Девушка тем временем, словно подчиняясь внутренним музыкальным ритмам, легко переступала с ноги на ногу, заманчиво выпячивая абрис соблазнительной приманки в профиль, на который заманчиво накладывались художественно падающие светотени, играя полутонами, добавляя чаровнице объём и загадочность.
Фея, сирена, нимфа! Впечатляющее зрелище!
Какая выразительная вырисовывается картинка: иконы рисовать с подобного совершенства модели.
Мадонну с младенцем…
Нет, младенец, пожалуй, лишнее: ну его.
Изумительно симметричное лицо, малюсенький носик, вишнёвые губы…
Целовал бы и целовал. Пухленькие, удивительно яркие влажные уста, напоминающие, нет… намекающие… на очень смелый интим. Самые поцелуйные губы из всех, что встречались прежде.
Наивно-доверчивый, трогательно-бесхитростный взгляд.
Недотрога, простодушная невинность.
Застенчивая, сентиментальная, романтичная. Короче, стопроцентная восторженная глупышка…
Степка у неё первый.
Ага, миссионер широкого профиля, десантник спецподразделения по лишению…
Да, упускать такой шанс преступно, даже глупо.
Под лежачий камень вода не течёт. Нужно пробовать.
А вдруг… если очень-очень постараться...
Стёпка представил, явственно, зримо, славную диву, возлежащую на бескрайнем белоснежном ложе. Абсолютно нагую прелестницу, манящую нежным животиком, влекущим в низовье долины грёз ручейком, к ароматному, сладкому источнику вечного блаженства…
Не было у Стёпки больше сил терпеть это изнурительное испытание. Не бы-ло!
Ох уж этот кустистый рай, за которым скрывается влажная тайна. Всё бы отдал, чтобы прикоснуться к заросшему холмику немедленно, сейчас, не отходя от кассы.
Потом спуститься чуть ниже, где покоится ущелье страсти, провалиться в которое мечтает каждый мужчина.
А как хочется нажать языком на заветную пуговку, включающую женское сладострастие, теребить, теребить её влажными губами, впитывая утончённый мускусный аромат, пробраться в тёплую скользящую слякоть чувствительного узилища, преодолевая сопротивление возбуждённой плоти.
Вот бы забраться с головой внутрь и качать, качать сокрытые от большинства претендентов богатства из благодатных глубин, высекая не для себя, для неё, искру неземного блаженства, способную возжечь горн неземных ощущений, порождающих немедленное опьянение и оргазм, венчающий этот божественный пир.
Разгорячённая до точки кипения женщина подобна блуднице: она готова на всё.
Чувствуя приближение финала, она вывернется наизнанку, желая доставить повелителю истинное блаженство в благодарность за доставленное удовольствие.
Богиня истекает соками, которые стекают по дрожащим в конвульсиях бёдрам, источая запахи, от которых кружится голова, перехватывает дух. Дива кричит, изгибается дугой, стонет, царапает спину, требуя глубины, энергичности и силы проникновения.
Секундный взлёт, парение в вышине, мгновенное расширение Вселенной, извержение вулкана… Толчками, спазмами. Минутное помутнение в мозгу… блаженный покой.
Это всё он.
Несколько скоротечных минут виртуальный любовник проживает как вечность.
Девушка тем временем поворачивается к нему лицом, на котором светится загадочно-томная улыбка, обнажающая ровный ряд влажных, блестящих зубов.
Губки её намазаны блеском. Яркий румянец, покрытые детским пухом щёки, брови вразлёт, хлопающие наивно, целомудренно, подведённые чёрной тушью пушистые реснички…
По Стёпкиной ноге предательски несвоевременной капелькой стекало нечто липкое, сигналя о необходимости начать боевые действия или ретироваться.
Ну же, давай!
Сердце стучало невпопад, отдаваясь в ушах барабанной дробью, замерло в предвкушении сладости и одновременно нерешительности дыхание: горячее, тягучее, липкое, обжигающее лёгкие.
