Габриэлла собралась сказать в ответ что-нибудь особенно колкое, но в этот момент её захлестнула волна стылого холода, не имеющего ничего общего с погодой за окном. Этот холод зарождался в глубине груди, разбегаясь по телу ознобом и накрывая с головой, словно она проваливалась в ледяную купель. В нос ударил приторный запах гниения, смешанный с затхлостью и плесенью. Это чувство могло быть вызвано лишь одним обстоятельством – поблизости заражённый.
Заметив, как улыбка застыла на её губах, а в глазах вспыхнула знакомая тревога, Феликс свёл брови у переносицы, настороженно озираясь по сторонам.
- Вот ведь пакость, - вполголоса процедил он, - поесть нормально не даст…
- Ты ведь уже поел, - сбросив секундное оцепенение, напомнила Габриэлла, выуживая из кармана телефон и окидывая кафе цепким взглядом.
Эмери в ответ только шикнул на неё, пресекая неуместные остроты. Они заметили заражённого одновременно, как только открылась дверь и в помещение вошла группа новых посетителей. Их было трое, и все они беззаботно переговаривались и смеялись, даже не подозревая, что один из них одержим, не замечая белых глаз и чёрной дымки, обволакивающей его с ног до головы. Он сам не знал, что одержим, и не узнал бы до самого конца. Заражение было на начальной стадии. Пока он чувствовал лишь упадок сил и набегающее временами уныние. Но Габриэлла знала: уже в скором времени улыбка на его лице станет неестественной и натянутой, а потом и вовсе пропадёт. Исчезнет радость, еда потеряет вкус, а разум охватят тяжелые, мрачные мысли, изводящие его день за днём, доводя до исступления. И однажды он не выйдет на работу, откажется от общения, проваливаясь в чернейшие глубины депрессии. Возможно, попытается напиваться до беспамятства, чтобы хоть как-то заглушить растущее чувство безысходности, а потом поймет, что куда проще и быстрее пустить себе пулю в лоб. И для него всё закончится. А наевшаяся его жизненной энергией тень отбросит остывающее тело и отправится на поиски новой жертвы.
- Я отправила предупреждение дежурным, - не сводя взгляда с заражённого, тихо сказала Габриэлла, убирая телефон в карман пальто.
- Хорошо. Жди здесь.
Феликс кивнул и, закрыв глаза, будто погрузился в медитацию, перемещая сознание в промежуточное измерение. В большинстве случаев полный переход был предпочтительнее, но это не всегда удавалось. Обыватели практически не обращали внимания на присутствие стражей, зато порой удивлялись внезапным исчезновениям. Поэтому, когда столкновение с тенью происходило в окружении обычных людей, стражи зачастую предпочитали ментальное перемещение, оставляя физические тела в материальном мире и при этом сохраняя с ними связь. Со стороны это выглядело, будто они задремали или глубоко о чём-то задумались, в то время как за гранью реальности свободно передвигались и вели сражение. Подобно актёрам, действующим за кулисами, пока на сцене их подменяли двойники.
Охваченная необъяснимой тревогой и воспоминаниями о чудовище в тоннеле метро, Бертран мгновение медлила, рассматривая спокойный профиль и чуть сведённые у переносицы брови напарника, и всё же последовала за ним.
Перенос сознания в промежуточное измерение был куда проще полного перемещения: он сопровождался лишь мимолётным головокружением, пока зрение адаптировалось к иному пространству. Мир подёрнулся синеватой дымкой, и краски поблекли. Сотканное из тумана и серого сумрака, промежуточное измерение сохраняло окружающую обстановку материального мира, лишь очертания предметов искажались и тускнели, будто нарисованные акварелью. Люди в кафе исчезли, на их местах остались только плывущие сквозь мглу бледные фантомы, а вот потусторонний захватчик, находящийся в родном мире, напротив, обрёл форму. Теперь в нескольких шагах от Габриэллы и Феликса, крепко ухватившись за пойманного носителя шестью парами членистых ног, сидело существо размером со среднюю собаку, более всего походящее на помесь паука и сороконожки. Впившись жвалами в свою жертву, тень жадно всасывала потоки жизненной энергии, от чего серебристый свет человека слабо мерцал и вздрагивал, словно от боли.
