- Волконский! - кто-то резко тряхнул его за плечо. - Матвей, ты как себя чувствуешь?
- Нам надо вернуться, повернуть налево и подняться на один уровень, там лифт есть, - ответил капитан, медленно моргая.
- Нет тут никакого прохода, мы же всё внимательно осмотрели, - трое мужчин всё же вернулись и теперь рассматривали стену. Волконский провёл сверху вниз, влево-вправо и вдруг скафандр оказался наполовину в тени, как будто Матвей стоял на границе портала.
- Надо было догадаться, что корабль не только по вертикали многоуровневый, но и по горизонтали как слоёный пирог. Не может ничего не быть между обшивкой двигателя и жилой зоной. В случае аварии ничего не поможет, а вот обычные излучения, в том числе шумовые, и вибрацию надо снижать. Вот такой сэндвич и получился, - пилоты пробирались мимо толстых «слоёных» переборок. Путь напоминал путешествие по раковине улитки, и у мужчин нарастало сдержанное раздражение и дискомфорт. Матвей, однако, кроме этого ощущал странный зуд. Голос внутри словно гнал - скорее, скорее!
- Сейчас, - Волконский, как-то незаметно вырвавшийся вперед, остановился и вздохнул так, что выдох прозвучал в шлемофонах, как грохот водопада.
Машинально оттолкнулся от перегородки, качнулся по инерции за уехавшей вбок перегородкой и ввалился в короткий туннель, ибо назвать банальным «коридором» похожее на обсидиановую пещеру помещение было сложно. По дальней стене светились контуры полдесятка дверей, а в конце - овал, который не мог бы ничем иным, как аварийным выходом.
- Саня, попробуй с Русом связаться, а мы с капитаном выходом займёмся. Вазовски, вперёд, - Серебро двинулся было следом, но Матвей почему-то медлил.
- Командир, тут такое… Давай кое-куда заглянем, - и пошёл ко второй по ходу движения двери.
- Волконский, стоять! - в голосе генерала лязгнул металл, но Матвей впервые в жизни не подчинился приказу.
- Мне надо, - тихо, но с силой. - Понимаешь?
- Нет. Что ты там хочешь найти?
- Кого, - Матвей порылся в поясной сумке и достал тонкую цепочку с медальоном. - Смотри сам.
Поднёс плоский овальный медальон стороной с вытесненными символами к выемке на двери, прижал теснее. На двери мигнул и погас зеленый огонек, и дверь подалась, уезжая в стену.
Игорь Вадимович отодвинул Матвея в сторону, шагнул первым. Волконский, будучи намного выше ростом, спокойно смотрел поверх его головы. Мужчины молча вглядывались в темноту, потом оба включили фонари. Пятна света ползли по полу, метались по стенам, скудной мебели и сошлись на узкой кровати, освещая худое иссохшее тело и узкое лицо лежащего мужчины.
- Его зовут… звали Вижес, - Матвей огляделся, нашел справа от двери малозаметную кнопку, нажал. Потолочные светильники тускло замигали, почти не давая света и делая тени по углам ещё глубже. Волконский тем временем шагнул к столу, прикрепленному к переборке, и взял что-то - Игорю было не видно за широкой спиной, что - повозился, убирая в сумку, и в два шага вернулся к двери.
- Что это? - генерал кивнул на сумку.
- Дневник, - коротко ответил Матвей. - Марии Всеволодовне отдам.
- Батя, ответь, - заговорил наушник голосом Келлера. - Батя, ответь!
- Слышу тебя, Ас, - откликнулся Игорь Вадимович.
- Тут Центр управления прорезался. Хотят нам дверь сварочным аппаратом организовать.
- Отставить. Сами откроем. Наверное. Волконский, за мной. И ты, куда же без тебя, - это Вазовски, так и вертевшемуся под ногами.
Матвей аккуратно закрыл дверь каюты и пошёл следом за командиром к светящемуся овалу.