Спазм давил, наполняя грудь болью, возмущённый бездействием стержень не умещается в тесных штанах, требовал срочной реализации, хоть каких-либо действий.
Стёпка встретился с нимфой взглядом.
Стильная причёска, дорогая, стильная, извивалась мелкой волной многочисленных кудряшек, развевалась, подчиняясь дуновению ветерка.
Из нескромного выреза нагло выглядывали сочные упругости грудей: не больших и не маленьких, в самый раз, чтобы обхватить эти упругие мячики горячими ладонями, почувствовать жар живого прикосновения, волнующие удары пульса в глубине, за грудиной, где скрывается её застенчивое сердечко.
Девочка шагнула навстречу, совсем чуть-чуть, с распростёртыми для кого-то объятиями.
Стёпка обернулся: сзади никого нет.
Неужели ему предназначен несомненный, вызывающе откровенный знак внимания?
– Разрешите с вами познакомиться? Вы… вы такая… такая славная, такая замечательная… самая-самая…
– Понравилась девочка, – услышал Степка, – мы тоже от неё балдеем. Экспонат. Хороша профура, да? Элитная кобылка, объезженная. Но полка не твоя, братан. Лола, детка, представься товарищу, покажи товар лицом. Мужчина интересуется, что у тебя под платьем, желает рассмотреть, ощупать. Ты не против? Постарайся не разочаровать клиента.
Подошедшие со спины разукрашенные татуировками качки издевательски гоготали, ловко играя узлами мышц, демонстративно выставляя на обозрение пудовые кулачищи.
– Смотри, развлекайся, щупай. Заслужил.
Лолита вальяжно, словно растягивала удовольствие, сняла, нисколько не смущаясь театральным движением лёгкое платьице, не обращая внимания на гуляющих в парке зевак.
Девица вертляво крутилась, навязчиво показывая обесценившиеся вдруг в его глазах прелести со всех возможных сторон, повернулась задом, неприятно кривляясь, скинула полоски-трусики, кинула их на руки качкам, наклонилась, широко расставив длинные, нереально худые ноги, демонстрируя плоские, совершенно неразвитые ягодицы полностью раскрытыми.
Затем развернулась, взмахнула руками, изображая подобие танцующей балерины, подняла ногу выше головы, неприятно обнажив девичью тайну, покрутилась, несколько раз ловко упала на шпагат, прямо на асфальт, отчего Степан невольно съёжился.
Продолжая стриптиз, Лилита присела, расставив колени в стороны, обнажая то, что маячило под живописным треугольником.
Дав насладиться впечатлением, улыбчиво, с замедлением раскрыла розовую глубину, окунула туда пальчики, лизнула их, смачно, словно леденец, изобразила маску блаженства, посылая окончательно убитому Стёпке тройной воздушный поцелуй обеими руками, поклонилась до земли и принялась медленно одеваться.
– Девочка всё угадала, доволен? Только скажи, можно повторить. Щупать будешь? Ты ведь об этом мечтал, эротоман из подворотни? Восемь кусков. Деревянных. Бюджетненько я бы сказал. Аттракцион невиданной щедрости обошолся тебе в эту мизерную сумму. Расплатись и катись на все четыре стороны. Не каждому, братишка, благоволит фортуна, не каждому. Ты, парень, везунчик.
Качок глумливо выставил в оскале полуулыбки золотой зуб, поиграл пудовыми мышцами предплечья.
– Но я… у меня… откуда у меня столько денег? И за что?
– Объяснять… или догадаешься?
– Ты же не пустой, зарплату получил. Бабе скажешь, премии лишили. Всё честно, по-пацански. Даром что ли девчонка старалась, наизнанку выворачивалась. Не жмись. За всё в жизни нужно платить. Ты ведь только что чем занимался? А я расскажу. Растлением, совращением ребёнка. Лола, покажи дяде свидетельство о рождении.
– У неё на лбу не указан возраст. К тому же я не просил раздеваться. У меня жена не работает, дети. Их кормить, одевать надо.
