваться из цепей неволи, в которые его заковал человек.
Второй мужчина был очень обрадован своему товарищу. Он не сдержал улыбки и, не спуская ее с лица, прошел по гостиной до девчонки. Шейндел, для которой всем миром стала борьба брата, не услышала его шагов и напрочь забыла, что опасность близко. Мужчина приблизился. Она повернула голову в его сторону и тут же была овита руками зла.
В это время Борису, до сих пор находившемуся в шкафу, становилось невыносимо сидеть в таком беспросветном, замкнутом месте. Груда одежды, висевшая рядом, так ограничивала все его пространство, что мальчику приходилось жаться к стенке шкафа. Еще Бориса сильно донимала царящая тут духота. Все это порядком поднадоело Боре.
Мальчик, сидя в шкафу, слышал и громкий шум на кухне, и топот ног в прихожей. От всех этих звуков все его нутро сжималось до размеров атома. Тревога лишь утихла, когда эти звуки стали исчезать. Уставший сидеть в шкафу и убежденный, что рядом спокойно, он открыл дверцу шкафа, сделал пару шагов и, как в былые времена, очутился среди привычной ему комнаты. Борис попытался прислушаться к звукам за стенами, но ничего не услышал. Все вокруг было наполнено тишиной.
Мальчик начал очень тихо шагать к выходу. Он миновал свою комнату, перешел в кухню, где теперь стоял чудовищный беспорядок. Кастрюли и крышки от них валялись тут повсюду. Боря переступил через них, с жалостью глядя на все это. Он вышел в прихожую и заметил осколки разбитой вазы, которые лежали на полу, словно снежки на весенней проталине. Мальчишка посмотрел вдоль коридора. Его волновало, что все куда-то делись, а если и находятся дома, то не подают признаков жизни. Он вперил взгляд в окошко, и в это мгновение раздался громкий крик. Борис суетливо завертел головой и как ошпаренный устремился к бабушкиной комнате. Мальчик открыл дверь и, пройдя порог комнаты, моментально захлопнул ее как можно тише, а затем задвинул на засов.
Комната была небольших размеров. Она отличалась особой скудностью от других комнат дома. По левой стене располагался маленький коричневый шкафчик и пара полок, висящих над ним. По правой стояло старое грязное трюмо, на которое налетела уже ни одна тонна пыли. В углу находилась кровать старушки, откуда можно было смотреть в окно, не полностью занавешенное белыми шторами.
Борис, прижавшись спиной к двери, тяжело дышал, ощущая, как его сердце барабанит с большой скоростью по двери. Он метнул свой взгляд на бабушку. Старая женщина лежала, слегка наклонив голову в сторону внука. Она была укутана в два одеяла, из-под которых были видны только еле заметные очертания ее плеч и лицо с наложенным на него отпечатком безжизненности. Глаза старушки искрили грязно-серебристым блеском, а губы бледно-розового цвета придавали лицу неповторимое смиренство умирающего, что готовится отойти в иной мир. Но было в ней нечто прекрасное, что делало ее живой с этими мертвенными чертами. Морщины ее лица, растекающиеся от лба до подбородка, переливались одна в другую и напоминали созвездия, что горят в ясном августовском небе. А в волосах старушки, черных, как это небо, нельзя было заметить ни единого следа проседи.
Боря так обрадовался бабушке, как будто не видел ее годами. Мальчик подбежал к изголовью кровати. Он преклонил колени, плюхнулся лицом на бабушкину грудь, нежно схватил ее руку, которую нащупал под одеялом, и зарыдал, шепча сквозь слезы:
— Бабушка Мария, бабушка...
Она же подняла голову и стала с открытым ртом смотреть в угол комнаты, где на деревянной полочке среди старых книг стояла икона Пресвятой Богородицы, держащая на руках Младенца Иисуса Христа.
Уриэль, завидев, что сестра поймана, заметался пуще прежнего. Он дергал ногами в воздухе и пытался ударить человека, а тот все также его держал, но для безопасности схватил мальчика двумя руками, дав ему при этом свободу голоса.
— Отпусти ее!
— Ха-ха-ха, ну попробуй, сделай что-нибудь, щенок! — скорчив уродливую гримасу, засмеялся крупный человек в кожаной куртке. — Вы в плену, поняли? Вам пришел конец!