Некоторое время они терпеливо ждали, пока прилипший к стене рядом с люком Вазовски жужжит и вибрирует, но через несколько минут робот стёк на пол и виновато опустил «глаз».
- Давай я попробую, - Матвей протиснулся мимо отца-командира и опустил медальон в неприметное отверстие в запирающем механизме. Прозвучал звуковой сигнал, индикаторы окрасились в приятный зеленый цвет, и люк, щёлкнув, начал открываться.
- Вы что-то сделали?! - в наушниках сначала раздался многоголосый дикарский крик, потом голос Ивлева. - Створ посадочной площадки открывается!
Корабль-пришелец был облеплен исследователями как крошка торта, уроненная на муравейник. Снаружи работала большая группа инженеров, внутри - космонавты. Все, кто сопровождал корабль с орбиты, описывали свои впечатления устно, потом письменно.
- Откуда у тебя этот ключ? - сурово вопросила Мария Всеволодовна.
Матвей сидел напротив суровой комиссии, пред очами которой предстал, едва выйдя из скафандра и приняв душ. В своё время, вернувшись из путешествия по Ленским столбам, дети ни слова не сказали родителям о происшествии. Из благих побуждений, разумеется. Как признаться отцу и матери в совершенно необъяснимом исчезновении Матвея и Риты? Хорошо, что оно было недолгим, но ведь риск того, что они не вернутся, был. Ни Вадим, ни Женя не хотели, чтобы родители испытали хотя бы долю тех эмоций, что они сами, когда сестра и зять пропали. А потому и найденный медальон, и войлок, в котором их нашли, никому не показали.
- Мы его нашли, ну, когда в Якутии были, - прогудел Волконский, глядя наивными синими глазами на Колодей. Никто не обратил внимание на сидящую сбоку Алину Серебро, подозрительно прячущую взгляд.
- И как ты догадался, от какой он каюты? - поинтересовался Адьян подозрительно.
- И что там есть какой-то дневник? - прищурилась Колодей.
- Мне кажется, сейчас важнее сосредоточиться на расшифровке найденного артефакта, - мягко высказался Бадмагуров. - И интереснее, что там написано, а не как Матвей его нашёл.
«Ну, тут бы я поспорила», - подумала Алина, но промолчала.
- Скоро приедет Нетесин, - многообещающе сказала Мария Всеволодовна, вставая и тем подавая знак об окончании совещания. - Ему расскажешь.
Волконский пожал широченными плечами и встал в стороне, давая остальным выйти.
- Маша, вы на часы смотрите? - задал риторический вопрос Александр Олегович Колодей, прорвавшись в Центр внеземных исследований и несколько минут созерцавший ничего не замечающую жену в компании таких же одержимых коллег.
Вся компания уткнулась в мониторы, рассматривая под сильным увеличением какие-то листки и вводя неизвестные знаки в программу. Клавиатуры ничем не походили на привычные.
- Саша, а что, поздно уже? - уточнила Маша, не отрываясь от своего занятия. - Дети спят?
- Вставать собираются. Маша, пять утра! Вас что, расстрелять обещали, если вы к восьми не расшифруете?
- Ого! Мы заработались, ребята. Давайте по домам, - Машин голос звучал как-то неуверенно.
Её сотрудники, слегка смахивающие на новообращенных вурдалаков, тёрли глаза, зевали и со зверскими стонами распрямляли затекшие спины.
- Завтра, то есть сегодня, приходим к десяти! - оповестила Маша в спину разбредающимся коллегам.
- Сегодня суббота! - громко напомнил Колодей. - Выходной!
- Точно. Я забыла, - Мария Всеволодовна от души зевнула. - Столько событий… Тогда до понедельника!
Муж несколько минут наблюдал за заторможенно-сонными сборами, выключил в кабинете свет.
- А я кабинет закрыла? И сейф? На сигнализацию сдала? - вспомнила Маша, когда выбиралась из машины у собственного подъезда.
- Все сделала, - заверил Александр Олегович. - Не усни в лифте.
- Нет, я разгулялась, - Маша подавила зевок. - Сейчас в душ, бутерброд съем - и спать.