– Э, братан, как ты неправ. Раньше нужно было думать, влюбчивый ты наш. Девочка работала – ты молчал, теперь расплакался как... хочешь премию? Ещё трёха и она твоя… на пятнадцать минут. Пойми, не мы такие, жизнь такая. Бизнес, брат, просто бизнес. Ничего личного. Удовольствие денег стоит. Особенно когда у тебя на каждую встречную стоит…
– Сам напросился. Мы не настаивали, ждали, пока по самые гланды наживку заглотишь.
Очень многие тети и дяди
по незрелости вкуса и слуха
очень склонны томление плоти
принимать за явление духа.
Игорь Губерман
Неувядаемая студенческая дружба с извилистой судьбоносной трассой, петляющая пять лет причудливыми виражами, включающими головокружительные подъёмы, внезапные продолжительные спуски, резкие торможения, стремительные ускорения и прочие неожиданности реальной жизни, окрепла, закалилась и вышла на новый уровень.
В институте молодые люди знакомились, влюблялись, строили планы, мирились и ссорились, соответственно возрасту максимализма и энтузиазма. Их мышцы, разум, мощная нервная система жаждали любви и приключений. Это увлекало, манило, придавало жизни смысл.
Было бы странно, когда юность не желает постоянной новизны, наполнения крови гормонами и не совершает ошибок. Семейные пары, о которых идёт речь, были вполне обычными, среднестатистическими, с нормальными, присущими молодости желаниями, пороками, добродетелями и нравами.
За годы учёбы были периоды, когда Ира была безумно влюблена в Игоря, а Толик – в Юлю, потом романтически настроенные пары неожиданно расставались, увлекаясь другими партнёрами. Позже некогда неразлучные пары менялись местами: Ира вдруг открывала чарующее обаяние Анатолия, а Игорь не мог устоять перед магическими чарами шалуньи Юлечки. Кто-то временами с кем-то сходился всерьёз, по-взрослому: целовались, обнимались и ухаживали друг за другом уже не столь целомудренно, не стеснялись публично признавать интимные предпочтения, но совсем интимные отношения старались скрыть.
Иногда слухи о сексуальных приключениях всё же просачивались, рождали ревность, зажигали вражду и ссоры, разводили любовников по разные стороны. Позднее интимные пути некоторых пар снова пересекались, их притягивало друг к другу вновь и вновь, пока к окончанию института не образовались две стабильные романтические пары.
К моменту получения дипломов Толик и Ира стали Головачёвыми, а Игорь и Юля Бурмистровыми.
Мало того, обе пары выступили на свадьбах друзей свидетелями.
Теперь все четверо, побывавшие за прошедший срок в роли любимых и любовников, дарившие некогда взаимные ласки жёнам друзей и мужьям подруг, поскольку встречались и расставались многократно, менялись любимыми, не задумываясь о будущем отношений, остепенились, сделав окончательный судьбоносный выбор.
О прежних моментах близости молчали, не сговариваясь, делали вид, что ничего подобного не было и быть не могло. Вроде как свадебными торжествами провели черту, незримую демаркационную линию между прошлым и будущим.
Жили семейные пары дружно, встречались часто, тем более, что работали все вместе в одном и том же НИИ на сопоставимых должностях, разве что на разных этажах и в разных отделах. Жили, правда, в разных концах города.
И вот в очередной раз наметился повод встретиться. Справлять решили у Головачёвых, потому, что в последний раз гостей принимали Бурмистровы.
Не сказать, что стол ломился от щедрых закусок и разносолов, но всего было в достатке, в том числе спиртного. Приготовлены блюда были с душевной теплотой, оформлены со вкусом.
О работе и политике не спорили, таков был уговор. Тем для совместных бесед и без того было достаточно.
Вечер получался на удивление весёлым. За разговорами, спорами и танцами никто не заметил, как стрелка часов перескочила за полночь.