- Ну ты и мерзость, - обращаясь к существу, сказал Феликс, поднимаясь из-за стола, и вытаскивая пару пистолетов из кобуры, скрытой под пиджаком.
Обладая способностью сохранять облик в любом из двух измерений даже во время ментального перемещения, охотники и наблюдатели с лёгкостью могли применять оружие и способности для атак в нематериальном пространстве. Тело здесь казалось легче, но серая мгла, похожая на мутную воду, не затрудняла движений, разве что делала их чуть более плавными.
Выполняя роль страхующего, Габриэлла не двинулась с места, отслеживая процесс изгнания и одновременно краем сознания наблюдая за материальной стороной на случай, если появится очередной монстр.
Тварь тем временем заметила посторонних и с визгом отпрыгнула в сторону, успев увернуться от выстрелов, но жертву не отпустила, прицепив к серебристому облаку тонкую нить связи, похожую на паутину. Пурпурные всполохи энергии, заменяющие пули в пистолетах Феликса, прошли сквозь захваченного носителя, не причинив ему вреда, а тень, шипя, выгнула спину. Из угрожающе раскачивающегося хитинового хвоста выдвинулось острое жало, ловко отбив новую атаку охотника. Феликс тихо выругался – тень попалась высокого уровня. Стремительно перебирая двенадцатью ногами, она металась из стороны в сторону, то отражая выстрелы, то уворачиваясь от них. Сумрачное пространство наполнилось всполохами разрядов энергии и разъярённым визгом твари, которой отсекло ногу одним из огненных патронов, разорвавшемся при соприкосновении. Не мешая напарнику гонять тень по потолку и стенам, Габриэлла сложила пальцы в знак печати и, сосредоточившись, принялась плести энергетическую сеть, расставляя её в другом конце помещения. Заметив её манипуляции, Феликс сделал ещё с десяток выстрелов, загоняя тень в ловушку. Стоило той оказаться в радиусе действия, как наблюдательница, щелкнув пальцами, разрезала связь, и сеть обрушилась на существо, крепко опутывая золотыми нитями. Извиваясь в силках, тень с яростным воем и шипением отчаянно пыталась выбраться, размахивая из стороны в сторону жалом, но, став неподвижной мишенью, она была обречена, и Эмери добил её прицельным выстрелом в голову.
Несколько секунд Габриэлла и Феликс в молчании пронаблюдали, как тварь рассыпается и одновременно с ней исчезает связывающая её жертву паутина. Убедившись, что с проблемой покончено, оба стража вернулись в материальный мир, где по-прежнему играла музыка и звучали беззаботные разговоры посетителей. Компания, в которой был заражённый, как раз рассаживалась за освободившимся столиком, и глаза у всех были совершенно нормального цвета.
Габриэлла, потянувшись, с чувством выполненного долга отряхнула руки.
- Знаешь что, - сказала она разминающему шею напарнику, - ты как хочешь, а я, пожалуй, выпью чаю.
Подняв руку, она собралась подозвать официанта, как вдруг раздался оглушительный грохот, а пол под ногами содрогнулся. Габриэлла не успела даже обернуться, лишь ощутила дыхание могильного холода, наполненного запахом аммиака, и увидела посеревшее в ужасе лицо Феликса, глядящего ей за спину. В следующее мгновение затылок обожгла ослепляющая боль, и мир погрузился в непроглядную тьму.
Галерея Миров – впечатляющих размеров здание, выстроенное из белого мрамора – располагалось в самом центре города и по праву считалось главной достопримечательностью и гордостью всех его обитателей. Жить в Амрисе и ни разу не посетить Галерею было практически невозможно. Школы организовывали туда экскурсии для учеников; родители считали своим долгом показать достояние города отпрыскам, как только те достаточно повзрослеют, чтобы осознать историческую и культурную значимость этого места; а студенты университетов и вовсе практически там жили, стремясь во всех деталях постичь искусство лучших мастеров истории.
Пять этажей галереи занимали бесчисленные залы с картинами, где были изображены самые удивительные миры, когда-либо сотворённые художниками Центральной Провинции. Каждый из этих миров был настоящим и уникальным, со своими законами, природой, обитателями и историей. Посетителям дозволялось побывать бесплотными созерцателями и заглянуть в любую вселенную: ветром промчаться над городами и странами, увидеть, кто их населяет, рассмотреть уникальные в своей неповторимости пейзажи, даже опуститься под воду и понаблюдать за флорой и фауной.