Села на кровать снять чулки, медленно расстёгивала блузку, юбку, в голове всплывали обрывки мыслей, которые она никак не могла додумать или хотя бы осознать, тело становилось все тяжелее. Маша попыталась лечь поудобнее и…
Саша вышел из ванной в одном полотенце, запер дверь спальни и с нежной и немного насмешливой улыбкой посмотрел на спящую жену. Осторожно снял с неё одежду, белье, переложил удобнее. Полюбовался на красивое лицо, совершенное тело, выключил лампу, лёг рядом, обнял жену и решительно закрыл глаза.
Две недели спустя. Заседание правительственной комиссии в Центре внеземных исследований.
- Данные, что мы сумели расшифровать, составляют ничтожную часть всего объёма, - Мария Всеволодовна была одновременно вдохновленной и разочарованной. - Дело в том, что бортовой журнал зашифрован, и ключ к шифру мы пока что не подобрали.
Нетесин выглядел как человек, предсказавший это давным-давно.
- Удалось с достаточной степенью достоверности установить, что корабль возвратился из системы Пи-3 Ориона, желто-белого карлика. В систему входит четыре планеты, одна из них земного типа. Объект удален от Солнца на 26,32 световых лет. Индейцы племени Хопи верили в богов, прилетавших на Землю из созвездия Орион. Современные потомки этого племени и сейчас считают, что боги жили на звезде Ориона. Племя догонов и египтяне поклонялись богам из созвездия Орион, так же, как и Майя. Пирамиды Теотиуакана, храм Кецалькоатля, три Великих египетских пирамиды, часть марсианских - все они ориентированы на созвездие Ориона. Вы знаете, что мы давно предполагали какой-то контакт между Землей и Пи-3 в древности.
- 26 световых лет - вполне достижимое при определённых условиях расстояние для космических перелетов, - один из чиновников покивал с умным видом. Специалисты посмотрели в его сторону со снисходительным терпением.
- Теперь мы получили подтверждение этой теории, неопровержимое. Надеюсь, что рано или поздно мы сумеем взломать код и узнаем, что видели люди там, на далёких звёздах.
- Известно, что с экипажем? Сколько их вообще было?
- Девять человек. Но мы нашли только одно тело. Что с остальными, станет ясно из дневника. Мы сейчас все усилия направили на перевод тех источников, что нам поддаются.
- Это всё хорошо, но мне куда интереснее техническое состояние корабля. Мы ведь сможем его использовать в дальнейшем? - на лице гендиректора Роскосмоса светилась улыбка Чеширского кота.
«Цивилизация, достигшая вершины развития. Совершенные технологии, воплотившие самые смелые фантазии, от почти мгновенного перемещения в пространстве на гигантские расстояния до бытовых устройств, абсолютно освободивших людей от рутинных забот, и роботов для тяжелой работы. Гармоничное общество, гарантирующее каждому высшую степень свободы выбора и равенство, заботящееся о каждом. Искусство, достигшее превосходной степени.
Мы называли себя даарами. Земля была нашим уютным домом, который мы любили и берегли. Верфи для постройки космических кораблей были построены на спутнике, разработка полезных ископаемых велась на Четвертой планете от Солнца, исследовались планеты-гиганты. Солнечная система стала для нас просто большой усадьбой. И мы начали мечтать об освоении галактики, путешествии к звездам. Был построен корабль, не имеющий аналогов, вершина инженерной мысли. Его конструкция была схожей с нашими кораблями, а вот тип двигателей и способ перемещения были новаторскими и превосходили все ранее созданное нашими инженерами на несколько порядков. Не было ни малейших сомнений, что корабль сможет преодолеть гигантское расстояние в пятьдесят с лишним световых лет. Эксперименты со временем давали основания полагать, что внутри корабля создастся временной кокон, и для экипажа вместо тысячелетий пройдет несколько десятков лет. Да, исследователи должны были вернуться в другой мир, но принести этому новому миру знания об устройстве вселенной, времени, происхождении человека. Только эта экспедиция могла подтвердить или опровергнуть теорию о том, что жизнь на Землю принесли пришельцы с далёких звезд, и что там, в чудовищной дали, есть иной разум. Откуда-то же взялся окаменевший отпечаток обутой ноги в слое отложений, возраст которых миллионы лет. Или чудесные рисунки на южном плато, видные только с воздуха.