Автобусы уже не ходили, телефонов, чтобы вызвать такси, в то время не было, а пешком добираться до дома Головачёвых довольно далеко. Да и ни к чему рисковать (ведь можно нарваться на милицейский патруль), если можно переночевать у лучших друзей.
Собственно эта тема никого всерьёз не волновала: сколько раз студентами спали вповалку на производственных практиках и выездах в колхозы: было бы где.
Прибрались, ещё раз весело поскакали под пластинку и постелили прямо на полу: квартирка-то маленькая.
Не до конца спущенный эмоциональный пар вызвал спонтанное желание хулиганить. Ребята толкались, устроили бой подушками, потом долго, уже в темноте, вспоминали комичные эпизоды из времён озорной и жизнерадостной студенческой юности.
Лирическое настроение освежило в памяти интимные приключения тех лет: трогательные и неудачные свидания, первые признания и поцелуи, комедии и драмы нешуточного соперничества пар.
Расчувствовавшись, впустив в себя до сих пор не до конца осмысленные трогательные переживания, еле угомонились.
Мужчины легли в центр, девчонки по краям.
Головачёвы мгновенно захрапели.
Игорь дрейфовал в полудрёме, то улетая в царство Морфея, то возвращаясь обратно, по той простой причине, что Юля, взбудораженная чувственными воспоминаниями, тихо, но весьма настойчиво исследовала руками его податливое тело.
Какой мужчина в двадцать три года выдержит подобную сладкую пытку?
В районе солнечного сплетения гулко пульсировало предвкушение волнующей радости, заставляя напрягаться и останавливать дыхание, чтобы грохот сердечных ритмов не услышали Головачёвы.
Терпеть лихорадочное ожидание притягательной греховной неизвестности не было сил.
С Игоря сон как рукой сняло.
Конечно, он пытался сопротивляться: воспитание и некая доля стеснительности не позволяли вот так запросто, в присутствии посторонней пары поддаться на провокацию жены, но и отказать ей было почти невозможно.
Супруги начали шептаться на ушко, споря на тему публичного акта любви. Игорь был возбуждён настойчивыми, откровенно-бесстыдными ласками жены, рука которой давно опустилась ниже ватерлинии, причиняя значительные неудобства выступающим элементам чувствительной мужской конструкции.
Муж пробовал сопротивляться, правда, вяло. Его скакун взвился на дыбы, его уже было не остановить.
Одеяло было сдвинуто в сторону. Яростный поединок в нарушение общественных норм и моральных правил начался довольно бурно, правда, в замедленном темпе, с основательной задержкой дыхания.
Порой супруги забывались: Игорь задыхался, слишком высоко задирал Юлины ноги, ускорял тем нападения, звучно шлёпал животом о её божественно соблазнительные бёдра. У жены невольно вырывались чувственные стоны, тело сводило сладкой судорогой. Бурмистров чувствовал, как его целиком засасывает изумительно сколький, восхитительно горячий вакуум взволнованных возбуждённым желанием интимных недр супруги.
Напряжённые в ожидании приближающегося экстаза Юлины соски, вбирая в себя стремительно нарастающее возбуждение, становились упругими кнопочками, нетерпеливо ожидающими прохождения по всему телу мощного сенсорного импульса, исходящего от желанного вторжения в невероятно чувствительную влажную глубину неудержимо расширяющегося, ритмично пульсирующего внутри горячего естества, означающего начало неудержимого, сказочно роскошного судорожного восторга.
Не удивительно, что Головачёвы проснулись, только вида не подавали: Толик, притворяясь спящим, похрапывал, Ирина сопела и вертелась как уж на сковородке. Процесс неодолимого влечения был запущен: они ведь тоже молоды.
Гормоны моментально заполнили в возбуждённых телах дремлющие любовные поры и давили на нервы.
Бурмистровы были так увлечены процессом извлечения всё новых порций адреналина, что не заметили, как превратились в актёров впечатляющего порнографического спектакля.
Сначала, стараясь быть незаметным, лицом к ним развернулся Толик, затем и Ирина.