Для молодых мастеров, обучающихся в Губернаторском Художественном Университете, каждая из этих картин была одновременно источником вдохновения и лучшей возможностью постигнуть все детали устроения миров. Студенты с предельным вниманием изучали техники нанесения красок и вплетения в них энергий, тонкости инженерных и архитектурных разработок и проектирования каркасов миров, порой заимствуя некоторые идеи для собственных проектов. Копирование порицалось, но вот сотворить нечто абсолютно новое на основе существующего мира никем не возбранялось.
Помимо размещённых в смотровых залах «живых» картин, что непрерывно развивались, благодаря курсирующей в них энергии, подвалы галереи хранили архив «уснувших миров». Движения времени и энергий в таких картинах уже не было, но начинающие художники часто исследовали их, рассматривая устройство векторов мироздания, значимые исторические события и особенности законов отдельных вселенных для лучшего понимания самой анатомии мира. Увидеть такие детали в «живой» картине могли только её создатели или назначенные кураторы, а вот «спящий мир» можно было изучать вдоль и поперёк, чем и пользовались студенты для собственных проектов. Относиться к подобным творениям следовало с почтением: зачастую в этих мирах спали души самих создателей картин, которые, покинув чертоги живущих, отправлялись в собственные миры, доживая там отмеренное им время.
Миры продолжали жить, даже когда останавливалось сердце создателя. Но как часам порой требовался мастер для поддержания работы механизмов или устранения неисправностей, картинам необходимы были кураторы, чтобы следить за развитием вселенной и движением энергий. И если автор умирал, печать хранителя и права на картину переходили к его родственникам или назначенному смотрителю.
Тем не менее, как и всё на свете, миры в картинах были не вечны и со временем старели, погружаясь в сон вместе со всеми населяющими их жителями даже при наличии кураторов. Естественный процесс старения зависел от сложности мира и количества построенных векторов. Даже если в самой картине проходило множество тысячелетий, в Амрисе это занимало в среднем около двухсот лет. Исключение пока составлял лишь один мир – Тэрра, существующий уже девять столетий и ставший едва ли не святыней как для горожан столицы, так и для остальных жителей Пяти Провинций.
Невероятно огромная, яркая и многогранно проработанная, Тэрра занимала семь залов последнего этажа галереи и, в отличие от других картин, изображённых на холстах, была нанесена на стены, подобно фреске.
Элайна, как и любой другой житель Амриса, обожала этот мир и могла часами бродить по залам, разглядывая роспись на стенах. Мирэлл хорошо понимал её восторг – обычно картины обладали максимум пятью векторами и создавались двумя, изредка тремя мастерами. Тэрру же проектировало пятнадцать лучших архитекторов, вложив в неё всё своё мастерство и выстроив двадцать векторов, что делало мир поистине сложнейшим из существующих. На сотворение ушло почти сорок лет, и ещё тридцать мир дозревал под чутким присмотром пятнадцати своих создателей и двадцати кураторов, пока наконец вектора не укрепились и картина не «расцвела». Уже многие столетия Тэрра существовала и развивалась самостоятельно, и это был удивительный мир, совершенный в своём несовершенстве и настолько заразительно вдохновляющий, что в какой-то момент жители Пяти Провинций начали перенимать обычаи, появляющиеся внутри их собственного творения. Они изучали её изобретения, применяя что-то для собственной работы, черпали оттуда модные веяния, литературные направления, кулинарные идеи, музыку, вдохновлялись их архитектурой для создания собственной, читали их книги, играли их музыку. Пришлось даже ввести в оборот два совершенно новых музыкальных инструмента, чтобы повторить написанные в Тэрре симфонии.