Экспедиция требовала серьезной подготовки и самопожертвования от экипажа. В его состав вошли добровольцы, мужчины и женщины, посвятившие себя науке и ради познания отказавшиеся от долгой комфортной жизни на Земле. Я стал одним из них. Нас должно было быть десять - поровну мужчин и женщин, связанных браком или долгими отношениями. Однако та, которую я любил больше жизни, не смогла полететь со мной. Подготовка длилась с начала постройки корабля, более пяти лет. Мы все должны были пожертвовать очень значимой частью нашей жизни - детьми. При отборе учитывалось, есть ли у кандидатов дети и какого они возраста. У большинства дети были достаточно взрослыми, остальные были бездетными и должны были остаться такими навсегда. Мы с Литоньей очень любили друг друга, грезили этим полётом и легко согласились с тем, что никогда не станем родителями. И вот, буквально перед отлётом экипажа на Четвёртую планету, на орбите которой в ожидании старта находился я - контролировал проверку систем корабля перед стартом - Литонья узнала, что беременна. Выбора не было, но… Она его сделала. Помню её глаза, когда она вызвала меня на разговор. В них было столько боли. И упрямства. Она еще не успела ничего сказать, как я понял, что произошло что-то невероятное и непоправимое.
- Я этого не хотела, - тихо говорила Литонья, уставившись куда-то в стену. Я смотрел на её профиль, на вычурную серьгу в ухе, изгиб шеи, и ждал. - Я предохранялась, как обычно! Но что-то пошло не так в этот раз.
- Ты не виновата, сердце моё, - начал я мягко. - И всё ещё можно исправить.
- Нет, - ответила она, всё также не глядя на меня. - Я не буду избавляться от ребёнка.
- Ты понимаешь, что это означает? - холод одиночества начал проникать в моё сердце, замедляя его.
- Да, - она, наконец, повернулась и заплакала. - Мы расстаёмся. Навсегда.
Последующие декады до отлёта дались мне с невероятным трудом. Как будто все силы и сосредоточенность на предстоящем полёте высосали из меня до вакуума. Для руководителя апатия и отстранённость от дела были непростительны, а потому я боролся с собой, внешне не подавая вида. Мои коллеги с должным спокойствием приняли неожиданные изменения.
- Нас ждёт вечность, - усаживаясь удобнее и укладывая руки с аристократически тонкими запястьями на подлокотники кресла, заметил Сесар, наш астрофизик. - Литонья ценный член команды, но мы, при разумном распределении её обязанностей, сумеем её заменить.
Остальные члены экипажа молчаливыми кивками или односложными ответами согласились. В нашем обществе, где свобода каждого возводилась чуть ли не в абсолют, решение Литоньи не обсуждалось и не осуждалось, по крайней мере, вслух. Но и выказывать мне поддержку никто не стал - это считалось унизительным для объекта сочувствия.
Мы с Литоньей не виделись и не разговаривали. Я решил, что выстроенная мной броня слишком хрупка и так легче вынести предстоящее испытание. Однако она прислала мне письмо. Наверное, что-то пыталась объяснять или просила прощения. Я не стал читать. Возможно, когда-нибудь, я прочитаю его, но ни сейчас, ни потом изменить уже ничего нельзя.
Не хочу описывать последние дни перед отлётом. Я малоэмоциональный человек, всегда руководствовался разумом, а не чувствами, однако впервые в жизни мучился от дурного предчувствия, тоски и кошмаров по ночам. Ежедневным усилием воли я подавил и отмёл всё это, как недостойное. Но где-то внутри холодным свинцовым слитком застыла тревога.