Детали пикантной интимной игры в темноте увидеть было невозможно, но молодость и склонность к фантазиям, а также личный опыт дополняли картинку живыми эмоциями.
Фея, сирена, нимфа! Впечатляющее зрелище!
Какая выразительная вырисовывается картинка: иконы рисовать с подобного совершенства модели.
Мадонну с младенцем…
Нет, младенец, пожалуй, лишнее: ну его.
Изумительно симметричное лицо, малюсенький носик, вишнёвые губы…
Целовал бы и целовал. Пухленькие, удивительно яркие влажные уста, напоминающие, нет… намекающие… на очень смелый интим. Самые поцелуйные губы из всех, что встречались прежде.
Наивно-доверчивый, трогательно-бесхитростный взгляд.
Недотрога, простодушная невинность.
Застенчивая, сентиментальная, романтичная. Короче, стопроцентная восторженная глупышка…
Степка у неё первый.
Ага, миссионер широкого профиля, десантник спецподразделения по лишению…
Да, упускать такой шанс преступно, даже глупо.
Под лежачий камень вода не течёт. Нужно пробовать.
А вдруг… если очень-очень постараться...
Стёпка представил, явственно, зримо, славную диву, возлежащую на бескрайнем белоснежном ложе. Абсолютно нагую прелестницу, манящую нежным животиком, влекущим в низовье долины грёз ручейком, к ароматному, сладкому источнику вечного блаженства…
Не было у Стёпки больше сил терпеть это изнурительное испытание. Не бы-ло!
Ох уж этот кустистый рай, за которым скрывается влажная тайна. Всё бы отдал, чтобы прикоснуться к заросшему холмику немедленно, сейчас, не отходя от кассы.
Потом спуститься чуть ниже, где покоится ущелье страсти, провалиться в которое мечтает каждый мужчина.
А как хочется нажать языком на заветную пуговку, включающую женское сладострастие, теребить, теребить её влажными губами, впитывая утончённый мускусный аромат, пробраться в тёплую скользящую слякоть чувствительного узилища, преодолевая сопротивление возбуждённой плоти.
Вот бы забраться с головой внутрь и качать, качать сокрытые от большинства претендентов богатства из благодатных глубин, высекая не для себя, для неё, искру неземного блаженства, способную возжечь горн неземных ощущений, порождающих немедленное опьянение и оргазм, венчающий этот божественный пир.
Разгорячённая до точки кипения женщина подобна блуднице: она готова на всё.
Чувствуя приближение финала, она вывернется наизнанку, желая доставить повелителю истинное блаженство в благодарность за доставленное удовольствие.
Богиня истекает соками, которые стекают по дрожащим в конвульсиях бёдрам, источая запахи, от которых кружится голова, перехватывает дух. Дива кричит, изгибается дугой, стонет, царапает спину, требуя глубины, энергичности и силы проникновения.
Секундный взлёт, парение в вышине, мгновенное расширение Вселенной, извержение вулкана… Толчками, спазмами. Минутное помутнение в мозгу… блаженный покой.
Это всё он.
Несколько скоротечных минут виртуальный любовник проживает как вечность.
Девушка тем временем поворачивается к нему лицом, на котором светится загадочно-томная улыбка, обнажающая ровный ряд влажных, блестящих зубов.
Губки её намазаны блеском. Яркий румянец, покрытые детским пухом щёки, брови вразлёт, хлопающие наивно, целомудренно, подведённые чёрной тушью пушистые реснички…
По Стёпкиной ноге предательски несвоевременной капелькой стекало нечто липкое, сигналя о необходимости начать боевые действия или ретироваться.
Ну же, давай!
Сердце стучало невпопад, отдаваясь в ушах барабанной дробью, замерло в предвкушении сладости и одновременно нерешительности дыхание: горячее, тягучее, липкое, обжигающее лёгкие.
Спазм давил, наполняя грудь болью, возмущённый бездействием стержень не умещается в тесных штанах, требовал срочной реализации, хоть каких-либо действий.