Для курирования столь масштабного мира было изобретено пятнадцать особых печатей, названных печатями Тысячи Мостов. В отличие от обычной печати хранителя, дающей доступ лишь к конкретному миру, эти артефакты давали обладателю возможность перемещаться и курировать любые миры. Пятнадцать создателей Тэрры, ставших в своём роде основателями новой эпохи, получили во владение печати Тысячи Мостов, а впоследствии их унаследовали потомки или доверенные кураторы. Постепенно количество кураторов, приставленных присматривать за Тэррой на протяжении всех этих лет, сокращалось. Большинство печатей оказались утеряны, пока не осталось только три: янтарная, нефритовая и обсидиановая, которые перешли во владение губернатора Гориана Эмберхилла – прямого потомка одного из создателей. Две печати должны были перейти во владение его старших детей по достижении двадцати пяти лет с последующим получением права курирования. Но если к Реджинальду вопросов не было, то после брака Элайны с Мирэллом Гориан передумал, и следующим наследником вместо неё стал юный Мартин, которого данная перспектива приводила в экстаз и ужас одновременно.
Зная, как страшно волнуется младший брат, опасаясь, что не справится с возложенной на него ответственностью, Элайна собиралась выдать ему право курирования их картин, чтобы научить и подготовить к предстоящим обязанностям. Мирэлл её решение никак не комментировал, но и особых восторгов по этому поводу не испытывал, предчувствуя массу сложностей, которые непременно возникнут, учитывая буйный нрав Мартина. Будучи инженером и соавтором, он участвовал в создании картин, реализуя техническую сторону и проводя все расчёты для корректного проектирования векторов, являющихся движущей силой конструкции вселенной, направляющей её развитие. Но запретить жене назначить куратором её собственного брата было выше его сил.
- Мирэлл? Ку-ку, я здесь…
Он понял, что так близко наклонился, изучая способ нанесения краски, что едва не прижался носом к фреске, а ещё понял, что Элайна говорила с ним всё то время, пока он был занят собственными мыслями.
- Прости, я прослушал, - Мирэлл выпрямился, виновато улыбаясь. – Давно тут не был. Каждый раз Тэрра завораживает, словно видишь её впервые.
- Да-да, - ничуть не обидевшись, Элайна взяла его за руку и потянула за собой через залы, где со всех сторон их окружал лишь изображённый на стенах мир. - Я знаю, что ты можешь часами рассматривать одну единственную деталь, пока в голове у тебя с шумом крутятся шестерёнки, а цифры и расчёты складываются в стройные теории и заключения, но сегодня я привела тебя сюда не за этим.
Они неторопливо шли вдоль изломанных контуров материков и горных перевалов, миновали несколько морей и поросших лесами земель, расчерченных ветвистыми руслами рек, пока Элайна наконец не нашла то, что искала.
Заметив, как улыбка застыла на её губах, а в глазах вспыхнула знакомая тревога, Феликс свёл брови у переносицы, настороженно озираясь по сторонам.
- Вот ведь пакость, - вполголоса процедил он, - поесть нормально не даст…
- Ты ведь уже поел, - сбросив секундное оцепенение, напомнила Габриэлла, выуживая из кармана телефон и окидывая кафе цепким взглядом.
Эмери в ответ только шикнул на неё, пресекая неуместные остроты. Они заметили заражённого одновременно, как только открылась дверь и в помещение вошла группа новых посетителей. Их было трое, и все они беззаботно переговаривались и смеялись, даже не подозревая, что один из них одержим, не замечая белых глаз и чёрной дымки, обволакивающей его с ног до головы. Он сам не знал, что одержим, и не узнал бы до самого конца. Заражение было на начальной стадии. Пока он чувствовал лишь упадок сил и набегающее временами уныние. Но Габриэлла знала: уже в скором времени улыбка на его лице станет неестественной и натянутой, а потом и вовсе пропадёт. Исчезнет радость, еда потеряет вкус, а разум охватят тяжелые, мрачные мысли, изводящие его день за днём, доводя до исступления. И однажды он не выйдет на работу, откажется от общения, проваливаясь в чернейшие глубины депрессии. Возможно, попытается напиваться до беспамятства, чтобы хоть как-то заглушить растущее чувство безысходности, а потом поймет, что куда проще и быстрее пустить себе пулю в лоб. И для него всё закончится. А наевшаяся его жизненной энергией тень отбросит остывающее тело и отправится на поиски новой жертвы.
- Я отправила предупреждение дежурным, - не сводя взгляда с заражённого, тихо сказала Габриэлла, убирая телефон в карман пальто.
- Хорошо. Жди здесь.