- Нам надо вернуться, повернуть налево и подняться на один уровень, там лифт есть, - ответил капитан, медленно моргая.
- Нет тут никакого прохода, мы же всё внимательно осмотрели, - трое мужчин всё же вернулись и теперь рассматривали стену. Волконский провёл сверху вниз, влево-вправо и вдруг скафандр оказался наполовину в тени, как будто Матвей стоял на границе портала.
- Надо было догадаться, что корабль не только по вертикали многоуровневый, но и по горизонтали как слоёный пирог. Не может ничего не быть между обшивкой двигателя и жилой зоной. В случае аварии ничего не поможет, а вот обычные излучения, в том числе шумовые, и вибрацию надо снижать. Вот такой сэндвич и получился, - пилоты пробирались мимо толстых «слоёных» переборок. Путь напоминал путешествие по раковине улитки, и у мужчин нарастало сдержанное раздражение и дискомфорт. Матвей, однако, кроме этого ощущал странный зуд. Голос внутри словно гнал - скорее, скорее!
- Сейчас, - Волконский, как-то незаметно вырвавшийся вперед, остановился и вздохнул так, что выдох прозвучал в шлемофонах, как грохот водопада.
Машинально оттолкнулся от перегородки, качнулся по инерции за уехавшей вбок перегородкой и ввалился в короткий туннель, ибо назвать банальным «коридором» похожее на обсидиановую пещеру помещение было сложно. По дальней стене светились контуры полдесятка дверей, а в конце - овал, который не мог бы ничем иным, как аварийным выходом.
- Саня, попробуй с Русом связаться, а мы с капитаном выходом займёмся. Вазовски, вперёд, - Серебро двинулся было следом, но Матвей почему-то медлил.
- Командир, тут такое… Давай кое-куда заглянем, - и пошёл ко второй по ходу движения двери.
- Волконский, стоять! - в голосе генерала лязгнул металл, но Матвей впервые в жизни не подчинился приказу.
- Мне надо, - тихо, но с силой. - Понимаешь?
- Нет. Что ты там хочешь найти?
- Кого, - Матвей порылся в поясной сумке и достал тонкую цепочку с медальоном. - Смотри сам.
Поднёс плоский овальный медальон стороной с вытесненными символами к выемке на двери, прижал теснее. На двери мигнул и погас зеленый огонек, и дверь подалась, уезжая в стену.
Игорь Вадимович отодвинул Матвея в сторону, шагнул первым. Волконский, будучи намного выше ростом, спокойно смотрел поверх его головы. Мужчины молча вглядывались в темноту, потом оба включили фонари. Пятна света ползли по полу, метались по стенам, скудной мебели и сошлись на узкой кровати, освещая худое иссохшее тело и узкое лицо лежащего мужчины.
Прода от 06.02.2023, 21:55
- Его зовут… звали Вижес, - Матвей огляделся, нашел справа от двери малозаметную кнопку, нажал. Потолочные светильники тускло замигали, почти не давая света и делая тени по углам ещё глубже. Волконский тем временем шагнул к столу, прикрепленному к переборке, и взял что-то - Игорю было не видно за широкой спиной, что - повозился, убирая в сумку, и в два шага вернулся к двери.
- Что это? - генерал кивнул на сумку.
- Дневник, - коротко ответил Матвей. - Марии Всеволодовне отдам.
- Батя, ответь, - заговорил наушник голосом Келлера. - Батя, ответь!
- Слышу тебя, Ас, - откликнулся Игорь Вадимович.
- Тут Центр управления прорезался. Хотят нам дверь сварочным аппаратом организовать.
- Отставить. Сами откроем. Наверное. Волконский, за мной. И ты, куда же без тебя, - это Вазовски, так и вертевшемуся под ногами.
Матвей аккуратно закрыл дверь каюты и пошёл следом за командиром к светящемуся овалу.
Некоторое время они терпеливо ждали, пока прилипший к стене рядом с люком Вазовски жужжит и вибрирует, но через несколько минут робот стёк на пол и виновато опустил «глаз».