Стёпка встретился с нимфой взглядом.
Стильная причёска, дорогая, стильная, извивалась мелкой волной многочисленных кудряшек, развевалась, подчиняясь дуновению ветерка.
Из нескромного выреза нагло выглядывали сочные упругости грудей: не больших и не маленьких, в самый раз, чтобы обхватить эти упругие мячики горячими ладонями, почувствовать жар живого прикосновения, волнующие удары пульса в глубине, за грудиной, где скрывается её застенчивое сердечко.
Девочка шагнула навстречу, совсем чуть-чуть, с распростёртыми для кого-то объятиями.
Стёпка обернулся: сзади никого нет.
Неужели ему предназначен несомненный, вызывающе откровенный знак внимания?
– Разрешите с вами познакомиться? Вы… вы такая… такая славная, такая замечательная… самая-самая…
– Понравилась девочка, – услышал Степка, – мы тоже от неё балдеем. Экспонат. Хороша профура, да? Элитная кобылка, объезженная. Но полка не твоя, братан. Лола, детка, представься товарищу, покажи товар лицом. Мужчина интересуется, что у тебя под платьем, желает рассмотреть, ощупать. Ты не против? Постарайся не разочаровать клиента.
Подошедшие со спины разукрашенные татуировками качки издевательски гоготали, ловко играя узлами мышц, демонстративно выставляя на обозрение пудовые кулачищи.
– Смотри, развлекайся, щупай. Заслужил.
Лолита вальяжно, словно растягивала удовольствие, сняла, нисколько не смущаясь театральным движением лёгкое платьице, не обращая внимания на гуляющих в парке зевак.
Девица вертляво крутилась, навязчиво показывая обесценившиеся вдруг в его глазах прелести со всех возможных сторон, повернулась задом, неприятно кривляясь, скинула полоски-трусики, кинула их на руки качкам, наклонилась, широко расставив длинные, нереально худые ноги, демонстрируя плоские, совершенно неразвитые ягодицы полностью раскрытыми.
Затем развернулась, взмахнула руками, изображая подобие танцующей балерины, подняла ногу выше головы, неприятно обнажив девичью тайну, покрутилась, несколько раз ловко упала на шпагат, прямо на асфальт, отчего Степан невольно съёжился.
Продолжая стриптиз, Лилита присела, расставив колени в стороны, обнажая то, что маячило под живописным треугольником.
Дав насладиться впечатлением, улыбчиво, с замедлением раскрыла розовую глубину, окунула туда пальчики, лизнула их, смачно, словно леденец, изобразила маску блаженства, посылая окончательно убитому Стёпке тройной воздушный поцелуй обеими руками, поклонилась до земли и принялась медленно одеваться.
– Девочка всё угадала, доволен? Только скажи, можно повторить. Щупать будешь? Ты ведь об этом мечтал, эротоман из подворотни? Восемь кусков. Деревянных. Бюджетненько я бы сказал. Аттракцион невиданной щедрости обошолся тебе в эту мизерную сумму. Расплатись и катись на все четыре стороны. Не каждому, братишка, благоволит фортуна, не каждому. Ты, парень, везунчик.
Качок глумливо выставил в оскале полуулыбки золотой зуб, поиграл пудовыми мышцами предплечья.
– Но я… у меня… откуда у меня столько денег? И за что?
– Объяснять… или догадаешься?
– Ты же не пустой, зарплату получил. Бабе скажешь, премии лишили. Всё честно, по-пацански. Даром что ли девчонка старалась, наизнанку выворачивалась. Не жмись. За всё в жизни нужно платить. Ты ведь только что чем занимался? А я расскажу. Растлением, совращением ребёнка. Лола, покажи дяде свидетельство о рождении.
– У неё на лбу не указан возраст. К тому же я не просил раздеваться. У меня жена не работает, дети. Их кормить, одевать надо.