Феликс кивнул и, закрыв глаза, будто погрузился в медитацию, перемещая сознание в промежуточное измерение. В большинстве случаев полный переход был предпочтительнее, но это не всегда удавалось. Обыватели практически не обращали внимания на присутствие стражей, зато порой удивлялись внезапным исчезновениям. Поэтому, когда столкновение с тенью происходило в окружении обычных людей, стражи зачастую предпочитали ментальное перемещение, оставляя физические тела в материальном мире и при этом сохраняя с ними связь. Со стороны это выглядело, будто они задремали или глубоко о чём-то задумались, в то время как за гранью реальности свободно передвигались и вели сражение. Подобно актёрам, действующим за кулисами, пока на сцене их подменяли двойники.
Охваченная необъяснимой тревогой и воспоминаниями о чудовище в тоннеле метро, Бертран мгновение медлила, рассматривая спокойный профиль и чуть сведённые у переносицы брови напарника, и всё же последовала за ним.
Перенос сознания в промежуточное измерение был куда проще полного перемещения: он сопровождался лишь мимолётным головокружением, пока зрение адаптировалось к иному пространству. Мир подёрнулся синеватой дымкой, и краски поблекли. Сотканное из тумана и серого сумрака, промежуточное измерение сохраняло окружающую обстановку материального мира, лишь очертания предметов искажались и тускнели, будто нарисованные акварелью. Люди в кафе исчезли, на их местах остались только плывущие сквозь мглу бледные фантомы, а вот потусторонний захватчик, находящийся в родном мире, напротив, обрёл форму. Теперь в нескольких шагах от Габриэллы и Феликса, крепко ухватившись за пойманного носителя шестью парами членистых ног, сидело существо размером со среднюю собаку, более всего походящее на помесь паука и сороконожки. Впившись жвалами в свою жертву, тень жадно всасывала потоки жизненной энергии, от чего серебристый свет человека слабо мерцал и вздрагивал, словно от боли.
- Ну ты и мерзость, - обращаясь к существу, сказал Феликс, поднимаясь из-за стола, и вытаскивая пару пистолетов из кобуры, скрытой под пиджаком.
Обладая способностью сохранять облик в любом из двух измерений даже во время ментального перемещения, охотники и наблюдатели с лёгкостью могли применять оружие и способности для атак в нематериальном пространстве. Тело здесь казалось легче, но серая мгла, похожая на мутную воду, не затрудняла движений, разве что делала их чуть более плавными.
Выполняя роль страхующего, Габриэлла не двинулась с места, отслеживая процесс изгнания и одновременно краем сознания наблюдая за материальной стороной на случай, если появится очередной монстр.
Тварь тем временем заметила посторонних и с визгом отпрыгнула в сторону, успев увернуться от выстрелов, но жертву не отпустила, прицепив к серебристому облаку тонкую нить связи, похожую на паутину. Пурпурные всполохи энергии, заменяющие пули в пистолетах Феликса, прошли сквозь захваченного носителя, не причинив ему вреда, а тень, шипя, выгнула спину. Из угрожающе раскачивающегося хитинового хвоста выдвинулось острое жало, ловко отбив новую атаку охотника. Феликс тихо выругался – тень попалась высокого уровня. Стремительно перебирая двенадцатью ногами, она металась из стороны в сторону, то отражая выстрелы, то уворачиваясь от них. Сумрачное пространство наполнилось всполохами разрядов энергии и разъярённым визгом твари, которой отсекло ногу одним из огненных патронов, разорвавшемся при соприкосновении. Не мешая напарнику гонять тень по потолку и стенам, Габриэлла сложила пальцы в знак печати и, сосредоточившись, принялась плести энергетическую сеть, расставляя её в другом конце помещения. Заметив её манипуляции, Феликс сделал ещё с десяток выстрелов, загоняя тень в ловушку. Стоило той оказаться в радиусе действия, как наблюдательница, щелкнув пальцами, разрезала связь, и сеть обрушилась на существо, крепко опутывая золотыми нитями. Извиваясь в силках, тень с яростным воем и шипением отчаянно пыталась выбраться, размахивая из стороны в сторону жалом, но, став неподвижной мишенью, она была обречена, и Эмери добил её прицельным выстрелом в голову.