- Давай я попробую, - Матвей протиснулся мимо отца-командира и опустил медальон в неприметное отверстие в запирающем механизме. Прозвучал звуковой сигнал, индикаторы окрасились в приятный зеленый цвет, и люк, щёлкнув, начал открываться.
- Вы что-то сделали?! - в наушниках сначала раздался многоголосый дикарский крик, потом голос Ивлева. - Створ посадочной площадки открывается!
Корабль-пришелец был облеплен исследователями как крошка торта, уроненная на муравейник. Снаружи работала большая группа инженеров, внутри - космонавты. Все, кто сопровождал корабль с орбиты, описывали свои впечатления устно, потом письменно.
- Откуда у тебя этот ключ? - сурово вопросила Мария Всеволодовна.
Матвей сидел напротив суровой комиссии, пред очами которой предстал, едва выйдя из скафандра и приняв душ. В своё время, вернувшись из путешествия по Ленским столбам, дети ни слова не сказали родителям о происшествии. Из благих побуждений, разумеется. Как признаться отцу и матери в совершенно необъяснимом исчезновении Матвея и Риты? Хорошо, что оно было недолгим, но ведь риск того, что они не вернутся, был. Ни Вадим, ни Женя не хотели, чтобы родители испытали хотя бы долю тех эмоций, что они сами, когда сестра и зять пропали. А потому и найденный медальон, и войлок, в котором их нашли, никому не показали.
- Мы его нашли, ну, когда в Якутии были, - прогудел Волконский, глядя наивными синими глазами на Колодей. Никто не обратил внимание на сидящую сбоку Алину Серебро, подозрительно прячущую взгляд.
- И как ты догадался, от какой он каюты? - поинтересовался Адьян подозрительно.
- И что там есть какой-то дневник? - прищурилась Колодей.
- Мне кажется, сейчас важнее сосредоточиться на расшифровке найденного артефакта, - мягко высказался Бадмагуров. - И интереснее, что там написано, а не как Матвей его нашёл.
«Ну, тут бы я поспорила», - подумала Алина, но промолчала.
- Скоро приедет Нетесин, - многообещающе сказала Мария Всеволодовна, вставая и тем подавая знак об окончании совещания. - Ему расскажешь.
Волконский пожал широченными плечами и встал в стороне, давая остальным выйти.
- Маша, вы на часы смотрите? - задал риторический вопрос Александр Олегович Колодей, прорвавшись в Центр внеземных исследований и несколько минут созерцавший ничего не замечающую жену в компании таких же одержимых коллег.
Вся компания уткнулась в мониторы, рассматривая под сильным увеличением какие-то листки и вводя неизвестные знаки в программу. Клавиатуры ничем не походили на привычные.
- Саша, а что, поздно уже? - уточнила Маша, не отрываясь от своего занятия. - Дети спят?
- Вставать собираются. Маша, пять утра! Вас что, расстрелять обещали, если вы к восьми не расшифруете?
- Ого! Мы заработались, ребята. Давайте по домам, - Машин голос звучал как-то неуверенно.
Её сотрудники, слегка смахивающие на новообращенных вурдалаков, тёрли глаза, зевали и со зверскими стонами распрямляли затекшие спины.
- Завтра, то есть сегодня, приходим к десяти! - оповестила Маша в спину разбредающимся коллегам.
- Сегодня суббота! - громко напомнил Колодей. - Выходной!
- Точно. Я забыла, - Мария Всеволодовна от души зевнула. - Столько событий… Тогда до понедельника!
Муж несколько минут наблюдал за заторможенно-сонными сборами, выключил в кабинете свет.
- А я кабинет закрыла? И сейф? На сигнализацию сдала? - вспомнила Маша, когда выбиралась из машины у собственного подъезда.
- Все сделала, - заверил Александр Олегович. - Не усни в лифте.
- Нет, я разгулялась, - Маша подавила зевок. - Сейчас в душ, бутерброд съем - и спать.