– Э, братан, как ты неправ. Раньше нужно было думать, влюбчивый ты наш. Девочка работала – ты молчал, теперь расплакался как... хочешь премию? Ещё трёха и она твоя… на пятнадцать минут. Пойми, не мы такие, жизнь такая. Бизнес, брат, просто бизнес. Ничего личного. Удовольствие денег стоит. Особенно когда у тебя на каждую встречную стоит…
– Сам напросился. Мы не настаивали, ждали, пока по самые гланды наживку заглотишь.
Глава О друзьях и подругах
Очень многие тети и дяди
по незрелости вкуса и слуха
очень склонны томление плоти
принимать за явление духа.
Игорь Губерман
Неувядаемая студенческая дружба с извилистой судьбоносной трассой, петляющая пять лет причудливыми виражами, включающими головокружительные подъёмы, внезапные продолжительные спуски, резкие торможения, стремительные ускорения и прочие неожиданности реальной жизни, окрепла, закалилась и вышла на новый уровень.
В институте молодые люди знакомились, влюблялись, строили планы, мирились и ссорились, соответственно возрасту максимализма и энтузиазма. Их мышцы, разум, мощная нервная система жаждали любви и приключений. Это увлекало, манило, придавало жизни смысл.
Было бы странно, когда юность не желает постоянной новизны, наполнения крови гормонами и не совершает ошибок. Семейные пары, о которых идёт речь, были вполне обычными, среднестатистическими, с нормальными, присущими молодости желаниями, пороками, добродетелями и нравами.
За годы учёбы были периоды, когда Ира была безумно влюблена в Игоря, а Толик – в Юлю, потом романтически настроенные пары неожиданно расставались, увлекаясь другими партнёрами. Позже некогда неразлучные пары менялись местами: Ира вдруг открывала чарующее обаяние Анатолия, а Игорь не мог устоять перед магическими чарами шалуньи Юлечки. Кто-то временами с кем-то сходился всерьёз, по-взрослому: целовались, обнимались и ухаживали друг за другом уже не столь целомудренно, не стеснялись публично признавать интимные предпочтения, но совсем интимные отношения старались скрыть.
Иногда слухи о сексуальных приключениях всё же просачивались, рождали ревность, зажигали вражду и ссоры, разводили любовников по разные стороны. Позднее интимные пути некоторых пар снова пересекались, их притягивало друг к другу вновь и вновь, пока к окончанию института не образовались две стабильные романтические пары.
К моменту получения дипломов Толик и Ира стали Головачёвыми, а Игорь и Юля Бурмистровыми.
Мало того, обе пары выступили на свадьбах друзей свидетелями.
Теперь все четверо, побывавшие за прошедший срок в роли любимых и любовников, дарившие некогда взаимные ласки жёнам друзей и мужьям подруг, поскольку встречались и расставались многократно, менялись любимыми, не задумываясь о будущем отношений, остепенились, сделав окончательный судьбоносный выбор.
О прежних моментах близости молчали, не сговариваясь, делали вид, что ничего подобного не было и быть не могло. Вроде как свадебными торжествами провели черту, незримую демаркационную линию между прошлым и будущим.
Жили семейные пары дружно, встречались часто, тем более, что работали все вместе в одном и том же НИИ на сопоставимых должностях, разве что на разных этажах и в разных отделах. Жили, правда, в разных концах города.
И вот в очередной раз наметился повод встретиться. Справлять решили у Головачёвых, потому, что в последний раз гостей принимали Бурмистровы.
Не сказать, что стол ломился от щедрых закусок и разносолов, но всего было в достатке, в том числе спиртного. Приготовлены блюда были с душевной теплотой, оформлены со вкусом.
О работе и политике не спорили, таков был уговор. Тем для совместных бесед и без того было достаточно.
Вечер получался на удивление весёлым. За разговорами, спорами и танцами никто не заметил, как стрелка часов перескочила за полночь.
Автобусы уже не ходили, телефонов, чтобы вызвать такси, в то время не было, а пешком добираться до дома Головачёвых довольно далеко. Да и ни к чему рисковать (ведь можно нарваться на милицейский патруль), если можно переночевать у лучших друзей.