Несколько секунд Габриэлла и Феликс в молчании пронаблюдали, как тварь рассыпается и одновременно с ней исчезает связывающая её жертву паутина. Убедившись, что с проблемой покончено, оба стража вернулись в материальный мир, где по-прежнему играла музыка и звучали беззаботные разговоры посетителей. Компания, в которой был заражённый, как раз рассаживалась за освободившимся столиком, и глаза у всех были совершенно нормального цвета.
Габриэлла, потянувшись, с чувством выполненного долга отряхнула руки.
- Знаешь что, - сказала она разминающему шею напарнику, - ты как хочешь, а я, пожалуй, выпью чаю.
Подняв руку, она собралась подозвать официанта, как вдруг раздался оглушительный грохот, а пол под ногами содрогнулся. Габриэлла не успела даже обернуться, лишь ощутила дыхание могильного холода, наполненного запахом аммиака, и увидела посеревшее в ужасе лицо Феликса, глядящего ей за спину. В следующее мгновение затылок обожгла ослепляющая боль, и мир погрузился в непроглядную тьму.
Глава 9. Семь комнат на вселенную
Галерея Миров – впечатляющих размеров здание, выстроенное из белого мрамора – располагалось в самом центре города и по праву считалось главной достопримечательностью и гордостью всех его обитателей. Жить в Амрисе и ни разу не посетить Галерею было практически невозможно. Школы организовывали туда экскурсии для учеников; родители считали своим долгом показать достояние города отпрыскам, как только те достаточно повзрослеют, чтобы осознать историческую и культурную значимость этого места; а студенты университетов и вовсе практически там жили, стремясь во всех деталях постичь искусство лучших мастеров истории.
Пять этажей галереи занимали бесчисленные залы с картинами, где были изображены самые удивительные миры, когда-либо сотворённые художниками Центральной Провинции. Каждый из этих миров был настоящим и уникальным, со своими законами, природой, обитателями и историей. Посетителям дозволялось побывать бесплотными созерцателями и заглянуть в любую вселенную: ветром промчаться над городами и странами, увидеть, кто их населяет, рассмотреть уникальные в своей неповторимости пейзажи, даже опуститься под воду и понаблюдать за флорой и фауной.
Для молодых мастеров, обучающихся в Губернаторском Художественном Университете, каждая из этих картин была одновременно источником вдохновения и лучшей возможностью постигнуть все детали устроения миров. Студенты с предельным вниманием изучали техники нанесения красок и вплетения в них энергий, тонкости инженерных и архитектурных разработок и проектирования каркасов миров, порой заимствуя некоторые идеи для собственных проектов. Копирование порицалось, но вот сотворить нечто абсолютно новое на основе существующего мира никем не возбранялось.
Помимо размещённых в смотровых залах «живых» картин, что непрерывно развивались, благодаря курсирующей в них энергии, подвалы галереи хранили архив «уснувших миров». Движения времени и энергий в таких картинах уже не было, но начинающие художники часто исследовали их, рассматривая устройство векторов мироздания, значимые исторические события и особенности законов отдельных вселенных для лучшего понимания самой анатомии мира. Увидеть такие детали в «живой» картине могли только её создатели или назначенные кураторы, а вот «спящий мир» можно было изучать вдоль и поперёк, чем и пользовались студенты для собственных проектов. Относиться к подобным творениям следовало с почтением: зачастую в этих мирах спали души самих создателей картин, которые, покинув чертоги живущих, отправлялись в собственные миры, доживая там отмеренное им время.
Миры продолжали жить, даже когда останавливалось сердце создателя. Но как часам порой требовался мастер для поддержания работы механизмов или устранения неисправностей, картинам необходимы были кураторы, чтобы следить за развитием вселенной и движением энергий. И если автор умирал, печать хранителя и права на картину переходили к его родственникам или назначенному смотрителю.
Тем не менее, как и всё на свете, миры в картинах были не вечны и со временем старели, погружаясь в сон вместе со всеми населяющими их жителями даже при наличии кураторов. Естественный процесс старения зависел от сложности мира и количества построенных векторов. Даже если в самой картине проходило множество тысячелетий, в Амрисе это занимало в среднем около двухсот лет. Исключение пока составлял лишь один мир – Тэрра, существующий уже девять столетий и ставший едва ли не святыней как для горожан столицы, так и для остальных жителей Пяти Провинций.