Села на кровать снять чулки, медленно расстёгивала блузку, юбку, в голове всплывали обрывки мыслей, которые она никак не могла додумать или хотя бы осознать, тело становилось все тяжелее. Маша попыталась лечь поудобнее и…
Саша вышел из ванной в одном полотенце, запер дверь спальни и с нежной и немного насмешливой улыбкой посмотрел на спящую жену. Осторожно снял с неё одежду, белье, переложил удобнее. Полюбовался на красивое лицо, совершенное тело, выключил лампу, лёг рядом, обнял жену и решительно закрыл глаза.
Две недели спустя. Заседание правительственной комиссии в Центре внеземных исследований.
- Данные, что мы сумели расшифровать, составляют ничтожную часть всего объёма, - Мария Всеволодовна была одновременно вдохновленной и разочарованной. - Дело в том, что бортовой журнал зашифрован, и ключ к шифру мы пока что не подобрали.
Нетесин выглядел как человек, предсказавший это давным-давно.
- Удалось с достаточной степенью достоверности установить, что корабль возвратился из системы Пи-3 Ориона, желто-белого карлика. В систему входит четыре планеты, одна из них земного типа. Объект удален от Солнца на 26,32 световых лет. Индейцы племени Хопи верили в богов, прилетавших на Землю из созвездия Орион. Современные потомки этого племени и сейчас считают, что боги жили на звезде Ориона. Племя догонов и египтяне поклонялись богам из созвездия Орион, так же, как и Майя. Пирамиды Теотиуакана, храм Кецалькоатля, три Великих египетских пирамиды, часть марсианских - все они ориентированы на созвездие Ориона. Вы знаете, что мы давно предполагали какой-то контакт между Землей и Пи-3 в древности.
- 26 световых лет - вполне достижимое при определённых условиях расстояние для космических перелетов, - один из чиновников покивал с умным видом. Специалисты посмотрели в его сторону со снисходительным терпением.
- Теперь мы получили подтверждение этой теории, неопровержимое. Надеюсь, что рано или поздно мы сумеем взломать код и узнаем, что видели люди там, на далёких звёздах.
- Известно, что с экипажем? Сколько их вообще было?
- Девять человек. Но мы нашли только одно тело. Что с остальными, станет ясно из дневника. Мы сейчас все усилия направили на перевод тех источников, что нам поддаются.
- Это всё хорошо, но мне куда интереснее техническое состояние корабля. Мы ведь сможем его использовать в дальнейшем? - на лице гендиректора Роскосмоса светилась улыбка Чеширского кота.
Прода от 03.07.2023, 22:19
Глава восемнадцатая.
«Цивилизация, достигшая вершины развития. Совершенные технологии, воплотившие самые смелые фантазии, от почти мгновенного перемещения в пространстве на гигантские расстояния до бытовых устройств, абсолютно освободивших людей от рутинных забот, и роботов для тяжелой работы. Гармоничное общество, гарантирующее каждому высшую степень свободы выбора и равенство, заботящееся о каждом. Искусство, достигшее превосходной степени.
Мы называли себя даарами. Земля была нашим уютным домом, который мы любили и берегли. Верфи для постройки космических кораблей были построены на спутнике, разработка полезных ископаемых велась на Четвертой планете от Солнца, исследовались планеты-гиганты. Солнечная система стала для нас просто большой усадьбой. И мы начали мечтать об освоении галактики, путешествии к звездам. Был построен корабль, не имеющий аналогов, вершина инженерной мысли. Его конструкция была схожей с нашими кораблями, а вот тип двигателей и способ перемещения были новаторскими и превосходили все ранее созданное нашими инженерами на несколько порядков. Не было ни малейших сомнений, что корабль сможет преодолеть гигантское расстояние в пятьдесят с лишним световых лет. Эксперименты со временем давали основания полагать, что внутри корабля создастся временной кокон, и для экипажа вместо тысячелетий пройдет несколько десятков лет. Да, исследователи должны были вернуться в другой мир, но принести этому новому миру знания об устройстве вселенной, времени, происхождении человека. Только эта экспедиция могла подтвердить или опровергнуть теорию о том, что жизнь на Землю принесли пришельцы с далёких звезд, и что там, в чудовищной дали, есть иной разум. Откуда-то же взялся окаменевший отпечаток обутой ноги в слое отложений, возраст которых миллионы лет. Или чудесные рисунки на южном плато, видные только с воздуха.