Собственно эта тема никого всерьёз не волновала: сколько раз студентами спали вповалку на производственных практиках и выездах в колхозы: было бы где.
Прибрались, ещё раз весело поскакали под пластинку и постелили прямо на полу: квартирка-то маленькая.
Не до конца спущенный эмоциональный пар вызвал спонтанное желание хулиганить. Ребята толкались, устроили бой подушками, потом долго, уже в темноте, вспоминали комичные эпизоды из времён озорной и жизнерадостной студенческой юности.
Лирическое настроение освежило в памяти интимные приключения тех лет: трогательные и неудачные свидания, первые признания и поцелуи, комедии и драмы нешуточного соперничества пар.
Расчувствовавшись, впустив в себя до сих пор не до конца осмысленные трогательные переживания, еле угомонились.
Мужчины легли в центр, девчонки по краям.
Головачёвы мгновенно захрапели.
Игорь дрейфовал в полудрёме, то улетая в царство Морфея, то возвращаясь обратно, по той простой причине, что Юля, взбудораженная чувственными воспоминаниями, тихо, но весьма настойчиво исследовала руками его податливое тело.
Какой мужчина в двадцать три года выдержит подобную сладкую пытку?
В районе солнечного сплетения гулко пульсировало предвкушение волнующей радости, заставляя напрягаться и останавливать дыхание, чтобы грохот сердечных ритмов не услышали Головачёвы.
Терпеть лихорадочное ожидание притягательной греховной неизвестности не было сил.
С Игоря сон как рукой сняло.
Конечно, он пытался сопротивляться: воспитание и некая доля стеснительности не позволяли вот так запросто, в присутствии посторонней пары поддаться на провокацию жены, но и отказать ей было почти невозможно.
Супруги начали шептаться на ушко, споря на тему публичного акта любви. Игорь был возбуждён настойчивыми, откровенно-бесстыдными ласками жены, рука которой давно опустилась ниже ватерлинии, причиняя значительные неудобства выступающим элементам чувствительной мужской конструкции.
Муж пробовал сопротивляться, правда, вяло. Его скакун взвился на дыбы, его уже было не остановить.
Одеяло было сдвинуто в сторону. Яростный поединок в нарушение общественных норм и моральных правил начался довольно бурно, правда, в замедленном темпе, с основательной задержкой дыхания.
Порой супруги забывались: Игорь задыхался, слишком высоко задирал Юлины ноги, ускорял тем нападения, звучно шлёпал животом о её божественно соблазнительные бёдра. У жены невольно вырывались чувственные стоны, тело сводило сладкой судорогой. Бурмистров чувствовал, как его целиком засасывает изумительно сколький, восхитительно горячий вакуум взволнованных возбуждённым желанием интимных недр супруги.
Напряжённые в ожидании приближающегося экстаза Юлины соски, вбирая в себя стремительно нарастающее возбуждение, становились упругими кнопочками, нетерпеливо ожидающими прохождения по всему телу мощного сенсорного импульса, исходящего от желанного вторжения в невероятно чувствительную влажную глубину неудержимо расширяющегося, ритмично пульсирующего внутри горячего естества, означающего начало неудержимого, сказочно роскошного судорожного восторга.
Не удивительно, что Головачёвы проснулись, только вида не подавали: Толик, притворяясь спящим, похрапывал, Ирина сопела и вертелась как уж на сковородке. Процесс неодолимого влечения был запущен: они ведь тоже молоды.
Гормоны моментально заполнили в возбуждённых телах дремлющие любовные поры и давили на нервы.
Бурмистровы были так увлечены процессом извлечения всё новых порций адреналина, что не заметили, как превратились в актёров впечатляющего порнографического спектакля.
Сначала, стараясь быть незаметным, лицом к ним развернулся Толик, затем и Ирина.
Детали пикантной интимной игры в темноте увидеть было невозможно, но молодость и склонность к фантазиям, а также личный опыт дополняли картинку живыми эмоциями.