Невероятно огромная, яркая и многогранно проработанная, Тэрра занимала семь залов последнего этажа галереи и, в отличие от других картин, изображённых на холстах, была нанесена на стены, подобно фреске.
Элайна, как и любой другой житель Амриса, обожала этот мир и могла часами бродить по залам, разглядывая роспись на стенах. Мирэлл хорошо понимал её восторг – обычно картины обладали максимум пятью векторами и создавались двумя, изредка тремя мастерами. Тэрру же проектировало пятнадцать лучших архитекторов, вложив в неё всё своё мастерство и выстроив двадцать векторов, что делало мир поистине сложнейшим из существующих. На сотворение ушло почти сорок лет, и ещё тридцать мир дозревал под чутким присмотром пятнадцати своих создателей и двадцати кураторов, пока наконец вектора не укрепились и картина не «расцвела». Уже многие столетия Тэрра существовала и развивалась самостоятельно, и это был удивительный мир, совершенный в своём несовершенстве и настолько заразительно вдохновляющий, что в какой-то момент жители Пяти Провинций начали перенимать обычаи, появляющиеся внутри их собственного творения. Они изучали её изобретения, применяя что-то для собственной работы, черпали оттуда модные веяния, литературные направления, кулинарные идеи, музыку, вдохновлялись их архитектурой для создания собственной, читали их книги, играли их музыку. Пришлось даже ввести в оборот два совершенно новых музыкальных инструмента, чтобы повторить написанные в Тэрре симфонии.
Для курирования столь масштабного мира было изобретено пятнадцать особых печатей, названных печатями Тысячи Мостов. В отличие от обычной печати хранителя, дающей доступ лишь к конкретному миру, эти артефакты давали обладателю возможность перемещаться и курировать любые миры. Пятнадцать создателей Тэрры, ставших в своём роде основателями новой эпохи, получили во владение печати Тысячи Мостов, а впоследствии их унаследовали потомки или доверенные кураторы. Постепенно количество кураторов, приставленных присматривать за Тэррой на протяжении всех этих лет, сокращалось. Большинство печатей оказались утеряны, пока не осталось только три: янтарная, нефритовая и обсидиановая, которые перешли во владение губернатора Гориана Эмберхилла – прямого потомка одного из создателей. Две печати должны были перейти во владение его старших детей по достижении двадцати пяти лет с последующим получением права курирования. Но если к Реджинальду вопросов не было, то после брака Элайны с Мирэллом Гориан передумал, и следующим наследником вместо неё стал юный Мартин, которого данная перспектива приводила в экстаз и ужас одновременно.
Зная, как страшно волнуется младший брат, опасаясь, что не справится с возложенной на него ответственностью, Элайна собиралась выдать ему право курирования их картин, чтобы научить и подготовить к предстоящим обязанностям. Мирэлл её решение никак не комментировал, но и особых восторгов по этому поводу не испытывал, предчувствуя массу сложностей, которые непременно возникнут, учитывая буйный нрав Мартина. Будучи инженером и соавтором, он участвовал в создании картин, реализуя техническую сторону и проводя все расчёты для корректного проектирования векторов, являющихся движущей силой конструкции вселенной, направляющей её развитие. Но запретить жене назначить куратором её собственного брата было выше его сил.
- Мирэлл? Ку-ку, я здесь…
Он понял, что так близко наклонился, изучая способ нанесения краски, что едва не прижался носом к фреске, а ещё понял, что Элайна говорила с ним всё то время, пока он был занят собственными мыслями.
- Прости, я прослушал, - Мирэлл выпрямился, виновато улыбаясь. – Давно тут не был. Каждый раз Тэрра завораживает, словно видишь её впервые.
- Да-да, - ничуть не обидевшись, Элайна взяла его за руку и потянула за собой через залы, где со всех сторон их окружал лишь изображённый на стенах мир. - Я знаю, что ты можешь часами рассматривать одну единственную деталь, пока в голове у тебя с шумом крутятся шестерёнки, а цифры и расчёты складываются в стройные теории и заключения, но сегодня я привела тебя сюда не за этим.
Они неторопливо шли вдоль изломанных контуров материков и горных перевалов, миновали несколько морей и поросших лесами земель, расчерченных ветвистыми руслами рек, пока Элайна наконец не нашла то, что искала.