Экспедиция требовала серьезной подготовки и самопожертвования от экипажа. В его состав вошли добровольцы, мужчины и женщины, посвятившие себя науке и ради познания отказавшиеся от долгой комфортной жизни на Земле. Я стал одним из них. Нас должно было быть десять - поровну мужчин и женщин, связанных браком или долгими отношениями. Однако та, которую я любил больше жизни, не смогла полететь со мной. Подготовка длилась с начала постройки корабля, более пяти лет. Мы все должны были пожертвовать очень значимой частью нашей жизни - детьми. При отборе учитывалось, есть ли у кандидатов дети и какого они возраста. У большинства дети были достаточно взрослыми, остальные были бездетными и должны были остаться такими навсегда. Мы с Литоньей очень любили друг друга, грезили этим полётом и легко согласились с тем, что никогда не станем родителями. И вот, буквально перед отлётом экипажа на Четвёртую планету, на орбите которой в ожидании старта находился я - контролировал проверку систем корабля перед стартом - Литонья узнала, что беременна. Выбора не было, но… Она его сделала. Помню её глаза, когда она вызвала меня на разговор. В них было столько боли. И упрямства. Она еще не успела ничего сказать, как я понял, что произошло что-то невероятное и непоправимое.
- Я этого не хотела, - тихо говорила Литонья, уставившись куда-то в стену. Я смотрел на её профиль, на вычурную серьгу в ухе, изгиб шеи, и ждал. - Я предохранялась, как обычно! Но что-то пошло не так в этот раз.
- Ты не виновата, сердце моё, - начал я мягко. - И всё ещё можно исправить.
- Нет, - ответила она, всё также не глядя на меня. - Я не буду избавляться от ребёнка.
- Ты понимаешь, что это означает? - холод одиночества начал проникать в моё сердце, замедляя его.
- Да, - она, наконец, повернулась и заплакала. - Мы расстаёмся. Навсегда.
Последующие декады до отлёта дались мне с невероятным трудом. Как будто все силы и сосредоточенность на предстоящем полёте высосали из меня до вакуума. Для руководителя апатия и отстранённость от дела были непростительны, а потому я боролся с собой, внешне не подавая вида. Мои коллеги с должным спокойствием приняли неожиданные изменения.
- Нас ждёт вечность, - усаживаясь удобнее и укладывая руки с аристократически тонкими запястьями на подлокотники кресла, заметил Сесар, наш астрофизик. - Литонья ценный член команды, но мы, при разумном распределении её обязанностей, сумеем её заменить.
Остальные члены экипажа молчаливыми кивками или односложными ответами согласились. В нашем обществе, где свобода каждого возводилась чуть ли не в абсолют, решение Литоньи не обсуждалось и не осуждалось, по крайней мере, вслух. Но и выказывать мне поддержку никто не стал - это считалось унизительным для объекта сочувствия.
Мы с Литоньей не виделись и не разговаривали. Я решил, что выстроенная мной броня слишком хрупка и так легче вынести предстоящее испытание. Однако она прислала мне письмо. Наверное, что-то пыталась объяснять или просила прощения. Я не стал читать. Возможно, когда-нибудь, я прочитаю его, но ни сейчас, ни потом изменить уже ничего нельзя.
Не хочу описывать последние дни перед отлётом. Я малоэмоциональный человек, всегда руководствовался разумом, а не чувствами, однако впервые в жизни мучился от дурного предчувствия, тоски и кошмаров по ночам. Ежедневным усилием воли я подавил и отмёл всё это, как недостойное. Но где-то внутри холодным свинцовым слитком застыла тревога.