— Вот так добыча сегодня, — сказал его товарищ.
— Держи веревку, вяжи мальчишку, а я займусь девчонкой.
Мужчина кинул своему товарищу кусок бечевки, а Шейндел начала визжать как резаная и рыпаться. Девочку быстро утихомирили. На ее лице проступили соленые слезы, которые, как вечерний дождь, означали погибель для всего ясного и светлого. Она смотрела на Уриэля, когда по ее рукам скользила противная веревка, сильно давящая на крохотные запястья. Мальчик направил пустой взгляд в пол, но не плакал. Он принимал свою участь как данное. Девочка отвела свой взор к окну и удивилась виду за ним. Небо вновь затянулось толстыми серыми тучами. Грустный художник решил выбросить все золотые краски, в которые солнышко хотело окрасить утро нового дня. Но среди смурого неба сквозь грязное старое окно Шейндел все же смогла отыскать еле заметный островок голубизны. Она смотрела на него с минуту, а затем, раскрыв рот, повернулась к Уриэлю. Мальчик пребывал в унынии. Он опустился на колени, признав свое поражение. Мужчина в куртке указал на дверь, подтолкнул девочку, которая в ту же секунду выпалила:
— Уриэль, повторяй за мной слова, которые я сейчас буду говорить!
— Замолчи, девчонка! — сурово проревел человек.
— Я хочу быть небом для солнышка, я хочу быть небом для сол...
Мужчина закрыл ей рот ладонью, и та зарыдала, содрогаясь всем телом. А через пару мгновений лицо Уриэля прояснилось, словно небо, танцующее с радугой после дождя, и мальчик, напрягая мышцы лица и шеи, начал кричать:
— Я хочу быть небом для солнышка! Я хочу быть небом для солнышка! Я хочу быть!
Странный свет, схожий с бликами прожекторов, влился в комнату, и странный хлопок оглушил мужчин. Это все пропало не сразу, а когда исчезло, отроков уже не было рядом.
Два человека в недоумении стояли посреди комнаты и чувствовали, будто что-то мокрое растекается у них по лбам. Они задрали головы и увидели над собой два отверстия.
— Так вот как ты взлетела в лесу, сестрица, — искря улыбкой, сказал Уриэль. — Почему же ты мне раньше не рассказывала про эту свою молитву?
— Я думала, ты скажешь, что это выдумка. К слову, это не молитва. Это называется мантрой. Мантра — пара святых слов, которые помогают, где бы ты ни был, воспарить к небу, когда на нем почти все в тучах.
Теперь ребята находились в невесомости, в поднебесье, где шел сильный дождь, бурным потоком струящийся на деревню, с которой небесные отроки попрощались, испытав странное чувство. Чувство невыполненного долга перед миром, оставшимся жить в страхе. Небесные отроки какое-то время были еще мысленно на земле, но физически их тела устремлялись все выше. Вокруг двух точек, удаляющихся от земной поверхности, небеса сгущались в единую безликую массу цвета мокрого асфальта. Они сворачивались, словно книжный свиток, который от бессилия не мог удерживать в своей длани святой старец. А где-то одна за другой вспыхивали яркие молнии. Все это смущало их души, желающие свободы полета среди теплого, ослепляющего своим солнцем дня. Они двигались к крохотной краюшке неба сквозь гликодиновые тучи, через стрелы дождя, что хлопают по ресницам. Для них был так сладок этот небесный свет на фоне всей серости, и так приятно ощущение того, что скоро они будут дома.
Уриэль с Шейндел — две маленькие крупицы неба, принесшие свет этому миру, вкусившие соль земли и принявшие его тьму, заканчивали свой путь, в котором брели по земле наугад. Они исчезали во мгле, в пелене сгорающего небосклона, чьи глаза еще долго будут черны от боли. Ныне им казалось немыслимым спускаться на землю, когда там кто-то точит ножи и вынимает из ножен шпаги. Но они не ставили на ней крест. Их сердца все также обливались кровью, когда они вспоминали о людях, которым не дают и подумать, прежде чем силы зла опрокинут их в котел бурлящей черноты.
